— Май, только не убей его, пожалуйста, — умоляла подруга, чьё волнение я чувствовала даже спиной.

— Не убей, не укради, не прелюбодействуй… — прошипела я ей, продолжая смотреть на черную блестящую машину из-за угла торгового центра. — Ты мне заповеди решила перечислить или мы займёмся тем, ради чего сюда приехали?

— Я думала, ты с ним просто поговоришь, но тот факт, что я дважды забрала у тебя сначала кирпич, а затем камень, говорит о том, что мы с тобой друг друга неправильно поняли.

— А что тут неправильно понимать? — пришлось, всё-таки, отвлечься от наблюдения и повернуться к подруге лицом. — Этот бесхребетный чмошник бросил тебя, когда узнал о беременности?

— Да, — кивнула Настя, тряхнув головой как болванчиком.

Вопрос о том, как можно было пренебречь осторожностью, встречаясь с парнем всего ничего, пришлось опустить. Что сделано, то сделано. Обратно не втянешь…

— Он оскорбил тебя, когда уходил?

— Да.

— Он в этот же день нашёл себе новую тёлку, с которой сосался у тебя на глазах?

— Да, — всхлипнула девушка, похоже, на секунду провалившись в воспоминания вчерашнего дня, и тут же торопливо утерла слёзы, будто я их не успела заметить.

— Камень или кирпич?

— Кирпич, — решительно. — Май! — испуганно.

— Отличный выбор.

— Не вздумай! Я не хочу, чтобы ты сидела за убийство этого придурка. Я всё это тебе рассказала только потому, что ты моя подруга и мне больше некому это рассказать. Родители меня сразу убьют, когда узнают, что я залетела между первым и вторым курсом.

— Да. Попозже надо было. Ближе к защите диплома. Был бы полезный круглый блат.

— Не смешно, — насупилась Настя. — Вообще, не хочу с ним разговаривать и видеть его тоже не хочу. И ты с ним не говори. Я высказалась тебе не для того, чтобы ты возглавила отряд мстителей.

— Прости, Настюш. Но я слышала этого упыря и помню, какие сладкие песенки о вечной любви он пел тебе по телефону. А сегодня всю ночь я слушала, как ты плакала под одеялом, и я хочу, чтобы он ответил за свои слова или, хотя бы, не сделал то же самое, что и с тобой, со своей новой девушкой, которая тоже, скорее всего, первокурсница какая-нибудь. Всё. Насть! Ты меня накрутила. Я этого чувака в жизни в глаза не видела, но уже хочу ему их выцарапать.

— Ну, Майя, — захныкала подруга притворно, когда я вновь вернулась к наблюдению за черной спортивной машиной этого упыря.

— Кажется, это он! — выдохнула я триумфально, и жажда мести во мне вновь воспылала ярким пламенем. — Стой тут и жди, когда позову.

— Май, стой! — попыталась поймать меня за руку подруга, но в данный отрезок времени я была подобна снаряду, выпущенному из пушки: вижу цель, не вижу препятствий.

Расправив плечи, двинулась прямо на парня в обычной белой футболке и светлых джинсах. И чем ближе я к нему подходила, тем все более выше он мне казался. Что очень странно, ведь Настя говорила, что они со своим «Егорушкой» настолько идеально подходят друг другу, что у них даже рост одинаковый. Вот только я не припомню, чтобы у Настиного роста были характеристики двухметрового шкафа.

Тем временем, ни о чем не подозревающий парень снял с блокировки свою машину и залип в телефоне, параллельно поставив на крышу кара два стаканчика с кофе.

Смотри-ка! Уже, поди, своей новой «возлюбленной» кофе в постель несет и смсочки строчит.

— Эй! — окликнула я парня, чтобы, наконец, видеть не только его широкие плечи, но еще и бессовестное лицо.

Плавно и даже несколько лениво, парень оторвался от телефона и повернулся на звук моего голоса. Над оправой солнцезащитных очков взметнулась темная бровь:

— Вы это мне, девушка? — прошелестел его голос, будто он не на улице вопросы задает, а кастинг на озвучку порно проходит.

— Тебе-тебе, — надвигаясь на него, не сбавляла скорости. Подобрала нужное колено и, только подойдя к парню поближе, остановилась и резко ударила коленом точно в пах. — И это тоже тебе, красавчик.

Парень смог выдавить лишь что-то невнятное, будто горячей котлетой подавился, и рухнул на колени прямо передо мной.

Вены на его руках и шее вздулись, очки с переносицы упали на асфальт. Присела рядом с ним на корточки, подняла его очки и тут же водрузила ему их на лоб. Криво, но и так сойдёт.

Глядя в раскрасневшееся лицо, по которому весьма очевидно было насколько ему больно и насколько он зол, бесстрашно произнесла:

— Больно? Рожать, говорят, тоже адски больно, но ты решил бросить беременную девчонку одну в этом Аду. А ведь это только малая часть того, что ей придется пережить дальше. Всё-таки, жизнь матери-одиночки — не сахар. Ну, как? Совесть проснулась или еще раз ударить? По какому я там попала коленом? Подставляй второе для симметрии.

Посмотрела туда, где за углом пряталась Настя и взмахом руки показала ей идти сюда. Враг нейтрализован, уже стоит на коленях, готов слушать и даже немного плакать.

Настя же в ответ предпочла активно мотать головой из стороны в сторону и махать мне руками, словно подзывая к себе обратно.

— Беременную? — выдавил хрипло парень, и это слово снова привлекло мое внимание к нему.

Какой же он парень, если выглядит как взрослый мужик лет тридцати, особенно с этими вздутыми венами на шее и руках? Может, он Насте и про возраст наврал?

— Беременную, ага. Не делай вид, что ты не понимаешь, о ком речь.

— Я реально не понимаю, о ком, чтоб тебя, речь! — дышал он шумно носом. — Ты беременна?

— Сплюнь свои грязные мысли, похабник. Или втяни их обратно.

— Тогда я вообще ничего не понимаю, — парень уперся ладонями в разогретый под сентябрьским солнцем асфальт. — Какого черта здесь происходит?

— Не прикидывайся идиотом. Видишь мою подругу? — рукой указала на Настю, которая, поняв, что речь зашла о ней, поспешила скрыться за углом. — Узнаешь?

— Понятия не имею, кто она и кто ты, и какого хрена здесь происходит.

Собравшись с силами, парень поднялся с колен и встал во весь рост. Хотя, не во весь. Ему приходилось одной рукой держаться за причинное место, а другой — опираться о капот машины в продолжающихся муках боли, но, к сожалению, не совести.

— Мир, чё с тобой? — появился из ТЦ какой-то парень. Оценив ситуацию, сверкнул на меня недобрым взглядом и подошёл ближе к побитому мной мужчине. Теперь, рядом с этим низкорослым сопляком, стало понятно, что мое колено прилетело в пах мужчины, а не парня. — Это она тебя так?

— Заткнись, — выдохнул «мученик».

— Май! — наконец, к нам соизволила присоединиться и Настя. Вот только она, едва подбежав к нашему трио, схватила меня за руку и попыталась утащить подальше. — Уходим.

— В смысле, уходим?! — негодовала я. — Ты ничего не хочешь ему сказать?

— Ты не того ударила, — почти не шевеля губами произнесла Настя. В серых глазах подруги плескался океан страха, гнева и смятения. — Надо было того, который сейчас пришёл.

Мой испугавшийся мозг, до которого дошла степень провала, упал в кроссовки и попытался повеситься на шнурках. В итоге, получилось какое-то шибари.

Так я себя не подставляла ещё никогда.

— Не того? — прошипела я гадюкой, чтобы меня могла слышать только подруга. — Почему ты сразу мне не сказала, что я выбрала не ту мишень?

— Потому что ты быстро ходишь и нифига меня не слушаешь! — тихо ворчала подруга.

— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — ударила я себя по лбу и повернулась к мужчине, которому от души двинула в пах, толкнула ему самую пафосную речь в своей жизни, и теперь мне нужно будет всё это каким-то образом забрать у него обратно и передать тому второму, который, похоже, вообще не догонял суть происходящего.

— Послушайте, — подошла я к мужчине и виновато начала заламывать себе пальцы, не зная, какие подобрать слова. — Тут ошибочка вышла…

— Ошибочка? — почти фальцетом завопил мужчина и лицо его исказило некое подобие улыбки полоумного. — Тут, дамочка, не ошибочка вышла, а яишенка. Твою мать… — поморщился он от боли и снова сложился пополам.

— Ну, простите меня, пожалуйста! Я не хотела обидеть вас. Я другого хотела… — дотронулась я до его плеча и сразу отпрыгнула в сторону, когда в меня с ненавистью впились два голубых глаза, вокруг которых было красным красно.

— Другого? И кого же? Кому еще стоит бояться твоих острых коленей?

— Ему, — показала на стоящего рядом с ним парня.

— Не понял, — нахмурился тот, кому действительно сейчас было положено корчиться от боли.

— Я тоже не понял. Так, кто от кого беременный? — спросил мужчина и снова согнулся пополам, приложившись лбом к капоту.

— Она, — указала я на подругу за моей спиной. — От него, — ткнула пальцем в сторону парня.

— Не от меня, — тут же уверенно заявил тот, кого еще не настигло мое праведное колено.

— От тебя! — сразу парировала Настя. — Только ты трус, который не хочет это признать.

— Признать что?! — вспылил парень. — Мы всегда предохранялись. Всегда. Я тебе Копперфильд, что ли?

— А я откуда знаю?! — бросилась Настя в слёзы. — Но у меня кроме тебя никогда и никого не было, Егор.

— Похоже, ты, всё же, пропустила один входящий, Настенька, — съязвил парень и его слова стали хлесткой пощечиной для Настя, которая, всхлипнув, поспешила убежать отсюда как можно дальше.

Чувство стыда перед мужчиной за содеянное тут же перекрыло всеобъемлющей ненавистью к трусливому говнюку.

Желание отомстить за подругу снова напомнило о себе.

Подошла к машине, на крыше которой стояли стаканчики с кофе, и, не думая, схватила один из них. Сняла пластиковую крышку и плеснула кофе в лицо парня, надеясь на то, что напиток достаточно горячий.

Но Вселенная решила сегодня отыграться на мне за все мои грехи, которые я успела совершить за короткие девятнадцать лет.

В момент, когда кофе покинул стаканчик, между мной и Егором выпрямился мужчина, и весь напиток угодил ему точно за шиворот.

— Горячо! — завопил он и запрыгал на месте. — Психичка чертова! Ты издеваешься, твою мать?!

— Простите, — пискнула я и, выронив стаканчик, побежала в том же направлении, что минуту назад убежала Настя.

Чёртова фурия с каштановыми волосами и зелеными глазами, стреляющими молниями и бьющими градом, исчезла так же быстро, как и появилась.

Побитый ее коленкой и облитый своим же кофе, остался в позе «каком кверху», совершенно не понимая, за что это все досталось именно мне.

— Какого… сейчас было? — спросил я у племянника, который рядом мял то, что мне безжалостно «разбили» острой коленкой.

— Какая разница? — огрызнулся малой и только это заставило меня поднять взгляд и посмотреть на него сквозь красную пелену боли.

— Большая, твою мать! Большая разница, Егор! — процедил я сквозь стиснутые зубы и посмотрел на племянника так, чтобы он понял, что в этот раз дядя шутить не в настроении. — Кто из них от тебя залетела?

— Никто, — бросил он и нервно пнул камень под ногами.

— Егор! — рыкнул я, чтобы этот идиот понял, что от его ответа зависит сейчас многое.

— Та, которая блондинка. Но она точно не от меня залетела. Не могла она от меня залететь, — тяжело дышал он и буквально рвал на своей бестолковой башке волосы.

— Тогда какого лешего мне прилетело от той второй? Почему не тебе, а мне отдавили яйца и налили за шиворот кофе?

— Не знаю, — буркнул пацан. — Из-за машины, наверное, тебя приняли за меня.

Боль, которая от паха дошла до самых ребер, наконец, начала отступать. Я смог выпрямиться и посмотреть на малого сверху вниз:

— Больше ты мою машину не берешь. Ясно?

— Ясно, — отмахнулся он и крылья его ноздрей заходили ходуном. Ни то заплачет сейчас, ни то злится.

Развернулся и мелкими шажками подошёл к задней дверце своей машины, открыл ее и достал с заднего сиденья спортивную сумку с вещами, которые беру с собой в зал. Стянул с себя через голову белую футболку, на спине которой растеклось коричневое пятно.

— Выбрось, — швырнул я футболку в малого и надел чистую из сумки, которую убрал обратно в салон. Хлопнув дверью машины, вновь подошел к племяннику и прихватил с крыши единственный уцелевший стаканчик с кофе. — А теперь рассказывай, кто это такие и почему залетевшая залетела не от тебя?

— Не знаю. Ту вторую я вообще первый раз вижу, — теребил он в руках мою грязную футболку, а вместе с ней и мои нервы.

— Какую вторую?

— Брюнетку.

— Она шатенка.

— Какая разница? — психовал Егор.

— Тебе показать, какая разница? Я вот сейчас лично прочувствовал, что разница между теми двумя есть. Дважды прочувствовал, чтоб тебя! Пихаешь свой… своего «Егорку», куда не надо, а потом дядьке отдувайся за тебя.

— А сам-то? — с насмешкой выдал малой.

