Есть ведомое и неведомое,

А между ними – двери.
Когда бы двери восприятия открылись,
То человек увидел все таким,
Каким все есть на самом деле – бесконечным.

Уильям Блейк

Вопреки официальной версии название для известной группы «Doors» нашел вовсе не Джим Моррисон, а клавишник группы, никому ныне не известный Рэй Манзарек, взявший за основу известное стихотворение У.Блейка. Однако в одном интервью Джим признался, что названием группы он обязан услышанной в детстве легенде племени Сиу о дверях между миром живых и другим миром, в который можно войти лишь посвященным. Смущает лишь то, что у индейцев Сиу до контактов с европейцами и долгое время после оного вообще не было такого понятия, как двери…

В.Янг. «К вопросу о сингулярности эльфийского эпоса».

Боб дождался, когда сияние в кроне дуба станет терпимым для глаз, и только тогда снял очки. Узнал в появившемся из сияния силуэте Крапиву, широко улыбнулся. Подошел к стволу древнего дуба и протянул руку девушке, предлагая спуститься на землю.

Крапива презрительно глянула на протянутую ладонь, легко скользнула с толстого сука под дуплом, поставила ногу на выбранную ветку, дождалась, пока та прогнется под тяжестью ее тела, вдруг резко оттолкнулась и спрыгнула вниз, сделав в воздухе кульбит. И вот уже стоит на земле, поправляет охотничью сумку на боку.

– Ловко, – не стал скрывать своего восхищения Боб, – эмансипация наступает.

– Что? – сразу нахмурилась Крапива, оправляя короткий зеленый плащ и колчан за спиной.

– Да так, ничего, это я о своем, об озерном, – сказал Боб, прижимая руку к сердцу. – Рад приветствовать вас, принцесса.

-- Куда идти? – буркнула Крапива.

-- Ну вот, все как обычно. Ни «рада видеть тебя, дорогой Боб», ни хотя бы «здравствуй».

-- Нет времени болтать.

Боб вздохнул и указал рукой направление движения:

– Тут тропинка есть, минут через десять будем на месте. Если дама желает, может пройти первой.

– Спасибо, мы как-нибудь за хозяевами, – снова буркнула Крапива, отмахиваясь от наглой осенней мухи.

Боб кивнул и направился по едва заметной тропке вдоль густых зарослей кустарника. Крапива молча двинулась за ним, то и дело оглядываясь, словно впервые в лес попала. Однажды она даже замерла, затем молнией метнулась за сосну и застыла с зажатым в руке ножом. Но тревога оказалась ложной – крупный матерый еж, потревоженный вторжением на его территорию, соизмерил свои размеры с габаритами «вторженцев» и ломанулся с тропинки в кусты. Боб глянул в след колючему, потом на Крапиву, все еще прижимавшуюся к стволу, и тяжело вздохнул:

– Да нет здесь ничего опасного, я ж говорил уже. Расслабьтесь, уважаемая. Скоро будем на месте.

Боб оказался прав, действительно, минут через десять впереди посветлело, сосны с вкраплениями берез словно расступились, и спутники вышли на крохотный, но очень милый пляжик.

– Пожалуйста, озеро Беленькое, – широким театральным жестом Боб представил Крапиве озерную гладь, покрытую густой дымкой. – Прошу любить и жаловать.

Озеро было не особо большое – метров триста в диаметре. Со всех сторон его окружали сосны, осины и березы. Летом эта зеленая стена просто радовала взгляд, но сейчас, осенью соцветье зеленого, красного, желтого, оранжевого и прочих цветов радуги выглядело просто фантастически. А добавьте сюда зеркальное отображение этой красы на озерной глади…

– Красиво, – после недолгой паузы сказала Крапива, – очень красиво. Не ожидала… Думала, они все здесь… Но, к делу… И где же ваш этот… как его…

– Сейчас, сейчас, – заверил Боб, оглядываясь по сторонам, – непременно должен быть где-то здесь. Место оговоренное, и вон его лодка в камышах… А вот, собственно, и он сам...

Действительно, чуть поодаль, за небольшим можжевеловым кустом обнаружилось едва дымящееся кострище, около него, возложив бритую голову на прозрачную пятилитровую бутыль, мирно дрых в обнимку с двустволкой бородатый мужичок в камуфляже с нашивками лесничего. Одеяло спящему заменяла старая брезентовая плащ-палатка еще советского образца.

– Вот, полюбуйтесь, – улыбнулся Боб, – золотой фонд местного охотхозяйства, краса и гордость лесничества «Мещера» господин Лохматый. По совместительству – егерь.

– А чем здесь так пахнет? – сморщилась Крапива, трогая носком мягкого сапожка еще одну пятилитровую бутыль, но почти пустую.

– Жидкость для мытья стекол «Пенелопа», – прочел Боб надпись на этикетке и пояснил, – а попросту спирт этиловый. Очень эффектное средство, чтобы свалить с ног даже очень крепкого мужчину.

– И они это… пьют? – снова сморщилась Крапива.

– Пьют, и еще как пьют! Уж можете мне поверить! – заверил Боб и толкнул спящего сапогом. – Эй, Лохматый, проснись! Дембель проспишь!

Лесничий что-то забормотал и попытался перевернуться на другой бок. Но Боб выбрал момент и ловко выдернул бутыль из-под его головы. Ткнувшись ухом во влажную пожухлую траву, лесничий сначала зачмокал губами потом вскочил на карачки и аки зверь лесной начал озираться по сторонам. Наконец его осоловелый взгляд сфокусировался на Бобе. Тут же бородатое лицо его расплылось в широчайшей улыбке.

– А-а-а-а, господин Боб. А че так рано? Я вас только завтра ждал, в воскресенье.

– В воскресенье, – передразнил лесничего Боб. – Сегодня и есть завтра, то есть воскресенье, идиот! Пить меньше надо!

Лесничий на «идиота» совершенно не обиделся, поднялся с карачек на ноги и снова широко улыбнулся, заметив Крапиву.

– О! Да к нам в гости мадам! Счастлив видеть, сударыня. Велкам, едренть! Позвольте ручку лобызнуть.

Крапива тут же отдернула руку и спрятала ее за спину, словно опасалась, что лесничий начнет силком ее целовать, а Боб тем временем представил гостью:

– Да, Лохматый, вот госпожа Крапива к нам. По обмену с инспекцией. Прошу любить и жаловать.

– По обмену… – мечтательно протянул лесник, – вот бы и мне к ним по обмену…

– Да куда тебе по обмену, Лохматый, – хохотнул Боб, – ты тут-то, у себя дома порядка навести не можешь, а еще куда-то собрался.

– А че не могу, че не могу?! – обиделся лесник, озираясь по сторонам. – Все у меня в порядке, все у меня готово: вот костерок, дровишки, вон рыбка в садке: окушки, щучка. Сейчас такую ушицу сварганим! Спиртик опять же оченно хороший, сам проверял.

– Я уж вижу, что проверял, – усмехнулся Боб, ковыряя пустую бутыль ногой.

– Да ладно, господин Боб, вы же меня ни один десяток лет знаете, – засуетился Лохматый, выкладывая в центре кострища сухие полешки «колодцем» и засовывая в середину березовой коры. – Ну притомился вчерась вас ожидаючи, и погода не заладилась. Дощь с утра – противный такой, холодный, моросил все.И никакого клева. Не как тут не принять для сугреву? Как согрелся, сетишки поставил, так что уха-то будет, не сумлевайтесь. И вы, сударыня, давайте-ка своих зайчиков, уточек сюда, я их мигом…

Крапива удивленно глянула на лесника, открыла сумку и достала свою утреннюю добычу – двух зайцев и утку. Посмотрела на Боба.

-- Как он узнал, что я охотилась?

-- У Лохматого феноменальный нюх, -- объяснил Боб.

Лохматый ощерился и радостно замотал головой.

Но Крапива добычу свою леснику не доверила, молча сняла тонкие замшевые перчатки и сама принялась разделывать ушастых. Боб только диву давался, как у нее все ловко получается. В пару минут зайцы были лишены шкурок, освежеваны и нанизаны на вертела. А вот утку Крапива бросила Лохматому. Видно считала, что ощипывать птицу – ниже ее достоинства. Боб снова усмехнулся, помянул про себя недобрым словом эмансипацию и присел на поваленный ствол старой сосны наблюдать, как разгорается костер.

– Послушай, Боб, а почему ты называешь его Лохматый? – спросила Крапива, устраиваясь рядом и отряхивая руки. Он ведь… как это… совсем лысый.

Боб отвечать не торопился, разглядывая руки инспекторши. Ничего не скажешь, красивые руки: матовая кожа, голубые жилочки под ней, тонкие пальцы с идеальной формы ногтями, покрашенными золотым лаком. Только вот затвердевшие мозоли на большом и указательном пальцах правой руки несколько портили вид и выдавали опытную лучницу.

– Так от фамилии это, – пояснил за Боба лесник, устраивая котелок над огнем. – Фамилия наша Лохматов, вот и пошло: «Лохматый, лохматый». И в молодости шевелюра у меня была оченно даже приличная. Мода опять же такая была. Под Битлов. Потом поистерлась на чужих подушках, жа-ха-ха. Это если поэтически выражаться. И вот шевелюры нет, а погремуха осталась. А я ничего, я привык.

Крапива выслушала объяснения лесника в пол-уха, заметила взгляд Боба, усмехнулась и надела на большой палец правой руки перстень белого металла с крупным изумрудом.

– Здесь по-другому носят, – сообщил Боб, – обычно на среднем или безымянном пальце.

– Ничего, мы как-нибудь так, по-старинке. А почему озеро называется Беленькое? Из-за тумана?

– Наверное, – пожал плечами Боб, плотнее закутываясь в плащ, хотя из-за туч выглянуло солнышко, – тут часто туман, особо после дождя. А километров в пяти отсюда есть озеро Красненькое – там вода красная, торфяная. На закате – красота неимоверная! Чуть севернее озеро Черненькое – мое любимое. А еще Сегденское, Уржинское, Ласковское, но это дальше, за болотами. Хотя, если честно, летом мне там не нравится, народу много, лагеря пионерские, дачи, туристы, машины. Это такие механические телеги. Шум, гам, песни ночами орут под гитары, водку пьют. А здесь красота, особенно осенью: никаких туристов, девственная природа – заповедник, одним словом.

– Да? А вон тот монстр на противоположном берегу – это тоже часть девственной природы? – не без ехидства спросила Крапива.

– Что? – Боб встал и начал пристально вглядываться в сторону, куда указывала Крапива. – Ну и глаз у вас, принцесса. Эй, господин лесничий, подь-ка сюда. Ты что же это, специально к нашему визиту еще каких гостей пригласил?

Лохматый удивленно обернулся, подошел к самому берегу и поднес бинокль к глазам. Выругался вслух. И было с чего. На противоположном берегу действительно стоял монстр. Большой, красивый, блестящий серебряными боками, на мощных, широких колесах. Из монстра выбиралась на берег шумная компания, ознаменовав свой выход хохотом, визгом и раскатами «Владимирского централа» из мощных колонок.

– Внедорожник. Японский. «Хонда», кажись, а может и «Тойота», – сообщил лесничий. – Как сюда проехал – ума не приложу. Там есть такое место – сплошь болото. Никак не проехать. Эка, так у него над бампером лебедка. Тогда понятно. Компания – три мужика и девки две. Голые… Купаться, кажись, полезли.

Факт, что девки на самом деле полезли купаться, тут же нашел подтверждение в виде отчаянных девичьих визгов с воды и хриплого хохота с берега. Точнее, это кавалеры купали дам, сбрасывая их в воду.

– Мне это не нравится, – сказала Крапива и встала. – Я пойду их прогоню.

– Постойте, Крапива, – Боб тоже встал и мягко придержал ее за локоть. – У нас для этого есть господин лесничий. Лохматый, я верно понимаю, что здесь заповедник, и эти люди нарушают закон?

– Вернее некуда, – согласился лесничий, закидывая за спину ружье и подтягивая к берегу лодку. – Вы уж, уважаемые, за ушицей-то присмотрите, ну и за остальным, а я мигом им рога пообломаю. Надо же, до чего обнаглели, в заповедник среди бела дня… Ну я им сейчас покажу…

Последнюю фразу он договаривал, уже забравшись в плоскодонку и берясь за весла. Боб с Крапивой снова остались одни. Крапива подошла к костру, порылась в сумке и полила заячьи тушки, начавшие румянится, из небольшой походной соусницы. Потом снова вернулась к воде, присела, тронула ее рукой, сказала задумчиво:

– Тепленькая, даром что осень. Красиво тут у них, не ожидала. Я-то думала здесь давно уже… пеньки одни.

Боб, не отрывая глаз от гибкой фигуры Крапивы, пояснил:

– Да нет, за природой они следят… начали следить. Вырубки контролируют, деревья сажают, пожары лесные тушат, заповедники опять же…

– Защищаешь их? – прищурилась Крапива.

– Нет, просто констатирую факт. Впрочем, смотрите сами, вы ж у нас инспектор.

– Что тут смотреть? Красота, да и только. Тишь да гладь. И безопасно, не то что там у нас, – и она кивнула в сторону, откуда они пришли. – Про нежить слышал уже? А вы, озерные, всегда устраиваться умели. Живете уютно, богато.

– Кто бы говорил, – усмехнулся Боб. – А не вы ли в своих песнях, извиняюсь – балладах только и знаете, что распинаетесь о любви к вековым дубам, молоденьким березкам и прочим деревцам? В смысле, что нет ничего милее, чем девственный лес и ночлег под звездным небом. А мы как-то к воде ближе любим. – Боб шумно втянул носом воздух. – Кстати, зайчики не подгорят?

Крапива глянула в сторону костра, подошла к огню, перевернула тушки, выпрямилась, откинула рукой пепельного цвета челку. Боб снова невольно залюбовался девушкой. И было чему. Крапива была хороша, держалась прямо, походка спокойная, размеренная. На взгляд Боба по сравнению с Крапивой всякие манекенщицы отдыхают. Опять же соблазнительных размеров упругая грудь…

– Эх, хороши зайчики осенью, – причмокнула Крапива. – Жирненькие. Клюквенного соуса бы к ним да винца сливового.

– Пожалуйста, – Боб поспешно раскрыл сумку, выложил на расстеленную газету «Местная правда» ярко разрисованную коробку и две маленькие бутылочки.

– Что это? – удивилась Крапива, разглядывая коробку и трогая ее пальцем.

– Вино. Виноградное, сухое, «Мускат». Два литра.

– Вино? Вино в бумажной коробке? И оно не размочило бумаги? Как так можно?

– Там внутри… фляга такая пластиковая с клапаном. Сейчас, – Боб умело вскрыл коробку и, нажав на клапан, быстро наполнил два пластиковых стаканчика. Протянул один Крапиве. – Выпейте, они научились делать довольно приличные вина.

Крапива подозрительно понюхала жидкость, но все-таки сделала глоток.

– Да, неплохо… А вот в этих маленьких бутылочках что?

– Соусы. Ткемали и ваш любимый – клюквенный. Советую попробовать, весьма прилично на вкус.

– Прилично? – усмехнулась Крапива. – Да что они понимают в соусах? Вот у нас дома соусы так соусы. Матушка недавно к кабану приготовила, вот это соус! Рецепту не меньше тысячи лет…

Но все-таки сняла с бутылочки крышку и попробовала соус на язык. Ничего не сказала, но по глазам было видно, что вкус ее приятно удивил.

– Тут еще много приятных сюрпризов, – заверил Боб. – Если сегодня успеем, я покажу…

Он не договорил, потому что в кустах поблизости что-то хрустнуло. Крапива вскочила на ноги, резко обернулась, нож снова блеснул в ее ладони.

– Крапива, не надо хватать нож при каждом шорохе. Я же говорил, тут совершенно безопасно. Дикого зверя нет и вообще…

– Кто-то идет.

– Да кому тут ходить, разве что Лохматому. А вот, кстати, и он. Странно, а почему пешком?

Лохматый, действительно, вернулся пешком и в виде весьма плачевном. Ноги – по колено в грязи, один из нагрудных карманов камуфляжа надорван, фуражка куда-то потерялось. Под левым глазом природоохранника отливал редкостной расцветки свеженабитый фонарь.

– Чего это ты пешком, без лодки? – участливо спросил Боб. – И где ружье потерял?

Лохматый молча подошел к костру, стянул сапоги, вылил из них грязную воду. Бросил сапоги тут же, в одних носках вошел в озеро, брызгаясь и матерясь, стал стирать с брюк грязь.

– Эй, Лохматый, случилось что? – уже без всякой иронии спросил Боб.

– Да ниче, – сквозь зубы процедил Лохматый, – свяжешься с вами… Это Витька Манохин – сын местного начальника гибэдэдэ. И друг его Пашка Сергеев – боксер, мать его, морда бандитская. Приехали на природу с девками отдохнуть, рыбку половить. Я им, мол, не положено в заповеднике, а Пашка как мне в глаз зарядит… Боксер гребаный. Ружье отняли, Витька сказал, что в РОВэДэ вернут, если хорошо вести себя буду. И бинокль разбили. Че теперь делать-то?

Крапива прыснула в кулак. В этот момент на противоположном берегу что-то гулко грохнуло, на озерной глади образовался фонтанчик воды.

– Мать их за ногу! – схватился за голову Лохматый, оставаясь по колено в воде. – Так они динамитом рыбу глушат.

Боб помрачнел, сурово глянул на Лохматого, потом на Крапиву:

– Уважаемая Крапива, у вас сентябрьская квота на сколько?

– На две особи, – нарочито равнодушно ответила Крапива и с интересом глянула в сторону гуляющей компании. Боб проследил за ее взглядом, повернулся к Лохматому и твердо сказал:

– А ну, пойдем за мной!

Дорогу вокруг озера вряд ли можно было назвать легкой. Да и собственно дороги-то не было – спутникам то и дело приходилось продираться сквозь кусты, шлепать по заросшей болотной травой трясине или спотыкаться о торчащие из торфяника корни. Боб шел первым, порою ломился сквозь можжевельник и орешник, напоминая собой небольшой бульдозер, за ним легко перепрыгивала с кочки на кочку Крапива, замыкал шествие Лохматый, без конца что-то бубня себе под нос. К концу пути Боб совершенно разозлился – он зацепился плащом за корягу, резко дернул и вырвал из него кусок.

– Ну я им сейчас покажу, – рявкнул Боб и погрозил кулаком. Почему-то в сторону озера. Через пару минут они все-таки добрались до поляны.

Компания на берегу устроилась с комфортом: складной столик, заставленный красивыми бутылками и деликатесами, шезлонги, гамак, мангал. Даже зонт складной имелся, видимо позаимствованный в каком-то кафе. И отрывались «отдыхающие» вовсю: гремели колонки «Тойоты» в открытом багажнике, трещал костер, шипело мясо на шампурах, булькала вода в котелке. Около костра суетился невысокий крепыш в спортивном костюме с закатанными рукавами. Остальные просто отдыхали. Покрытый подростковыми прыщами вьюнош в явно недешевом «Адидасе» качался в гамаке, лениво потягивая через соломинку коктейль из красивого бокала. На сучке около него болталось ружье Лохматого. Мускулистый, обнаженный по пояс бугай лет двадцати сидел у стола в шезлонге со стаканом вискаря в руке и, щерясь, наблюдал, как две почти обнаженные блондинки, похожие друг на друга как две капли перцовки, извиваются в страстном эротичном танце с явным намеком на лесбос.

– У их самок теперь мода такая, ходить голыми? – предположила Крапива, выходя вслед за Бобом на поляну.

– Это называется топ-лесс, – буркнул Боб, – голый верх.

– А вот эти веревочки на бедрах? – как-то очень по-женски поинтересовалась Крапива, разглядывая девушек.

– Стринги! Трусики такие модные!

– Странно, они же почти ничего не закрывают.

– Для этого и придуманы, – авторитетно заявил Лохматый, который, наконец, выбрался из кустов и встал чуть сзади Боба. – Вот тот, в гамаке – Витька Манохин, а здоровяк – Пашка Сергеев. Он-то мне в глаз и засветил, – наябедничал Лохматый. – А который у костра – Сашка, водитель Витькин. Но он вроде мужик нормальный, он меня и пальцем ни-ни…

– Эй, вы! Как вас там! – громко крикнул Боб.

Пришельцев, наконец, заметили. Юнец приподнялся на гамаке, ухмыльнулся, ткнул пальцем в сторону водителя и сделал пальцем вращательное движение. Шофер немедленно метнулся к машине, забрался в салон – музыка смолкла. Здоровяк продолжал сидеть в шезлонге, только отставил стакан с виски и теперь разминал пальцы, словно готовясь к бою. Девки же закончили извиваться и, не думая прикрываться одеждой, уселись в шезлонги рядом с боксером, словно собрались стать зрителями забавного представления.

– Гляди-ка, Павлуха, – хохотнул юнец, – терпила Лохматый – морда гоблинская братву заступаться привел. Да бабу еще! Ой, я щас от страху описаюсь.

– А они ничего, – сказала Крапива, с интересом рассматривая боксера. – Особенно этот самец. Сильный, молодой, зубы хорошие. Самки тоже приличные, тощеваты только. Но не беда, главное, что молодые. А вот дохляка придется долго откармливать.

– О самках забудьте! – сказал Боб, как отрезал. – Договор забыли? А сморчка, действительно, кормить замучаешься. Может, ограничитесь бугаем? Такой запросто бревна в одиночку таскать сможет.

– Эй, ты! Че сказал? Ты че? Ты кого в натуре самцом назвал? Те вааще, зема, че нада? – с растяжкой процедил сквозь зубы здоровяк, поднимаясь на ноги. – Хочешь такой же фонарь, как у Лохматого? Так я тебе мигом организую.

Боксер лениво, вразвалочку двинулся к пришедшим, поигрывая на ходу мышцами. Лохматый немедленно спрятался за спину Боба. Но Пашка, не дойдя трех шагов до компании, остановился. Рядом с Бобом он как-то сразу перестал выглядеть здоровяком. Да, может быть, в плечах боксер был чуть шире, но вот рост… Боб был выше Пашки не меньше чем не две головы. Да и Крапиву бог тоже ростом не обидел. И в глазах боксера мелькнуло что-то вроде неуверенности.

– Ой, да это ролевики, – вдруг подала голос одна из девиц, – я про них по телевизору видела. Они уходят в леса и изображают из себя… ну этих, из «Властелина колец» …

– Хоботы? – попробовала подсказать вторая девица.

– Сама ты хоботы, – отмахнулась от нее первая. – Это… как их… эльфы! Вот! Видите, плащи на них зеленые, луки. У этой даже уши острые, как в кино. Приклеенные, наверное.

– Точно, Пашк, – гоготнул Витька, – это придурки ряженые. И ушки у нее приклеенные. На бээфе.

Крапива как-то смутилась и поправила прическу, чтобы скрыть ушные раковины действительно несколько необычного вида.

– Ушки? На бээфе? – ухмыльнулся ободренный боксер и, шагнув вперед, протянул руку к голове Крапивы, словно собирался проверить, насколько крепко «ушки» приклеены. Крапива сделала полшага вперед, легонько повела плечом, и боксер… кубарем полетел в траву. Лохматый аж ойкнул.

Боксер сидел в пожухлой траве и очумело оглядывался по сторонам. По всему было видно, что он совершенно не понимал, как и каким образом оказался так близко к земле. Наконец его взгляд сфокусировался на Бобе. Тот стоял, как прежде, спокойно, со скрещенными на груди руками. Вот он враг! Видимо, Пашка представить себе не мог, что с ног его сбила хрупкая с виду девушка.

– Да ты… ты знаешь, кто я?! – зловеще прошипел боксер, поднимаясь на ноги и принимая боксерскую стойку. – Да я тебя…

Боксерская стойка не помогла чемпиону области. Крапива ударила ногой. Ударила резко, хлестко, точно в подбородок, только полы короткого зеленого плаща взметнулись. Боксер покачнулся и как был – с поднятыми на уровне груди руками, медленно завалился на спину. Девки разом завизжали.

– Блин, я такое только по телику видел, – сообщил Лохматый, выглядывая из-за спины Боба.

– Эй, вы, придурки! – уже совсем без смеха крикнул Витька, пытаясь вскочить с гамака на ноги и достать что-то из кармана брюк. – Да вы знаете, кто он?! Кто я?! Да я щас звякну, братва подвалит, они вас здесь зароют!

– Здесь мобилка не берет, – мерзко хихикнул совсем уж осмелевший Лохматый.

А Боб перешагнул через неподвижно лежащего боксера и двинулся к стоянке. Тем временем Витьке, наконец, удалось подняться с гамака. Вскочив на ноги, он судорожно начал тыкать пальцем в клавиши мобилки, поняв, что связи здесь нет, сунул телефон обратно в карман и под дружный визг девок схватился за ружье.

– Не подходи! Убью! – истерично крикнул Витька, пытаясь взвести курки.

– Послушайте, юноша, не стоит играть с огнестрельным оружием, это опасно, – очень спокойно сказал Боб, останавливаясь.

– Тебя не спросил! – крикнул Витька. – Не подходи, говорю! Сашка, заводи машину!

Боб усмехнулся и шагнул вперед, Витька вскинул ружье, но выстрелить не успел.Но даже если бы и успел, вряд ли из этого получилось что-либо путное, потому что ружье он держал совершенно неправильно, по-киношному. Скорее всего, отдачей ему просто выбило бы плечо. Но выстрела не было, зато резко свистнула стрела. Витька покачнулся, выронил ружье и, держась правой рукой за плечо, медленно сполз по стволу сосны на землю. Девки завизжали еще громче, разом вскочили с шезлонгов и бросились в чащу.

– Проклятье! – буркнул Боб. – Ищи их теперь по всему лесу.

Лохматый пнул лежащего без чувств боксера ногой, подбежал к гамаку и схватил оброненное Витькой ружье. Прижал его к груди, как мать младенца.

– Что, урод, съел?! – сказал он, награждая пинком и Витьку.

– Врача… – простонал Витька.

– Перебьешься, – хихикнул Лохматый. – Да и че у тебя лечить-то?

Действительно, никаких ран и повреждений на теле Витьки заметно не было. Только легкая голубоватая дымка над левым плечом.

– Врача, Сашка, вра… – Витька не договорил, рука его бессильно упала в траву, глаза закрылись.

– Глянь, Боб, он готов, – радостно сообщил Лохматый. – Теперь не меньше часа в отключке будет валяться.

Но Боб на Витьку не глядел, Он наблюдал, как из «Тойоты» выбирается водитель и нерешительно мнет в руках фирменную бейсбольную биту.

– Брось эту деревяшку и иди за девушками, – сказал Боб голосом, не терпящим возражения. – Приведешь их сюда!

Водила глянул в сторону тоненько сопящего у сосны Витьки, на боксера, продолжающего валяться в траве, на лук в руках Крапивы. Внезапно он бросил биту в траву, развернулся и ломанулся в чащу.

– Вернется? – спросила Крапива, отправляя лук обратно за спину.

– А куда он денется? – ответил за Боба Лохматый, сгребая со складного стола бутылку с вискарем. – И девки вернутся. Тут сейчас голышом-то особо не побегаешь, не май месяц, а до трассы километров двадцать будет, не меньше. Так что… А вы с какой целью интересуетесь, дамочка?

Крапива не ответила, подошла к Витьке, внимательно его рассмотрела.

– Послушай, Боб, я бы лучше того, который за самками побежал, взяла.

– Извините, Крапива, но вы знаете правила. Квота – две персоны в месяц. Тем более, вы сами поразили его магической стрелой. Что прикажете теперь с ним делать? Так что извините, придется вам взять дохляка.

– Ну и ладно, – неожиданно легко согласилась Крапива, – может, даже лучше. У меня прямо руки чешутся поучить этого хама хорошим манерам.

– Смотрите не переусердствуйте, – посоветовал Боб, – а то вон ваш крестник до сих пор в отключке. Нет, гляди-ка, зашевелился, давай-ка их свяжем на всякий случай.

– А зачем? – удивилась Крапива, доставая из колчана полупрозрачную чуть голубоватую стрелу. – Я его сейчас стрелкой кольну.

– Магическая стрела? Первый раз вижу, – ахнул Лохматый и протянул руку. – Разрешите, уважаемая, полюбопытствовать…

Крапива презрительно глянула на лесника, вернула стрелу в колчан и сказала:

– Брось пустую болтовню и займись делом. Подтащи здоровяка к дохляку, чтобы на глазах были, и руки им свяжи. Потом иди в лес и приведи беглецов.

Пленники сидели на траве у дерева. Боксер ошарашено пялился по сторонам и порою тер подбородок со свежей ссадиной. Витька, еще не до конца отошел от укола магической стрелы и бормотал что-то бессвязное, иногда всхлипывал и вспоминал маму. Но Боб с Крапивой, удобно разместившиеся в шезлонгах, особого внимания на стенания не обращали, наслаждаясь видом озера и законными трофеями.

– Скажите, Крапива, а вот эта внезапная, внеплановая инспекция, она ведь неспроста? Особо учитывая предстоящий Большой совет всех эльфов, – спросил Боб, протягивая даме бокал с трофейным коктейлем. Крапива бокал приняла, но отвечать не торопилась, словно тщательно обдумывала ответ. Наконец сделала глоток и сказала на среднеполосном наречии:

– Большой Круг тут ни при чем, Боб. Точнее, Большой Круг должен лишь узаконить некоторые изменения Большого эльфийского Договора.

Боб хорошо знал условия большого договора о пользовании языков, но сейчас, услышав родное наречие даже обрадовался и ответил так же на эльфийском среднеполосном.

– Погоди, дай угадаю. Изменения касаются квот?

– Не только. Но в основном ты прав – квоты будут изменены.

– Ты говоришь это так уверено, как о свершившемся факте.

– И что тебя удивляет? Ведь изменение квот – не прихоть, к сожалению, это – необходимость для народа Лесных эльфов.

– Ну да, вы, дубовые, пользуясь своим большинством в средней полосе, уже все за всех решили, – усмехнулся Боб.

– Не буду скрывать, да, решили. Большой круг Лесных эльфов принял решение о повышении квот.

– И на сколько же, если не секрет.

– Не «на сколько», а «во сколько». В десять раз…

– Вы сошли с ума!

– … хотя я лично голосовала за увеличение квот в двадцать раз. Ты против?

Боб не торопился с ответом, словно обдумывал услышанное. Наконец сказал:

– Ты всегда была максималисткой, Крапива. И ты вдвойне сумасшедшая. Ты хотя бы представляешь себе, что это значит, увеличить в десять раз? Двадцать без вести пропавших людей в месяц в одной, отдельно взятой среднеполосной зоне! И ведь вы, наверняка, не собираетесь ограничиваться бомжами? Наверняка, будете настаивать на праве выбора при отлове.

– Конечно, будем, Боб! Или, по-твоему, мы должны ограничиться спившимися … как их…кол-хоз-никами, старичками-грибниками и бездомными, ночующими в посадках?

Боб усмехнулся:

– Колхозников давно нет, но не в этом дело. Просто представляю, как это будет выглядеть в газетах уже через месяц. «Мещерский треугольник!», «Двадцать молодых мужчин бесследно исчезли в районе Мещерских озер»! «Отряды спасателей прочесывают леса и болота, к поискам подключена армия»! «Шойгу лично руководит операцией!» Ты представляешь себе, Крапива, что здесь начнется уже через месяц?

– Шойгу? Кто такой Шойгу? Таежный маг? Не знаю никакой Шойги. И, на мой взгляд, ты все излишне драматизируешь, Боб. Помнишь, когда в прошлый раз повышали квоты, ничего такого не было.

– Тогда здесь была война! – резко ответил Боб. – Тогда люди пропадали тысячами, десятками тысяч, и их никто не искал. Но война давно закончилась! И с тех пор здесь много чего изменилось, и они много чего придумали, поверь мне. Телевидение, мобильные телефоны, джипы-внедорожники, бензопилы, паспортный учет…

Боб вдруг поймал на себе удивленный взгляд Крапивы и сообразил, что употребленные только что слова Крапиве совершенно непонятны. Попробовал перевести все в понятные эльфам определения. Получились какие-то глубокие пространственные зеркала, самодвижущиеся гномьи телеги и моментальные слухачи. Бензопиле и паспортному учету определения так найти и не смог. Решил пока изъясняться проще:

-- Недавно – пару недель назад две девчонки заблудились где-то на Урале, так про них каждый день по десять раз в новостях передавали, пока не нашли.

– Ха, нашли! Кто бы их там нашел?! Просто моему папаше пришлось вмешаться и напомнить таежным ведьмам о квоте на молодых самок. А ты говоришь, нашли…

– Слушай, Крапива, – внезапно перебил Боб, переходя на более резкое северное наречие, – вот скажи мне честно, зачем вам это? Нет, я-то понимаю, что не просто так. Что, готовитесь к большой войне?

Крапива снова сделала большую паузу, потом ответила:

– Возможно.

– И, скорее всего, за Изумрудные горы?

– Экий ты прозорливый.

– Ну зачем вам Изумрудные горы? Ведь вы, Лесные, по вашему же собственному признанию, терпеть не можете гор.

– Знаешь, Боб, порою мне кажется, что я переоцениваю твои умственные способности. Конечно, лесные эльфы не собираются жить в Изумрудных горах. Мы лишь хотим, чтобы там не жили орки. А еще лучше, чтобы там вообще никто не жил. Гномы, как ты понимаешь – не в счет. Значит, придется воевать, штурмовать крепости. А кому прикажешь обслуживать осадные орудия? Рыть рвы? Ухаживать за лошадьми? Отсюда и новые квоты.

– Очень хочу тебе верить, Крапива, но не получается. Для обслуживания ваших камнеметов и стенобоев вполне хватает тех слуг из смертных, что есть сейчас. Да и нанять можно, в том же Аррохоне. Но вам ведь не нужны обычные крестьяне, вам нужны грамотные специалисты. Молодые и сильные. Спрашивается – зачем? А не большую ли стройку задумали уважаемые Лесные эльфы?

Крапива как раз делала очередной глоток и едва не поперхнулась. Резко повернула голову и в упор посмотрела на Боба, а тот, словно не заметив разгневанного взгляда гостьи, продолжил:

– Ходят слухи, что вы действительно задумали большое строительство, поэтому вам и понадобилось столько рабочих рук. Город эльфов? Я прав, уважаемая Крапива?

– Ну, допустим, – сказала она после довольно долгой паузы.

– А как же ваши принципы? – усмехнулся Боб. – Что, Лесным эльфам надоело спать в кронах горячо любимых деревьев? Вас уже не устраивают шалаши? Вы готовы уподобиться презренным смертным и пожертвовать нашими лучшими друзьями – деревьями ради уюта и комфорта?

– Мы будем строить дома из камня, – неуверенно возразила Крапива.

– Ну, конечно, из камня… А крыши вы будете делать из гранита, мебель – из тростника, двери лепить из глины. И камины вы будете топить, конечно, не дровами.

– Пойми, Боб, это – не прихоть, это – необходимость.

– Разумеется! Кто бы мог сомневаться?! Необходимость! А не вы ли совсем недавно – ста лет не прошло, как поднимали нас, Озерников на смех по поводу постоянных жилищ? И что теперь? В эльфийских лесах, в чащах, тысячелетиями не знавших топора дровосека, вырастет целый город…

– Да, Боб, – тихо сказала Крапива, – вырастет. И не один. Просто ты не знаешь, что такое засуха. Просто ты не видел, как горят в засуху леса от единственной молнии, ударившей в дерево, от случайной искры от костра.

– Я не видел? Ой, да не смеши меня, Крапива! Тут недавно так горело… Слышала про горящие торфяники? А про верховой пожар? А про сухую грозу?

– Да, возможно, но ты не видел эльфийских женщин, которые, уже чувствуя, как трещат от огня их волосы, выбирают, что спасать – своих плачущих детей или бесценные свитки эльфийской мудрости.

– Ну, ты бы долго не выбирала, Крапива, – сказал Боб, – ты бы сразу выбрала свитки…

Боб осекся. Понял, что сказал то, чего говорить не следовало. Вряд ли стоило напоминать знатной эльфийке о ее бездетности. Тут же что-то резко хрустнуло – Крапива сломала пополам ветку, попавшуюся ей под руку. Сломала и отбросила обломки в сторону.

– Ты прав, озерник, я бы выбрала свитки. Детей можно еще нарожать… если получится, а магические свитки... Но что делать, когда и он не помогают? Ты, наверное, еще ничего не слышал о нежити, да, Боб? Поэтому ты можешь упражняться в иронии сколько угодно, но все уже решено. Квоты на отлов в районах порталов будут увеличены, более того, наши старейшины настаивают на хотя бы одной большой облаве.

– Да, дожили, – тяжело вздохнул Боб, – облаву задумали. Душ на пятьсот? На триста? Уверен – не меньше! Что решили облавливать? Деревню? Село? Только хочу предупредить, вблизи наших порталов деревень, способных ваши аппетиты удовлетворить, нет. Так, человек по тридцать населения, да и то в основном древние старухи. На город будете нападать? Окружать целый район?

– Зачем на город? Ты сам говорил, у вас тут… много молодежи. Лагерь молодняка недалеко, называется «Полянка»? Правильно? Наши разведчики доложили – как раз сотни три молодых самцов и самок.

Боб схватился за голову:

– Духи леса отняли у ваших старейшин последние остатки разума. Хотя что с них возьмешь, увлечение грибами явно сказалось. Но твой отец, он же глава Совета, как он мог? Впрочем… Только ничего-то у вас не получится.

– Это почему же? – Крапива глянула Бобу прямо в глаза.

– А потому! Интересно, как ты это все себе представляешь?Ну скажи, как? Погоди, дай сам догадаюсь. По утру на рассвете сотня боевых эльфов гвардии твоего уважаемого отца окружает студенческий лагерь «Полянка» и выгоняет всех его обитателей из дач на улицу. Вы сбиваете их в кучу и под прицелами своих луков начинаете вязать, да? Для острастки кольнете кого-нибудь из них мечом в мягкое место, чтобы сопротивляться не вздумали. Оперативно связываете им руки за спинами, потом привязываете к одной длинной веревке. За руки будете привязывать, или по-старинному, за шею? Впрочем, неважно, главное – свяжите в цепь. И таким вот образом колонной погоните к порталу?

– Допустим, так, – усмехнулась Крапива, – а чем тебе не нравится такой план?

– Да всем нравится, просто великолепный план! Только хочу предупредить, вы и ста метров не пройдете, как сюда нагрянет их полиция. Знаешь, такие крепкие мужчины в форме и с автоматами. Объяснить, что такое автомат?

– Не стоит. Я уже слышала про оружие смертных, стреляющее силой газов, и видела у отца такое же как у Лохматого, как это… ружье? Но скажи, с какой это стати эта полиция появится, если лагерь будет окружен? Они отправят гонца за помощью? Но каким образом? Или ты думаешь, кто-то сможет прорваться через цепь боевых Лесных эльфов?

– Что ты, Крапива, как можно?! Даже мысли такой не возникло, мимо вас и мышь не проскочит, змея не проскользнет. Только есть у них одна штучка – телефон называется. И смею тебя уверить, такая штучка есть у каждого.

– Что за телефон? – нахмурилась Крапива.

– Вот это, – Боб залез в карман и вытащил «Моторолку» – раскладушку черного цвета. – Берешь такую штучку, раскрываешь вот так, нажимаешь на кнопочку, и говоришь человеку, который находится очень, очень далеко от тебя, все, что хочешь.

– Магия? – предположила Крапива.

– Техника, – кратко пояснил Боб. – И вот с помощью этой техники они немедленно позовут на помощь. Но даже если не позовут, если даже вы заставите их пройти пешком двадцать километров и загоните в портал, представляешь, что будет?

– Что?

– А я тебе скажу, что. В тот же день здесь будет очень, очень, очень много полиции. Невероятно много! А еще сходящие с ума родители этих студентов и друзья этих родителей и студентов, и их знакомые, и знакомые знакомых. И даже совсем незнакомые люди придут сюда искать пропавших студентов. Очень много людей на машинах, на вездеходах, на вертолетах, просто пешком, с собаками. Все они будут искать пропавших ребят. И ведь они найдут заветный дуб. Еще бы не найти, ведь туда будет протоптана хорошая тропинка.

– Ну и что?! – Крапива отбросила бокал и вскочила на ноги. – Ну и что?! Да, найдут портал в дубе. Но первый, кто туда сунется, там и останется. Разве ты забыл про хранителей, про сторожевых эльфов у порталов? Они нашпигуют любого десятком стрел…

– Ха-ха-ха, – Боб откинулся в шезлонге, тот не выдержал тяжести тела, деревянная планка вылетела из пазов, и Боб свалился в траву. Подниматься не стал, просто катался в траве и хохотал, порой выкрикивая: «десятком стрел, нет, вы послушайте – десятком стрел»! Успокоившись, поднялся на ноги, привел шезлонг в надлежащий вид. Уселся, уже соблюдая осторожность, глотнул вискаря прямо из горла бутылки, отдышался:

– Десяток стрел, говоришь… А ты знаешь, Крапива, что такое автомат АКМ? А гранатомет? А напалм? Огнеметы? Установка «ГРАД»? Танк «Т-90», который пройдет сквозь ваши эльфийские полки, как нож сквозь масло, и вы со своими супермагическими стрелами, которые отскакивают от брони, как иголки от чешуи дракона, будете иметь очень бледный вид.

– Я не знаю, что за зверь твой танк, но Лесные эльфы видели немало чудовищ и сумели их одолеть…– возразила Крапива. – Но если даже твой танк сильнее шмурха или аврского тролля… Тогда мы применим магию!

– Магию? Ну да, конечно, магию. Интересно, магия против танка. Чем будете его пугать? Бурей, ураганом? Так плевать ему на стихию. Он даже в болоте не увязнет, у него гусеницы. Ударите огнем? Так он железный. Стужей? В танке печка есть. Выставите против танка боевого дракона? Танк даст разок из пушки, и отскребайте чешую. Пойми, здесь очень многое изменилось. Сейчас вам надо думать не о том, как набирать здесь рабов для нужд великого народа эльфов, а о том, как бы презренные смертные не забрались в ваш мир. Ты понимаешь, меня, Крапива, дочь Великого Эльфа? Неужели вы такие тупые? Неужели вы не понимаете, что за год в мире смертных меняется больше чем за сто лет вашей размеренной, ограниченной запретами и предрассудками жизни! Вы привыкли их видеть убогими, ущербными, спившимися в их убогих же деревеньках, а на самом деле здесь…

– Послушай Боб! – крикнула Крапива, отбрасывая бокал в сторону. – Послушай, что ты говоришь! Ты же эльф! Но, говоря про нас, про эльфов, ты говоришь – «вы». «Вы не понимаете, вы не представляете»… Вы, вы, вы… Послушаешь тебя, и подумаешь, что это говорит презренный смертный. И не просто смертный, а городской смертный.

– Да, городской, – усмехнулся Боб. – Я знаю, вы, Лесные, не любите городов, а в городах смертных – много интересного, уж поверь мне… Вот эта машина, подойди к ней, потрогай, не бойся. Знаешь, насколько она сильна? В ней двести десять лошадиных сил, представляешь? В крохотном двигателе сила целого табуна. А еще…

Боб не договорил. Кусты зашуршали, и из них появилась странная компания. Впереди шел водитель Сашка с заложенными за голову руками, за ними трусили две очень грязные и поцарапанные девицы, с поднятыми руками очень похожие на сдавшихся в плен вьетнамцев из старой кинохроники. Замыкал процессию Лохматый с ружьем наперевес.

– Убечь хотел, – широко улыбаясь пояснил Лохматый, подходя к костру и указывая на водителя. – Так разве от нас убежишь? Я тут каждую тропку знаю. А девки в ближайшем болоте завязли, насилу вытащил. Эй, барышни, руки-то опустите и идите к костру погрейтесь.

Девки, чьи тела «прикрывали» лишь узкие веревочки стрингов, опасливо поглядывая на эльфов, подошли к костру и стали греться, прижимая дрожащие кулачки к груди. У одной из них громко стучали зубы. Шофер продолжал стоять с заложенными за голову руками.

– Зря это вы все затеяли, – неожиданно сказал он, глядя на Крапиву. – Не знаю, кто вы такие, и откуда, но с Витькой и Пашкой вы так зря. За Пашку братва впряжется, а за Витьку его папаша кому угодно голову свернет. Лишь слово скажет и из-под земли достанут… Убить – не убьют, но покалечить могут. И Лохматому теперь житья не дадут. Они ребята злопамятные.

При этих словах Лохматый вдруг громко рассмеялся, опустил ружье, подошел к столу и налил вискаря в три пластиковых стаканчика. Из одного немедленно выпил сам, два других поднес девкам:

– Вот что, мадамы, выпейте-ка и давайте в озеро мыться. А то смотреть на вас жалко. Как помоетесь – оденьтесь, стриптизу сегодня больше не треба.

Боб встал с шезлонга, подошел к водителю вплотную:

– Вы опустите руки, молодой человек, и не бойтесь, вам тут ничего не угрожает. Однако, своих друзей вы вряд ли еще увидите.

Шофер бросил обеспокоенный взгляд на тела Пашки и Витьки, убедился, что повреждений на них не видно, и сказал:

– Да не друзья они мне. Пашку так, видел пару раз в баре ив клубах, а Витька мне вроде как хозяин. Водилой я у него.

– Тогда считай, что ты получил свободу, смертный, а у Витьки теперь свой хозяин будет, – сказала, подходя поближе, Крапива. – Ты рад освобождению, смертный?

Водила с удивлением и страхом посмотрел на девушку, издававшую странную переливчатую трель с щебетанием и свистом. Боб быстро перевел все на русский.

– Да нахрена мне такая свобода? – пожал плечами водила. -- Витька хоть и козел, но платил прилично. Батя у него – мент зажиточный. И по машине с ним всегда без проблем¸ техосмотр, мигалка, то-се…

– Вот видишь, Боб, не нужна ему свобода, – хмыкнула Крапива, тоже переходя на русский. – Смертные по определению – рабы.

Водитель хотел что-то возразить, но Крапива вдруг резко разжала кулак и дунула с ладони в его сторону. В воздухе закружился серебристый хоровод. Водитель покачнулся и повалился на траву.

– Баю-бай, – немедленно прокомментировал Лохматый и тут же поспешил успокоить девушек, – не беспокойтесь, дамочки, просто заснул ваш шоферик. Утомился, видать. Да и вы сейчас заснете, чтобы лишку потом не болтали.

Девки, нарядившиеся в узкие брючки и маечки, испуганно жались к машине, глядя на приближающуюся к ним Крапиву. Та деловито высыпала на ладонь горсть серебристого порошка и дунула в сторону блондинок. Лохматый едва успел подхватить обеих дивчин, аккуратно возложил на землю, а потом перетащил к костру и даже прикрыл пледами, чтобы не замерзли. Водителя он, кряхтя и матерясь, затащил в машину и усадил за руль.

– Готово! – сообщил Лохматый радостно.

– Что говорить-то будешь, придумал? – поинтересовался Боб, снова опускаясь в шезлонг.

– А че тут придумывать? Все как обычно. Часика через три они начнут просыпаться, вспоминать, че было, че не было, а я тут как тут. Им-то память про сегодня начисто снесет, ну и вправлю им мозги. На водителя протокол составлю за то, что в заповедник въехал. Взятку буду вымогать, не без того… Они, конечно, бросятся этих искать, – Лохматый кивнул на тихо сопящих Витьку и Пашку, – а мы на бережок шмотки их подложим. Пущай думают, что утопли ребята по пьяному делу. Чай не в первой. А как же еще? Конечно, полиция понаедет, водолазов привезут, но, как говорят латиняне, не разбивши яиц, омлета не сварганишь.

– Слушай, Лохматый, а тебе их не жалко? – вдруг спросила Крапива. – Ведь твои единоплеменники, из твоего народа.

– Ха, ну вы сказанули, – рассмеялся Лохматый, указывая пальцем на боксера, – да у меня таких единоплеменников аж семь миллиардов с лишним. Причем, один из этих миллиардов закатил мне сегодня в глаз. Как раз вот этот. Кстати, господин Боб, вы мне своей мази не дадите? А то как же я с фингалом-то?

– Дам, не беспокойся.

– Как рабов на тот берег доставлять будем? – спросила Крапива, беря со стола и с интересом рассматривая оставленную кем-то из девушек косметичку, – на себе понесем?

Боб поморщился, слово «раб» неприятно царапнуло слух.

– Так зачем на себе? – снова нашелся Лохматый. – Вона, лодка моя. Щас я их, голубчиков, раздену, одежу на бережке сложу, а самих на лодке перевезу. Вы уж только подсобите здоровяка до лодки дотащить, а уж Витьку я сам.

– Ну что, Лохматый, пора нам, – сказал Боб. – Был рад тебя снова увидеть, извини, что с этими так вышло.

«Эти» – Витька и Пашка сидели на траве раздетые донага, связанные веревкой с особым эльфийским узлом. Глаза их были мутны – действие магических порошков все еще продолжалось.

– Да какие тут могут быть извинения? Господин Боб, мы же – свои люди, то есть… коллеги. Не эти, так другие, что ж мы, квот что ли не знаем? И как раз пара, как по заказу – квота на сентябрь. И искать не надо, по лесам мотаться. А дамочка ваша мне очень даже понравилась. Боевая дамочка! Как она Пашку-то вырубила. Одним ударом и в нокаут! Прибывайте почаще, госпожа Крапива.

– Прибуду, и не раз. Надоем еще, – заверила Крапива, поднимаясь на ноги. Но не очень уверенно, былая легкость словно куда-то испарилась. Крапива даже покачнулась и с трудом удержала равновесие, ухватившись за плечо Боба. Хихикнула.

Боб с удивлением смотрел то на инспекторшу, то на распотрошенную коробку вина, валявшуюся тут же у костра. Крапива все-таки не удержалась и с помощью ножа добралась до ее содержимого. Эльфийки, они такие любопытные. Но, видимо, случайно проткнула серебристую «подушку» ножом. Вино полилось на землю. Не пропадать же добру. Но два литра вина для организма, не привыкшего к алкоголю… Да еще коктейль с виски…

Крапива, наконец, сумела оторваться от Боба, повернулась к Лохматому.

– Послушай, как тебя там? Ты не хочешь продать мне твое… как его… ружье…

Лохматый быстро глянул на Боба, тот отрицательно покачал головой:

– Нет, Крапива, ты же знаешь, что это строжайше запрещено. Через портал отсюда – никакого оружия. Через портал сюда – никакой магии. Опять же, патроны в портале просто взорвутся. Так что извини.

– Ну и ладно, не очень-то и нужно. – Крапива вытащила из мошны на поясе монету желтого металла и кинула Лохматому. – Эй, лесничий, держи!

Лохматый подхватил монету на лету, тут же попробовал ее на зуб. Обрадовался, спрятал золото за пазуху, начал мелко кланяться, прижав грязную лапу к груди:

– Премного вам благодарны, госпожа. Завсегда велкам, едренть!

Эльфийка усмехнулась, повернулась к сидящим на траве Витьке и Пашке, взялась за конец веревки, резко дернула:

– Эй, рабы, чего расселись?! В сказку попали? Встали и пошли!

Когда пленники с явной неохотой поднялись, Крапива достала нож, легонько ткнула Витьку в голую ягодицу, прикрикнула, совсем как лошадь: «Но-о». Процессия двинулась в чащу по уже знакомой тропке, Боб хотел что-то сказать Лохматому, но, видно, раздумал, махнул рукой и замкнул колонну. Лохматый глянул вслед уходящим, быстро наполнил пластиковый стаканчик из трофейной бутыли с вискарем и залпом выпил. Скривился, глянул на почти нетронутых зайцев и занюхал рукавом. Вытащил из-за пазухи монету, осмотрел ее со всех сторон, еще раз попробовал на зуб. Широко улыбнулся, почесал в бритом затылке и крикнув куда-то в сторону: «Так я вас провожу», трусцой побежал по тропинке.

– Ну что стоим, чего ждем? – спросила Крапива, когда пленники подошли к огромному дубу, в кроне которого ярко светился голубоватый овал. Вместо ответа сын главного районного гаишника громко завыл, а боксер стиснул зубы и сжал кулаки.

– Вишь, как глазами-то сверкает, – прокомментировал Лохматый. – А вы их вязать не хотели. Были бы руки свободны – порвал бы всех нас, как Тузик грелку.

Крапива недобро усмехнулась, снова вытащила из ножен нож и легонько ткнула боксера в бок:

– Ну, быстро в портал!

Боксер не двинулся с места, и Крапива снова кольнула, уже значительно сильнее. Пашка зарычал, оскалив зубы, по всему было видно, в свечение он совершенно не собирался.

– Подождите, Крапива, тут надо по-другому, – сказал Боб, произнес короткое заклинание и, приблизившись к Пашке вплотную, легонько ткнул его средним пальцем правой руки в середину лба. Глаза боксера сразу помутнели, кулаки разжались. Ту же операцию Боб провел и с мелко дрожащим Витьком, после чего взял у Крапивы нож и перерезал веревки на руках пленников. Те, как по команде, толкаясь и излишне суетясь, полезли по стволу вверх. Боксер долез первым и глянул в портал. Протянул руку, коснувшись голубого сияния. Одернул ладонь, потер ее и вдруг с криком: «Не ссать, братва!» прыгнул прямо в свет. Витька Манохин, увлекаемый связывающей их веревкой, исчез вслед за ним, лишь голые ягодицы мелькнули в голубом сиянии.

– Вот и все, – сказал Боб.

– Ловко, – признала Крапива и снова покачнулась, еле удержав равновесие.

Боб быстро подхватил ее и прижал к своей груди.

– Не забыл еще магии? – улыбнулась Крапива и сразу же нахмурилась, обнаружив, что находится у Боба в объятиях. Попыталась было освободиться, но тут же размякла в сильных руках.

– Так ее, так, родимую! – взвизгнул Лохматый, наблюдая за глубоким французским поцелуем, причем явно было заметно, что эльфийка данному действию совершенно не противится, скорее даже наоборот.

– Все, все, все, – пробормотала Крапива, высвобождаясь из объятий Боба. Глупо хихикая, она прислонилась спиной к стволу дуба. – Я знаю, я – скверная, я – пьяная. Хи-хи-хи… Зачем ты меня напоил, Боб?

– Послушай, Крапива, – сказал Боб, придерживая Крапиву за локоть, – перед тем, как ты вернешься домой, я хочу спросить… ты сможешь остановить это безумие?

Крапива долго не поднимала головы, потом глянула в лицо Бобу своими зеленющими глазами.

– Я не знаю, что тебе сказать, Боб. Тут так много все изменилось… Они, действительно, могут вторгнуться в наш мир, если мы повысим квоты?

– Они вторгнутся, Крапива, уж поверь мне, вторгнутся, -- заговорил Боб, снова переходя с русского на среднеполосный. -- Они придут сюда и не остановятся на пороге портала, даже если погибнет сотня, тысяча смертных. Они пойдут в наш мир, будь уверена, заселят его, изменят его под себя. И не удовлетворятся частью нашей земли, а будут двигаться вперед, пока не достигнут края. Края нашей земли, земли наших предков. Не дойдет один человек, дойдет его сын, внук, правнук… Пойдут они не с пустыми руками. Даже не хочу объяснять тебе, что такое бензопила. Я видел ее в действии – жуткое зрелище! Клянусь тебе, они дойдут, несмотря ни на что… А когда кончится земля, они срубят деревья, построят корабли и поплывут под парусами, чтобы найти новые земли. Ибо такова природа смертных – идти до конца. Ты поняла меня, Крапива?

– Я поняла тебя, – тихо сказала Крапива, – я подумаю. Я буду много думать… Я скажу, обязательно скажу отцу про напалм, про танк, про бензопилу… Но теперь мне, действительно, пора… Мужчина, подсадите нетрезвую женщину, хи-хи. Прощай, Боб!

– До встречи, Крапива…

– Эх, жаль, – сказал Лохматый, когда зеленый с золотым шитьем плащ Крапивы скрылся в голубом сиянии. – Гарна дивчина!

– Что? – переспросил Боб, все еще глядя на портал.

– Дамочка, говорю, уж больно хорошая. И вся такая самостоятельная. Вот бы вам, вашбродие, такую жинку.

– Лохматый, ты забыл, я женат.

– Это вы про Машку что ль? Ну и что ж с того? Вам, как я слышал, можно жен – сколько прокормите. Главное, чтобы детишки здоровенькими были. Как, кстати, здоровье детишек?

– Нормально, растут, скоро в школу пойдут. Я тут присмотрел одну приличную в пригороде с экологическим уклоном. Жалко только, придется им ушки подрезать, – добавил Боб, морщась. – А что делать? С такими ушами их в школе задразнят, да и разговоры пойдут…

– Это верно, – закивал Лохматый, – разговоры лишние нам на хрен не нужны. Вот, к примеру, с чего бы это меня Витька Манохин мордой гоблинской обозвал? Догадался что ли? Али кто разболтал?

– Да нет, Лохматый, не переживай. Просто в нетрезвом состоянии уж больно ты на гоблина киношного смахиваешь. А с бодуна – особенно. Даже у эльфов за порталом тобой детей пугают, я уж не говорю про местных. Ты бы поосторожнее с горячительным-то. И мылся бы ты почаще…

– Так я стараюсь, не получается, – Лохматый мерзко захихикал, подмигнул и кивнул в сторону портала. – Дамочка-то на вас запала, точно вам говорю. Эка она глазками на вас стрель-стрель. Принепременно советую ее навестить, когда до дому соберетесь. А кстати, осмелюсь спросить, до дому скоро намыливаетесь?

– До дому? – переспросил Боб задумчиво. – Кто может знать, где он, твой настоящий дом? И кем будут мои дети там? Недоэльфами? Полукровками? Нет уж, лучше здесь…

– Так-то оно так… – почесал затылок Лохматый, – только сомневаюсь я, а не попрут ли сюда уважаемые боевые эльфы со своими луками да стрелами магическими, как дамочка – инспекторша стращала? Тогда ведь всем нам мало не покажется…

– Не попрут, успокойся. Я внушение Крапиве сделал по полной программе, когда она от вина расслабилась. С мельчайшими подробностями описал, как работает бензопила и трактор-трелевщик. Они ей в ночных кошмарах с месяц сниться будут, точно тебе говорю! А Крапиву на Совете слушают, все-таки дочь Самого, принцесса! – Неожиданно Боб широко улыбнулся. – А ты, Лохматый, артист! Ты когда грязный, с подбитым глазом приперся, я аж тебя пожалел.

– Так ваша школа, господин Боб. Вы-то сами, когда по берегу шагали и плащом зацепились, у вас такой вид разъяренный был, что я даже чутка перепугался. Что вот сейчас выйдите на поляну да и порвете их к чертям.

– Зачем же я? Я всегда готов уступить эту привилегию даме…

Эльф с гоблином громко рассмеялись.

– Слышь, Лохматый, как тебе удалось такой жирный улов на озера заманить? – еще смеясь, спросил Боб.

– Так проще простого. Поехал в город, как вы советовали, к вечеру надрался и завалился в биллиардную, где Пашка со своими бандюками обычно обретается. Ну и «проболтался» про Беленькое, что здесь природа офигенная, и рыбалка просто ломовая. Даже схему, как проехать, мелом на сукне начертил. Пашка и повелся.

– Как сообразил, что он с собой Витьку возьмет?

– А то кого же? У Пашки ведь БээМВэ – бумер по-ихнему, ему здесь ни в жисть не проехать, а у Витька как раз «Тойота» с лебедкой. Вот я и прикинул… Рисковал, конечно, но ведь выгорело…

– На сто баллов! – подтвердил Боб и протянул Лохматому раскрытую ладонь, тот хлопнул по ней сверху своей заскорузлой, мозолистой ладошкой.

Так что, вашблагородь, выкупа-то много за Витьку затребуем? Денежки-то, они не помешают.

– Поглядим, – улыбнулся Боб и тут же посерьезнел, – кстати, насчет денег. Как там у нас дела?

– Ах, да, – Лохматый хлопнул себя по макушке и полез во внутренний карман. Вытащил пухлую пачку купюр, протянул хозяину. – Здесь за дочку начальника стройуправления, ну ту, что в прошлом годе на озерах потерялась, за разрешение на вырубки, еще с коттеджного поселка – за год вперед, ну и так, по мелочам: елки новогодние, рыбалка удачная, дождик грибной по заказу. Можете не проверять, все до копеечки.

– На выкуп «этих» деньги оставил?

– А то как же. Я уж и зажигалок коробку закупил. Китайские, правда, но с виду как натуральные «Зиппо». За порталом хорошая зажигалка в большой цене! Хотел газовых еще перекинуть. Вот бы спрос был! Огонь из воды! Так взрываются, заразы! Прям в портале и взрываются. Надысь чуть не погорел. А вот партия карандашей хорошо пошла, всю взяли… Так что Витьку с Пашкой мои родичи выкупят – не переживайте. Есть у нас пара эльфов благородных, прикормленных. И еще… – гоблин замялся, – тут «зеленые» помочь просят. Какой-то чиновник из администрации решил себе дачку в заповеднике построить, как раз на берегу вашего любимого Черненького. Уже дорогу туда прокладывать начали. Так «зеленые» просят попугать. Очень они за девственную природу радеют. Не за бесплатно, конечно. Как, поможем, попугаем?

– Поможем, – заверил Боб, пряча деньги в сумку. – Непременно поможем и попугаем… Уж чего, чего, а попугать мы завсегда сумеем.