— Рот свой закрыл! — отвесил ему смачный подзатыльник. — Кофе ты на сегодня лишаешься и до дома дойдешь пешком.

— Мир… — заканючил малой.

— И еще, — сказал я прежде, чем сесть в машину. — Поговоришь с блондинкой, узнаешь, кто из вас и от кого беременный. Возьмешь на себя ответственность, если надо. Даю тебе неделю, а потом рассказываю все твоему бате. И приведешь мне эту шатенку.

— А она-то тебе нафига нужна? Я ее даже не знаю, — хмурился Егорка.

— А с ней поговорю я. Если твоя не-от-тебя-беременная беременна от тебя, то с той второй нам, похоже, еще родственниками быть. Да и извинения у неё какие-то вялые были. Всё. Жду неделю, потом — не обижайся.

— Перестань, — в неутешительные мысли ворвался Настин голос.

— Что «перестань»? — всплеснула я руками. — Я вчера ни за что ударила мужчину коленом в пах, затем обвинила его в том, что он бросил беременную, а потом еще и кофе ему же за шиворот плеснула. Горячий кофе, Насть! — таращила я на неё глаза. — Ты понимаешь, что за всё, что я сделала с этим мужчиной, меня черти будут по всем кругам Ада вертеть и жарить?!

— Ну, ты же извинилась, — слабая попытка Насти сделать мой день веселее была провалена с треском, когда я в очередной раз вспомнила, что сразу после извинений плеснула в этого мужчину кофе.

— Он мне сегодня снился.

— Да? — тонкая бровь соседки по комнате взлетела к маске для сна, которую она оставила на лбу. — И что он делал в твоем сне?

— Сначала все было хорошо. Я даже извинилась перед ним еще раз. А потом он как-то странно извернулся и возник передо мной, обтекая кофе.

— Точно кофе?

— Не знаю. Но жижа была коричневой. Боже! — уронила я лицо в ладони и страдальчески всхлипнула. — Даже думать не хочу о том, какую дичь я могла натворить еще и во сне.

— Не переживай ты так, — взъерошила Настя мои распущенные волосы. — Вряд ли ты этого мужика увидишь еще раз.

— Да ты что? — подняла я голову и с ядовитой усмешкой посмотрела на девушку. — А тебя не смутило, что этот мужик отлично знаком с твоим Егором? А то, что Егор твой понял, что я твоя подруга тебя тоже не смутило? Да они меня на раз-два вычислят и утопят в том стаканчике.

— Надеюсь, ты его полностью вчера выплеснула?

— Не смешно, — фыркнула я и откинулась на высокую спинку стула, уставившись в потолок. Еще пара минут беззвучного нытья и проклятий самой себя оборвались, когда до слуха донеслось тихое пение Насти. Подняла голову и непонимающе посмотрела на подругу, которая, напевая себе под нос какую-то приторную попсу, нарезала киви во фруктовый салат. — А ты чего такая спокойная сегодня? Вчера весь день, то плакала, то в стену без эмоций смотрела, а сегодня вся такая окрыленная и поющая. Ты что-то еще натворила, о чем мне лучше не знать?

— Ничего я не натворила. Просто беременным нельзя волноваться. Вот я и не волнуюсь. Крошу себе салат фруктовый и не волнуюсь.

— Мне бы твой тумблер, чтобы просто так взять и переключиться.

— Просто нужно уметь отпускать. А моему ребенку отец-трус не нужен. Мы и без него отлично проживем.

— Вот такой твой настрой мне нравится куда больше, чем тот ночной вой в подушку. Правильно! В задницу таких недоотцов. Мы и сами малыша потянем.

— Ты-то куда кого собралась тянуть? — рассмеялся Настя.

— Тебя и твоего ребенка в светлое будущее. Ладно, — хлопнув себя по коленям, встала со стула и разгладила пижамные штаны. — Пойду я на работу собираться. А ты, будущая декретница, отдохни сегодня после вчерашнего стресса, посмотри фильмы… только комедии. Ничего тяжелого, плаксивого и страшного. В общем, заряжайся позитивом, возьми от этого выходного всё, а вечером вернется твоя добытчица.

— Кстати, добытчица, — отложила Настя нож, подцепила пальцами вилку и стала перемешивать фрукты в салатнице. — Завтра придет Ольга Сергеевна за квартплатой. Свою долю в копилку я вложила, могу и за тебя, но тогда ближайший месяц нас кормить будешь ты, потому что я останусь без денег.

— Блин! — выдохнула я сокрушенно. — В кафе до сих пор зп задерживают. Обещали, что сегодня, когда явится новый начальник, нам все выплатят. Особенно тем, кого новое начальство уволит.

— Короче, я за тебя пока вложу, а там потом решим, что будем делать с нашим семейным бюджетом.

— Ты будешь лучшей мамочкой на свете! — в самых светлых чувствах крепко обняла подругу. — Всё. Теперь мне точно пора на работку.

— Удачи!

— Почему так тихо и безлюдно? — вышла я из подсобки кафе. Завязывая на талии фартук, подозрительно оглядела пустой зал, на столиках в котором были лишь стулья, задранные ножками кверху.

— Ясно почему, — фыркнул Стёпа, наш бармен, который тёр наполированную стойку уже по причине привычки, а не потому, что та в пыли. — Новый босс принимает дела, а старый вон… — мотнул парень головой в сторону входа, где туда-сюда ходил, нервно теребя пальцами козлиную бородку. Ещё немного и вырвет из нее волосок-другой, чтобы желание загадать. — …на низком старте у входа уже час мнется.

— То есть новый босс уже примерил начальственное кресло. А я думала, он с нами хотя бы познакомиться. Соберет всех, чтобы показать, какой он классный, красивый и как нам с ним повезло.

— Угу, — скептически выгнул Стёпа брови и воровато оглянулся на дверь, за которой когда-то сидел наш старый-добрый Михайлович, а теперь будет сидеть Неизвестноктовыч и неизвестно сколько. Слегка, подавшись вперед, парень оперся о стойку локтями и тихо добавил, словно боясь, что нас могут услышать. — Этот новенький уже уволил Саню. Через десять минут после того, как запросил личные дела всех сотрудников.

— Саню? Нашего второго бармена? — округлились мои глаза и страх пробежался по плечам. Теперь и я стала смотреть на дверь в кабинет нового босса, как на портал в Ад. — А за что? Узнал, что тот иногда не доливает?

— Походу, — вернулся Стёпа к натиранию стойки. — Если Михалыч Саню еще как-то жалел и только по пальцам щёлкал, то этот… — скривил парень рожицу, намекая на адскую дверь. — …без разговоров и выяснений уволил его. Остальные присели на жесткую панику. А вызвали вообще всех. У нас в кафе, блин, даже чисто так никогда не было.

— Так он так всех может уволить. За всеми числятся косяки разного масштаба.

— Ну, тут, походу, дело в Михайловиче. Потому что он начал разговор про Саню, мол, хороший парень и прочее, а то, что иногда не доливает… Короче, Саня оказался первым на вылет.

— Жесть, — только и смогла я выдохнуть.

Мозг в состоянии легкой паники начал лихорадочно искать, где и когда я могла бы накосячить настолько, чтобы был повод и для моего увольнения. Но таких, вроде, не нашлось. Да были конфликтные моменты с посетителями, но их было всего два за полгода и оба они были не по моей вине.

— Тоже прикидываешь, за что тебя можно уволить? — ехидно спросил Стёпа.

— Ага.

— Сейчас у него Алёнка. Посмотрим, уволит он её или нет.

— Не должен. Она дольше меня здесь работает и без нареканий.

— А частые отгулы, больничные и другая фантастика, лишь бы не идти на смену? — фыркнул Стёпка. — Уволит.

— Как страшно жить, — вздохнула я и с еще большим страхом посмотрела на дверь, за которой скрывался Мистер Зло. — Он прямо каждого к себе вызывает? По одному?

— Ну, да. Чтобы коллективно не смогли отбиться, вызывает по одному и пытает.

— Не стращай меня. Мне уже после Саниного увольнения стало страшно и захотелось к мамочке.

Мне нельзя терять эту работу. Мне бы даже еще одна не помешала, так как платить за учебу и съемную квартиру за меня никто не будет. У родителей я просить не стану, даже если из еды останется только нагар на сковородке. И дело тут ни в том, что мне не нужна их помощь. Нужна. Иногда даже очень сильно. Но помимо меня у них еще есть два моих младших брата погодки и старшая дочь, у которой полгода назад родились близнецы, а мои родители — очень любящие бабушка и дедушка, которые любят делать внукам подарки. Давать им в нагрузку еще себя, у которой есть руки, ноги и голова, — это уже перебор.

Адская дверь открылась, из кабинета вышла Алёна и резкими движениями развязала фирменный бордовый фартук, швырнув его на один из столов.

— Алён! — позвала я её, но девушка никак не отреагировала. Схватив свою сумку с вешалки, она едва не снесла с ног Михайловича и не сорвала дверь с петель. Громким хлопком двери стало ясно, что в это кафе она больше не вернется.

— Следующий, — прозвучал голос Дьявола из кабинета.

Весь коллектив молча переглянулся. После случившегося перфоманса, который выдала Алёна, никто не спешил идти в этот кабинет. Предполагая для себя такой же исход.

Стало ясно, что дальше тянуть просто бессмысленно. Очередь до меня все равно дойдет, а ждать и томиться в муках, гадая, уволит или нет, было куда хуже, нежели узнать это наверняка.

— Ладно. Пойду я, — произнесла я решительно и спрыгнула с барного стула. Оправила подол бежевого платья и на всякий случай пригладила волосы, будто опрятный внешний вид сможет спасти меня от увольнения самим Дьяволом.

— Вазелин дать? — пошутил Стёпа.

— Я его скорее всего даже открыть не успею, если новый босс решит сотворить со мной то же самое, что с Алёнкой, — фыркнула я.

— Ну, тогда удачи, — сжал Стёпа кулак.

— Спасибо, — повторила его жест и, приличия ради, постучала в дверь, ведущую в Ад. — Можно?

— Входи, — не приглашение, а собаке команда.

Затолкала гордость поглубже и, взявшись за ручку, открыла дверь и вошла в кабинет.

— Здравствуй… те, — договаривала я уже на выдохе. Все заготовленные слова и речи вылетели из головы, стоило мне увидеть мужчину, голубые глаза которого тоже меня узнали.

Ощущение того, что я провалилась в пропасть накрыло с головой.

— Здравствуйте, — ответил безэмоционально мужчина, сидящий за столом, и, слегка прищурившись, отложил какие-то бумаги в сторону. — Интересное совпадение.

— Не думаю, — пискнула я, понимая, что, если вчера этот мужчина стоял передо мной на коленях, то сегодня на колени придется встать мне.

Перед глазами в одно мгновение пробежала жизнь, за которую мне нужно платить: съемная квартира, учёба, еда, одежда… Всё это пролетело ярким роем и, не сбавляя скорости, врезалось в холодную металлическую стену, коим являлся мужчина, сидящий за столом напротив меня.

Стало ясно, что шансов удержаться на этом месте у меня нет. Вряд ли этот человек, бегло осмотревший меня с ног до головы и заостривший внимание на моем лице, станет выслушивать хоть какие-то мои оправдания за вчерашний вечер. Неутешительное для меня решение уже было написано на его беспристрастном лице.

Молчание, которое никто из нас не спешил разбавлять, уже давило на плечи и нервировало. Стало ясно, что мужчина напротив ждёт, когда я сама догадаюсь покинуть это кафе без лишнего шума и рефлексии.

Кивнув самой себе, опустила взгляд и отстегнула от блузки бейджик с именем. Сделал шаг к столу и положила на его край бейджик, тут же вернулась обратно на то место, к которому еще минуту назад буквально приросла и даже немного на нем провалилась.

— Что это значит? — спросил мужчина, лениво постукивая тупым кончиком ручки по столу.

— Увольняюсь, — повела плечом, сомкнула в замок пальцы. — Очевидно, что после вчерашнего вы вряд ли захотите, чтобы я работала в вашем кафе. Но хочу еще раз попросить у вас прощения за вчерашнее. Та машина… В общем, я приняла вас ни за того.

— Угу, — выдохнул мужчина и, откинувшись на спинку кресла, задумчиво почесал нижнюю губу большим пальцем. — Я не мешаю личное и рабочее.

— Это значит, что я не уволена? — маленький огонек надежды загорелся в груди.

— Это значит… — потянулся он к моему бейджику на его столе и, взяв его, покрутил между пальцами — … Майя, что пока я вас не уволю. Во всяком случае не из-за того, что было вчера на парковке.

— Но вы так кричали…

— И даже немного всплакнул.

— Простите, — пискнула я, снова виновато поморщившись.

— Я действительно похож на того, кто будет плакать? — легкая усмешка коснулась его глаз, в которых, наконец-то, отразились хоть какие-то эмоции.

— Нет, — быстро ответила я. — Но вчера… лично я бы после всего всплакнула. Как ваша…? — подняла руку и на себе показала заднюю сторону шеи.

Сегодня он в белой рубашке с закатанными рукавами. Сложно сказать, что там скрыто за воротником.

— Терпимо, — ответил он, снова вернув лицу холодность. Слегка подался вперед и положил на край стола мой бейджик, подтолкнув его в мою сторону. — Возьмите и идите работайте. Майя.

Забрала бейджик, но цеплять его обратно к блузке не стала. Мало ли, вдруг шутка.

— Я могу идти? — спросила на всякий случай, так как мужчина отвлекся на бумаги и, похоже, забыл о моем здесь присутствии.

— Я же сказал — идите работайте, — мазнул он по мне безразличным взглядом и снова вернулся к бумагам. — И позовите следующего.

— Хорошо, — бросила я на автомате и покинула его кабинет.

Стало ясно, что работать нам всем с ним будет тяжело. Текучка будет нескончаемая. А я всё равно буду уволена — не сегодня, так завтра. Всё-таки, новую работу искать придется.

Первый же рабочий день с новым начальником в старом кресле закончился для трети коллектива полным фиаско — они были уволены без права обжалования. Складывалось впечатление, что кто-то дал этому мужчине молоток судьи, которым размахивал направо и налево.

Оставшаяся часть работников выбилась из сил после генеральной уборки абсолютно каждого угла и каждой трещинки кафе. Казалось, что даже крысы, если они были где-то под полом, и те умыли свои мордочки и прибрались в норках, боясь того, что Дядя-демон явится и к ним.

После перестановки, когда в зале пришлось двигать мебель от стены к стене и сдвигать по сантиметру согласно капризу, как приходилось нам называть его вслух, Мирона Александровича, я и все мои коллеги по несчастью чувствовали себя мертвыми. Болели даже те мышцы, о существовании которых не знал никто.

Странно то, что Дядя-демон не кричал, не ворчал, не стучал кулаком по столу, требуя выполнения его поручений. Он просто говорил: холодно, внушительно и бесконечно важно настолько, что хотелось съездить ему пипидастром по морде, чтобы смахнуть с нее пыль важности.

Он говорил, а мы делали. Должно быть, до того, как стать боссом кафе, он был заклинателем с дудочкой. Иначе я не понимаю почему его слушались все беспрекословно, и я в том числе. Хотя, даже это не мешало мне материться где-то глубоко внутри себя.

Из всего этого дня, выжавшего из нас соки, самым приятным был момент, когда пришла смс о поступлении зарплаты. Работать стало как-то веселее, но все равно не легче. Легче стало только после того, когда Дяде-демону кто-то позвонил в шесть вечера и он, важно глянув на часы на запястье, покинул кафе, строго со всеми попрощавшись.

— Фух! — рухнула я лицом на прохладную столешницу и облегченно выдохнула. — Я уж думала, что если еще минуту буду тереть этот стол, то с него сползет краска, и я по кольцам узнаю, сколько лет было дереву, из которого сделали эту столешницу.

— Там спрессованные опилки, а не цельный массив дерева, — положил рядом со мной свою тряпку Стёпа и, выдвинув стул, сел на него, раскидав и вытянув длинные ноги.

— Спрессованные опилки — это все мы сегодня. Кажется, по мне сегодня тоже не определишь возраст. У меня даже спина болит как у бабки какой-то, — плавно оторвала лицо от столешницы и, держась за спину, выпрямилась. — Мы же можем идти, да? Дядя-демон ушел, мы все сделали…

— Вроде, сказал, что можем, — устало выдохнул Стёпа и разблокировал экран своего телефона. Быстро набрал смс и сразу заблокировал экран. — Ладно. Мне пора. Завтра на том же месте?

— Впервые мне не хочется возвращаться в это кафе. Ты тоже уже подумал о подработке?

— Я уже даже начал ее поиск. Сейчас как раз сгоняю в магазин электроники. Пацаны обещали пристроить куда-нибудь.

— А твои пацаны могут и меня пристроить куда-нибудь? — сложила я бровки домиком и даже почти пустила скупую слезу. — С моим характером вопрос одного-двух дней, и мне точно понадобится другая работа.

— На девочку-демона нашёлся Дядя-демон? — усмехнулся Стёпа многозначительно.

— Эта битва будет легендарной! — вскинула я кулак в воздух, поняв, к чему он клонит.

— Я займу место в первом ряду и подам тебе куртку, когда он тебя все-таки уволит.

— Я знала, что на тебя можно положиться.

— Ладно. Я погнал, — вышел он из-за стола после того, как бегло прочитал пришедшую смску. — Пацаны ждут.

— Обо мне там замолви словечко.

— Обязательно. Любая должность.

— Любая. Лишь бы вечером.

— Понял. Спрошу, — подмигнул Стёпа и вытянул из-под своей стойки мотоциклетный шлем. Надев куртку и прихватив свой старый рюкзак, вышел из кафе.

Следом ушла и я. Перед тем, как вернуться в квартиру, где Настя сегодня осталась одна, заглянула в супермаркет и накупила специально для нее фруктов и овощей. Беременным нужны витамины, вроде как. По крайней мере, моя старшая сестра, едва узнав о своей беременности, заполнила холодильник свежими овощами и фруктами, будто других продуктов в мире не существовало.

В квартире было подозрительно тихо. Сердце неприятно бухнуло о ребра, когда воображение подкинуло картинку того, на какие еще глупости может пойти моя подруга кроме беременности в девятнадцать лет.

Бросив пакеты с продуктами в прихожке, я влетела в комнату и с облегчением выдохнула, увидев там спящую подругу, которая, свернувшись калачиком, обнимала плюшевого медведя, которого ей когда-то подарил Егор.

Добрая она, всё-таки.

Я бы на ее месте сделала бы из этого мишки куклу вуду, приклеила бы вместо его морды фотку Егора и истыкала иголками, оторвала ему лапы и…

Фух! Кажется, вместо лица Егора я слишком отчетливо представила надменную морду Дяди-демона.

Прикуплю-ка я и себе медведя…

Всего через неделю коллектив кафе привык к новому боссу. Даже его суровость уже начала казаться девчонкам чем-то приятным, из-за чего его негласно объявили альфа-самцом и тихо вздыхали, когда он проходил мимо.

Кто-то вздыхал, а я закатывала глаза.

Конфликтов с ним пока удавалось избегать, но только потому, что я вовремя прикусывала язык. Бежать мне было некуда, альтернативного места работы я так и не нашла. В магазине электроники места мне не оказалось, зато у Стёпы всё получилось, но к счастью, он не конфликтовал с Дядей-демоном ни разу. Как-то у них всё решалось полюбовно. Видимо, мужик мужика поймёт издалека.

В кафе вошла миловидная женщина, которой на вид было уже за пятьдесят. С легкой улыбкой в уголках губ она выбрала уеденный столик близ панорамного окна.

Прихватив папку с меню, я направилась к ней, предусмотрительно обойдя по дуге дверь в кабинет Дяди-демона.

— Добрый день! Рады приветствовать вас в нашем кафе, — улыбнулась я ей фирменной улыбкой.

— Добрый день, милая, — улыбнулась мне женщина и словно стесняясь и чувствуя себя неловко, впилась пальцами в маленькую сумочку на своих коленях.

— Желаете заказать что-то особенное? Могу предложить вам меню?

— Нет, спасибо, — в карих глаза ее читалась легкая растерянность. — Можно мне, пожалуйста, простой чай без сахара и небольшое пирожное. Корзиночку.

— Хорошо, — кивнула я с улыбкой. — Две минуты.

Зашла за Стёпину стойку и сама сделала ей чай, и взяла с прилавка одно из доставленных этих утром пирожных. Составив все на поднос, вернулась к женщине, которая ждала меня с улыбкой, а не делала вид, что не замечает моего приближения, как это делают некоторые другие посетители, строя из себя кинозвёзд, что пялятся в окна до тех пор, пока перед их носами не поставишь их кофе.

— Ваш заказ, — сказала, поставив перед ней чай и пирожное. — Ещё что-нибудь?

— Нет, спасибо, — женщина снова растерянно посмотрела по сторонам и нырнула рукой в свою сумочку. Я насторожилась. — Майя, — прочитала женщина имя на бейджике. — У вас случайно не найдется спички или зажигалки?

— Простите, а вам зачем? — спросила я и вместе с тем, поймала Стёпин взгляд и намекнула ему на то, что лучше бы ему держаться ко мне поближе. За столико странная тётка.

— Просто… — женщина вынула из своей сумочки маленькую свечку, которой украшают торты. — … у меня сегодня день рождения. Пятьдесят пять лет. Дети не смогли приехать, муж в командировке и вернется только через две недели, но он попросил, чтобы я хоть как-то отметила свой юбилей. Хотя бы пирожным. Вот, — улыбнулась она и прокрутила между пальцами маленькую свечу. — Я придумала купить ее, но не подумала о том, чем поджигать. Да и нельзя, наверное, делать такое в кафе, — махнув рукой, женщина закинула свечку обратно в сумочку и посмотрела на меня. — Майя, скажите, я могу забрать с собой это пирожное?

— Секунду, — кивнула я и, крутанувшись на пятках, подлетела к Стёпиной стойке.

— Что там? — поинтересовался он аккуратно. — Буйная или просто с дополненной реальностью?

— У нее день рождения, — шептала я на ходу. Зашла за стойку, нырнула вниз и нашла на одной из полок Стёпину зажигалку, а самом дальнем углу забытой всеми полки нащупала колпаки, в которые мы наряжались, когда у бывшего босса был день рождения. — Идём со мной, — нахлобучила я на его голову колпак.

— Нафига? — возмутился Стёпа, но резинку от колпака за подбородок подцепил.

— Поздравлять будем. Не буду же я там соло исполнять. С моими-то музыкальными способностями.

— Тебя Демон после этого точно уволит, — закатил глаза Стёпа. — Ты и так у него на карандаше.

— Тогда и банкет этой женщины будет за счёт заведения. Не хочет делать маленькое добро добровольно — заставим. Всё, идём, — махнула я ему рукой.

Подошли к столику, именинница за которым раскрыла от удивления рот и тут же закрыла его ладонью. Карие глаза горели детской радостью.

— С днём рождения вас! — запели со Стёпой абсолютно несинхронно и неуверенно. — С днём рождения вас! — захлопали мы в ладоши и посмотрели в зал с надеждой на то, что нас поддержат и другие посетители. Не все, но некоторые поддержали, так же, как и мы, нестройно напевая простые четыре слова. — С днем рождения вас!

Вспомнив о зажигалке, показала ее женщине с намеком на то, что пора бы уже и желание загадывать.

Спохватившись, именинница нырнула в свою сумку и вынули из нее свечу, которую тут же воткнула в маленькое пирожное.

Не теряя времени, я быстро ее подожгла.

— Загадывайте желание.

— Ох, ребята! — вздохнула она мечтательно и утерла небольшую слезу в уголке глаза. — Спасибо вам! — прикрыв на мгновение глаза, задумалась о желании и, распахнув их, задула свечу. — Всё. Загадала!

— Поздравляем вас! Надеемся, ваша мечта сбудется!

— Спасибо вам, ребята! — сложила она руки у груди. — Правда! Огромное вам спасибо!

— С днем рождения! — поздравили мы ее со Стёпой ещё раз, и он вернулся за свою стойку.

Как-то неожиданно эта женщина меня растрогала. Её искренность и тепло улыбки проняли душу. Захотелось сделать ей ещё немного приятное.

— Платить за заказ не нужно. Это вам небольшой подарок от нашего кафе, — произнесла я, понимая, что двести рублей, на которые она заказала свой «банкет», я вполне могу отдать из личных средств. Мне не сложно и даже приятно.

— Ну, что вы, милая! — засмущалась женщина еще сильнее прежнего. — Это совершенно лишнее.

— Всё хорошо. В нашем кафе любят своих посетителей…

— Уральцева! — голос Дяди-демона за спиной заставил непроизвольно вздрогнуть.

Чуть колпак с головы не сдуло оттого, насколько мощное обещание свернуть мне шею было вложено в мою фамилию.

— Да, Мирон Александрович, — с трудом смогла натянуть улыбку и повернуться лицом к боссу. — Вы что-то хотели?

— Зайди в мой кабинет, — сказал он, строго глядя на меня, и через короткую паузу добавил. — Сейчас.

От его этого обманчиво спокойного «сейчас» где-то на планете разверзлась земная твердь и очень жидко брызнул вулкан. Или не вулкан.

— Боже, — вздохнула я мысленно подобралась, чтобы не казаться размазней.

Стёпа демонстративно снял со своей головы колпак и прижал его к груди слева.

— Ты была худшей из лучших, — театрально всхлипнул он.

— Может, лучшей из лучших?

— Нет.

— Гад! — ткнула его пальцем в рёбра и, морально зарядившись, пошла к кабинету Дяди-демона. Дверь специально закрыла поплотнее, наивно полагая, что таким образом до посетителей не долетит крик начальника, который практически пришпилил меня к полу булавкой, как бабочку, едва я вошла в его кабинет. — Вызывали?

— С каких пор в моем кафе разрешена благотворительность? — спросил он сухо. Длинные пальцы его нервно постукивали по поверхности полупустого стола.

Удивленно вскинула бровь. Раньше на этом столе всегда был бардак из папок, бумаг и фантиков от конфет. Метла нового босса оказалась настолько мощна, что привела в порядок не только коллектив, но и кабинет, и стол. Оказывается, здесь есть место даже цветам в горшках.

— Это не благотворительность, — наконец, вспомнила я о вопросе, который мне был задан. — Просто сделала женщине приятно в честь дня ее рождения. Если двести рублей для вашего кафе большой урон, то я без проблем могу оплатить ее счет.