Первым делом я поздравил себя с удачным прибытием, утер струйку крови из носа и тут же непроизвольно почесался. Впрочем, что значит «непроизвольно»? Что за слово такое нелепое «непроизвольно»? Нет, почесался я вполне осознанно и даже не без удовольствия. Сначала поскреб в боку, ближе к пояснице, потом подмышкой. Удивился. С чего бы это? Что за внезапный чес? Неужто блохи? Или, не дай бог, вши?! Бр-р-р-р-р, гадость какая! Не иначе как каналья Рэдис снова проигнорировал мои наставления по части личной гигиены. Что касается крови из носа, так это у меня часто. Что-то с кровяным давлением не так, или еще какая хрень. Доктора ничего определенного сказать не могут, только советуют не напрягаться. Я пытаюсь – не получается. Да и у Рэдиса с полнокровием, видимо, проблема.

Размазав кровь под носом рукавом, и отчесавшись как следует, я огляделся. И куда это меня нынче занесло? Я стоял в центре чуть дымящейся пентаграммы на опушке леса. Не совсем дремучего, но некоторые деревца – дубы, к примеру, размерами впечатляют. Особо один с морщинистым, заросшим мхом стволом и толстенными ветками. Наверное, примерно на таком же отдыхал перед экспроприациями былинный разбойник Робин Гуд, мир его былинному праху. Идти в такой лес ночью жутковато даже при полной луне. А луна нынче хороша, здоровенная, светится матово. Океаны и моря на ней видны несуществующие. Полнолуние – самое время для вампиров и прочей нежити. Тьфу, тьфу, тьфу…

А что у нас там, где не лес? Я развернулся, осмотрелся. Сразу захотелось закурить и перекреститься. Но табака в этом мире еще нет, а креститься – глупо. Ибо и христианства здесь тоже нет. А есть магия, язычество и мракобесие. Говорят, даже драконы имеются. Увиденное вообще не особо порадовало. Шагах в ста, если идти в сторону города – кладбище. Как положено, с надгробными плитами, застывшими в мраморе изваяниями и мрачными склепами. Местная элита покоится. А та часть кладбища, что ближе к лесу – явно победнее. На могилах разве что камень надгробный положен, а в основном крапива да чертополох, хорошо хоть крестов нет. Не самое приятное место, признаюсь, но заранее оговоренное.

Пять толстых свечей черного воска, установленных вокруг меня, разом погасли, словно от сильного порыва ветра, пентаграмма ярко вспыхнула и исчезла. Все, можно выходить. Привыкнув к сумраку, я обнаружил у себя под ногами потрепанную холщовую суму. Поднял, проверил содержимое на ощупь. Нашел еще одну толстую восковую свечу в глиняной плошке, трут с кремнием, тыквенную флягу с какой-то жидкостью и свиток телячьей кожи. Ага, вот свиток – как раз то, что надо. Значит, все идет по плану. Тут же на пеньке обнаружил маленькие песочные часы. Судя по количеству песка в нижней колбе сейчас должно быть где-то около половины десятого вечера. Я специально предупредил Рэдиса, чтобы он перевернул часы ровно в девять. То есть – когда на городской ратуше пробьет девять раз. Очень надеюсь, что он ничего не напутал. А раз не напутал, где тогда сфера?

Я снова оглянулся по сторонам. Сферы нигде не видно. Что за дела? С какой стати? Без сферы мне тут вообще делать нечего. Неужели в мои расчеты ошибка вкралась? Или Сашка что-то напутал? Или все-таки Рэдис? И только тут я ее заметил. Вернее, не саму сферу, а исходящее от нее голубоватое сияние в глубине леса. Придется углубляться. Ну, Рэдис, ну пройдоха! Испугался поглубже в чащу зайти, на опушке пентаграмму начертил. Впрочем, понять его можно. Кто знает, какая тварь может в этой чаще затаиться? Рисковать своей шкурой за других не очень-то охота. А мне вот идти надо. Страшно – не страшно, а сам, если рассудить, все это затеял.

Я устроил ремень сумы на плече, сунул в нее часы. В здешних местах – вещь дорогая. Запалив свечу в плошке, двинулся в чащу. Пришлось продираться сквозь кусты. Сфера ждала меня на небольшой полянке. Очень эффектно она ночью смотрится. Этакий мяч для мотобола, если его отнять у сумасшедших мотоциклистов, выкрасить фосфорной краской и подвесить. Сфера мирно висела метрах в полутора от земли и светилась бледно-голубоватым светом, порою потрескивая электрическими искорками. В центре ее что-то слабо пульсировало.

Интересно, а что бы я сам подумал, увидев подобное пару лет назад где-нибудь в лесу? Сразу бы заподозрил НЛО и побежал бы за фотоаппаратом? Или вспомнил «Терминатора» и понесся куда подальше, от греха подальше? Но эту конкретную сферу я не боюсь, эта сфера своя, «ручная». Я подошел поближе, снова почесался и развернул свиток. Найдя нужную строку, медленно и четко произнес заклинание. Сфера сработала не сразу. Сначала словно подождала, а потом ярко вспыхнула, как собирающаяся перегореть лампочка, и исчезла. Что-то с тихим стуком упало в траву. Я нагнулся, поднял. Это «что-то» было завернуто в белый пластиковый пакет с логотипом торговой сети «Глобус». Ну Сашка, ну мудрила! Без буквы «р». Он бы еще придумал все это в дипломат засунуть, или в рюкзак. С него станется.

Я развернул пакет, вытащил содержимое, рассмотрел. Все вроде в норме – пара свернутых в трубочку листов А-4, распечатанных на цветном принтере, и еще… Как же их в этом мире назвать? Ну смартфон запросто сойдет за зеркальце благодаря блестящей поверхности. А фонарик? Пусть будет трубочка со светом. Я проверил фонарик на работоспособность, уложил оба гаджета в суму – на самое дно. Но что делать с пакетом? Очень бы я не хотел, чтобы этот пакет обнаружил кто-то из местных. Разговоры пойдут, слухи. Так что, сжечь его? Закопать? Хотя с другой стороны, а с какой стати я так мандражирую из-за какого-то пакета? Кому взбредет в голову шататься здесь, по ночному лесу. А утром… утром меня здесь уже не будет. По крайней мере, очень хочу на это надеяться. Так что пусть пока поваляется, вот у этого пенька. Я сложил пакет вчетверо, воткнул его в щель на пне, поправил суму на плече и, продираясь сквозь кусты, двинулся обратно к опушке, а оттуда прямиком к городу. Через десять минут лес кончился, я поднялся на холм и невольно залюбовался открывшимся видом. Вот он, Аррохон. Зубчатые стены большого средневекового города с башнями, шпилями, увенчанными флюгерами, черепичными крышами в свете полной луны. Красотища! Хоть сейчас на обложку какой-нибудь металлюжной группы или романа про вампиров. Но долго наслаждаться видами мне не пришлось. Со стороны города раздались гулкие удары в колокол. Так и есть – десять часов. Мне стоило поторопиться.

Особо торопиться в этих чудовищах, что были надеты на мои ноги, было крайне неудобно. Нет, даже не представляю себе, какой изверг, какой палач сделал эту обувь? Представьте себе два кожаных мешка, натянутых на ноги и перевязанные ремешками в районе щиколоток. Причем, мешки старые, дырявые, в них легко проникает влага, пыль и мелкие камушки. В общем, ощущения от такой ходьбы явно не для слабонервных. Одежка на мне была под стать обувке. Что-то вроде монашеской рясы с узкими рукавами и большим карманом на животе. Как кенгуру, честное слово. Ряса была старая и местами заштопанная. Да и плащ на мне был явно неновый и с чужого плеча. Каналья Рэдис, на что же он потратил денежки, которые я ему оставил в прошлый раз? Явно – не на наряды и не на научные книги. Наверняка, на кабаки да на бордели. Студенты, они во все времена студенты. Но хоть на обувь приличную мог бы потратиться…

Самая неприятная часть пути к городу – через кладбище. Не могу назвать себя по понятным причинам чистым материалистом, но и в годы студенческой юности я ночные кладбища тоже недолюбливал. Есть в них что-то такое… пугающее. А уж это конкретное кладбище и подавно! Особо склепы с изваяниями. Вот поди разберись в такой темноте, что это притаилось у склепа с гарпиями – безобидная каменная статуя страдающей от утери вдовы или что другое? А может, это призрак какой, дух неприкаянный бродит, за злодеяния свои прижизненные расплачивается.

Опять же, ночная стража. Тут законы суровые, тут по ночам по кладбищам шляться не положено. А вдруг ты на скорбный погост с целями колдовскими забрался, чтобы навести порчу на семью усопшего, или, того хуже, похитить его душу. Можно и в башню угодить, а то и на эшафот. Хотя… В ночной страже тоже люди живые, хрен ты их ночью на кладбище заманишь, да они вообще предпочитают за крепостные стены не высовываться. И то верно…

Где-то на середине пути мне пришлось-таки остановиться, набившийся в обувь мусор превращал ходьбу в истинную пытку. Я присел на мраморную плиту у богато отделанного склепа и с облегчением стянул опорки с ног. Тут же сморщился. Амбре, однако! Ног Рэдис не мыл минимум неделю. Вытряхнул из обуви песок и сухие травинки, снова обулся. Эх, покурить бы сейчас, одну маленькую сигаретку, но зря губищи раскатал – табака в этом мире я еще не встречал, а с собой взять не догадался.

Уже собираясь уходить, глянул на склеп, украшенный изваянием рыцаря в доспехах. На щите у рыцаря алела чуть выцветшая роза, на мраморной плите имелась надпись: «Доблестный рыцарь О.Вайлант нашел здесь покой, мир его праху. Слава пережила героя, бесстрашного победителя драконов». О как!

В общем, кладбище я преодолел без приключений, лишь уже ближе к выходу испугался до одури. Но без всякой мистики. Просто наступил на сухую ветку, она треснула, и тут вокруг чего-то затрещало, заскрипело, захрипело. С трудом удержался от желания уподобиться страусу и засунуть голову в кучу песка у свежей могилы. Потом разобрался – это стая кладбищенских ворон переполошилась – сами перепугались не меньше моего.

Я перешел небольшую речушку по шаткому мостику, прошел вдоль штабелей кругляка из лесов его Светлости и, наконец, ступил на большую дорогу. Вот и город, совсем рядом. Мощные, зубчатые стены, окруженные глубоким рвом. Ворота, естественно, закрыты, мост поднят. И чтобы в этом мире не случилось, опустят его никак не раньше восхода солнца. Разве что его Светлости взбредет в голову прокатиться куда на ночь глядя, только это вряд ли. Его Светлость после женитьбы остепенился, и ночи предпочитает проводить в обществе молодой супруги, а не дворян-собутыльников.

Но не беда, кроме ворот и моста есть еще сторожевая башня и калитка в ней. И лодочник, который всегда рад перевезти вас всего за пару медных монет. Я похлопал по тощему кошельку, подвязанному к поясу моей рясы, и обнаружил, что кошель пуст. Зачем-то вывернув кошелек наизнанку, я обнаружил старый желудь. Ну Рэдис, ну пройдоха! Оставил меня без наличности. Ужо я ему задам! Ладно, попробуем обойтись без денег, чай не впервой.

Лодочника я застал за его любимым занятием. Лодочник – вольноотпущенный гоблин по кличке Репей торговался. И хотя городской магистрат установил твердую цену за переправу через ров ночью в два медяка, один из которых шел прямиком в городскую казну, а второй – исполнителю работ, то есть лодочнику, Репей всегда торговался. И мне кажется, совсем не из-за жадности. Просто бывают люди с такой натурой. Ему не выгода важна, а сам процесс торга. Хотя Репей, как я уже сказал, человеком не был, но ничто человеческое ему не чуждо. В данный момент жертвой Репья был крестьянин с женой, двумя мешками и десятком корзин на тележке. Один мешок вел себя спокойно, а вот второй все время двигался и издавал странные звуки. Поросенок? Скорее всего.

По всему, крестьянин вез свой товар в город – завтра как раз большой базар. Но до заката не успел. Тут уж извини, кто не успел – тот опоздал. Давай, раскошеливайся теперь. Но раскошеливаться крестьянину было нечем, здесь у крестьян с наличностью всегда плохо. И он пытался всучить Репью в виде платы за перевоз курицу. Я, признаться, в местных ценах как-то слабо разбирался. Но, кажется, именно два больших медяка стоила в таверне жареная курица. Или цыпленок? Точно, жареный цыпленок. Репей одну курицу брать отказывался, хотел еще две дюжины яиц в придачу, вместе с лукошком. Мотивировал, что за груз – отдельная плата. Врал, конечно, а ты пойди, докажи.

Крестьянин – высушенный солнцем жилистый мужичок в смешных чулках, похожих на трико, и таком же смешном колпаке смотрел на лодочника как затравленная собака и в самом торге участия почти не принимал. Так, повякивал иногда. Торговалась его жена, толстая и некрасивая. Она совала в руки Репью пеструю курицу, указывала на ее упитанность и клялась всеми богами, что несется пеструшка чуть ли не круглый год. Репей ей не верил, называл курицу «дохлятиной» и везти «за такое убожество» наотрез отказывался.

Мне крестьянина было по-человечески жалко. Ну откуда, скажите, у бедного крестьянина деньги? Ему бы по налогам расплатиться, да одежку нехитрую справить. Хотя нет, здесь большей частью натуральное хозяйство преобладает. Сами ткут, сами шьют, сами носят. По всему было видно, ночевать под открытым небом крестьянину совсем не хотелось. Оно и понятно, лес-то рядом. Зверье дикое бродит, орки недобитые, да и разбойнички пошаливают. Убить не убьют, а мешков своих крестьянин может запросто лишиться с курями и корзинами заодно.

Увидев и узнав меня, Репей радостно заулыбался.

– Аааа, господин студент! Давненько вы нас не навещали! Что ж забываете вы нас?

– Занятий много, не успеваю, – буркнул я.

– Оно понятно, – затряс неопрятной бородой Репей. – Как же, ученье – свет. Как там в столице? Как здоровье его величества и ее величества?

– Живы – здоровы, – заверил я и тут же добавил, – слушай, Репей, я что-то в дороге поистратился. Не отвезешь ли меня сегодня в долг? Я тебе завтра отдам, когда обратно пойду, честное слово.

– Так что же, господин студент, вы к нам всего на день? Ай-яй-яй, – искренне расстроился лодочник, словно не услышав моей просьбы. – В библиотеку, наверное?

– В нее, – согласился я, – есть там один очень ценный свиток, нужный мне для трактата. Так как насчет…

– Завидую я вам, господин студент. Читать умеете, мудрость из книг черпаете, – лодочник мечтательно закатил глаза к луне и после недолгой паузы проговорил, – а я ведь тоже мог бы… Меня матушка в ученики к аптекарю отдавала, между прочим… Я полгода господину Майеру порошки смешивал! И ушную серу собирал… А потом, когда батюшка мой умер, пришлось вот… тяжким трудом… война потом, плен… трое детей, а толку… на лодке…

Репья я понимал с трудом. Не все, из того, что он говорит, разбирал. Репей был родом с юга и говорил с жутким горским акцентом. Нет, конечно, я в здешних акцентах совсем не разбирался, как не мог знать и этого странного языка. Это Рэдис его не понимал, как мой непосредственный контактер. Ну и я вместе с ним.

Выслушав грустную тираду лодочника о несостоявшейся счастливой ученой жизни, я почесался, кашлянул в кулак и спросил:

– Так что? Перевезешь меня в долг?

– Э неееет, господин студент, – сразу повеселел Репей. – Как же можно, чтобы в долг с таким богатством?

– Ты о чем, Репей? – удивился я, посчитав, что опять не уловил смысла вопроса, и символично вывернул кошелек наизнанку. Из кошелька неожиданно выпал желудь. Откуда он здесь? Я ж его, вроде, выбросил.

– Как о чем, господин студент?! – сказал Репей, ловко подхватывая желудь и возвращая его мне. – Вот, заберите ваши деньги и начинайте рассказывать историю. Весь город рассказывает ваши сменные истории, а бедный Репей, который вас в город первым привозит, слышит их последним. Нет уж, если хотите попасть в город, извольте рассказать вашему покорному слуге Репью про блудливую графиню.

Я облегченно вздохнул. Значит, анекдоты от Трахтенберга, немного завуалированные под средневековье в моей редакции, здесь стали весьма популярны? Кто б мог подумать? Что ж, извольте…

– Приезжает муж из командировки… То есть, возвращается доблестный рыцарь из похода в Святые земли. А его жена – графиня в это время с любовником…

В общем, я рассказал Репью бородатый анекдот про любовника в шкафу. Только трамвай по понятным причинам заменил каретой. Анекдот гоблину явно понравился. Он ржал так, что поросенок в мешке крестьянина затих от испуга. Репей наконец перестал хохотать, стер слезы с глаз:

– Ну, спасибо, господин студент. Ну, порадовали! В жизни так не смеялся. Очень вас прошу, господин студент, не рассказывайте эту историю больше никому. Я ее в трактире на обед поменяю, а то и на два. Прошу вас в лодку, вот здесь, на носу вам удобно будет. Я вам плащ подстелю. Эй ты, деревенщина, – крикнул Репей крестьянину уже совершенно иным тоном. – Ладно, давай сюда свою дохлятину. Господин студент согласился за тебя доплатить, а так бы ночевать тебе в лесу. Кидай свое барахло на дно и фонарь держи. И уйми свою свинью, от ее визга уши вянут.

Лодочник дождался, пока все усядутся, быстро выгреб на середину рва, ловко обогнул сторожевую башню и теперь вел лодку вдоль крепостной стены, словно выраставшей прямо из воды. Вблизи городская стена смотрелась очень солидно. Приличных размеров камни отесаны грубо, тем не менее, уложены очень надежно. Репей словно услышал мои мысли, и неспешно работая веслом, сообщил:

– Да, стенам Аррохона равных нет! И не думайте… Особо здесь, с северной стороны. Точно вам говорю… Во время последнего приступа горных орков… О, это было нечто… Таких уродов в жизни своей… Корову живьем… Стену эту почти две недели осадные орудия били – выдержала! Вона, видите трещины? Сюда били! А горные орки, они в делах осадных толк знают. Точно вам говорю! Хотя, говорят, это магов наших благодарить надо… Наши маги они… Господин О.Раньи! Надо же, графиня, ха-ха-ха, карету жду…Ну ты сказал – ну ты спросил… Ха-ха-ха…

Видимо, этот бородатый анекдотец лодочнику очень пришелся по душе. Минут через пять он, еще посмеиваясь и похихикивая, ловко причалил лодку к крохотному островку перед Северной сторожевой башней, прямо напротив «калитки» и помог мне выбраться на дощатый причал.

– Так что если надо будет куда отвезти, так всегда пожалуйста, господин студент, лодка в полном вашем распоряжении, – сказал лодочник на прощание. – Всего одна история про блудливую графию, и буду вас всю ночь катать. А ты че расселся? – прикрикнул он на крестьянина. – Забирай свое барахло и выметывайся со своей бабой вместе!

Я размял затекшие ноги, подошел к калитке, взялся за железное кольцо с мордой льва и трижды стукнул в дубовую дверь. Минуты через две раздались шаги, решетчатое окошко в двери откинулось, в свете факела нарисовалась чья-то бородатая физиономия.

– Кто таков? Че нада?

– Студент магической академии его Величества Рэдис, – ответил я как можно доброжелательнее. – К господину О.Раньи с частным делом.

– Какой еще студент? Какое еще дело на ночь глядя? – прохрипел привратник. – Вот ща возьму и не открою. Будешь здесь всю ночь…

Тем не менее, окошко захлопнулось, снова затопали ножищи, видно привратник пошел докладывать начальству. Вернулся он минут через пять, за это время крестьянин с женой сложили свое добро в кучку и теперь с надеждой смотрели то на дверь, то на меня. Наконец загремели ключи, дверца открылась, обозначился здоровенный бородатый мужик. Он глянул на меня сурово и буркнул: «Входи давай». Пригнув голову, я прошел по длинному, узкому коридору и вышел в ярко освещенный костром внутренний двор, где имел удовольствие наблюдать господина ДэЭйрса – капитана ночной стражи и собственно саму стражу, состоявшую из дюжины крепких мужчин в кирасах.

Капитан ночной стражи господин ДэЭйрс был по обыкновению слегка пьян. Он сидел верхом на бочке с вином и, опираясь одной рукой на длинный меч в богатых ножнах, другой прижимал к себе какую-то красотку. Увидев меня, капитан сразу потерял к даме интерес и, отстранив ее, вскочил на ноги.

– Господин студент! – заорал он, принимая из чьих-то услужливых рук кувшин. – Как долго мы вас ждали! Эй, служивые, змея вам в потрох, вы что, не узнали господина Рэдиса – лучшего сочинителя королевства? Господин студент, немедленно выпей вина и расскажи нам про похотливую графиню! Иначе, клянусь преисподней, я арестую тебя и заключу в крепость, чтобы ты рассказывал эти истории мне одному!

Вот дела, подумал я, господин студент Рэдис, сам того не желая, стал местной звездой. И черт меня дернул в прошлый раз развлекать народ в таверне анекдотами? Это все из-за местного пива. Что-то они в него подмешивают, какую-то травку, что сразу пробирает на словесный понос. Но отступать было поздно. Я приложился к кувшину, сделал несколько больших глотков, оценил качество вина как превосходное. Впрочем, начальник ночной стражи господин ДеЭйрс был человеком не бедным, и мог себе позволить. Стражники окружили меня со всех сторон и топтались на месте в предвкушении.

– В общем так, – начал я, – возвращается доблестный рыцарь из коман… похода в Святые земли. Из великого похода. А жена его – прекрасная графиня в это время в покоях с любовником…

– С любовником, – хихикнул долговязый рыжий стражник, потирая потные ладошки.

Капитан ДэЭйрс хлопнул его замшевой перчаткой по каске, чтобы не перебивал, и дал мне знак продолжать.

– Так вот, жена, то есть графиня в покоях с любовником. Оба, естественно, голые.

– Голенькие, – снова захихикал рыжий дылда, но тут же, наткнулся на суровый взгляд командира, осекся и посерьезнел.

– Да, вот они лежат голые, – продолжал я, – тут герольд доблестного рыцаря под окнами гудит в рог, сообщая, что доблестный рыцарь прибывает. Ну, графиня, конечно, думает, куда спрятать любовника. И спрятала в шкаф.

– Ха-ха-ха! В шкаф! – захохотал уже другой стражник – толстенький коротышка. Но, глянув по сторонам и сообразив, что это еще не конец истории, и самое смешное еще впереди, пристыжено замолк. А я хлебнул вина и продолжил:

– Да, спрятала в шкаф! Доблестный рыцарь входит в спальню, а графиня кидается ему на шею и кричит: «О мой любезный супруг! Я вас так ждала, так ждала! Я прямо чувствовала, что вы приедете именно сегодня, даже не стала с утра одеваться!» Ну, доблестный рыцарь, ясен пень, жене поверил и тут же улегся с ней в кровать, благо, что раздевать ее уже не требовалось. И так любил ее до утра.

Рыжий стражник хотел было что-то добавить, то ли про «любить», то ли про «кровать», но, глянув на капитана, лишь заскулил в предвкушении. Поэтому я без помех смог продолжить:

– А любовник тем временем сидит в шкафу, боится выйти. Замерз голый-то. Ну и завернулся в шубу… то есть – в мантию из горностаев. И вот утром, когда доблестный рыцарь и графиня, утомившись от любовных утех, заснули, он потихоньку из шкафа вылез и пополз к окну, под которым его ждал верный конь. Но зацепился за ножку телеви… канделябр он зацепил, кончиком мантии запутался. Канделябр упал, загремел. Доблестный рыцарь проснулся. И спрашивает: «Кто это?» А любовник был не дурак и отвечает: «Я моль из шкафа». Доблестный рыцарь, конечно, удивился и спросил: «А мантию куда понес?» -- Тут я выдержал театральную паузу и с выражением выдал: -- «Дома доем»!

Оценили! Хохот стоял такой, что даже вороны, облепившие острые крыши крепостных башен, с возмущенным карканьем взлетели в темное небо. А говорят, у военных атрофировано чувство юмора. В этот момент гулко пробило с городской башни. Капитан с трудом унял смех, быстро допил вино и повернулся ко мне:

– Привратник сказал, что ты идешь в гости к господину О.Раньи. Я вижу, ты приобретаешь в нашем городе хорошие связи. У тебя, действительно, к нему дело?

– Да, господин капитан. Господин О.Раньи пригласил меня по поводу одного старого научного трактата…

– Ну ты молодец, студент! Господин О.Раньи это… это великий маг и очень достойный человек. Его амулеты спасли не один десяток жизней хороших вояк, можешь уж мне поверить. Только дома у него, змея мне в потрох… – капитан перешел на шепот, – дома у него странные дела творятся. Странные и страшные.

– Так я могу пройти с вами до его дворца?

Капитан крутанул ус и хмыкнул:

– Прости, дорогой Рэдис, до Мясной площади мы тебя еще проводим, а вот дальше тебе придется идти одному. Его Светлость запретил ночной страже и нос показывать в квартале Магов. Да я бы и сам не пошел, змея мне в потрох. Не люблю я их штучек-дрючек. А ну, бездельники, хватит прохлаждаться! Построились! На площадь Мясников, арш!

Конечно, в боевом строю ночная стража выглядела внушительно. Впереди мерным шагом двигались три пикинера с алебардами наперевес, за ними барабанщик и знаменосец со штандартом его Светлости, потом три арбалетчика. В центре ехал сам блистательный господин ДэЭйрс в золоченой кирасе на своем прекрасном вороном. Замыкала колонну полудюжина конных стражников под командой столичного лейтенанта, вооруженная пиками и сетями. Сзади плелись мы. Я с уже знакомой крестьянской семьей, сгибающейся под тяжестью мешков, пара странствующих монахов в рваных плащах, да припозднившийся загулявший торговец, то и дело ощупывающий кошель на поясе. Бродить ночью в одиночку по улицам Аррохона, несмотря на указы его Светлости и усилия магистрата, до сих пор считалось делом небезопасным. Разве что идти сразу за ночной стражей. Хотя Квартал Лекарей, по центральной улице которого мы шли, особо опасным не считался. Народ здесь проживал большей частью солидный, состоятельный, к порядку привыкший. Только в очень редких окошках виднелся свет, в основном же окна были наглухо закрыты ставнями. Так же тихо было и на улице Кузнецов. Только в одной кузне, размещавшейся на первом этаже крепкого дома, виднелся свет и слышался стук молота. Тут же полдюжины слуг с вышитым на груди единорогом усаживали с помощью блоков и скамеечки на веревках закованного в железо рыцаря на закованного же коня. Конь зашатался под тяжестью седока, но на ногах устоял. Стража дружно отсалютовала рыцарю, тот поднял забрало и отсалютовал в ответ. В это время из кузницы вышел кузнец в кожаном фартуке. Он быстро измерил веревочкой железный сапог рыцаря и снова скрылся в кузне. Звонко застучал молот. Интересно, с чего это кузнец решил подкалымить ночью? Цеховые правила ему не указ? Ах да, единорог – герб тяжелой кавалерии его Светлости. А его Светлости отказывать нельзя, несмотря ни на какие правила. А так улица Кузнецов – место мирное.

То ли дело – Веселый квартал, который начинался сразу за улицей Кузнецов. Здесь темных окон почти не наблюдалось, разве что на верхних этажах в Веселых домах, где жрицы любви продавали свое тело и ласки за звонкую монету. Те же жрицы, которым в эту ночь не повезло, теперь стояли вдоль стен и, демонстрируя свои прелести, зазывали стражников. Но без особого успеха, господин ДэЭйрс в этом деле был строг. Сначала служба! «Первым делом, первым делом арбалеты»… все остальное – потом. А вот торговец, что шел рядом со мной, перед соблазном не устоял, быстро сговорился с молоденькой красоткой, чье платье не вмещало огромной, не по возрасту груди, и исчез в дверях дома с красным фонарем под крышей.

Я лично на все обращения продажных чаровниц отвечал одно и то же: «Я бедный студент, у меня нет денег». Срабатывало. Правда одна толстуха предложила взять в качестве оплаты мой плащ, а то и вовсе обслужить в долг «чтобы не потерять квалификации». Насилу от нее отбился…

Веселый Квартал упирался прямо в Площадь Мясников, или попросту – Мясную, пожалуй, самое зловещее место во всем городе, не считая, конечно, Квартала Магов. Ее главная достопримечательность – эшафот с плахой, колесом и большой виселицей на дюжину персон. Правда, сейчас виселица была почти пуста, лишь одно тело мерно покачивалось на ветру. Лицо висельника посинело, язык вывалился ниже подбородка. За что же тебя, бедолага? А, вон табличка на груди болтается с надписью, теперь ясно за что. Конокрад. Что ж, поделом, ибо сказано «не укради» и «не возжелай». Лично у меня все это, и плаха, и колесо, и эта виселица с удавленником, и сам эшафот вызывали ужас одним своим видом. Но у доблестных стражников, по всей видимости, насчет эшафота было совсем иное мнение. Дожидавшись команды своего капитана, они сгрудились вокруг «дворянской лестницы», обитой черным бархатом, деловито обсудили внешний вид казненного и затеяли спор по поводу того, какая смерть страшнее и мучительнее.

– Колесование! Колесование, говорю вам! – кипятился долговязый стражник. – Прекрасная казнь! Долго и мучительно. Когда палач раздробит преступнику все суставы своей палицей и начнет растягивать кожаными ремнями, тот орет так, словно его заживо жарят в аду.

– А я говорю подвешивание! – не соглашался толстяк. – Когда подвешивают на крюк за ребро или за подбородок, даже самый мужественный воин стонет как ребенок.

– О нет, госпота, смею вас уферить, нет нитшего страшней шелесный клетка на Польшой пашня, – вдруг заявил столичный лейтенант. – О, да! Таше самый мутшительный смерть на эшафот – цфетошшки по сравнений с мутшений на пашня. О да! Мошете мне ферить! Я это фитеть сфои глаза! Вот где ушас! Преступник разтефать донага и палач потфешифать его на цепь в шелезный клетка на пашня. А штоп преступник не фстумать прекратить свой стратаний – распить голофа о прутья, или грысть фена, его рук и ног прикофыфать. О да! Как кофорить наш слафный королеффский прокурор: «Преступник долшен испить чашу стратаний до дна»! Эшафот – больно, но бистро! Пашня – напротифф, долго и безумно мутшительно! Верите мне, крики преступник из шелезный клетка слышать на целый кфартал! Он мошет мутшица тфе и таше три неделя! О да! Слово тфорянина! Единсфенно, што плохо в этой казнь – пригофоренный так истошно критшать, што нефозмошно заснуть ночь. Ее фелитшество как-то пошшалофаться королевский прокурор, што крики пригофоренных мешать ей спать. Да!

– Ерунда! – вдруг подал голос капитан ДэЭйрс. – Все это ерунда, господин лейтенант! Самая страшная казнь не в железной клетке, и не здесь, – он указал на эшафот. – А вон там!

Все обернулись в сторону, куда указал капитан. Я тоже глянул. Вроде ничего страшного не видно. Только в конце совершенно пустынной площади виднелась скульптура. Глиняный человек с фонарем указывает рукой в сторону Квартала Магов. Ну и что? Какую казнь имел в виду доблестный капитан ДэЭйрс? Черт, неужели это правда? Эти слухи, что великий маг О.Раньи превращает своих врагов и нерадивых слуг в истуканов и заставляет их вечно указывать дорогу к его дому?

– Что ж, господин студент, передайте мои искренние пожелания здоровья и дальнейшего процветания его превосходительству господину О.Раньи, – сказал капитан важно, приложив руку к краю своей великолепной шляпы. – Скажите, что его заговор на кирасу, что я купил у него накануне праздника Всех Святых, действует превосходно, на днях собираюсь заказать у его превосходительства новый заговор для меча.

Тут же он выпрямился в седле и скомандовал:

– Стража, стройся! Пошевеливайтесь, бездельники! На площадь Оружейников, арш!

Барабанный бой медленно удалялся, пока не затих в узких улочках этого города. Я остался у эшафота один, если не считать того бедолагу, что продолжал болтаться в петле. Не лучшая, согласитесь, компания. Глянул на истукана, указывающего направление, куда мне двигаться, и поежился. Почему-то очень стремно мне было идти ночью в Квартал Магов. Господин О.Раньи, не мог назначить встречу в каком другом месте? Или днем? Хотя нет, не мог. Такие дела делаются только ночью и только в полнолуние. Так что выбора у меня не было, придется идти в этот чертов квартал.

Около истукана я на минуту остановился, осветил факелом его лицо. Нет, все-таки не похоже, чтобы это когда-то было живым человеком. Грубые, словно вырубленные топором в колоде черты лица, «слепые глаза», узкая щель вместо рта. Точно, болтают! И вдруг… Может быть, это ветром огонь факела колыхнуло, или просто показалось мне, но глаза истукана открылись. Всего на миг. И такая мука была в этих глазах… Я подхватил суму и быстро, чуть ли не бегом двинулся вглубь квартала.

Про квартал Магов вообще ходила дурная слава. Оно и понятно, что может быть хорошего в квартале, сплошь населенном магами, колдунами, ведьмами, упырями, чернокнижниками и прочей нечестью? Говорят, что старый герцог однажды даже собрался выселить их всех из города подчистую, но тут под стены города явились горные орки со своими камнебитными машинами. И только благодаря совместным усилиям местных магов стены города выдержали, а ночью… Ночью в стан орков на охоту выходили вампиры. Обескровливать, так сказать, врага... А потом жаловались, что черная орочья кровь вызывает жуткую изжогу. Но мне кажется, болтают. Не насчет изжоги, а насчет выселения. Что ни говори, а налогов с городских магов Аррохона собирается достаточно, чтобы содержать тяжелую кавалерию его Светлости. Далеко ни каждый вельможа в этом королевстве может позволить себе помимо двора регулярную армию, тем более – рыцарскую кавалерию. Так что ссориться с магами у его Светлости резона никакого нет. Опять же, во время засухи кто тучи с северных гор пригнал?

При ближайшем рассмотрении Квартал Магов оказался не так уж и страшен, как про него болтают. Конечно, драконы, гарпии и прочие крылатые фигуры, украшавшие фасады зданий, смотрелись жутковато в сумраке, освещаемом лишь лунным светом и голубыми фонарями. Однако, и дома здесь были большей частью приличные, трехэтажные, и народ на улицах имелся. Причем, вполне живой народ, а не бродячие трупы и упыри, как меня пугали. Почему-то чаще всего встречались женские фигуры в накидках. Они неслышно двигались вдоль стен, явно не желая, чтобы их узнали, и так же неслышно исчезали за дверями, над которыми тускло светили голубым фонари. Все ясно, местные дамы пытаются устроить свою судьбу с помощью магии. Или служанка чья-то за колдовским снадобьем для своей госпожи пришла. Один раз мне даже пришлось посторониться и прижаться к стене. Четверо слуг несли шикарный палантин, вышитый герб на котором был задрапирован черным бархатом. Не иначе, как вельможная дама решила лично пообщаться с магами, но светиться особо не желает.

Очередной истукан стоял у входа таверны «Веселый петух» и указывал рукой в сторону узкого переулка. Стоп, что-то здесь не так. Во-первых, в прошлый раз, когда я в ожидании мага перебрал местного пива и веселил народ анекдотами про «блудливую графиню», никакого истукана здесь не было. А во-вторых, ну не может такой знатный вельможа, как господин О.Раньи жить в таком убогом переулке. Но с указателем не поспоришь, и я пошел в сторону, куда показывал истукан.

Миновав узкую улочку, где едва ли смогли разминуться двое крупных мужчин, я остановился перед… даже не знаю, как это назвать. Вы в самолетах летали? Так вот, это очень походило на проверочную рамку в аэропорту. Ну, которая верещит, если с каким металлом идешь. Часы там, или пряжка на ремне. Только эта была в виде арки и светилась голубым цветом. Я потрогал арку рукой и почувствовал покалывание, как от сферы. Попробовал в арку войти, но не смог. Очень странное ощущение, вроде собираешься войти в арку, а она тебя не пускает. Воздух в проеме арки был словно резиновый, слегка поддавался под давлением и тут же выпихивал обратно. Я попробовал пару раз пройти в арку, даже с разбега попытался – не получилось. Потер ушибленную грудину. Что ж, великий маг предупреждал о чем-то подобном. Я вытащил из сумы свиток, прочитал заклинание и вошел, вернее, вышел на довольно большую площадь. Нет, этой площади здесь быть не могло. Никак не могло! По всем законам материи и пространства. Я же ясно видел с той стороны арки, что эта узкая улочка тянется еще метров на пятьдесят и упирается в глухую стену. А тут – целая площадь!

Я робко прижался к стене какой-то башни и стал озираться, соображая, куда дальше идти. Вид у меня был, наверное, придурковатый. Я пялился по сторонам и вертел головой, как деревенщина, которая приехала в большой город из совсем глухой дыры на телеге и вдруг увидела троллейбус. Но никаких троллейбусов здесь не было. Здесь были маги. Конечно, на них не было написано, что они маги, но по соответствующим одеяниям, по мантиям, расшитым звездами, по широкополым шляпам со светящимися шариками на кончике колпаков можно было догадаться об их профпринадлежности.

Украшением площади было странное каменное сооружение, чем-то похожее на Стоунхендж. Но в отличие от английского аналога эти камни были не такие массивные, зато полностью замыкали круг. И вот из этого круга, из проемов, образованных голубоватыми мегалитами, группами и поодиночке выходили маги. Один из них – высокий, тощий старик, выйдя из Стоунхенджа, подошел прямо ко мне, громко чихнул, достал откуда-то из-под мантии небольшую палочку со светящимся шариком на конце и взмахнул ею. Тут же около него возникло что-то вроде торгового прилавка. Широкий деревянный стол, заставленный фигурками вроде как из глины. Наверняка, не совсем простыми фигурками, разве станет маг простыми глиняными свистульками торговать? Э-э-э-э, да это ж солдатики! Натуральные солдатики, только не оловянные, а из глины. Что там у китайцев было? Терракотовая армия? Очень похоже. Прикинувшись покупателем, я подошел к прилавку поближе и даже протянул руку, чтобы взять весьма натурально вылепленного лучника высотой с полторы сигаретных пачки. Но не успел я его коснуться, как… У меня на глазах фигурки на столе стали шевелиться, словно спортсмены-легкоатлеты разминались перед стартом. А тот самый лучник, которого я хотел рассмотреть поближе, зло глянул на меня и натянул лук.

– Шли бы вы дальше, юноша, – проскрипел старик, щелкнув лучника пальцем по миниатюрной каске. – Этот товар явно не для вас. Я вижу, вы студент, а здесь необходимо посвящение в боевую магию третьего уровня. У вас оно есть?

– Мало ли что у меня есть, – пробурчал я, но от стола отошел. Очень нужны мне были его солдатики, тут вон вокруг сколько разной всячины…

В отличие от остальных площадей города, безлюдных в это время суток, на площади вовсю шел торг. Но какой-то странный, тихий торг. Покупатели молча стояли напротив продавцов и смотрели им в глаза. Да, магам и колдунам слова обычно не нужны. Хотя и не знаю, кому и зачем мог понадобиться такой товар? Большинство прилавков было завалено всякой гадостью: связками летучих мышей и высушенных змей, черепами и костями животных (и не только животных, если вспомнить того скелета, что стоял в нашем школьном кабинете биологии), какими-то отвратительными на вид кореньями, грибами и цветами с удивительным, странным запахом. А также чучелами чудищ, сталкиваться с которыми у меня желания не было решительно никакого. Хотя насчет чучел я поторопился. Это были не совсем чучела. У меня на глазах сгорбленный старик с огромной бородавкой на носу, рекламируя свой товар, полил валявшееся на столе чучело паукообразной твари из склянки с черной жидкостью. Жидкость запузырилась, паук тут же ожил, зашипел и начал дрыгать длинными суставчатыми лапами. Фу, какая гадость!

Отойдя от греха подальше от опасного прилавка, чуть было не налетел на крупного мужчину в трико и красном колпаке, полностью закрывающем лицо. Лишь глаза его тускло сверкнули в узкой прорези странного головного убора. Мужчина сурово на меня глянул, буркнул что-то недружелюбное и начал выкладывать на прилавок из большой корзины свой товар. Ну и товарец, скажу я вам: связка веревок, заканчивающихся эшафотным узлом и петлей, ржавые кандалы, длинные пряди волос и… Тут меня чуть не вывернуло. Палач, а это был, без сомнения, городской палач спокойно выкладывал на стол отрубленные руки, вырванные языки и еще что-то еще из человеческих потрохов. Все ясно, отрубленная рука вора – лучший амулет для представителя этой древней профессии. А уж какой силой обладает веревка повешенного, если правильно ее заговорить, не мне вам объяснять…

– Что, парень, хочешь приобрести? – хрипло спросил палач, становясь за прилавок и демонстрируя мне чью-то отрубленную ладонь. – Бери, не пожалеешь. Это рука Кусаки, а тот первый щипач был на всю округу, пока ко мне не попал, ха-ха-ха…

По-видимому, палач признал во мне начинающего вора. Я, как лошадь, замотал головой и попятился, словно палач собирался меня догонять. Но палач быстро потерял ко мне интерес, потому что к нему подошел какой-то щуплый малый в сером плаще и почти без торга купил ту самую руку. Что ж, каждому свое. Я перевел дух, и тут же снова вздрогнул – внезапно у меня за спиной раздался гомон, какой-то шум, и тут же заиграла музыка. Странная какая-то музыка, несуразная. Я обернулся и чуть не остолбенел от удивления. Из «Стоунхенджа» на площадь выходил… дракон. Да, многого я здесь уже повидал, но драконов по-прежнему считал выдумкой. Но это был самый настоящий дракон со всеми драконьими атрибутами: зубастой пастью, крыльями, когтистыми лапами, гребенчатым хвостом. Только какой-то маленький, размером с крупную собаку и даже в ошейнике. Дракона вел на веревке мальчик лет десяти, а впереди ковылял бедно одетый старик с шарманкой. Вот из этой шарманки и раздавался странный мотив.

Старик остановился в центре площади, не переставая крутить ручку шарманки, установил ее на складной треноге, скомандовал дракону: «Сидеть», кинул свою шляпу на брусчатку и не лишенным приятности голосом запел. Пел он старинную балладу о доблестном рыцаре О.Вайланте, ушедшем в поход в Святые Земли, чтобы завоевать сердце прекрасной дамы Эмилии. В честь этой самой Эмилии совершил он немало подвигов, в одну харю одолел кучу злющих гоблинов, троллей и циклопов, изничтожил добрую дюжину великанов и одолел ужасного дракона. После каждой победы он посылал любимой алую розу. И весть о каждой новой победе доблестного рыцаря О.Вайланта заставляло трепетать сердце прекрасной леди Эмилии. Когда, наконец, доблестный рыцарь О.Вайлант, победив кого только можно, повернул боевого коня в сторону родного города, где ждала его дама сердца, огромная орда речных гоблинов окружила его и потребовала отречься от любви. Но рыцарь гордо отказался предать светлый идеал любимой и пал в неравной битве. Безутешная Эмилия похоронила своего возлюбленного, после чего до самой смерти не смотрела на мужчин, носила только черное и умерла, собственно, на могильной плите павшего героя, прижимая к груди букет алых сушеных роз, каждая из которых напоминала ей об одном из подвигов любимого.

Песенка была жалостливая, но, на мой взгляд, не логичная. Во-первых, с какой стати гоблинам заставлять рыцаря от кого-то там отрекаться? Вряд ли они подозревали даже о существовании какой-то там Эмилии. И на хрен им не уперлась эта самая Эмилия! Скорее всего, просто бродячие гоблины решили поживиться кошельком и конем странствующего рыцаря, вот и пустили ему кровь. Во-вторых, если рыцарь погиб по дороге домой, как прекрасная леди Эмилия могла его похоронить? Кто тело доставил? В-третьих, рифма в балладе местами сильно хромала. Скорее всего, старик-шарманщик просто заменил горных орков на речных гоблинов из соображений политкорректности. После последнего замирения указом герцога орков ругать категорически запрещалось.

Хотя с чего это я ударился в критиканство? С какой стати? Послушать нашу эстраду, вот где кошмар. Одни эти «уси-пуси» чего стоят. А тут – красивая история о любви, почти готовый сценарий для любовного сериала. И еще имя этого рыцаря смутило, О.Вайлант. Где-то я его определенно слышал.

Старик тем временем закончил петь и кивнул мальчику, который уже успел обрядиться в игрушечные латы, очень похожие на настоящие: шлем, кирасу, алый плащ. И в таком вот виде пацан оседлал палочку с головой коня и начал «наезжать» на дракона, вооружившись копьем с длинным полосатым древком. Судя по комментариям старика-шарманщика, малец изображал исторический бой доблестного рыцаря с драконом.Дракон-недомерок охотно мальцу подыгрывал: щетинил гребень, пятился, щеря пасть, рычал и изрыгал из пасти пламя. Но факелок у него получался жидким, больше дыма нежели огня, а шипение совсем не впечатляло. В финале «битвы» пацан-таки умудрился ткнуть дракошу своим копьем прямо в «сердце», дракон испустил душераздирающий стон, опрокинулся гребенчатой спиной на брусчатку и «издох», задрав лапки. А «доблестный рыцарь» поставил на тушу ногу и победно протрубил в рог. «Бой» закончился, публика зааплодировала, в шляпу посыпалась медь и даже серебро. Дракон поднялся на лапы и начал раскланиваться во все стороны. Мальчик спешно повесил на его грудь табличку. Что ж, стоит признать, роль свою сыграл он неплохо. Тут я разглядел, что было написано на табличке, украшавшей его грудь: «Дракон Мышат. Ранен в неравном бою с гоблинами. Подайте на лечение в Камелоте». Господи, везде одно и то же…

И тут я почувствовал на себе взгляд. Знаете, бывает такое ощущение, что в спину тебе кто-то смотрит. Я резко обернулся. У большой телеги, нагруженной какими-то извилистыми корнями, стоял здоровенный орк. Реальный орк с бугристыми мышцами и торчащими из пасти клыками. Орк заметил мой взгляд, но отворачиваться и не подумал. Более того, медленно указал на меня пальцем, а потом провел ладонью по шее. Вот и нифига себе! Че я ему такого сделал? Я вообще ни одного орка в жизни не тронул. Решил больше не испытывать судьбу. Не для того я так стремился в этот дикий мир, чтобы попасть в эти огромные лапища! А вон и табличка с именем мага у очередного истукана. Значит, мне туда.

Ворота дворца господина О.Раньи охраняли два истукана с алебардами. Они сурово смотрели прямо перед собой, хмуря каменные брови. Словно намекая, что стоит трижды подумать, прежде чем сюда войти. Я подумал, но вошел, благо ворота были открыты. И тут же увидел новых истуканов. Их было много, очень много. Они стояли в две шеренги вдоль широкой дороги, вымощенной зеленоватого цвета камнем, одной каменной рукой держа фонари над головой, другой указывали на двери дома. Вот спасибо, а то бы без вас не догадался, куда идти. Подойдя к фонтану, в центре которого огромный бронзовый кит выбрасывал вверх водяные струи, я все-таки остановился, чтобы рассмотреть дом великого мага. И было на что посмотреть!

Я и до этого знал, что великий маг, господин О.Раньи очень богат. Но теперь мне стало ясно, что он очень, очень, очень богат. Безумно богат! Только очень, очень, очень богатый человек мог иметь такой дом в Аррохоне. Даже не дом, дворец! Огромный дворец с садом и фонтанами. Подобную роскошь здесь мог позволить себе разве что сам герцог. Только больно уж мрачным показался мне этот дворец снаружи. Эти колонны, эти нависающие балконы и узкие окна-бойницы просто давили. По краям дворца возвышались башни с круглыми крышами-куполами. Да, на мой взгляд – весьма спорное архитектурное решение, хотя, возможно, у великого мага там обсерватория, или еще что.

К дверям дворца вела широкая лестница с перилами. Кажется, из мрамора. У солидного вида дверей замерли еще два истукана в ливреях дворецких. На ливреях был вышит герб господина О.Раньи – змея, сжимающая в пасти золотой ключ. Вот интересно получается, на гербе у мага ключ, а сами ключи он большей частью игнорировал. По крайней мере, ни в воротах, ни в парадных дверях дворца я никаких замочных скважин не заметил. А, впрочем, зачем магам замки? У них же для этих целей заклинания есть. И по всей видимости, сейчас эти заклинания были сняты – двери во дворец были не заперты. А поскольку истуканы в ливреях распахивать передо мной двери не спешили, пришлось открывать самому. Я не гордый, толкнул дверь и вошел во дворец.

Вот черт! Никого! Не иначе, как великий маг вообще предпочитает обходиться без слуг. Истуканы не в счет. Я стоял в центре огромного квадратного зала со множеством дверей и озирался по сторонам. Твоюжмедь! Так это не двери. Здесь вокруг зеркала! Все стены в зеркалах! Огромная в этих местах ценность! Поэтому и зал кажется таким большим. Благодаря свечам, в обилии расставленным в многочисленных канделябрах и большой круглой люстре под потолком, в зале было довольно светло. Но и это не помогало решить вопрос, а куда, собственно, идти дальше? Где искать мага? Тут между зеркалами дверей полдюжины, да еще лестницы наверх. Я подумал и протянул руку к ручке самой большой двери. Но у меня на глазах ручка изогнулась и, вмиг обернувшись змеей, чуть было не вцепилась мне зубищами в палец. Я отпрыгнул, как, действительно, ужаленный.

Вот так дела! Никак не ожидал я от великого мага такой подляны! И тут я увидел кота. Огромный черный кот неслышно спустился по лестнице, сел в паре шагов от меня и сделал пару умывательных движений лапой. Потом вдруг поднял морду, глянул мне в глаза, громко сказал: «За мнооооуй» и побежал вверх по лестнице. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за животным.

Честно говоря, после всего увиденного я ожидал, что сегодня маг О.Раньи встретит меня как-то особенно. Почему-то представлялся огромный зал со сводчатым потолком, и великий маг в покрытой звездами мантии на высоком троне. Ничего этого не было, ни зала, ни трона, на мантии. Маг в какой-то затрапезе сидел за небольшим деревянным столом, откинувшись в глубоком кресле, и задумчиво смотрел на языки огня, пляшущие в камине. Над камином висел портрет молодой женщины невиданной красоты, застывшей в танце. Женщина была явно восточного происхождения с огромными черными глазами, с черными же, как смоль, волнистыми волосами. Не знаю, что за художник ее писал, но написал гениально! Он сумел подметить и запечатлеть именно тот момент, когда женщина полностью отдалась музыке, ритму, очарованию танца. Да, очень даже знакомый мне портрет и знакомая комната. Если приглядеться в сумраке, то у дальней стены комнаты можно разглядеть что-то вроде алтарного камня с пентаграммой посередине, именно на этом камне я очутился год назад, когда впервые встретился с великим магом О.Раньи.

Маг услышал мои шаги, чуть повернул голову, кивнул и указал пальцем на лавку у стены, обитой темно-синим бархатом. Я присел в уголке, немного смущенный холодным приемом, и тут сообразил, что маг слушает музыку. Надо же, как я смог не заметить инструменты перед камином? Лютня, флейта, бубен и еще что-то похожее на небольшую арфу. Музыкантов не наблюдалось, инструменты играли сами, что-то нежное и совсем мне не знакомое. Музыка завораживала и… усыпляла, честное слово, еще пять минут таких мелодий, и я точно заснул бы. Но маг вдруг громко хлопнул в ладоши, инструменты перестали издавать звуки и словно наперегонки кинулись укладываться в большой открытый шкаф.

Маг повернулся ко мне, и я, наконец, смог рассмотреть его лицо. В этот раз маг был не молод, отнюдь не молод. Лет восемьдесят – не меньше. Седой старик с лицом, изборожденным морщинами. И глаза, такие усталые серые глаза. Нет, не выцветшие, как у дряхлых стариканов, с которых песок сыпется, а именно – усталые. Вот эти глаза его и выдали, эка он на суму мою уставился.

– Ты принес? – спросил маг вместо приветствия. Я задержал дыхание и кивнул. Наступал решающий момент. Возможно, самый решающий момент в моей жизни. Все решится именно сейчас.

– Покажи, я хочу видеть, – сказал маг тихо.

Я подошел к столу, без разрешения уселся в кресло и, уложив суму на колени, принялся в ней рыться. Впрочем, рылся я больше для вида, чтобы внезапную дрожь в коленях унять. И мобилка, и фонарик нашлись сразу на дне сумы, там, куда я их сразу и положил. Тут же отчаянно зачесался под мышкой. Знал, что явно не ко времени, но удержаться не смог, так зудело. Маг нахмурился:

– Блохи?

– А хрен его знает, – ответил я, – кажется, господин Рэдис не любит бани.

– Здесь нет бань, – поправил меня маг, – здесь термы. Но они очень дороги.

Он щелкнул пальцами – зуд моментально прекратился.

Я с благодарностью глянул на мага, взял в руку мобилку, нажал на незаметную клавишу сбоку, дождался, когда смартфон загрузится и засветился экранчик с заставкой в виде алой розы. Протянул мобилку магу. Мысленно взмолился: «Господи, только бы получилось»! Маг осторожно взял гаджет, осмотрел его со всех сторон, потом внимательно рассмотрел розу, потом глянул мне в глаза. Так глянул, что аж мурашки по спине побежали.

– Нужно прочесть заклинание? – спросил маг.

– Не обязательно, – поспешил ответить я, – просто… позовите ее.

– Как позвать?

– Ну, как вы ее звали раньше… при жизни.

Это «при жизни» далось мне отнюдь не легко. А вдруг как маг осерчает? Но маг не осерчал, он прокашлялся и совершенно изменившимся голосом сказал: «Зарина, любовь моя, слышишь ли ты меня?» Я хоть и верил в успех, но на всякий случай скрестил пальцы на удачу. Сработает, или нет? Сработало! «Я слышу тебя, мой повелитель, – раздалось из динамика мобилки, – я так соскучилась по тебе». Голос мягкий, певучий, слегка искаженный компьютером. Ну и правильно, каким же еще должен быть голос с… того света. Маг вздрогнул и едва не уронил мобилу на стол.

– В зеркало, смотрите, в зеркало! – заорал я, для убедительности тыкая пальцем в экранчик. Но маг уже сам сообразил, куда надо смотреть. Он безотрывно глядел на лицо молодой женщины, появившееся на экране, точной копии той, что висела у него над камином.

– Как… как ты там, Зарина? – прошептал маг. По-моему, совершенно дебильный вопрос, но и его мы с Сашкой предусмотрели: «Я скучаю по тебе, мой повелитель», – ответило из мобилы. И тут я заметил, что руки у мага трясутся, а из глаз катятся слезы. Уффф, кажется у нас получилось!

Экран мобилы погас, оставаясь в режиме ожидания. И это правильно, хорошего понемножку. Я осторожно взял телефон из рук старика, вполне готовый к тому, что маг не отдаст мне гаджет. Но старик безропотно отдал.

– Я хочу поговорить с ней еще, – сказал он после довольно долгой паузы.

– Вы сможете говорить с ней каждый день, но не более трех минут. Она сможет даже спеть, станцевать для вас.

Долгая, очень долгая пауза. Не люблю таких пауз, только барабанной дроби не хватает.

– Ты – великий маг, – наконец сказал О.Раньи. – Здесь, в этой коробочке душа Зарины? Ты заключил ее душу сюда?

– Нет, господин О.Раньи, душу человека невозможно заключить где-либо. Душа бессмертна и свободна. Здесь, скорее, ее образ. Но с помощью этого зеркальца вы сможете говорить с Зариной. Вы ведь этого хотели, когда мы заключали договор?

Особое ударение я сделал на последней фразе, ибо это – сейчас самое главное.

– Да, я говорил именно об этом. Она прекрасна, моя Зарина, даже в твоей маленькой коробочке прекрасна, как в тот день, когда великий художник с юга Инничи закончил писать этот портрет, – и маг указал на картину над камином. – Я хочу поговорить с ней еще. Это возможно?

Я набрал побольше воздуха в легкие, чтобы соврать без запинки:

– Господин О.Раньи, мне очень трудно вам это говорить, но я обязан предупредить. Ваша Зарина сейчас находится в другом мире. Лучшем, гораздо лучшем мире, чем ваш и…мой. Но каждая минута общения с этим миром отнимает у нее очень много сил. Помните, пожалуйста, об этом, когда будете вызывать ее. Вот, держите. Теперь зовите ее.

– Зарина, любовь моя, – сказал маг, уставившись на экранчик мобилы, – помнишь ли ты тот день, когда я впервые увидел тебя?

Блин, а маг не прост. Он меня проверяет? Но это мы с братцем предусмотрели.

«Конечно помню, мой господин, – ответило из телефона. – Разве я могу забыть это? Я помню каждый час, каждую минуту, проведенную с вами. А теперь прощайте, я очень устала, До следующего свидания, любовь моя».

Девушка исчезла с экрана и теперь появится не раньше, чем через двенадцать часов. Мы хоть и написали с Сашкой для нее полтыщи ответов на полтыщи вопросов, но очень не хотелось бы, чтобы господин маг задал все эти вопросы в один день. Пусть растянет удовольствие. Теперь оставался вопрос техники. Справится ли он с подзарядкой?

Господин О.Раньи оказался мужиком сообразительным и довольно быстро научился подзаряжать мобилку с помощью переходника и специального фонарика. Хитрый фонарик, там еще ручка такая сбоку, крутишь, и зарядка идет быстрее, чем от сети. Торжество прогресса! Господи, знали бы вы, что мне пришлось врать великому магу, объясняя необходимость этого действия. В общем, кручение ручки минидинамо я приравнял к потиранию кувшина с целью вызова джинна.

– Хорошо, будем считать эту часть договора выполненной, – сказал маг тихо, уложив мобилку вместе с фонариком в украшенный изумрудами ларец. – Теперь о книге. Ты принес?

Я снова кивнул и выложил на стол пару листов бумаги, прошедших через цветной принтер. Дома у меня таких листов гораздо больше. Чуть больше сотни листов -- все, что удалось наскрести моему братцу Сашке в мировой сети про таинственный манускрипт на неизвестном языке. Книга, известная более как кодекс Войнича. Очень много изображений каких-то сорняков с корнями и соцветиями, какие-то круги с зодиакальными символами и еще много голых баб большей частью в ванных с зеленой жидкостью или в каких-то трубах. Нарисовано, кстати, все весьма хреново, словно ребенок малевал дешевыми акварельными красками. Текста много, но о чем – хэзэ, так никто расшифровать и не смог. Целые научные институты брались, даже профессионалы, что шпионские коды расшифровывали, все мимо! Не существует такого языка!

Почему я решил предложить все это уважаемому магу? Во время прошлой нашей встречи он развернул на столе довольно древний свиток, я краем глаза заглянул, и вот заглавные буквы в нем мне что-то напомнили. А недавно по каналу «Хистори» крутили документалку про этот самый кодекс Войнича, и вот там почти такие же письмена. По крайней мере – похожи. Я магу про это дело намекнул, видели бы вы, как у него глаза блеснули! Выразили очень глубокую заинтересованность! Вот я пару листов и принес, на показ, так сказать. А маг тем временем вытащил из ящика стола очки в золотой оправе и вцепился пальцами в страничку с каким-то чертополохом, губами шевелит, трясется. Неспроста ведь. Неужто такое ценное?! Потом за второй лист ухватился с голыми бабами в каком-то бассейне, текст прочитал про себя, шевеля губами. Потом вдруг снял очки, сложил листы, откинулся в кресле, положил ладонь на принты и закрыл глаза. Сидел так с минуту, потом на лице его изобразилось что-то вроде досадного недоумения.

– Странно, они почему-то молчат, – сказал О.Раньи. Он взял лист с бабами, снова долго его рассматривал с обеих сторон, даже поскреб ногтем мизинца. Потом встал, сказал как-то официально:

– С вашего разрешения я ненадолго покину вас.

Маг забрал листки, подошел к дальней стене и шагнул… прямо в зеркало. Могу поклясться, что там висело именно зеркало! Никаких дверей – только зеркало!

Маг долго не возвращался. Я успел подойти к тому самому зеркалу и убедиться, что оно настоящее. Даже постучал пальцем по холодной поверхности. Заодно еще раз разглядел отображение студента Рэдиса, в чьем теле мой разум в данный момент находился. Неприятный молодой человек. Рыхлый какой-то обрюзгший, глазки узкие, волосы в кружок пострижены. Ряса вся засалена, в пятнах.

Прошелся вдоль шкафов с книгами. Солидные такие фолианты, обложки сплошь кожаные, тисненые золотом. Хотел даже один взять, полистать, но вдруг звякнули латы в углу комнаты. Полный рыцарский доспех, как мне казалось, пустой. А вдруг как нет? Вернусь-ка я на место. От нечего делать я развалился в кресле, бросил суму на пол, послал воздушный поцелуй портрету над камином и предался воспоминаниям. Да, как быстро бежит время. Кажется, совсем недавно все это началось, а вот поди ж ты, целый год прошел. Да, именно год назад я впервые очутился в этой комнате, в теле бедного студента факультета философии и алхимии академии его Величества. Действительно, очень бедного студента со смешным именем Рэдис. А за пару месяцев до этого я в своем собственном теле не менее бедного студента факультета фармакологии местного медунивера Михаила Попова наткнулся в архиве моего папки Сергея Михайловича на толстую тетрадку в клеенчатом переплете. Я сначала просто пролистал тетрадку – картинки смотрел. Забавные такие картинки: крылатые змеи, драконы, русалки, единороги, осьминоги огроменные, прочие неведомые зверушки. Не, батя мой, он вообще к таким вещам неравнодушен. Видели бы вы его библиотеку! Сплошь средневековая мистика с алхимией. Вот и в той найденной тетрадке то же самое, и главное – перевод! Аккуратным батиным почерком подстрочник с латыни, иврита и старофранцузского, расшифровка рун и попытка адаптации текста на русский. Местами не совсем понятно, часть – непонятно совсем, но все равно впечатляло. А тут еще братец Сашка помог, будущий компьютерный гений. Посмотрел на мои мытарства с переводом, отвлекся от своего любимого «Дуболома-3» и предложил свои услуги. Отсканировал всю тетрадку и запустил комп на перевод. А комп-то оказывается, и старофранцузский знает. Кому он на хрен нужен? Кажется, английский король Ричард Львиное Сердце писал на старофранцузском? А нынче кто? Разве что пара профессоров из местного педа?