В доказательство своих слов сдвинула фартук в сторону и нырнула рукой в карман платья, откуда достала деньги — чаевые с одного из столиков. Отсчитав двести рублей, сделала несколько шагов к столу босса и положила на его край деньги. С невозмутимым видом, изо всех сил скрывая вспотевшие ладони и трясущиеся колени, вновь отошла поближе к двери. Завела руки за спину и переплела пальцы, нервно их сжав.

— И часто ты можешь себе позволить такие акции? — спросил Дядя-демон, не скрывая ироничной насмешки.

— К нам не часто приходят именинники. Пирожное и чай — не большая трата, чтобы сделать человеку хоть какой-то праздник, особенно если этот человек остался в свой день рождения совсем один.

— Ты, наверное, и бомжам на вокзале даешь недостающие пятьдесят рублей на дорогу домой?

— Наверное, — повела я плечами.

Какая ему, вообще, разница?!

Пусть насмехается сколько ему влезет. Моё дело — перетерпеть приступ его «общительности» и выйти из этого кабинета не уволенной.

— Что твоя сестра решила делать с ребёнком?

От неожиданного вопроса я впала в ступор.

— В смысле? — мои брови непроизвольно сошлись над переносицей.

— Она собирается оставить этого ребенка или пойдёт на аборт?

— Кажется, вы немного припозднились с вопросом, Мирон Александрович. Моя сестра родила еще полгода назад.

— Полгода назад?! — выплюнул Дядя-демон озлобленно.

И что его так удивило?

— Ну да. Странно, что вас, вообще, это интересует.

Он точно поехал кукухой.

— Та блондинка, твоя сестра… Когда она успела родить, если только неделю назад мой племянник узнал о ее беременности?

Теперь паззл сложился. Нет. Не паззл. Грёбанное домино, когда последней костяшкой ударяют с размаху о стол и кричат «Рыба!». Мерзкая, вонючая рыба, гниющая со всех сторон

— Настя — моя подруга, а ваш племянник — малодушный трус, — выпалила я.

— Со своим племянником я разберусь сам. Судя по всему, он с твоей подругой так и не поговорил.

— Я уже назвала его трусом? — спросил я, делая вид, что пытаюсь вспомнить последние несколько секунд нашего разговора.

— Я уже понял, что вы обе гордые и независимые, — отрезал Дядя-демон холодно, будто ножом мне по горлу прошелся. Внезапно выйдя из-за стола, подошёл к вешалке, на которой было его пальто. Вынул из кармана кошелек и положил несколько красных купюр поверх тех двухсот рублей, что я положила на его стол ранее. — Этих денег должно хватить на прием у хорошего врача и витамины для беременных. Или на качественный аборт.

От последнего его предложения меня начало мутить. Он это серьёзно? И часто он отдувается за своего племянника и его похождения? Видимо, часто, раз с такой легкостью и отточенностью движений даёт деньги и знает, что к чему.

— Я не могу ни на чем настаивать, — продолжил мужчина, снова сев за стол. Локтями оперся о его поверхность и задумчиво прочесал щетинистый подбородок большим пальцем руки. — Передай своей подруге деньги, пусть она сама подумает и примет решение. Наша семья примет любое.

— Скажите вашей семье, чтобы не совали свои носы и деньги не в свои дела. Пусть ваш племянник придёт и возьмёт на себя ответственность за свою же оплошность. Это касается только Насти и вашего племянника. Пусть вдвоем и решают судьбу своего ребенка.

— Ты так же думала, когда била незнакомого человека у ТЦ? — выгнул он бровь. В уголках губ затаилась злая улыбка.

— Я… погорячилась. Но сейчас я понимаю, что это было глупо. И я уже извинилась перед вами.

— И всё-таки, — придвинул он деньги ближе к краю, то есть ко мне. — Поговори с подругой.

— Поговорите с племянником, — отчеканила я и, крутанувшись на пятках, вышла из его кабинета.

От нервов зачесалась голова. Рванула руку вверх и наткнулась пальцами на колпак. Идиотка! Я строила из себя взрослую ответственную девушку и учила Мирона Александровичу тому же с цветным колпаком на голове.

Ты клоун, Майка.

После смены в кафе, когда босс привычно свалил в шесть вечера, а мы остались в кафе до восьми, вернулась домой. Настя снова лежала в своей постели в обнимку с медведем и смотрела в стену.

— Пойдём погуляем, — поковыряла я ногтем ее плечо. — Тебе нужен свежий воздух. Сходим в парк? Меня тоже нужно хорошенько выгулять.

— Ладно, давай, — нехотя согласилась подруга.

— Ну, хватит, Насть! — обхватила я подругу за плечи и покачала из стороны в сторону. Идти приходилось широко расставив ноги, чтобы не наступить на Настины белые кроссовки. — Не кисни. Всё наладится. Всё у тебя будет хорошо. Хочешь, дай белке шишкой в глаз.

— Я не попаду, — наконец, она хоть на что-то отреагировала. — Может, лучше покормим её?

— Подожди, — отлипла я от Насти и скинула с плеча рюкзак. Порылась в боковом кармане и вынула из него упаковку семечек. — Держи.

Сойдя с парковой дорожки, немного вошли в лес. Настя насыпала себе в ладонь семечек и присела на корточки, протянув руку в сторону белочки, которая настороженно сползала по стволу дерева.

— Прикинь, она сейчас откажется от семечек, потому что они в шелухе, — усмехнулась я, наблюдая за тем, как рыжая зверушка приблизилась к ладони с угощениями и придирчиво к ней принюхалась. — Смотри, какая она недовольная.

— Не обижай беременных, белка. Жуй, — чуть опустила Настя ниже руку.

Нехотя, но рыжая хозяйка парка приступила к трапезе, словно сделав одолжение.

— Родителям еще не говорила? — спросила я Настю.

Улыбка ее сразу померкла.

— Я боюсь, — произнесла она тихо. — Если мама ещё как-то сможет понять, то папа меня или Егора убьёт раньше, чем успею хоть что-то объяснить.

— Но не будешь же ты прятать от них внука вечно? Когда-то всё равно придётся показать. Или ты хочешь…

Договаривать я не стала — Настя сразу отрицательно закачала головой.

— Убивать его я точно не буду, — сказала она решительно. Высыпав перед белкой остатки семечек, выпрямилась во весь рост и положила ладони на свой живот. — Я уже с ним разговариваю, мы придумываем имя, кем он будет в будущем… Как после всего этого я могу его убить?

Подбородок ее дрогнул, глаза мгновенно наполнились слезами.

— Всё-всё! — поспешила я к ней и сразу обняла. — Я просто спросила, думала ли ты о таком варианте. Нет, так нет. Всё, успокойся.

— Я читала. Это из-за беременности я стала такой эмоциональной. Быстро прыгаю с одного настроения на другое, — глубоко вдохнула подруга и даже попыталась выдать некое подобие улыбки.

— Это, получается, я всю жизнь беременная, что ли? — округлились моя глаза. Настя рассмеялась. Как бальзам на душу, честное слово. — Не, не правда! Во мне же нет никакой стабильности.

— Всё в тебе есть. Всегда было. Со школы ещё, — улыбнулась мне Настя. — Я, кстати, записалась на послезавтра к гинекологу. Сходишь со мной?

— Если с утра, то могу прогулять пару пар.

— Спасибо.

Хотела рассказать ей еще о том, что дядя её Егора — моя босс, но вовремя прикусила язык. Если ее настроения настолько переменчивы, то лучше к сложным разговорам подходить с большими интервалами. Она уже поплакала от одного моего вопроса. Кто знает, до какой истерики её может довести новость и Дяде-демоне.

Только сейчас поняла, что приставка «Дядя» к «демону» была придумана мной не просто так. Символично, чёрт возьми.

— Пойдём домой, Май. Я устала. Да и темнеет уже.

— Конечно, — фыркнула я, но на тропинку парковую тоже вышла. — Целую неделю дома тухла, плесень разводила, а тут воздух чистый, белки голодные. Конечно, ты устала.

— Ты такая язва, — закатила Настя притворно глаза.

— Это я ещё даже не старалась.

— Я знаю.

На подходе к подъезду дома, в котором мы с Настей живем, стало ясно, что гулять нужно было еще пару часов.

Черная спортивная машина, о дверь которой задом опирался мой новый босс, не сулила ничего хорошего. А уж когда, оторвав взгляд от телефона, Мирон Александрович заметил нас и узнал, стало понятно, что этот вечер перестал быть томным.

— Выходи, — коротко скомандовал босс и отлип от дверцы, которую тут же открыл. — Живо.

— Ты бы меня еще на поводке притащил, — бубнил недовольный Егор, но из машины вышел.

— Притащил бы. Не сомневайся.

Похоже, шутить с Дядей-демоном не было позволено даже родному племяннику.

— Пошли отсюда, — Настя рывком схватила меня за куртку и потянула в противоположную от нашего дома сторону.

— Никуда мы не пойдем, — уперлась я ногами в землю и вырвала край своей куртки из руки подруги. — Ты сейчас пойдёшь и поговоришь с Егором.

— Не пойду! — шипела подруга, выпучив глаза и надув губки. — Мне не о чем с ним разговаривать.

— У вас есть одно общее дельце, которое с каждым днем становится больше, — многозначительно указала я взглядом на ее живот. — Не тупи, Насть. В конце концов, будь взрослой. Смотри, его на разговор, как ребенка, притащил дядя, сам бы этот дебил фиг догадался к тебе явиться. Так что держи хвост пистолетом и поговори с ним так, чтобы он понял кого потерял. Поняла?

— Я боюсь, — шепнула она. Подбородок дрогнул.

— Я и моё острое и очень меткое колено рядом.

— А если дядя вмешается?

— Не переживай. Дядей займусь я, — похлопала подругу по плечам и ободряюще ей улыбнулась. — Всё, иди. Он чмо, ты — королева.

— Ладно, — вдохнула Настя глубоко и решительно. Тряхнув волосами и расправив плечи, уверенной походкой пошла туда, где Егор мял своё маленькое скукоженное эго через карманы джинсов.

Проследила за тем, как подруга подошла к своему бывшему и первая завела разговор. Не закричала, не заплакала — уже хорошо. Не хорошо только то, что Егор её слушал, поджав губы, и с бегающими по сторонам глазами. Похоже, приехал он сюда для галочки и только потому, что дядя его сюда притащил.

Сжав лямку рюкзака на плече, я перевела внимание на своего босса, который снова встал у своей машины, прислонившись к ней задом.

Хмыкнув, пошла к нему. Раз мы оба заделались парламентерами, то вполне можем понаблюдать за переговорщиками вместе.

Мирон Александрович встретил мое появления рядом с ним слегка приподнятой бровью. В кафе он был в рубашке и брюках, а сейчас надел серую толстовку с черны принтом, джинсы и кроссовки. Даже волосы не прилизаны. Такого начальника даже опасаться не хотелось. Уж больно домашним он кажется.

— Добрый вечер, Майя, — сказал он глубоким голосом, когда я ровно, как и он, оперлась о его машину задом и скрестила руки на груди.

— Угу, — выдохнула я деловито и продолжила наблюдать за диалогом несостоявшейся парочки.

Пока всё происходило спокойно. Настя говорила ровно и много, Егор отделывался односложными фразами.

— Вы с подругой снимаете комнату? — спросил Мирон Александрович.

— Квартиру. Однокомнатную.

— С общежитием не получилось?

— Не хватило места. Мне. А Настя ушла со мной за компанию на съемную квартиру.

— Чтобы не ждать своей очереди в душ? — с насмешкой спросил Дядя-демон.

— Чтобы мне за квартиру меньше платить. Но душ, конечно, важнее, — выдала я иронично, с трудом удержавшись от закатывания глаз.

— И как? Удается совмещать учебу и работу?

— У меня есть выбор? — подняла я взгляд на мужчину, который все еще смотрел на парочку с некоторой ленцой. — Просто работаю, чтобы учиться и учусь, чтобы работать.

— Замкнутый круг, — скучающе вздохнул Мирон Александрович и скрестил голени, поставив одну ногу перед другой.

Повторила за ним.

— Ты здесь смелее, чем в кафе, — заметил он мое подражание.

— Ну, вы же недавно сказали, что не совмещаете личное и рабочее. Не уволите же вы меня за то, что я повторила положение ваших рук и ног вне здания кафе.

— Проверяешь границы допустимого? — спросил Мирон Александрович и повернул в мою сторону голову. Заглянул в глаза. В лучах закатного солнца его обычно голубые глаза оказались глубокого синего оттенка.

Красиво.

— Просто пытаюсь отвлечься от желания втащить вашему племяннику, — улыбнулась я натянуто и снова отвернулась к Насте и Егору.

Парочка в этот момент как раз перешла на более размашистую жестикуляцию, а Егор, вообще, разошелся в эмоциональных всплесках настолько, что схватил Настю за плечи и грубо встряхнул.

Это повлияло на меня как стартовый пистолет. Резко подавшись вперед, я хотела с разбегу влепить ему пяткой пощечину, но оказалась прижата сильной мужской рукой к машине.

Возмущенно опустила взгляд на эту оборзевшую конечность и проследила всю ее длину до самого плеча и выше к лицу.

— Отпустите меня, — процедила я сквозь стиснутые зубы и максимально угрожающе посмотрела в синие глаза.

Мирон Александрович выставил левую руку вперед как шлагбаум и без давления и грубой силы удерживал меня на месте.

— Не лезь, — сказал он спокойно. — Они должны сами разобраться.

— Если ваш племянник ещё раз тронет мою подругу подобным образом, я не сжалюсь еще и над вами.

— Охотно верю, — согласно кивнул мужчина и плавно опустил свою руку, пристально следя за тем, чтобы я осталась на том же месте, где он меня оставил.

Только когда и Егор убрал свои лапы от Насти я смогла успокоиться. Снова скрестив руки на груди, как босс, продолжила наблюдать за диалогом, который, вроде стихнув, вновь начал набирать обороты.

Лицо Егора исказилось мерзкой гримасой, изо рта его вылетело что-то явно гнилое и неприятное. Это стало ясно тогда, когда Настя размахнулась и врезала ему звонкую пощечину, звук которой разлетелся по всей улице.

Мирон Александрович резко подался вперед, но тут же был остановлен моей рукой, как шлагбаумом, и снова прижат к машине рядом со мной.

— Не лезьте. Они должны сами разобраться, — произнесла я с ехидной усмешкой.

На мгновение зависнув, Дядя-демон окинул меня злобным взглядом, а затем коротко усмехнулся и лицо его потеряло тень злобы.

— Вообще-то, я хотел остановить племянника, чтобы он не наделал ещё каких-нибудь глупостей.

— Нет нужды. Всё, что мог, он уже сделал, — вздохнула я и поправила лямку рюкзака. Оттолкнулась от машины и пошла вслед за подругой, которая быстро ушла прочь и хлопнула напоследок подъездной дверью.

— Они оба сделали, — поправил меня босс.

— Первый и, наверное, последний раз я с вами соглашусь, — сказала я, на мгновение повернувшись к боссу. — До свидания, Мирон Александрович.

— Угу, — кивнул мужчина и, оттолкнувшись от машины, открыл перед племянником дверь, практически закинув того в салон за шкирку.

— Дядя-демон ушел? — оперлась я о Стёпину стойку, чтобы дать себе маленькую передышку. В ровную стопку вложила несколько папок меню. Только что обслужила стихийный банкет, устроенный мужчинами и женщинами, воодушевленными заключением какой-то удачной сделки.

— Ушел. Сегодня на полчаса раньше, кстати, — ответил Стёпа, не отрываясь от смешивания кофейного напитка. Как завороженная наблюдала за тем, как поблескивали кольца на его длинных музыкальных пальцах.

— Куда он, интересно, смывается каждый день и непременно около шести вечера?

— Хз, Май. Может в шесть в Аду поверка? — хитро подмигнул мне парень.

— А он там главный проверяющий, — поддержала я его шутку и рефлекторно повернулась на входную дверь, колокольчик над которой звякнул на все кафе.

Переглянулись со Стёпой и без слов поняли, что шутки про Ад только что обрели еще сотни новых оттенков.

— Видимо, сегодня он решил перекус взять с собой, — протянула я едва слышно, сделав вид, что почесала нос.

Очень сложно было сдержать улыбку, видя, как Дядя-демон, преисполненный пафосом, вошёл в кафе с лицом фотомодели, снял солнцезащитные очки и суровым оценивающим взглядом окинул зал, а ровно под его подбородком был мелкий малыш, который лучезарно всем улыбался беззубым ртом, и болтал ручками и ножками, вися в кенгуру.

— Я хочу потрогать его малыша, — прошептала я блаженно, не в силах отвести взгляд от карапуза, чьи щеки так и манили.

— Которого? — съязвил Стёпа.

— Которого видно, — не осталось я в долгу и внезапно вздрогнула, когда моя фамилия прогремела на всё кафе.

— Уральцева! — рявкнул Дядя-демон, будто на меня глядя в упор, меня не видел.

В одно мгновение я вся подобралась и, нацепив на губы профессиональную деловую улыбку, подошла к Демону и крохотному ангелочку, при взгляде на которого улыбка моя стала самой настоящей.

— Да, Мирон Александрович?

— Принеси в мой кабинет кофе и десертную ложку, — выдал этот бездушный Терминатор.

— Да, сейчас, — вообще, не глядя на босса, подмигнула малышу и отправилась выполнять заказ.

Через несколько минут вошла в кабинет Мирона Александровича, в кресле которого уже сидело маленькое чудо, от которого над столом были видны только глаза.

— Куда кофе поставить? — спросила я у начальника, который вешал кенгуру на вешалку, стоящую в углу.

— Поставь на подоконник. Десертную ложку принесла?

— Да, вот, — поднесла я поближе к его носу поднос, на котором завернута в салфетку лежала ложечка.

— Отлично, — одобрительно кивнул мужчина и достал из кармана брюк крошечную банку с детским пюре. — Можешь быть свободна.

Хотела было сказать, что кормить ребенка каким-то холодным месивом из банки не стоит (по крайне мере, моя сестра точно бы сейчас учинила драку яжмамок), но сдержалась и вышла.

Не прошло и пяти минут, как из кабинета Дяди-демона снова прогремела моя фамилия.

— Младенцем не наелся, вспомнил, что в кафе есть еще одни пухлые щечки, — ехидно подметил Стёпа.

— Опять сейчас орать будет, — приготовилась я к худшему, но в кабинет пошла. — Да, Мирон… Александрович, — запнулась я на его имени, глядя на то, как босс вкидывал в раскрытый рот малыша пюре из баночки.

— Принеси салфеток или что-то такое, из чего можно сделать слюнявчик, — не обернувшись на меня строго проговорил мужчина.

— А… сейчас, — опешила я быстро вылетела из кабинета за Стёпину стойку, где взяла из упаковки новое полотенце и пачку салфеток. — Вот, — в этот раз в кабинет вошла без стука и сразу направилась к столу, за которым сидел мини-босс, а рядом с ним практически на коленях находился Дядя-демон.

— Тима, сынок, ну, кто так ест? — ворчал Мирон Александрович, а у меня слегка отвалилась челюсть, от осознания того, что у Дядя-демона есть такой милый ребенок.

Корявыми движениями Мирон Александрович столь же коряво повязал на шее своего сына полотенце и вкинул в его рот порцию пюре. Вкинул, размазал ложкой и снова вкинул очередную пайку, не дожидаясь, когда малой прожует предыдущую.

— Чего тебе, Уральцева? — буркнул босс недовольно, заметив, что я не ушла.

— Ничего, — поморщилась я, сострадательно глядя на малыша, который едва поспевал за папкой, но всё равно продолжал мне улыбаться. — Просто… Мирон Александрович, вы же помните, что вы ребенка кормите, а не стену шпаклюете?

— Уральцева, — тяжело вздохнул Дядя-демон и бросил на меня тяжелый взгляд из-за своего широкого плеча. — Я просил тебя принести мне кофе и ложечку, а не тупые шутки. Иди в зал и работай.

Стало обидно. Я хотела как лучше, а получилось, что напоролась на колючий двухметровый забор по имени Мирон не-лезь-не-в-свое-дело Александрович.

— Четверть ложечки ему давайте, а не полную. Иначе он так и не наестся. Вымажется только, — сказала я уже просто для того, чтобы было. Из вредности. И вышла из его кабинета, чтобы последнее слово осталось за мной, хочет того Дядя-демон или нет.

И зря я, что ли, сестре все лето с близнецами помогала? Куда-то же мне нужно деть этот опыт!

После выхода из кабинета босса обслуживала столики в обычном режиме. К счастью, моя фамилия больше не гремела на всё кафе, в котором ее скоро выучит каждый посетитель.

Мирон Александрович выходил из своего кабинета несколько раз. Первый, чтобы умыть сына, почти все лицо которого было в пюре, а последующие разы — чтобы суровым взглядом окинуть свои кафешные владения. Ну, или просто хотел покрасоваться перед сыном, который, впрочем, из всего увиденного оценил только маленькие цветные фонарики над головой, к которым старательно тянулся, но его потуги так и не были замечены каменноподобным отцом.

— Уральцева! — донесся из злосчастного кабинета голос начальника, когда я уже закончила смену и собралась уходить домой.

— Ненавижу свою фамилию, — буркнула я устало себе под нос, но в кабинет поплелась, предварительно на всякий случай застегнув куртку до самого горла, чтобы мои намерения свалить отсюда были видны издалека. — Да, Мирон Александрович? — вошла я, не утруждая себя стуком в дверь.

Без предварительных «ласк» в меня полетели ключи, которые я рефлекторно поймала.

— Сходи до моей машины и принеси из нее упаковку салфеток и чистый подгузник, — коротко скомандовал босс.

— А почему именно я? В кафе есть люди и кроме меня. И, вообще, моя смена закончилась пять минут назад!

— Это ведь ты у нас защитница еще нерожденных детей? — слегка вскинул босс широкую бровь. — Помоги еще и рожденным. К тому же, ты единственная, кто точно знает, как выглядит моя машина. И в-третьих, и самое главное, ты мне должна за поруганную у этой машины честь.

— Говорите так, будто я вас около нее обрюхатила и бросила с ребенком. Вот с этим, — подмигнул я лучезарному малышу. — И вообще, помнится, вы мне хвастались тем, что не мешаете личное и рабочее. Обманули?

— Ты сама сказала, что твоя смена закончилась пять минут назад. Так что уже как пять минут… — мазнул он взглядом по часам на запястье. — … началось твоё личное время. Машина, салфетки, подгузник, — с нажимом повторил босс. — Живее.

— Только ради тебя, малыш, — указала я на карапуза и широко улыбнулась ему, чтобы затем резко погасить улыбку и холодно посмотреть на босса, который, похоже, был близок к тому, чтобы запустить в меня какой-нибудь статуэткой со своего стола.

Кое-как сняла машину с блокировки. На заднем сидении ее обнаружила все то, что заказал босс. Да, он, походу, весь детский ассортимент с собой решил захватить! Заодно прихватила погремушку, так как малой играл с дыроколом и разобранной ручкой.

Вернулась в кафе, попрощалась со Стёпой, который сочувствующе пожал мое плечо, но предпочел поживее исчезнуть, чтобы из него не сделали веселого пони.

— Вот, — вошла я в кабинет и сразу наткнулась на вытянутую руку с «надутым» подгузник в ней.

— Выбрось, — не глядя на меня скомандовал Дядя-демон.

Подавляя в себе желание показать ему средний палец, и просто уйти отсюда, взяла из его руки тяжелый подгузник и вложила в руку, которая всё ещё оставалась протянутой, салфетки и новый подгузник. Ключи от машины положила рядом с малым, который с голой жопкой лежал на рабочем столе отца и слюнявил дырокол.

— Приедешь домой… — заговорила я с малышом полушепотом, будто этот разговор был только нашей с ним тайной. И аккуратно забрала из его руки опасную штуку, вложив вместо нее погремушку. — …обязательно расскажи своей маме, что папа вместо погремушки заставил тебя играть с дыроколом.

— У него нет мамы, — холодно отрезал босс и мягко, но настойчиво сдвинул меня в сторону, чтобы ему было удобнее переодеть сына. — И выброси уже это, — указал он взглядом на использованный подгузник в моей руке.

В одно мгновение я прикусила язык. Там, где есть разговор или намек на смерть мне всегда было нечего сказать. Я боялась этой темы, она была мне некомфортна и чужда. В данный момент мне не хотелось верить в то, что этот чудесный щекастый малыш живет без мамочки, имея только сурового отца, у которого четкий лимит по улыбкам — одна раз в полгода.

Сочувствующе посмотрела на ребенка и покинула кабинет, чтобы, наконец, выкинуть то, о чем меня просили, в урну. Переведя дыхание, решила вернуться, чтобы просто спросить:

— Что-нибудь ещё нужно, Мирон Александрович?

— В кафе ещё кто-нибудь остался? — поднял он карапуза на руки и прижал к себе.

— Нет. Все уже ушли.

— Ты сейчас куда?

— Домой.

— Поехали, подвезу, — двинулся он к выходу из кабинета, в котором погасил свет, прихватив с собой кенгуру-переноску.

— Нет, спасибо. Я на автобусе, здесь остановка рядом, — следовала я за боссом и его сыном к выходу из кафе, в котором он постепенно гасил свет и выравнивал и так ровно стоящие стулья.

— Я сказал «подвезу». Нам с Тимом по пути.

И снова захотелось показать ему средний палец. Твердолобый бараносёл, блин!

— Я же сказала, что на автобусе доеду.

— Садись, — не терпя никаких возражений Мирон Александрович открыл передо мной переднюю пассажирскую дверцу.

— А Тим с какой стороны сидит? — спросила я, не торопясь садиться на предложенное мне место.

— По диагонали от водительского.

— Угу, — коротко кивнула и, игнорируя открытую дверцу, деловито обошла машину босса и села на заднее сиденье за водительским креслом.

С улицы последовал тяжелый вздох, после чего открытая для меня дверца захлопнулась и открылась та, что была со стороны детского кресла.

Мазнув по моему лицу недовольным взглядом, Мирон Александрович пристегнул своего сына, сто тысяч раз проверил все фиксаторы и только после этого вынырнул из салона, мягко прикрыв дверь, чтобы затем ее снова резко распахнуть:

— Пристегнись, — буркнул он мне.

— Боже, — вздохнула я и сделала, как он сказал. — Проверите?

Дверь снова захлопнулась, и недовольно сопящий Дядя-демон устроился за рулем. Пристегнувшись, конечно же.

— А это кто, Тима? Че-ре-па-ха, — потрясла перед малышом зеленой резиновой игрушкой, которую он сразу предпочел попробовать на зуб. Один зуб у него, оказывается, все же имеется. — Черепаха ходит так же медленно, как твой папа ездит.