Но очень интересным оказался в итоге перевод, чего в нем только не было! Рецепты волшебных зелий, колдовские заговоры, заклинания, способные вызывать духов, и прочая нематериальщина. А меня тогда, признаться, очень беспокоило именно материальное! Денег у бедного студента, то есть у меня, не было. Стипендия и ночная подработка в кочегарке ремзавода абсолютно нормальному существованию не способствовали! Только-только нам с братцем прокормиться, а тут еще долги по ЖКХ, налоги какие-то и прочие неудобства. И вот как-то во время очередного финансового кризиса нашего небольшого семейства, выпив для храбрости пивка, я решил пробовать кого-нибудь вызвать. Какого-нибудь духа с нюхом на спрятанные клады. Имелся там и такой. Хотя, если честно, ни во что такое не верил, но почему бы не попробовать? Нарисовал мелом на полу пентаграмму, расставил свечи в нужном порядке и зачитал магическое заклинание. И что вы думаете? Никакого духа я, конечно, не вызвал, зато сам оказался духом вот в этой самой комнате. В смысле, что не сам оказался, а… Даже не знаю, как правильно сказать… В общем, вселился мой разум в рыхлое тельце местного студента – философа, бывшего в услужении у великого мага, цехового мастера магов города Аррохона господина О.Раньи. Сам маг, наверняка, офигел не меньше моего, когда его слуга, то есть я вдруг заговорил с ним на чистом русском языке. Маг, оказывается, тоже давно упражнялся в попытках перемещений по разным мирам, без особого, правда, успеха. Потому что для перемещения одной пентаграммы и заклинания мало, нужна еще одна, в точке, куда переместиться хочешь. Вот я ее и начертил. Вернее, маг ее начертил. Нет, оба мы начертили и… Тьфу, совсем запутался. В общем, с помощью переведенного батей заклинания из древней книги и усилий великого мага О.Раньи я мог путешествовать в этот мир, населенный помимо людей эльфами, орками, гномами, драконами и черт еще знает кем. Но это самое путешествие было возможно исключительно в облике студента Рэдиса. Хотя… куда ж я без него? Он и язык знает, и обычаи местные…

Надо заметить, маг встретил меня хорошо, принял за коллегу по ремеслу. Быстро обучил, как пользоваться памятью Рэдиса, благодаря чему я мигом усвоил местное наречие, и сходу предложил обмен опытом и заклинаниями устроить. Пришлось врать, что я хоть и являюсь великим магом, но к сожалению, в Его мире заклинания Нашего мира не действуют. Он было разочаровался, но я быстро придумал чем быть ему полезным. Очки на носу великого мага – мой подгон. Минус три на минус семь. Пришлось таблицу специальную в этот мир тащить и заставлять мага закрывать один глаз табличкой и разглядывать строчки. Теперь рад до усрачки и без моих очков он – никуда. Мазь и свечи от геморроя. Очень он этим делом страдал, даже эльфийские примочки не помогали. Привез ему свечей. Теперь вот сидеть свободно может. Пояс от радикулита, прочие мелочи. А что, ловко придумано, согласны? Кому нужен бесполезный попаданец? Иначе великий маг запросто мог заточить меня в темницу для своих магических опытов или превратить в какую-либо зверушку. Это он запросто может, ибо нрава весьма сурового. Была, правда, у него одна слабость. Та самая девушка, чей портрет висел над камином. Точно не знаю, что там между ними было, но, кажется, какая-то жутко романтическая история. Юный, но очень могущественный маг странствовал по юго-восточным странам, где и встретил девушку немыслимой красы. Влюбился в нее не без взаимности, увез в свою северную страну, а она возьми, и скончайся. Зачахла, понимаешь, в суровом климате, и никакая магия не помогла. Вот он и мается с тех пор, бедолага, все о своей любви, потерянной скорбит. Я и взялся помочь не бесплатно, конечно… И вот для этих целей маг взялся открыть прямой портал меж нашими мирами. И открыл! Много через него не унесешь, конечно, но все-таки. Вот телефон мобильный, фонарик, пару листов бумаги… Про сферу светящуюся я уже говорил?

А что-то долго нет мага, чего это он задерживается? Не задумал ли какую пакость? Вот сейчас выйдет из зеркала и скажет: «Передумал я. Не дам я за твои распечатанные на принтере листы и дешевый мобильник философского камня. Становись-ка ты, друг мой, мерзкой бородавчатой жабой». И стану, а куда денешься? С него станется. Или так в темницу засадит. А то просто выгонит взашей на улицу, и буду я до скончания жизни бедствовать в этом мрачном средневековье. Впрочем, а почему бедствовать? Подамся в писатели, а то и в издатели. Буду писать и продавать истории про блудливую графиню, глядишь – прославлюсь. И первым делом блох выведу. А как же Сашка? Про братца Сашку-то я забыл. Он без меня пропадет. Нет, никак нельзя мне здесь оставаться, мне домой надо!

Вот за этими тревожными мыслями я и не заметил, как в комнате появился уже знакомый мне кот. Теперь на нем был ошейник, украшенный серебром. Кот глянул мне в глаза и разинул пасть: «Замнооооооуй». Я приказу подчинился, спустился по лестнице несколько этажей и через пару минут оказался перед железной дверью алхимической лаборатории. Солидная такая дверь, тяжелая. Маг как-то проговорился, что самые опасные опыты он здесь проводит, дабы не выпустить наружу чудище. Что за чудище?

Ну вот, лаборатория средневекового алхимика. Все, как учили: низкие потолки, по стенам полки со свитками, порошки и летучие мыши в банках. Одна такая плавала в мутной жидкости и пялилась на меня блестящими глазками. Живая что ли? На столе жаровня, колбы, реторты, пробирки. В углу комнаты около больших напольных часов с боем сидел прямо на полу горбатый гоблин и что-то толок пестиком в ступке. Как я заметил, он был прикован к стене толстой цепью. Что, здесь и живет? А спит на сундуке? Цепь зачем? Раб? Заключенный?

Великий маг сидел за столом и задумчиво смотрел на разложенные листы. Один из них явно подвергнулся какому-то опыту. На листе с разлапистым хвощом, в самом уголке, где ни текста, ни рисунка, дымилась дыра.

Маг указал мне на основательный такой стул у стола, снял очки, положил на стол, очень уважительно их погладил. Почесал нос и сказал:

– Я слышал о великих магах Запределья и о чудесах, на которые они способны. Что ж, сегодня ты удивил меня во второй раз. Я уж и не думал, что когда-нибудь буду держать в руках малый Эльфийский кодекс.

Ага… Кодекс Войнича это – малый Эльфийский кодекс, будем знать. А где тогда большой?

А маг меж тем продолжал:

– Но эта книга немая.

– Что значит немая? – удивился я.

– Ее листы молчат. Обычно каждый лист эльфийской бумаги – это отдельная история, и изображение красками или чернилами на нем – лишь добавление к содержащемуся внутри листа, или, скорее, визуальные пояснения. Ты этого не знал?

Я уныло мотнул головой. Вот в чем дело, надо, оказывается, вглубь смотреть. Верно наша училка по литературе и русскому в школе говорила. А мы, балбесы, не слушали. Ценность принесенного мною падала на глазах. А вот интересно, оригинал, который хранится в Штатах, в спецхранилище для редких книг, тоже немой? Вот бы хоть глазком одним глянуть. Да кто ж даст?

– Ну, это понятно, – не дождался ответа маг. – Как я понял, в вашем мире эльфы – большая редкость. – Откуда же тебе знать эльфийский, откуда ж тебе взять цветок папоротника? Скорее всего, ты даже не знаешь, о чем она…

Я окончательно запутался. Какой на хрен цветок? Папоротник не цветет, это я точно знаю, еще на первом курсе узнал. Маг вот так цену сбивает? Но О.Раньи и не думал сбивать цены. Он подул на прожженную дыру в листе, положил его обратно на стол и как-то очень нежно погладил.

– Ты принес мне часть очень ценной книги, хоть и копии. Эти страницы бумаги немы, они не помнят своего прошлого. Просто хвойный лес и большая железная машина-механизм, убившая это дерево. Механизм, как я понимаю, гномий? Так что вся ценность этого – только в письменах. Зато каких!

Маг восторженно зажмурился. Уффф, значит, книжка-то все-таки ценная, а я уж было запаниковал.

– Эльфийский кодекс – величайшая тайна народа эльфов, – продолжал маг. – Тайна жизни и тайна бессмертия. В нем указано, как чистые эльфы продлевают свою жизнь цикл за циклом. И перечислены растения, чей сок эти циклы позволяют продлевать.

Маг замолчал, придвинул к себе небольшой кубок желтого металла и квадратную бутыль синего стекла. Набулькал немного в кубок, выпил, продолжил:

– И вот еще что, писал все это – отнюдь не эльф. Скорее – смертный. Странно. Обычно эльфы свои мудрости смертным не доверяют. Ну, ладно… Поговорим о главном, ты сможешь принести мне всю книгу?

Я вспомнил пачку листов «Снежинка», отпечатанных на цветном принтере, что лежали у Сашки на столе, но с ответом не торопился. Магу нужны листы «говорящие», а наш принтер выдает «немые». Немая книга магу подойдет?

Так и спросил. Маг мои сомнения понял и кивнул:

-- Принеси мне копию Эльфийского кодекса, кто бы ее не написал, и тебя ждет большая награда.

В этот момент часы в углу гулко ударили. Раз, второй, третий… Двенадцать раз. Полночь! Ого, время-то как летит. Пора бы мне до дому. Я выразительно посмотрел на мага, тот мой взгляд понял без слов.

-- Что ж, видно, пришло время рассчитаться.

Во рту у меня сразу пересохло. Что, все? Неужели получилось? Господин О.Раньи сделал знак рукой гоблину у стены. Тот отложил свой пестик, с кряхтением встал, открыл сундук, достал оттуда резной ларец. Судя по всему – весьма тяжелый. Сильно хромая и звеня цепью, гоблин подошел к столу и с грохотом поставил ларец около меня. Я вопросительно глянул на мага и после его кивка откинул крышку. Золото! Много! В сумраке блестит тускло, но все равно завораживает. Беру большую тяжелую монету. Грамм двадцать, не меньше. Профиль безбородого дядьки на аверсе и надпись по дуге. Кажется, латынь. Древний империал! Тут же в уголке ларца камни стихий: рубины, алмазы, сапфиры, изумруды. Судя по размерам, стоят камушки ого-го!

Бросаю монету обратно и, дабы избавиться от искушения, захлопываю крышку.

– Кажется, мы о другом договаривались, господин О.Раньи.

– Да, но… то, о чем ты просишь – очень ценная вещь.

– Но разве не стоит оно вашей сокровенной мечты? – парировал я. – Не далее, как полгода назад вы клялись, что за один взгляд вашей Зарины вы готовы отдать все богатства мира. Теперь взглядов будет много больше.

– Вот я и говорю о богатствах. Это – кивнул маг на ларец, – лишь часть. Ты можешь взять в свой мир столько золота и драгоценных камней, сколько сможешь поднять.

От этих слов мага мне стало как-то нехорошо. Уж не решил ли великий маг пойти на попятную? Неужели и в этом мире слово, данное всемогущим магом, ничего не стоит? Нет, мешок золота и камней, это, конечно, тоже неплохо, но, во-первых, сфера все эти богатства перенести в наш мир просто не сможет, а во-вторых, у меня по поводу оплаты моих услуг были другие планы. Совсем другие! Я решил твердо стоять на своем:

– Господин маг, мы заключили с вами договор. Я все свои обязательства выполнил. Очередь за вами.

Маг снова погладил принесенные мною листы рукой и сказал:

– Что ж, ты прав. Не все в мире покупается за золото. Я просто хочу, чтобы ты понял, твоя просьба будет мне очень дорого стоить. Но не меньше она будет стоить и для тебя.

Маг потер ладони, потом протер левую шелковым платком. Достал из ящика стола меленький кинжал. Скорее даже стилет – тонкий и острый. Средневековая заточка. И вот этим стилетом маг себе в ладонь с размаху как вдарит! Я даже ойкнуть не успел. Такого я точно не ожидал, и судя по исказившемуся лицу мага, ему было очень больно. И хотя лезвие стилета пропороло ладонь насквозь, никакой кровищи не было. Совсем никакой! А маг выдернул острие из раны, бросил стилет на стол и теперь что-то шептал. Судя по выражению лица, что-то у него не получалось. Он неотрывно смотрел на дыру в своей ладони, громко шептал и очень потел. Пот буквально струился по его лицу, прям как в бане. Наконец, из раны капнуло, потом еще. Маг быстро подставил под тонкую струйку крови воронку и маленький прозрачный флакон, быстро наполнившийся. Маг заткнул его пробочкой, и движением пальцев двинул по столу в мою сторону, после чего в изнеможении откинулся на спинку кресла, зажав рану здоровой рукой.

Я смотрел на все это дело совершенно офигевший. Что, маг решил своей кровью со мной расплатиться? Оно мне нужно? Но вдруг темная кровь во флаконе начала светлеть и менять цвет. Прям по спектру «каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Но без фазана. От красного до синего, нет, все-таки до голубого. Теперь на дне флакона что-то светилась ярким, чуть голубоватым цветом.

– Тебе пора, – сказа маг устало. – Сущность я отправлю следом. Только не трать ее бездумно. У всего сущего есть предел. Прощай.

Ведомый котом я вернулся в кабинет с камином и портретом. Встал в центр начерченной звезды, закрыл глаза, прошептал заклинание и...

… и я оказался дома. Дом, милый дом! Небольшой домик с небольшим садиком на окраине небольшого города, на улице с чудным названием Садовая. Правда, соседи по улице называют наш дом гадюшником, а нас с братцем считают если не сумасшедшими, то уж малохольными – точно. Ну и пусть, нам с ними детей не крестить. Главное, что я вернулся, целый и невредимый. Как говорится, в гостях хорошо, а дома куда лучше. Истинная правда, точно вам говорю! Сразу же пришлось утирать кровь из носа. В этот раз полилось особенно обильно, заляпало всю грудь – майку придется выкидывать. А жаль, хорошая маечка, хоть и китайская. Что ж, за все приходится платить.

Я дома! Я стою в большой комнате нашего дома, в центре нарисованной черным маркером пентаграммы. Пентаграмма светилась красным и даже слегка дымилась, от нее веяло жаром. Кажется, один из тапков, в кои были обуты мои ноги, начал тлеть. Надо же, такая высокая температура, а свечи черного воска меж тем совсем целые, даже не оплавились. Волшебство! Магия! Сфера уже прибыла, она висела и сухо потрескивала здесь же, над старым лабораторным столом, который я приволок с институтской кладовки. Все равно на списание шел. Внутри нее что-то слабо пульсировало. А с какой стати «что-то»? Прекрасно известно мне, что именно там пульсирует. Впрочем, а долго я еще так стоять собираюсь? Не особо надеясь на память, я глянул на стену и прочитал заранее написанное на постере с Оззи Озборном заклинание. Пентаграмма погасла, пол сразу перестал дымиться, и я смог без помех выйти из магической звезды. Еще одно заклинание – сфера мигнула и исчезла. Кожаный мешочек тихо звякнул о дно большой фарфоровой чаши. С точностью до сантиметра – знай наших!

«Наши» – то есть мой непутевый братец Сашка, по совместительству – компьютерный гений дрых здесь же, в кресле у компьютерного стола. Очень неудобная поза для сна. Ну скажите, как можно спать сидя, откинувшись, в кресле на колесиках? Но Сашка, он привычный, умудряется высыпаться и таким вот диким образом. Хотя с чего это он дрыхнет? Чего, дождаться брата из опасной командировки не мог? Э, а на дворе светает уже, птички поют. Долго я в этот раз…

Комп, как водится, был включен, с недавних пор я подозреваю, что Сашка его вовсе не выключает. На экране монитора очень красивая девушка восточного типа расчесывала золотым гребнем длинные черные волосы у журчащего водопада. Знакомая, весьма знакомая нам девушка. Зарина ты моя, Зарина, до чего же ты озорна. И на экране она как живая, не удивительно, что великий маг повелся.

Я стянул с себя окровавленную майку, тщательно утер лицо. Бросил майку в корзину у стола – отстирывать кровь с белого – гиблое дело. Взял мешочек из чаши, расслабив шнурок, глянул внутрь. Все вроде в норме, лежит пузырек, светится, ну и слава Богу. Подошел к братцу, но будить не стал – поправил свесившуюся руку. Заодно сгреб с пола кучу запоротых листов из Эльфийского, как я теперь понимаю, кодекса. Какие-то принтер зажевал, на других картридж косячить начал – с полосами получились. А картриджи-то тю-тю, жалко, полстипухи на них грохнул. Ну ничего, теперь, надеюсь, с картриджами проблем не будет. Да и с остальным тоже. Спасибо, папа, за тетрадку.

Я посмотрел на фото над камином. Камин – фальшивый, батя так лестницу в подвал замаскировал. Он у нас рукодельный. Был. Над камином большой групповой фотопортрет. Все наше семейство на празднике Ивана Купалы в экодеревне «Истоки» два года назад. Батя здесь – Лесовик с бородой, мамка с сестрой – лесные нимфы, мы с братцем – эльфы, вон у нас луки какие и шляпы с перьями. Лариска после родов свои идеальные формы еще не вернула, но все равно хороша! Здесь она вся такая из себя – наяда. Наши с Лариской дочки Дашка и Варька еще малы для таких игр, но все равно тоже наряжены наядками, у каждой по персику в руках, улыбаются. Последнее лето, когда мы все вместе. Самое счастливое лето, а потом пришла осень, за ней зима. Проклятая осень, проклятая зима, проклятая экодеревня…

Осенью мамка с сестрой отправились в «Истоки» на праздник цветущего папоротника. Мамка была та еще травница, на этой почве с папкой и познакомилась. И не вернулись, пропали. Все из леса вернулись, а они – нет. Их искали. Полиция, добровольцы, волонтеры. Всю округу у деревни прочесали в радиусе полста километров. Не нашли и поиски прекратили. А батя нет, батя искал. Долго искал, мы его дома почти не видели. Покормит нас ужином после работы, сам за руль старенького Запора и в лес, искать. Не нашел. А этой зимой и сам пропал. Его «Запор» нашли в виде горбатого сугроба на обочине у поселка Озерный. Ключи – в замке, двери открыты, ни отца, ни следов…

А Лариска… я ее понимаю. Муж днем на занятиях в институте, вечерами готовит недорослей к экзаменам по химии и биологии, ночами в кочегарке два через два. По выходным – на птичьем рынке торгует. А денег дома все равно нет, в холодильнике пусто, в комнатах сквозняки, девчонки болели часто. С братцем они опять же не очень сошлись, ссорились по пустякам, задолбался их разнимать. Братец Лариску иначе как крыска не называл. А потом пустая спальня, пустая детская кроватка, и записка на столе: «Извини, так больше не могу, на развод подам сама. Прощай». Ну понятно, у нее мамаша на Урале бизнесом занимается, три магазина своих, десяток ларьков. Считай, на ее донаты и жили. Понимаю тебя, Лариса, понимаю. На Урале у мамы и дом большой, и не придется неделями на пшенке сидеть, как здесь… Да и змей Лаиска, надо признать, боялась. Вот и осталось от большой, дружной семьи двое, я и братец. Да и его забрать в интернат хотели, едва от опекунского совета отбился.

Кстати, о змеях. В аквариуме, стоящем на подоконнике, попискивали крыски. Белые в основном. Счетом – полные две дюжины. Эх, братец, братец, опять забыл покормить животинок. Я не про крысок говорю, крыски перебьются. Им уже незачем. Я взял аквариум, держа его под мышкой, открыл дверь в гадюшник. Гадюшник представлял собой большую комнату – нашу бывшую с Лариской спальню с клетками вдоль всех стен. Вернее, не клетками, а большей частью аквариумами. В аквариумах жили змеи, самые разные. Кстати, смешное дело получается. Хотя все знакомые и соседи называли наше с Сашкой жилище гадюшником, гадюк, как таковых здесь не было. Ни одной. Кобры королевские были, одна даже моноклевая – с одним очком на капюшоне. Гюрза имелась, гремучая змея, эфа. Но это так – для солидности. А в основном я разводил змей крупных и не ядовитых. Питонов, удавов… Под окном, забранным сеткой-рабицей, у нас в бассейне даже анаконда проживала. Настоящая!

Змеи нам с Сашкой от бати в наследство достались, как и крупный выводок белых крыс и мышей. Батя когда-то подрядился разводить гадов для институтских надобностей, держал их в гараже. Даже яд змеиный добывал. Но змеи что-то в гараже мерзнуть начали и дохнуть. Пришлось гадов перевести в дом, благо теперь есть куда. А излишки я по выходным на Птичьем рынке продавал. Хоть какая-то к стипухе прибавка. Есть ведь сумасшедшие, которые змей дома держат для собственного удовольствия. А вот крысок нынче берут плохо – больше предпочитают хомячков. Тщательно заперев за собой дверь, я приступил к процессу кормления. Говорят, на выставках – серпентариях на это мероприятие собирается куча народу. Посмотреть, как змеюки будут крысок-мышек заживо заглатывать. Бр-р-р-р-р! Лично я этот вид с трудом переношу, стараюсь вообще не смотреть, не люблю. Честно говоря, я и самих змей недолюбливаю. Противные они какие-то, склизкие. Разве что лимонный питон. Такой он желтый, прикольный… Маришка из нашей группы как-то в гости заглянула, в руки его взяла и знаете, что сказала? «Ой, он теплый, похож на эрегированный член». Вот развратная малолетка!

Так, дорогие аспиды и гады, приступаем к завтраку. Жрите, жрите, вы мне нужны сытые. В каждую клетку по крыске. Анаконде и удавам по две. Питону придется покупать кролика на рынке, что-то он в последнее время к крыскам охладел – не жрет. Постарел что ли? Распихав крысок-мышек по клеткам, и стараясь не смотреть, как гады заглатывают своих жертв целиком, я поставил клетку на аквариум с моим любимым лимонным питончиком, отряхнул руки и поспешил покинуть гадюшник. Вовремя! Ибо в дверь уже звонили. Интересно, и кто это к нам в такую рань? Уж не господин ли О.Раньи? Не решил ли он отменить сделку и потребовать часть изначально сущего обратно?

Конечно, беспокоил меня вопрос, а не надул ли я великого мага? Подсунул за волшебную вещь огромной мощности обычную мобилу, на которую записаны файлы с болтающей, поющей и танцующей девушкой, чей портрет я снял на ту же мобилу полгода назад. С другой стороны, ну да, дешевая мобилка. А программы, что в нее закачены? Я придумал, Сашка писал. Это кто-нибудь оценит? Братец на своем компе на портрет той девушки на физию Азизы наложил, очень эротичные танцы у нее получаются, да и поет неплохо. С голосом ее, конечно, намучались, хорошо, что одна песня Зарины хранилась у мага в серебряной вазе. В общем, подсунули мы магу вместо души любимой ее компьютерную копию. Но ведь он этого и хотел, и, кажется, остался доволен. Как сказал классик: «Ведь обмануть меня не сложно, я сам обманываться рад». Кстати, о вещи огромной мощности… А чего тянуть-то? Пора бы ее и применить, аж руки чешутся. Хотя нет, лучше ночи дождаться.

Я тщательно запер дверь в гадюшник и вернулся в комнату. Сашка уже проснулся и сидел в своем кресле, очумело озираясь по сторонам. Глаза красные, опухшие, словно от бессонницы. Но бессонница тут ни при чем, меньше в монитор пялиться надо и в игрушки свои дурацкие играть. Увидев меня, Сашка радостно заулыбался:

– Превед, Медвед! Получилось?! Как все прошло? Как программа?

– Намана, – ответил я. – Кто это к нам с ранья рвется? Ждешь кого?

– Неа, – пожал плечами братец.

А в дверь реально звонили. Долго и настойчиво.

Ну нет, так нет. Я решительно подошел к столу, взял из чашки кожаный мешочек, вытащил из него полученный от мага пузырек, сковырнул пробку и перевернул его над открытой ладонью. Из пузырька выпал камушек с ноготь мизинца, зеленоватого цвета, лежит, тихонько светится. Надо же, настоящий философский камень. Абсолютный катализатор! Если верить тетрадке отца – основа всей алхимической науки. Без этого камня вся алхимия – просто химия. К тому же – неорганическая. А в дверь уже не звонили, барабанили кулаками. Экие упорные. Я сунул камушек обратно во флакон, а тот – в карман брюк, вышел в коридор, громко щелкнул запором, открыл дверь и зажмурился от лучей восходящего солнца, не сразу узнав незваных гостей. Вот принесла нелегкая, Мариванна из опекунского совета. И не одна, с комиссией! Ну да, она ж обещала, вот сучка!

Нет, это даже не комиссия. Мариванну оттеснили с порога серьезные мужчины, сразу предъявившие раскрытые корочки – длинная аббревиатура. ОБНОН, а попросту – наркоконтроль. Какого хрена?! И почему именно сегодня?! Почему именно в этот исторический день?! Точнее – в это историческое утро!

Я глянул на восходящее солнце в дверном проеме, вздохнул и пропустил незваных гостей в дом.

Самое томительное ожидание перед восходом солнца. Пробьет ли колокол на башне ратуши, откроют ли городские ворота Аррохона, или опять Его Светлость запрет город? Причин тому бывает несколько. Понятное дело – осада, или опасность вражеского нашествия – тут и не возразишь. Безопасность прежде всего! Мор в округе, это тоже понятно, горожане и сами ворот не откроют. Мора здесь боятся. И третья причина – прихоть герцога. Прикажет – стража никого и близко к воротам не подпустит. Почему? Кто ж скажет. Приказ герцога, и все тут! Шептались, что в последний раз это случилось из-за сильного запора у Его Светлости. Но сегодня, кажется, пронесло. Ни врага у ворот, ни мора, и со стулом у его светлости, к счастью, все хорошо.

Едва солнечный диск оторвался от линии горизонта, гулко ударил колокол на ратуше. Почти одновременно заскрипели колеса механизма подъемного моста и железной решетки. Мост стал медленно опускаться, решетка, напротив, подниматься. И вот главные ключники магистрата подходят к воротам, у каждого – свой ключ. Три поворота в скважине мудреного гномьего механизма, и огромные створки внутренних ворот начинают медленно открываться. Дневная стража, звеня доспехами, вбегает в коридор между двумя воротами и занимает свои места вдоль стен. Теперь второй главный ключник вставляет свой ключ в скважину внешних ворот. Осторожно поворачивает. Смазанный гномий механизм работает безотказно, после легкого щелчка ворота начинают открываться. Сами! А ведь раньше каждую тяжеленную створку впятером толкать приходилось. И только теперь усталая и зевающая ночная стража начинает расходиться. Солдаты по казармам, господа офицеры по своим домам. Правда, начальнику стражи господину ДэЭйрсу приходится задержаться, дабы сдать начальнику тюрьмы задержанных ночью. Так, ничего серьезного, пара пойманных с поличным ночных воришек из Веселого квартала, загулявший купчина со следами побоев на лице, весь голый, видно, проигрался. И полдюжины гоблинов, не нашедших законного приюта на ночь. С недавних пор за это в Аррохоне наказывают особо сурово. Не имеешь средств оплатить ночевку под крышей – ночуй за городскими стенами в поле. Или в тюрьме.

Толпа, выстроившаяся у ворот в длинную очередь, зашевелилась. Первыми город покинут, конечно, гонцы Его Светлости с вышитыми единорогами на груди, за ними скороходы магистрата, потом знать, если не поленится встать в такую рань. Далее – господа купцы и цеховики в порядке, установленном магистратом. А вот за ними – все остальные. Остальных набралось довольно много, оно и понятно, после базарного дня возвращаются по селам и усадьбам с покупками.

Господа маги хотя и пользуются в Аррохоне большими привилегиями, через городские ворота выходят редко. И правда, чего им делать за городскими стенами? Им в городе дел хватает. Но если вдруг возникнет такая надобность, ведь есть магический портал. Перенесет куда угодно. Однако, сегодня в конце очереди терпеливо ждет старый маг с большим ящиком, украшенным резьбой, с ним юный мальчик, видимо, слуга, и небольшой дракончик. Дракон в Аррохоне – редкость. Разговоров про драконов много, но многие видят такое в первый раз, пялятся. А тот лежит себе, греясь на солнышке, гребенчатым хвостом мух отгоняет.

Сразу за магом пристроились трое. Ростом почти одинаковы, да и лица словно одним мастером небрежно слеплены. Много щетины на щеках, низкие лбы, глазки узкие. Делают вид, что интересуются драконом, на самом деле очень внимательно рассматривают вещи странника. Помимо музыкального ящика явно гномьей работы, (значит – цены немалой) при нем большая, набитая сума. С каких это пор бродячие маги таскают с собой так много вещей? И что за вещи?

Когда ворота уже открылись, в конец очереди пристроилась парочка. Толстая, некрасивая баба и тщедушный крестьянин с тележкой. В тележке полмешка соли. Большая в этих местах ценность!

Развилку дорог украшал свежий висельник. Он покачивался на толстой ветке древнего дуба, подвешенный здесь специально, чтобы быть замеченным наверняка любым путником. На груди висельника обломок доски с нацарапанными словами «Дорожный грабитель» и выжженная клеймом печать Его Светлости. Лицо трупа приобрело синюшный оттенок, язык вывалился на бок, один глаз выпучен, вторая глазница пуста, видно, выклевали птицы, так что кажется, удавленник дразнится и подмигивает. Маг посмотрел на бедолагу, тяжело вздохнул и указал спутникам посохом направление движения. Прямо, по проторенной дороге к ближайшей переправе к Пьюаттару.

– Постойте, господин маг! Погодите! – раздалось сзади.

Маг оглянулся и удивленно посмотрел на подбежавшего крестьянина. Тот тяжело дышал, видно, устал от быстрого бега.

– Господин маг, я, моя жена… – сбивчиво начал крестьянин. – Мы хотели, если вы, конечно, не против, если вам по пути и есть время. Потому что, жена говорит, что вы, как маг, должны… хотя и не обязаны, но можете иметь такую возможность…

– Любезный, что вы хотите? – спросил маг, делая знак мальчику с драконом, чтобы те тоже остановились.

– Я же говорю, что жена… Она очень просила… Она там, с солью. Всю дорогу мне твердила, что вы должны. А я говорю, что не обязан! А она – догони и останови. Ну, господин маг, что вам стоит?

– Ничего не понимаю, – нахмурился маг. – Какая жена? Какая соль?

– Господин маг, очень вас прошу! – почти взмолился крестьянин. – Погодите немножко. Подождите здесь. Я сейчас ее приведу, и она все объяснит.

Старик подумал. Вид у крестьянина был очень жалостный, и смотрел он так умоляюще, что отказать было затруднительно.

– Ну хорошо, веди свою жену, только побыстрее, – сказал маг и дал знак спутникам располагаться на привал.

– Я сейчас, я мигом! – приложил руку к груди крестьянин и со всех ног бросился назад по дороге.

– Что ж, перекусим раз так, – неуверенно сказал маг спутникам.

Мальчик деловито осмотрелся, выбрал полянку с травой помягче, развязал суму, расстелил на земле холщовую циновку. Выложил на нее большой каравай хлеба, пару луковиц, какое-то мясо в глиняной миске, тыквенную флягу с вином. Дракон, разглядывавший висельника, при слове «перекусим» сразу потерял к нему всяческий интерес, радостно ударил хвостом и заторопился к месту привала.

Мигом у крестьянина явно не получились. Старик с мальчиком без особой торопливости успели позавтракать, а дракон с чувством заканчивал догрызать брошенные ему кости, когда, наконец, появился давешний крестьянин с женой. Крестьянин весь потный от натуги толкал тележку, его жена – крупная женщина шла впереди и все своим видом выражала решимость. Она остановилась перед магом, уперла руки в бока и начала:

– Да что же это творится, господин маг?!

– Что? – спросил старик с удивлением.

– Вот и я спрашиваю, что?! До каких пор это будет продолжаться?! Мы трудимся с рассвета до заката, жизни не видим, страдаем, а вы и ухом не ведете?

– Я?! – переспросил старик с еще большим удивлением.

– Ну не вы лично, а господа маги! Не вы ли клялись Его Светлости, что будете охранять и оберегать его крестьян от всех напастей? А получается, что напасти есть, а магов нет.

– Вот что, любезная! – маг не без труда встал и оперся на посох. – Я лично ни в чем вашему герцогу не клялся. По моей шляпе разве не видно, что я – маг странствий? А в деревенских делах должны разбираться ваши деревенские маги.

– Да, но, ваша милость, – вдруг подал голос крестьянин из-за спины жены. – Дело в том, что наш сельский маг немного того… Он и так был не очень, но после того случая с его женой, он и вовсе. Ваша милость, сделайте одолжение…Может, зайдете к нам в деревню, повлияете на этого господина Дориана …

Маг, уже собравшийся произнести легкое заклинание забвения, дабы избавиться от назойливой парочки, вдруг остановился.

– Светлый маг ДэОриан Ант, участник Великого похода – ваш деревенский маг?

– Не знаю, насколько уж он светлый, и какой там Ант, – хмыкнула баба, – но в Великом походе он точно был. Свершал там свои подвиги, а у нас летом от засухи урожай чах, а зимой вода в колодце до дна промерзала. А как вернулся, так и вовсе сдурел. Сделайте одолжение, ваша милость, хоть вы повлияйте на него.

– Хорошо, где ваша деревня? – спросил старик.

Крестьянин и его жена разом указали на правую дорогу развилки, если смотреть от дуба.

Когда странная компания удалилась по дороге к деревне, к дубу подошли трое, те самые, что вышли из ворот Аррохона сразу за магом с шарманкой и драконом. Они разом обнажили головы и поклонились повешенному. Один из них даже всхлипнул и утер слезу. Посовещавшись кратко, они направились по тропке, следом за стариком с шарманкой и драконом.

Старик после уговоров толстой женщины по прозвищу Кваша все-таки уложил свою шарманку и суму на тележку с солью и теперь шел налегке рядом с крестьянкой. Та вошла во вкус и теперь тараторила без умолку, сплетничала. Как маг Дориан собирался в Великий поход, а жена его Мара плакала и убивалась. А как ушел, сразу плакать перестала, бесстыдница. То у мельника на мельнице ее видели, то у пасечника на дальней пасеке, то у торговца в его кибитке. И в городе неделями пропадала, чего уж там делала? Хозяйство запустила до предела! А как вернулся маг из похода, весь седой, израненный, то Мара притихла вроде, а потом опять во все тяжкие подалась. Потом пропала вовсе. Говорят, ее волчица загрызла – волчица одинокая в округе появилась. А Дориан с тех пор и носа из своей лачуги не кажет, дом весь какой-то гадостью зарос, подходить страшно. Только волчица вблизи его хутора рыщет постоянно и воет жутко.

Крестьянка взялась было рассказывать, какие беды от той волчицы, когда сзади раздался сдавленный детский крик. Старик обернулся. Мальчик, помогавший крестьянину толкать тележку, теперь стоял с округлившимися от ужаса глазами. К его горлу был приставлен нож. Второй нож был приставлен к горлу крестьянина. Был и третий нож, им поигрывал невзрачного вида мужичок. Маг без труда узнал в злодеях тех самых горожан, что стояли за ними в очереди на выходе из города.

– Эй, старик, а ну брось свой посох, – крикнул разбойник, что держал мальчика. – А то я этому молокососу живо кровь выпущу. И бабе вели заткнуться.

Только сейчас маг заметил, что баба истошно кричит. Быстро сотворил на нее легкое заклинание немоты и положил посох в траву. Крик немедленно стих. Старик поднял руки, шагнул к злодеям.

– Господа! Прошу вас, не делайте этого!

– Эй, эй, стой на месте, – крикнул злодей, что поигрывал ножом. – Знаю я ваши шуточки.

Старик покорно остановился, а злодей вернулся к тележке, схватил суму и высыпал ее содержимое на землю. Разочарованно скривился. Немного провизии, тыквенная фляга, почти пустая, какие-то корешки, связки трав и много-много свитков. Развернул один, ничего не понял, бросил. Подошел к музыкальному ящику, повертел ручку сбоку – ни звука.

– Господа, – старик снова сделал шаг вперед. – Право же, мы бедные люди, у нас нет ничего ценного. Разве что немного денег…

При слове «деньги» все злодеи разом посмотрели на старика. А тот достал из-за пояса кожаный мешочек и потряс им. В мешочке звякнуло. Старик сделал еще шаг вперед, с облегчением замечая, что нож разбойника уже не так близко от горла мальчика.

– Здесь серебро, – заверил мал и снова потряс мошной. – Я отдам его вам все. Только позвольте забрать одну монету. Только одну, чтобы расплатиться сегодня за ночлег.

Разбойники переглянулись, вряд и они ожидали, что у бродячего мага будет серебро, да еще целый кошель.

– Хорошо, – сказал тот, что обыскивал суму. – Мы разбойники благородные! Бери одну монету, остальное бросай сюда.

Старик быстро закивал и выполнил приказ. Разбойник ловко поймал мешочек, жадно туда заглянул. Широко улыбнулся.

– Ладно, живите, мы сегодня добрые.

Разбойники попрятали свои ножи, крестьянин получил затрещину по уху и рухнул в придорожный бурьян, мальчику отвесили не слишком сильный пендель и тоже отпустили. Главарь схватил шарманку за ремень, двое попробовали утащить тележку с солью, но по неумению тут же опрокинули ее набок.

– А демон с ней, – крикнул тот, что был с шарманкой. – Пошли скорее, флягу только подберите, там вроде как вино.

Разбойники быстро удалились по дороге в сторону развилки, старик подошел к мальчику, обнял его за плечи, прижал к себе. Тут снова раздался рев – заголосила баба, видно, заклинание на немоту кончилось. Магу пришлось повторить. Ее муж, держась за ухо, поднимался на ноги и пробовал поставить опрокинутую тележку и затащить на нее мешок.

– Учитель, но почему вы… – еще всхлипывал мальчик, – почему вы не наказали их? Вы же можете. Зачем вы отдали им шарманку и все наши деньги? Все тридцать монет!

– Ничего, ничего, – похлопал по спине мальчика маг и вдруг спросил строгим голосом: – Что я тебе рассказывал про простые числа? Повтори!

Мальчик вытер кулачком слезинку, закатил глаза, словно вспоминая урок, и сказал: «Простое число, это то, что делится только на единицу, и на себя самого».

– Правильно, а сколько монет было в кошеле?

– Тридцать. Нет, двадцать девять. Вы одну забрали.

– Верно, – старик продемонстрировал серебряный кружочек на ладони. – Значит, двадцать девять – простое число и…

– На троих оно не делится, – улыбнулся мальчик. – Теперь понятно.

– Придется возвращаться, – сказал маг, спешно собирая содержимое сумы обратно. – Надеюсь, они недалеко ушли. Эй, уважаемые, постерегите наши вещи, пока мы не вернемся. И Мышату скажите, чтобы здесь ждал. Мышат – это дракон, ясно?

Крестьянка, наконец, опомнилась и бросилась помогать мужу. Слов мага они явно не поняли, но разом закивали.

– И все-таки, учитель, почему вы не наказали их сразу? – спросил мальчик, приноравливаясь к походному шагу мага. – Вы ведь можете, я знаю. Даже без посоха.

– Понимаешь, юный Овай, я ведь не судья и не палач, -- ответил старик. --Наказывать — не мое ремесло. Тем более, в случае, когда наказание и так последует. Зачем тратить попусту магическую энергию и энергию вообще? Ведь ты, когда хочешь пить, не зачерпываешь из ручья ведром, а берешь кружку, верно? Добиться нужного с наименьшими потерями и затратами. Понимаешь? А вот и наши злодеи…

Как и предполагал маг, разбойники не ушли далеко и решили разделить добычу тут же на ближайшей приглянувшейся полянке. Но простое число на троих не делится, а у каждого из злодеев был острый нож. Двое взяли по десять монет, одному досталось девять, он обиделся и полез в драку. Ему не повезло, и он умер. Но простое число не делится и на двоих. Тот, кто считал себя главарем, сначала решил, что ему должно достаться больше, а лучше – все. Стоит признать, что ножом он владел умело, но и другой знал в этом толк – перед смертью успел пырнуть главаря в живот.

Маг мотнул головой, чтобы отогнать видение быстрой, но короткой схватки на ножах. Теперь трое разбойников валялись в траве, один, который мнил себя главарем, был еще жив. Он зажимал глубокую рану в животе и слабо мычал, видимо, очень страдал.

– Вот, Овай, – хороший пример человеческой глупости и жадности, – сказал старик. – Их в мучениях родили матери, возможно, даже любили и целовали младенцев в румяные попки. Но прорехи в воспитании или просто дурная компания толкнули их на порочный путь. И вот трое здоровых мужчин лишаются жизни из-за горстки монет.

– И из-за простого числа, – хихикнул мальчик.

– Да, верно, собери монеты, они нам еще пригодятся. Я возьму шарманку.

Уходя, маг поколебался и сотворил легкое болеутоляющее заклинание с надеждой, что злодею повезет, и он сдохнет раньше, чем действие заклинания кончится.

Хорошо деревне, где живет хороший маг, плохо деревне, где маг слабый, или мага нет вовсе. Хороший маг и уважения имеет куда больше, даже нежели староста. А уж в деревенских спорах без мага и вовсе никуда! Одна беда, манны хорошим магам в деревнях всегда не хватает.

Уже на околице деревни старик остановился, поднял руку с растопыренными пальцами, прикрыл глаза и прислушался к своим чувствам. Маны в воздухе было много, большей частью чистой, светлой, нетронутой. А что же Дориан? Чего же не пользует? И где он, кстати? Когда они вышли в центр деревни к дому старосты, там уже собралась приличная толпа. Жена крестьянина побежала вперед и кричала без умолку, что в деревню идет очень могучий маг, который в одиночку одолел целую шайку разбойников. На крик из домов выбегали бабы, все в затрапезе, некоторые с малыми детьми на руках. Женщины с опаской поглядывали на дракона, но мага немедленно окружили. Старик остановился, огляделся. Простые женские лица, мужчины-то в поле или на иных работах. Красивых мало, женщины в этих местах рано стареют из-за нужды, лишений и болезней. На многих лицах отметины от последнего мора, и на каждом – немая просьба или заветное желание. Что ж, все старо и все повторяется. Главная задача женщины – продолжение рода. Так устроен мир! Незамужние думают о женихах. Замужние – о здоровье детей. А со здоровьем здесь неважно. Да, запустил свою деревню светлый маг Дориан.

Старик сам не заметил, как стал лечить. И посыпались в траву цыпки и бородавки с рук, исчезали бельма с глаз, лишайные язвы с щек, косоглазая молодка, получив от мага легкий подзатыльник, взглянула на мир нормальным взором, и оказалась на редкость мила. Вдруг заговорила мычавшая раньше немая, от чего ее мать в радости едва не лишилась чувств, перестала заикаться совсем юная заикашка. Магия лилась с пальцев старика легко и свободно, все громче радостный смех вокруг, все больше счастливых слез. И вдруг… Маг нахмурился, снова поднял руку, пошевелил пальцами. Что, использовал всю манну вот так, в несколько минут? Нет, манны еще много, но что-то мешает.

– Все, я устал, – сказал маг громко. – Проводите меня к дому Дориана.

Староста – долговязый седой старик решительно растолкал кричащих баб, велел всем заткнуться, взял мага под локоток и отвел в сторону. Сказал почему-то шепотом: «Ваша честь, мне кажется, что господин Дориан несколько болен. Может быть, вам со спутниками лучше сначала отдохнуть с дороги у меня дома? Нет, ну раз ваша милость так настаивает». Провожая гостей к дому Дориана, староста кратко рассказал, что после возвращения из похода маг Дориан вел себя странно. Почти перестал заниматься деревенскими делами, забросил святилище, отказался от кормовых даров и вообще очень редко показывался из дома. А как жена его Мара пропала, и вовсе затворником стал. И усадьба его какими-то колючками поросла, хуже того, колючки эти в деревне появляться стали. Приходится вырубать. Пока вреда от них вроде никакого, и на огороды не лезут, но вдруг как разрастутся? Когда пришли на место, староста входить за ворота усадьбы отказался и убыл, сославшись на срочные дела. Но как калитку открыть – показал.

Старику приходилось бывать в домах деревенских магов. Селятся они обычно на выселках, ибо в самой деревне держать магов небезопасно. Самые мрачные дома у магов огненных стихий. Обязательно каменные, с черепичными крышами, и как правило – со следами возгораний. Маги водных стихий селятся на берегах рек или озер. Часто живут на водяных мельницах вблизи русалочьих заводей. Дом мага воздушных стихий легко определишь по высокому ветряку, торчащему прямо из крыши. А лучше просто искать его на ветряной мельнице, если таковая имеется. Но если стихия мага – земля, жилище может быть каким угодно. Иногда обычная лачуга, но с крышей из гнезд сотен птичьих семейств, или охотничий дом, но с очень странным огородом или пристроенной оранжереей, где растут самые невероятные растения, а может быть и эльфийская пагода, по крышу заросшая теплым вьюном. Дом Светлого мага ДэОриана, действительно, по крышу зарос, но не мягким теплым вьюном, а какими-то колючими лианами, больше похожими на щупальца. Лианы обвивали частокол вокруг дома, и огородный плетень, образуя зеленую стену, практически непроходимую. Старик потянулся к частоколу, хотел сорвать один отросток, чтобы рассмотреть диковинное растение поближе, но тот отпрянул, как живой. Или показалось?

Дом был пуст, но складывалось впечатление, что хозяин покинул его совсем недавно, хотя камин был давно не топлен. Старик остановился посреди комнаты, огляделся. Ну да, жилище деревенского мага. Под окном с настоящим стеклом – большой стол, заваленный свитками. Старик просмотрел пару – что-то на эльфийском, кажется, про органические удобрения. Отдельно – страница из какой-то книги. Письмо тоже эльфийское, и большой рисунок странного растения. Кажется, то самое, чьи стебли здесь везде торчат. Тут же над столом полка с устрашающего вида инструментами – щипцами и клещами. Ну да, Дориан еще в походе активно упражнялся в челюстной хирургии, рвал больные зубы. Широкое ложе застелено мягкой оленей шкурой, а что с провизией? Шкаф пуст, только какие-то семена в пузатом горшке. Чем же он кормится? А что в магическом сундуке? Но ящик оказался даже не заговорен, крышка открылась легко, но в нем ничего не было, лишь какие-то осколки и черепки на дне. Старик задумался, а вот это очень странно. Столоваться маг мог и в другом месте, но вот без минимального набора необходимых вещей редко какой маг обходится. Что-то здесь не так.

Мальчик тем временем принес со двора охапку березовых дров, сложил их у камина и с интересом уставился на большой арбалет, прикрепленный над каминной полкой.

– Это орочий, – объяснил старик. – Видишь, какой большой. Только очень сильный воин может натянуть тетиву. А вон тот, рядом, который с железными шестеренками и пружиной – гномий, может стрелять тремя болтами сразу. Очень ценная вещь и редкая. Тетива натягивается специальным механизмом. Лук эльфийский, но руками лучше не трогай, может быть заговорен, обожжешься.

-- А зачем здесь эти деревянные палки?

-- Это трубки. Из трубок плюются иглами дикобраза дикари с Райских островов. Знаешь, такие острые иглы, смазанные ядом. Видно, это трофеи Дориана с Великого похода…

В этот момент над головой у них что-то загрохотало, раздалось какое-то царапанье и визг, быстро стихший. Смешно пятясь задом по лестнице с чердака спустился Мышат и стал довольно облизываться. Поймал крысу и съел? Мальчик быстро взобрался по лестнице и тоже заглянул на чердак, сообщил, что там пусто и все заросло колючками.

Что ж, если хозяина нет дома, может, стоить поискать поблизости? Когда выходили на двор, за дверью обнаружилась бадья с тонкими хворостинками. Старик взял один, легонько надломил и тут же улыбнулся. Прутик был заряжен легким заклинанием хорошего настроения. Маг протянул руку ладонью над бадьей. Да они тут все заряжены, изрядно потрудился Дориан, и манны потратил немало! Так где же он сам? Исчез?

Дориана не было нигде, ни в деревне, ни у святилища, ни на мельнице. И не видел его никто. Только пасечник сказал, что Дориан «является, берет мед и воск, за это прогоняет мышей и лечит пчел». Но вот когда именно «являлся» в последний раз, точно не сказал. «Когда я вскрывал третий улей». А когда вскрывал? Впрочем, пасечник оказался добрым малым, подарил путникам три восковые свечки собственного производства. Очень удивил и огород у усадьбы Дориана. Ни репы, ни привычных бобов, ни лечебных трав, на всех грядках только очень странные растения с крупными клубнями. И только на отдельной делянке, огороженный отдельным плетнем… Старик даже глазам своим не поверил – эльфийский солнечный цветок! Он! Без сомнения! Неужели Дориан все-таки добыл эти семена?

К вечеру, когда старик с мальчиком вернулись в дом, старику показалось, что растительности в доме стало много больше. Толстые стебли свисали даже с потолочных балок. А вот хозяина все не было. Что ж, придется заночевать без него.

На улице быстро темнело. Мальчик зажег все три полученных от пасечника свечи и накрыл на стол. Благодарные крестьяне не поскупились, даров к воротам принесли аж три больших корзины. Все свежее, вкусное, особо – искусно зажаренный на углях козленок, а молодое вино весьма недурно на вкус. Тут и Мышат явился очень довольный, видно, охота на кротов и полевых сусликов была удачной. Он даже не стал грызть оставленные для него кости, приберег на утро. Старик присел к столу, придвинул поближе свечу, принялся снова разбирать свитки. Приятная сытность и молодое вино вдруг подвигли к откровениям:

– Знаешь, Овай, этот Дориан мне сразу понравился. Он явно выделялся из той толпы деревенских магов, что пошли в Великий поход за богатством и чинами. Не мне их судить, деревенские маги, как правило, бедны и кормятся от щедрот сельской общины натуральным продуктом. Но этот Дориан… Он отправлялся за моря в поисках знаний, мудрости. В его глазах был огонь, восторг от ожидания нового, неведомого, представляешь? И в самом походе он проявил себя с самой лучшей стороны. После битв он отдавал всю манну на излечение раненых, всю, до последней искорки. Выходил из полевого лазарета, шатаясь от усталости, и едва держась на ногах шел собирать местные растения, изучать их свойства. А потом, в холодном ущелье… Что-то похолодало, не правда ли? Не разжечь ли нам камин?

Мальчик послушно кивнул, быстро сложил дрова в камине колодцем, сунул в центр лоскут березовой коры и горстку сухого мха. Вопросительно посмотрел на дракона, потом на старика. Тот только покачал головой: «Зачем применять магию, когда можно применить кремний?» Мальчик вздохнул и полез в суму за кремнием и кресалом. Недовольно бурча, стал добывать огонь. Добыл. Сухой мох вспыхнул от искр, тут же загорелась и березовая кора. Но дрова разгорались плохо. Старик повел носом:

– Что-то дымно. Ты не забыл открыть заслонку?

Мальчик закашлялся, начал отмахиваться от дыма.

– Открыл, на всю выдвинул! Кажись, дымоход забит напрочь! Открою дверь!

В этот момент Мышат вскочил на лапы и громко зашипел, оглядываясь по сторонам. И весь дом словно пришел в движение. Стены и потолочные балки задрожали, из зева камина раздался вой, дверь захлопнулась сама. Но самое ужасное – с чердака, из подпола, да из самих стен в жилище полезли толстые стебли с извивающимися отростками ядовито-лилового цвета.

Старик даже не успел произнести защитного заклинания, как был обвит стеблем в талии и поднят в воздух со спутанными руками, рядом нелепо болтал лапами дракон, вцепившийся зубами в какое-то утолщение на стебле. Старик не видел мальчика, но, кажется, цел, забился под стол.

Вслед за толстыми стеблями появились тонкие, с бутонами. Один из бутонов с легким хлопком раскрылся. В бутоне был глаз! Очень похожий на человеческий – с белком и голубым зрачком. И еще с десяток бутонов раскрылись рядом, рассматривая старика и дракона со всех сторон. Мальчик под столом от испуга пытался лягнуть разглядывающий его глаз ногой, но не попал.

«Кто вы? Воры?!» – гулко раздалось из камина.

Старик, уже готовый выкрикнуть заклинания «Столбняк», вдруг понял, что оно не сработает. Никакой манны в воздухе не было, вся манна была в этих крепких стеблях, сжимавших его тело, сдавивших грудь так сильно, что не вздохнуть. И до посоха не дотянуться.

– Я маг странствий Лонир, – едва смог проскрипеть старик.

Рядом с «глазами» появились новые стебли с бутонами. Нет, ушей в бутонах не было, только какие-то тонкие мембраны.

– Лонир, королевский маг великого похода! – уточнил старик прямо в одну из мембран. – Меня еще называют Лонгокруз.

Страшные объятия ослабили давление, но пока не отпускали. Один глаз подлетел прямо к лицу старика, смотреть в него было жутковато, но маг этот взгляд выдержал.

«Да, я помню тебя», – пророкотало из камина с клубами дыма.

Толстые стебли бережно опустили мага с драконом на пол и быстро поднялись к потолочным балкам, лишь «глаза» и «уши» на тонких стебельках продолжали висеть рядом.

– Могу предположить, что я беседую со светлым магом ДэОрианом Антом? – сказал старик, переведя дух. Жестом подозвал к себе мальчика, оглядел со всех сторон – цел ли?

– Скорее, с его новой сущностью, – последовал ответ из камина.

Беседовать с Дорианом было непросто. Не сразу вот так привыкнешь, что твой собеседник – это дюжина глаз и столько же ушей, висящих на гибких стеблях прямо в воздухе, а голос раздается прямо из камина. Если быть точнее, то глаза и уши, это лишь органы, а собеседник – собственно сам дом и окружающая усадьба. И говорит он посредством хитрого устройства из больших и малых мехов, а также колокольчиков и медных мембран, устроенных в каминном дымоходе. А Дориан продолжал говорить без передышки, словно измученный жаждой путник набрел в пустыне на оазис с чистым источником, и теперь никак не может напиться:

– Год плена у Чистых эльфов – это, поверьте мне, достаточный срок, чтобы измениться. Пусть не внешне, но внутренне. Каждый день узнавать новое, познавать глубинные мудрости, которым не одна тысяча лет. Все важное здесь: богатство, власть, знатное происхождение там казалось ничтожным, не имеющим никакого смысла. И в тоже время любая мелочь: набухшая почка на ветке вербы, слабый росток ржи под весенним снегом представлялись событием почти вселенским. Трудно понять, да? Порою мне казалось, что я схожу с ума, и тут же представлялось, что это не сумасшествие, а гениальное озарение. Полное понимание сущности всего сущего! Потом наоборот, приходила гениальная догадка, что я просто схожу с ума, и все происходящее вокруг – лишь видения в воспаленном мозгу личинки, заключенной в кокон. Они, Чистые, меня вовремя остановили. Они объяснили, что я – человек, и остаюсь человеком. Что мне нужно есть, пить, укрывать свое тело от холода, гадить в конце концов! Ибо я -- человек, и в том моя природа. Тогда я попросил Чистых изменить мою природу. Но они отказали. Человеку не дано менять свою природу, ему не доступна метаморфоза мерзкой гусеницы в прекрасную бабочку. Но если надоело быть гусеницей, если хочется порхать, как бабочка, пусть день, пусть всего один час…

Из камина тяжело вздохнуло.

– Весной Чистые меня отослали. Я просил, я умолял их оставить меня, но они были тверды. Они даже не стали отнимать у меня память. Они велели мне возвращаться в свой мир, и быть тем, что я есть.

– Но ты решил иначе? – предположил старик, переходя с высокого стиля общения на простой разговорный. Дружеское «ты» в разговоре как-то более сближает, позволяя говорить о вещах сокровенных. – И решил переродиться?

– Как видишь, – выдохнул камин с легким облачком дыма. – Я решил изменить себя сам. Сначала я попытался вспомнить все, что прочитал там, Кодекс, все свитки мудрости. Да, они были написаны не для людей – для эльфов, но все мы дети матери природы, а в братьях всегда найдется общее. В свитках было подробно описано, как возродить для новой жизни эльфа, похороненного в сосновом лесу, как поменять старое, дряхлое тело – на молодое. Но о метаморфозе смертного не было ни слова, разве что ведьмины заклинания, нечестные и опасные. Я много думал, много рылся в памяти и вот, наконец, вспомнил «Сок лозы» из южного эпоса. Ты помнишь его, коллега? Как же там было…

«Как гроздь наполнена блаженством,

Светилу листья подставляю,

И соки с корневищ качая,

Себя вершиной ощущаю»…

Тоненьким голосом, почти свистом прозвучало из камина, видимо, маг применил самый малый мех и самую тонкую мембрану.

«Вершиной сущего в природе,

Где все гармонии подвластно,

Я виноградом называюсь,

Во мне с рожденья все прекрасно!», -- добавил Лонир окончание стиха.

-- Здорово, да, -- обрадовалось из камина. -- Просто неподражаемое творение! Конечно, все описанное там – лишь поэтические аллегории, метафоры, но если взять, да принять буквально? Я долго готовился, пришлось даже отправиться в горы за побегами скального винограда, ибо местный, дикий – слишком слаб и глуп, к тому же дает мелкие гроздья. Высадив привезенные лозы и дождавшись первого урожая, я решился. Настойка из цветков папоротника, ванная из виноградного сока, пара мудреных заклинаний из Эльфийского кодекса, произнесенных на восходе солнца, и это началось. Метаморфоза! Поверь мне, это было непросто, бродить в жестяном корыте и становиться растением, оставаясь магом, человеком одновременно. Чувствовать, как растет и наливается силой твое новое тело, питаясь влагой и светом светила. Это – незабываемые ощущения! И в то же время понимать, что твоя человеческая оболочка съеживается, становясь ненужной, лишней…

Внезапно камин умолк, а с улицы раздался долгий и протяжный вой.

– Предполагаю, что это – твоя пропавшая супруга Мара, – сказал старик.

Камин долго не отвечал, потом прокашлялся клубами дыма:

– Моя ошибка от той, прошлой жизни. Да, я знал, что моя жена не воздержана в чувствах. Понимаешь, есть такие женщины, что испытывают постоянную потребность в любви. И в эмпирическом смысле, а больше – в плотском. Не мне ее судить. Нас женили родители по сговору, и невесты своей я до свадьбы не знал. Признаю, она подарила мне новые ощущения и приятные моменты жизни. Но меня одного ей явно было маловато, а потому, вернувшись из похода, я очень удивился, застав ее дома. -- Из камина вдруг рассмеялось и продолжило: – Задумывая мой великий эксперимент, я предложил жене слиться в единое, новое, совершенное существо. Она меня не поняла. Тогда я дал ей полную свободу. Но женщины, им всегда всего мало… Во время моего отсутствия она порылась в моих книгах и свитках и даже научилась колдовать. Так, по мелочам. Обольстить смазливого торговца, наложить сглаз на соперницу. Но ей не надо было трогать кодекса эльфов, который я пытался восстановить по памяти. Неверно смешанные снадобья, коряво произнесенные заклинания, и вот вместо свободной, красивой и не стареющей девы – одинокая и вечно течная волчица, которая к тому же боится волков. Наказание, которое и нарочно не придумаешь, верно? И главное, вернуть ей прежний облик невозможно. Я же не знаю, что она там смешала, и что наговорила.

Старик улыбнулся, прислушиваясь к повторившемуся вою волчицы. Потом спросил:

– Скажи, уважаемый Дориан, а что ты будешь делать зимой? Судя по твоим листьям и завязям, уж прости за интимные подробности, ты теперь – эльфийский скальный виноград. Растение хоть и горное, но южное и теплолюбивое, и к здешним зимам вовсе не приспособленное. Как ты собираешься пережить эту зиму?

Из камина долго не отвечало, только слышалось какое-то шуршание, кажется, это стебли накачивали воздух в меха.

– Я думал над этим. Возможно, мне придется впасть в спячку до весны. Я чувствую, как увядаю. Уже сейчас мне не хватает света, и каждую минуту до самого заката мои листочки жадно ловят частицы света для фотосинтеза. Возможно, часть меня зимой умрет, но весной я смогу возродиться снова. По крайней мере, хочу на это надеяться. Вижу, ты зеваешь, а у твоего юного спутника слипаются глаза. Понимаю, человеческое тело должно отдохнуть. Мое ложе к твоим услугам. Только просьба – не топить больше камин.

Утром Дориан на вопросы не отвечал, видимо, полностью сосредоточился на фотосинтезе. Старик, кстати, записал это новое эльфийское слово в свой свиток. Отпустив Мышата на вольный выпас, старик велел мальчику поторапливаться и направился к дому старосты. Сегодня предстоял трудный день – решение споров.

Мало в какой деревне обходится без ссор. Такова уж сущность человеческая. Два добрых соседа, десятками лет живущие рядом, могут поссориться из-за какой-то мелочи, ерунды. Коза в соседский огород залезла и капусту съела, дети по глупости подрались, добычу на совместной охоте или рыбалке не поделили, и вот давние добрые соседи уже враги, не желают при встрече друг другу здравия, отворачиваются, хуже того – радуются чужой беде. А ведь иногда достаточно одного доброго слова.