— Потому что папа не может ехать быстрее, чем движется пробка, — буркнул с водительского места Мирон Александрович. И повернулся к нам, так как мы снова стояли, ожидая, когда поток машин сдвинется с мертвой точки. — Ты куда-то торопишься, Уральцева?

— Уральцева торопится не умереть от голода. Кушать хочу, — вздохнула, вспомнив, что дома меня ждало сало с толстым слоем чеснока, от которого токсикозилась Настя и млела я. Из сумки с игрушками выбрала маленького плюшевого тигра и снова обратилась к малышу, который уже потерял интерес к черепашке и уронил ее куда-то под автокресло. — А это кто? Это тигрррр. Съесть тебя, съест! — прорычала и уткнула плюшевого зверя в сгиб маленькой шеи, заставив карапуза взвизгнуть и заливисто засмеяться.

С трудом подавила в себе умиление, заметив с какой теплотой улыбался сыну Мирон Александрович.

— Можем куда-нибудь заехать перекусить. Неизвестно, сколько еще в этой пробке простоим.

— Ну, уж нет! — хохотнула я, не сдержавшись. — Вы наверняка найдете в том заведении десертную ложку и измажете мне пол лица. А мой рот, знаете ли, не дыра в стене, его замазывать не надо.

— Но заклеить не мешало бы, — нашелся с ответом Мирон Александрович и снова отвернулся к лобовому стеклу, устало откинувшись на подголовник. Ладонь с рычага переключения скоростей перекочевала на затылок и шею с силой их растирая. — Ну так что насчет перекусить? Можно взять что-нибудь навынос.

— Я до дома дотерплю, — повернулась к мальчишке, изо рта которого хотела было вытащить опасного хищника — тигра, но малыш поймал меня за палец и тоже потянул его к себе в рот. — Ну-ну, Тим. Это кака. Фу! Не нужно ее в рот тащить.

— Где кака? — резко повернулся к нам паникующий папаша, рыскающий взглядом по сыну и вокруг него. — Я вчера машину мыл. Откуда здесь кака?

— Вы сами ее захотели подвезти. Не нужно так пугаться, — передразнила я его легкую панику и тут же получила в ответ взгляд полный осуждения и усталости, похоже, от меня.

— Как там твоя подруга? — спросил Мирон Александрович через некоторое время, когда поток машин, наконец, сдвинулся.

— Спросите у своего племянника.

В ответ тишина. Ясно, совет пришелся не по вкусу.

— Где научилась так обращаться с детьми?

— Как так? Отвратительно плохо?

— Нормально, Уральцева. На вопросы тоже отвечай нормально.

— Мы уже вернулись на работу, чтобы я начала пресмыкаться?

— Для того, чтобы вести беседу необязательно пресмыкаться, Уральцева. И не дерзи. И давай не будем никого обманывать — ты и на работе не пресмыкаешься.

Молча закатила глаза. Сеанс нравоучений я и от мамы могу потерпеть. Вместо продолжения разговора с боссом, предпочла увлечься его сыном, который, к счастью, был моим фанатом и не ворчал по поводу и без.

— Так откуда опыт с детьми? — не отстал Дядя-демон.

— У меня есть два младших брата десяти и одиннадцати лет, и еще у меня есть старшая сестра, которая полгода назад стала мамой близнецов. Летом я ей помогала не сойти с ума от счастья.

— Ясно, — равнодушно заключил Мирон Александрович.

Зачем, вообще, спрашивал, если ответ интересен не был?

Автомобиль плавно повернул к двору дома, в котором мы с Настей гордо и независимо снимали одну квартиру на двоих.

— Спасибо, что подвезли, — поблагодарила я, выходя из машины. Следом вышел и Дядя-демон. — Пока, красавчик, — сказала я, поставив мужчину в ступор. — Это я вашему сыну. Не вам, Мирон Александрович.

— Ну, естественно, — фыркнул он недовольно.

— Стёпа-Стёпа, — осуждающе посмотрела на друга, который клеил посетительницу, подливая ей кофеек «за счёт заведения».

Барышня поплыла-потекла и окрыленная вниманием парня с пирсингом в брови и татушкой на шее, выпорхнула из кафе навстречу новому светлому дню.

Тошнотворная картинка. Приторность, ваниль и глупый, явно фальшивый смех, который барышня из себя так и давила на каждую глупость, сказанную Стёпой.

— Ты, кстати, могла бы тоже получить от меня порция моего фирменного кофе, если была бы чуть более нежной, ласковой и…

— Тупой. Как деревяшка, — постучала я костяшками пальцев по стойке. — Стёп, меня не склеить каким-то кофе и анекдотами со страниц со сканвордами.

— Сегодня я взял шутки из брошюрки с судоку.

— Поленился выучить целый анекдот ради прекрасной… Как я ее, кстати, зовут? — махнула я рукой в сторону входной двери, в которую только что выпорхнула окрыленная его вниманием фея.

— Не запомнил, — равнодушно поджал парень губы. — Она и правда туповата. Кофе будешь? Мой фирменный, — ехидно улыбнулся Стёпа.

— Мне уже начинать мотать волосы на палец и смеяться звонким смехом?

— У тебя не получится. Ты ржешь как зебра.

— Ах, ты! — выхватила я его же полотенце, но ударить не успела — отскочил. Да и в карман ударила вибрация телефона. Кто-то звонил. — Живи пока, — пригрозила Стёпе пальцем и оставила его полотенце на стойке.

Посмотрела на экран телефона и удивленно вскинула брови. Сестра звонила по видеосвязи. Странно. Обычно она предпочитает смски.

Посмотрела в зал и жестом показала девчонкам, что у меня срочный звонок, поэтому, если что, пусть присмотрят и за моими столиками тоже.

Быстро-быстро, пока не оборвался звонок, нырнула в коморка за баром и ответила на вызов, присев на ступеньку стремянки.

— Привет, Нюшка! — выронила я с улыбкой, которая тут же стала шире, когда я поняла, что звонила мне не сама сестра, а ее сыновья, которые, похоже, обнаружили мамкин телефон и устроили обзвон родственников. — Матюша, Тимоша! Привет, пацаны! Ого! Вы уже сами научились садиться и сидеть без опоры? Молодцы!

Веселые возгласы и междусобойчик мальчишек выглядел забавно. Они поочередно заглядывали в камеру, иногда делали это вместе, стакиваясь лбами, но при этом оба, совершенно точно, слюнявили дисплей, пытаясь вступить в диалог с говорящей штуковиной среди их игрушек.

— Я тоже по вам уже соскучилась, ребята. А мама ваша где?

— А я думаю, что они у меня затихли, — появилась в кадре сестра и ее рука, закрывшая камеру. — Уже позвонили спасателям, чтобы дяди отменили дождь и нам можно было идти гулять? — ворчала она.

— Всего лишь позвонили любимой тётке, — произнесла я певуче, чтобы обратить на себя внимание старшенькой.

— Ой, Майка! — посмотрела она, наконец, на экран телефона и тут же стала оттирать его от слюней сыновей. — Я смотрю, мальчишки по тебе соскучились.

— Я по ним тоже. Чем занимаешься?

— Подожди пять сек. Я мелким по бутылочке дам, — отложила Аня телефон. Послышались шаги, ее милое бормотание с малышами, и затем она снова появилась в кадре. — Ну, рассказывай, как дела?

— Да, чего рассказывать? — почесала я за ухом. — Всё, как обычно. Учеба-работа… Хочу в лес.

— Зачем в лес?

— Поорать на дерево. Говорят, это помогает избавиться от стресса, возникшего из-за рутины и однообразия.

— А-а, — протянула сестра, будто облегченно. — А я-то думала, что ты хочешь спрятать там тело своего нового босса.

— Мама уже рассказала, — закатила я глаза.

— Конечно, — повторила мою мимику Аня. — Не уволил еще?

— Пока нет, но чувствую — скоро. Да даже если и не уволит, то все равно нужно искать подработку, чтобы за учебу заплатить. Хотя бы на месяц. Мне как раз хватит, чтобы за семестр заплатить. Кое-что я подкопила за лето.

— Давай, я тебе немного подкину.

— Что ты там мне подкинешь? — вскинула я возмущенно брови. — Не надо. У тебя двое мальцов. Пожалей Кирюху, он и так на работе зашивается, а ты тут еще кому-то чего-то подкидывать собралась. Не маленькая, справлюсь.

— Ну, смотри, — снисходительно качнула головой сестра и посмотрела куда-то поверх камеры, тут же расплывшись в улыбке. — Зырь, какие деловые.

На экране закрутилась комната, и камера сфокусировалась на двух братьях, лежащих на диванных подушечках с бутылочками молока в руках. Оба закинули ногу на ногу и с самым важным видом тянули молоко, поглядывая в потолок.

— Обожульки мои!

Так и хотелось расцеловать экран, глядя на этих двоих.

Фокус камеры вновь вернулся на лицо сестры, которая хотела было что-то сказать, но лишь застыла с открытым ртом, с изумлением глядя в экран:

— Ты не говорила, что работаешь с такими красавчиками, Май. Или это посетитель?

— Кто? — не поняла я.

— Я её босс, — прозвучал у самого уха тягучий мужской голос.

Словно сорванная пружинка я подпрыгнула на месте, выронила телефон и вскарабкалась на стремянку, не зная, куда себя деть.

— Ми-Мирон Александрович? — выронила я дрожащим голосом, глядя на мужчину сверху вниз. — А что вы делаете… тут?

— Больше меня интересует, что здесь делаешь ты среди рабочего дня? — спросил он, окинув меня суровым взглядом. — Спустись с небес на землю, Уральцева, и иди работай.

— Вы меня не уволите?

— Работать, Уральцева, — рыкнул он недовольно и покинул коморку. Невольно задержалась взглядом на его заднице, обтянутой брюками. Орррех!

Хоть что-то хорошее есть в этом человеке. Над ему намекнуть, чтобы следующие разы отчитывал меня, повернувшись ко мне спиной. Хоть глазам приятно будет, пока уши вянут.

Быстро спустилась со стремянки, все еще чувствуя легкую дрожь в пальцах из-за пережитого стресса. Телефон, к счастью, упал в коробку с упаковками салфеток. Достала его и обнаружила, что видеозвонок закончился, но от сестры пришла смска:

«Моргни три раза, если живая»

Усмехнувшись, я навела камеру телефона на свое лицо, скосила глаза, высунула язык набок и сфотографировала себя, сразу отправив фотку сестре.

— Успела? — влетела я в кафе, на ходу снимая куртку и скидывая сумку за барную стойку. — Стёпа, скажи, что я успела! Босс меня еще не уволил? Или уже уволил? Стёпа!

— Отдышись, блин! — завел он меня торопливо за свою стойку и отточенными движениями наполнил стакан ледяной водой из холодильника. — Нет твоего босса. Он сегодня тоже весь день примерно так же носится и кричит между делом.

— Пронесло! — выдохнула я облегченно и осушила стакан наполовину. — Препод задержал. Прикинь, сам же опоздал на пару почти на пятьдесят минут и еще нас же в этом сделал виноватыми и на эти же пятьдесят минут задержал, потому что у него, видите ли, «материал», — гримасничала я, чтобы передать гамму раздражения и ненависти, которую в меня вселил один единственный человек. — А с Мироном Александровичем что? Почему кричал?

— Насколько я понял, он хочет заказать новую мебель для кафе и изменить дизайн. И, короче, сначала дизайнер слился, потом поставщик отказался ехать делать замеры и там что-то ещё, что я уже не слушал.

— Это он сам тебе всё рассказал? — залпом допила вторую половину стакана.

— Это он так громко в кабинете своем разговаривал. Надо ему намекнуть, чтобы он обшил свой кабинет каким-нибудь материалом, подавляющим звуки изнутри. Он нам реально скоро всех посетителей распугает. А их у нас и так не фонтан.

— Мда, — причмокнула я губами и заглянула в пустой стакан, затем тряхнув им. — Спасибо, Стёп. Пойду стакан в мойку отдам, да переоденусь, пока Дядя-демон не вернулся и не созрел для того, чтобы на меня покричать.

— Он, кстати, выкрикнул разок твою фамилию.

— Он ее, наверное, уже вместо матерного слова использует.

— Наверное, — усмехнулся Стёпа. — Но девчонки ему сказали, что твоя смена еще не началась. Он матюкнулся и свалил.

— Может, и не вернется сегодня больше, — скрестила я пальцы и пошла переодеваться в рабочую униформу, чтобы затем влиться в работу.

После шести вечера народ в кафе расслабился, даже наш новый админ позволил себе устроиться за стойкой и потрепаться со Стёпой и свободными официантками. Все привыкли к тому, что после шести вечера босса на рабочем месте не бывает, так что его появления уже никто не ждал. Наверняка он закончил все свои дела где-то там или только начал их, раз он любит исчезать куда-то в шесть.

Но ко всеобщему разочарованию почти в семь вечера входная дверь в кафе распахнулась и в зал вошел Дядя-демон, рычащий на кого-то в трубке телефона, пока в это время в кенгуру на нем болтался довольный всем и вся малыш с одним зубиком.

— …сроки выполнения своих работ вы установили сами и нихрена не сделали… — ворчал мужчина, направляясь в свой кабинет, а мне и другим официанткам пришлось натянуть на лица улыбки и отвлечь посетителей на себя, чтобы они перестали пялиться на нашего босса. Складывалось впечатление, что некоторые из них уже хотели помыть за собой посуду.