Доброе слово – вот главное оружие сельского мага. Маг Лонир -- мастер на такие слова, каждому участнику спора кроме добрых слов он вручает прутик из бадьи Дориана, и вот уже враждующие соседки обнимаются, а мужчины крепко жмут друг другу руки и достают кувшины с вином, дабы отметить примирение. Хрустят прутики, смеются люди, староста аж жмурится от удовольствия.

Лишь один человек хмур до сих пор. Мельник с хутора на запруде. Вышел к магу и сказал, что обманули его деревенские. По осени молол он им муку, обещали заплатить по мешку муки за дюжину смолотых. А кроме того – по два десятка яиц или холста кусок, или по большой рыбе. Муку обещанную он себе оставил, а вот яиц, холста и рыбы ему не несут. Хоть и обещали.

Смотрит маг на деревенских, смотрит на старосту. Чешет в затылке староста, молчат деревенские. И вдруг одна баба закричала, что мельник совсем обнаглел. И так по мешку с дюжины имеет, и все ему мало. Яйца ему еще подавай! Рыбу! Крохобор! Вон как морду раскормил. За нею и остальные бабы орать стали, как только мельника не обзывают. Поднял руку маг, когда все стихли, спросил мельника, а чем деревенские обещание свое подкрепили? Пожал плечами мельник: «… как обычно – огнем и водой клялись».

– Так тому и быть, – сказал маг, берясь за посох. – Пусть стихии вас и рассудят.

Сначала дымком потянуло. Глядь, солома у дома гончара огнем занялась, вся, что он на кирпичи приготовил. У бабы, той самой, что первая мельника крохобором обозвала, волосы на голове вспыхнули, едва затушили. И у дома ближайшего огоньки по соломенной крыше побежали. Засуетились все вокруг, но спокоен маг, знает, что большого пожара не будет. Ветерок быстро нагнал тучки, и пошел дождь, сначала закрапал, а потом все сильнее.

– Вот что, любезные, – сказал маг. – Клятвы свои исполнять нужно. Или не клясться вовсе. А теперь, пока вы все свои долги не отдадите, будет идти дождь. Прощайте, мне пора, и пришлите в дом господина Дориана печника.

Дождь стучал по крыше, а огонь весело плясал в новом очаге, поджаривая бок молодого поросенка. По дому разливались аппетитные запахи и уютное тепло. Дракон дремал под лавкой, иногда принюхиваясь к ароматам. Господин печник уже пришел в себя и убыл совершенно обалдевший. Очень его удивили глаза на чердаке, куда он лазил устраивать вытяжную трубу. Пришлось немного потереть ему память и щедро наградить за работу.

Маг сидел в кресле, перебирая принесенные из Аррохона свитки. Большинство, едва проглядев, бросал на пол, лишь некоторые отложил, перечитал, но и ими остался недоволен. Записки о Великом походе – времени свершений и подвигов! А написана такая чушь, глупости, бахвальство. И очень много врак. Из кипы свитков маг выбрал три, остальные отдал мальчику счищать текст. Чистый пергамент нынче дорог, куда дороже исписанного.

Дориан с мнением мага был совершенно согласен, и по поводу исписанного пергамента, и по поводу Великого похода. Он иногда заглядывал в брошенные на пол свитки и обескураженно хлопал бутонами, заменившими ресницы. Но не забывал при этом гибкими стеблями подкладывать в очаг дрова и переворачивать мясо на вертеле. Один длинный стебель протянул через всю комнату, чтобы мальчику было удобнее развешивать на нем отмытые от чернил листы.

После сытного ужина маг с разрешения хозяина присел за стол и снова взял странички с изображением растений из кодекса. Достал из сумы увеличительное стекло чтобы разглядеть одно любопытное соцветие.

– Так что скажете, дорогой друг Дориан, по поводу Эльфийского кодекса? Не удивляет вас, что эльфы так легко расстаются с тайной, которую так тщательно сохраняли веками? Ведь до этого любой, коснувшийся тайн Кодекса, неизбежно умирал. А вас они отпустили живым, да еще с сохраненной памятью.

Из камина долго не отвечало, словно маг обдумывал ответ.

– Я думаю, главных тайн они не открыли и не откроют. Особо это касается тайны бессмертия. Что касается перерождения... ну, превратится десяток смертных в сорняки типа меня. Что от этого изменится?

– Но, коллега, зачем же так сразу – сорняки. Вы – благородное растение, возможно, следующей осенью вы даже дадите гроздья, и я выпью вашего вина…

– Да, и даже сможете меня удобрить естественным способом! – расхохоталось из камина.

Огонь в очаге давно погас, мальчик спал, свернувшись калачиком на лавке, дракон чуть похрапывал на коврике, а маги продолжали беседовать. И дождь продолжал стучать по крыше, напоминая жителям деревни об их долгах.

Маг проснулся поздно. Дождь закончился, в окошко заглядывали солнечные лучики. Вот и славно, будем считать, что все долги возвращены, подумал старик. И что мельник будет делать с такой кучей яиц сразу? А с рыбой?

Вымытый пергамент за ночь высох, некоторые листы мальчику пришлось почистить ножом. Теперь выровнять, зажав меж двумя досками и хоть снова на продажу. Но мальчика что-то не видно, где же он? Старик открыл дверь и вышел во двор. И сразу остановился. Огромная серая волчица стояла у ворот. А вот и мальчик нашелся, он сидел на крыше амбара и с ужасом смотрел на зверя. Видимо, только на крыше от него и спасся. Старик сказал: «Извините!», с трудно ожидаемым для его лет проворством отпрыгнул обратно в дом и крепко затворил за собой дверь. Перевел дух, подошел к камину и поинтересовался у хозяина, как он считает, насколько его жена уже наказана? Услышал ответ, вооружился посохом, взял с лавки старый плед и снова подошел к двери.

Волчица теперь стояла под амбаром и рыча, скалила зубы, пугая мальчика. Маг не любил применять оборотного заклятия, но иначе тут не получится. Посох в руке мага задрожал, а хрустальный кончик засветился. Заклятие тяжелое, хватило бы манны. Хватило! Волчица резко развернулась и с рычанием бросилась на старика. С хрустального кончика посоха вырвался тонкий луч, отбросивший волчищу на землю. Она громко заскулила и засучила лапами. Теперь заклинание оборотного умиротворения. Смотреть на процесс оборота старик не любил, поэтому отвернулся. Поздно вспомнил про мальчика. Не надо бы ему на такое смотреть, хотя нет, пускай смотрит. Пусть понимает, что магия порой не очень приятна на вид.

Скулеж сменился стоном. Кажется, все. Молодая женщина лежала у амбара в луже крови и слизи с клочьями серой шерсти. Маг помог ей подняться, прикрыл пледом. Крикнул мальчику, чтобы принес воды и наполнил купальную лохань.

Вечером в деревне был праздник. Оказалось, мельник, удивленный разбуженной честностью деревенских, растрогался и пожертвовал большинство принесенных даров на общий стол, да еще муки от себя прибавил. Бабы напекли пирогов с яйцами и рыбой, мужчины вынесли столы к дому старосты и принесли вино, мельника усадили во главе пиршества. Горел большой костер, лилось молодое вино, играла музыка, деревенские пустились в пляс. И каждая молодуха хотела танцевать непременно с мельником. А тот стеснялся и улыбался смущенно. Надо же, мельник улыбается! В общем-то, оказался симпатичный мужчина. И неженатый к тому же!

Старик возвращался с деревенского праздника чуть хмельной и очень довольный. Осенний воздух был полон светлой манны, которую хотелось брать, и отдавать обратно. Староста, взявшийся старика проводить с масляным фонарем, всю дорогу кланялся и благодарил. Говорил, что такой праздник дорого стоит! Клятвенно обещал обеспечить дом господина Дориана дровами на всю зиму и в остальном вернувшейся Маре помогать. И очень просил мага Лонира остаться. Маг сказал, что подумает.

Дома было тепло, новообращенная Мара крепко спала на постели, гибкий стебель заботливо укрывал ее одеялом, второй отгонял от ее лица мух. Что ж, придется спать в кресле. Старик передвинул его ближе к очагу, уселся. Дракон, обожравшийся на празднике пирогов до такой степени, что брюхом задевал за землю, широко зевнул и свернулся у ног хозяина калачиком. Старик откинулся на спинку кресла и вдруг подумал, а может быть, ну их к демонам все эти скитания? Поселиться здесь, в этой деревне, вставать с петухами, пить по утрам парное молоко, помогать по возможности жителям. Мара будет заботиться о мальчике, который не помнит материнского тепла, а он будет обучать его науками и мудростям. Будут жить дружно, а не справится Мара одна с хозяйством, старик наймет экономку-кухарку, этакую розовощекую, в теле. Он тут приметил одну на празднике, вроде как вдова. А по вечерам будет вести мудрые беседы с задеревеневшим Дорианом или писать мемуары у теплого очага.

Но… вот что-то загудело в каминной трубе, зазвякали щипцы на полке, и стол мелко задрожал. «Простите, но это не я!» – пророкотало из каминного зева. Маг знал, что Дориан здесь ни при чем. Странный звук звал мага странствий в дорогу, ибо в странствиях его сущность, а сущности противиться глупо. Погостили и хватит…

Вот уж правильно говорят про незваного гостя. Только не знаю, что хуже на самом деле, незваный татарин или ранний мент? Вот у нас через два дома Ренат живет. Натуральный татарин, а душа – человек. А эти…

Обнонщики скороговоркой представились, майор и капитан. Ларионов и Тамарин. Мы с Тамарой ходим парой, вот и они тоже. С ними уже упомянутая Просюкова Мария Ивановна из областного опекунского совета и наш участковый Филипыч. Лысый уж, как яйцо, а до сих пор в старлеях ходит. И еще трое: невзрачный мужичок в очках и с портфелем и две незнакомые тетки. Кто такие, почему не знаю? А, понятые, обыск намечается? Хорошо хоть собаку-ищейку с собой не привели.

– Гражданин Попов Михаил Сергеевич? – спросил Филипыч, словно впервые меня увидел.

Я не стал этого отрицать, чем очень обрадовал того, что назвался Ларионовым.

– Вот постановление на обыск. Ознакомьтесь, – предложил он.

Я ознакомляться особо не стал. Мало ли не свете бумажек с печатями. Но раз говорит, так оно и есть. Что ж, обыскивайте. Насчет наркотиков я совершенно спокоен, ибо убежденный противник! Что греха таить, затягивался косячком на редких студенческих вечеринках, не без того. Травка, она и есть травка, растет, солнышку радуется. А вот все остальное – увольте! Я открыл дверь на всю ширину и сделал приглашающий жест. Чуть было не сказал: «Заходите, гости дорогие», по вовремя сообразил, что в данном случае это вряд ли уместно. Участковый Филипыч прошел первым, около меня чуть задержался:

– Говорил же я тебе, говорил! – напомнил он, погрозив указательным пальцем.

Ну, говорил. А чего говорил? Что доиграюсь я со своими гадюками? А гадюки-то здесь при чем?

Я пропустил незваных гостей в жилище, запер входную дверь, вернулся в комнату. Сучка Мариванна как раз заканчивала обличительный монолог в мой адрес, упоминая «несчастного ребенка» и указывая на Сашку, забившегося в угол. Ларионов ее, кажется, не слушал, он стоял у окна и, крутя в руках папку, буравил глазами лабораторный стол и стеклянные шкафы с препаратами. Взгляд у него был азартный, видимо, именно на лабораторию у него были большие виды. Остальные «гости» сбились в кучку около дивана и озирались по сторонам, офигивая от интерьера.

Офигивать было с чего, интерьер нашего жилища, действительно, производил впечатление на неподготовленного человека. Во-первых, моя гордость – химическая лаборатория. Реактивы и химикалии. Кислоты и щелочи. Металлы и неметаллы. Все это втиснуто в три больших шкафа у правой стены и на уже упомянутый лабораторный стол в центре. Великое множество колб, пробирок, чашечек и прочей стеклянной утвари. Спиртовки, газовые горелки и перегонные кубы. Купленного здесь мало. В основном – списанное оборудование, или просто найдено на помойке у нашего меда.

Во-вторых, гордость наших родителей, библиотека. Стеллаж во всю стену от пола до потолка. И книги – не попса какая, не бабские романы, а редкие и ценные издания, все больше трактаты по истории. Карамзин в первом издании, между прочим! Ну и из фантастики избранное – Уэллс, Беляев, Шекли, Хайнлайн. Стругацкие в полном составе. Еще несколько ценных книг и альбомов по нумизматике. Отец увлекался. Книги про лечебные травы – это мамины. Ну и про змей литература, естественно. Одна полка в стеллаже полностью посвящена черной магии и колдовству. Сторожит ее натуральный человеческий череп, который я также спер в нашем медунивере. У черепа было собственное имя, естественно -- Йорик.

Добавьте сюда самого моего братца в уголке с его компьютерным монстром и полками, набитыми дисками. Да, и еще стены. Стены у нас были сплошь заклеены плакатами и постерами самого смелого содержания. Конечно, родители такого безобразия вовек бы не допустили, но во время памятного урагана в прошлом году нам шифер с крыши посрывало, второй этаж затопило полностью, так что для проживания уже не годился, на первом в зале все обои дождем залило. Обои нынче дороги, а плакатами всегда можно разжиться нахаляву в местном рок-клубе, где батя числился почетным членом. Батя, оказывается, по молодости лихо на басухе лабал. Конечно, нынче тяжелый рок не в моде, но верные стилю динозавры еще остались. Там у них большая кладовка с непроданными плакатами имеется, можно выбрать. Я все больше на готику напирал, а братец по металлу специализировался. Давний фанат «AC/DC». А также «KISS», хоть это явно – не металл. Из отечественного на наши стены только Цой попал, с заверением, что он жив. Братец целый рулон откуда-то приволок. Кстати, братец мой окончательно проснулся и теперь удивленно таращился красными глазищами на пришельцев.

– Тааак, – наконец разродился Ларионов, – гражданин Попов, в соответствие с предъявленным вам постановлением у вас будет проведен обыск. Прошу добровольно предъявить оружие, взрывчатые вещества, наркотики, если таковые имеются. А также ценности.

К оружию, наркотикам и взрывчатке я имел отношение сугубо отрицательное. Из ценностей у нас с Сашкой помимо библиотеки, моей лаборатории и его компа имелся еще старый телевизор «Рубин» и змеи. Но телевизор давно не работал, а змей наш участковый Филипыч, по его же признанию, ценностью не считал. Скорее, наоборот. Да, имелась еще валюта – двадцать баксов. Продал какому-то чудику ужа на Птичьем рынке, а он возьми, и баксами расплатись. Я залез в задний карман, извлек американскую двадцатку, присовокупил к ней сотни три рублей с мелочью и выложил все это на крохотный пятачок свободного места, оставшегося на столе. Ларионов презрительно на деньги глянул и уточнил:

– Ювелирные ценности: золото, камни, бриллианты.

– Сашк, у тебя бриллиантов нету? – спросил я братца. Тот отрицательно замотал головой. – Тогда нет у нас ценностей, гражданин начальник.

– Бросьте паясничать, Попов, – сказал Ларионов укоризненно. – Давайте, не будем тянуть волынку, выдайте нам наркотические средства и производные по-хорошему.

О господи! Ну сколько раз ему повторять, нет у меня никаких наркотиков! И не было! Тут меня словно обожгло. У меня нет. А братец? Я кинул быстрый взгляд на Сашку, но тот сидел себе, ухмыляясь, ни грамма беспокойства не проявляя.

– Ищите, – сказал я просто.

– Гражданин начальник, а пожрать во время обыска мы имеем право? – подал голос братец из своего угла. Филипыч посмотрел на Ларионова, тот пожал плечами и сказал:

– Только оставьте ключ от вашего… гадюшника. Вот у нас тут товарищ Герасимов из областного серпентария, он согласился помочь…

– Так на здоровье, – сказал я, вытянул из кармана ключи и бросил их очкарику. После чего отбыл с братцем на кухню.

Вот в чем мой братец специалист, так это в компьютерах и в омлете. Во всех остальных сферах человеческой жизни он – полный лох и лузер. На рынок пошлешь, купит не то, да еще обсчитают, с приличной девчонкой познакомится, подружится – уведет из-под носа какой-нибудь мажор на первой же тусовке. Весной пришлось отлучиться на пару недель, оставить его одного. Раз в жизни поручил ему хозяйством заняться. Итог – сломал две лопаты, просрал шланг для полива огорода и дом чуть не спалил, когда задумал листву прошлогоднюю сжечь. Да еще ключи потерял – домой через окно лазил. Хорошо хоть змей по округе не распустил, а то бы устроили нам соседи суд Линча. В общем, ничего путного моему братцу доверить нельзя, все испортит. За исключением компьютера и омлета. Не спорю, возможно, есть в нашем захолустье хакеры и покруче моего Сашки, (хотя я подобных пока не встречал) но вот по части омлета он просто бог!

Омлет Сашка жарит непременно со свежим помидором, репчатым лучком и тертым сыром. В дни материально благосостояния добавляет тонюсенько нарезанный бекон. Да дело даже не в ингредиентах. Смешивал и жарил омлет Сашка по-особому. Такая вкуснотища получается – не оторвешься. Никаких ресторанов не надо. Даже Лариска его омлет уминала за обе щеки.

Пока в нашем жилище проводился обыск, мы убыли на кухню, где обноновцы с указанной Мариванной предварительно тщательно просмотрели холодильник, а также все шкафы и ящички, даже в коробку с мукой заглянули. Но, надо отдать должное, муку и крахмал, попробовав на вкус, обратно в коробки ссыпали. Когда сыщики пошли обшаривать комнату, Сашка быстро сварганил большую сковородку омлета, и мы за милую душу умяли его прямо из сковородки. На запах в кухню заявился Филипыч.

– Дядь Жень, может омлетику с нами? – предложил Сашка. Участковый снял фуражку, протер лысину платком и отрицательно мотнул головой.

– А может того… Сто грамм, – подмигнул я и кивнул в сторону холодильника, где у меня всегда хранился бутылек с чистым медицинским для опытов. Филипыч глянул на холодильник глазами побитой собаки, вздохнул и снова отказался. Оно и понятно, служба…

– Вы бы посмотрели, дядь Жень, как бы нам гражданин начальник наркоты какой не подбросил. Или гранатомета, – попросил Сашка. – Ужо больно не охота в тюрьму на самой заре жизни.

– Да ладно тебе, Саша, Ларионов – мужик дотошный, но законник. Он на такие вещи не…

– Попов, подь-ка сюды, – задорно раздалось из комнаты. Я поднялся и прошествовал в зал. Особых признаков обыска в комнате я не обнаружил. Ну, книги на полках стояли не ровно, некоторые вообще у стены были сложены стопкой, ну, люк подвала открыт, ящики в столах выдвинуты. На химическом столе копошился Тамарин, он брал мои пробирки, чего-то там смотрел, чем-то туда капал. Э, а с какой стати? Мало ли что он туда накапает, а мне отвечать?! Тем более, вот колба на полу валяется разбитая. Видно, Ларионов пытался все-таки разместить свой чертов протокол на лабораторном столе. Но отчаялся и теперь сидел на диване, используя для написания табуретку. Рядом с ним валялись откатанные на ксероксе листы бумаги из мусорки, в ногах стоял старый чемодан. Нашел-таки, Пинкертон хренов. Специалист по змеям стоял тут же и протирал очки. Надо же, не побоялся у эфы под клеткой пошарить. А она жуть какая ядовитая! Понятые тетки с сучкой Мариванной жались в уголке, со страхом посматривая в сторону гадюшника. Наверное, все-таки заглянули туда разок, когда очкарик чемодан нашел.

Вид у Ларионова был торжествующий, он с прищуром поглядывал то на меня, то на чемодан, выдерживал паузу. Но начал издалека, взял ксерокопии и потряс ими в воздухе.

– Гражданин Попов, знакомы вам эти бумаги?

– Конечно знакомы, – пожал я плечами. – Распечатка с интернета, кодекс Войнича. А что?

– Войнича? Это который «Овод»? – блеснул эрудицией служивый.

– Это который ейный муж.

Реально, мент не знал, что роман «Овод» написала баба – Этель Лилиан Войнич. А вот ейный муж Михаил-Вильфред как раз известный манускрипт и приобрел после того, как из сибирской ссылки в Европу сбежал. В ссылку шляхтич угодил за национализм и расшатывание гнилого царского режима. Блин, мог ведь Ленина знать, или Сталина. Где-то они поблизости в ссылке чалились, и по срокам совпадает. В Европах Михаил-Вильфред, не оставляя революционной деятельности, начал фарцевать антиквариатом и редкими книгами. Кодекс со странными картинками и письменами выкупил якобы случайно из архивов иезуитского ордена по цене макулатуры. А потом перепродал, тем и прославился. После обретения Польшей независимости на родину не вернулся, а дернул за океан и на полученное за фарцовку бабло магазин в Нью-Йорке открыл. Прям в центре! В общем, жил не тужил, пока не помер. А вот супружница его до московской олимпиады дожила, когда узнала, что ее «Овода» читают в СССР и даже кино по нему снимают – зело удивлялась. Но гонорарий в дензнаках США приняла.

Прочтенная мною лекция про чету Войничей особого впечатления на обноновца не произвела. Ларионов пошуршал бумагой, нашел нужный лист и продемонстрировал, чтобы все видели:

– А это что?

– Растение какое-то, – пожал я плечами.

– Конопля? – в лоб спросил Ларионов.

– Не, не похоже, – возразил я. – Я вообще-то не специалист, но конопля кажись другая. Тут девушки юные по рынку ходят в маечках, вот у них на майках реально конопля. Подтверди, Сань, – призвал я на помощь братца, закончившего мыть сковородку и решившего выйти в зал.

– Ага, – подтвердил братец и тут же сделал плачущее лицо, увидев диски, сваленные в беспорядке на его любим кресле. – Ну че вы, не могли поаккуратнее? Я ж эти диски неделю по порядку разбирал. Че вы там найти вообще хотели?

Сашка встал перед креслом на колени, театрально вознес руки к небесам, и потрясал ими, как безутешная мать над телом усопшего младенца. Клоун! Ларионов, видимо, понял, что ксероксными копиями ему меня не взять и вложил свой главный козырь:

– А вот этот чемодан. Скажите, Попов, он вам знаком?

– Конечно, знаком, – сказал я, почесываясь. – Это папкин еще.

Видимо, Ларионову не понравилось спокойствие, с которым я отреагировал на чемодан. Не иначе, как он всерьез считал, что я храню в чемодане под змеями кучу изготовленной в домашней лаборатории наркоты.

– И что же в нем? – продолжил давить Ларионов.

– Да так, ерунда разная.

Ларионов решил не тянуть резину. Призвал понятых поближе, сам взялся за ручку чемодана, решив положить его на диван, да не рассчитал тяжести, грохнул дном об пол.

– Ого! Кирпичи что ли здесь держите? – спросил он.

– Я ж говорю, фигня разная, – напомнил я.

Ларионов с кряхтением уложил чемодан на диван и вопросительно глянул на меня.

– Ключ? – догадался я. – Так нет ключа. Я его обычно скрепкой открываю. Помочь?

Замок открылся быстро, благо скрепок у Сашки в ящиках всегда навалом. Щелкнуло, крышка чемодана откинулась. Она оказалась сплошь заклеенной с внутренней стороны папиросными коробочками и картинками с красотками по моде 30-ых годов. Отец говорил, что это – еще дедов чемодан.

– Понятых прошу подойти поближе, – с важным видом приказал Ларионов, хотя куда уж ближе?

Не уверен, что понятые тетки обнаружили что-либо интересное для себя в этом чемодане. Скорее его содержимое могло бы привести в восторг какого-нибудь мальчишку. В чемодане были солдатики. Но не оловянные, а из свинца. Это я для Сашки отливал еще в детстве. С игрушками у нас было туго, вот я и наловчился отливать солдатиков из свинца в ближайшем овраге. Почему из свинца? А из чего еще? Где я вам олова возьму? Зато у автобазы валялась куча старых аккумуляторов. Долби их кувалдой, вытряхивай из них нутро, разводи костер, плавь в старой жестянке, вот тебе и свинец. Нынче хрен ты дармовой свинец найдешь, старые аккумуляторы в цветмет сдают за наличные.

Вид у Ларионова стал совсем кислый. Он взял одного солдатика – наполеоновского гвардейца в высокой медвежьей шапке, зачем-то взвесил на руке. Бросил фигурку в кучу.

– А это что? – поднял он пакет с кругляшками. Кругляшки представляли собой монеты. Опять же свинцовые. Самых разных стран и эпох. Даже пиастры были и испанские дублоны. Николаевских десяток с полсотни. Это не я, это еще батя руку набивал. Большой был специалист по части нумизматики, на консультации его в Москву приглашали. Только сам золота в собственности не имел. «Средствами не вышел, – говаривал батя и указывал на нас с братцем, – вот мое золото». По-моему, он прав. Хотя нет, имелся у него один древний империал с неизвестным исторической науке римским императором. Пришлось продать, очень нам с Сашкой понадобился смартфон с хорошей камерой и диктофоном, и для компа кое-что.

– Да так, батя увлекался, – сказал я честно. – Мечтал собрать самую полную коллекцию копий редких старинных золотых монет из свинца. А что, нельзя? Что-нибудь еще нашли, или как? Расстреляете за незаконное литье?

– В законе про свинец… – начал было Ларионов и многозначительно посмотрел в сторону Тамарина. Тот закончил свои манипуляции над лабораторным столом, поймал взгляд старшего и отрицательно мотнул головой. Не, а реально, чего он там найти собирался?

– Ладно, понятые свободны, участковый тоже…

Понятые с облегчением вышмыгнули из комнаты, опекунская Мариванна пообещала мне большие проблемы, Филипыч, плюнув в сторону гадюшника, тоже удалился. Тамарин быстро собрал свой чемоданчик, бросил использованные перчатки в корзину и пошел в ванную мыть руки. Ларионов уходить не торопился.

– Присядь-ка, – сказал он, переходя на ты и кивая на диван.

Я закрыл чемодан, поставил его на пол, сам уселся.

– Че у вас весь пол разрисован? Сатанисты что ли? – спросил Ларионов.

– Да так, дурью маемся, Дух Наполеона вызывали.

– И как, вызвали?

– Не-а. Не явился.

– А че за кровь? – кивнул Ларионов в сторону корзины, доставая сигареты.

– Кровь? А, кровь носом пошла, майку загубил, – ответил я и угостился халявным «Мальборо» от ментовских щедрот. – Давление…

–Давление, говоришь… – повторил Ларионов задумчиво. – Слышь, Попов, давай как мужик с мужиком. Ты вообще-то на производителя наркоты не очень похож, живешь уж больно небогато. Но в городе с недавних пор появилась новая гадость синтетического производства.

– А я-то тут причем?

– Да ни при чем, просто формула у этой гадости больно мудреная… Змеи опять же. Вот, посмотри, наши спецы только руками развели. А в одной подпольной лаборатории мы нашли вот это. Может, подскажешь?

Ларионов забрался во внутренний карман и вытащил листок. Развернул. Я вздрогнул, потому что узнал. Такой же рисунок был в батиной тетради. Точно! Длинный змей обвивал какое-то странное дерево с плодами, похожими на груши. И тот же змей, кажется, собирался закусить каким-то растением, похожим на папоротник, но с цветком. Подпись к картинке батя так до конца и не расшифровал.

– Это не формула, – объяснил я. – Это старофранцузский. Из манускрипта по алхимии, точнее – философского трактата о сущности философского камня. Откуда это у вас?

– Так ты и старофранцузский знаешь? – удивился Ларионов, проигнорировав мой вопрос.

– Откуда ж мне… Так, могу перевести со словарем, если повезет. Только большие трудности в химических обозначениях и терминах. Погодите-ка. Кажется, тут написано, что надо собрать созревшие плоды вифара, настоять их в лунную ночь на спиртус вини, смешать с отваром молодой крапивы, собранной на кладбище, и прочее бла, бла, бла.

– Почему бла, бла? – удивился Ларионов.

– Потому что тут в конце вот этот знак, означающий философский камень. Без него реакции не быть. Для химической реакции, как правило, нужны активные вещества или катализатор. А поскольку философского камня, как известно, до сих пор не обнаружено, и он является лишь средневековым предрассудком, все это теряет смысл, или просто-напросто бла-бла…

– А что за растение вифар?

– Да хрен его знает. По рисунку на грушу вроде похоже. А вот на этом рисунке папоротник, но с цветком. Видите? Но папоротник не цветет. Точно вам говорю! Хотя средневековые алхимики о цветах папоротника пишут довольно часто.

–Химия – алхимия… Бред какой-то! Я гляжу, ты этой алхимией серьезно увлекаешься, – сказал Ларионов, разглядывая мой стол и перегонный куб. – Самогонку-то на этом деле сможешь выгнать?

– Самогонку на перегонном кубе и первокурсник выгонит, а я – на третьем. Листочек с рисунком оставите? Может, на досуге еще покумекаю, только телефончик черкните.

Ларионов кивнул, вручил мне свою визитку, затушил окурок в чашечке Петри, тяжело вздохнул, встал:

– Ладно, гражданин Попов Михаил Сергеевич, от имени ОБНОН и всей российской правоохранительной системы приношу вам извинения за причиненное беспокойство. Можете обратиться по этому поводу с жалобой в установленной форме, в определенный законом срок.

– Да ладно, че уж там… – махнул я рукой и поднялся провожать служивого на выход.

Ехидно ухмыляясь я вернулся в комнату. Сашка уже привел свои диски в относительный порядок и теперь, наклоняясь в кресле «на виражах», с ревом гнал по узким улицам Монако болид «Формулы». Не наигрался еще. Ничего, братан, дай срок, я куплю тебе такой болид, такую тачку, что Шумахер позавидует! Да что там болид, прям вижу глянцевые обложки журналов со своим портретом и заголовки: «Российский студент совершил переворот в химии!», «Самый юный нобелевский лауреат в истории!», «Рак побежден!», «Раскрыта тайна бессмертия!», ну и прочая, прочая, прочая. Но сначала… я глянул на фотопортрет над камином.

Ладно, к делу. Я открыл верхний ящик стола, достал батину тетрадь. Надо же, при обыске они в нее даже на заглянули. Ну и славно. С зелено-синим камушком, лежащим у меня в кармане, это был уже не философский трактат, это была инструкция: «Помести свинец в фарфоровый сосуд, налей туда змеиную кровь. В ночь полной луны измени кровь философским камнем и произнеси заклинание «Призыв драко». Утром, когда взойдет солнце, возьми оттуда золото». Коротко и ясно, без всяких формул и реакций. И никаких перегонных кубов, только заклинание. Что ж, сегодня ночь ожидается как раз вполне себе лунная.

– Слышь, Сань! – крикнул я сквозь рев движка из всех шести динамиков. – Да выключи ты свою бандуру!

Послушный братец нажал пробел, рев мощных движков стих.

– Ну что, братан, думаю, пора разгонять наш гадюшник. Кого из гадов сегодня будем порешать? Может, питона? Или удава?

– Жалко лимонника-то, – ответил братец, улыбаясь понимающе. – Он такой классный. Давай лучше гюрзу для пробы. Она противная.

– Гюрзу, так гюрзу, – согласился я, доставая из батиного чемодана пакет со свинцовыми монетами. – И глянь-ка в интернете, почем нынче золотые николаевские червонцы?

Я снова заглянул в тетрадку. Где тут у бати «Призыв драко» записан? Ага, вот он под изображением свирепого огнедышащего дракона. Почему-то вспомнился тот старик-шарманщик с площади Магов. Экий у него дракончик был маленький, забавный.

Проснулся старик от хриплого карканья. Большой черный ворон сидел на столе среди свитков и неодобрительно смотрел на дракона. А Мышат осторожно подбирался к птице, по всему, собирался напасть.

– Фу, Мышат, как не стыдно обижать гостей, – сказал маг.

Дракон усовестился и юркнул к себе под лавку.

Ворон явно был ученый, каркнул по-эльфийски «спасибо», поклонился. Клювом тронул лежавший на столе желудь и выразительно посмотрел в сторону двери. Маг выпустил птицу на улицу, сам вернулся за стол, сел, аккуратно взял желудь. Покатал его в пальцах. Крупный, теплый, явно из эльфийских лесов. Да еще с посланием. Тут и мальчик вернулся с ведром воды и полотенцем. Ходил умываться. Сообщил, что госпожа Мара, едва рассвело, встала, сама приготовила завтрак и теперь пропалывает огород. Явно пребывание в шкуре волчицы пошло ей на пользу.

– А что, Овай, хотел бы ты побывать в землях эльфов? – спросил старик, поглаживая желудь.

– Эльфов? – мальчик удивленно округлил глаза. -- А они нас пустят?

Они вышли в путь сразу после завтрака, на прощание маг подарил Дориану весь чистый пергамент под клятвенное обещание написать его историю великого похода. Дориан пообещал, тут же один из отростков схватил перо, окунул его в чернильницу и вывел первые строчки на чистом листе.

Вот и знакомая развилка дорог. Висельник продолжал раскачиваться на дубовой ветке, под ним – три свежих могильных холмика. Видно, что Староста выполнил свое обещание — похоронить разбойников.

– Понимаешь, Овай, в жизни, конечно, нет гармонии, – говорил старик, направляясь по левой дороге, что вела к реке. – Но даже самый плохой человек достоин погребения. Иначе может начаться зараза, хуже того, темные силы могут завладеть трупом и получится нежить.

– Но почему вы тогда не приказали похоронить того, что висит?

– Маги не вмешиваются в дела владык, это закон. Видел печать на доске? Его Светлость считает, что несчастный заслужил такое наказание, судить в этих землях – его право. И если он считает, что бренное тело преступника должно послужить кому-то уроком, пусть так и будет. В любом случае герцог сам взял на себя ответственность, и это его решение. Мышат, перестань жрать лягушек! Некоторые в этих местах очень ядовиты!

К вечеру спутники уже подходили к переправе. Широкая Синора медленно несла свои воды на восток, служа границей между землями людей и эльфов. Угрюмый лодочник сначала отказывался брать на борт дракона, пришлось заплатить двойную цену. Всю дорогу перевозчик ворчал, что из-за проклятых эльфов совсем не стало работы, никто не хочет больше переправляться через реку, лишь голытьба, у которых мошна пуста. А ведь были времена… А теперь его семья почти голодает… И все из-за проклятых эльфов…

Эльфийский дозор был тут как тут, полдюжины разведчиков в зеленых плащах. Судя по вышитым на плащах желудям, дозор был усилен егерями из королевского рода. Разведчики на старика глянули без особого интереса, а вот дракону разом поклонились, прижав правые руки к груди.

– Какая надобность привела тебя в земли эльфов? – спросил старика один из всадников, судя по серебряным наручам – старший в дозоре.

Старик молча протянул всаднику желудь. Эльф насмешливо посмотрел, но, взяв орех и сжав его в ладони, сразу посерьезнел.

– Это приглашение от короля. Вам нужен провожатый? Вам нужны лошади? Охрана?

– Нет, просто скажите, где найти Его Величество и укажите дорогу.

Мальчишки есть мальчишки. Учиться скучно, куда интереснее играть. Мальчик резвился, бегал наперегонки с драконом и собирал букеты. То и дело подбегал и спрашивал, что за растение. Старик отвечал: «…багульник, бражник, это подорожник, ты же знаешь, это кривая осока, эльфийский лен, щучья взяха».

Растений было много и каждое имело свой смысл. Если бы не эта игра мальчика, старик, наверное, и не заметил бы, что на этом берегу рядом с обычными травами и кустами встречается все больше чисто эльфийских растений. Пришли эльфы, появляются эльфийские травы?

Мальчик устал бегать, теперь взял у старика шарманку и шел рядом, внимательно слушая.

– Понимаешь, Овай, эльфы – большие знатоки растений и трав. Они верят, что в природе нет ничего бесполезного. Для нас травы, это большей частью корм для скота, для эльфа каждое растение имеет значение. К любому растению они относятся с уважением, и растения отвечают им взаимностью. Вот, к примеру, подорожник. Ничто лучше не остановит кровь из раны чем подорожник. Вот синеглазка. Поставь букет на стол в жилище, и через час все мухи и комары сдохнут. Или щучья взяха. Видишь, у него тут стебель в колючках, как щучья пасть. Достаточно нарвать небольшую охапку этой травы, размять ее и бросить в небольшую заводь – всплывет щука, а то и две. Вот и уха. Положи цветы кривой осоки в ловушку, брось в воду, утром получишь ведро раков. Хотя можно просто набросать в ловушку тухлятины. А вот если… стоп, замри!

Мальчик, потянувшийся было за гроздью ягод на кусте, послушно замер.

– Но поскольку ты не эльф, не советую здесь сходить с дороги, и незнакомые кусты трогать тоже не советую, они бывают опасны.

– Опасные кусты? – удивился Овай.

– Да, особенно этот, с красными ягодами. Эта волчья замануха. Стоит протянуть руку за столь аппетитной на вид гроздью, похожей на ежевику, как в твой рукав впиваются десятки загнутых колючек. Ты пытаешься вырваться, но колючки впиваются лишь глубже. И горе тому, кто начнет помогать себе второй рукой. Куст захватит и ее и затянет в себя всю жертву, где в нее вопьются уже тысячи острейших шипов. Вот помню, до великого похода меня как-то угораздило. Всю ночь я проторчал в кусте, сорвав голос в крике, на счастье утром мимо проезжал эльфийский дозор. И мне еще повезло, что куст был не дикий. Дикая замануха ко всему прочему высасывает кровь из своей жертвы.

Мальчик осторожно отошел от коварного куста, явно передумав его касаться:

– А этот мох, он тоже опасный?

– Сам он – нет. Но вот грибы-дождевики, которые в нем растут – да. Но лишь осенью, когда созревают. Весной и летом их можно даже есть, но осенью... Они лопаются, выпуская облака спор, и если их вдохнет человек, они прорастают внутри него грибницами. Получается, летом люди едят грибы, а осенью грибы едят людей.

Мальчик испуганно зажал нос пальцами, прогундосил:

– А эльфов они тоже едят.

– Нет, эльфы с грибов чихают. Некоторые специально собирают эти споры в коробочку и нюхают, чтобы хорошенько прочихаться.

Мальчик шел теперь по самой середине дороги, очень стараясь не наступить на мох:

– Но обычные грибы здесь есть?

– Да, и очень много! Эльфы едят много грибов, умеют разводить грибы, и порою специально заманивали людей на грибные поляны, чтобы там их похитить. Но это раньше, когда эти земли в Большом лесу были еще королевством.

– Так раньше здесь жили люди?

– Люди и сейчас здесь живут, но правят эльфы.

– И как же людям живется здесь… под гнетом?

– Как тебе сказать. Живут, как все. Пожалуй, даже немного лучше. Их поля более плодородны, эльфы не лезут во внутренние деревенские дела, довольствуясь осеним оброком на пшеницу, рожь и овес. Да, и еще на лен. Но есть проблемы со строевым лесом. Здоровые деревья эльфы рубить запрещают. Вряд ли мы увидим на дороге воз со свежесрубленными бревнами. Это, мой юный друг, здесь практически невозможно!

В это время позади послышался стук копыт и скрип колес. Старик обернулся и чуть не онемел от удивления. Тут же пришлось отскочить в сторону. Крупный тяжеловоз, тяжело ступая, тащил воз идеально ровных сосновых стволов, кои моряки еще называют корабельными. Коренастый крестьянин в широкополой шляпе шел рядом, придерживая вожжи, на путников посмотрел с большим удивлением. Более того, старик услышал, что где-то близко в чаще громко застучали топоры. В Большом лесу валят сосны?! Мальчик скорчил смешную мордочку и нарочито громко прыснул в кулак.

– Послушай, любезный, – сказал старик, когда крестьянин поравнялся с путниками. Крестьянин сказал «тпррру» и натянул вожжи. Посмотрел на старика, на его наряд. Шляпы снимать не стал, хотя по всему – собирался.

– Скажи, далеко ли нам еще до деревни? И можно ли там найти ночлег?

Крестьянин снова посмотрел на старика, теперь уже оценивающе. Сощурился.

– До деревни? Ежели быстро пойдете, к вечеру будете. А насчет ночлега... Если есть чем платить…

Старик быстро достал с пояса кошель и громко им звякнул. Крестьянин широко улыбнулся:

– Дойдете до деревни, спросите дом коногона Тычка. Это я и буду. Заночуете, как благородные! У меня даже есть каменная лохань!

– И ужин, – быстро сказал старик. – На троих! С вином и мясом.

– С мясом? Ушастые куры вам подойдут?

– Что? – удивился старик.

Крестьянин рассмеялся:

– Господа эльфы запрещают нам охотиться на кроликов. Они, понимаете ли, тоже часть природы. Но наглые кролики так и лезут в силки, что мы ставим на лесных кур. Не отпускать же, ха-ха-ха. Поэтому – ушастые куры.

– Хорошо, пусть будут кро… ушастые куры. И вот еще скажи, до деревни уж больно далеко. Не утомительно в такую даль на работы ходить?

– Ходить – далеко, ездить – не очень. С деревни на просеку только мы, коногоны, ездим. А рубить деревья господа эльфы нам не доверяют. Нам – только валежник. Коли найдут в деревне сырые дрова – проблем не оберешься.

– Так кто же это валит лес? – спросил старик, ткнув пальцем в сторону, где раздавались удары топоров.

– Известно, кто, – пожал плечами Тычок. – Рабы господ эльфов, запортальные большей частью. Они валят, а вы возим.

– Куда, если не секрет.

– Известно куда. В город. Так что не забудьте, спросите дом Тычка. Нооо!

Старик нахмурился. Что-то изменилось в здешних землях. В Большом лесу открыто валят сосны, открыто возят их по дорогам, и о тайне портала в Запределье говорят, как о вещи вполне обыденной. Опять же – город. Эльфы строят город?

А что про это думают хранители порталов? Надо бы поинтересоваться, пока рядом.

Тропу к порталу охраняли два больших куста волчьей заманухи. При приближении путников листочки кустов задрожали, показались гибкие стебельки с крючками на концах. Старик не смог побороть в себе недостойной мстительности и быстро сотворил легкое заклинание притяжения. Стебли двух кустов рванулись друг к другу и немедленно переплелись. Так-то! А теперь как им понравится «Разрыв-трава»? Заклинание кустам явно не понравилось, длинные стебли рвались с неприятным треском, из некоторых брызгал сок ядовито-зеленого цвета. Кусты отпрянули друг от друга, обнаружив довольно широкий проход. Старик дал знак и первым прошел меж коварных охранников. Один из стеблей все же дернулся и даже царапнул острым крючком о бок дракона. Дракон легонько щелкнул зубами, стебель упал в мох и стал извиваться подобно пиявке, брызгаясь зеленым соком.

-- Будем считать – в расчете, -- сказал старик.

Через сотню шагов тропа резко свернула в чащу, здесь обычно незваных гостей встречали густые заросли трескучего орешника и бешеного гороха, но сейчас большинство стручков были пусты, а листья опасного растения сплошь поникшие и вялые. Что, успели разрядиться? В кого? Путники прошли через «гороховую» рощу, поднялись на песчаный холм с сосновым лесом. Здесь особо хорошо было заметно, что по тропе этой ходили часто, много и недавно.

– Тихо! – вдруг скомандовал старик и жестом велел мальчику укрыться в кустах. Сам прижался к толстой сосне. Скоро впереди раздались шлепки босых ног по тропинке и топот копыт. Мимо прошли двое. Двое голых мужчин! Один тщедушный, с совсем белой кожей, второй смуглый, мускулистый. Связаны веревкой. Тщедушный плачет и лепечет что-то на странном языке. Кажется, жалуется, что стер ноги. Второй только играет желваками.

За странной парой следовала всадница на белом единороге. Зеленый эльфийский плащ, искусно вышитый листьями дуба. Не плече еще и золотое шитье – стебель и листья крапивы. Всадница проехала мимо и вдруг остановилась, оглянулась…

Крапива медленно проехала мимо дерева, за которым прятался чужак, остановилась и оглянулась. Нет, она не будет его ловить, связывать, допрашивать. Не сможет. Она вообще сейчас умрет. Так плохо ей еще в жизни не было. Ее отравили! Кто?! Лохматый? Боб? Не может быть, чтобы Боб. Это Лохматый, точно! Лохматый мог, морда у него такая противная, опять же – гоблин.

Зачем она не осталась у портала? Там ведь были эльфы. Почему не попросила помощи? Проклятая гордость! Можно ли еще спастись? Ни одно из заклинаний от ядов не действовало. Целебный бальзам, выпитый залпом, не помогал. И птицы, посланные за помощью, не отзывались. Если она сейчас упадет из седла, эти двое… Они убегут? Конечно, голые и связанные они погибнут, и сентябрьская квота будет истрачена зря. О стихии! О чем она думает в последние минуты жизни?! О каких-то квотах. Дерево! Надо найти дерево, в которое она сможет воплотиться после смерти. Но ни одного дуба вокруг, только сосны и ели. Может ли принцесса рода дуба воплотиться в елке? Или дать команду единорогу везти к своим, пусть уж они по всем правилам хоронят.

Вдруг какой-то комок рванулся из желудка к горлу Крапивы, и она, не в силах его сдержать, окатила ствол ближайшей сосны зловонной струей. Потом еще одной. Пленники удивленно обернулись, но попытки к побегу не делали. Сразу стало легче. Сработало заклинание от грибного яда? Крапива утерла рот, отбросила испачканную перчатку, снова обернулась. Спросила сосну про чужака. Сосна ответила, что очень стар, без оружия. Ладно, пусть прячется, не до него пока. Прикрикнула на рабов, чтобы двигались дальше.

Помощь пришла, когда Крапива уже проехала гороховую рощу, видно, посланная сойка все же передала тревожный сигнал. Двое дозорных рода Вереска и встревоженный маг Ардон на молодой лошадке. Дозорные сразу взялись за пленников, маг же подскакал к Крапиве, начал щупать ей запястья, заглядывать в глаза, смотреть горло. Поморщился от запаха, спросил, что ела, что пила? Сказал что-то про сильное алкогольное отравление. Успокоил, что ничего страшного, пройдет. Достал из сумы и дал маленькую мятную лепешку, пообещал, что полегчает. И правда полегчало.

Конечно, не следовало в таком виде, еще бледно-зеленой от последствий отравления заявляться на королевскую стройку. Но привычка все доделывать до конца и как можно быстрее… Крапива соскочила со скакуна, подошла к конвойному бригадиру. Заросший седой шерстью орк узнал принцессу, ощерился, всячески выражая почтение и уважение.

– Сколько сегодня? – спросила Крапива.

Орк посмотрел на пару, привязанную к седлу единорога принцессы, почесал лоб, видимо, произведя простейшее арифметическое действие, прохрипел:

– Две дюжины и два.

Что ж, для сентября – вполне нормально. Полная квота. Хотя нужно много больше…

Крапива, легко перепрыгивая с бревна на бревно, поднялась на вершину циклопической пирамиды из строевого леса, посмотрела вниз. Тысячи работников трудились на стройке, пыхтели паром огромные гномьи механизмы, вколачивая лиственные бревна в землю, визжали огромные дисковые пилы, переводя сосновые бревна в доски, ржали лошади, свистели кнуты надсмотрщиков. Видел бы все это Боб! Эльфийский город рос на глазах, но… успеют ли?

Белый шатер короля боевых среднеполосных эльфов был разбит на высоком берегу у самой реки. Но почему-то не видно зеленого знамени с золотым желудем? Что, отца нет в городе? Но он же обещал!

Крапива спустилась на землю, подмигнула крепышу, которого бригадир гнал плетью в колонну ему подобных, предупредила орка, чтобы с хиляком обращались полегче, возможно, его будут выкупать. Легко вспрыгнула на единорога и поскакала к шатру.

Короля эльфов в шатре не было, у походного стола над схемой нового города стоял генерал Семицвет и вносил в мудреный чертеж какие-то изменения. На чертеже город-звезда на берегу реки с двумя рядами стен и центральным замком. Увидев вошедшую Крапиву, генерал кивнул, приветливо улыбнулся, но занятия своего не бросил. Выводя какую-то линию даже высунул от усердия язык.

Крапива сбросила плащ на руки подоспевшему слуге, ему же вручила лук с колчаном, подошла к схеме. Сразу заметила серьезные изменения – два больших круга в центре города. Новые башни?

– Что отец? – наконец спросила Крапива. – Он обещал меня непременно дождаться.

– Обещал, – согласился Семицвет. – И очень просил его извинить. Но непредвиденные обстоятельства. Про нежить в Гнилых болотах слышала? В общем, она там появилась.

– Болота далеко, это даже не наша земля. Что, отец помчался на Гнилые болота?

– Делать ему больше нечего. Нет, он тут, недалеко от портала. Нежить туда повезли. Нежить нового вида, плюется ядом, представляешь? Пару особей взяли. Его Величество решил рассмотреть лично.

– А как совет? – спросила Крапива вроде как равнодушно.

– Пока прошел совет рода Дуба, – в тон равнодушно ответил Семицвет.

– И что решили?

– А что решать? Вторжению быть. Род Дуба решил, остальные поддержат, ты же знаешь. И это – не прихоть, а необходимость. Споры только из-за сроков.

– Вы приняли решение без меня, без мнения Боба, без данных разведки?

Семицвет вдруг отбросил грифельный стержень, сел на лавку, низко опустил голову, обнял ее руками. Промычал:

– О стихии! Почему все молчат о том, что думают? Что все это зря, и город этот, и крепость, и вторжение, все… Без помощи Чистых мы ничего не сделаем, хоть сдохнем все здесь, возродимся и снова сдохнем. Нежить придет, и ее ничего не остановит!

-- Странно эльфу с такими мыслями быть генералом боевых эльфов, -- сказала Крапива резко.

-- Странно не замечать очевидного, принцесса, -- возразил генерал, словно не заметив резкости.

– И все-таки я хочу поговорить с отцом.

– Завтра и поговоришь, а пока отдыхай, езжай к своим крапивкам. Они, кстати, тут рядом, в березовой роще.

Крапива медленно ехала в сторону своего лагеря, чувствуя, как внутри нее растет и зреет какое-то странное чувство. То ли досада, то ли… Она чувствовала себя и обманутой и обманщицей одновременно. Она верила отцу, что вторжения не будет, она обещала Бобу, что вторжения не будет. Но вот оно, вторжение. «И это – не прихоть, а необходимость. Споры только из-за сроков», – передразнила она вслух голос Семицвета.

Неожиданно Крапива призналась сама себе, что во всем происходящем есть и одно хорошее. Скоро она снова увидит Боба. Не важно, что он может лишь сухо кивнуть ей и отвернуться. Или презрительно усмехнуться, как она сама усмехнулась бы, встретившись случайно с презренным лгуном. Ну и пусть. Главное, что скоро она его увидит, и даже, возможно, поговорит. И будет биться рядом с ним бок о бок, и даже, ведь может и такое случиться, спасет ему жизнь. Перед глазами ее вдруг возникла яркая, насыщенная красками, картина: Боб, истекающий кровью, красивый и благородный в окружении смертных. Смертные, как один, похожи на встреченного ею в Запределье лесника по кличке Лохматый. И вот она на белом единороге в развивающемся за спиной зеленом плаще врывается в круг отчаянно визжащих врагов и поражает их магией, стрелами, мечом одновременно. Враги повержены, враги в панике бегут. Но и ее любимый пал в неравной битве. Она склоняется над телом Боба, лицо его бледно, глаза закрыты. Она вливает ему в рот несколько капель живительного бальзама, и вот ресницы Боба дрогнули…

– Ой! – вместо образа лица любимого Крапива тут же насладилась зрелищем целого снопа искр в глазах. Надо же, так замечталась, что не заметила толстой ветки над тропой. Потирая лоб и недовольно морщась, Крапива твердо решила выкинуть всяческую романтическую дурь из головы, и решительно ударила каблуками под бока единорогу.

– Крапива! Крапивушка!!! – дружный девичий визг нарушил тишину на поляне. Разведчицы повскакали на ноги и со всех сторон бросились обниматься к своей командирше.

– Ну ладно, девочки, ну что вы, – смущенно бормотала Крапива, стараясь увернуться от особо горячих поцелуев.

«Крапивки» или, правильнее – «ростки», ибо здесь собрались самые способные девушки со всех родов, а не только с рода Крапивы, свою командиршу просто обожали. И не только из-за высокого ранга и королевского происхождения. Крапива была умна, Крапива была красива, и Крапива понимала все проблемы девушек. Когда несколько лет назад одна из ее подопечных нашла в лесу истекающего кровью рыцаря, перевезла его к себе в шалаш, вылечила, выходила, после чего безумно влюбилась, лишь Крапива встала на ее защиту. А когда несчастную изгнали из рода Осин, приняла в свой род вместе с детьми – полукровками. Правда, в посвящении в разведчики отказала: «Для матери главное – дети, а разведку и магические свитки оставьте молодым и бездетным».

Крапивки наконец расселись вокруг костра, над котором румянился на вертеле их ужин – молодой кабанчик, и принялись наперебой расспрашивать. Кажется, решение о вторжении для них секретом не было:

– Что, совет решил? Скоро в бой? Нам пострелять дадут?

– Скажите, а какие они, эти смертные? Грязные и вонючие, как здесь?

– А рыцари, рыцари будут?

– Симпатичные встречаются? И как они, в смысле, как мужчины?

– Ну ты дура! Откуда ж госпоже Крапиве знать…

-- Сама дура! Госпожа Крапива знает все!

– А говорят у них есть такое… Косметичка называется. И там есть все для красоты! И ни один мужчина не устоит!

– А правда, что если у смертных девушка покажется с открытой грудью, то ее все равно замуж возьмут?

– Книги про любовь у них есть? Такие, чтобы плакать.

– Эх ты, про любовь ей подавай. Ты еще «Му-Му» трофейную не прочитала.

– А ты кодекс не читала! До сих пор на тридцатой странице торчишь!

– Правда, что у сметных женщин за порталом есть прозрачные чулки, через которые видно ножки?

– Скажите, госпожа Крапива, а убивать смертных, это потом не сниться?

Крапива щурилась от дыма и, чуть улыбаясь, коротко отвечала на сыпавшиеся со всех сторон вопросы. Девочки, ее милые девочки…

Кабанчика съели быстро, видно было, что за день девушки проголодались. Отерев жирные руки ароматными листьями, Крапива объявила «отбой» и проследила, чтобы все разошлись по шалашам. Не удовлетворившись этим, сделала обход, в ходе которого пара девиц была застигнута при попытке прокрасться в соседний лагерь к роду Клена. На нарушителей было наложено взыскание, с понурым видом они полезли в свои шалаши.

Крапива сидела у тлеющего костра, смотрела на багровеющие угли и, глянув в сторону шалашей, вдруг твердо решила, что ее девочки войдут в портал только тогда, когда для их жизни и здоровья не будет никакой опасности. Ни-ка-кой! И тут же вспомнила, как еще сегодня днем обвиняла Боба в очеловечивании. Духи леса, тут же подумала она, я размышляю, как обычная человеческая самка. Прочь все мысли, надо идти спать, после такой дороги надо выспаться.

Выспаться толком так и не получилось, едва рассвело, в лагерь прилетел посыльный ворон и истошно орал над самым шалашом, пока Крапива не пробудилась. Сообщил, что «… прррринцессу Кррррапиву с нетеррррпением ждет генеррррал Семицвет».

Пришлось срочно ехать. Оказалось, гномы прислали очередной обоз. Нужно было принять и расписаться королевской кровью. Без этого – никак! Крапива морщится и булавкой колет палец. Сокровища были в семи окованных железными полосами сундуках. Крапива велела открыть крышки и еще раз все взвесить. Равнодушно посмотрела на груды золота, серебра и камней. Камни были без огранки, золото большей частью в слитках, серебро – в гномьих монетах с перекрещенными молоточками. Впрочем, был один мешок с тяжелой имперской золотой монетой. На аверсе Юниан, император исхода. Крапива рассмотрела монету и равнодушно бросила обратно в мешок.

– Самое глупое занятие в лесу – играть в прятки с эльфами, – сказал старик, когда безобидный с виду куст ежевики попробовал прихватить его за плащ, да так крепко вцепился, зараза… Пришлось применить «разрыв-траву».

– Он что это, нарочно? – округлил глаза Овай.

– Конечно, теперь весь лес против нас, – ответил старик, спешно уворачиваясь от внезапно ожившей еловой ветки, задумавшей хлестнуть его по лицу. – Скорее всего та прекрасная всадница, что проехала мимо, нас заметила и теперь подняла тревогу. Эльфы очень не любят, когда чужаки вторгаются в их пределы, да еще так близко к порталу. Позови-ка Мышата, не хочу, чтобы он пострадал.

Поздно, дракон уже страдал, наткнувшись на муравейник. Муравьи словно взбесились и нападали скопом. Конечно, чешую Мышата они прокусить не моги, но вот крылья и мягкая кожица между пальцами… Дракон вертелся на месте, даже полыхнул огнем, а муравьи не унимались, все новые и новые волны злющих черных кусак выбирались из недр муравейника и накатывали на Мышата. Ничего не поделаешь, пришлось снова тратить манну. Муравьи немедленно оставили дракона в покое и бросились в муравейник спасать матку. Маг внушил им мысль о большом потопе. Улыбнувшись малой победе, старик передал мальчику шарманку и велел укрыться пока в кустах, выбрав какие поспокойней. Прикрыл спутников заклинанием скрытности, при этом пробормотал: «Да где же эти хранители? Спят что ли?» Действительно, старик уже несколько раз применил магию вблизи портала, и хранители не могли этого не заметить. Что ж, если лес решил поохотиться на мага, а хранители не против, то можно чуть-чуть поупражняться в прикладной магии.

Первым делом старик прикрыл глаза и прислушался. Почему люди не любят слушать леса? Ведь если очень захотеть, если полностью отрешиться от суетного, то услышишь целую симфонию из тысяч звуков и мелодий, причем, ни одна не повторится. Чаще всего лес пребывает в благодушном настроении: сверху светит солнце, снизу корни запитывают влагу, зеленые листочки неустанно обращают свет и воду в воздушную стихию, несущую жизнь. Все – по мудрому закону мироздания! Но совсем иное дело – лес перед бурей. Лес словно замирает в ужасе перед неизбежным. Гром гремит еще где-то вдали, а листочки у деревьев едва заметно трясутся. А осенний лес во время листопада! Этот цикличный страх деревьев перед неминуемым умиранием с робкой надеждой на возрождение. А весна! Пробуждение после долгого сна. Это вообще феерия чувств! Но старику сейчас было не до феерий, раз лес решил с ним потягаться. От высшего к низшему, от самых высоких деревьев до ползучего мха проходит команда: отследить чужаков, остановить чужаков, пленить чужаков. И вот уже ели приподняли свои лохматые лапы, кусты выдвинули вперед самые колючие ветки, зашевелились гибкие лианы. Они, кстати, самые опасные. Однако лес наивен. Его легко обмануть. Старик чуть сошел с тропинки в заросли можжевельника и сам прикинулся можжевеловым кустом. Можжевеловое сообщество немедленно приняло нового собрата, ибо он был подобен им и не занимал чужого места, не крал чужого солнца. Старик представил, как его корни соединяются с корнями собратьев, и стал слушать их сообщения. Пока все тихо, но вот один из кустов сообщает, что явились двое друзей. Остановились, заслонили от него солнце, совещаются. Друзья? Ходячим другом можжевеловый куст может назвать только эльфа. Старик напряг всю волю и убедил куст, что это вовсе не друзья. Это враги! Теперь куст истерил, рассылая соседям сигналы тревоги. Враг! Враг! Враг! И вот хрустнула большая ветка осины, обвитая лианами. Старая ветка, сухая, отжила свое. Но сейчас пригодится. И упала прямо под ноги врагов! Их надо остановить и пленить! Вот, остановлены и пленены. Старик даже пожалел, что не может вернуться к началу тропы и посмотреть на двух разведчиков, обвитых и прижатых к осиновому стволу гибкими лианами. Наверняка, господа эльфы сильно удивлены, а господа хранители – довольны. Они не очень любят эльфов, хотя по сути – тоже эльфы.

Старик поблагодарил можжевеловое сообщество, пожелал солнечного дня и направился к порталу, не особо таясь. А что таиться, раз враг остановлен и даже связан? У хранителей будет повод повеселиться.

Хранителей у портала не было. Ни одного. Зато были люди и эльфы. Люди работали, громко стучали топорами, сколачивая у священного дуба какое-то громоздкое строение из досок, эльфы стояли в сторонке и порой давали команды. Заметив старика, эльфы немедленно схватились за луки. К счастью, все они были в плащах королевских разведчиков, а не стрелков. Стрелки обычно сначала стреляют, потом думают. Разведчики – иначе. Один из них, по всей видимости, главный, быстро взобрался в седло и подскакал к тропе, остановился прямо около старика. Ну да, разведчик рода дуба, в волосах серебряный обруч, лицо смуглое, худое, под левым глазом татуировка – черная слеза в память о павших в Великом походе. В самих глазах – настороженность и недоумение:

– Кто вы и что здесь делаете? – резко спросил эльф. Тон его голоса совершенно не гармонировал с уважительным обращением, принятым у эльфов, уроженцев средней полосы.

Старик молча протянул желудь разведчику. Тот снял печатку, сжал орех в кулаке.

Настороженность, кажется, исчезла, и руку с рукоятки меча он убрал, но недоумение во взгляде осталось:

– Это приглашение Его Величества. Но почему вы здесь? Здесь нет короля.

Старик жестом потребовал желудь обратно и сказал:

– Это приглашение открывает все дороги в землях эльфов, не правда ли? А у меня было небольшое дело к хранителям портала. Но я их не вижу. Почему?

Эльф обернулся, дал знак своим, что опасности нет, снова посмотрел на старика:

– Судя по твоей одежде ты – маг странствий. Видно, ты очень долго странствовал, раз не знаешь, что Чистые отозвали хранителей с земель среднеполосных эльфов. Теперь порталы охраняют разведчики его величества.

– Я вижу, вы не только охраняете, но и строите. Что вы такое задумали?

– Это тебя не касается, – резко оборвал эльф, окончательно переходя на грубое северное наречие. – Послание предписывает тебе немедленно явиться к королю.

– Но это приглашение, а не приказ, – попробовал возразить старик.

– Не важно! Важна суть послания! Тебя со спутниками немедленно доставят к Его Величеству!

Старик обернулся, за его спиной стояли три эльфа, один крепко прихватил мальчика за плечо, двое держали на плечах шест с сетью, в которой трепыхался изловленный Мышат. Еще двое подходили со стороны тропы, стряхивая с себя обрывки лиан. Все-таки разведчики его величества хороши и знают толк в лесных прятках.

Полотняная кибитка на простой крестьянской телеге с сеном. Трясет и очень скучно. Сколько они уже едут? Мальчик от переживаний заснул, а дракон все еще почесывается от муравьиных укусов. Старик с удовольствием вытянул ноги, прикидывая, что в принудительной доставке на прием к королю есть свои преимущества. По крайней мере, не надо тащиться пешком. А дорога-то оживленная, судя по крикам и топоту копыт их кибитку несколько раз обгоняли конные отряды и одинокие всадники, а однажды они долго стояли, пропуская большое стадо коров. Что случилось с нетерпящими лишней суеты среднеполосными эльфами? Даже послание от короля какое-то спутанное, лишенное привычной величавости. Старик снова достал желудь, сжал его в кулаке и очень ясно услышал мелодичный женский голос: «Король Лесных эльфов, властитель всего Большого и Синего лесов, Великий Зеленый Маг и повелитель Сил Живого Древа Арриан приглашает достойного благородного мага странствий Лонгокруса на доверительную беседу по очень важному вопросу». Небольшая пауза и голос уже мужской, видимо, самого короля: «Лонгокрус, дружище, мне очень нужен твой совет и помощь. Бросай все дела и приходи, жду тебя в Большом лесу». Снова пауза, и опять женский голос с предписанием всем эльфам магу всячески содействовать. Ну, если эту телегу можно назвать всяческим содействием… Старик посмотрел на свернувшегося калачиком дракона, на мирно спящего мальчика и тоже зевнул. Ну раз тебя везут, и есть возможность вытянуть ноги, то почему бы и не вздремнуть часок-другой?

Старик проснулся. Повозка стояла, сквозь дырочки в пологе пробивались тонкие солнечные лучики. Снаружи раздались какие-то голоса, лошадиное ржание. Они приехали? Сколько он спал? И где его спутники? Старик зашевелился, разминая ноги, полог кибитки немедленно откинулся, показалось лицо молодого эльфа:

– Проснулись? Его Величество король Арриан приказал дождаться вашего пробуждения и немедленно привести вас к нему в шатер. Ваши спутники завтракают. Желаете тоже принять пищу и умыться перед приемом?

– Желаем!

Старик спрыгнул с телеги. Э, уже утро! Сколько же он проспал? Огляделся. От зеленых плащей зарябило в глазах. Откуда здесь столько разведчиков? Везде шалаши, палатки и шатры. Много костров, над которыми жарится мясо. У одного костра его спутники. Мальчик черпает что-то из закопченного котелка и уминает за обе щеки. Дракон лежит под можжевеловым кустом и привычно валяет дурака, делает вид, что спит в обнимку с костью. Пара мелких шавок пытаются эту кость утащить. Но едва одна из них приближалась неосторожно близко, дракон хлопал хвостом, и шавка, скуля отлетала в сторону под хохот зрителей.

Мальчик, заметив проснувшегося хозяина, отставил котелок и бросился к кувшину с водой. Перед приемом к его величеству магу стоило умыться.

– Не желает ли господин маг сменить костюм? – спрашивает эльф, видимо, посыльный от короля.

Действительно, идти к великому королю в такой затрапезе… Старый потертый плащ еще в клочках сена, стоптанные сапоги, видавшая виды шляпа, давно потерявшая начальную форму и цвет. А меж тем под таким плащом всегда тепло, но не жарко, шляпа убережет от любого дождя, сапоги повидали столько дорог, что и представить трудно. Что касается внешнего вида…

Старик щелкнул пальцами. Сразу же эльфы, сидевшие у костров, вскочили и согнулись в поклоне. Вместо бедно одетого старика – маг стихий высшего посвящения в шикарной мантии с горностаевой опушкой, в бархатной шляпе с рубиновым наконечником. Только сапоги никак не хотели приобретать богатый вид и загибать носы по последней моде.

Старик повернулся к мальчику, расправил мантию на плечах:

-- И что ты скажешь на это?

Мальчик к внешним преображениям хозяина давно привык, потому почти не удивился, но спешно отложил кувшин и придал лицу мученское выражение, как делал всегда во время занятий. Предположил:

-- Внешний вид играет большое значение не только в животное мире, но и в общении меж разумными особями?

-- Близко, а если короче?

Мальчик вдруг улыбнулся, вспомнив недавний урок:

-- Встречают по одежке, да?

-- Верно. А провожают?

-- Провожают по уму!

Однако попасть сразу к королю не получилось, когда маг уже подошел к подножью холма, на котором белел королевский шатер, за спиной его затрубил рог и громко захрапело. Храпел и бил копытом белый единорог, весь разгоряченный от быстрой скачки. С благородного скакуна спрыгнула стройная эльфийка и, не заботясь о поводьях, решительно взбежала на вершину холма. Загородившего вход в шатер герольда просто грубо отпихнула и ворвалась внутрь.

Маг эльфийку узнал, имел удовольствие вчера видеть.

Король глянул на свое застывшее в ожидании войско, потом в сторону ощетинившегося остриями копий противника, прищурился и легким движением руки подал команду. Трубач немедленно вскинул серебряный рог, и над полем брани протяжно прогудело: «К атаке». Почти одновременно герольд высоко поднял лиловый штандарт с изображением лошадиной морды и начал отчаянно им размахивать.

Сигнал услышали и заметили. Оруженосцы спешно подали своим лордам длинные копья с полосатыми древками, стройные ряды тяжелой конницы колыхнулись, рыцари разом опустили забрала шлемов и тронули боевых коней шпорами. Шеренги закованных в сталь всадников медленно двинулись на врага. Снова проревел рог, всадники резко прибавили ход и опустили копья.

– Люблю этот момент, – сказал король. – Что может быть прекрасней, впечатлительнее, чем лобовая атака тяжелой конницы? Когда земля дрожит, комья дерна вылетают из-под сотен копыт, и лязг стальных доспехов блистательных рыцарей пугает все живое на тысячи шагов в округе. Что скажешь, Ириз?

– Что ж, ваше величество, весьма смело, – ответил Ириз. – Конечно, внешне – впечатляет, но лично я не вижу в конной атаке тяжелых рыцарей смертных ничего романтического. Их железные доспехи бесполезны против наших магических стрел. Вот, к примеру, что вы скажете на это?

Ириз подал знак, из стоящего на высоком холме синего шатра выбежал трубач и протрубил сигнал, а дожидавшийся здесь же герольд в коротком синем плаще немедленно поднял штандарт с изображением изогнутого лука. Шеренги наемной орочей пехоты начали медленно пятиться, зато стрелки, расположившиеся на холмах, разом натянули луки.

– Не мудрено было догадаться, – прищурился король, – а мы тебе…

Он не договорил, потому что снова протрубили в рог. Где-то очень близко. Король с досадой глянул в сторону, откуда донесся сигнал, и щелкнул пальцами. Фигурки на доске застыли: рыцарская конница на всем скаку, эльфийские стрелки – с натянутыми луками.

Полог шатра неслышно колыхнулся, слуга в плаще дозорного разведчика вошел в шатер, низко поклонился и сообщил:

– Прибыл род Ветлы. Полторы тысячи воинов, сорок разведчиков.

Король Боевых среднеполосных эльфов, защитник Изначальной дубравы, властитель Большого и Синего лесов, Великий Зеленый Маг и повелитель Сил Живого Древа Арриан еще раз глянул на позицию, не без сожаления отошел от игрального стола, уселся за стол. Взял перо, сделал пометку в свитке и удовлетворенно улыбнулся:

– Плюс полторы тысячи и сорок, это получается… Это получается…

– Семнадцать тысяч четыреста тридцать. Почти семнадцать с половиной, – подсказал ему партнер по игре – высокий юноша в зеленом плаще, украшенном искусной вышивкой распустившегося цветка ириса. Юноша тоже покинул «поле брани» и теперь стоял в углу шатра у жаровни, грея над ней ладони.

– Да, почти семнадцать с половиной тысяч. Спасибо, Ириз, хоть в чем-то ты преуспел. Что-что, а уж считать ты научился в совершенстве. Вот бы ты и в остальном так же...

– Ну ладно, пап, – заученно заныл Ириз, – ну сколько можно…

– Ладно, ладно, – снова усмехнулся король и повернулся к слуге. – Что стоишь? Что-нибудь еще?

– Да, ваше величество. К вам генерал Мох. С утра ждет.

Король схватился за голову. Забыл, совсем забыл, сделал знак рукой, чтобы пригласили войти. Но разведчик не уходил, продолжил:

-- И еще лесные дозорные просили сообщить, что ваша дочь принцесса Крапива замечена на дороге из города. Они предполагают, что принцесса скоро будет здесь.

Король сразу нахмурился, сделал движение рукой, отпуская разведчика, переглянулся с сыном.

– Крапива будет здесь? – пробурчал Ириз. – Право же, как это некстати. Интересно, кто ей проболтался?

– Ириз, твоя сестра, в отличие от тебя, не слепа, не глуха и соображает, что творится вокруг. Ты что думаешь, когда она вернулась с инспекции и не увидела в лагере своих крапивок, она осталась совершенно спокойна? Если даже разведчики уходят из деревень, чтобы собраться в одном месте, к тому же – у портала, легко догадаться, что это не легкий пикничок, а намечается что-то интересное. Нет, конечно, ты бы на месте Крапивы ничего не заметил и продолжал упражняться в игре в зернь и в поглощении эля...

– Пап, ну сколько можно? – заныл Ириз, изобразив на лице плачущую гримасу. – Сколько времени прошло, а ты все вспоминаешь… Я же все давно понял, я извинился, я сделал выводы, я…

Ириз не договорил, потому что громко хлопнул полог, в шатер вошел генерал Мох и сразу низко поклонился. Отец с сыном переглянулись – ну, это надолго! Ириз даже страдальчески закатил глаза, и гримаса тоже оказалась очень кстати. Мох был из генералов старой школы, быстрые наречия, как и прочие «пагубные веяния смертных» не признавал, изъяснялся на классическом среднеполосном, а значит одни величания займут минут пять:

-- Приветствую вас, великий Король Боевых среднеполосных эльфов, -- склонился в низком поклоне генерал, -- приветствую всем сердцем и разумом, о, мудрый защитник Изначальной дубравы, властитель Большого и Синего лесов, Великий Зеленый Маг, знающий язык и мысли всякого растущего из земли, и повелитель Сил Живого Древа, чье имя Арриан Милостивый, чье второе имя, не менее славное, нежели первое...

Король, уже начинавший подзабывать свое полное величальное звание, выслушал Моха, пожалуй, даже внимательно. Однако, когда Мох повернулся к принцу и обратился к нему с перечислением званий и заслуг, услышав эпитет «вкушающий мудрость Древ», король не выдержал и хохотнул. Встал с трона, приобнял генерала:

-- Мой добрый, славный Мох! Давненько не виделись. Полно, полно с поклонами, когда звучит боевой рог, ди боевые эльфы собираются в поход, ля поклонов нет времени. А ведь он звучит, генерал, да. Вижу, вижу, что хочешь порадовать меня. Ты достал!

Мох снова поклонился и трижды хлопнул в ладоши. Кто-то откинул полог шатра, четверо слуг в зеленых плащах внесли носилки с чем-то громоздким, накрытым еще одним плащом, порванном и покрытом бурыми пятнами. Мох указал, куда поставить носилки, поставив груз на землю, носильщики выстроились вдоль стенки шатра, склонили головы. Мох указал на рваный плащ, прокашлялся, начал рассказывать. Долгая история, полная подробных описаний героических подвигов бывшего владельца плаща, разведчика Эстрагона из клана Болотных Мхов, павшего при выполнении приказа великого короля. Видно, генерал рассказ не раз репетировал, говорил, почти не сбиваясь.

Король рассказ оценил, тронул пальцем татуировку слезы под левым глазом в память о всех павших. Мох сделал долгую паузу, наконец подал знак, носильщики разом придвинулись к носилкам, взяли плащ за края, подняли. Под плащом на носилках лежали латы. Полный рыцарский доспех с вытравленном кислотой на грудной полированной пластине вепрем. Носильщики немедленно взялись за конечности доспеха, через пару минут доспех уже стоял у стенки шатра.

-- Спасибо, мой друг, спасибо, -- сказал король растроганно, обнимая Моха. -- Это именно то, чего я так долго ждал.

***

Обласканный и одаренный особым почитательным свитком Мох вышел, за ним вышли четверо молчаливых разведчиков. Король проводил их взглядом, подошел к доспеху, рассмотрел его еще раз внимательно, щелкнул пальцем по решетчатому забралу. Подытожил:

-- Надо же, две недели в засаде, трое ранены, один погиб – в знак заслуг отправлен в Изначальную рощу. Зато у нас вот это…

-- А он знает, что полный доспех можно купить в Северной Фактории? – осторожно спросил Ириз. – Без всяких засад. За небольшую доплату доставят прямо к переправе. Может, стоит ему рассказать?

-- Если он узнает, что эльфы давно торгуют со смертными и продают тем даже живительные бальзамы из тайных трав, точно умом тронется. Если еще не тронулся. Видал глаза его разведчиков? Холодная сталь! Даже с изморозью! Старая школа! Сколько серебра стоит нынче в Северной фактории такая куча железа?

Ириз ответить не успел, за пологом шатра раздался какой-то шум, полог колыхнулся, и в шатер вошла Крапива – высокая девушка в зеленом плаще с вышитыми на плече золотыми листьями крапивы. Судя по сапогам-ботфортам, обильно покрытым грязью, на долю девушки выпала нелегкая дорога.

– А, Крапива, доченька моя, ты здесь? – сказал король, всем своим видом изобразив радость и одновременно удивление. – Какими судьбами? Ты ж на инспекции.

Крапива учтиво поклонилась отцу, глянула в сторону брата, сухо ему кивнув, после чего снова посмотрела королю прямо в глаза и громко сказала, выбрав для общения северное наречие, резкое, более привычное для разведчиков:

– Здравствуй, отец, как ваше здоровье? – и тут же, не дождавшись ответа, -- я не понимаю, что происходит.

– Ты о чем, дочка?

– Вы знаете, о чем я, отец. Я не слепая. Даже разведчики ушли из Синих лесов, чтобы собраться здесь. Или вы хотите сказать, что это простая прогулка? Легкий пикничок на природе по примеру смертных?

Король широко улыбнулся, откинулся на спинку трона, и хохотнув: «Что я тебе говорил, Ириз», указал пальцем сначала на сына, потом на дочь.

– Извините, но я не заметила в своих словах ничего смешного, – нахмурилась Крапива.

– Конечно, не обижайся, – продолжал улыбаться король, – и не стой ты столбом. Сними лук, скинь плащ, здесь тепло, не то что на улице. И присядь, как я понял, тебе пришлось проделать довольно долгий путь. Наверное, скакала без остановки?

– А вы сами как думаете? – ответила Крапива, вешая лук и колчан на специальный крюк на столбе и присаживаясь на лавку, покрытую ковром. – Конечно, скакала без остановки. И поверьте, увидела много интересного.

– Что же именно?

– Воинов, мой дорогой отец. Лучших эльфийских воинов.

– И что же тут интересного? А тем более, удивительного? С каких пор тебя удивляют эльфийские воины?

– Меня удивляют не сами воины, а их количество. Тут ведь, судя по кострам, их не меньше пятнадцати тысяч? И подходят еще. Я права? И это не простая операция по захвату пары-тройки сотен молодых самцов в Заповеднике. Это вторжение, отец?!

Король отвечать не торопился. Побарабанил пальцами по крышке стола, зачем-то взял свиток в руки и тут его отложил. Сказал кратко:

– С чего ты взяла? Ну хоть бы и вторжение, так что?

– Но почему?! – Крапива вскочила на ноги и прижала руки к груди. – Мы же говорили об этом. Много раз говорили. Вы же помните, что мне рассказывал Боб.

– Ты сядь, сядь, чего стоять-то, устала ведь. Пойми, Крапива, – король опять взял свиток в руки и начал его вертеть, – вторжение – не моя прихоть. Это решение старейшин.

– Я понимаю, но вы – король эльфов. Всех Лесных эльфов! Ваше слово – закон. Кто может указывать королю эльфов?

– Крапива, ты забываешься, – пришел на помощь отцу Ириз. – Папа не обязан ни перед кем отчитываться, и перед тобой в том числе. Наоборот, это ты, не получив приглашения, прискакала и начинаешь тут…

– Ириз, я не нуждаюсь в твоей защите, – резко прервал принца король, – я вполне способен защитить себя сам. Что касается «слово-закон», то ты права. Для Лесных и для остальных среднеполосных эльфов каждое мое слово – это закон. И я, да, именно я произнес это слово «вторжение»! Правда, произнести его мне пришлось вынужденно, и не без твоей помощи.

– Моей помощи? – Крапива удивленно глянула на отца. – Я не понимаю вас, папа. Что значит, «моя помощь»?

– А это значит… Помнишь, месяца три назад ты проводила инспекцию наших озер в Запределье? Гостила у твоего любимого Боба в Заповеднике.

– Ну да, конечно помню, – потупилась Крапива, – только никакой он мне не любимый.

– Любимый-любимый, уж я-то знаю. Ты и запредельский язык выучила с одной целью, почаще к своему Бобу через порталы шастать. Ладно, ладно, шучу я, – поторопился добавить король, заметив искорки в глазах дочери, – а то как дашь молнией в отца родного. Так вот, тебе известно, что после той инспекции нам пришлось запечатать портал?

– Да, но… Ко мне какие-то претензии по инспекции?

– Что ты, дочка, инспекцию ты провела блестяще, как всегда. Однако та пара рабов, что ты привела…

– Разве я нарушила квоту?

– Крапива!!! – король в сердцах стукнул кулаком по столу. Под куполом шатра мелькнула голубая молния, языки пламени вырвались из жаровни, едва не опалив брови Иризу. – Да не перебивай ты меня, дослушай хоть раз до конца! – с досадой сказал король. — Что за привычка у тебя такая, вечно перебивать меня своими вопросами? У Озерных эльфов научилась? Нет, ты не нарушала квоты, да, ты хорошо провела инспекцию, тобой все довольны. Но вот та пара рабов, что ты привела согласно квоте… они оказались не так просты. С ними возникли проблемы. Кажется, они из знати. Один – сын какого-то мэра – очень влиятельной в Запределье персоны. Второй – очень важный купец, торгует, как ее… нефтью. Смертные их искали, долго искали, пока не натолкнулись на портал. К счастью, нашедших удалось нейтрализовать. Но другие продолжили поиски. Поэтому я приказал срочно переправить приведенных тобой рабов обратно, лишив их памяти, но… Они пропали и здесь. После торгов оба раба как в воду канули вместе с эльфом, их купившим. Ищем, но пока… К счастью, в портал сунуться смертные не догадались. Или испугались, не знаю.

– И не будем забывать, что прошлой зимой один уже вторгся с той стороны, – вдруг встрял Ириз. – Смертный сумел открыть портал! Наверняка – маг. Он, кажется, искал каких-то женщин. И тоже, кстати, исчез.

– Да, Ириз прав, – кивнул король. – В общем, портал пришлось срочно запечатать. И завтра истекает срок «Большой печати». Ты понимаешь меня?

– Мне теперь можно спросить? – после довольно долгой паузы поинтересовалась Крапива.

– Да, конечно, моя девочка, – спохватился король, вспомнив, что сам запретил дочери задавать вопросы.

– Вы опасаетесь, что по ту сторону портала смертные собирают свою группу вторжения? И едва Большая печать падет, они ринутся в наш мир? И мы должны отразить нападение?

– В общих чертах – да.

– Тогда почему я не вижу с нашей стороны рвов и крепостных стен вокруг портала? Почему здесь собираются не наемные латники ближнего боя, а лучшие разведчики? Почему мы готовимся не к отражению, а, наоборот, к вторжению.

– Видишь ли, Крапива, тут такое дело… Все дело в сроках. К счастью, точный срок снятия Большой печати с портала в Заповедник знаем только мы, поскольку мы ее и наложили. Запредельные маги вряд ли смогут рассчитать точный день и час, хотя, и не исключено. И чтобы навсегда обезопасить себя от вторжения из Запределья, мы должны нанести удар первыми.

– Защита нападением? Как в игре? – Крапива кивнула на маленьких воинов, застывших на игровой доске.

– Вот именно.

– Послушайте, отец, только вчера я вернулась из Запределья через малый портал. Могу вам поклясться, что с той стороны никаких приготовлений к вторжению нет. К порталу даже троп нет и почти никаких следов! А уж в следах я кое-что понимаю. Это о чем-то говорит? И вот я возвращаюсь, а с нашей стороны возводится какое-то деревянное строение.

– Необходимая предосторожность, -- быстро сказал король. -- После того, как хранители убрались к своим Чистым, пришлось принять меры. И согласись, по деревянному помосту в портал легче уходить, нежели прыгать по веткам, как куница?

– Легче, конечно, – вздохнула Крапива устало. – А вас не пугают вещи смертных, про которые я вам рассказывала, отец? Вернее, о которых мне рассказал Боб.

– Ох уж мне этот Боб, – покачал король головой сокрушенно, – так напугать мою девочку. Ты имеешь в виду те самые страшные вещи – бензопилы, ружья, тре… три… тралевщики… Крапива, доченька моя, поменьше бы ты слушала этого Боба. Конечно, честь ему и хвала, не каждый эльф сможет так долго прожить среди смертных, да еще в натурализованном виде. Да, он лучший из разведчиков, и народ эльфов не забудет его ежедневного, ежечасного подвига, но… Не повлиял ли этот ежеминутный подвиг на психическое состояние Боба? Надо же такое придумать – бензопила. «За пару минут один смертный может завалить корабельную сосну». Сказки какие-то. Это же сосна! Ее и гномьим секачем не сразу завалишь! Что касается их страшных ружей, то на них у нас есть такое. Впрочем, сама увидишь чуть позже. А теперь, – король взглянул на светлячков, выстроившихся в «девятку» на циферблате походных часов, – а теперь, извини, у нас сейчас военный совет. Давай поговорим позже.

– Вы хотите, чтобы я ушла, папа? – спросила Крапива.

– Да, извини, сама знаешь, совет…

– Так вот, я никуда не уйду.

– Крапива, ты забываешь, что говоришь с королем!

– Да, ваше величество. Но ваше величество, наверное, забыли, что маленькая девочка давно выросла и сама является командиром разведчиков рода Дуба? А посему имеет полное право принимать участие в любом военном совете, в том числе – в Большом Круге. По вашему же указу, мой дорогой отец. К тому же, как вы собираетесь осуществить вторжение без главных специалистов по Запределью? По крайней мере – без переводчиков? Мне и моим девочкам отправиться обратно в рощу молодняка?

– Да, но… – король замялся, – но это очень, очень опасно, Крапива. Я не могу, не имею права рисковать тобой...

Ириз в углу громко хмыкнул. Крапива показала ему язык и, широко улыбнувшись, сообщила отцу:

– Нет, папа, если будет вторжение в Заповедник, я пойду в первых рядах. Вспомните закон, первыми всегда идут разведчики. А теперь позвольте мне переодеться для участия в большом совете. Кстати, у вас перед шатром томится в ожидании какой-то знатный маг…

Крапива резко развернулась и пошла к выходу из шатра, в сердцах пнув ногой небольшой походный барабан. Тот немедленно издал дробь, тут же к нему присоединились арфа, флейта и лютня, сваленные в углу. Инструменты немедленно сорвались со своих мест, выстроились кружком и заиграли очень популярные ныне «Васильковые поля».

Золото! Сокровища! Богатство! Кто из нас не мечтал о богатстве?! Не о добытом трудами праведными в поту и с мозолями, по нашей жизни — это больше из области ненаучной фантастики, а о внезапном, в одночасье свалившемся на голову? Все мечтают! Вы – нет? Ну да Бог вам судья и пачку лотерейных билетов в придачу. Правда, богатство – понятие относительное. Вот наши местные олигархи из российской глубинки вроде все, что душа пожелает, имеют: счета в банках солидные, дома огромные, машины шикарные, жен и любовниц – блондинистых длинноногих фотомоделей. А ведь завидуют, ночами не спят от зависти к… олигархам столичным. У которых счета с еще большим количеством нулей, дома огромнее, машины шикарнее, жены и любовницы еще блондинистей и длинноножее. Но и московскую элиту в свою очередь давит по ночам перепончатыми лапами здоровенная бородавчатая жаба, потому что хоть они все из себя крутые – а не видать им такой яхты, как у Абрамовича, и не купить им «Челси», хоть ты тресни! И скажите, какое удовольствие им в таком случае с их богатств? Да хрен с ним, с Абрамовичем и прочими олигархами! Вот знаю я одного бомжа – Викторыванычем зовут, спившийся преподаватель нашего меда. Кажется, профессор. Или доктор? Не важно. Его, как он на дно общества по причине перманентного запоя сполз, молодая жена из дому выгнала. Из его законной квартиры, между прочим. Так он и не возражал, сначала кружки в пивных собирал, там в подсобке и ночевал, а когда поперли и оттуда за скверный запах, переселился на горсвалку. И там, по его же словам, обрел полное счастье и душевную гармонию! Жил себе не тужил, собирал стеклотару и цветмет с помощью магнитика, тем и питался, захотел – выпил, захотел – поспал на груде отбросов, они, когда гниют – теплые, книжки опять же на свалках очень даже классные встречаются, да и личности колоритные. Один – инженер по радиосвязи. Тоже бывший и тоже спившийся. Да еще немного сумасшедший. Но с просветлениями. И во время одного из таких он из найденных на свалке деталей телик со спутниковой антенной собрал! И какой! Запросто Америку ловит! Но не о нем речь, а о внезапном богатстве. Так вот, подарил этот чокнутый радист нашему Викторыванычу найденный на свалке телеприемник в вполне рабочем состоянии. И передали по нему новость из разряда курьезов, что где-то, кто-то, когда-то нашел в мусорном контейнере пластиковый пакет с миллионом долларов. И ведь не у нас сие произошло, в Пиндосии где-то, но потерял наш Викторываныч покой и крышей окончательно съехал. Теперь на каждую приехавшую на свалку машину первым бросается, как борзая на сохатого, пакеты с мусором бытовым в клочья рвет, миллион ищет. И все бормочет, прикидывает, на сколько лет ему миллиона хватит, если потреблять исключительно дешевые плодово-ягодные вина или спирт в пятилитровых бутылях. Так нет в пакетах миллиона. Все больше пищевые отходы, очистки картофельные, головки селедочные, кожура всяческая…

А что я, собственно, привязался к Викторыванычу? Сам-то лучше? Не о богатстве думал, когда поперся к этому магу за камнем философским? Вот он камень, зеленым светится в темноте. Красивый! Ну, давай, камушек, сделай меня богатым. Молчит камушек, не отвечает, мол, я помочь готов, но и ты подсуетись, сделай шаг навстречу…

Сейчас даже вспомнить смешно мои первые пути к богатству. И были они в сторону нашего ремзавода. Батиными монетами я решил в первый раз не рисковать. Поэтому нужен был свинец. Где взять? С детства помню, как пацанами бегали мы на заводскую свалку, долбили старые аккумуляторы об кирпичи и на кострах выплавляли из их требухи свинец, который тут же превращали в свинчатки, кастеты и прочие зловещие атрибуты пацановской житухи неблагополучной городской окраины. Ага, разбежался! Свинец давно стал цветным металлом, старые аккумуляторы никто не выбрасывает, и на свалке я подвергся жесткой обструкции со стороны местных маргиналов. Они теперь там ворованные провода и кабели кувалдой плющат, чтобы в приемке взяли, просто провода нынче в приемках не берут – шугаются. Пришлось тайком от братца лезть в гараж и раскурочить аккумулятор нашего старенько «горбатого», тем более, он давно сел. Змеюки, разбуженные внеурочным вторжением, были недовольны, некоторые шипели. Конечно, сноровку по части добычи свинца из аккумуляторов я давно потерял, палец молотком отшиб, да еще кислотой на последние джинсы брызнул, но вожделенный металл добыл. Переплавил окисленные решетки в старой консервной банке над газовой конфоркой.

Не буду пересказывать всю процедуру превращения свинца в золото. Ничего интересного я не заметил. Кладешь свинец в змеиную кровь вечером, кстати, крови в удаве оказалось гораздо меньше, чем казалось поначалу. Чашка обязательно фарфоровая. Все по рисунку из батиной тетради. Потом опускаешь туда философский камень. Опустил и что? Ну сидели, смотрели, ничего не происходило. Сначала братец зевать начал, потом и я на боковую улегся. Конечно, по уму следовало этот исторический момент запечатлеть. Хотя бы на видеокамеру. Только, где ее было взять… Не скажу, что спал я той ночью спокойно. Скорее – наоборот. Снилось мне оно – богатство! Сначала пачки денег на нашем, застеленном выцветшей клеенкой кухонном столе. Почему-то доллары – сотенные купюры в плотных пачках. Но даже во сне я сообразил, что наша пятитысячная купюра почти в два раза дороже, чем стодолларовая, и деньги сменили цвет с зеленого на рыжеватый. Потом икра, красная – целый таз. Даже и не знаю, зачем мне столько? Я вообще красную икру не очень… Я бы лучше черную, только не помню, какая она на вкус. В раннем детстве пробовал, папка где-то на Новый год банку надыбал. Крохотный бутербродик, но очень вкусный! И еще огромное блюдо с омарами. Если честно, я омаров в жизни не видел, только по телевизору, но в моем сне на блюде были точно они, омары! И я их жрал… Вот, собственно, и все. Какой я, оказывается, приземленный человек. Даже Кисе Воробьянинову из «12 стульев» и то больше по части вожделенных богатств привиделось, кажется, у него было что-то про Париж, дорогие оранжевые кальсоны и женские грудастые оркестры, а тут омары…

Утром я встал с кушетки, не обувая тапок, подошел к столу, взял пинцет и вынул из чашки четыре комочка желтого металла. Чего-то даже не догадался свинец в формы разлить. Когда слил змеиную кровь – обнаружилось еще несколько комочков помельче. Капнул на них кислотой – не окислилось, не почернело, не рассыпалось в прах. Золото! Сбылась мечта идиота! Зеленый камушек, кстати, лежал тут же, но размером стал, кажется, меньше.

Я не вопил от восторга, не прыгал, не пускался в пляс. Я спрятал философский камень обратно во флакон и сидел за столом, шевеля большими пальцами озябших ног, смотрел на золото. Вот он, вожделенный металл! Как просто было в средневековье или во время золотой лихорадки на Аляске – тогда его на вес брали. Везде! И никто глупых вопросов не задавал – откуда? А теперь? И что с ним дальше делать? Удивительно, но никакого четкого плана по превращению золото в реальные дензнаки у меня заранее заготовлено не было. Думал, будет золото, а там уж… И что теперь?

Конечно, первая идея – в скупку «Изумруд» на Театральной площади. Почему так называется – не знаю, изумрудов там не замечено, зато есть окошко с решеткой и вывеской над ним: «Принимаем золотой лом». Цены фиксированные, оплата на месте по паспорту. Очень там милая девушка сидит, я, когда последний екатерининский рубль из батиной коллекции в скупку попер, чтобы нам с братцем с голодухи не сдохнуть, внимание на нее обратил. Такие глазки у нее синие…

«Изумруд» так «Изумруд». Я уж и куртку нацепил и в кроссовки обулся, и тут меня мысль словно обухом по темечку. Интернет предупреждал, что операции с золотом, имеющим неясное происхождение, до сих пор незаконны. Вот у меня именно такое! Вот я приду в скупку и…И что тогда? Вдруг, вместо милой девушки в решетчатом окошке «Изумруда» сидит здоровенная сисястая тетка, и спросит она громовым голосом: «Молодой человек, а откуда у вас столько золотого лома 999 пробы?»Нет, по идее спросить не должна, им же золото скупать выгодно, ну а вдруг как спросит? И мента еще с улицы позовет, а то и ФСБшника с серыми, усталыми глазами. Золотовалютными операциями у нас, кажется, до их пор ФСБ заведует? Вот отведет он меня в известное учреждение, предложит спуститься в подвал, усадит на привинченный к полу табурет, глянет усталыми серыми глазами и спросит… Почему-то мне кажется, что у всех ФСБшников глаза усталые и обязательно серые. Так вот, спросит он. Что я ему отвечу? «Нашел на помойке»? Ну да, конечно… Они там все такие доверчивые. Тогда правду расскажу: что я с помощью тетрадки со средневековыми рисунками и заклинаниями я попал в параллельный мир, где маги на каждом шагу. И у самого главного мага я выменял за старую мобилу с фотками и видосами восточной женщины самый натуральный философский камень. И вот с помощью этого камня превратил куски свинца из старого аккумулятора в самородное золото самой высшей пробы. Послушает меня добрый чекист, поймет, что помощь срочная мне нужна, и упечет в лечебное заведение с крепкими стенами и решетками на окнах. Надолго. Нет, лучше уж про помойку наврать…

Что же получается? На столе у меня горка золота самой высокой пробы, в животе от голода урчит, потому что безалаберный братец мой не отправился в продмаг, как было сказано, а отдал последние семейные деньги на какую-то «примочку» для компа. Даже в хлебнице сухарей нет. Что делать с драгметаллом?!! Жрать реально хочется! Не удава же жарить…

Так, быстренько – мозговой штурм. Определимся, кому сегодня реально нужно золото? Пусть и не совсем естественным путем добытое? То есть – без пробы. Кроме подпольных ювелиров. Ну их, судя по фильмам, они сплошь с бандитами общаются, а я что-то криминала побаиваюсь. Ну, думай, мозг, думай! О! Зубным техникам! Они с них коронки льют. Хотя нет. Сейчас все больше металлокерамику ставят – зубки белые получаются, как настоящие. А золотые фиксы остались только у пенсионеров – жертв отечественной стоматологии, бывших товароведов, у урок с зоны, да еще у цыганок. Идея! Как я сразу не допер?! Цыгане! Идеальный вариант! Они и ваших документов проверять не будут, да и интересоваться происхождением металла не станут. Но… конечно, везде это проклятое «но». Честно говоря, и к цыганам идти я побаивался. Ведь ясно, что обманут. Что за цыганка, если не обманет? Но делать нечего, иных вариантов как-то не придумалось, через час с небольшим я был на Театральной площади у «Изумруда».

Найти цыган труда не составило. Они, как положено – в длинных цветастых юбках обычно тусуются на Театралке около витрин уже упомянутого «Изумруда» и ко всем проходящим пристают с дежурной фразой: «Сдавать? Давай мне, хорошую цену дам». Менты их почему-то не трогают. Нет, один раз по телику показали, как менты запихивают цыганок в милицейский УАЗик. И толку? Что ты им предъявишь? Незаконное предпринимательство? Ха-ха-ха. В тот же день ромалы шумною толпой прибыли к дверям РОВД с грудными дитятями на руках и подняли в дежурке такой вой и гам, что менты от них едва сами в обезьянник не спрятались. Цыганок отпустили, следующим утром они были на своем «рабочем месте».

Но сегодня цыганка была одна. Зато какая! Цыганка знатная, все звали ее Маша (хотя на прочие женские имена тоже откликалась), смуглое лицо ее украшали шикарные гренадерские усы, а улыбка – сплошь червонная. Говорят, что по золотым делам Маша в таборе главная. Самое обидное, что Маша, когда я подошел к «Изумруду», не стала приставать ко мне даже с дежурной фразой. Видимо, моя персона в линялых джинсах, простенькой куртке и видавших виды кроссовках в плане драгметаллов показалась ей совершенно бесперспективной. Цыганка равнодушно на меня глянула, отвернулась и тут же грудью заслонила дорогу тонюсенькой молоденькой девчушке в явно бутиковом прикиде: «Сдавать? Мнэ давай. Хорошую цену дам». Девчушка шарахнулась от цыганки, как от прокаженной, и чуть ли не бегом удалилась в сторону театра. Маша шмыгнула носом и широко зевнула, перекрестив рот. Надо же, православная! Потом смачно высморкалась в не совсем свежий платок и только потом соизволила обратить на меня внимание:

– Чо у тэбя?

Я, робея, протянул ей желтый комочек на ладошке. Цыганка внимательно глянула сначала на золото, потом на меня, снова на золото. Но в руки металл не взяла, а только тронула указательным пальцем:

– Настоящее.

Я кивнул и вытащил из кармана пузырек с кислотой.

– Можно проверить.

Цыганка глянула на кислоту с уважением и кивнула в сторону подворотни. Там она внимательно смотрела, как пузырится на бетоне кислота, не причиняя драгметаллу вреда, потом тщательно отерла золото платком и взяла в ладонь. Хотите верьте, хотите нет, но… усы у цыганки зашевелились, а глазищи… Я таких огромных антрацитовых зрачков в жизни не видел!

– Откуда? Откуда это у тэбя?! – выдохнула цыганка.

– Ты что, из милиции? – вставил я заранее приготовленную фразу. Но Маша словно и не слышала, она сжимала в пальцах мой золотой комочек, зачем-то теребя другой рукой здоровенную серьгу в ухе. Сравнивала что ли?

– Хороший золото, – сказала цыганка, в финале попробовав золотой комочек на золотой же зуб. – Очень хороший. Чистый! Семьсот дам. (Пауза) Тысячу. (Пауза) За грамм. Семь грамм здесь. (Пауза) Не спрашиваю, откуда взял.

Я мужественно молчал, пытаясь прикинуть в уме, сколько мне дадут за «всю партию». И мысленно же ругал себя за то, что дома не догадался даже взвесить. Цыганка мое молчание восприняла, как отказ:

– Полторы тысячи дам. Никто больше не даст! Последнее слово!

Я кивнул. В руках цыганки немедленно и непонятно откуда появились аптекарские весы. Причем, вместо гирек она использовала старые советские монеты. Пятак и двушку. Такие раньше в телефонные аппараты бросали. Цыганка держала весы за колечко большим и указательным пальцами, чашечка с монетками чуть перевешивала. Ну и Маша! Глаз – алмаз! И правда, почти семь грамм.

– Шесть и девять! Плачу за семь, – быстро сказала цыганка, весы из ее рук исчезли вместе с золотым комочком, зато появилась пачка тысячерублевых и пятисотенных купюр.

Я быстро пересчитал деньги. Все верно, без обмана. Можно уходить. Сегодня у нас с братцем – сытный ужин. Братцу – новые кроссовки, он так мечтает о настоящих «адиках». Мне – новые джинсы. Любые. Да и на ноги что-то, не в этом же позорище ходить. И долги по коммуналке закрыть, а то задолбали своими звонками из ЖЭУ. Телик плоский на стену. Нет, на телик явно не хватит.

– Будет еще такой же, – вкрадчиво шептала цыганка, – приноси, все возьму.

– По полторы?

– По полторы!

Умом понимаю, что надо уходить, но рука предательски лезет в карман, сжимает тяжелые комочки, вызволяет их на свет. Цыганка ахает. Снова аптекарские весы. Уже никакой монетной мелочи. Блестящая гирька – сто грамм. И еще две – по пятьдесят. И еще несколько поменьше. Огромные зрачки глаз цыганки. Улыбка. Очень широкая. У Маши даже зубы мудрости золотые. Доверительный шепот: «Ай молодец, ай хороший товар. Не обману, не бойся, вот твой золото – держи. Не обману. Подожди! Много денег надо, столько нет с собой. Подожди! Не бойся – не обману. Сейчас позвоню – привезут. Не обману! Подожди!» Цыганка говорит по мобиле. Мобила модная, смартфон последнего выпуска. Послушно жду. Верю. Не обманет. Сколько жду – не помню. Время как-то странно движется. Как-то «тягуче». Маша прячет мобилу, берет меня за руку и в который раз уверяет, что не обманет. Усы-то как топорщатся! Интересно, она их брить не пробовала? Или выщипывать, как женщины брови – рейсфедером. Впрочем, говорят, у цыганок-колдуний вся сила в усах. В подворотню въезжает большая черная машина, хлопают двери. Цыгане. Двое. Бородатые и косматые, толстые золотые цепи на мощных шеях. О чем-то шепчутся с цыганкой, то и дело поглядывая на меня. А морды-то какие! Такой зарежет – не моргнет. Вот идет ко мне, сейчас зарежет. Страшно! Но нет. Берет золото, взвешивает на ладони. Кивает другому. Шелестят купюры. Рыжие «пятерки». Цвета листьев опавшего клена. Много. Никогда так много денег в руках не держал. А теперь держу. И сижу. И в глазах двоится. Я почему-то сижу в такси. Заднее сидение. Волга. Желтая, с шашечками на дверях. Откуда я знаю, что желтая, я же внутри? Как откуда, я же в нее садился. Значит – видел. Эй! Стоп! Зачем такси? Я не заказывал. А кто платить будет?! На маршрутке можно, на маршрутке куда дешевле… Чай не графья. Какая на хрен маршрутка?! У меня в кармане куча денег! Вот они шуршат. Усатая Маша о чем-то говорит с таксистом. Тот кивает, оборачивается ко мне, что-то спрашивает. Громко. Почти кричит: «Куда едем, командир»?! Называю адрес. Голос – словно не мой. Еду.

Я – дома. Я лежу на кушетке одетый и в одном кроссовке. Сквозь дырку в носке виден большой палец. Чуть не сказал – указательный. Вот интересно, на руке у каждого пальца есть свое название, а на ноге? Есть большой, мизинчик тоже есть. А указательный? Есть на ноге указательный палец?

К кушетке прислонена здоровая плоская коробка. Телевизор? «Филлипс»! 105 по диагонали! Откуда? Сую руку в карман – деньги. На ощупь понимаю, что деньги. Вынимаю – смотрю. Много пятитысячных купюр. Ага, цыганка Маша. Помню, допустим. А телевизор откуда? Братец объявился на пороге комнаты. Вид обеспокоенный, сует мне под нос пузырек. Нашатырь?! Какого хрена?! Хочу братца послать, но язык не слушается. Спать, очень хочется спать. С какой стати? День на дворе. Или вечер? Почему вечер? Ладно, завтра разберусь. Слышь, братец, да шел бы ты со своим нашатырем…

Утро, кукушка на компе братца выскакивает из своего окошка и старательно кукукает восемь часов. Просыпаюсь, рука судорожно лезет в карман. Нет кармана. Я волне раздет и сплю под одеялом. А золото, цыганка, деньги?! Привиделось? Приснилось? Вскакиваю, босиком бегу в прихожку к вешалке, сую руку в правый карман куртки. Пусто, только пузырек с кислотой. Так и есть – привиделось.

Возвращаюсь в комнату, сажусь на кушетку, тупо пялюсь на коробку с телевизором. Опять телевизор. Тянусь рукой на столик за сигаретами, рука натыкается на пачку денег. Еще не вижу, что это деньги, но на ощупь определяю. Решаюсь посмотреть. Денег много, кажется, я продал цыганке двести грамм золота. Даже больше. По полторы тысячи за грамм. Триста тысяч, перетянутые аптекарской резинкой. Огромные деньги! Хоть и в рублях. Не привык я к такому.

Братец явился, морда заспанная, глаза трет. В трусах, но на ногах кроссовки. Новые, белые, кожаные, как мечтал. Морда аж светится. Откуда обновка? Кто привез? Я?!

Осторожно интересуюсь событиями вчерашнего дня. Братец охотно восполняет мои пробелы в памяти. Я ввалился вчера в новых штанах и в сопровождении таксиста, который волок вот эту коробку с телевизором. Таксист очень похожий на цыгана еще ходил к машине и принес несколько пакетов. Я пытался дать ему тыщу за помощь, он от денег отказался, сказал, что «уплочено». Таксист, да еще цыган отказывается от денег? Дааааа…

Братец сияет и в очередной раз пересчитывает деньги. А я опять пытаюсь вспомнить вчерашнее и… не могу. Последнее воспоминание – Маша стоит около такси что-то бормочет в мобилу на своем, а потом поворачивается ко мне и что-то говорит. Ну да: «будет такой золото – приноси». Золото – в мужском роде, со всем уважением. Машина трогается, я еду. И без всякого перехода – я на кушетке. Но ведь получается, что после общения с Машей я заезжал в наш гипермаг, где купил себе новые штаны (а ведь их обычно примеряют), братцу кроссовки (размер сорок три с половиной), три пакета дорогой жрачки и вот этот «Филипс». Вот кассовый чек в одном из пакетов между нарезкой дорогой копченой колбасы и банкой красной икры. Икра? Ну вот, сон в руку...

Пытаюсь разобраться. Что со мной сделала эта цыганка? Я ничего не ел, не пил, значит, наркотическое опьянение исключаем. Гипноз? Возможно. Про цыган разное говорят. Но если Маша меня загипнотизировала, то почему не обманула? И эти двое косматых, могли бы просто отнять золото и не платить, чего бы я сделал? Но ведь заплатили! Или деньги фальшивые? Ну да, «куклу» подсунули!Мысль словно обжигает, хватаю со стола пачку, выуживаю из нее купюру и смотрю ее на свет. Но уже успокаиваюсь – кассовый чек в пакете, значит, в магазине деньги взяли, а там машинки такие – враз фальшивку определят.

А братец уже распаковал телик, оперативно привинтил опору и водрузил на место нашего старого, доброго «Рубина». Антенну куда надо вставил и даже настройку каналов врубил. Теперь разгребает барахло со столика. Будем завтракать перед новым телевизором. Братец приносит поднос, расставляет деликатесы. Неужели я все это вчера купил?! Ну я и гурман! Откусываю от бутерброда, икринки смешно лопаются на языке. Вкусно. Колбаска тоже радует вкусовые сосочки. Рыбка красная, тонюсенькие ломтики просвечиваются, сочась жиром, ароматом дразня. Братец чавкает, счастливо лыбится и трещит с набитым ртом, не переставая. Что-то про новый комп с офигенными возможностями: память, оперативка, процессор. Советую братцу заткнуться. Смотрю на экран телевизора. Он уже настроился, вот первый канал, с утра детские мультики гоняют. Самодовольная ворона сидит на ветке с огромным куском голландского сыра в клюве – собирается завтракать. Но тут лиса бежала. Красивая, с белой грудкой. «Лисица чует сыр, лисицу сыр пленил». Беру пульт, еще в целлофане, переключаю. Канал «Россия», репортаж с места событий. Где-то под Вологдой запущен в строй новый молочный комбинат с сыроварней. На бесконечных полках огромные круги сыров. Обещают, что по качеству будет не хуже знаменитых французских сортов! Снова тыкаю пальцем в пульт. Наугад. Канал «Дискавери». Изображение – офигенное! На экране наивная мышка нюхает воздух около мышеловки. Унюхивает! Лезет в клетку, хватает лапками кусочек сыра, тянет на себя. Срабатывает пружина, дверца захлопывается. Мышка в ауте, глазки-бусинки того и гляди выпрыгнут наружу, на мордочке словно написано: «И как это меня угораздило»? Интересно, мыши, пойманные в мышеловку, съедают приманку или погибают голодными? Я лично съел бы. Терять-то уже нечего…

Смотрю на стол, рядом с пачкой денег – на тарелочке аккуратно нарезанный братцем сыр. С зеленоватой плесенью. На упаковке написано «Рокфор». Как это меня угораздило с плесенью купить? Наверняка, гадость какая-то. Но люди ведь едят. Пробую. Вкусно.

Итак, сыр в наличии, осталось выяснить размер мышеловки.

Таксист был таджик и большой оригинал по части музыкальных пристрастий. По моему разумению, как таксист он должен был слушать шансон, а как таджик -- свои этнические напевы или «Черные глаза». Этот слушал какую-то детскую радиостанцию и даже ей подпевал. Вот только что из автоколонок спели про улыбку, от которой всем теплей, а сейчас поют про маму мамонтенка, что так не бывает на свете, что б были потеряны дети. Бывает! Мы-то с Сашкой потеряны. И философский камень мэтра О.Раньи мне понадобился в первую очередь на поиск. Я хотел найти свою семью. Мать, сестру, отца. Правда, сначала я очень на тетрадку надеялся. Там на отдельной странице ровным почерком отца было выписано заклинание поиска и нарисована рыбка. Что-то вроде севрюги с длинным носом. В общем, надо было эту рыбку зарядить философским камнем, бросить в деревянную лохань с водой и представить того, кого ищешь или что ищешь. Очень хорошо представить. И рыбка на это должна указать. Да, забыл сказать, что рыбка непременно должна быть серебряная. Я, конечно, очень сомневался. Рыбка из серебра в воде должна утонуть. Но раз написано – из серебра…

Рыбку мне сделал тот чувак в кожаной косухе, что торговал на рынке серебряными знаками зодиака, но большей частью – перстнями с черепами и прочей металлюжной атрибутикой. Кстати, знакомый по рок-клубу. Он заказу даже не удивился, внимательно на нарисованную рыбку посмотрел, уточнил размер и сказал, что «сделает влегкую» – и даже задатка не взял, правда, пришлось купить у него два царских серебряных рубля «на материал». Чувак не обманул, рыбку сделал за ночь, недорого. Рыбка получилась такая красивая, с мельчайшими деталями: плавнички и даже чешуйки прощупывались. Недостающую «деревянную лохань» я купил в магазинчике «Все для саун» – хорошую такую бадейку с ручкой.

Сразу после занятий решил попробовать, налил в бадейку воды из-под крана, сильно сжал рыбку в левой руке, пробормотал заклинание и осторожно опустил рыбку в лохань. Утонула. Как я и думал. Не сработало. Ну и ладно. Я не особо-то и надеялся. А рыбка… Пусть останется как память о бате. Тут я почему-то вспомнил батю, как он сидит за столом и выводит в тетради тонким перышком вот эту рыбку.

Тут рыбка и всплыла, натурально так всплыла и закрутилась на месте, как стрелка взбесившегося компаса. Наконец, остановилась. И как я не вертел лохань, рыбка упрямо указывала длинным рылом в одну сторону. Ну да, представить того, кого ищешь. Как я мог забыть?

Сейчас даже смешно вспомнить, как я этой подсказкой воспользовался. Да просто выбежал на улицу с лоханью в руках и побежал в сторону, куда указывала носом рыбка. А за мной Сашка в одних трениках и домашних тапках. Так и бежали два идиота, пока в забор соседнего дома не уперлись. Вернулись домой, голову врубили. Утром вызвали такси, поехали в поселок Лесной, на то место, где брошенный батин «Горбатый» обнаружили. Сашка сзади с лоханью этой сидел, водила на него в зеркало все смотрел, офигивал. Приехали на место, рыбка четко указывала рылом в лесную чащу. Поехали медленно, нашли съезд на проселочную дорогу. Водитель поглядел и ехать отказался. Не, ну правильно, у него ж «Логан», а дороги в лужах. Пострянет нахрен! Отпустили водилу, расплатились, пошли пешком. Дорога скоро свернула, а мы поперли по кустам, куда рыбье рыло указывало. Уперлись в болото, Сашка увяз. Чуть новый кроссовок в трясине не утопил, так в одном носке по берегу и скакал. Пришлось возвращаться. Слава богу, не заблудились. Вышли на трассу, у дороги грибники с кошелками, полными грибов автобуса ждут, а мы с лоханью.

Вернулись домой, снова покумекали над картой, линейку взяли, линию провели. На что-то конкретное эта долбанная севрюга должна была показывать?! Не просто ведь в лес. Нашли на карте еще грунтовку в объезд болот. Следующим днем, когда вызывали такси, потребовали джип. Приехала «Нива», но большая, «Тайга» называется. На ней и поехали. Рыбка уверенно вывела нас на большую лесную поляну, где благополучно и утопла. Все, тупик. И страшная мысль, а что если здесь, на этой поляне они все и лежат? Батя, мать с сестренкой. Мамку с сестрой маньяк убил и закопал, отец в лесу замерз, когда их искал. Тогда кто его закопал? И где?

Водила, терпеливо нас ждавший, конечно, спросил, мол, чего ищем. Услышав о нашей беде, посочувствовал искренне. Он и посоветовал обратиться в «Богатыри». Сказал, что там кого угодно найдут. Ему «Тайгу» угнанную нашли в отстойнике на ремзаводе, благо номера перебить не успели. И похлопал по рулю мощного отечественного авто.

Детективное агентство «Богатыри» мне сразу понравилось скромностью и простотой. Вот почему-то нет у меня доверия к этим новым конторам со стеклянными дверями, с жалюзи на окнах и дипломами на стенах, с сисястыми секретаршами. Нахватались у пиндосов, понимаешь, только толку – ни хрена. Если и могут что, разве как бабу неверную с любовником выследить, или, наоборот, мужику, что налево от жены ходит, жучка в карман подсадить. А вот что-то реально найти, хрен дождешься… Мне нужно было как раз реально.

Агентство «Богатыри» располагалось в здании бывшего детского сада по соседству с каким-то хозмагом и салоном сотовой связи. Детсадовское прошлое было здесь во всем: на стенах смешные мишки, зайчики и белочки, раковины в туалете очень низко от пола, благо хоть унитаз нормальный – новый. Сами сотрудники агентства располагались в большой комнате за дверью с золоченой табличкой «Заведующая Пижманова. С.В». Видимо, табличка осталась тоже от прошлых времен, никакой Пижмановой здесь не было, в комнате сидели одни мужики: лысый, седой и гривастый пацан, все трое чуть под хмельком. По крайней мере мне так показалось. Одну из стен офиса украшала здоровенная репродукция – всем известные «Три богатыря». Интересно, название конторы от этой картины произошло, или наоборот, потом приволокли?

– Наоборот, – вдруг сказал тот, что гривастый. – Эта картина с нами по всем офисам кочует.

– Что? – удивился я. – Я что, вслух про картину спросил?

Троица хором заржала.

– Ну удивляйтесь, уважаемый, – сказал тот, что лысый. – Попович у нас в некотором смысле – экстрасенс. Мысли на лету читает. А вот Никитыч – энциклопедист. Знает все, плюс память феноменальная. Ну-ка, Никитыч, просвети гостя про картину.

Седой, названный Никитычем, легонько поклонился и начал:

Известная картина Васнецова «Богатыри», ошибочно называемая большинством «Три богатыря». Размеры картины – 295 на 446 сэмэ. Над созданием картины художник работал почти тридцать лет, в 1871 году был создан первый набросок в карандаше, в 1876 году появился знаменитый эскиз с основой композиционного решения. В 1898 году готовая картина была куплена Пэ Третьяковым для его галереи, где и висит поныне. Это если кратко. Могу зачесть переписку Васнецова, в которой обсуждаются подробности поиска композиционного решения, перечислить мужиков, с которых Васнецов лица писал. Кто, откуда, кем работал.

Я демонстративно поаплодировал и тут же спросил лысого:

– И какие же таланты у вас?

– Я талантами обделен напрочь, потому и начальник, ха-ха-ха.

Троица опять рассмеялась, а седой добавил:

– Скромничает Ильич. У него особый дар. Ко всему относиться критично.

– Это как же? – спросил я, снова глянув на картину. -- Критиковать гения?

-- Ильич, просвети гостя, -- предложил седой.

Лысый прокашлялся:

– Что ж, извольте. Как уже было сказано, картина называется «Богатыри», хотя правильно было бы назвать «Дозор», или точнее – «Конный дозор». Именно такие дозоры выезжали в степь смотреть ворога. Половцев большей частью, учитывая время действия – дотатарская Русь. Татары были позже. Отсюда и вооружение. У Ильи и Добрыни копье, булава и меч, щиты опять же – все для ближнего боя. У Алеши лук – для боя дальнего. Почему? В случае появления врага Илья и Добрыня на своих тяжелых конях помчатся ему навстречу, чтобы задержать. Их доля, как правило, печальна, если не убьют в первой сшибке – окружат и пленят. Могут и замучить до смерти в плену, но чаще таких выкупали. Князь или родня. Что касается Алеши, то тот немедленно поскачет к ближайшей заставе – предупредить, поднять тревогу, ибо в том задача дозора. По пути, возможно, будет отстреливаться от погони. Так что насчет лука все верно. Теперь немного критики. Ну, златая цепь на коне Муромца, допустим. У богатых свои причуды. Почему на руке, которой он глаза от солнца прикрывает, такая массивная булава висит? Она, между прочим, тяжелая. Конечно, с его силушкой-то, что там какая-то булава? Но непрактично. Почему нога не в стремени? Должно быть наоборот – он, если высматривает, должен в седле приподняться, опираясь на стремя. А стремя на картине свободно болтается. Теперь про Добрыню. Че это он за меч схватился? И даже из ножен вытянул. Увидел кого? А че тогда Алеша филонит, сидит, улыбается ехидно? Он давно должен быть на низком старте. Опять же гусли в дозоре ему зачем? Вот так примерно…

– Если принимать этих героев за реальных исторических персонажей, – добавил седой, – то все трое пали в битве на Калке. Из них Илья похоронен в Киево-Печерской лавре, с рукой, пробитой копьем. Одно дело с печенегами бодаться, совсем другое – Субедей, любимый карача Батыя.

Я снова посмотрел на картину и только развел руками. Про Батыя слышал, про карачу и Субедея – нет.

– Так какое у вас дело? – наконец поинтересовался лысый.

Я спохватился и кратко обозначил проблему. Лысый выслушал, быстро вытащил из стола карту местности и разложил ее на столе. Седой встал и присоединился к ее изучению. Гривастый же защелкал по клавишам компа, видимо, больше привык к картам в электронном виде.

– Эээээ, брат… – протянул седой.

Вот почему-то очень мне не понравилось это самое «Эээээ, брат», обычно так говорят, когда дело совсем гиблое.

– Экодеревня твоя аккурат на мещерский треугольник попадает, – пояснил лысый. – Гиблые места, чащи да болота. Народец здесь часто пропадает и, как правило, бесследно. И не только грибники. На озерах много пропадает, которые купаться едут, на болотах, которые за грибами и клюквой. Бывает – находятся. Но тех, что находят, большей частью – без памяти совсем. Ну ни хрена не помнят. Но если подходить к делу со всей серьезностью… Фотки пропавших принес?

Я с готовностью выложил отобранные снимки. Батя в костюме и галстуке, с институтской доски почета. Мамка с сестрой красивые и нарядные с букетами в руках. Это когда Наташка в первый класс пошла. Наташка, Наташка теперь первоклашка… Седой кивнул, достал мобилу, позвонил кому-то. Через пару минут в офисе появилась дама. Цыганка! Нет, никаких цветастых юбок и жгучего желания погадать. И зубы белые, здоровые, не золотые. Но цыганка, точно! Полина, так звали цыганку, глянула на принесенные фотографии, сняла с пальца кольцо и подвесила на ниточке. Начала водить сначала над фотками, потом над картой, расстеленной на столе. Я хмыкнул и собрался уже уходить. Знаем мы такие фокусы. Хотите верьте, хотите нет, но кольцо вдруг стало само раскачиваться и уверенно указало в определенную точку на карте. Я наклонился, рассмотрел название «пос. Лесной», «дер. Истоки» и вздрогнул. Я ведь ни слова ни про поселок, ни про деревню не сказал.

Я подумал и все-таки поведал о наших с братцем исканиях. Про рыбку умолчал. Богатыри переглянулись и сказали, что если даже место приблизительно известно, то можно поискать с собакой. Есть у них знакомый кинолог и такса с феноменальным нюхом, найдет что угодно! Трупы криминальные находит за раз!

Тут я едва на ногах устоял. Трупы? Мои родители и сестренка – трупы? Видно, побледнел сильно, или гривастый опять мысли прочитал – стакан воды мне в руку сунул. Тут Полина успокоила. Сказала, что видит их всех живыми. Но словно в каком-то тумане. Я не особо ей поверил, но поглядел с благодарностью.

Пока богатыри с Полиной совещались, я обратил внимание на единственный диплом на стене. Благодарность фирме от руководства ФСБ за неоценимую помощь. О как!

– Да так, – объяснил гривастый, не дождавшись моего вопроса. – Помнишь взрыв в московской подземке в прошлом году? Мы тех террористов вычислили и склад взрывчатки нашли. У нас, в промзоне. И злодея, что террористов адской смесью снабжал, они с нашей помощью изловили. За что нашей Полиночке отдельное спасибо!

От «Богатырей» я вернулся какой-то одухотворенный что ли? Полина четко сказала, живы, значит – живы. А что в тумане, то – не беда. Вон англичане всю жизнь в своем тумане живут, и ничего.