Похоже, нужно не кабинет его обшивать, а глушитель ему ко рту прикрутить, чтобы людей вокруг себя не пугал. Это мы привыкли к его эмоциональным всплескам, а вот редкие посетители к этому совершенно не готовы.

— Уральцева! — вылетел Дядя-демон из своего кабинета примерно через полчаса после того, как в него зашел.

Я аж вздрогнула, едва успев поставить на стол посетителя заказанный им салат.

— Простите, — улыбнулась я своей самой профессиональной улыбкой. — Приятного аппетита. — лавируя между столиками, подошла к боссу, который без каких-либо объяснений сунул мне в руки ребенка в кенгуру и пошёл к выходу широкой походкой. — Мирон Александрович! — крикнула я возмущенно ему в спину.

— Пять минут, Уральцева! — бросил он, не оборачиваясь и вылетел из кафе, чтобы начать собачиться с водителем только что подъехавшего грузовика.

— Нормально вообще! — цокнула я, но лямки кенгуру накинула на плечи. пощекотала увесистого малыша по щечке и прогулочной походкой пошла по залу к бару, где Стёпа в таком же немом непонимании происходящего покачал головой и подмигнул малому.

Пять минут закончились быстро. Ровно так же, как босс запрыгнул в грузовик и куда-то уехал.

— Классно твой папка придумал, Тим. Скинул тебя на меня и усвистал. Сестричку, наверное, тебе сейчас притащит. Аист, блин, громкоклювый.

Делать нечего, мою работу никто не отменял, в кабинет босса мне тоже никто заходить не разрешал. Схватив папку с меню, двинулась к одному из своих столиков, который как раз заняла парочка взрослых людей.

Моё приветствие пролетело мимо их ушей, так и мужчина, и женщина были увлечены разглядыванием щекастого карапуза, который, я уверена, им улыбался.

— Какой богатырь! — вытянула женщина губы трубочкой и потрогала Тима за ножку. — Тяжело тебе достался, наверное?

— Да нет, — хмыкнула я, дёрнув плечами. — Его отец просто сунул мне его по-быстрому и убежал по своим делам. Мужчины… — философски вздохнула я.

Судя по побледневшей женщине и ее поперхнувшемуся спутнику, моя формула того, откуда берутся дети, была воспринята ими не так, как я хотела бы ее донести.

— Только не наделай дел, Тима, — бормотала я мальчишке, которого усадила за барную стойку и присела напротив него на корточки, придерживая маленькое чудо за ручки. — Тут кушает люди, а воздух может портить только твой папа. Да-да. Запахом серы, ну, ты и сам знаешь.

Над головой прозвучал тихий смешок Степы:

— Не боишься, что на нем может быть прослушивающий жучок? Сейчас Дядя-демон наслушается, что ты о нем наговорила и точно уволит тебя.

— Он, может, вообще скинул на меня малого, на тебя — кафе, а сам уехал исполнять свою мечту — работать пьяным грузчиком. Видел, как быстро он в грузовик сел? Будто в Диснейленд попал.

Стёпа никак не прокомментировал данную теорию, так как отвлекся на посетителя. А я снова перевела внимания на малыша, которому уже давно наскучила его игрушка, и он уже тянулся ко всему, что находилось под стойкой.

— Ты, наверное, голодный? — потрогала я его мягкую теплую щечку. — Пойдем в кухню. Отберем у повара какую-нибудь вкусняшку.

Подхватила Тима на руки и попросила девчонок проследить пока и за моими столиками. Дяди-демона не было уже час, неизвестно, когда последний раз он кормил своего сына.

Едва мы вошли в кухню, как сразу погрузили ее в тишину, потому что все замерли, увидев на моих руках сына Дяди-демона.

— Начальник начальника, — объяснила я, указав кивком на малого. — Главный по вкусняшкам. Есть, чем порадовать детеныша? Что-нибудь гипоаллергенное на всякий случай.

— Ну… — растерялся повар, явно не зная, за что тут можно ухватиться и чем покормить малыша, чтобы обошлось без последствий для всех. — Можно сделать овощное пюре. Или что там они едят…

— Они? — фыркнула его помощница, женщина в возрасте. — Рожать тебе пора Рудольфыч, а-то так и будешь говорить о детях, как об инопланетянах. Сейчас, Майка, я всё сделаю.

В ход пошел нож, цукини, другие овощи и ловкость женских рук без капли мошенничества. Через десять минут перед малым, который тянулся к ножам и ложкам, была поставлена небольшая тарелочка с «блюдом».

— Да, выглядит не очень, — заметила женщина, что я поморщилась. — Но зато вкусно, полезно, натурально и никаких аллергенов. Надеюсь, Мирон Александрович нас за это не порвет?

— Ничего не могу гарантировать. Он может вас порвать за не тот цвет тарелки. Сами знаете, как устроено его настроение, которое скачет от плохого до очень плохого.

— Тогда ты иди, наверное, подальше от кухни, — чуть нервно попросил Рудольфыч. — Если он увидит, что ты усадила кормить мелкого среди ножей и вилок, то ими же нас всех тут и порубит.

— Какие все нежные, — делано закатила я глаза и взяла в одну руку Тима, а в другу тарелку с оставленной в ней ложечкой. — Спасибо за пюрешку, — поблагодарила я всех причастных и не очень, и вышли из кухни.

В зале кормить малыша, наверное, не стоит. Может прийти посетитель, которому, возможно, нужен будет именно тот столик, который мы займем.

Поэтому, не сбавляя скорости, решительно прошагала от кухни прямо до кабинета Дяди-демона. Пусть кричит, если ему не понравится мое в нем присутствие. Я тоже не подписывалась на то, чтобы нянчиться с его сыном вместо того, чтобы работать свою работу, за которую и получаю зарплату.

Усадив Тима на небольшой кожаный диванчик под окном, аккуратно накормила его пюре, которое он съел с удовольствием и довольно быстро. Похоже, голодный он всё-таки был.

Там же в кабинете Дяди-демона обнаружилась упаковка подгузников, один из которых я переодела малышу.

Папы не было уже полтора часа. Мои скулы уже болели от улыбок из-за заразительного смеха совершенно обаятельного мальчишки. Но в какой-то момент Тим стал ленивым, движения его выходили все более плавными и медлительными, а глазки вообще начали моргать в разнобой.

— Кто-то хочет спать, да? — чмокнула я его в щечку и прижала к груди, отвалившись на спинку диванчика. — Совсем устал, малыш?

При этих словах Тим нащупал на себе прицепленную к костюму соску на пластиковой цепочке и, как джентльмен раньше смотрел время, так и он поразглядывал свою соску, повернул ее как надо и вставил в однозубый рот.

— Я смотрю, ты совсем самостоятельный, — проговорила я тихо и нежно пригладила темный пушок на его голове. — С твоим-то папкой, я бы к году уже готовить сама научилась.

Разомлев от моих поглаживаний окончательно, малыш приложил голову к моему плечу, тяжело по-житейски так вздохнул и буквально минуты через две уснул. Не сдержалась и аккуратно чмокнула его в мягкую щечку, вдохнув сладкий-сладкий запах.

— Надеюсь, мы не собьём твой режим, — шепнула я тихо и резко перевела взгляд на распахнувшуюся дверь.

Приложила палец к губам, показав вошедшему Стёпе, чтобы не шумел и вел себя тише.

— А тебе идёт, — усмехнулся он.

— Пойду работать в детское кафе.

— Такого в нашем городе нет.

— Открою. Но в нем можно будет только есть и спать. Никаких разговоров. Дядя-демон еще не приехал?

— Нет, пока не видно и не слышно.

— Слушай, Стёп. Дай, пожалуйста, вон тот пиджак, — указала я на черный пиджак Мирона Александровича, висящий на спинке его стула.

— Он тебя за него не прибьёт? Вдруг малой его загадит чем-нибудь.

— Не ной, а! — шикнула я на друга, который неохотно подал мне пиджак. — Значит, будет ему уроком, что нельзя оставлять своего ребенка где и с кем попало.

Аккуратно накрыла спящего на мне мальчишку пиджаком. И себя заодно. Скинула с ног туфли и забралась с ногами на диван.

— Так-то лучше, — выдохнула я облегченно. — Всё, иди и не мешай нам спать. Хотя нет. Включи свет на столе, а верхний выруби. Пусть малыш без лишних раздражителей поспит.

— Я тоже хочу сончас на рабочем месте, — притворно захныкал Стёпа, но сделала так, как я его попросила.

— В следующий раз стой ближе всех к Дяде-демону, чтобы он ребенком попал в тебя.

— Не получится. Тогда мне нужно будет взять еще и твою фамилию, причем в том виде, в каком ее носишь ты.

— Иди уже, Стёпа Уральцева, — хохотнула я. — Ребенка разбудишь. И тарелку с собой захвати, в кухню верни.

— Ладно. Скажу, чтобы в зале вели себя тише.

— Да необязательно, их и так не слышно.

Стёпа аккуратно вышел из кабинета босса и мягко прикрыл за собой зверь, отрезая от нас звуки из зала.

Опустила взгляд на спящего малыша, нежно прижалась губами к его лбу и на мгновение прикрыла глаза. Его невозможно было не тискать. Хотелось разбудить, еще немного поиграть с ним, послушать смех, но приходилось держать себя в руках, служа малышу временной подушкой. Плавными движениями вытянула руку из-под пиджака и поправила его, накрыв спинку малыша полностью.

Носа коснулся приятный аромат мужского парфюма — теплый древесный запах, а вместе с ним абсолютная ему противоположность свежести эвкалипта.

— Вкусненько, — оценила я аромат, а затем заговорщицки шепнула малышу. — Но ты пахнешь вкуснее.

Папы нет уже почти два часа. Уже можно начинать бить тревогу?

Но вот, когда я сама едва не задремала, дверь кабинета резко распахнулась и широким шагом в кабинет вошел Дядя-демон. Паника в серых глазах мгновенно улеглась, когда он увидел своего сына, спящего на моей груди под его пиджаком.

— Ох, прости меня, Тим, — потянул босс свои руки к сыну. — Папе пришлось иметь дело с идиотами…

— Не отдам! — легонько шлепнула я по мужским рукам. — Тим теперь мой. Мы решили, что будем жить вместе.

— Уверена? — с хитрым прищуром спросил Мирон Александрович и присел рядом с нами на диван, пропав из луча света, бьющего от настольной лампы.

— Меня больше интересует, откуда у вас такая уверенность во мне, что вы так легко оставили мне своего сына и уехали? Мало ли какая я дура!

— Вполне себе знакомая мне, — хмыкнул босс.

— Эй!

Не особо себя контролируя, высунула ногу из-под его пиджака и слабо ткнула его в бедро. На что Дядя-демон лишь устало вздохнул и поймал меня за ногу, мягко обхватив пальцами щиколотку.

— У меня есть к тебе предложение, Уральцева, — сказал он серьёзно.

— Хорошо. Только отпустите для начала мою ногу, чтобы мне было чем отбиваться, если предложение окажется так себе.

— У тебя есть вторая нога, — не спешил он размыкать своих пальцев.

— В случае чего, я хочу бить вас двумя ногами сразу. Одной — не те ощущения.

— Зато у меня есть четкие ощущения, Уральцева, что ты опять потеряла субординацию, — посмотрел он на меня так, чтобы я чётко поняла, что мне пора заткнуться, а ведь очень сильно хотелось ответить, что я её и не находила. Как можно потерять то, чего у меня в принципе никогда не было?

— Ну, и какое у вас ко мне предложение? — настроила я максимально деловой тон и запрятала освобожденную от руки начальника ногу под его же пиджак.

— Мне нужна няня. Ты.

— Так вам нужна я или няня?

— Давай, ты оставишь эти шуточки своим друзьям-студентикам или своему парню на баре, хорошо? — строго спросил босс. В голосе его явно чувствовался металл, а во мне проснулось понимание того, что кто-то этим вечером абсолютно не в духе. Хуже, чем обычно.

— Стёпа — мой друг, — решила я, всё-таки, уточнить, чтобы мне не приплетали никаких романчиков.

— Меня не волнуют подробности отношений подчиненных, — холодно отрезал Дядя-демон. — И научись слушать до конца то, что тебе говорят.

Ступни зачесались от желания резко выпрямить ноги и вжать ими босса в подлокотник дивана, чтобы затем быстро-быстро напинать его высокомерный зад.

— Слушаю, — выдавила я достаточно сдержано.

— Я предлагаю тебе побыть няней моему сыну. Примерно месяц, пока я не найду специалиста, отвечающему всем моим требованиям. Согласна?

— Вы меня, конечно, извините, Мирон Александрович, но у меня нет ни опыта, ни образования, ни, честно говоря, желания для того, чтобы работать няней. К тому же, я уже работаю в кафе. Обратитесь в агентство, и вам подберут няню, отвечающую всем вашим требованиям.

Я говорила как та тётка из телефона, которая сообщает, что абонент не абонент.

— Только за этот месяц я перебрал шесть нянь, присланных мне агентством, и ни одна не справилась с Тимом. Он плачет и капризничает. Не ест. Отказывается даже просто находится у них на руках.

Можно было бы сказать, что ребенку нужна мама, а не тётки, которых «перебрал» его папа, но снова пришлось прикусить язык и задвинуть подальше, доставшуюся мне от папы прямолинейность.