Я, конечно, рассказал Сашке о визите к детективам. Братец выслушал и назвал меня лошарой. С хренов ли? Братец пояснил, что вот так, по наводке какого-то таксера никто детективов не нанимает! Детектив – это ведь как врач, он все твои тайны знает. И получается, я все наши семейные тайны – первым попавшимся доверил…

В словах братца был резон. Ну, раз такой умный, вот и выясни про них, что сможешь. Братец порыскал по каким-то тайным сайтам, погостил «на обратке», то есть – «На обратной стороне Луны» и составил довольно подробный портрет фигурантов. В общем, придумал все это дело Лысый, то есть – Муромец. Но тогда он еще Муромцем не был, а был просто Ильич. Так агентство и называлось, в котором помимо Ильича работали три таких же ветерана МВД – сыскари. Причем, все четверо уволились из органов досрочно, по причине несогласия с начальством, как водится, погрязшим в коррупции. Один из них даже на прощание своему прямому начальнику в табло засветил. Где-то с полгодика они обламывали рога новоявленным рэкетирам, выявляли неверных жен и мужей и даже искали пропавших собак и кошек редких пород. Но что-то у них там не срослось. Сначала от них ушел полковник Волков, обнаруживший в себе задатки оборотня в погонах и снова приглашенный на службу. Еще один ушел, когда понял, что детективом золотых гор не заработаешь и подался в адвокаты, защищать тех, кого когда-то сажал. Третий возомнил себя этаким борцом со злом, как в штатовских боевиках, и сам завалил крупного криминального авторитета. Но попался и присел надолго. Оставшись один, Лысый хотел было это дело прекратить, но тут встретил старого друга Никитича. Тот как раз вернулся с очередной кавказской командировки, по ранению уволился и искал себя в жизни. Ударили по рукам. Ильич сдал бывший офис в центре города и переехал вместе с Никитичем на окраину, в бывший кружок детской изостудии, где на стене висела копия с картины Васнецова. Так и появились богатыри. А что, весьма похоже. Илья, те есть Ильич -- есть. Силушкой бог не обидел, на печи тридцать лет не сидел, но областным чемпионом по боксу в тяжелом весе был. Никитич тоже имеется, даже по отчеству совпадает и портретное сходство с картиной наблюдается. Оставалось дело за Поповичем. Нужен был молодой, умный и чтобы в компьютерах шарил, ибо без этого нынче никуда. Лысый обратился к коллегам, ну они и дали наводку на Лешку Робин Гуда. Этот гривастый пацан в одну харю обнес довольно крупную строительную инвестиционную компанию и обнулил счета ее руководства буквально за день до того, как ее гендиректор вместе с замом свалили за бугор, бросив недострои вместе с дольщиками. Гривастого поймали, судили, но судья очень удивилась, когда узнала, что все украденные деньги до копейки он перевел тем самым дольщикам. А сам живет в общаге на птичьих правах. Дали условно. Добрыня привел Алешу в офис, усадил за комп. Муромец на все это дело посмотрел скептически, но уже через пару дней убедился, насколько облегчает работу детектива обычный хакер с хорошим компом. Оставалось дело за прекрасным полом. Тут и подвернулась цыганка Полина. Можно сказать, что Лысый ее спас. Полину реально хотел завалить местный бандюкан за то, что она «обула» его жену. Точнее, разула и раздела на местном кладбище, а перед этим заставила принести туда же все матценности с себя и из сейфа мужа. Цыганский гипноз! Полина была цыганкой «бестаборной», воспитывалась в детдоме, постоянно оттуда сбегала и кочевала по нашим просторам, гадая и дуря людей. В нашу глушь заехала проездом, собираясь применить свои гипнотические способности уже в столице. А тут вон как вышло, переборщила. Как-то этот вопрос Лысый разрулил, в смысле, выдернул ее связанную с рельсов за минуту до проезда по этим самым рельсам пригородной электрички, за что Полина поклялась быть ему верной до гроба. Но не в семейном или интимном плане, а в трудовом. Согласилась работать в «Богатырях», и работала с большим успехом. Потому как помимо гипнотических навыков имела склонность к прозорливости и умела находить пропавших людей. Вот пока и все. Ладно, поживем, увидим, что за «Богатыри», время покажет.

Тут Сашка зажужжал принтером и выдал мне распечатку статьи из очень серьезного журнала с щитом и мечом на обложке. Я прочитал. Они, "Богатыри эти" реально раскрыли теракт! В нашем Зареченске реально хранили взрывчатку террористы! Террористы?! Взрывчатка в нашей глуши? Да ладно…

Самое ужасное время – полчаса после отбоя. Ровно в десять, сразу после вечерней поверки нужно лечь, укрыться тощим казенным одеялом и не двигаться. Лучше вообще не дышать. «Барин», то есть начальник этого исправительного учреждения почему-то именно к отбою относился особо трепетно. После отбоя и выключения света никаких посторонних звуков, не то что ворочаться, кашлянешь или чихнешь, даже пернешь неумышленно от опостылевшей баланды -- сразу в изолятор на неделю. В изоляторе, холодной бетонной коморке 2х3 без окон -- вообще вилы!

Указанные полчаса Руслан Махмудбеков крепился, а когда охрана покидала узкие коридоры, начинал плакать. Плакал беззвучно, давясь слезами, с одной надеждой, что все это – затянувшийся кошмар, что утром он проснется, и не будет никакой спецтюрьмы для осужденных пожизненно, не будет этой койки с железными сваренными пластинами вместо сетки, не будет соседа – маньяка, помешанного на шахматах и онанизме. А будет уютный мамин дом, или съемная хата в Москве, да что угодно, даже каморка сторожа в его холодном складе на Заречной, лишь бы не тюрьма. Без срока! Пожизненно!

А перед этим… Сначала специзолятр ФСБ с холодными стенами и дверцей – «кормушкой». Сколько он там куковал? Пожалуй, что долго. Но не может ничего вспомнить кроме постоянного панического ужаса. А вот арест почему-то запомнился хорошо. Вот он приехал на склад со жгучим желанием врубить кладовщику за помороженную хурму (полторы тонны, между прочим!), а на складе уже ждут. В черных комбинезонах, в сферах, с короткоствольными автоматами. Как в кино: «Махмудбеков Руслан Петрович? Вы арестованы, ознакомьтесь». И лист бумаги с большой синей печатью, и наручники щелкают на запястье. Последнее, что заметил, дверь в кладовку выломана, а там мешки, и их фотографируют.

За что? За что арест? Зачем камера? Ну да, торговал. Сахарным песком! Какая взрывчатка?! Какой аммонит?! Знать не знаю! Сахар это был, мамой клянусь, аллахом клянусь – сахар! А может быть, не надо было аллахом клясться? Ведь не дурак, мог бы догадаться, кто взрывчатку покупает. И фамилия опять же. Был бы каким Петровым или Синицыным, глядишь, пронесло бы. А тут Махмудбеков. «Не все мусульмане – террористы, но все террористы – мусульмане». И сам себе признавался, что нет, не пронесло бы. Он продал крупную партию украденной им же у террористов промышленной взрывчатки другим террористам. Он знал, что это взрывчатка, ибо за сахар такие деньги не платят. А он очень хотел больших денег. И эти деньги были. Его деньги. За партию взрывчатки и так, накопленное. Все семь пачек. Тщательно пересчитанные и перетянутые аптекарской резинкой. В рублях и долларах. Они лежали в большой коробке в подвале кооперативного гаража, купленного по случаю на чужое имя. Гаражи были железные и старые. Их, наверное, скоро снесут. И что-то там построят. И когда будут рыть фундамент, ковш экскаватора вывернет на свет божий старый чемоданчик с деньгами. Вот-то экскаваторщик приятно удивится! Махмудбеков очень хорошо представлял его, корявого, чуть лысоватого в кепке, склонного к алкоголизму. Он откроет чемоданчик и присвистнет. А потом воровато оглянется по сторонам и побежит чемоданчик прятать. Но с ним-то Махмудбеков разберется! Найдет и обязательно разберется!Алкаш вернет ему все до цента! До копейки! А вдруг экскаваторщик окажется идиотом и сдаст чемоданчик властям?! Это предположение убивало совершенно! Тогда денег не вернуть! Кому достанутся его деньги?! От этих мыслей Махмудбеков долго не мог заснуть и даже постанывал. А потом вспоминался суд. Следствие прошло как в тумане, все эти допросы, очные ставки, выезды на место. Суд помнит подробно. Суд в особом режиме, без зрителей и прессы. Большая клетка. В клетке четверо бородатых и он, гладко выбритый. Зачем-то пытается отсесть подальше от тех, четверых. Судья должен понять, он – не с ними, он – не террорист, он ничего не взрывал. Он – обычный барыга, торгаш. И когда судья зачитала окончательный приговор, те четверо даже заулыбались: «Гы-гы, барыге тоже на всю катушку влепили». К своему пожизненному приговору они были готовы. Он – нет!

В половине одиннадцатого начинал капать кран. Словно тоже боялся начальника по режиму и капать начинал только после ухода охраны из коридоров. Будет капать до утра, выматывать нервы. Нарочно что ли? Будет ли этому конец? И сам себе объясняет, что нет, не будет. Разве что баня. Помывочный день в пятницу. Там в крайней кабинке под потолком есть старый кран. Даже не кран – кусок трубы, видно, после ремонта остался. Если открутить от смесителя гофрированный шланг и накинуть его на трубу, а другой конец обмотать вокруг шеи, то вполне можно все это прекратить. Разом! Позавчера даже попробовал шайбу крана повернуть. Вроде поддалась. Почему не стал крутить дальше? Нет ответа. Ничего, пятница бывает каждую неделю.

И что это за звук? Вертолет? Почему ночью? Впрочем, пусть шумит, хоть какое-то разнообразие. Затих. Послышалось? Соседняя койка затряслась. А это уже явь. Сосед опять дрочит, скотина.

Утро, семь ноль-ноль. Подъем, перекличка. Встать к бетонной стене, громко прокричать свои фамилию, имя, отчество, статью и меру наказания. Пожизненно! Впрочем, тут у всех пожизненно. Далее туалет, приборка, завтрак. Свободное время – книги или шахматы с соседом по камере.

Читать? «Преступление и наказание» давно стоит на полке с закладкой посередине. Дочитывать не хочется. Нет, написано гениально, как все у Достоевского, но с сюжетом он не согласен. Раскольников – идиот! Грохнул бабку, а ничего толком не взял. Мелочь какую-то. И ту просрал. В итоге задуманного не исполнил, в моральные страдания кинулся с головой. Зачем тогда бабку топором? Вот Махмудбеков, тот бы поступил иначе…

– Махмудбеков, на выход!

Что за новость? Кому он понадобился? Неужели по апелляции что-то сдвинулось? А, впрочем, зачем пустые надежды? От них только хуже. Но и шахматы давно надоели. Хотя эта партия точно его, сосед долго мял в руках белую королеву, замечтался в своих эротических фантазиях и зевнул ладью.

«На выход», это значит унизительная поза, ракообразно, задом к клетке, руки просовываешь в узкое окошко, на них защелкивают наручники. Зачем все это? Отсюда ведь не сбежишь. Некуда бежать. Это ведь не «Черный Дельфин» и не «Белый Лебедь». Это «Стрый Дуб»! Глушь, тайга, Сибирь. Говорят, сюда даже дорог нет – только вертолет. Тот самый, что вчера прилетел. Хотя по зимнику, кажется, можно проехать. Если сильно подморозит.

Двое охранников ведут по коридорам в полусогнутом виде, смотреть можно только в пол. Глянешь не так, рапорт о нарушении режима, карцер 2х3 – вилы! Куда его? Опять к куму на душеспасительные беседы? Та еще пытка. Но у кума кабинет на втором этаже, а ведут явно на первый. Железная дверь. Перед дверью снова в позу раком, носом в стену. Голос из открытой двери: «Привели? Хорошо, наручники можете снять». «Не положено». «Не рассуждать! Наручники снять, привести и ждать за дверью»! А голос-то начальственный. Таким голосом приказывать привыкли. Наручники щелкают, дверь скрипит петлями, вводят, усаживают на привинченную к полу табуретку, уходят.

Махмудбеков поднимает голову, смотрит на посетителя. В гражданке, но видно, что служивый. Стрижка уставная, спортивная куртка. Возраст? Сорок, не больше! И явно не волшебник, не вытащит из папки бумагу и не зачтет, что решением Верховного Суда РФ гражданин Махмудбеков оправдан по всем статьям и подлежит немедленному освобождению. Тогда зачем он здесь? Но и посетитель не торопится, рассматривает, словно изучает.

– Как к вам обращаться? – не выдерживает паузы Махмудбеков.

– Пока Антон Сергеевич, – отвечает гость хрипловатым голосом.

– Что значит «пока»?

– Зависит от итогов нашей беседы.

– Звучит многообещающе, особо для меня, – пытается сострить Махмудбеков. – У меня для бесед свободного времени много.

– А то! – посетитель выкладывает на стол красно-белую пачку. – Курите? Знаю, что нет. Это, кстати, большой плюсик. Бросать курить мучительно трудно. Да вы не удивляйтесь. Мы многое про вас знаем, да, пожалуй, что все.

Антон Сергеевич встал, подошел к окну, дернул за веревочку. Рулончик жалюзи быстро вжикнул к потолку. За решетчатым окном обнаружился тюремный двор. Бетонный квадрат с огромным дубом посередине. Этого дворика Руслан не видел. Так вот откуда Старый Дуб! А дуб-то действительно древний, вон, трещина какая в стволе, бетоном замазанная, и ветки нижние на подпорках. Берегут дуб-то! А он уже почти всю листву скинул, к зиме готовится, но странность какая – на бетоне под деревом ни одного листочка. Подметают?

Гость тем временем открыл форточку, затянулся с явным наслаждением, выпустил дым. Указал рукой на стол:

– Видите папочку на столе? В ней, Руслан, вся ваша жизнь, вся ваши биография. Не совсем героическая, но весьма занятная.

– И чем же она такая занятная? – удивился Махмудбеков.

– Да на первый взгляд – ничем. Обычная биография рассейского торгаша – барыги, которому крупно не повезло. Вы не обижайтесь, давайте будем сразу определять реалии. Сколько вас таких, жертв дикого капитализма в распавшейся великой стране? Да сам, признаюсь, грешен. Знаете, сколько должностных окладов в автоматы эти проклятые спустил?! Хорошо, что старшие товарищи вовремя заметили, остановили, спасли. Гипнозом, между прочим, лечили. Теперь и смотреть на них не могу, на автоматы эти. Хочется раскокошить вдребезги. Но не будем обо мне, мы ж про вас. В папочке этой вся ваша жизнь с нежного возраста. Кстати, а почему вы Махмудбеков? Вы же урожденный Синицын.

– Взял фамилию отчима.

– Это я в курсе. А почему? Папу так сильно не любили? Сильно обижал вас папа? Когда только успел? В год его смерти вам и семи не было. – Антон Сергеевич щелчком отправил окурок за окно, захлопнул форточку, вернулся за стол. – Так я вас слушаю, и поверьте, от вашей искренности зависит очень многое! Задумайтесь, прежде чем ответить.

Махмудбеков задумался. Разговор ему перестал нравиться, получается что-то типа душеспасительной беседы у кума, который к тому же православный. Весь кабинет в иконах.

– Зачем вам это?

– Я мог бы, как в кино, сказать, что вопросы здесь задаю я, но даю вам последний шанс…

– Погодите, последний шанс на что?

– Выбраться отсюда, естественно.

Сказал, словно током шарахнул. Кум, тот ничего подобного не обещал. Тот, наоборот, каждую беседу финалил сообщением, что Махмудбеков непременно сдохнет в этих стенах за совершенное тяжкое преступление, но вот его бессмертная душа…

– Отсюда можно выбраться? – пролепетал Махмудбеков.

– О чем я и говорю, намекая на взаимную и полную искренность. Так что насчет фамилии?

– У отчима брат был. Есть. Двоюродный. Дядюшка Сахиб. Тоже Махмудбеков. Он предприниматель. Бизнесмен. Крупный. У него фирм штук десять. Он часто приглашал в свой ресторан, угощал. Как-то намекнул, что стать истинным членом семьи с фамилией Синицын у меня вряд ли получится. Ну, по его разумению доверять он может только членам семьи. Обещал взять в семейное дело. Очень хотелось. Сами понимаете, пенсия матери – гроши, отчим – жмот. На продукты матери денег давал чуть ли не под расписку, а сам в ресторанах жрал, в саунах с девками...

– Вы отчима, кажется, ограбили.

Руслан сильно удивился. Вот блин! А это они откуда знают?

– Нет. В долг взял. Отчим обещал дать стартовый капитал, если фамилию сменю. Я сменил, он не дал. Я взял немного.

– Хорошо, хорошо, почему потом от дяди ушли? Москва, Черкизон, приличное место, хорошая крыша, постоянный доход. Вы, кажется, куртками торговали?

– Да и дубленками, но…

– Не стесняйтесь, договаривайте, навар не тот? Все поштучно, все отчетно. И дядин зоркий взор. Дядька-то прижимист, да? То ли дело бакалея, вдали от дяди, да? Усушка, утруска, сыпучий продукт. Опять же бахчевые по осени. Вот где неучтенка, вот где можно развернуться! Сами в Зареченск попросились?

– Да, когда узнал, что дядя там склад купил. Но я честно все! У меня отчетность…

– Понятно, понятно… На Махмудбековой из-за денег женились? Или тоже дядя заставил?

И это он знает! Откуда? В памяти всплывает фотография жены Лейлы. Почему-то именно фотография из семейного альбома. Это она в выпускном классе, в белом платье. Усов почти не видно. Ну подумаешь, усы. А так ведь, если задуматься, хорошая баба. Тихая, готовила хорошо, в доме всегда порядок, из дому ни ногой. А любовь? Да и без нее было кого любить.

Соврал неуверенно:

– Нет. Почему, из-за денег? У нас чувства. И что там этих денег? Дом на нее записан, бизнес тоже фактически ей остался. А так она баба хорошая, только с придурью.

– Мне повторить вопрос? Или будем прощаться?

Угроза испугала. Почему-то Махмудбеков вдруг поверил, что отсюда реально можно выбраться. И говорить правду стало вдруг удивительно легко:

– Да, в общем-то из-за денег. Дядюшка Сахиб… ее отец пообещал большое приданное и налаженный бизнес на пару с его сыном. Алкопродукция с Кавказа.

– А точнее?

– Точнее -- турецкий спирт в бочках.

-- И?

-- Плюс заводик по производству стеклотары.

– Фунфырики, да? Боярышник, шиповник и календула? Помню, помню. Значит, с основами стеклоделия знакомы? Это хорошо. Вы, кажется, партнера своего по алкобизнесу серьезно так кинули?

– Какой он на хрен партнер? – искренне возмутился Махмудбеков. -- Жизнь прожигал в кабаках столичных, на работе неделями не показывался, только бумажки подписывал.

– Лет на пять он себе подписал, верно? С вашей легкой руки. Ладно, ладно, ну в общем, мне все понятно, теперь последний вопрос. Когда взрывчатку краденую в первый раз перепродали, очко не жимануло? Не подумали, что плохо кончится может? Я ни в коем случае не хочу вас обидеть, просто хочу понять ваши мотивы. Только откровенно.

Махмудбеков долго не отвечал, словно вспоминал, наконец сказал:

– Жимануло, конечно, но три ляма чистогана за раз! Но я даже не думал, что будет теракт. Я бы никогда…

– Все, все, – замахал руками Антон Сергеевич. – Я услышал достаточно. Благодарю за искренность и тоже буду с вами откровенен. Вы нас привлекли, Махмудбеков, прежде всего, патологической жадностью к деньгам. Именно к деньгам, а не к тем матблагам, которые они дают. Конкретно, к денежным знакам. Вы ж в детстве у матери из сумочки подворовывали и в школьных раздевалках. Помните? Но не тратили на сладости и прочие детские глупости, а в копилку складывали. Помните свою копилку в виде забавной чебурашки? А ведь полна была. Зачем? Почему не тратили на сладкие петушки на палочке и на эскимо? Хотите угадаю? Ждали удобного случая, чтобы вложить их в стоящее дело, которое принесет много, очень много денег, верно? Хотя вам и не всегда везло. А вот это плохо, везение в нашем деле – вещь нужная.

– Каком нашем? Кому нам? – не выдержал Махмудбеков. – Кто вы вообще?

– Кто мы? А действительно, кто? Даже не найду сразу, что ответить. Ну, звание мое… пусть будет майор, организация вам известна, аббревиатура из трех букв. Но особый отдел с некоторыми особыми полномочиями, занимающийся всякими социальными отходами и отбросами общества. Говном разным. Отсюда мой главный вопрос, что вы хотели получить в итоге? Зачем вам было нужно так много денег? Какая был ваша итоговая мечта?

Махмудбеков долго не отвечал. А действительно, зачем? Что он в жизни хотел?

– Ну, я вижу, беседа не задалась, – сказал Антон Сергеевич, вставая. – Вы очень хотите обратно в камеру. Не говорю до свидания, потому как вряд ли еще увидимся, прощайте…

– Погодите, погодите, я сейчас, я все сам…

Махмудбеков заговорил, быстро, сбивчиво, бессвязно, но предельно откровенно. Как в школе был Эдик Муратов, и его в школу на большой черной машине привозили. И у него были солдатики, как настоящие, и танк с радиоуправлением. И еще игровая приставка. А Руслан в школу пешком ходил, и солдатиков у него не было и приставки тоже. В техникуме Фоменко не учил ни хрена, а экзамены сдавал сходу. Сунет в зачетку сотку, и все дела! А дядя Сахиб, когда в ресторан входил, вся прислуга в струнку вытягивалась, в глаза ему заглядывали. Стол для него лучший у окна, а он только чаю зеленого попить зашел. Его все боялись и уважали. У него дело! Своя база и автосервис! Он с турками торгует! Спортшкола своя, он им поле футбольное построил. Дом – дворец! Комнат – не сосчитать! А так, с пустого места хрен заработаешь! Так и будешь до смерти в хрущебе жить. Друзья? Таких друзей за хрен и в музей. Ну да, тиснул пару лямов с общей кассы, а я че, не заслужил, не заработал?

Монолог был длинный, сбивчивый, Антон Сергеевич слушал внимательно, не перебивал. Когда Руслан закончил, снова достал сигарету, встал, подошел к окну.

– В общем, мне все ясно. Все вокруг виноваты, а вы весь такой в белом пальте. Но итог, чего вы хотели в итоге?

Махмудбеков подумал и после довольно долгой паузы признался:

– Большой дом – чтобы полная чаша, как у дяди, большая черная машина, свой бизнес, много денег… и все вокруг уважают. И боятся.

Антон Сергеевич сделал всего несколько затяжек и избавился от окурка через форточку:

– Все? Да, далековато от гуманистических идеалов. Но, возможно, именно это нам и нужно. Не буду долго тянуть, мы хотим предложить вам задание. Вы сможете покинуть эти стены. Это шанс – не сдохнуть здесь, не сгнить заживо, Махмудбеков, в девичестве – Синицын. Вы видите этот дуб за окном? Это – не совсем дуб. Нет, это, конечно, дуб, но одновременно и портал. В другой мир. И именно в тот мир нужно будет отправиться. Что скажете?

-- Задание? Отправиться в дуб? Мне? – Махмудбеков, кажется, еще не может «переварить» услышанное.

– Именно вам.

– Такому говну? Жадному и беспринципному? Такого вам наговорил, хоть самому в петлю лезть.

– Ну почему же сразу говну? Я ведь не сказал о положительных гранях вашего характера. Вы не боитесь рисковать. Даже в самой трудной ситуации вы не впадаете в панику, а немедленно пытаетесь найти выход. Вы умеете отступить, перетерпеть, но потом взять свое. Вы любите маму, и хоть денежные переводы были не очень щедры, зато постоянны. Вы также умны, и очень хороший конспиратор, да! Как вы ловко передачу взрывчатки устроили, и не подкопаешься. Надо же, организация по буровзрывным работам! С лицензией! Сами придумали? И не подкопаешься. Знаете, как мы на вас вышли? Случайно! После взрыва в метро какая-то ясновидящая в Зареченске указала точное место хранения аммонита. Да, да, ваш склад. Натурально колечком на ниточке над картой города водила, а колечко и показало, я сам видел. А говорят, чудес не бывает. Но главное – нас заинтересовала ваша живучесть, я, кажется, уже говорил.

– Хорошо, я согласен на все, лишь бы отсюда выбраться. Что я должен делать?

– Для начала выслушать меня внимательно и не счесть за сумасшедшего. Готовы? Так вот, про этот дуб за окном, повторюсь. Да, это портал. В другой мир. Обитатели того мира имеют на нас интерес. Не конкретно на нас, а на все человечество. Им нужны рабы, воины и серебро. Этакая средневековая дань. Сначала они хотели золота, едва удалось уговорить на серебро, благо, его у нас нынче много. Взамен они тоже кое-что дают. В основном медицинские препараты и лекарства, о которых мы можем только мечтать. Представьте диабетика, которому не нужен инсулин, а рак лечится одним уколом. Дорогого Леонида Ильича лет пять на ихних микстурах тянули. Помните такого? Ельцина с того света трижды за уши вытягивали. Да что там Ельцин, с их бальзамов и слепые прозревают, отмечены такие случаи. В общем, обмен взаимовыгодный. Что вы так на меня смотрите? Удивил? Да, мы им отбросы человеческого социума и не очень дорогой металл, они нам панацею от всех болячек. Как по мне, так очень выгодно!

– Допустим. А я-то каким боком? В виде отброса?

– Погодите, объясню. Все бы хорошо, но мы пока действуем инертно, вслепую. Мы почти ничего не знаем про тот мир. Нет, это не инопланетяне, это наши, земные, но с какой-то другой Земли. Больше всего они похожи на эльфов. Властелина колец читали, надеюсь? Ну хоть смотрели? Ну вот такие примерно, с острыми ушами.

– И они что, появлялись здесь? Из этого дуба?

– Да, и не раз. Появляются, когда приходят за данью. К примеру, сейчас месячная квота – двое мужчин и полпуда серебра. Но если раньше они довольствовались только серебром и воинами, то теперь им требуются мастера: плотники, кузнецы, слесаря, механики. Но не те, что выпускают наши пэтэу, извиняюсь, колледжи, а реальные мастера, которые что-то могут делать своими руками. К примеру, сшить сапоги, сложить печь, построить дом. Наладить и запустить ветряную или водяную мельницу. Каменщики очень нужны, проходчики. С этим нынче труднее. Вот с воинами проблем нет. В горах много еще таких бегает, да и российский спецназ свихнувшихся душегубов исправно поставляет. Но большей частью криминалитет снабжает и маньяки-одиночки. За порталом им стирают память начисто и получают отлично подготовленных манкуртов, не знающих страха. Слышали про таких? С мастерами хуже. Настоящие мастера сюда попадают редко. Наши партнеры недовольны.

– Вы их что, боитесь?

– Как вам сказать… Не нами придумано. Вся эта тюрьма построена специально вокруг портала. Давно, еще в гулаговские времена. Тогда людей не считали, как сейчас. Но о безопасности заботились. Этот двор окружен толстой бетонной стеной с пулеметными гнездами, огнеметами и автоматической авиационной пушкой. По секрету, тут даже танк есть. Сверху – железная решетка, чтобы кто-нибудь не вылетел. Но кто знает, на что они способны? Им эта бетонная коробка совсем не нравится. И наша непонятливость тоже. А нам бы очень не хотелось их сердить.

– Почему вы считаете, что я вам подхожу?

– Ну, скажу честно, выбор-то тут не особо велик. Вы – не тупой убийца, не маньяк, не бандит с большой дороги, как подавляющее большинство клиентов этого заведения. Тут такие упыри содержатся, уж можете мне поверить. Ваш сосед по камере, к примеру, шесть девочек, да… А вы другой. Вы насилия не любите. Не идиот, умеете думать, и хотите жить. Мы хотим отправить вас туда, чтобы вы стали нашим разведчиком. Но не просто наблюдателем, а человеком влиятельным, даже богатым, понимаете? А потом смогли бы рассказать, что там за мир, какой опасности оттуда ждать? Ну и помогать нам посильно.

– Но я не воин и не мастер. Я ничего не умею, только торговать.

– Насчет воина можете не переживать, вас и не возьмут. Статью не вышли, да и крови не любите. Что касается торговли… Торговля – тоже мастерство. И оно вам пригодится. А вот насчет «ничего не умею»… Вы хорошо рисовали в детстве, ваши поделки из пластилина даже получали призы на школьных выставках. Верно? Я видел на фото, мне понравилось. Особенно умильный такой Чебурашка. Возможно, у вас даже талант. Сможете слепить из воска красивый перстень? Тогда и отлить его сможете, научим. Есть еще вариант обучить вас сапожному ремеслу, но это дольше и труднее, можете мне поверить. Так что лучше определим вас в ювелиры. Тем более, в ювелирной мастерской через ваши руки будет проходить много золота. Уверен, что-то к рукам прилипнет к нашей взаимной пользе. Глядишь, и заведете свое дело, станете уважаемым купцом. И наладите торговлю между нашими мирами. Как вам перспектива стать этаким новым Васко да Гамма?

– Да, перспективочка… Но почему вам не заслать туда профессионального разведчика? Или просто спецназ с автоматами?

– Просто – это очень трудно! Связь у нас с тем миром односторонняя, я же говорил. Они могут открыть портал, мы – нет. Что-то с магией связано. Насчет автоматов... Можно, конечно, попробовать во время их назначенного визита заслать спецназ. Но с оружием проблемы, порох в портале взрывается, взрывчатка тоже, любая синтетика в комок сплавляется. Так что через портал все только натуральное! А разведчиков засылали под видом рабов, не сомневайтесь, и не раз. Вернулся только один и то на грани помешательства. Кажется, его специально отпустили сюда, чтобы он передал, что соваться к ним лучше не стоит.

– Разведчики не справились, а вы хотите послать меня? Почему?

– Что, начнем все заново? Начинаю терять терпение. Кратко! Во-первых, вам нечего терять. Во-вторых, у вас явный талант к языкам, вы же даже арабский учили, верно? Так что общаться научитесь быстро, а это важно. В-третьих, вас не жалко.

-- Не жалко? Но вы ведь знаете, что я не виноват! В смысле, я никого не убивал. За что мне пожизненное? Я не заслужил такого!

Внезапно глаза Антона Сергеевича меняются, словно стекленеют:

-- Не забывайте, при взрыве в метро погибло восемь человек, еще с десяток в тяжелом положении. Их кровь, пусть и отчасти, на ваших руках. В прошлом году в Воронеже мой друг разминировал найденную на вокзале сумку с взрывчаткой. Детонатор неожиданно сработал, хоронили в закрытом гробу. И тоже аманитовые шашки из той, вашей партии… Так что сдохнуть здесь, в этих стенах вы точно заслужили.

Руслан встретился с майором взглядом и тут же отвел глаза. Не взгляд, а приговор!

– Значит, в любом случае здесь я буду считаться умершим? – прервал долгую паузу Махмудбеков. – А как же мама?

– Мама – это, в-четвертых. Если хотите когда-нибудь увидеть мать, вы вернетесь. А если ваша информация окажется полезной, то полное прощение и новые документы. И даже ваш чемоданчик из заветного гаража. Соображаете, о чем я? Так что?

Махмудбеков вздрогнул. Все! Не будет алкаша-экскаваторщика. Нашли его чемоданчик. А может оно и лучше? Спросил тихо:

– Разве у меня есть выбор?

Глаза Антона Сергеевича опять веселые, прямо-таки излучают оптимизм:

– Конечно! Можно просто дождаться пятницы и попробовать повеситься на трубе в душевой. Кстати, не советую – на гофрированном шланге не получится. Пробовали.

Махмудбеков снова вздрогнул. Значит о его манипуляциях с краном в душевой известно. Впрочем, чего удивляться – это ведь не простая тюрьма. Сюда даже эльфы заглядывают.

– Понятно. Скажите, что меня там ждет? Там, за порталом.

– Сначала ничего хорошего. Людей они считают существами низшего порядка, а потому особо с нами не церемонятся. Возможно, будут бить. Хотя в последнее время нравы, кажется, изменились. Знаю точно, что мастеров там теперь берегут и память вам особо тереть не будут, дабы вы не забыли навыков мастерства.

– Хорошо, я согласен. Что я должен подписать?

Антон Сергеевич улыбнулся и деловито перешел на ты:

– Да ни хрена ты не должен. В этом мире ты, считай, уже умер. Точнее, умрешь через две недели – острый перитонит. Мама будет плакать. А тебе останется только учиться, учиться и еще раз учиться! Как завещал великий Ленин! Первое занятие по ювелирному делу через полчаса в подвале. Мастер уже там, греет очаг. Будешь заниматься по пятнадцать часов в сутки: ювелирное дело, включая литье драгметаллов и огранку камней, сапожное дело, это на всякий случай, производство стекла и зеркал – это на дальнейшую перспективу. В средневековье – очень выгодное дело. Эльфийский язык. По Толкину будешь учиться, возможно, пригодится, хоть я и не уверен. Сколько не учил, все равно их не понимаю. Спать и есть будешь там же, еду будут приносить с кухни офицерской столовой. Засыл через две недели, нужно торопиться. И хорошо, что не куришь, бросать не придется. Там у них табака нет.

– Махмудбеков, на выход!

В ответ застонать. Громко, но не переигрывать!

– Махмудбеков, на выход! Оглох что ли?

Вот ведь, всего две недели прошло, а отвык. В подвале не нужно было по команде немедленно становиться раком задом к решетке, не нужно тянуть в окошко руки, чтобы на них тут же защелкнулись браслеты. В подвале Руслан вдруг снова почувствовал себя человеком, нужным человеком.

Учился Махмудбеков хорошо, даже с какой-то жадностью впитывал знания. Перстни и серьги из его отливок становилась все лучше, грани камней после шлифовального круга все ровнее, а в изготовленное им зеркало вполне можно было увидеть вполне приличное отражение.

Учитель – молчаливый дедок в татуировках, отзывался на Павла Кирилыча. Или просто на Кирилыча. Вот уж мастер на все руки. Интересно, откуда такой самородок? И почему здесь? Но Кирилыч на посторонние темы не разговаривал совсем. Даст задание, покажет, как надо сделать, сам сядет у горна и дымит беломорину. Другого табака не признавал. Потом либо похвалит, либо покажет еще раз. Особо обращал внимание на соблюдение температурного режима, объяснял тонкости в применении бурого угля и угля каменного. Отругал только раз, когда Махмудбеков уронил ему на ногу трубку с расплавленным стеклянным шаром на конце. Дал подзатыльник и выругался почему-то по-немецки.

Действительно, самой мудреной наукой оказалось не ювелирное, а стекольное и сапожное дело. Первые опорки у Махмудбекова вышли на редкость уродливы. Кирилыч не ругался, раз за разом показывал, учил. Как выстругать из дерева деревянную ступню, как снимать мерку со ступни живой, как резать кожу, прибивать подошву, смолить нитки и пришивать голенище. Через полторы недели Махмудбеков сшил вполне приличные сапоги и сам же их надел. Отличные получились сапоги, только левый чуть жал.

А вот с языком получалось плохо. Языку учила совсем некрасивая неопределенного возраста очкастая тетка Инесса Сигизмундовна и тоже ни о чем кроме предмета обучения она не говорила. Со старофранцузским и латынью у Руслана проблем не возникло, но вот эльфийский… Она даже плакала, удивляясь его непонятливости: «…не говорите просто «цветок увял», умоляю вас. Представьте его, такой нежный, прекрасный, но сорванный кем-то просто из скуки и теперь умирающий. Просто представьте и выдохните это одним звуком, выражая одновременно глубокое сожаление. Ну нет же, нет… Не так…»

Эльфийский язык не был просто выдыхаемыми звуками, сложенными в слова и предложения. Каждая интонация, каждая пауза имели то или иное значение. Пару дней Инессы Сигизмундовны не было, за это время Махмудбеков перечитал «Властелин колец», а перед сном пересмотрел всю киносагу на старой кассетной видеоприставке. Помогло мало.

А вот Антон Сергеевич остался доволен. В подвал он спускался вечером, интересовался успехами в обучении. Смотрел, слушал, кивал. И вот вчера сказал: «Пора». Что, две недели прошли? По впечатлениям – пролетели. Теперь инструкции. Они оказались предельно краткими: «…выжить, натурализоваться, обжиться, выйти на связь. Обозначить прибытие –белая ленточка на сосне, видной с тропы, ведущей к порталу. Готовность к активной работе – две ленточки. Если зима – ленточки красные. Ответ будет под сосной. К самому порталу не подходить». Вопросы? Откуда взять белую ленточку? С чепца, там их с десяток подвязано. Какой чепец? Увидишь. Если спросят, ты – древопоклонник. Эльфам такое нравится.

Махмудбеков задумался. Если кто-то оставит ответ, значит… есть кому отвечать?

***

День перед засылом – в камере. Зачем? Так нужно. Сосед появлению Махмудбекова из санчасти обрадовался, заулыбался и тут же предложил партию в шахматы. В ответ Руслан лишь застонал и улегся на койку. Сказал, что приболел –живот. Лежал, свернувшись в позе эмбриона, постанывал порой. Перед отбоем застонал громко, в голос, немедленно явились охранники. «Махмудбеков, на выход!» Вставать и не подумал, застонал еще громче. Вбежали, в руках дубинки, склонились над шконкой. Зажмурил глаза, ожидая чего угодно. Бить не стали, посовещались, позвали дежурного доктора. Тот посмотрел, пощупал живот, что-то приказал. Прикатили носилки на колесиках, переложили, повезли по коридорам. Интересно, для кого представление? И зачем? Для доктора?

Доктор с погонами капитана и змеями в петлицах к носилкам и не подошел, глянул только, достал какую-то бумагу, расписался, сунул охраннику, ушел.

Носилки покатили дальше, против ожидания не в подвал, а в комнатку перед внутренним двориком для прогулок. Здесь осужденных обыскивали перед и после прогулки. Как будто за тот час, что они бродили по периметру, начерченному желтой краской по асфальту, сверху, сквозь железные прутья свалится что-то запрещенное. В дальней стене комнаты было две двери. Деревянная с окошком, ведущая во дворик, и глухая, железная, с запором как на подводных лодках. Он еще удивлялся, зачем такой запор? Обычно их выводили гулять через деревянную дверь. А теперь?

В комнате ждали Антон Сергеевич и Инесса Сигизмундовна. Куратор был в зимней шапке и теплой офицерской куртке с майорскими погонами. В петлицах –змеи, обвивающие чашу. Медслужба? Инесса Сигизмундовна тоже тепло одета – в неновый пуховик и закутана в платок. На пальцах у училки Руслан заметил серебряные перстни, и кажется, именно его работы.

– Переодевайся, быстро, – сказал Антон Сергеевич, кивнув на лавку, где лежали какие-то вещи. Тут же посмотрел на часы. – Поторапливайся, сейчас начнется.

Махмудбеков скинул тюремную робу со светоотражающими полосами, потянулся к лавке.

– Полностью раздевайся, – чуть ли не прошипел куратор.

Руслан в нерешительности посмотрел на Инессу Сигизмундовну.

– О господи, а то она мужиков голых не видела?! – почти простонал Антон Сергеевич, все еще глядя на часы.

Махмудбеков послушно снял трусы и майку, бросил их на бетон, взял вещи с лавки. Холщовая груботканая рубаха до колен, два длинных вязанных чулка, что-то похожее на стеганый ночной чепец с разноцветными лентами сзади и пара опорок. Тех самых, что он когда-то сделал сам. И веревка, видно, вместо пояса. Оделся, подпоясался. Все очень неудобно, особо опорки. Левый жал. И чулки сразу стали сползать.

– Все, пора! –сказал куратор и взялся за колесо бронированной двери. За дверью темно и вьюжит. Ну да, Сибирь, и не май месяц. В одной рубахе на такой холод? Махмудбеков вопросительно посмотрел на Антона Сергеича. Тот только улыбнулся: «Ничего, там много теплее, увидишь». Сам ухватил с пола тяжелый мешок и не без труда забросил его на плечо. В мешке громко звякнуло.

Дуб светился. И дело было не в прожекторах на стенах внутреннего дворика, а их было не меньше десятка, светилось в почти лишенной листьев кроне дерева мягким голубоватым цветом. Перед дубом стоял трап, что-то вроде тех, что бывают в аэропортах. Ну да, вон и крылышки с надписью «Аэрофлот» на боку. Куратор подтолкнул Руслана в спину и решительно направился к трапу. Остановился прямо перед ним, звякнул мешком о бетон.

Инесса Сигизмундовна вдруг подхватила Махмудбекова под руку и таким вот образом тоже подвела к дубу. Теперь сквозь сияние Руслан разглядел наверху трапа две фигуры. Вот тут его дрожь и проняла. И очень, очень захотелось обратно, в теплую камеру, где не слышно свиста ветра, а утром после поверки, туалета и уборки дадут вкусную пшенную кашу, горячий чай и кусок батона с кружком масла.

Гости медленно спускались вниз. Одеты они были в плащи с накидками, так что лиц было не разобрать. Тот, что спустился первым, легко поклонился. Второй, выше первого на голову, лишь кивнул и что-то сказал.

– Говорит, у них мало времени, – быстро заговорила Инесса Сигизмундовна, видимо, ее взяли как переводчицу.

– Скажи, все здесь, – пнул мешок ногой Антон Сергеич. – Скажи, мы привели хорошего мастера. Он молод, но много умеет. Очень ценный мастер, ювелир.

Инесса Сигизмундовна кивнула и заговорила, указывая на Руслана. Совсем непонятно, как-то по птичьи, с переливами. Из всего сказанного Махмудбеков разобрал лишь эльфийское «достойный мастер».

Высокий буркнул в ответ.

– Говорит, что этот не очень похож на мастера, у него лицо мошенника, – перевела Инесса Сигизмундовна. – Подозревает нас во лжи.

И, не дожидаясь ответа куратора, снова зачирикала, стягивая перстни с пальцев и передавая тому, что ниже. Гость рассмотрел их и протянул главному. Тот сжал перстни в кулаке, потом надел на пальцы, после небольшой паузы сказал что-то кратко.

– Они согласны. Где второй? – с явным облегчением перевела училка.

Антон Сергеич обернулся, махнул рукой. Хлопнула дверь, два бойца в черном, в сферах с опущенными защитными стеклами тащили к трапу упирающегося человека с голым торсом, обильно поросшим густой растительностью. Человек громко кричал, выкрикивая русский мат вперемешку с арабскими проклятиями. Руки его были связаны толстой веревкой. Хоть было темно, но Махмудбеков узнал этого человека. Видел в пятницу в коридоре душевой. Горец, полевой командир, имя, кажется, Ислям, о его ликвидации объявили по телевизору полгода назад и несколько раз показывали портрет.

Впервые в голосе главного из гостей прозвучало что-то вроде одобрения. Он сделал шаг со ступеней трапа, вдруг резко протянул руку и схватил горца за лицо, приблизил к себе, развернул так и так. Под накидкой, скрывающей голову гостя, сверкнуло голубым. Горец немедленно обмяк, и, если бы не удерживавшие его бойцы, точно свалился бы на бетон.

Тут Махмудбеков обнаружил, что стоит, крепко вцепившись в руку Инессы Сигизмундовны, а она не против, даже гладит его по запястью, но не сводя глаз с гостей. А высокий поднял руку, белая его ладонь была сильно вытянута, на кончиках длинных пальцев полыхнуло голубым огнем.

– Все хорошо, они довольны, – скороговоркой выдала училка, вдруг сама сжала руку Махмудбекова, прижалась к нему и прошептала в самое ухо: «Не бойся, все будет хорошо. Я так тебе завидую».

Почему-то это успокоило, нервная дрожь сразу унялась. Махмудбеков смотрел, как тот, что пониже, подхватывает под мышку горца одной рукой, а второй прихватывает тяжелый мешок и вот с таким грузом чуть ли не бегом поднимается по трапу. Один из тапков, в кои был обут горец, слетел на бетон.

– Пора, – шепнула Инесса Сигизмундовна и легонько подтолкнула Руслана в спину. Он прошел мимо высокого, медленно поднялся по трапу, щурясь от яркого света. Обернулся, встретился глазами с куратором, тот как раз принял у гостя какой-то ящик, или ларец.

Антон Сергеич вдруг подмигнул, улыбнулся и крикнул озорно: «Поехали»!

Поехали, так поехали. Махмудбеков глубоко вздохнул, шагнул прямо в свет и провалился в пустоту.

Это было странное падение. Его сначала ослепило и обдало жаром. Просто пекло! И тут же жар сменился холодом, да таким, что казалось, ледяная когтистая лапа сжала все его нутро. Зрение вернулось внезапно хороводом звезд, а в ушах раздался визг сотен фрез, грызущих стекло. И также внезапно все стихло. Теперь он парил в пространстве, тело его было невесомо в мягком, теплом свете. И сам он был светом, бестелесным, безымянным. Покидать этот свет совсем не хотелось, но вдруг что-то резко дернуло вниз.

Падение из света в тьму, что может быть досаднее?

Наверное, он очень сильно ударился бы, но две пары сильных рук его удержали. Куда-то быстро потащили, посадили на жопу, стали легонько шлепать по щекам. Голос мужской: «Ду ю спик инглиш? Дойч? Франсе? Чайна?»

– Русский, – ответил, еще ничего не видя вокруг.

– Рус? – прозвучало с удивлением и куда-то в сторону. – Эй, рашн, кам хир!

Через некоторое время другой голос, говорит по-русски чисто:

– Ну ты как, братан?

Скорее от неожиданности он сразу прозрел. Мужик, вполне русская морда, румян и чуть конопат. Только бровей нет, и на весь лоб – красный шрам, вроде как от ожога. И тоже в льняной рубахе до колен, подпоясанной веревкой, только сверху куртка-безрукавка из чьего-то меха. Что вокруг? Вокруг тепло, светло и лес. Дуб тот же, или похож, но еще с пожелтевшими листьями. Свечение в кроне тоже есть, но слабое. Под дубом давешний горец, он снова начинает рычать проклятия, пытается встать на ноги, зубами старается развязать узел на веревке. Стоящая рядом фигура в плаще совершенно этому не препятствует, видимо, опасности не видит.

А мужичок тем временем растирает ему виски и быстро говорит:

–Слушай внимательно. В глаза им не смотри – они этого очень не любят. Будут бить, кричи громче, они это любят. Если прикажут, немедленно исполняй, не важно что, но, чтобы быстро. Они считают нас тупицами со слабыми способностями к обучению, но покорность и исполнительность им нравится. Что еще? Не высовывайся, тогда выживешь. Может быть. Если понял, кивни. Сколько пальцев? Правильно. Отлично, в памяти. О, кажется, начинается.

– Что?

– Учеба, смотри. На это смотреть можно.

Смотреть следовало на горца, тот поднялся на ноги и даже освободил от пут руки, теперь стоит в одном тапке с оскаленными зубами, тяжело дышит, словно ищет, на кого кинуться. Мощные мышцы бугрятся под смуглой кожей. Мужичок встретился с ним взглядом и сразу вжал голову в плечи. Но горцу эта жертва явно неинтересна. Свечение в кроне дуба исчезает вовсе, сверху медленно спускается высокая фигура в черном плаще с капюшоном. Вот так, буквально, по воздуху. Ноги фигуры еще не коснулись земли, а горец уже бросился в атаку. Высокий сделал едва заметное движение пальцами, и горца подняло в воздух, еще движение, и его ударило о дуб. Сильно так ударило, с оттяжкой, потом еще раз и откинуло в сторону. Горец снова заскрипел зубами и стал подниматься.

– Во, смотри, ща рубилово начнется, – пообещал мужичок и не обманул. Теперь за дело взялся тот, что пониже. Но этот не применял никакой магии, он просто бил. Там, в мире, где был телевизор, частенько и бокс показывали, и бои без правил, и прочие единоборства. Но сейчас это был не бой, а просто избиение, низкий бил горца руками и ногами, кулаком и открытой ладонью, локтем и коленом. Бил точно и выверено, в голову и в корпус, по печени и в пах, специально выбирая болевые точки. Лицо горца распухло, несколько ран кровоточили. Единственное, что удавалось ему иногда, это встать на карачки, чтобы тут же от мощного удара снова упасть на землю. Видимо, низкому эти игры быстро надоели, он мощным ударом в очередной раз свалил горца на спину и поставил ему ногу на волосатую грудь. Но горец и тут не сдался, вдруг рванулся головой и вцепился в ногу низкого крепкими зубами.

Тут высокий громко рассмеялся, так, что накидка слетела с его головы. Это была женщина! Очень высокая, с бледным лицом. Она даже несколько раз хлопнула в ладоши, наблюдая, как горец из последних сил пытается встать и накинутся на низкого. Но тот отошел на два шага, потер укушенную икру, достал с пояса какие-то ремешки и снова повернулся к горцу. Раз, и горец взнуздан, как лошадь, на горле у него кожаный ошейник, во рту что-то вроде удила, два, и руки его заломлены за спину и крепко связаны, три – низкий тащит горца за узду к таким же связанным людям, стоящим на коленях. Таковых двенадцать, полная дюжина. И что, со всей этой дюжиной управляется один боец, да еще… баба?! Действительно, низкий бросил горца на колени, привязал его узду к ошейнику впередистоящего и повернулся к высокой женщине. Поклонился и скинул накидку с головы. Девушка. Юная, вполне миловидная, с серебряным обручем на голове. В центре обруча голубой камень. И глаза нереально голубые.

– Блин! Я же говорил, не пялься, – двинул его в бок мужичок. Поздно, миловидная девушка быстро шла к ним, поднимая на ходу плеть. Щеку обожгло, второй удар – по согнутой спине. Вовремя вспомнил совет и закричал. Третьего удара не последовало. Но головы поднимать не торопился, так и сидел.

– Все, пошли, – тронул за плечо мужичок. Осторожно поднял голову. Караван собран и готов выдвигаться, впереди женщина на высоком белом коне с рогом во лбу, за нею выстроилась цепочка связанных, которую замыкал избитый горец, за ними юная всадница на коренастой, мохноногой лошадке. На боку у всадницы широкий меч. Еще одна лошадка тянет повозку с мешками, вожжи держит худой юный отрок с ненормально острыми ушными раковинами. За повозкой гурьбой выстроились люди без пут, тоже около дюжины, полуголые или в одних рубахах. Видно, мастера. К ним мужичок и повел, поставил в колонну и сам встал.

– Вам еще повезло, – сообщил мужичок, когда колонна начала движение. – Нам пришлось еще и серебро на себе переть, а его под центнер было.

–Погоди, какое серебро? А, серебро…дань, так ты тоже… пожизненник? Забрали по квоте?

– Нет, я здесь скорее по своей воле.

– По своей? Ты что, дурак?

– Ну, как выяснилось, да, – пожал плечами мужичок.

– А они эльфы? – спросил тихонько, опасливо кивнув в сторону всадницы.

– Если бы, – вздохнул мужичок. – Таежные ведьмы. Хотя по сути тоже эльфы.

-- Послушай, а мы вообще, где?

-- Где, где, в тайге.

-- Нет, это понятно. А вообще, как это все называется?

-- Для нас – Запределье. Для них – Средиземье. Тут у них типа один главный материк, вот вокруг него все и крутится. Мы -- на самом севере, в мерзлоте, у таежных ведьм. Южнее есть королевства вполне себе человеческие. Типа нашего средневековья: в замках живут, ведьм жгут, говно из окон на улицу выливают, рыцари в латах. Говорят, есть еще эльфийские земли, что-то вроде Большого леса, но сам не видел, может и врут. Гномы еще есть. Натуральные! Они вроде как ведьмам служат, но не рабы. Смешные, сами маленькие, ручки маленькие, а бороды – по пояс. Когда ругаются, со смеху сдохнуть можно, а уж когда дерутся… К гномам попасть – вилы, сразу кайло в руки, и в шахту. Прикуют цепью к стене в шурфе и будешь кайлом махать до самой смерти. Под ноги смотри!

Под ногами был мох и корни, а вокруг…

– Лиственницы, – подсказал мужичок. – После портальной дубравы одни лиственницы на многие километры – тайга! Зато голубики много.

Сосен вокруг не было. Ни одной. Что ж, за неимением сосны…

На привале, не особо таясь, Руслан оторвал белую ленточку от своего чепца и привязал к стволу старой лиственницы. И поклонился дереву низко. И тут же поймал на себе цепкий взгляд юной девицы.

– Тебя как зовут? – спросил он запоздало, когда преодолели очередной подъем, подталкивая повозку с тяжелыми мешками.

– Лоб. Можно Горелый Лоб, можно просто Горелый.

– Нет, по-настоящему.

– Знать бы, – хмыкнул мужичок. – Может Вася, может Мыкола, может еще как. Но, кажется, я с Украины. Почему-то учебник «Ридна мова» за первый класс ночами снится, и первое время только на мове и болтал. Потом русский вспомнил. Тут с памятью у всех вообще плохо. Но когда через портал перекинуло, здоровенный ожог на лбу оказался. Видно, козырек на шапке из пластика был, вот в портале в лоб и вплавился. Хорошо хоть труселя сатиновые были. Из-за ожога так и прозвали – Обожженный Лоб, Горелый лоб, или просто Лоб. Так и зови. С ожогом вообще-то все плохо было, воспалилось все, типа заражение началось. Но тут свезло. Был тут лекарь один, седой такой дядька. Русскоязычный. Вот он нас всех в остроге лечил. Нет, не раб, он вроде как ведьмам служил и в острог сам вызвался. Сам травы-коренья собирал, сам в ступке толок, лекарства сочинял. Мне пару раз лоб помазал – заживать стало. А дал попить какой-то бурды, вспоминать что-то начал. А ты что, все прошлое помнишь? И имя свое?

– Да, пожалуй, что все, – признался он и решил представился: – Рус, рос… му...

– Ну-ну, – подбодрил мужичок.

Имени своего он не помнил. Определенно не помнил! И фамилии тоже. Что-то на Му, но связано с птицей. Птица на Му? Нет, Му – это корова, а он… Лицо женщины, как в тумане. Самая родная женщина и любимая. Мама! «Рустик ты мой». Его зовут Рустик? Что за имя? Нет, он – Руслан, это точно. Он сидит за партой в первом классе и старательно выводит на обложке тетрадки «Руслан». А как же фамилия? Вспомнил птицу! Синица! Его фамилия – Синицын! Представился не без гордости.

Лоб нисколько такому открытию не обрадовался, только скривился:

–Сказал? Теперь забудь. Это все тут под запретом. Услышат – запросто мозги обнулят, как правильно гадить присесть забудешь. Они могут! Надо что-то попроще придумать типа кликухи. Вон, у тебя чулок сполз, будешь Чулком. И запоминается, и нейтрально. Нет, скажешь про чулок, посмотрят на твои чулки, отнимут. Тут это в цене, а у тебя они новые, даже без дыр. Лучше чулки на привале снимешь, я спрячу, потом обменяем.А зваться будешь… Синицей, во! Синица – подойдет. Теперь слушай, завтра к вечеру, если повезет, до острога доберемся, там по крайней мере тепло и кормят. В остроге держись меня. Обувку, рубаху отнимать будут, не отдавай. Наедут – бей сразу в чухальник и бейся до последнего. Тут любят на испуг брать, не поставишь себя сразу – заклюют. В случае чего – подсоблю. Ремесло какое знаешь? Фигасе! И стекло дуть тоже? Где же ты этому всему наблатыкался? А я, прикинь, сисадмином был. Точно помню! Вот дай любой офис, запросто сеть налажу. А больше ни хрена не умею. Или не помню. Разве что дрова пилить-колоть. Кажись, еще водить умел, помеха справа, уступи дорогу, то, се… А кому это здесь нужно? Что ты там про пожизненников говорил? Убил кого? Терроризм?! Ну ты, брат даешь!

Лоб вдруг замолчал. Юная всадница повернулась в седле посмотреть на особо разговорчивых и потянулась за плетью.

Очередной привал. Синица не без труда стягивает опорки и смотрит на свои ноги. Большой палец натер на левой ноге – портянка сбилась. Тут уж пенять не на кого, сам опорки делал, сам портянку наматывал -- терпи. Лоб покачал головой, идти еще долго, начнешь хромать – беду накличешь. Достает из-за пазухи сверток, выбирает какую-то маленькую лепешку, разжевывает, прикладывает к кровоточащей ране. Говорит, что в остроге обувку придется поменять. Учит, как правильно наматывать портянку. Боль в пальце утихает.

Привал по всему затягивается. Сначала подрались воины. Вот так натурально подрались со связанными за спиной руками. Бузу затеял тот самый полевой командир, которого перекинули вместе с Синицей, заметил широкоплечего парня в тельняшке и что-то ему прямо в ухо прорычал. Да еще в рожу плюнул. Тот в ответ бритым лбом ему прямо в нос, да так, что аж хрустнуло. Через мгновение они уже катались по жухлой траве, стараясь загрызть друг друга зубами.

Та, которая Яна, двинулась было к ним с плеткой, но высокая что-то скомандовала, видимо, запретила вмешиваться, и с интересом наблюдала за дракой. Дала знак только когда десантник откусил абреку половину уха. Видимо, порча живого товара в ее планы не входила. Не задалось и с обедом. Двое рабов, посланных на охоту, вернулись с пустыми руками. Жалко оправдываются, заверяют, что дичи в округе нет. Яна сердится, бьет обоих плеткой прямо по мордам. Сама вспрыгивает на лошадь, скачет в тайгу.

-- Со жрачкой здесь хреново, -- продолжал просвещать Лоб. – Тайга ведь, холодно, ни хрена не растет. Гномы обозы с зерном с юга гоняют, пшено больше частью и овес. Пшеничка – только для ведьм. Они с нее такие булки пекут, вкусные очень. С мясом – лучше, кабанина, оленина, косули. Рыбалка тоже офигенная, особо зимняя – когда рыба горит. Меня брали разок. Они полыньи пробивают, рыба чуть ли не сама на лед выпрыгивает. Ягод летом до хрена, клюква…

-- Слушай, а вот те двое, что на охоту ходили, -- кивнул Руслан в сторону неудачливых охотников, собиравших теперь сушняк для костра. – У них ведь и луки были, и ножи. Чего не сбежали?

-- Куда? – Лоб посмотрел на него удивленно. Тайга ж! Тут нет ничего кроме тайги, понимаешь? Ну там, где сопки, там еще как-то можно, кедровник найдешь, гнездовья, у гномов можно кой че подтибрить, если не поймают. А тут вокруг марь сплошная, считай – болото. Тут выжить невозможно! Опять же волки, или, не дай бог – шмурх. Смотри, возвращается вроде.

И верно, к стоянке медленно подъезжала Яна. Не одна, с добычей – молодой косулей.

-- Шашлык будет, -- радостным шепотом сообщил Лоб.

– А куда мы идем? – спросил новопоименный Синица через довольно протяженный промежуток времени. После сытного обеда из жирной шурпы говорить долго не хотелось.

– В острог, я ж говорил, -- так же лениво ответил Лоб.

– Это что, тюрьма?

– Да нет. Хотя… да, типа пересылки. Временное содержание.

– А дальше?

– Известно куда. На базар. Либо на северный, к рудникам, либо на южный – в Факторию. Продавать нас будут оптом и в розницу. Мы тут, зема, рыбы. Бесправные и бессловесные. Но не все так плохо. Смотри, тут расклад такой. Я здесь вроде как бывалый, полгода уже, опять же – почти доброволец. За то ценят, мать их, доверяют, вот толмачом за новыми рабами идти доверили. На базар пока не посылали, из-за ожога, наверное, заразы боятся. Но я зело побаиваюсь рудников. Тебе-то с таким набором профессий рудник не светит, покупатель быстро найдется. Считай – повезло. Но вот про ювелира пока не особо афишируй. Есть такое слово «афишируй», или я его сейчас придумал? Ювелиров гномы без разбора берут, с ценой не считаются. Но пахать заставят днем и ночью, опять же под землю загонят. Про стекло и зеркала пока тоже помолчи. Таких ведьмы себе оставляют, а у них – не сахар. А нам бы, брат, лучше к людям, куда-нибудь к Леслоту поближе. Это такое королевство от нас к югу, суровые там мужики, сплошь в броне, бароны. У баронов в рабстве тоже не курорт, зато все-таки люди! Так что назовись лучше сапожником. Хорошего сапожника купцы с Леслота запросто могут купить. А эльфы сапог кожаных не носят, они их выращивают как-то хитро. В общем, суют ногу в какую-то тыкву, сидят так час, потом вынимают – сапог на ноге. Без каблука, правда, но очень прочный. На ощупь гладкий как кожа крокодила. Крокодил – есть такое слово, или я сейчас придумал?

– Есть крокодил, не беспокойся. Та, которая госпожа, взяла меня, как ювелира, – пояснил Синица. – У нее сейчас мои перстни на пальцах.

– Перстни, говоришь? Ну, госпожа Эда Пихта может тебя и себе оставить. Важная у них птица, всем ведьмам ведьма. Видал, как она этого, волосатого одним пальцем. Та, что помоложе – ее воспитанница Яра. Лютая девка, и нашего брата не выносит. Ее мать вроде беглые острожники того, на хор пустили, а потом прибили. Так что лучше Яре на глаза лишний раз не попадайся. Только это… ювелирам вроде помощники положены? Придут тебя покупать, скажешь, что берешь меня помощником. Я не подкачаю. Блин! Стоять!

Синица замер с поднятой для шага ногой.

-- Не видишь, куда идешь?! – прошипел Горелый Лоб.

Синица опустил голову, посмотрел. Тропу пересекает канава, на ее дне что-то шевелится. Пригляделся, осторожно попятился. Пот холодный по всему телу. В канаве – клубок змей. Гадюки. Отвратительно извиваются.

Я вышел из банка, вытащил из кармана блестящий футлярчик, извлек из него дорогущую сигару, чиркнул золоченой «Зиппо» и с наслаждением прикурил. Я – богач! Зачем-то снова достал карточку и очень внимательно ее рассмотрел. Золотая! Именная! С моим тисненым именем! Я теперь не только богач, но и обладатель солидного счета в банке! Что? Триста тысяч не так уж и солидно? Ну, как сказал Лысый, когда мы оформляли договор на проведение поиска родителей, и я заплатил сразу наличными: «… за вами, богатыми, не угонишься».

Надо сказать, что сегодня в банке меня встретили не так, как в прошлый раз, когда я приходил выпрашивать хоть небольшой кредитец. Совсем не так! У этих банковских чутье что ли на людей? С кого можно содрать, а с кого – нет. Нет, в прошлый раз со мной тоже очень вежливо общался молодой человек с бейджиком. Вежливо до тех пор, пока не убедился, что дом закладывать под кредит на совершенно людоедских условиях я не намерен. Охота была остаться с братцем на улице. После чего потерял ко мне интерес и пообещал, что со мной свяжутся. Как же, разбежался. Теперь – совсем другое дело. Теперь мне мигом оформили вклад и дали взамен солидной пачки денег вот этот кусок золоченого пластика. Девушка, которая занималась оформлением бумаг, была очень вежлива и внимательна. И смотрела на меня, можно сказать, с интересом, даже визиточку свою дала. Интересно, как бы она посмотрела и что дала, если бы я открыл счет не на 300 тысяч, а, допустим, лимона на три? Или на все тридцать?! Ладно, время покажет, а карточка пока пусть полежит в кармане. Лишь бы код не забыть.

А пока в кармане рядом с карточкой у меня шуршали семь тысяч наличных рублей, поученных от цыган за золотой лом, еды домой я уже закупил, за ЖКХ заплатил и даже девчонкам в больничке, где проходил практику, проставился шампанским и шоколадками. Соврал, что получил небольшое наследство. Побывал и в скупке цветмета. Оставил заказ на свинец. Скупщик, похожий на артиста Ливанова, заказу подивился, но задаток взял. Обещал к завтрему что-нибудь придумать. Ну что, домой?

Домой я доехал на маршрутке. За 10 рублей. Стоял, согнувшись в три погибели. А в кармане семь тысяч и на карточке – триста. Привычка…

Чухаю с остановки до дому. Улица Садовая, тихая, скучная, окраинная, привычная. Это мама эту улицу выбрала, когда Сашку ждала. Они с батей, вообще-то из Питера. То есть, батя коренной питерец, а мама учиться приехала, да так в культурной столице и осталась, еще студенткой с батей познакомилась. Сама-то родом из какой-то глуши в средней полосе. Питер любила всей душой, но… Как там Розенбаум поет: «Климат здесь не тот»… Болели мы с сестрой в детстве много, все по легочной части, да и мама чахла от постоянных простуд. К врачам не ходила, разве что больничный оформить, сама лечилась и нас лечила травами да прочими народными средствами. У нее бабка вроде как ведьма, точнее – ведунья. И вот когда за очередным больничным в поликлинику пошла, попался врач толковый, хоть и молодой. Послушал ей легкие и сказал, что загубит ее «город желтый», что к елкам ей надо. Или к морскому бризу. То есть, к сосновому бору поближе, или на юга, Крым или Кавказ. Мама послушалась, отцу рассказала. Батя сначала ни в какую, у него ж там и работа, и наука, но ради детей… Так и переехали, выбрали город Зареченск что по над Окой-рекой. Тут чудные хвойные леса – климатический курорт. Тут даже Паустовский жил, целую тропу протоптал! Сначала дачу снимали с печкой и водяным котлом, и что интересно, в эту первую зиму мы с сестрой впервые не сопливились. Вот что значит сосновый воздух! И Сашка, как родился, болеть совершенно отказался.

Потом осмотрелись, дом купили на окраине, ну как дом – халупу. Алкаши какие-то жили с туалетом типа сортир во дворе. Тот дом, в котором сейчас живем, считай, батя своими руками построил, с фундамента до смешного конька на крыше. Дом построил, дерево посадил, сына вырастил. Двух сыновей. И пропал.

Подхожу к калитке. Опять открыта! Ну братец, ну сколько раз ему можно говорить?

Входная дверь тоже почему-то не заперта. И свет в коридоре горит. На кухне – тоже. У вешалки куча разного барахла – старые батины унты, старая ушанка, ОЗК, ящик для зимней рыбалки. Перевернут и вытряхнут. Не иначе как с антресолей, там у нас всякое барахло хранится. Братец сидит в комнате на кушетке с ногами и вяло перебирает стопку компьютерных дисков. На ногах у него почему-то батины болотные сапоги. Глянул на меня, вздохнул и ничего не сказал.

Я осмотрелся – говорить было нечего. У нас кража со взломом. Вернее – без взлома. Потому что дверной замок был цел – это точно. Но вот все остальное носит явные следы квартирной кражи. Вещи разбросаны, постельное белье перевернуто, книжки с полок и стеллажей скинуты, все и вся кувырком. «Был на квартиру налет? К нам приходил бегемот?» Интересно, что украли? Новый телик, по крайней мере, на месте. А так у нас и красть-то нечего!

Подхожу к стеллажу и начинаю подбирать книги. Грабители не поленились и скинули на пол ВСЮ библиотеку! Вытаскиваю из кучи фолиантов череп Йорика. Держу его на ладони, говорю, какой он бедный. Братец хмыкает, ставлю череп на полку. Подхожу к столу, стекло хрустит под подошвами – вся лабораторная посуда безжалостно сброшена на пол. Пузырек с кислотой разбился – пол прожгло. Ящики от стола валяются перевернутые. Аккуратно извлекаю из кучи бумаг батину тетрадь в клеенчатой обложке. Цела!

Горшок с геранью под подоконником разбитый, земля вокруг разбросана. Интересно, чего искали-то? А в спальне как? Иду к спальне, но братец меня останавливает:

– Осторожней, змеи.

– Что, змеи? – спрашиваю.

– Змеи там ползают. И на кухне тоже. Они замок в гараже сломали и клетки открыли. В клетках искали. Змеюки на тепло приползли.

Соображаю, что «они» – это неведомые нам грабители. Спрашиваю:

– Что-нибудь пропало?

Братец пожимает плечами:

– В коробке три тысячи с мелочью лежали. Ну, ты мне вчера пятеру давал – сдача. Не взяли. Телик цел, комп тоже. Жратва в холодильнике – не тронули. Слоника сперли. А так-то у нас и брать нечего.

Мысленно с братцем соглашаюсь. Матценностей в этом доме давно нет. Но слоник? Слоник бронзовый. Стоял на каминной полке под портретом нашего семейства. Батя Наташке сувенир из Болгарии привез. Болгарские слоны лучшие друзья советских слонов. Зачем грабителям слоник? Подумали, что золотой? Но ведь что-то искали. Причем, очень тщательно. Под подоконником чем-то железным ковыряли. Тайник хотели найти? На стенах в некоторых местах следы от ударов чем-то тупым. Простукивали? В подвале банки с грибами и солениями переколотили. И змеи… В гараж-то они зачем полезли? Лови теперь этих гадов ползучих.

Иду в прихожку, благо, лезть на антресоли не нужно. Вот они – сапоги от ОЗК, в них мне никакие змеиные клыки не страшны. Тут же плотный мешок и специальная палка с петлей на конце – змеюк отлавливать. Братец к моему призыву отловить змеюк относится без особого энтузиазма, но все-таки с кушетки поднимается и мешок берет. Лимонного питона и двух кобр мы поймали в спальне: Сарочка спокойно спала прямо на подушке, «одноглазый» Мойша прятался за шкафом, увидев меня, раскрыл капюшон и зашипел. Ничего, братан, посидишь в мешке – успокоишься. На кухне под столом обнаружилась гремучка Маруся, да ужик Вася пригрелся под батареей.

Иду инспектировать гараж. Здесь действовали не так аккуратно, как с входной дверью: навесной замок с петель сорван (не иначе как гвоздодером действовали), а врезной кодовый открыть они не смогли – просто проломили косяк. Говорили же бате, в гараж железную дверь ставить нужно. И все-таки, что за отважные личности покусились на наш гадюшник? Кому в голову взбрело лезть к этим ядовитым тварям? К счастью, большинство змей так и остались в своих клетках, на побег решились всего несколько гадин. Ставлю две перевернутые клети на свои места, грустно констатирую, что стекло большого аквариума у анаконды придется заменить. Пока заклеиваю трещину прозрачным скотчем. Водворяю беглянок на место и провожу перекличку, сверяясь по списку. Все на месте, ну и слава Богу, а то спать с опасениями, что ночью под твой теплый бочок заползет что-то скользкое, холодное и ядовитое – нет уж, увольте…

В зале братец уже избавился от сапог, собрал свои драгоценные диски, и теперь расставляет книжки по полкам. Сажусь на кушетку, закуриваю. Батин чемоданчик с солдатиками тоже валяется перевернутый. Солдатики рассыпаны, свинцовые монеты в прозрачном кластере вроде целы. Очень кстати! Ставлю чемоданчик на кушетку, складываю в него свинец. Между делом нажимаю кнопку на пульте. Новости. Тупо наблюдая, как хорошо живет наша новая Россия, как рады люди повышениям стоимости ЖКХ, спрашиваю:

– В ментовку не звонил?

Братец крутит в руках толстый книжный том в черной обложке:

– Неа. А че, надо было?

– Не знаю...

Я и вправду не знал, что теперь делать. Ну позвоню я в полицию, скажу, что нас ограбили. Спросят, что украли? Что отвечать? Украли бронзового слоника? А так ничего не взяли, только все перевернули. И замки сломали. Невелика утрата. Или сходить к участковому? Филипыч – мужик классный, подскажет. А что он может подсказать? Позвонить «Богатырям»? Но связан ли погром в нашем доме с заказанным расследованием по поиску моих родителей? Кстати, богатыри за дело взялись активно, Муромец прислал копию уведомления, что мои родители с сестрой внесены в общероссийский реестр «потеряшек», и теперь их ищет не только полиция, но и общественность с волотерами. Утешение, признаюсь, слабое, но в Муромца почему-то верю.

И еще мысль одна меня тревожила: не связан ли данный инцидент с цыганами? И именно в этот момент зазвонил телефон. Это обычно в детективах телефон звонит в самый нужный момент. И зловещий голос делает страшное предложение: «Если не принесете выкуп, получите вашу девочку по частям. Сначала ухо, потом палец».

Голос, раздавшийся в трубке, не был зловещим. Скорее – смешным. Но сам разговор непосредственно касался инцидента с домашним погромом.

– Миша? – спросило из трубки. – Миша, ты зачем так сдэлал?

– Что сделал? – оторопел я.

– Телевизор смотришь? Мэстный канал включи, да? Новости – повтор.

Я схватил пульт и нажал девятку. Шла хроника происшествий – местный аналог НТВэшного «ЧП». Ведущая, явно считающая себя телезвездой, бойко сообщает про очередной подвиг наших правоохранителей. Облава в подпольном борделе. Те же менты задерживают тех же голых девок, по тому же адресу, что и месяц назад. Морды у ментов скучные, да и девки уже не прячут личики от камер, а спокойно обряжаются в одежды, досадуя, что рабочий день не задался. И что? Хочу уже послать неведомого абонента по известному генитальному адресу, когда начинается следующий сюжет. Уже отнюдь не из разряда банальных, сообщается, что в больницу скорой медицинской помощи доставлены два молодых человека с довольно редким диагнозом – укус ядовитой змеи. И тут же камера показывает укушенных: два чернявых хлопца характерной внешности в золотых цепях на шеях. Один держится за руку, второй – за ногу. С испугом смотрят на медсестру, набирающую сыворотку в шприц. Крупный план – толстая золотая цепь на шее одного из хлопцев. Крупный план – из иглы прыскает тоненькая струйка бесцветной жидкости.Далее – прогноз погоды.

. – Зачем наших ребят укусил? – спросила трубка.

– Я укусил?

– Ну не ты, змея твоя укусил. Зачем змея натравил?

Ну, слава Богу, положение дел проясняется. Судя по голосу, в трубку говорил тот самый барон Яша, что к «Изумруду» с деньгами приезжал, получается, именно цыгане перевернули нам весь дом. В итоге двое из них вполне заслуженно укушены. Почему-то сразу успокаиваюсь и сам перехожу в наступление.

– Зачем в дом залезли?

– Так ничего не взяли. Просто посмотрэть хотели.

– Посмотрэть, – передразнил я. – А я вас звал? Перевернули все. Замок сломали. Всю лабораторию вдребезги! Я ведь могу и в ментовку…

– Послушай, Миша, нэ надо ментовки, да? – попросил Яша. – Зачем ментовка? Они братья мои, молодые, глупые. Все нэправильно дэлают. Я просил аккуратно помотрэть, а они… У тэбя тоже брат есть, молодой, да? Мы – дэловые люди, ты – дэловой человек. А дэловые люди всегда могут договориться. Давай сядем, покушаем, хороший коньяк выпьем, поговорим. Твой товар нам понравился, ромалы за хороший товар всегда хорошую цену дают и слово держат. За нэудобства извини – за все заплатим. Вэришь? Ремонт сдэлаем, машину тебе хорошую подгоним недорого, джып! Хочишь?

Даже и не знаю, что ответить, но джип – хочу!

Отключаюсь, хочу уже закрыть чемодан, как замечаю, что этикетка с курортницей на фоне зонтика и моря на обратной стороне крышки отклеилась. Пробую прижать и вдруг понимаю, что вся картонка с наклеенными этикетками как-то свободно ходит. Двойное дно? Вернее, двойная крышка? Беру из кучи нож для бумаг, потихоньку подцепляю и отдираю картонку с картинками. Так и есть, крышка с двойным дном. Под фальшивой крышкой приклеенный прозрачным скотчем к крышке настоящей пластиковый файл с листками А-4 и какая-то пожелтевшая от времени рукопись. Рукопись узнаю сразу по рисункам. Это из нее батя в свою тетрадь картинки перерисовывал. Всего листов восемь, согнуты пополам и сшиты в тетрадку. Поднимаю из кучи на полу линейку, замеряю размер: 23,5 на 16,2 сэмэ. Чуть побольше привычного нам книжного формата, будем считать А-5 +. Явно -- часть более объемного документа. Начинается с полуслова, и конца тоже нет. Язык – частично латынь, частично неизвестный алфавит и очень, очень много рун. Что-то знакомое. Не про руны -- про размер, определенно знакомое. Из той же кучи на полу поднимаю листок из кодекса Войнича, распечатанный братцем на принтере, замеряю. То же самое – с точностью до миллиметра! Да и алфавит тот же. Так что, батя, ты хранил в своем чемоданчике кусок Кодекса Войнича? И не только хранил, ты сумел его расшифровать?! Что там сумасшедший миллионер про $ 100 000 хвалился?

Откладываю пока.

Лист в файле. Почерк батин. Завещание на меня и на Сашку. «Я, Попов Сергей Михайлович, год рождения, адрес, паспортные данные, завещаю своим сыновьям Михаилу и Александру в равной доле»… Что? «…коллекцию древних золотых монет в количестве 147 штук, полученную мною от деда, купца первой гильдии Попова Сергия Афанасьевича и полученные от него же 100 золотых червонцев с профилем Николая II». На втором листе – список монет коллекции с подробным описанием. На обоих листах печать и подпись нотариуса – Я.А. Крупник.

Какую на хрен коллекцию? Какое на хрен золото? Смотрю дату. Батя составил этот документ за неделю до исчезновения. И вдруг соображаю, что батя все знал. Что я найду способ попасть в тот мир, добыть философский камень, превратить свинец в золото, вернее, свинцовые монеты в золотые. Он все знал. . . И эта бумага – законное подтверждение существования коллекции и наши с Сашкой права на нее. Как он это провернул, не знаю, но, спасибо, папа.

В пакете осталось еще что-то. Вытряс на ладонь. Две круглых тонких стальных пластины. С двуглавым орлом и профилем последнего русского императора. Штамп. Выполнен профессионально! Понимаю, что чеканить золотые червонцы теперь могу в неограниченных количествах. Только надобно в золото меди добавить. У Николашки золото было 900-й пробы. У меня проба – тысячная!

Из королевского шатра сначала раздалась громкая музыка, а потом вышла девушка, явно очень раздраженная. Оглянулась по сторонам, подозвала к себе королевского герольда сказала что-то про парадное платье. Спустилась с холма, запрыгнула на лошадь, ускакала.

Старик прислушался к мелодии из шатра, ого, что-то новенькое, веселенькое. Надо бы шарманку научить этой песенке. Герольд быстро вышел из шатра и тоже стал оглядываться по сторонам. Окружившие шатер важные эльфы оживились, готовясь к большому совету, но герольд, спустившийся вслед за Крапивой, подошел к магу, низко ему поклонился и указал на шатер. Недовольный ропот, главы эльфийских родов не привыкли томиться в ожидании. Но мантия мага впечатлила, ропот стих. Не каждый день увидишь мага высшего посвящения, да еще с драконом. Видно, не зря король приглашает его первым. Однако своих спутников старик с собой не позвал, попросил подождать.

Когда маг вошел в шатер, музыка уже стихла, инструменты сбились в кучку у лавки. Король встал и, широко раскинув руки, двинулся навстречу гостю. Мало кто еще удостаивается такой чести. Обнялись.

– Лонгокруз! Мой длинноногий друг! Сколько же мы не виделись? – спросил король, рассматривая лицо мага. – Почитай, с Великого похода? Ну да, когда мы драпали с Аллаира.

Маг кивнул, в свою очередь рассматривая короля. Поседел, морщин сильно прибавилось и скорбная татуировка – черная слеза под правым глазом. В память о павших в походе, о тех, кто пал в битвах, и кого не смоги вернуть, чтобы похоронить для дальнейшего возрождения. И видно, действительно рад встрече, для общения выбрал среднеполосное наречие, более привычное смертным.

– Как здоровье короля?

Первый вопрос, церемониальный, обязательный. Лонир не торопился отвечать, вспоминая, что в данном случае речь идет не о здоровье конкретного смертного короля, а скорее – о состоянии всего королевского рода, семейства.

– Вполне хорошее, наследники в добром здравии, старший отправился в поход. Пару лет назад в семействе было прибавление. У королевы родился здоровый мальчик.

– А как здоровье короля?

Это второй церемониальный обязательный вопрос. Вот теперь конкретно про короля Навера.

– Говорят, его величество плох. Почти не встает с постели. Молимся стихиям за его здоровье.

– Жаль, – сказал Арриан, как показалось старику, вполне искренне. – Из всех смертных королей Навер – воплощенное благородство. Даже приятно было с ним воевать. Но если заболел, почему он не позвал моих магов? Они бы вылечили его хворь. Надеюсь, моя сестрица Береза пребывает в добром здравии?

Это третий церемониальный обязательный вопрос, не требующий, однако, ответа. Оба знали, что королева Лада Береза, павшая во время вторжения диких орков на Холмы, воплотилась в березовой роще королевского сада. Надежда на ее здравие таким образом – выражение уважения ко всему королевскому роду и одобрение смешанных браков. Сожаление, что смертный король не призвал на помощь эльфийских магов с их снадобьями – традиционная констатация эльфийского превосходства.

Церемониальная прелюдия к важной беседе у среднеполосных эльфов обычно включала не менее десяти обязательных вопросов, но сегодня королю видно было не до церемоний. Он сразу перешел к делу.

– Позволь представить тебе моего сына принца Ириза, – указал король на молодого человека у жаровни. – Мой наследник и соправитель.

Ириз кивнул головой.

– Видишь, горд и чванлив без меры. Поклониться великому магу со всем уважением считает ниже своего достоинства.

Теперь Ириз низко поклонился, прижав руку к сердцу.

– Хоть и послушен, – улыбнулся король. – А еще прекрасный стрелок и не трус. Но уж в безделье и поглощении эля с ним мало кто сравнится.

Ириз привычно состроил плаксивую гримасу, но промолчал.

– Мою дочь, Крапиву, ты, должно быть, тоже видел? – продолжил король, подводя мага к столу.

– Та самая красавица, что ворвалась в твой шатер, и выскочила из него, как ошпаренная?

– Она! Вот из не получилась бы королева! Ириз, перестань буравить меня глазами, ты знаешь, что я прав. В лихую годину у народа должен быть настоящий вождь, умный и прозорливый. Махать мечами и пулять из луков могут и простые воины, а вот думать… Тем более, лихие годины явно не за горами. Вот об этом я и хотел с тобой поговорить, уважаемый Лонгокруз.Или как тебя называют смертные, маг Лонир? Скажи, смертные уже знают о городе, который я строю?

– Да, слухи ходят.

– И какие же именно? – спросил король, указывая гостю на лавку у стола.

– Разные. Кто-то говорит, что боевые эльфы всерьез готовятся к войне с орками, к войне с людьми, к войне с гномами. Или со всеми сразу. Другие смеются, что лесные наконец-то взялись за ум и слезают со своих деревьев, чтобы спать на мягких ложах в теплых домах из камня и дерева.

– Об истинной причине кто-нибудь знает?

– Конечно. Владыки северных земель помнят Великий поход и знают, какая опасность идет с юга. Но меж ними нет согласия. Великий Навер болен, остальные… Каждый думает, что беда пройдет стороной, что плохо придется соседу, а уж он-то сможет договориться.

– С нежитью нельзя договориться, – сказал король резко.

– Я знаю. И они знают. Но надеются. Ведь договорились когда-то с эльфами, с гномами, договорились с орками. Как-нибудь договорятся и с нежитью. Вспомни Дилдон. Серые орки сражались на стороне нежити, значит, договориться можно.

– Ты говоришь об этом так спокойно, когда речь идет о вселенской беде?! О конце времен!

– Люди редко думают о времени в таком ракурсе, ваше величество. Век смертных короток, от того они редко задумываются о том, что случится через век. С Великого похода прошло не так много, каких-то тридцать лет. Но среди смертных о нем уже мало кто вспоминает, разве что поседевшие и одряхлевшие рыцари, получившие титулы и земли за мнимые и реальные подвиги. Тот поход уже из области преданий, а в исторических романах о нем – сплошные враки. Да что там тридцать лет. Многие люди мечтают, как бы пережить день, или в лучшем случае – дожить до весны, если говорить о крестьянах. Немало тех, кто не думает о времени вообще, а хочет просто сытно пообедать.

– Смертные так же неразумны и бедны? Мало работают, мало думают и много плодятся?

– Люди редко меняются. В этом их суть.

Король помолчал, придвинул к себе большой свиток, развернул. Карта земель среднеполосных эльфов с Большим лесом в центре. Старик пригляделся, на голубой ленте, пересекающей карту, несколько больших восьмиконечных звезд и россыпь звездочек поменьше. Город будет не один? Король решил сделать Синору пограничной рекой со сплошной цепью больших и малых крепостей? Он уже не надеется удержать Изумрудный лес?

– Что скажешь, маг? – спросил король.

Старик не торопился отвечать, рассматривая карту. Одобрительно качнул головой:

– Придумано дельно. Да, Синора по сути – граница между лесом и степью. Степь вам не удержать, это понятно. Синий лес тоже к великому сожалению. Но… кто будет жить в этих прекрасных городах?

– Там будут стоять наши гарнизоны.

-- Но нет, ваше величество, так не получится. Ваше величество, видимо, не знает, что…

-- Э, брось ты эти словесные церемонии, -- сморщился как от кислого король. – Когда-то мы были на ты, и мне это нравилось.

Маг поклонился, придвинул карту ближе. Сказал на северном наречии, но по возможности мягче:

-- Пойми, мой дорогой друг, город без жителей – мертв. И вряд ли твои эльфы смогут стать горожанами. Эльфы не любят городов, точнее, не умеют в них жить. Город – не просто дома, обнесенные стеной. Горожане – обязательная часть города, его живой организм. Ну вспомни хотя бы осаду Аррохона. Там ведь был совсем небольшой гарнизон гвардейцев, а города вы взять не смогли. Жители отстояли свой город. В городах должны жить люди.

Король поморщился, теперь от неприятных воспоминаний, придвинул к себе карту, провел пальцем по извилистой ленте реки и стал говорить очень медленно, видно было, каждое слово ему дается с большим трудом.

– Я понимаю тебя, мудрый маг. И ты прав. Если я открою Большой лес для смертных? Если дам всем желающим еду и кров, дам все, что они захотят, они придут строить города и жить в них?

Старик аж покачал головой. И все-таки время меняет даже бессмертных! Разве мог бы даже подумать такое великий король Арриан еще десяток лет назад?! Ну да, мудрость приходит с годами. Но чтобы так быстро? Видно, приперло.

– Достаточно серебра и лугов, -- сказал Лонир.

– Что?

– Если ты назначишь достойную плату за работу, люди придут в лес сами и станут работать. Будут строить города и жить в них. Они сами купят себе еду, сами построят жилища. Это не будет твоей заботой. Сначала люди будут жить в шалашах, землянках, потом в теплых домах, защищенных крепостными стенами. Будут заниматься ремеслами и торговать. Будут плодиться и размножаться, выбирать себе на шею вороватых чиновников и содержать городскую стражу. Едва закончив городские стены, они примутся строить тюрьму. Так устроены города, так устроены люди.

– Тюрьму? Хорошо, пусть будет тюрьма. А что с лугами?

– Их придется отдать людям. Можно – в аренду. Луга распашут, на них будут выращивать зерно и пасти скот. И кормить этим города.

– Прекрасные эльфийские луга… Не слишком ли жирно?

– Но, друг мой, ты лишь вернешь смертным, что когда-то у них отнял. Тут, на северной стороне полно развалин старых замков. И мы оба знаем, кому они принадлежали.

Король эльфов усмехнулся, словно вспомнив что-то приятное, потом снова посерьезнел:

– Хорошо, пусть будут луга, но лес… Смертные полезут в наш лес.

– Конечно полезут, – старик улыбнулся, вспомнив встретившегося крестьянина и его ушастых кур. – Но ведь есть эльфы, которые этого не допустят. У смертных Запределья это называется…

– Да, я знаю, заповедник, – быстро перебил король. – Крапива рассказывала. Их еще охраняют эти… лесовики, нет, лесники.

– Да. И у тебя будет очень много лесников, эльфам ведь тоже надо чем-то заниматься. Пусть охраняют заповедники. Только со строевым лесом все равно что-то придется решать. И придется замириться, наконец, с изумрудными гномами…

– Зачем? – нахмурился король. – Ты уже слышал?

-- О чем?

Король внимательно посмотрел в глаза магу, словно подозревая подвох:

-- Прости, я перебил тебя. Почему ты считаешь, что мы должны дружить с гномами Изумрудных гор, чье коварство стало легендарным?

Король опять применил древнее эльфийское языковое построение, означающее одновременно аксиому и негодование, но с надеждой на перемены. Старик попытался сформулировать ответ в той же языковой форме, обозначив приоритет стремления к изменениям над традиционным укладом но с положительным итогом, но сбился и ответил просто:

– Машины, мой друг. Огромные гномьи машины, пыхтящие паром и ужасающие видом. Но очень полезные. Нынче города строят машинами. И еще уголь. У изумрудных гномов есть уголь и шахты. Много угля и шахт в долине.

-- Изумрудная долина – наши родовые земли. Там наши древнейшие святилища.

-- Да, но даже если у вас получиться выгнать гномов из Изумрудной долины, угля-то вы не получите. А без угля жилища в городах можно топить только дровами. Опять же – готовка пищи. Вы же не любите пускать деревья на дрова? Так что нужен уголь. Много угля! Теперь – камень. Для больших городов понадобится много камня. Очень много! Вы умеете добывать камень? Также придется строить много больших судов, чтобы камни и уголь перевозить, придется строить машины, чтобы тяжести переносить, придется много чего еще. Но главное, вам самим придется измениться.

Король медленно свернул свиток в трубочку, положил его на полку, взял другой.

– Ты не разочаровал меня, маг. Я услышал даже более, чем ожидал. Действительно, хочешь изменить мир, изменись сам. Когда-то, очень давно нам уже пришлось это сделать. Вот, посмотри.

Король развернул толстый свиток. Да, есть на что посмотреть. Гномьи машины, даже самые секретные. Метательные и стрелковые. Катапульты, баллисты, требучеты. Могут метать малые камни, средние камни, большие камни. Стрелометы и скорпионы. Стреляют одной стрелой, тремя стрелами, дюжиной. Полусотней. Хитрый механизм прорисован очень четко. Неужели эльфы научились разбираться в механике.

Отдельно – паровые машины. Если даже принять фигурки около этих машин за гномов, все равно – огромные! Внизу – паровой каток. Огромный котел на шипастых колесах. Впереди – решетчатая конструкция с вращающимися лезвиями. Боевой паровоз? При движении эти лезвия порубят все встречное в мелкий фарш.

-- И много такого у гномов? – спросил Лонир.

-- Хватает, -- сказал Арриан вроде как с сожалением. – Но гномы так любят золото… Хотя… Но я спрошу тебя о магии. Что думают об этом ваши маги? Что они говорят о нежити?

– Маги смертных так же разобщены, как и их короли. Но совет магов помнит великий поход. Маги ищут способ борьбы с нежитью, и кое в чем добились успехов.

– А Большой совет магов?

– После пропажи Безымянного Мастера Большой совет толком и не собирался. О причинах можно спорить, но… Мое мнение – ученики просто не знают, как правильно жить без своего учителя. И каждый из них – сам по себе.

Король встал, прошелся по шатру, подошел к походному стеллажу со свитками и книгами, задумчиво провел пальцем по кожаным корешкам.

– Как ты думаешь, книга Безымянного Мастера, действительно, могла бы спасти наш мир?

Старик не торопился отвечать. После Великого похода по негласному согласию о книге Непознанного старались не упоминать. Ответил уклончиво.

– Возможно. Жаль, что целиком ее никто не видел. Только отдельные страницы. И то – копии. Существует ли она вообще?

Король быстро вернулся за стол:

– Теперь, маг, слушай меня очень внимательно. Даже лучше не меня, а Ириза, он проводил следствие. Ириз, подойди поближе, только говори, как я тебя просил, четко, по существу, без эмоций.

Ириз, тихо стоявший до того в сторонке, подошел и еще раз поклонился:

– Прошлой зимой в канун больших снегов наши разведчики обнаружили в лесу странные следы. Словно кто-то тянул по снегу узкие доски. Или шел, наступая на эти доски, опираясь на палки с кольцами. Следы вели от малого портала к реке. Хранители при портале ничего не заметили, они были зачарованы. Следы долго шли по реке, потом свернули в земли смертных. Разведчики прошли по следам до рыбацкой деревни. Рыбаки сказали, что приходил странный маг с бородой и с рогатыми зверями на груди. Он странно говорил, больше общался знаками и вылечил сына рыбака – вправил ему вывихнутое плечо. А свои, деревенские маги так помочь и не могли, и мальчик очень страдал. Маг искал женщину и ее дочку. Говорил, что они пропали еще осенью. Попросился на ночлег. Утром рано встал на свои доски с загнутыми концами и ушел на север. Следы найти не удалось – замело. Допрошенные сосны и ели, а также можжевеловые кусты слова разведчиков подтвердили, указав, что он на их приветствия не отвечал, значит – не эльф.

– Эльфы действительно прихватили в Запределье женщину с ребенком? – уточнил маг.

Ириз отрицательно замотал головой:

– Исключено. Среднеполосные эльфы не берут самок. Но вот таежные ведьмы, те могли. Они все чаще ходят в Запределье через наши порталы.

– Что скажешь? – спросил король, поморщившись при упоминании таежных ведьм. Маг с ответом не торопился, задумчиво теребил кончик бороды. Наконец сказал:

– Случаи проникновения с той стороны, конечно, редкость. И происходили они, как правило, с помощью наших магов, открывавших порталы. Ну вы помните того писателя, да? Как же он себя называл? Толкан, кажется? Но одна деталь – зачарованные хранители. Зачаровать их можно только большим портальным заклинанием…

– Ну? Это может быть заклинанием из книги Мастера? – спросил король Арриан резко. Книга Безымянного Мастера может быть в Запределье?

Старик очень удивился, когда король пригласил его остаться на совет. Эльфы крайне редко посвящают смертных в свои дела, даже великих магов, а на Большой совет и вовсе допускаются только избранные. Но сейчас король очень просил друга Лонгокруза остаться, даже настаивал. Отказывать королям не принято.

Старик занял место в уголке на лавке, около сваленных в кучу музыкальных инструментов. Незаметно поднял руку, пошевелил пальцами. Нет, никакой посторонней магии, шатер надежно защищен. Но вдруг кончики пальцев закололо сотней иголочек, старик почувствовали сильнейшее действо, словно приближался какой-то мощнейший магический артефакт. Древний и необычайно сильный. Лонир аж поежился от исходящего от него излучения.

А вот и он. Четверо герольдов поспешно внесли в шатер большой рулон холста, намотанный на толстую жердь, умело развернули его и растянули за троном. Гобелен! Большой Эльфийский кодекс! Старик даже не смог сдержать восторженного возгласа. Величайшая тайна рода боевых эльфов во всей красе! На нем выткана Изначальная древняя дубрава -- сакральное место для каждого эльфа. По легенде этот гобелен соткан из лоз, трав и побегов Чистой дубравы, давшей начало всему сущему, из шерсти животных, обитавших в ней. Большая Мать сама соткала его, вплетая в ткань свои волосы, смоченные кровью императора Юниана во времена Великой Смуты. Тогда враги не посмели преследовать императора в Священной дубраве, ибо боялись Чистых. Но раны императора были тяжелы, и он умирал. Большая Мать срезала свои волосы и возложила их на раны императора, чем спасла ему жизнь. А потом выходила его и полюбила. И взяла в мужья. Плодом их любви стали три сына. Первые Боевые эльфы. Эльфы – воины! Они и получили империю в наследство в почти равных долях.

Старик перевел дух. Гобелен завораживал. Гобелен рассказывал свою историю, набирая силы и силу красок. На только что сером с какими-то белесыми вкрапинами полотне стали быстро проступать яркие пятна, сливаясь в единый рисунок рощи на берегу озера. Рисунок не был статичен, вот качнулись на ветру ветки дуба, слетел, кружась, багряный лист с клена, в озерце раскрылась кувшинка. С гобелена явно раздалось журчание ручья и пение каких-то птиц, что-то зашуршало в камыше. Под ветвями могучих дубов – цветущая поляна. Травы и кусарник, некоторые совершенно невероятного вида. Старик знал много растений, но даже он вряд ли смог бы назвать половину из тех, что росли на поляне. И каждое растение имело смысл. Могло вылечить, могло навредить. Могло накормить, могло отравить и даже убить. Знающий тайны этих растений – лесной ведун. Каждый эльф – лесной ведун. В идеале…

Герольды тем временем расстилали ковры. Драгоценные эльфийские ковры по мягкости и свежести не уступающие майскому лугу. Герольды быстро поливают их эльфийским быстроцветом. Из ковров немедленно показались зеленые ростки, побеги и лозы, раскачиваясь и извиваясь, они поднимаются по стенам к самому потолку. Очень скоро весь шатер внутри превратился в подобие поляны у Священной рощи.

Старик отмахнулся от назойливой виноградной лозы, пытавшейся было обвить его ногу, и продолжил смотреть на гобелен, припоминая его иное название – «Немой укор». Если посмотреть чуть сбоку, рисунок на гобелене складывается в карту трех империй. А сверху, в кроне дуба – три мужских портрета. Юний, Юлий, Май. Юний – старший сын Юниана и Большой Матери получил в правление столицу мира Аллаир и лучшие южные земли. Средний сын – богатые северные земли и бескрайнюю тайгу. Младший – Май, любимец Большой Матери получил ее владения – всю Среднюю полосу и Большой лес с главными святилищами.

Но вот голубое небо на гобелене потемнело, появились мрачные тучи, над лесом сверкнула молния, вдали прогремел гром. Гобелен продолжал вещать, что сыновья Большой Матери не смогли сберечь и приумножить полученного наследства. Не было меж ними единства, подобно смертным братья враждовали. Дождь на гобелене быстро сменился снегом и метелью. Слетел последний желтый лист с древнего дуба, покрылась ледяной коркой озерная гладь. Северная империя пала первой еще в стародавние времена. Пала не без помощи гномов, но теперь там правят смертные короли, постоянно воюя друг с другом. Уцелевшие северные эльфы ушли в тайгу, и от них мало что слышно. Рисунок на гобелене снова изменился. Древние руины посреди бесплодной пустыни, засохшие деревья со скорченными словно в судороге ветвями, и беспощадное солнце, сжигающее все живое. Лишь юрты орков, крытые звериными шкурами в тени развалин грандиозных мраморных храмов. Южная империя, измученная вековой засухой, пала под натиском степных орков, и великий народ южных эльфов исчез. Но вот в тени от обломка мраморной колонны выбивается из серого праха крохотный росток. Он еще мал и слаб, но в нем – жизнь! И надежда.

Вот от гобелена повеяло свежестью, он снова позеленел. Да, только среднеполосные эльфы сохранили свои земли, дав отпор и оркам, и людям, и особо – коварным гномам. После страшной Битвы Народов эльфийские девы, оставшиеся вдовами, по примеру Большой Матери приняли к себе лучших пленных воинов из смертных, дав начало роду боевых эльфов, которые, впитав отвагу отцов и унаследовав мудрость матерей, вернули родовые леса и древние святилища. Их правитель Эдельвейс Май стал основателем династии эльфийских королей. Разворачивая Большой кодекс, каждый эльфийский король должен вспомнить, что когда-то потомкам Большой Матери принадлежал весь мир!

На гобелене снова светит солнце, ветерок шевелит влажные листочки древних дубов. Пока живет Большой лес со священными рощами, живо эльфийское племя. Только сейчас старик заметил, что рассказ Большого Эльфийского кодекса сопровождался тихой мелодией, стихшей с раздавшемся за стеной шатра звуком боевого рога. Словно испугавшись его, инструменты забились в угол, лишь лютня замешкалась, задрожав струной в протяжном стоне.

В шатер вошла принцесса Крапива. Ее и не узнать! Парадный зеленый камзол, шитый золотыми резными листьями и желудями, золотая перевязь, короткий меч на поясе. И прическа уложена по старой моде с косой, уложенной вокруг головы.

Герольды еще раз протерли влажными полотенцами родовой стол, по легенде сколоченный из досок изначальных дубов священной рощи, закончили свою работу и выбежали вон. Король к тому времени успел сменить походное платье на парадное за выросшей из ковра ширмой из побегов плюща-вьюна, уселся на трон. Спохватился, подозвал Ириза с драгоценным ларцом, быстро надел на голову золотой обруч с большим Лунным камнем, на пальцы -- перстни четырех стихий и дал знак начинать. Протрубил рог начала Большого совета.

Главы родов входят явно раздраженные долгим ожиданием, кланяются королю, отдельно – поклон в сторону Кодекса, недовольный взгляд в сторону смертного мага, после чего занимают свои места. Места расписаны четко, еще века назад. Шестнадцать глав родов, большей частью – убеленные сединой старцы, но есть и совсем юные, недавно переродившиеся.

Некоторые места за столом пусты. Нет больше рода Пальмы с южных земель, не приезжают больше на Совет главы родов Пихты и Лиственницы с севера, давно ничего не слышно о роде горного Кедра с Великих гор. И самое почетное место для Чистых эльфов тоже давно пустует.

Род Дуба имеет приоритет, рядом с королем, чуть за троном его сын-соправитель Ириз и дочь Крапива. Король стоя приветствует глав родов, говорит церемониальные слова, предлагает сесть. Главы усаживаются на выросшие из ковров плетеные кресла, особо приближенные короля -- советники, маги и генералы продолжают стоять вдоль живых стен. Король говорит на среднеполосном эльфийском, чтобы быть всем понятным. Старик, привыкший более к северному наречию, разбирает не все, но общий смысл ясен. Грядут тяжелые времена, коварные гномы, словно забыв преподанный им урок снова выползают из своих нор и претендуют на исконные эльфийские земли. Но гномы – мелочь. С гномами научились справляться. Гораздо опаснее темные силы. Нежить, затихшая было после великого похода, снова наступает с юга. Орки еще пытаются сдержать ее натиск, но все чаще покидают степи и кочуют к северу, отмечены их вторжения за Синору на холмы и даже в Большой лес. Вожди орков разобщены, часть их уже подчинилась нежити, но большинство пытаются сопротивляться. Но если нежить усилит натиск, орки могут не устоять и вторгнуться в родовые эльфийские земли. Для защиты от этой опасности король решил создать Большой лук – цепь городов, крепостей и острогов по всей Синоре, граничащей со степью.

По знаку короля генерал Семицвет снимает покров с большой карты Средиземья, чтобы все смогли рассмотреть задуманное грандиозное строительство. Цепочка больших и малых звезд по всей извилистой ленте великой реки. Изгибы Синоры на границе леса со степью, действительно, напоминают эльфийский лук. Рядом – изображения крепостных орудий – камнеметов и огромных арбалетов, должных защищать города от приступов врага.

– Но сил одного рода Дуба на воплощение грандиозного плана не хватит. Нужны силы и средства всех родов, всего народа эльфов, – закончил король и предложил высказываться.

В шатре – тягостное молчание, старик физически почувствовал, как растет напряжение. Все члены совета озабочены. Их тревоги словно темные клубы дыма собираются под суконным потолком шатра. Поднял руку и встал глава рода Тиса Чебрец. Отважный воин, владыка тисовых рощ, где выращивают древесину для лучших дальнобойных луков. Его озабоченность понятна – Изумрудный лес. Он на юге за Синорой, как планируется оборонять его и еще многие земли за рекой? В Изумрудном лесу – древние святилища и родовые рощи Чистых. Лучшие тисовые леса тоже там. Глава Тиса указывает на гобелен за спиной короля. Король обернулся, посмотрел, словно впервые увидел родовую рощу. Ответил кратко, что отдавать Изумрудный лес никто и не думает, что даже мысль об этом преступна. Предложил высказываться дальше. Встает глава рода эльфов Холмов. Предлагает пропустить племена орков через земли эльфов в земли смертных. Пусть воюют и селятся там. Старая песня, его опасения понятны. Леслотские бароны давно жмут холмовых эльфов, вторжение орков сможет усмирить баронский пыл. Король снова морщится. Пропускать орков через Большой лес? А не захотят ли они по пути остановиться и остаться? Тем более, ссориться с леслотскими баронами в такое время…

Главы родов продолжали вставать и говорить. Все озабочены событиями, все опасаются орков и нежити, но у каждого – свои проблемы. Много проблем. И все пытаются озадачить ими великого короля. Здесь старик неожиданно вспомнил недавний разговор с юным Оваем. Мальчик получил за выступление на площади Аррохона большую монету с профилем короля Навера Первого и вдруг размечтался, как хорошо быть королем. Сидишь себе на троне, и никаких забот, только приказываешь, а все остальные исполняют. Не жизнь, а сказка! Смешок старика маленькой искоркой поднялся к потолку и исчез в темных клубах забот. А главы родов продолжали накидывать в тучу проблем. Род Озерных эльфов озабочен засухой – этим летом вода ушла от брегов на десять шагов! Были даже сухие грозы! Род Болотных, наоборот, жалуется, что их земли заливает напрочь дождями. Усилия магов не помогают. Род Сосны не согласен с вырубками сосен для постройки крепостей и кораблей, род Березы в ужасе, что гномы совершенно обнаглели и потеряли страх: целые березовые рощи идут на дрова. Но вот встал глава рода Граба, высокий мужчина с широкой с роскошной курчавой шевелюрой. Старик напряг память, ну да, Эморог Флокс, это его стрелки прикрывали отступление объединенных войск под Аллаиром. Славный воин! По сразу наступившей тишине старик понял, сейчас прозвучит что-то важное.

– Мой король, – поклонился Эморг Флокс. – Твои мудрые слова, без сомнения, глубоко тронули каждого здесь присутствующего. И твой план по созданию оборонной линии – воистину грандиозен! Да, построить города и крепости по границе со степью – очень мудро, они серьезно усилят нашу оборону, но…города сами собой не строятся. Города строят люди и гномы. Ты хочешь привести их в наши земли, но останется ли после этого Большой лес эльфийским, и останемся ли мы после этого эльфами?

Старик поймал на себе выразительный взгляд короля: «А что я тебе говорил?»

– Далее, твоей волей здесь, вблизи Большого портала собраны лучшие разведчики и егеря эльфийских родов, призваны наши самые сильные маги. Воля короля – закон для каждого эльфа. Но нам не известна цель этого сбора. И потом, мы видим на Большом совете смертного мага, – Эморг Флокс повернулся и указал рукой на старика, – и у этого тоже должна быть веская причина. Можем мы ее узнать?

Эморг Флокс еще раз поклонился и сел, король дождался, пока одобрительный ропот среди членов совета стихнет, и ответил:

– Конечно, я объясню своим братьям причину своих действий, ведь для этого и собирается Большой совет, и начну, пожалуй, с последнего вопроса. Все вы, наверняка, слышали про мага великого похода Лонгокруза, теперь сможете на него посмотреть. – Король указал на старика. – Думаю, его авторитет не нуждается в подтверждении, верно?

Старик встал и поклонился, среди членов совета в разной степени одобрительный гомон.

– Теперь о том, зачем он здесь? Веками смертные призывали эльфийских магов с просьбой о помощи. Видно, пришло время нам попросить помощи у смертных?

Снова гомон, но теперь одобрительным его не назовешь.

– Прошу прощения у великих эльфийских магов, ибо ни на йоту не сомневаюсь в их мастерстве и силах, – поклон короля в сторону собравшихся кучкой магов у карты. – Мы и впредь рассчитываю на вашу преданность и ваши умения. Господин Лонгокруз приглашен, скорее, как третейский судья.

Старик, все еще ничего не понимая, вздрогнул. Да, старый друг Арриан умеет удивить. Король тем временем перешел на древний диалект:

– А теперь позвольте спросить, уважаемый Эморг Флокс, глава рода Граба, когда вы получили мое распоряжение о высылке сюда разведчиков и егерей, что вы сделали?

Флокс снова встал, удивленно посмотрел на своего короля:

– Немедленно послал к вам разведчиков и лучших егерей. Как иначе?

– Правильно, а почему?

– Потому что вы просили, мой король!

– Верно, я попросил, и вы прислали. И все остальные главы родов прислали, даже эльфы Синих гор, а ведь это очень далеко, на границе с Феркафтом. И лишь разведчиков и егерей одного славного рода я не вижу в лагере около моего шатра.

Главы родов удивленно переглядывались, и, пожалуй, лишь маг Лонир заметил, как побледнело лицо одного из членов Совета.

– Август Осина, – громко сказал кроль, – не сообщите ли вы совету, почему ваши разведчики и егеря не прибыли по моей просьбе?

Встал глава рода Осины, самого многочисленного эльфийского рода после Дуба и Березы. Именно его бледность заметил старик. Внешне глава рода был молод, после недавнего преображения на вид ему было не больше тридцати.

– Лучшие мои воины спешат занять свое место в лагере около шатра вашего величества, – тихо сказал Август.

– Ну, допустим, не лучшие, и не очень-то спешат, – нехорошо улыбнулся король. –Изумрудный лес не так далеко, всего-то перейти Синору и прибыть сюда. Однако, их до сих пор нет. В чем же причина? Ответь же, Август, братья ждут.

– Я… Мои воины вошли в Изумрудную долину, преследуя врага. На наши земли напали гномы. Коварно напали. Они разорили святилища в Изумрудном лесу, украли священные свитки. Они даже покусились на Священную Долину. Воины рода Осины преследуют коварного врага.

Вот так новость! За столом тревожный гомон. Главы родов явно встревожены. Война?! С гномами?! Его величество тоже всем видом выражает обеспокоенность:

– Какое неслыханное злодейство! И мы об этом ничего не знаем?

Старик заметил, что король употребил древнюю языковую форму, при которой понятие общего сливалось в единое при вычете чего-то мелкого, незначительного. Август Осина сначала не ответил, не поняв смысла фразы, или сделал вид, что не понял. Потом сказал уклончиво и не особо убедительно:

– Я просто не успел сообщить об этом, мой король. Я хотел сказать об этом после совета.

– Поздравляю, вас, братья! – король уже не улыбался. – Некоторые из вас жаловались, что без войн боевой дух эльфов угасает. И вот вам война! Род Осины вторгся в Изумрудную долину и, судя по сообщениям наших пернатых друзей, даже захватил Большие шахты. Однако неожиданно встретился с серьезным сопротивлением коварного врага и отступил. Но уйти обратно не смог… гномы захватили перевалы. Воины рода заперты в долине, брат Август? Верно?

Глава рода Осины не отвечал, стоял, низко опустив голову. Но старик смотрел не на него, а на гобелен за спиной короля. Голубая вода в озере стремительно краснела. Война?

– Но защита святилищ – долг каждого эльфа! – вскочил с места Чабрец, чьи тисовые рощи граничили с землями рода Осины. — Покушение на святилища – это объявление войны!

Слово «война» прозвучало громко, почти все главы родов вскочили на ноги. Но король оставался невозмутим:

– Это так! Но вы, брат мой, тоже ничего не сказали нам о вторжении гномов.

Чабрец почесал затылок, развел руками:

– Нет, в моих владениях никаких гномов не появлялось, мой король. Разведчики немедленно донесли бы. Но, возможно, гномы прошли вокруг моих земель, чтобы напасть на древние святилища в землях Осины…

– Со святилищами все в порядке, – заверил король. — Чистые хоть и не жалуют нас своим общением в последнее время, но на мой призыв отозвались. Сообщили, что чужие к святилищам и близко не подходили, но вот свои… Скажи, брат Август, зачем тебе понадобились священные свитки из наших древних святилищ?

В шатре – зловещая тишина, все смотрят на Августа. Глава эльфийского рода силой взял свитки из святилищ Чистых – возможно ли такое? Серая туча раздражения под потолком становится все темнее. Тут старик, наконец, пришел в себя. Небо на гобелене было черно, в тучах сверкали молнии. И эти тучи сливались с той темнотой, что клубилась под потолком шатра. Черная магия была здесь, и она готовилась нанести удар.

Старик взялся за посох и бросил быстрый взгляд в сторону эльфийских магов, стоявших отдельно. Неужели никто не замечает беды? Нет, кто-то определенно замечает. Блеснул камень в навершии чьего-то магического посоха, чернота из-под потолка шатра тонкой струйкой потекла в сторону самоцвета. Нет, слишком медленно. Одному с такой чернотой не справиться. Старик прошептал заклинание сбора черной маны и крепко вцепился в свой сразу задрожавший посох.

А король тем временем повторил свой вопрос главе рода Осин. Но тот как-то нехорошо улыбнулся и потянул что-то из-под плаща, шевеля при этом губами.

Старик слышал про заклинание Черной грозы, но не особо верил в его существование. Хотя деррийские черные маги хвалились, что одним таким заклинанием можно остановить целую армию. Но разве можно применять такое мощное заклинание в закрытом пространстве?

А посох не просто дрожал, еще немного, и он вырвется из рук. Время словно замедлилось и растянулось, как капля смолы, стекающая по сосновой коре. Старик успел заметить, как Ириз и Крапива вышли вперед, словно пытались заслонить его величество своими телам от какой-то серьезной беды. Сам же король оставался внешне совершенно спокоен.

Да, это было заклинание Черной грозы, Август повторил его громко и поднял руку со свитком. Прогремел гром, от которого старик даже вжал голову в плечи, ожидая немедленного удара молнии. Но молнии не было, и черная туча под потолком не разразилась смертоносным дождем, а быстро метнулась в сторону верхней части гобелена, где и растворилась в черном небе над древней дубравой. И только сейчас старик заметил легкое свечение, укрывавшее собравшихся в шатре. Защитный купол?

Король меж тем происшедшему как будто не удивился, спокойно обернулся, посмотрел, как сверкают молнии в небе на гобелене, снова глянул на Августа даже с каким-то сожалением. Члены совета, оглохшие от грома, приходили в себя и с удивлением смотрели на главу рода Осин, сжимавшего оказавшийся бесполезным свиток в руке. На лице его явно читалось недоумение.

– Не хотелось в это верить, но вы все видели своими глазами, – сказал король, встал, похлопал по плечам сына с дочкой и отдельно поклонился магу в черном плаще, вышедшему к столу. Старик узнал Чертополоха Анта – хранителя королевской библиотеки. Именно он держал в руке тот самый посох с камнем, разрядившим убийственную мощь тучи и вызвавшим защиту Эльфийского кодекса.

За спиной Августа появился генерал Семицвет, он выдернул из рук эльфа опасный свиток и осторожно передал в руки Чертополоха.

«Король волен наказывать своих подданных, как старший брат наказывает младшего», -- Чертополох Ант перевернул страницу кодекса и продолжил читать, напоминая совету эльфийский закон. – «Но вину брата может установить только Большой совет». Король дослушал, кивнул, посмотрел на притихших членов Большого совета, на Августа Осину, сидящего на выросшем из ковра замшелом пне.

-- Что ж, братья мои, вы все видели сами. Брат Август по всему хотел хорошенько поджарить нас всех заклинанием Черной грозы. А до того, нарушив все клятвы и обещания, данные нами гномам, вторгся в Изумрудную долину. Хоть и не питаю сам к гномам теплых чувств, не вижу в этих действиях ничего хорошего. Эльфы всегда были верны своим клятвам. А вот в том, что Август завладел свитками священной рощи, вижу и вовсе кощунство! Скажи, брат Август, зачем ты сделал это?

Август не отвечал, сидел, низко опустив голову.

-- Как я и думал, ответа нет. Тогда поступим по заветам предков, -- решил король. – Все вы, собравшиеся здесь, когда-то давали мне клятву верности перед Большим эльфийским кодексом. Клялись огнем, водой, землей и воздухом. Посмотрим, как ответят на нарушение клятвы мой брат Август Осина? Прошу вас, уважаемый Лонгокрус, дабы никто не упрекнул меня в пристрастии, прочтите вы призыв стихий.

Так вот что задумал старый хитрец, наконец догадался Лонир. Пригласить для суда смертного мага, не связанного кровно с каким-то из эльфийских родов, а значит – лицо незаинтересованное. Что и говорить, мудро.

Лонир встал, подошел к столу, вонзил посох в землю, дабы признать эту стихию в свидетели. Повернулся к Большому кодексу, попросил помощи у него. Раздалось громкое журчание ручья, дунул ветерок, полыхнуло огнем в большой чаше на столе. Вот в общем-то и все, смертный маг не судит отступника от клятвы, маг лишь призывает стихии, вставшие свидетелями принесения клятвы и нарушения ее.

Закончив призыв стихий, старик быстро отошел. Приходилось видеть ему, что случается с клятвопреступниками, уличенными стихиями в измене. Иногда они просто задыхались без воздуха, бывало – захлебывались без воды, но чаще – сгорали заживо. Не самое приятное зрелище, да и окружающих опалить может. Но прошла минута, вторая, а Август Осина продолжал сидеть на пне, безучастно глядя себе под ноги.

-- Что-то не так? – громко спросил король с трона.

Старик подошел к Августу, наклонился, заглянул ему в глаза.

-- Он не виновен перед стихиями, и он не нарушал клятвы, -- сказал Лонир.

-- Но этого не может быть! – возразил король. -- Все видели, как он собирался поразить нас всех запрещенным заклинанием.

-- Да, но… возможно, это не он, кто-то другой управлял его волей.

Король посмотрел на Чертополоха, тоже заглянувшего в глаза Августу. Королевский маг сокрушенно развел руками.

-- Да, мой король. Сейчас, под властью стихий глава рода Осин совершенно безволен. Стихии подтверждают, что он не нарушал принесенной вам клятвы верности. Да, это заклятие чужой воли. Его волей кто-то управлял.

-- И я догадываюсь, кто именно, -- кивнул король. – Генерал Семицвет, сделайте одолжение, приведите сюда мага рода Осин, если он еще не сбежал. А пока, братья, предлагаю сделать небольшой перерыв и собраться через пару часов около малого портала. У меня для всех еще одно очень важное сообщение. Вас, уважаемый Лонир, попрошу остаться.

Главы родов и советники, негромко переговариваясь покидали королевский шатер, два мага целителя, аккуратно, под локотки вывели Августа Осину, так же бессмысленно смотрящего перед собой. Старик взялся за посох, все еще торчавший перед допросным пнем. Выдернул с трудом, посох был переполнен черной манной, от чего даже слабо вибрировал, а хрустальный наконечник слабо искрился.

Король хмыкнул, снял золотой обруч с головы, повесил его на спинку трона.

-- Уффф, устал-то как. Всего-то поговорили немного, а вспотел, словно день во весь опор скакал. Крапива, вижу в твоих глазах искры, подобные тем, что на посохе нашего уважаемого мага. Ты хочешь что-то сказать?

Крапива глянула на старика, потом снова повернулась к отцу:

-- Папа, а что, нельзя было просто сказать, что воины собраны здесь не для вторжения в Запределье, а для похода в Изумрудную долину?

-- Но, Крапива, дочка, вспомни, ты ж мне и слова не давала сказать. Заладила одно и то же: «Вторжение, зачем вторжение?» Тем более, вторжению быть, это решил совет. Но не сейчас, а когда придет время.

-- Да, но… папа, разве можно было так рисковать? Я так испугалась, когда Август достал свой свиток.

-- Извини, что напугал, дочка, но опасности никакой не было. Почти… Этот Осина… Ты же помнишь, он сильно сдал в последние годы. Соседство с гномами, нежить с юга, Чистые опять же с их запросами… год за три считай. Еще в великом походе за ним странности замечали. А после паломничества к Чистым для перерождения Август вернулся совсем другим. Я уж думал, а не подменили его? А тут вот как все получилось. Заклятие чужой воли. Надо же, оно существует! И кто-то им владеет!

-- Но кто именно применил его, папа?

-- Древние говорили: «Ищи, кому выгодно». А кому выгодно? Без сомнения, любой эльф готов хоть сейчас идти в поход на гномов в Изумрудную долину. Желание у всех есть, а вот выгода… Выгоды от войны и Изумрудными у нас никакой, что уважаемый маг Лонгокруз сегодня и подтвердил. Но кому-то очень выгодно, чтобы эльфы сцепились с гномами в Изумрудной долине. Я-то надеялся, что Август скажет, кому именно, но ему, оказывается, и сказать нечего. Что ж, придется идти к гномам, замиряться, спасать осиновых из котла, надеюсь, гномы их не сильно помяли своими паровыми монстрами. Да…

-- Папа, ты знал, что в руках у Осины свитки из святилищ, и допустил его на Большой совет? – продолжала кипятиться Крапива.

-- Рисково, да? Но Чертополох гарантировал, что перехватит любое заклинание. Хотя кто мог ожидать Черной грозы? Так что приглашение уважаемого Лонгокруза было отнюдь не лишним. Верно?

Король сделал знак рукой, подзывая мага поближе:

-- Вот, познакомься, дочка, этот славный маг очень помог нашему воинству под Аллаиром и спас твоего папашу если не от гибели, то от позорного плена – точно! Нас тогда так плотно обложили орки с этой мерзкой нежитью, что носа высунуть из ущелья не было никакой возможности. Неделю мы пеклись там заживо. Во всем лагере не было ни глотка воды, а солнце палило так, что яичницу можно было жарить прямо на щитах. Но и яиц у нас тоже не было. Полное отчаянье! И тут появляется бродячий маг в каком-то тряпье и стучит своим посохом прямо в скалу. Если честно, я лично подумал, что старик от жары тронулся умом. Но нет, скала вдруг задрожала и треснула, открыв проход прямо к побережью. Представляешь, трещина через всю гору! Очень узкий проход -- аккурат протиснуться одному эльфу, впритирочку, бочком. И хоть трещина была очень узка, поверь мне, так быстро боевые эльфы еще никогда не драпали, правда, обоз и лошадей пришлось бросить. Зато раненых вывели всех до единого.

Крапива посмотрела на старика по-другому и низко поклонилась, прижав руку к сердцу, а король вдруг громко рассмеялся:

-- А помнишь, маг, как Тыква Тучный в расщелине застрял и его пришлось поливать маслом, чтобы пропихнуть дальше?

-- А он потом бегал по берегу голышом, сплошь покрытый прилипшими мошками и клялся, что немедленно начнет худеть, -- также хихикнул старик.

-- Да, а груди у него скакали на бегу, как у старой бабы! – продолжал заливаться король всех эльфов.

В шатер вошел Ириз, подошел к королю сзади и шепнул что-то на ухо.

-- Все готово? – удивился король, еще улыбаясь. – Так скоро? А я надеялся успеть пообедать. С другой стороны, чего тянуть? Выдвигаемся к порталу. Уважаемый Лонгокруз, теперь о моей просьбе. К тебе и твоему замечательному другу…

Арриан продолжал удивлять. Оказывается, участие в Большом совете и разоблачение мнимого предателя не было его основной просьбой. Все дело было в портале.

К порталу добирались секретной тропой через болото. Было там одно неприятное место, напрочь нарушавшее всяческие придворные церемониалы – гать через трясину. Перед гатью всем пришлось спешиться, его величество на сваленные в болота стволы деревьев посмотрел неодобрительно, но подобрал мантию и быстро двинулся по уложенным над трясиной стволам, многочисленный двор немедленно двинулся за ним. Небольшая семейка водяных всплыла меж камышей и теперь пускала пузыри, с восторгом наблюдая за шествием короля эльфов. Но шествие торжественным не получилось вовсе. Гать пружинила под ногами и королю не без труда удавалось удерживать равновесие.

Старик дождался, пока берег опустеет и тоже подошел к началу гати. Первым двинулся Мышат, но едва ступив на почерневшие бревна, сразу провалился лапой в щель меж стволов и испуганно отпрянул назад. Старик задумался. Идти по болоту через эту ненадежную переправу, да еще в парадом наряде. Прочь его! Старый добрый плащ, такой привычный, такой удобный. Нет, чуть позже…

Старик вздохнул, посмотрел на коварную жижу, покрытую камышом и болотной травой, подозвал мальчика поближе. Велел ему крепко держать шарманку, сам взял посох за навершие и высоко поднял над головой, произнес заклинание. Манны в посохе было в избытке, вокруг мага тут же образовались три воздушных смерча, слившиеся в единый воздушный пузырь. Старик, придерживая шляпу, чтобы не сдуло, озирался по сторонам в поисках дракона. Но тот уже сам сообразил, что предстоит полет, прижался брюхом к земле и расправлял крылья. Старик послал ему поток встречного ветра для быстрого взлета, крепко прижал мальчика к себе и отдался воле воздушных стихий.

Его величество зацепился мантией о сучок, остановился, раздраженно дернул, вырвав клок драгоценной материи, и едва не свалившись в трясину. Громко выругался на северном наречии. В это время над его головой захлопали крылья и раздался шум ветра. Король глянул вверх и сразу встретился взглядом с парящим чуть ниже облаков драконом. Тот по всему полетом упивался, пасть его была широко открыта, словно в радостной улыбке. За драконом медленно летел голубоватый шар с двумя фигурами внутри.

Король проводил их взглядом, обернулся к своим придворным и магам, покраснел лицом, но ничего не сказал и двинулся по гати, прогибавшейся под тяжелыми шагами.

Мальчик полет перенес мужественно. Вроде и не в первый раз, можно было и привыкнуть, но вот опять вцепился старику в мантию, крепко зажмурился и лишь иногда подсматривал вниз, как близко земля. На старика же полет подействовал бодряще, как хороший освежающий душ эльфийской росы. Он достаточно подробно рассмотрел сверху поляну у сакрального дуба. Народу-то на бывшем запретном месте, известном лишь посвященным! Куда катится этот мир?! Воздушные стихии бережно опустили спутников на краю поляны, через минуту туда же приземлился и дракон. Как только ноги коснулись земли, мальчик от мантии отцепился, сел на шарманку и сидел, прикрыв глаза ладошкой. Ничего не поделаешь, боязнь высоты, и всякая магия здесь бессильна. Эльфы на поляне к левитации отнеслись не то чтобы с удивлением, скорее с интересом. Оно и понятно, свободный полет из всех эльфов был доступен лишь Чистым.

У малого портала не протолкнуться. Главы родов со свитами, королевские советники, маги. Перед дубом сколочен узкий помост, около него большая железная клетка. В клетке нежить. Две особи. Довольно подсохшие, но все равно воняют изрядно. Сидят, безразлично смотрят в никуда.

Король путешествием по болоту сильно раздражен. Досталось всем, и советникам, и магам. Выпустив пар, король хлебнул эля, подошел к клетке, долго рассматривал пленников, потом взял у стражника пику и ткнул одного трупака в бок. Острый наконечник легко проткнул плоть, но трупак даже внимания на это не обратил, продолжал сидеть, пялясь перед собой белесыми глазами.

-- Осторожнее, ваше величество, -- сказал Чертополох, поспешно подходя к клетке. – Это с виду они такие смирные. А когда их брали… Двух егерей пришлось прикопать. Вот тот, что поменьше – плевун к тому же. Плюется трупным ядом. Очень опасен.

Король поспешно от клетки отошел и вернул пику стражнику. Начал озираться по сторонам, обнаружил искомое. Подошел к старику, уже разогнавшему левитальный пузырь, посмотрел в сторону портального дуба:

-- Так что, уважаемый Лонгокруз, сможешь ты открыть этот портал без помощи хранителей?

-- А в чем проблема? – удивился старик. – Что не так с порталом?

-- Портал не пропускает нежить. Кто-то наложил большой запрет. Кажется, таежные ведьмы.

-- И очень правильно сделали.

-- Да, но нам очень надо отправить туда пару нежити.

-- Зачем?

-- Чтобы нежить туда не попала.

Старик от такого ответа не сразу нашелся что сказать:

-- Ваше величество, признаюсь, ваши логические построения меня несколько смущают.

-- Тогда просто открой портал.

Королям вообще редко отказывают. Королю эльфов да еще в Большом лесу не отказывали никогда! Но король в этот раз не пользовался своим неоспоримым правом, а очень убедительно пытался объяснить магу Лониру причину своей странной просьбы. Он уселся на свой походный трон, наконец-то доставленный через болото, кряхтя потерся спиной о целительную подушку, дал знак придворным, чтобы отдалились, мага, наоборот, позвал поближе.

-- Понимаешь, друг мой, с этой нежитью что-то не так, начал король, глянув в сторону клетки у дуба.

-- Согласен. Нежить – вообще какое-то недоразумение непонятного происхождения, -- кивнул маг.

-- И очень опасное, -- продолжил король. – Особо в больших количествах. Что касается происхождения… Ты помнишь, во время большого похода мы потратили много усилий дабы выяснить природу этой гадости или хотя бы причину ее появления.

-- Но не добились особых успехов, -- сокрушенно развел руками старик.

-- В том-то и дело. И вот такой случай… Это пока секрет, но в тебе я уверен. Если коротко, то наши разведчики забрались далеко на юг и наткнулись на большое скопление нежити. Дело для юга обычное, но… Собралась нежить вокруг большого южного портала. И портал без хранителей. Разбежались, уничтожены нежитью, отозваны Чистыми – непонятно. Но факт есть факт. И вот возникла теория, что нежить из портала к нам и прет. И поскольку большинство нежити – ожившие мертвецы людского происхождения, то суть этой теории… В общем, мы хотим убедиться, может ли нежить пройти через порталы в Запределье? И обратно.

-- А смысл? – засомневался старик. -- Если портал запечатан от нежити, то, может, и пробовать не стоит?

-- Эээ, не все так просто, -- покачал головой король. – Согласись, кто запечатал, тот запросто и распечатать можно. Кто знает, что у этих таежных на уме. Сам понимаешь, мы их печати уважаем, как и они наши, но…

Король замолчал, словно упустил мысль, сморщился и, наконец, четко оформил просьбу:

-- Я хочу отправить через портал в Запределье пару нежити. И посмотреть, что с нею там станет. Для этого посылаю еще и пару лучших егерей. Они постараются снова отправить нежить сюда. Не получится -- они ее там и добьют. Снять печать таежных ведьм я по понятным причинам не могу, но ты можешь. Так сделай одолжение, помоги…

Нежить подготовили к отправке, грубо выволокли из клетки и крепко связали. По дощатому помосту подвели к порталу. Нежить к экзекуции отнеслась скорее равнодушно, только у плевуна длинная зеленая сопля сползла из уголка рта.

Старик с отправкой не торопился, подошел к дубу, положил ладонь на ствол, погладил кору. Попытался заговорить с древним деревом. Дуб не отвечал. Оно и понятно – столько суеты вокруг. Старик поднялся по настилу, не без опаски прошел мимо связанных дохлых тварей, почувствовав силу портала, остановился. Портал тоже почувствовал мага странствий и засветился ярче. Старик слышал неоднократно, что порталы придумал Безымянный Мастер для путешествия меж созданных им самим мирами. Глупость, конечно, порталы существовали всегда, просто не всякий их мог разглядеть. А вот и запретная печать, висит в свечении, мерцает и слегка покачивается, как еловая шишка. Действительно, похожа на ведьмин запрет. А с запретами стоит быть осторожнее. Старик отошел на пару шагов, оглянулся в поисках дракона.

Бездельник и чревоугодник оставался верен себе, воспользовавшись вниманием королевской охраны к подготовке важной операции, прокрался к палатке королевского буфетчика и спер из корзины запечного каплуна, которого, собственно, и доедал. Старик резко свистнул, дракон от неожиданности вздрогнул, мигом проглотил остатки птицы, сделал невинный вид и без особой резвости потрусил в сторону портала. Поднялся по сколоченным доскам, сел у ног старика и внимательно посмотрел в самый центр свечения. Старик знал, что драконья сущность сродни сущности самих порталов, как бы не странно это звучало. Видимо знал это и король Арриан, он сидел на троне с большой чашей эля явно подобревший и действия мага поощрял громкими восклицаниями.

Дракон посмотрел на старика, без слов понял, что от него требуется, подошел к самому порталу, приподнялся на задних лапах и широко расправил крылья. Голубоватое с серебряными искрами сияние вырвалось из его пасти и слилось с сиянием портала.

-- Теперь быстрее! – крикнул старик, перехватил покрепче жезл и решительно двинулся в свет. Шикарная мантия, вытканная звездами, мелькнула в голубом сиянии, превращаясь в скромный походный плащ.

Овай, наконец, справился с послеполетной тошнотой и волоча за собой шарманку попытался протиснуться к дубу. Куда там, не протолкнешься. Толпа-то какая! И все сплошь в зеленых плащах. Огляделся по сторонам. Заметил оставленную без присмотра арбу с досками. Забрался наверх. Все видел, как дракон дыхнул в портал, как тот ярко засиял, как Учитель первым в него шагнул. За Учителем в портал двинулись два молодых егеря и тут же вслед им стражники втолкнули в свечение связанную нежить. Томительные минуты ожидания. И вдруг мальчик испугался. А что, если Учитель не вернется? Что будет с ним? Еще утром он бурчал недовольно на постоянные поучения, придирки, а сейчас ужаснулся только одной мысли, что их не будет. Что делать маленькому мальчику в огромном и таком суровом мире? Но нет! Учитель вернется! Обязательно вернется! Должен вернуться! Все же вокруг ждут. И дракон ждет. Вон даже Его Величество забыл про эль, отбросил чашу, вскочил с трона и стоя смотрит в сторону портала.

Нет, но почему так долго? Не может же быть, чтобы так долго?! Почему они не возвращаются?! Но вот сияние в кроне дуба стало ярче. Есть! Первая фигура появилась на помосте, за ней вторая. Егеря с набитыми сумками. А где Учитель? Уффф, а вот и он. Хвала всем стихиям! Цел и невредим. Вышел из света, остановился, покачнулся, оперся на посох. Его Величество сами спешат к помосту, обнимают Учителя. Высшая честь! В радостных чувствах мальчик Овай тут же поклялся сам себе мыть ноги перед сном без всяких напоминаний!

Король внимательно выслушал старика, особо ему понравилось описание процесса горения нежити, удовлетворенно кивнул головой:

-- Значит, в Запределье нежити не жить. Горит ясным пламенем. Очень хорошо!Просто прекрасно! И хранителей с той стороны тоже нет. Как и ожидалось. И армии вторжения тоже не замечено, что не может не радовать. Я не зря рассчитывал на тебя, маг, ты принес только хорошие новости. А гонцов с хорошими новостями принято награждать. Что ты хочешь. Хорошо, хорошо, не тороплю, поговорим об этом после пира.

Но на пир старик не пошел, сослался на усталость. Попросился переночевать в палатке королевского буфетчика, тому этой ночью было явно не до сна. Старик не лукавил, он, действительно, очень устал. Портальное путешествие только с виду кажется делом легким и быстрым. А на деле… Заснул сразу, снов не видел. Мальчик улегся в ногах учителя, долго слушал громкое чавканье Мышата, которому от щедрот буфетчика достался здоровенный окорок, и наконец выгнал дракона на улицу вместе с окороком.

Утро выдалось туманным. Старик вышел из палатки, зябко поежился, огляделся по сторонам. Выглядело все это забавно, из тумана видны только головы эльфов в накидках. Посыльный от короля, оказывается, уже ждал у палатки и согнулся в поклоне, почти исчезнув в белесой субстанции. Старик улыбнулся и вопросительно посмотрел на мальчика уже ожидавшего с большим кувшином воды для умывания. Тот немой вопрос понял и зачастил:

-- Туман – есть воздушно-водная стихия, то есть -- сгустившиеся водяные пары.

Старик одобрительно кивнул и пообещал посыльному немедленно прибыть сразу после умывания.

Его величество сидел на поваленном сосновом бревне у костра, задумчиво ворошил кончиком прутика в золе. Увидев старика, сразу приложил палец к губам и замахал рукой, мол, не надо церемоний и поклонов, указал на место рядом. Старик сел, прислушался. Кукушка. Очень старательно выводит свое «ку-ку». Король от умиления аж глаза прикрыл.

-- А знаешь, у смертных есть поверье, -- наконец сказал король, когда кукушка сделала долгую паузу. – Что кукушка отсчитывает кому-то годы жизни. Сколько накукует, столько лет тому и жить.

-- Тогда эльфам нужна какая-то бесконечная кукушка, -- пошутил старик.

-- Верно, -- кивнул король. – Но смертные считают наше бессмертье каким-то благом, незаслуженным даром от стихий, от матери природы. И даже не подозревают, как это тяжело, идти по пути, у которого не будет конца. Впрочем, что я тебе говорю. У магов странствий это путь в буквальном смысле.

Старик согласно кивнул, ибо и сам не раз думал о том же.

– Так что, тогда, может быть, пойдешь с нами? – вдруг предложил король. --Вспомним старые добрые времена: славный поход, настоящие мужские беседы у костров за чашей доброго вина перед славной битвой. А потом утренняя дымка над бранным полем, и атака тяжелой кавалерии на рассвете, как, а?

– Увольте, ваше величество, -- покачал головой старик. -- Вы же знаете, войны – не для меня. Войны – забава для молодых.

– И то верно, тем более, никакой битвы не будет, -- сказал король с досадой. -- Еду к гномам замиряться. Представляешь, король эльфов будет признаваться гномам, что эльфы были не правы. Дубы будут просить за осин. Воистину, мир сходит с ума! Да и тяжелой кавалерии у нас пока нет. А жаль… Так чем я могу отблагодарить тебя за неоценимую помощь, дорогой друг Лонгокруз?

– Вы сами знаете, ваше величество, – поклонился маг.

– Да уж знаю. Библиотека, да? Мог бы и не спрашивать. Хорошо, так тому и быть. Мои маги, конечно, потом проклюют мне за это всю плешь, но это же потом, да? Как говорят смертные, живи сегодня. Вот перстень посещения, тебе разрешен проход в королевскую библиотеку. А мне пора.

Король резко встал и дал знак свите собираться.

Поляна опустела. Вместе с убывшей королевской свитой исчез и туман. Старик посмотрел и покачал головой, даже и не подумаешь, что еще совсем недавно здесь стоял целый королевский двор, горели костры, пировала эльфийская знать. Эльфы умеют ценить первозданность природы, даже пятен кострищ на поляне не видно, их заложили свежим дерном и полили быстроцветом. Старик кивнул мальчику, чтобы собирал вещи в путь, сам подошел к дубу, приложил ладонь к бугристой коре, попросил разрешения к общению. Но дуб просьбу отклонил, ибо уже с кем-то общался. С себе подобным в далекой северной стране.

Смотрю в книгу, вижу фигу. Тупо рассматриваю восемь листов древнего пергамента, сшитых в тетрадку. Почему всего шестнадцать страниц? Где остальное? Судя по батиной тетради, книга должна быть много объемней. Но еще раз оцениваю батин титанический труд. Он не только расшифровал эти каракули, что уже – подвиг. Надо сказать, что почерк у автора тот еще, как курица лапой. А рисовальщик из него и вовсе никакой! Но батя как-то нашел значения всем обозначенным в книге рисункам и расшифровал руны. И, главное, распределил текст по разделам: химия, алхимия, ботаника, биология, астрономия, медицина, яды и противоядия, ремесла, обществоведение и т.д… В реалии же расшифрованная рукопись представляла собой странный микс из наблюдений и умозаключений, перемешанных с заклинаниями и медицинскими советами. Ну вот если с самого начала доставшегося мне от бати документа:

«… ковать железо можно, когда оно раскалится до красна (рисунок кузнеца в фартуке перед горном. Фартук, кажется, кожаный). Огонь снаружи жарче, чем внутри. От ожога хорошо приложить разрезанный плод бисбаса, тогда пузыря не будет (рисунок растения с клубнями, видимо, тот самый бисбас). Пузырь нельзя прокалывать, может быть заражение. Кровопускание – глупость, пиявки – полезны в меру (извивающаяся пиявка). Заклинание «не болит» помогает (само заклинание в рунах, очень простенькое). В понедельник лучше не применять заклинаний созвездия Тельца. Во вторник – заклинания огненных стихий. Уголь – это древние древа, а известняк и мел – древние раковины. Стены из белого камня боятся мороза. Толченый известняк с соломой и навозом дает селитру. Толченый уголь помогает при желудочном раздражении. В полную луну лучше не сажать лен. Шелк дают черви из южных земель. Шелковый кокон может долго храниться. Лен плохо переносит засуху (заклинание на малый дождь). Лен лучше сушить в скирдах (рисунок, видимо – скирд). У льна хорошая манна. Светлую манну лучше не брать на кладбище, а темную – брать. Если труп долго стоит в углу, может протухнуть. Если в нем нет надобности, лучше положить в сухую землю и прикопать (рисунок стоящего в углу трупа, череп щерится, словно смеется). Болиголов лучше не принимать внутрь. Шалфей лучше толочь, а не перетирать. Зубная боль приносит сильные страдания (заклинание от зубной боли), головная боль может иметь несколько причин, у мужчин и женщин они разные (заклинание от головной боли)»…

О! Очень ко времени! Башка со вчерашнего просто раскалывается! Пробую прочитать руны заклинания от головной боли. Не знаю, сработало, или самовнушение, но, кажется, полегчало.

Голова болит по причине похмелья, вчера хорошо поддали. Проставлялся одногрупникам за тачку. Пришлось проставиться, а куда денешься? Ну да, приехал на занятия на серебристом «Ровере», который мне цыгане «недорого подогнали» за разгром дома. На парковке у вуза вроде никого из знакомых, а на лекции впервые заметил к своей личности интерес. Три года учились – никакого интереса, а тут сразу столько. Нет, оно понятно, у нас на фармфак большей частью юные девицы поступали, а я уже на первом курсе «окольцованный» был. Батя говорил – не торопись, не послушал. У нас с Лариской все как-то быстро получилось. И переспали-то всего пару раз, а тест на беременность неумолим. Получите – распишитесь. По-быстрому расписались, свадьбу сыграли узким семейным кругом, со стороны невесты была только ее мама с Урала. По понятным причинам невеста на свадьбе пила компотик. Потом роддом, двойня: «ну ты, брат, двойной ювелир», соски, пеленки, распашонки. Одногрупники подарили пластиковую неваляшку. Какое уж тут пиво после занятий, какой футбол?! Бегом домой, по пути – на детскую кухню за кефиром. Примерный семьянин. Потом, когда все случилось, и Лариска сбежала, все равно оказался сокурсникам неинтересен. На тусовки не скидывался, по клубам не ездил – денег не было, ходил в рванье. Матпомощь в деканате выписывал. А тут раз, и сразу «Ровер». Грех не проставиться!

А в общем-то интересные у меня однокурсники оказались при близком знакомстве, а я и не замечал. И общего много: Баранов тоже «Энигму» любит, Семин тоже развелся. Травкой веселой угостили. Да и я на стол не поскупился, хотя все равно традиционно не хватило, Баранов бегал подкупать коньяк с вискарем. Сдачу зажал, зараза. Но хорошо погуляли, от души. В конце, кажется, плясали. Сашка – за ди-джея. Во время медляка с выключенным светом я сосался с Галкиной и Диреевой. У Галкиной такие формы приличные, да и Диреева ничего! Уединялся с ними в спальной, благо змеюк в гараж переселил после утепления. Кажется, с обеими и заночевал. Но почему рукопись на полу валялась? Хвалился?

Кстати, рукопись – настоящая. Давал «Богатырям» на экспертизу, те привезли отчет на трех листах. Пергамент начала XV века, по качеству средний, но сохранился хорошо. Чернила примерно той же поры. Чернила, кстати, из каракатицы с печной сажей. Не выцветают. Краски на рисунках тоже натуральные, охра, индиго, пурпур из раковин. Нитки, коими страницы сшиты – натуральный шелк.

Про шелк тут на последней странице отдельная глава есть с изображением тутового дерева и сильно увеличенного червя. Перелистываю, удивляюсь. Нету червя, нету тутовика. Но ведь на прошлой неделе были, точно были! Куды делись? Теперь здесь про сон-траву. Как собирать, как сушить и как применять. Чо за херь? Рукопись подменили?

Откладываю рукопись, оглядываю комнату. В спальне вроде все норм, не считая сорванных штор. С кряхтением перемещаюсь в зал, где вчера гуляли. В зале разгром, как после цыганского визита, благо, что все разбиваемое было разбито раньше. Бронзовый слоник занял свое место под семейным портретом. Бывший лабораторный стол сдвинут к стене, весь в остатках пиршества. На полу пустая тара. А че так дыма много?

Сашка босоногий и заспанный в своем углу, за компом. Оттуда дымит! Кашляю. Надымил-то, надымил! А чем надымил? Так он, засранец, кальян курит! Я ж вчера еще и кальян для гостей прикупил, какие-то причиндалы к нему и пачку дорогущего табаку. А братец как его увидел, сразу ухватился, чего-то там химичил, заливал в колбу шампанское, раздувал угли. Откуда такие познания?

Пытаюсь врубить братцу за курение. Вяло отбрехивается, что кальян – не курение, а так – баловство, и что я сам дымлю, как паровоз. Ответить нечего, действительно, от переживаний курить стал много больше. Спрашиваю, почему не на занятиях, задает мне тот же вопрос. Вот крысеныш! Когда только отбрехиваться научился? Говорю, что у меня сессия начинается. А у него, оказывается, голова болит. Теряю в споре терпение. От братоубийственной войны спасает телефонный звонок. Голос Седого из «Богатырей». Сообщил, что выезжает ко мне с кинологом, поедем в лес, искать. Кладу трубку, грожу Сашке немыслимыми карами, если к моему возвращению дом не будет убран, и иду умываться.

Усаживаюсь на заднее сидение «Шеви-Нивы», рядом дядька в камуфляже, в ногах у него такса. Это и есть знаменитая ищейка? Собака смотрит на меня умными глазами. Хочется пива и курить, лезу в карман за пачкой. Седой мое движение замечает, просит не дымить в салоне, объясняет, что это плохо для нюха ищейки. И лучше бы мне на нее не дышать. Извиняюсь и терплю. А что делать?

Быстро едем на выезд из города, по пути Седой рассказывает, что достать кодекс Войнича никак невозможно. Он лежит себе в Йельском университете, в хранилище редких рукописей и охраняется, как форт Нокс. Ни купить, ни выкрасть. Но какой-то чудик грозится выпустить его полную копию малым тиражом по десять тысяч гринов за штуку. Можно сделать предварительный заказ. Интересует?

Думаю, пожалуй, что не интересует. Нет, денег не жалко. Только, нахрена он нужен? Потому что я точно знаю, то, что хранится в Йеле – тоже копия, ибо написано на пергаменте! А маг О.Раньи четко сказал, что оригинал Кодекса Эльфов написан на бумаге! И эта бумага должна чего-то помнить. Подъезжаем к поселку Лесному, подсказываю Седому съезд на грунтовку.

Никаких захоронений мы в лесу не обнаружили. Такса по кличке Клякса оказалась животиной умной, работящей. Сначала сделала круг по поляне и с воодушевлением облаяла сидевшую на сосне белку. Потом деловито понюхала старый батин свитер с оленями, который я прихватил с собой, про белку и прочие глупости сразу забыла. Но след с ходу не взяла, а долго вынюхивала, ходила кругами. Вдруг учуяла что-то, глянула на хозяина с немым укором, мол, офигел что ли? Это ж сколько времени прошло? Хозяин развел руками, что имеем, то имеем. Клякса покрутилась на месте, потом уверенно пошла по следу и остановилась перед дубом. Громко тявкнула.

Кинолог сказал убежденно, что такса взяла след, и батя здесь точно был. Но упирается этот след вот в этот дуб. Здесь и кончается. Словно батя у дуба испарился. А такса древнее дерево тщательно так обнюхала и гавкнула еще раз. Почему-то я ей не верю. Это ж зимой было, снег вокруг, и батя на лыжах. Растаяло все, какой тут на хрен запах? Или как? Такса смотрит на меня с укоризной: «Много ты понимаешь в собачьем нюхе».

Смотрю на дуб, вспоминаю. В батиной тетради было что-то про дуб, определенно было. Большой дуб, а вокруг него кружки, в которых изображены листья разных деревьев и еще какая-то хрень.

Домой вернулись затемно. Радоваться или печалиться – не знаю. След, точнее -- запах упирается в дуб и все. Разве такое возможно?

Ночь, улица, фонарь, аптека. Улица с фонарем видны из окна, вместо аптеки – бодрящие «колесики» и здоровенная чашка кофе. Ночь уже совсем поздняя. Сижу, зубрю, зеваю. Завтра – встреча с заразой Нистратовым перед экзаменом. Консультация. Не явиться на нее = не сдать у Нистратова. Он, зараза, все в свой блокнотик записывает. И всех -- поименно! Пропустить у него лекцию – чревато! Летом он отправил всю группу на пересдачу осенью, а в деканате по этому поводу толкнул пафосную речь, что институт должен готовить врачей, а не неучей. Заметив хмурый взгляд декана с пафосом сбавил – предъявил справку, что очень болен и нуждается в срочном лечении. И уехал куда-то на юг пить «Боржоми» в огромных количествах. Вот у курса праздник-то был! Нистратов переносится на осень! Баранов с Диреевой на радостях даже на столе плясали.

И вот она осень, и вот он -- Нистратов. Отложенная казнь без надежды на помилование. Тупо смотрю в конспект и понимаю, что ни хрена не знаю. А что знаю – не помню. И ничем это положение дел не изменить, и никакой философский камень не поможет. Магия здесь бессильна.

Отодвигаю конспект, придвигаю распечатанные на принтере листки, сшитые в тетрадь. Кодекс Войнича, скачен с интернета в высочайшем качестве. Братец расстарался. Достаю батину тетрадь с его попытками перевода. Определенно где-то это было! Растение со смешными соцветиями и разветвленной корневой системой. Название такое… как бишь его… если латинскими буквами, то azaratus! И всего-то надо, что растереть эти соцветия в ступке, ошпарить кашицу кипятком и поставить на ночь в прозрачном сосуде под свет луны. И все! Потреби с утра, и сможешь запомнить целую книгу наизусть. Вот бы мне этого азаратуcа. Только где бы его взять? Разве что в Америке поискать? В южной.

Все, что касается указанного кодекса, я собираю и изучаю самым внимательным образом. Все версии, все догадки и попытки расшифровок. Большей частью зело смеюсь! Но порой попадается и кое-что интересное! Вот братец статейку скачал, оказывается, часть якобы несуществующих растений из книги имеют место быть в природе, но… Не в Европе, а именно в Америке, и большей частью – южной. Так, дайте подумать, кодекс, если верить радиоуглеродным исследованиям, написан где-то в 1415 – 1440 годах. А Колумб Америку открыл в 1492-ом. Как же так получилось, что как попали в средневековый манускрипт растения с еще не открытого материка? Вопросов больше чем ответов.

Почему батя увлекся Кодексом Войнича, я точно не знаю. Но он у него был, все 240 страниц, скопированных на ризографе. Помните, были такие чудовища, прадедушки нынешних сканнеров? Правда картинки были чэбэ, батя их сам раскрашивал акварельными красками, стараясь следовать оригиналу. Значит, оригинал тоже был? Когда появилась электронная почта и соцсети, батя списывался с людьми, тоже этой темой увлекающимися. Кажется, тогда какой-то сумасшедший американский миллионер предлагал $100 000 тому, кто кодекс переведет. Скорее всего – просто пуля, но за разгадку брались многие. Не получилось ни у кого, и чаще получал батя ответы с изрядной долей пессимизма, типа: «Я в детстве тоже нарисовал двести видов никому неизвестных растений и животных, ведь рисовал я как курица лапой и, буквы у меня точно не и из русского словаря были -- просто закорючки. Может кодекс написал такой же гений, как я!))». Что ж, случается и такое, но батя вздыхал и снова садился за перевод. Он был очень упертый. И у него получилось!

Я закрыл тетрадь, отодвинул на край стола. А ведь маг в Том мире ждет. Ждет! Ждет господин О.Раньи этих распечатанных листочков со странными растениями. Интересно, зачем они ему? Ведь с первого взгляда определил, что они из малого эльфийского кодекса. Значит, где-то уже эту книгу видел, смотрел, читал? Что-то там хочет важного найти или просто для полноты библиотеки понадобилась? И что интересно, теперь я могу запросто с магом О.Раньи связаться. Без всяких свечей, пентаграмм и переселений в тело не очень чистоплотного средневекового бурсака. Достаточно заглянуть в зеркало. Мне тут недавно доставка зеркало доставила. Заказ С.М. Попова и почерк на заказном листе – батин. Полгода бандеролька шла! В добротном таком ящике из пахучей сосны -- здоровенное зеркало в старинной раме. Видать, дорогущее, ибо так и обозначено «венецианское», но доставлено из Питера. Откуда только у бати деньги на такую роскошь нашлись? А потом в его тетрадке я сам нашел забавный рисунок: стоят два чела со свечами в руках, а между ними – зеркало. И вот они руки друг к другу протягивают, кончиками пальцев почти касаются. И заклинание вызова, тут же заклинания приема вызова. Произнеси и увидишь, кто по ту сторону зеркала. А я уж догадываюсь – кто. Не зря же мэтр О.Раньи возглавляет гильдию аррохонских зеркальщиков.

Зеркало я сначала поставил в прихожке, но потом убрал -- уж часто оно помигивать стало. Вот как экран у барахлящего телевизора. Видно, вызывает кто-то. Только я на вызов отвечать не собираюсь. Хватит с меня мира с эльфами, орками и прочими уродами. А то опять угодишь к ним, да там и останешься. И если раньше здесь мне терять было нечего, кроме Сашки, естественно, то теперь... Теперь как-то жизнь здесь милее стала. От греха подальше сволок зеркало в кладовку, пусть там мерцает.

Ну, что толку сидеть? Пойду-ка я спать, завтра – Нистратов, последняя консультация перед экзаменом. Перед тем, как выключить настольную лампу, выдвигаю ящик стола. В ящике – конверт, в конверте зеленые деньги. За звонкую золотую монету цыган Яша завез мне деньги за «рыжье» в баксах». Очень он золотым червонцам порадовался. С червонцами и копией батиного завещания это уже не криминал почти. Это уже просто коммерция. У кого же это из классиков было. Про эти самые золотые червонцы? Так это из «12 стульев», точно! Отец Федор расплатился за ордерок на мебельный гарнитур генеральши Поповой как раз золотыми червонцами. А может и мне… расплатиться? Чем хуже баксы таинственного растения азаратус?

Лысый Муромец позвонил рано утром и сказал, что надо встретиться. Срочно. Соображаю, что на консультацию к заразе Нистратову уже не успеваю, но делать нечего. Муромец – мужчина серьезный, так просто тревожить не стал бы. Приглашаю заехать в гости.

Приехал быстро, жилище наше цепко осмотрел, перед семейным портретом над камином задержался. Посмотрел на меня вопросительно. Они? Киваю.

– Красивая у тебя матушка, -- констатирует Муромец и сразу к делу, но с предисловием:

– Ты знаешь, к нам много кто приходит. Иногда и сумасшедшие совсем. Тут две тетки приходили, жаловались, что соседи просвечивают их лучами через стену. Принесли кусок стены. Реально кусок бетона! Чем только стену долбили? В общем, когда ты нас в первый раз в лес поволок, у меня тоже кое-какие сомнения по твоей личности возникли. По части психики. Но Алеша, младшенький наш, на твою защиту твердо встал. И вот решил камеру в лесу оставить. Аккурат напротив дуба. Знаешь, такие камеры слежения – ловушки. Из арсенала современных лесников. За тиграми амурскими следить, или за кабанами. Срабатывают на движение. Без особой надежды поставили, так, на всякий случай. Просто у Алеши без дела валялась. И вот… В общем, смотри сам. Жаль, разрешение слабовато.

Полез в карман за флешкой:

– Есть на чем посмотреть?

Киваю в угол, Муромец долго возился, вставляя флешку в Сашкин комп, отыскивая нужный файл, наконец, нажал на «ввод». На экране – лес, та самая поляна с дубом. Изображение черно-белое, разрешение, действительно, слабовато, звука нет. Сумерки опять же. Судя по циферкам внизу экрана, снималось все это дело вчера вечером.

С минуту ничего не происходило. Вдруг в кроне дуба появляется слабое свечение. Свечение усиливается. Прямо из него появляется темный силуэт, за ним второй, чуть позже – третий. Люди. Откуда? Цепляясь за сучья, они спускаются по стволу вниз. Двое помогают третьему. Они в трико и в коротких плащах, третий – в длинном плаще и в широкополой шляпе. Лица видно плохо из-за разрешения, но явно не негры. Обычные лица, двое молодых, длинноволосых и старик с седой с бородой. У него в руках длинный посох. Все трое встают под дубом и смотрят в сторону свечения. Где-то с минуту стоят. Из свечения появляется еще один силуэт, но за ветки не цепляется, а камнем падает вниз. Он связан. Тут же сверху прямо на него падает второй и тоже связанный. Тела на земле начинают извиваться, одно даже пытается встать. Молодой вдруг резко бьет его ногой. Тело опрокидывается на спину и вдруг начинает искриться, как фольга в микроволновке. От него идет дым. Второе тело под дубом корчится в судорогах и тоже дымит. Молодые и старик на все это дело внимательно смотрят. Вдруг один из дымящихся вскакивает на ноги, прижимается спиной к дубу. Лицо темное, страшное, перекошенное. Рот открыт, видимо, орет. Вспыхивает! Сначала лицо, потом все тело. Натурально горит! Тут же вспыхивает и второй, лежачий. Оба горят ярким пламенем, рассыпая искры. Троица от источника воспламенения отошла, но также внимательно за всем наблюдает. Горящая фигура вдруг обмякла и рухнула. Горение под дубом быстро прекращается. Старик подходит к дымящимся останкам и разгребает их посохом. Дает команду молодым, один снимает сумку с плеча и нерешительно подходит к месту такой неожиданной кремации. Кажется, старик сердится, оба молодых быстро натягивают на руки перчатки, собирают и ссыпают оставшийся от погорелых прах в сумку, бросают туда два обугленных шара. Черепа? Старик смотрит по сторонам, поторапливает. Вот прах собран, один из молодых стягивает перчатки и брезгливо швыряет их в кусты. Старик грозит ему посохом, молодой идет к кустам, скоро возвращается с виноватым видом. Старик снова смотрит вверх, оглядывается, торопит. Молодые лезут по стволу вверх, старик за ними. Видно, что ему тяжело, но упирается изо всех сил. Последним исчезает в свечении. Свечение медленно гаснет.

Смотрим в экран оба офигевшие. Муромец признается, что раз пять это пересмотрел и все равно глазам своим не верит. Этого не может быть! Нашел еще один файл, запустил. На экране стоп-кадр. Крупно – перекошенное лицо дымящегося перед возгоранием. Ну и рожа! Очень похож на зомбака из голливудских ужастиков. Глаза такие же белесые.

Муромец вытащил из пачки сигарету, предложил мне и сам закурил:

– Утром посмотрели, глазам своим не поверили, сразу по коням, и туда. Едем, материмся, я, признаюсь, тебя большей частью материл. Думал, что студентик, то есть ты, с нами шутки решил шутить…

– Ну а я-то здесь при чем?

Муромец прижал руку к груди, мол, погоди, дай договорить:

– …но умом понимаю, что это – не розыгрыш. Больно уж натуралистично. Едем, думаем, что делать. Мы ведь народ – законопослушный. У нас с ментами мир и дружба, поскольку сами бывшие менты. И договоренность, если что серьезное, криминал какой, мы сразу информируем. А тут не то что криминал, мокруха! Натуральное сожжение двух лиц при отягчающих. Приехали. Под дубом – зола, пепел, на коре – следы горения. Собрали, что можно собрать, и в лабораторию.

– И что?

– Обнаружены частицы человеческих тел со следами кремации. Но! Внимание! Частицы мертвых тел с явными признаками трупного разложения! Мертвых, понимаешь?!

Ни хрена не понимаю:

– Погодите, вот эти, которые горели, они были уже мертвые?

– И срок разложения – не менее полугода! Представляю, как эта парочка смердела. И еще никакого намека на горючие вещества, ни бензина, ни керосина. Есть спирт, этиловый. От процесса естественного брожения. Они сами полыхнули! Непонятно от чего.

Сижу, смотрю на оскаленную морду на экране. Надо же, зомбак! Как из кино!

– И вот еще что.

Муромец залез в карман, вытащил что-то в пластиковом файле. Перевернул, вытряс. На стол шлепнулась светлая кожаная перчатка, испачканная золой.

– Алешенька в кустах нашел, – сказал Муромец как-то обреченно.

Смотрю еще раз видео. Качество записи хреновое, но лицо старика мне почему-то показалось знакомым.

К сытой и богатой жизни привыкаешь быстро. Сытая и богатая жизнь – развращает! Сытая жизнь никак не ассоциируется с зубрежкой в ночь перед экзаменом как раньше. Когда доцент Нистратов произнес свою знаменитую садистскую фразу: «Что ж, юноша, как говаривал Ленин, вам еще учиться, учиться и учиться… аж до зимы» и развернул мою зачетку, чтобы влепить в нее неуд… Я ведь хорошо запомнил, как изменились его глаза. Только что в глазах доцента было абсолютное интеллектуальное превосходство интеллигента советской закалки с легкой примесью горького сожаления о потерянном постсоветском поколении лодырей и двоечников. О моем поколении. Но тут доцент видит пачку американских денег. Хорошую пачку, я не поскупился и засунул в зачетку штуку баксов. Хотя за экзамен хватило бы и сотни. Но я хотел, чтобы наверняка! Чтобы он офигел! И он офигел! Сначала глаза округлились – удивление! Посмотрел на деньги, на меня (от меня-то он явно не ожидал), снова на деньги. Наконец осознал. И тут в глазах его проявилось то, что и следовало ожидать – затаенная и порочная любовь интеллигента старой советской закалки к американским президентам на купюрах. Препод движением, достойным хорошего иллюзиониста, растворил взятку в ящике стола и занес перо над зачеткой. И все-таки советская закалка взяла свое. «Хор» вместо «Отл». Мне это «Отл» и на хрен не нужно, мне и «Хор» вполне хватит, но за штуку баксов мог бы и…

О, эта сытая и богатая жизнь! Вот в эти моменты прелести ее ощущаешь особо. Приятно, черт возьми, видеть, что твои однокурсники не разбрелись компашками отмечать сданный у заразы Нистратова экзамен, как раньше, а ждут на лавочках около главного корпуса. Ждут меня, Мишу Попова. При этом старательно делают вид, что не именно меня, а просто ждут, когда все сдадут экзамен, чтобы всем вместе скинуться, выбраться на природу и, так сказать, отпраздновать. У нас же очень дружная группа. С недавних пор. И однокурсницы уже не морщат брезгливо свои прелестные носики, глядя на мои затертые джинсы и стоптанные туфли, а обжигают страстными взглядами моего спортивного «Ровера». Правда, джинсы у меня и сейчас затерты до небесной лазури, но очень, очень дорогие.

Не спеша подхожу к лавочке, девчонки облепляют меня со всех сторон, щебеча и поздравляя. Сдать у Нистратова с первого раза да еще на «хор» -- повод отметить! Знамо дело, кто бы сомневался. Ребята тоже здесь, уже раздавили пару пузырей недорогой бормотушки, вон, под лавкой тара пустая. Глаза уже с искорками, смотрят выжидательно, душа требует продолжения. Будет вам продолжение, не беспокойтесь. А кто это меня не поздравляет? Диреева с Галкиной сидят поодаль, обнявшись. Не, вы не подумайте, они не того… Нормальные девчонки. Просто зараза Нистратов их срезал. «Учиться, учиться и учиться, девоньки. Вы же – будущие врачи. Увидимся зимой». Что ж, бывает, по себе знаю. А вот сюрприз! Дина Карасевич – королева курса тоже здесь? Снизошла наконец! Видно, прослышала про нашу последнюю оргию в лучшем загородном клубе? Или же просто – созрела.

-- Что, ребята, гуляем?! – предлагает Баранов. -- Мы, кто сдал, с радости, ха-ха-ха, Диреева с Галкиной – с горя. Едем, как обычно, к дубкам?

Интересно, кто-нибудь скажет, что нужно остальных подождать? Ведь полгруппы еще потеет у заразы Нистратова. Ну хоть кто-то заикнется? Народ безмолвствует. Народ готов гулять со мной прямо сейчас и хоть до утра. Даже несчастные Диреева с Галкиной, даже королева курса Карасевич. Вон сидит, тоже ждет. Их группа вчера сдавала, здесь она по личному приглашению, моему.

Народ в нетерпении, народ ждет, народ безмолвно требует хлеба и зрелищ. Нельзя долго испытывать терпение народа. Рука привычно лезет за лопатником. Толстым и многообещающим. «Вить – на транспорт» -- это с парой купюр Баранову. У него братан на маршрутке работает. Привезет, куда надо, и увезет, посчитав по головам и собрав самых нестойких по кустам. «Ларис – закусон» -- это с парой купюр Ивановой. Самая домовитая у нас, купит все, что надо и даже соль не забудет. «Коль – на шашлычок» -- у Семина кореш на рынке работает, мясо рубит и сам же маринует. Такой шашлык мастырит – слюной подавишься от одного запаха. Там же, на рынке, и уголек прикупит. А «пойло» у меня в багажнике с прошлого раза осталось, слишком много взяли – не осилили.

Ну что, по тачкам? Кроме меня свои «тачки» имеются у Баранова – старая пятерка и у Карасевич. Но королева курса сегодня без своей белой «хундайки», сидит на лавочке, рассматривает игру лучиков в перстеньке. Протягиваю королеве руку, говорю какую-то банальщину. Королева принимает комплимент сообразно своего сана, царственно подает руку, поднимает упругую попочку с лавочки, чтобы занять подобающий ей трон – переднее сидение моего «Ровера». Но какая королева без фрейлин? Делаю знак Диреевой с Галкиной, поедут с нами, хоть какая-то им компенсация за неуд от заразы Нистратова. Затовариваемся в гипере. Вернее, девчата затовариваются, а мы с королевой пьем в кафешке кофе. Королева смотрит на меня из-под пушистых ресниц. Во взгляде – загадка. Вот, девчата звонят. Быстро, однако. Все взяли? Все! Тогда в дубки.

В дубках хорошо. В дубках у нас уже своя поляна, где все прибрано-убрано, песочек белый на бережку озерка, бревнышки сосновые квадратиком вокруг костровища сложены, дрова для костра заготовлены, мангал вычищен. А на том берегу -- шалашик, как у Ленина в разливе, с очень мягким сеном. Какой-то шутник около шалашика гипсовый бюст вождя установил.

Пляжик пустой совершенно! Ну кому еще придет в голову купаться в середине сентября? Разве только мне. А погодка сегодня как по заказу: солнышко палит, водичка в озерце теплая. Солнышко и озерцо – бесплатно. Ну, почти. Небольшое заклинание из батиной тетрадки, и вот вам маленький июль на отдельно взятом пляжике. Не на долго, часика на три.

Едва мы остановились на полянке, Карасевич первая вышла из машины, подошла к воде, попробовала воду ладошкой и смачно потянулась. Вернулась к машине, достала из сумочки купальник, сказала «отвернись» и, не особо смущаясь, переоделась у заднего крыла авто. Я послушно отвернулся, но в зеркальце заднего вида все очень детально рассмотрел. Вот это формы! Аж дух захватывает! И купальник, надо сказать, ей очень идет, знать, послеэкзаменационный выезд на купание был запланирован заранее. Интересно, заплыв на тот бережок со мной в планы королевы входит? А чего тут думать? Сейчас и проверим, пока остальные на маршрутке сюда добираются, а двоечницы -- Диреева и Галкина по кустам прячутся – купальники переодевают.

Мы зашли в воду, Дина показала прекрасный стиль кроля, но плыть на тот берег пока не захотела. Особое ударение сделала на слове «пока». Или мне так показалось? Ну и ничего, мы не гордые, подождем…

Веселье было в самом разгаре. У костра уже груда пустых бутылок, шашлык съеден, косточки обглоданы, из мощных динамиков Ровера гремит танцевальная музыка. Диреева и Галкина пляшут, взбрыкивая ногами и матом понося заразу Нистратова. Пьяненький Баранов уже дважды падал на раскладной столик, он всегда падает, наверное, это станет традицией нашего курса. Как и очередное стояние Семина на коленях перед Ивановой с признанием в любви.

Королева сидит на сосновом бревне очень близко ко мне, благосклонно позволяет моей правой руке поглаживать ее талию и то, что пониже талии, порой выразительно поглядывает мне прямо в глаза. Лицо чуть зарумянилось, глазки чуть окосели, но все равно, хороша чертовка! Нежные пальчики ее гладят мне запястье. Мог ли я мечтать об этих пальчиках еще год назад? Ну да, как свинопас из сказки про горшочек и принцессу. Что ж, и свинопасы порой достигают высот немалых. Думаю, нам пора осмотреть ленинский шалашик? На ушко предлагаю Дине освежиться в озерце. Предложение благосклонно принято, встаем. Других желающих присоединиться к купанию останавливаю жестом – из величества желают уединиться.

Что ж, Дина оказалась девушкой современной, к предложению осмотреть ленинский шалашик изнутри теперь отнеслась благосклонно, правда, в соитии показалась несколько холодноватой, возможно, это – последствие купания. Все-таки водичка уже остыла. И еще поинтересовалась на обратном пути, много ли юных дев приглашал я осматривать этот шалашик? Что?! Претензии?! Первая ссора влюбленных голубков?

Муромец позвонил, когда народ начал играть в бутылочку на раздевание, и Диреева уже оголила свои прекрасные сиськи. Едва услышав его голос, я понял, что-то случилось что-то важное. Осторожно освободился от объятий королевы курса и отошел в сторонку. Муромец ничего конкретного не сообщил, просто предложил «срочно подъехать в контору».

Прошу у гуляющих извинения и выгружаю из багажника остатки спиртного. Смотрю на компанию. Компания встревожена до предела! Компания заметила выражение моего лица и готова немедленно прийти мне на помощь! Если нужно – сдать кровь, костный мозг, Баранов готов даже отдать почку. Я успокаиваю, что помощь не требуется. Я понимаю, что компания отдыхает, и я ей больше не нужен. Будут гульванить до темноты, благо, есть чем и есть кому развозить. Вон, Газель уже на берегу стоит, ждет. Ловлю на себе встревоженный взгляд Карасевич. Развожу руками, извиняюсь. Нежно целую в уста, но с собой не беру. Миша – мужик! У мужика Миши -- срочное дело! Любимая должна ждать и сохранять верность настоящему мужику, у которого срочное дело. Перед выездом закинулся парой «колесиков от запаха» -- классное импортное средство на случай встречи с доблестным ГИБДД.

Я подъехал в контору довольно быстро, Муромец мне обрадовался, сказал, что нужно доехать до Истоков. Это та самая языческая деревня, где тот долбанный фестиваль проходил, после которого мамка с сестрой пропали.

Внутри у меня чего-то екнуло. Что-то прояснилось? Доехать нужно? Да я хоть сейчас! Куда угодно! Принимаю еще одну хитрую таблеточку от алкогольного выхлопа, Муромец смотрит на это неодобрительно, но вслух не высказывается, продолжает сбираться. Вроде все.

-- Едем?

– Погоди, надо убедительные документы прихватить, – спохватился Муромец уже на пороге кабинета, вернулся и достал из сейфа кожаный портфель. Толстый такой, видно, документов много. Что за документы?

Поехали на моем «Ровере», Муромец машинку оценил, показал большой палец руки. По дороге сообщил о ходе поисков, ну и про видеоролик с горящими мертвецами, который нас всех напряг. В общем, к этому делу подтянули всех местных ролевиков, а также из соседних областей и регионов. Алеша разослал фотки с подробным описанием. И хотя лица старика и двух молодых стрелков Алеше удалось «вытянуть» и для опознания они стали вполне пригодны, но никто их так и не опознал. И по ментовским ориентировкам нигде, ничего. В поле зрения органов МВД эти трое никогда не попадали. То же самое касается и сгоревших трупаков.

Покрой плащей тоже удивил, странный покрой, во «Властелине колец» совсем другие у эльфов плащи. А эти скроены так, что и тело вроде прикрывают, и верхом на них удобно, и в любой момент можно за меч схватиться, ну или за лук. Луки – особая история, на чатах ролевиков по этому поводу серьезный спор разгорелся. Это Алеша туда тему закинул. Вроде классический сложный лук, собранный и склеенный из особых пород дерева – чаще всего из тиса, и костей животных. Однако форма изгиба – ни у кого такого не встречается! Некоторые «специалисты» вообще утверждали, что стрелять из таких луков невозможно.

И уж совсем удивила найденная перчатка. Кожа – ослиная, очень хорошей выделки. А сшита… жилами диких животных, большей частью – косули. То есть, если кто и пошутил, то уж больно мудрено. Давно видели перчатку из ослиной кожи, да еще сшитую жилами? А вообще осла давно видели? Тем более, это ж ручная работа!

Просветил Муромец и по части «потеряшек» в данном районе. Реально пропадают люди, ну ладно бы там бабки старые, да дедки-грибники. Так нет, вполне себе молодые люди, крепкие, здоровые, с завидным постоянством.

Когда уже подъезжали к поселку Муромец сообщил, что очень нам нужно со старостой этого самого экопоселения переговорить. Мутный этот Олеко Саввич, неискренний какой-то. С ним сейчас Добрыня беседует. Как-то тяжело беседа складывается, требуется наше присутствие.

Вспоминаю Олеко Саввича. Ну да, староста Истоков и организатор этнографического фестиваля, куда мы всей семьей ездили. Как раз оттуда фотопортрет у нас над камином. На открытии фестиваля Олеко Саввич играл на гуслях и пел что-то былинное. Да и сам этакий былинный Баян с гуслями, космат и бородат, в рубахе до колен. Но улыбчив, с хитринкой в глазах. Хотя, надо отдать ему должное, когда мамку с сестрой искали, он офигенно помог! Всю деревню на поиски выгнал. Поисковиков, волонтеров за свой счет кормил, поил, на ночлег по домам устраивал и очень нам с батей сочувствовал. Хороший человек!

До Истоков долетели быстро, и даже когда свернули с трассы, дорога порадовала. Раньше яма на яме, а теперь – почти шоссе. Молодец Олеко Саввич, и дорога у него хорошая стала, и дома в деревне справные. Основательные такие, сплошь из цилиндрического бруса. Только церкви нет, деревня-то языческая. Вместо церкви на высоком холме святилище с Ярилой, Перуном и прочими истуканами. Не особо приветствую, но и не осуждаю, ибо уважаю свободу выбора. Подъехали к дому старосты. Не дом, а дворец! Терем сказочный в русском стиле, в нем кино можно снимать про Варвару-красу, длинную косу. Калитка в воротах оказалась открыта. Входи, кто хочешь! Мы и вошли.

Признаюсь, увиденная картина меня сильно удивила. Во-первых, двое «дружин» – крепких мужчин, которые за Баяном обычно везде ходили типа охраны, теперь сидели под крыльцом на жопах, связанные и с кляпами во рту. Во-вторых, сам Баян был подвешен на кухне за связанные же руки к крюку, на котором раньше висело колесо со свечками, заменявшее люстру. Рот его был заклеен широкой блестящей лентой, Баян мычал, пучил глаза и пробовал извиваться.

Седой Добрыня стоял рядом и раскладывал на столе какие-то инструменты. Я узнал кусачки, стоматологические клещи и шуруповерт с дисковой пилой. Тут же на подставочке нагревался паяльник. Добрыня задумал либо сложный ремонт, либо страшную пытку.

Муромец кивнул коллеге, перекинулся с ним парой слов, посмотрел на Баяна, нехорошо улыбнулся, снял пиджак и рубаху с галстуком, обнажив мощный торс, на котором очень смотрелись широкие армейские подтяжки. Открыл портфель. В качестве убедительных документов вытащил две красных боксерских перчатки. Надел на руки, дал Добрыне завязать шнурки, постучал одну о другую. Очень убедительно! Принял боксерскую стойку, похвалился или предупредил: «Чемпион областного УВД по боксу в девяносто девятом!», подошел к Баяну вплотную.

-- Так не знаешь, куда женщина с девочкой пропали?

Баян отрицательно замотал головой. Муромец ударил раз, ударил второй, потом провел серию быстрых ударов по корпусу. Закончил смачным шлепком в область печени, от которого Баян особо жалостливо замычал. Баян вообще дергался от каждого удара, глаза его пытались выскочить из глазниц, судя по расширившимся до предела зрачкам, ему было очень больно.

– Это только разминка! – пояснил Муромец, отходя на шаг. – Сейчас я тебе свои коронные удары покажу. Я Дементьеву, между прочим, в полуфинале два ребра сломал!

Баян вряд ли слышал про полуфиналиста Дементьева, но истошно замычал и снова замотал головой. Теперь уже утвердительно.

– Хочешь что-то сказать? – заботливо поинтересовался Добрыня. Он как раз закончил разогревать паяльник и теперь натягивал на ладони латексные перчатки для проктального массажа. – Ты, любезный, не торопись, если не хочешь, не говори ничего. У меня руки чешутся тебе простату паяльничком погреть. Говорят, очень действенная процедура. Не хуже твоих травок действует. Давай, сначала простатку погреем, а потом поговорим, а? Вот я тебе штанишки спущу…

Баян снова замычал, с ужасом глядя на паяльник, кажется, он что-то очень хотел сказать немедленно. Без паяльника. Добрыня не совсем ласково содрал ленту с его рта. На обратной, клейкой стороне ленты осталось изрядно от бороды и усов.

Баян заорал:

– Я не виноват! Они сами! Сами к дубу пошли! Явоная мамка и сестра. Я им только про папоротник сказал, что цветет. Что цветки видели. Они и пошли. Но я не думал, что заберут. Они ж только мужиков берут, у них – квоты. А ведьмам, им все равно, что мужик, что баба. Им даже баба лучше! И на квоты плевать!

– Таааак, – сказал Добрыня, все еще поигрывая паяльником. – Уже лучше. А теперь четко, разборчиво, с подробностями. Кто именно они? Откуда?

Олеко Саввич плакал, глотал из стакана в руках Добрыни воду и каялся, каялся во всем. Что давно сотрудничает с Теми, из-за портала. Они ему здесь и велели поселиться, здесь до Заветной поляны ближе всего. Денег на деревню дали. Точнее, не деньги, а камни, не ограненные, большей частью изумруды, реже – алмазы. У него после первой отсидки связи остались у подпольных ювелиров. Еще лекарства давали. Очень хорошие! Он людей лечил! У него грамоты и благодарности от губернатора есть! Те велели приводить к порталу людей. Не меньше двух в месяц. Сумасшедших баб к нему на поселение съезжается много, с этим проблем не было, с мужиками – хуже. Приходилось даже бомжей с города тайком привозить, поить до бесчувствия и на поляне оставлять. А они не хотят бомжей. Им мастеров подавай. А где ж их взять? Поди, найди нынче кузнеца. Сплошь менеджеры да юристы. Вот и приходилось… Свои, деревенские подозревать что-то стали. Слишком часто люди пропадали. А не обеспечишь квоту, Те наказывают сильно. Грозились самого забрать на рудники. Поэтому фестиваль придумал, грибной чемпионат, прочую фигню с ролевиками, кемпинг на берегу озера устроил, народу много съезжалось. Для квот хватало. Пропавших особо и не искали. Но чувствовал, что сваливать пора. Не успел.

Добрыня ласково погладил Баяна по курчавой гриве и указал рукой на меня:

– Его мамку с сестрой как сдал?

– Не хотел я, я ж эту семью знаю, как родные мне, – всхлипнул Баян и повернулся ко мне. – Миш, ты ж помнишь, я ж тебя как сына… твоих дочек на руках носил… Но Таежные сами на них указали. Заприметили они их на фестивале, понравились что ли? Я против был, честное слово, я говорил, что искать будут, а они… Заставили, запугали. Я только Анне Михалне сказал, что видел папоротник светящийся, и место указал. Там их и ждали.

– Понятно все, – сказал Добрыня, пряча паяльник в футляр. Как мне показалось, с некоторым разочарованием, что не удалось применить. А Муромец шлепнул Баяна перчаткой по носу:

– Эй ты, язычник хренов. Говори, как его мамку назад вернуть? А то я твои былинные гусли сам знаешь куда тебе затолкаю!

Взгляд у Баяна стал совсем затравленный:

– Христом-богом клянусь, не знаю. Нет оттуда возврата! С теми, которых среднеполосные забирают, еще как-то за выкуп можно договориться или обменять. Но ведьмы, они совсем того, беспредельщицы…

Вышли на резное крылечко, стоим, курим. Я в полном ауте. В кармане вибрирует. Достаю мобилу. От Карасевич пять неотвеченных. Не отвечаю, не до нее сейчас. Шлю обещание: «Перезвоню», прячу мобилу.

– Так-то, брат, – говорит мне Муромец задумчиво. – Значит, таежные ведьмы. И что они за хрень – совершенно непонятно.

Повернулся к Седому:

– Что, брат Добрыня, с Баяном былинным делать будем? Отпускать-то его совсем нельзя. А то растечется мыслею по древу и слиняет, как есть – слиняет. Бабла-то у него, как понимаю, хватает. А он может нам здесь зело понадобиться.

– Оно понятно, что слиняет, страна большая, – соглашается Добрыня. – В СИЗО его определить? Так он реально здесь нужен, на контакт с этими ведьмами без него не выйти. В подвале запереть? И сколько так держать? Опять же, прихвостни освободят. Борзые очень, едва с ними управился. А может… Домашний арест сможешь устроить? Чтобы все по строгому, официально, с подпиской, видеофиксацией и датчиком на ноге.

– Ну, ежели напишет пару чистух, можно попробовать. Есть у меня судья знакомый и прокурорских пара. Что на него имеем? Работорговлю с представителями иных миров вряд ли сможем в суде провести. В дурдом сами загремим. А вот организацию секты, мошенничество, отжим квартир и прочего имущества у новообращенных, совращение несовершеннолетних, камушки неизвестно как добытые опять же... Только подпишет ли?

– Подпишет, куда денется, – уверенно говорит Добрыня. – Все подпишет, как миленький, вот увидишь, пойду-ка пока паяльник погрею.

Седой возвращается в терем, Лысый бросает окурок прямо в цветочницу, грозит кулаком очнувшемуся и замычавшему охраннику Баяна, поворачивается ко мне:

– Да, Михаил, окунул ты нас с головой в мир неведомый, мистический. А я ведь с детства материалист. Пионер и комсомолец. Расшатываете устои! Сначала Полина со своим колечком, теперь ты. Ну да хрен с ними, с устоями, переживу, главное, ниточка появилась! Да что там ниточка – канат! Смекаю я, что этот экологический ублюдок реально твоих родаков через портал в другой мир отправил. То есть – матушку с сестрой отправил, а батя твой как-то догадался, и сам за ними в тот мир на поиск отбыл. Так-то. Не грусти, прорвемся, счастливчик!

– Почему счастливчик? – не понял я. Муромец не торопился отвечать и даже полез за еще одной сигаретой:

– У тебя надежда появилась, что они живы, понимаешь? Тонкая такая ниточка пока, но за нее можно потянуть, глядишь – за веревочку привязана, а та – к тросу, а там и канат может появиться. Хватайся за него и тяни! Но ведь чаще случается, когда и ниточки уже нет. Тут к нам Лапшина вчера приходила, у нее дочка пропала. Так вот у нее совсем надежды не осталось. Ублюдки, которые ее дочку того… во всем признались, только тела найти не можем. Они ее в болоте притопили, где – не помнят, темно было, да и пьяные были, мажоры гребаные. Сидят в СИЗО, от страха трясутся, показания дают, как возили, как поили, как топили… Помогут ей эти показания? Не знаю… Так красивая, ухоженная баба за год постарела лет на десять, поседела вся. Из церквей не вылезает, все свечки ставит за здравие. А нужно – за упокой. Вот у нее трагедия! А ты счастливчик, родаки твои живы, а раз живы – найдем!

Муромец ушел продолжать «работать» с Баяном, «выяснять нюансы и подробности и получать чистосердечные признания», а я остался на крыльце. С крыльца баянового терема хорошо виден лес. Тот самый, где стоит древний дуб, у которого теряются следы отца. Дуб с порталом. И если там есть портал, я в него пройду. Обязательно!

Осенний лес, уже меняющий зеленый наряд на желтый и золотистый, лес, который скоро станет зимним. Подул ветерок, багровый до фиолетового лист клена спланировал откуда-то сверху и упал к моим ногам. Я поднял, покрутил листок за черенок в пальцах. Как весточка, знать бы от кого…

Конец первой книги.

Что ж, первая книга подошла к концу, ибо все когда-нибудь кончается. Можно порадоваться за героев? Пожалуй, что есть повод для оптимизма, по крайней мере – у главного героя. Пусть только робкая надежда, пусть «совсем тонкая ниточка», но появился слабый след в поиске пропавших родителей. И чует сердце автора – не миновать главному герою нового путешествия в Запределье к могущественному магу, специалисту по производству зеркал.

Вряд ли стоит надеяться на продолжительный отдых и другому герою, уже с Той стороны. Старика с шарманкой и драконом и его юного спутника ждут дальние дороги, но тут уж ничего не поделать – статус Мага Странствий обязывает. А Магов принято уважать. Магам обычно завидуют. И есть чему. Особо, когда маг маститый, состоящий в гильдии, едет в богатой карете с рессорами мудреной гномьей работы. И тут к магам со всем почтением. Крестьяне и прочие прохожие низко кланяются, купцы уступают дорогу, господа рыцари салютуют. Даже гоблинские шайки, промышляющие по лесным дорогам, опасаются нарушить покой господ магов, ибо чревато. И дело даже не в охране, с охраной можно справиться. Только вдруг как маг осерчает? Охота была до скончания века прыгать по болотам мерзкой бородавчатой жабой.

Но господа маги редко пускаются в дальний путь. Дорога – не их стихия. Дорога отнимает много манны, а ее следует беречь для более полезных и выгодных дел. Куда удобней принимать клиентов и просителей в своем поместье или в городской квартире, если еще нет дома. Но если уж и возникнет такая необходимость – куда проще перемещаться через магические порталы. В любом магическом городском квартале таковой непременно имеется. Быстро и безопасно.

Иное дело – маги Странствий. Магам Странствий завидуют редко. Да и чему тут завидовать? Шляться вечно по дорогам, без семьи, не имея своего угла, питаясь, чем придется. Да и чем занимаются они – не поймешь. Какое уж тут почтение? Кто ты есть таков? Прохожий? Так проходи…

Стоп, стоп, чего это я? Это же из второй книги -- «Старик с шарманкой и драконом». Вот там все сами и узнаете.