— Думаете, со мной этого не будет? — хмыкнула я недоверчиво.

— Ты покормила Тима? — вдруг спросил босс, глядя мне не то, что в глаза. В душу. Аж мороз по коже пробежал.

— Конечно, — фыркнула я почти обиженно. Он меня за дуру держит? Типа, за два часа его отсутствия я не догадалась покормить ребенка? — А ещё я поменяла ему подгузник, спела песню, рассказала сказку, познакомила со всем персоналом кафе и уложила спать.

— И чем ты плоха как няня?

Он, правда, не понимает?

— Ну, наверное, всем, — предположила я и поправила на Тиме слегка сползший пиджак. Малыш глубоко вздохнул, причмокнул соской и улыбнулся во сне, когда я мимолетно поцеловала его в лобик.

Опять не сдержалась с тисканьем. Да и кто тут сможет сдержаться? Разве что холодный камень в рубашке напротив.

— Месяц, Уральцева. Скорее всего, даже меньше.

— Под моим чутки присмотром Тим сегодня играл на кухне ножами и вилками, — дала я себе на одном дыхании мощную антирекламу.

Даже в полумраке было видно, с какой злостью сверкнули серые глаза и заиграли желваки на мужской челюсти.

Да-да, Дядя-демон, вот так. Хорошо. Разочаровывайся.

— Надеюсь, впредь ты больше не повторишь таких глупостей.

— Ну, я бы не была так уверена в разумности девятнадцатилетней девчонки.

— Ты мне должна за тот случай у машины. Простых извинений было недостаточно.

— Долго еще вы будете тыкать меня лицом в свои… — мазнула я взглядом гораздо ниже его подбородка. — …в мою случайную ошибку? Я уже извинилась и несколько раз.

— Тебе нужно оплатить семестр. Забыла?

Ах, ты!… С козырей пошёл?

— Нехорошо подслушивать чужие разговоры, Мирон Александрович.

— Нехорошо трепаться по телефону во время работы, Уральцева.

Застыли, испепеляя друг друга недобрыми взглядами. Кто кого? Конечно, он меня!

Нет во мне столько крепости духа, чтобы выдержать этот прямой пристальный взгляд серых глазах.

— Я подумаю. Я же могу подумать?

— Надеюсь, можешь.

— Как смешно! — иронично протянула я, на что Дядя-демон лишь слегка повел бровью.

— Подумаешь над ответом, пока я везу тебя домой.

— Не нужно меня никуда везти. Я на автобусе доеду, а-то скоро начнут возникать вопросы, почему это Мирон Александрович стал меня подвозить.

— Потому что мне по пути. И нет никакого дела до пересудов. Поговорят и замолкнут.

— Это для вас они замолкнут, а мне выклюют мозг догадками и теориям. Вам хорошо — для вас у всех есть субординация, а для меня у всех найдется тонна тупых подколов.

— Тогда давай ответ сейчас и езжай на своем автобусе.

— Мой ответ — нет, — выронила я решительно.

— Семестр, съёмная квартира, еда, одежда… — скучающим тоном перечислил Дядя-чтоб-его-демон. Это уже не просто демон, это, блин, самый настоящий Дьявол. — Уверена, что дала верный ответ? За месяц я заплачу тебе в два раза больше, чем ты зарабатываешь в кафе, плюс сверхурочные за работу в выходные или, если я задержусь в какой-то из дней допоздна. Точно — нет?

— Так нечестно.

— Ответ, Уральцева, — произнес Мирон Александрович с нажимом.

— А кафе? Получается, я лишусь места. И куда мне идти через месяц?

— Место останется за тобой. Никто его не займет. Распределю нагрузку на этот месяц между оставшимися официантками. Если для тебя это принципиально, то можешь работать с четырех до шести в кафе. Няня мне нужна только после шести вечера.

Как у него всё складненько, по полочкам. Аж бесит!

— Я подумаю.

— Пока я везу тебя домой, — согласно кивнул мужчина.

— Вы слышали, что я говорила вам по поводу тупых подколов?

— В случае положительного ответа я всё равно буду вынужден отвозить тебя каждый день к себе домой. В случае отрицательного ответа — эта поездка в моей машине для тебя будет последняя. И никакие слухи, приколы, подколы не успеют даже зародиться. Едешь?

— Нельзя давать человеку выбор, поставив его в положение, в котором выбора на самом деле нет, — закатила я глаза.

— Соображаешь, Уральцева, — одобрительно кивнул Дядя-демон.

Для того, чтобы мы могли поехать по домам, пришлось дождаться, когда проснется Тима. Только после этого, одев его в теплый костюмчик, мы нашей странной троицей покинули кафе и забрались в припаркованную за зданием машину. Я, разумеется, села сзади вместе с Тимом, который еще пока сонными глазками разглядывал всё вокруг себя и тянул ко мне ручки, очевидно, не желая сидеть в автокресле.

— Нельзя, Тим, — остановила я его ласково и позволила ему схватить меня за указательные пальцы. — У тебя такой крутое кресло, как трон. Круче, чем у папы! Да-да. И машина тоже круче, — дала я в маленькие ручки желтую машинку, которая тут же было опробована на зубок.

— Ну, так что надумала? — раздался с водительского сиденья голос, пока лениво ехали в плотном потоке машин.

— Думаю, приготовить на ужин гречку с сосиской. Быстро и вкусно

— Уральцева! — угрожающий тон, который, слыша на постоянной основе, я уже перестала бояться.

— Вообще-то, у меня и имя еще есть — Майя.

— Что насчет работы? — успешно проигнорировал Дядя-демон моё имя. — Решила?

— Ребенок — это большая ответственность… — начала я издалека.

— Похвально, что ты это понимаешь, — чуть иронично перебил меня босс.

Закатила глаза и продолжила:

— …И я не готова к такой ответственности. Одно дело водиться с ребенком, когда рядом есть кто-то из его родителей, и совсем другое — когда остаешься с ним наедине. А если у меня что-то не получится? А если я не смогу его успокоить? А если я в чем-то ошибусь? А если эта ошибка будет стоить Тиму здоровья или даже жизни? Тут нужен более опытный человек, Мирон Александрович.

— В первый раз в жизни меня раздражает абсолютная логика, — вздохнул мужчина устало и повернулся ко мне вполоборота, когда поток машин вновь застыл. — Тебе нужно будет сидеть с ребенком всего три-четыре часа в сутках и всего месяц. У меня в квартире, где всё совершенно безопасно, нет ни одного острого угла и чего-либо, что могло бы нанести вред моему сыну. От тебя требуется только играть мягкими игрушками и давать Тиму молоко или пюре. Вечером передавать сына мне и уходить по своим важным девичьим делам, — последнее предложение он выплюнул с большим пренебрежением, будто бы девичьи дела априори не могут быть важными.

Сексист.

— Я боюсь, — призналась я и отвернулась к окну, нервно теребя в руках маленького плюшевого ёжика.

— Если есть страх, то риски наделать глупостей минимальны. И почему, Уральцева, я тебя должен уговаривать? — вдруг вспылил Мирон Александрович и отвернулся от меня к лобовому стеклу. — Кому нужны деньги на оплату семестра? Мне? Все свои семестры я давно оплатил и отучился.

— Хорошо-хорошо! — всплеснула я руками. — Давайте так… Когда мне нужно приступать к обязанностям няни?

— С завтрашнего дня.

— Так скоро?

— Няня мне нужна была еще месяц назад. Так что да, так скоро.

— Боже, — прикрыла я на мгновение глаза и перевела дух, снова взяв себя в руки. — Хорошо, Мирон Александрович, давайте сделаем так: завтра я побуду с Тимом вечер, если все пройдет хорошо, то я останусь работать временной няней, пока вы не найдете профессионала. Согласны?

— Согласен, — ответил он не сразу.

Можно было бы расслабиться и испытать облегчение по поводу совершения удачной сделки, но теперь стало еще страшнее и волнительнее. Даже ладони вспотели и живот скрутило, когда, повернувшись к малышу, я буквально кожей ощутила обрушившуюся на меня лавину ответственности за кроху, который еще пока даже сказать не мог, чего он хочет и что с ним может быть не так. Нужно быть мамой, чтобы интуитивно понимать это и действовать согласно материнскому инстинкту.

Ладно. Попробовать можно. Скажу, что старалась, но ничего не вышло. Что, впрочем, будет недалеко от истины.

Мы не обменялись номерами телефонов с Мироном Александрович. Сделка как-то изначально пошла коряво, и ни я, ни он не подумали о том, что нам нужно как-то связываться, чтобы хотя бы договориться о времени. Но я помнила, что няня ему нужна только после шести вечера, поэтому особо не волновалась и не торопилась, надеясь на то, что он за мной заедет.

Смены в кафе у меня сегодня не было, так что после универа я решила заскочить в магазин, чтобы купить немного фруктов и куриной грудки своей беременяшке, которая ждала результатов анализов и набиралась сил для того, чтобы позвонить родителям и обо всем им рассказать. Хотя, мне казалось, что ей и всех девяти месяцев не хватит на то, чтобы сообщить им о своей внезапной, неожиданной и совершенно нежданной беременности.

С пакетами продуктов я устало ввалилась в квартиру, стянула куртку и кеды. В квартире показалось подозрительно тихо. Неужели Настя опять спит или вовсе еще не дома?

В комнате ее не оказалось, но зато она обнаружилась в кухне с подозрительно широкой улыбкой.

— Привет, Май, — чуть растерялась она. — Как дела?

— Привет, нормально, — остановилась я, настороженно ее разглядывая. Пакеты поставила на стул. — С тобой всё нормально, Насть? Улыбка у тебя какая-то странная. Как у Джокера. Жутковато, если честно. Хорошо себя чувствуешь? Живот не болит? Может, тошнит? Голова кружится?

— Всё хорошо, Май, — из ее груди вырвался нервный смешок. Словно не выдержав моего взгляда, подруга резко опустила голову уставилась на свои ногти, под которыми начала неистово ковырять. — Просто… Помнишь Алёну? Ну, ту другую мою подругу, с которой я делала тест на беременность, но ее результат оказался отрицательным? — тараторила она напряженно.

— Помню. И? Вы перепутали тесты, и на самом деле беременна она? — спросила я с некоторой надеждой.

— Почти, — подняла на меня Настя щенячьи глазки. — Понимаешь, Май, тот тест… он… в общем, это был тест не на беременность. Алёна прочитала на упаковке.

— И на что же он был? — насторожилась я, слегка подавшись вперед, чтобы, наверное, лучше ее слышать.

— Он… Ты меня убьёшь, — выдохнула она сокрушенно и спрятала лицо в ладонях.

— Говори уже! У меня сердце биться перестает!

— Это был тест на овуляцию, — быстро проговорила Настя и тут же зажала рот ладонью, глядя на меня немигающими глазищами полными страха.

— Беги, Настенька. Лучше — беги, — едва ли не рычала я, медленно идя по кухне к полотенцу, за которое схватилась и побежала следом за уже исчезнувшей Настей. — Как можно было научиться снимать трусы раньше, чем читать?! — негодовала я, размахивая полотенцем, бегая за подругой, мечущейся по комнате, в которой она понадеялась от меня скрыться. — У меня, блин, слов нематерных нет, чтобы описать, что я сейчас чувствую! Ты хоть понимаешь, что из-за этого я была на волоске от увольнения и влезла по уши в такую задницу, что не вытянешь?!

— Прости меня, Майя! Прости, пожалуйста! — верещала Настя, сложив руки в молящем жесте. — Я виновата. Я капец как виновата! Только не злись!

— Не злись? Я?! — едкая усмешка вырвалась из груди. — На что мне злиться? Я всего-то из-за твоей овуляции наваляла своему начальнику. Подумаешь. Пф. Все подруги так делают.

— Майя, ну, прости, пожалуйста! Мне, правда, очень жаль, — едва ли не хныкала Настя, с которой нас разделяла широкая кровать.

— Теперь будешь знать, с какой подружкой на полоски писать, — ядовито подметила я и закинула полотенце на плечо. — И как вы еще полоски-то сосчитать умудрились? Неужели кто-то из вас двоих до двух считать умеет? Невероятно!

— Ну, прости, — снова эти молящие глазки.

— Егору сказала?

— Нет. И не скажу, — встала в воинственную позу Настя, а я закатила глаза, жалея, что не побила ее полотенцем, когда очень хотелось. — Ушёл, и пусть идёт. Мне слабак не нужен.

— Ты такая мудрая, что аж дура, — возмутилась я. — Если вы действительно всегда предохранялись, то парень был уверен, что ты не залетишь, а ты взяла и «залетела». Конечно, он злиться на тебя и думает, что ты ему изменила. Расскажи ему, а потом уже решайте, что делать дальше.

— Мне нечего с ним делать дальше. Он уже мне изменил и даже не с одной. Так что пусть катится куда хочет. Мне все равно.

— Это тебе все равно, а вот его Дядя-демон каждый день интересуется у меня твоим здоровьем и поговорила ли ты с его племянником.

— Дяде-демону можешь всё рассказать. Пусть он рассказывает своему племяннику, а я ни с кем разговаривать не собираюсь.

— Ножкой еще топни, чтобы я точно знала, кто здесь взрослая и адекватная девушка.

— Я не хочу с ним разговаривать, понятно? Я ненавижу его! — всплеснула руками Настя.

— Ваше дело, — устало отмахнулась я. — Делайте, что хотите, но Дяде-демону я сегодня всё расскажу. Кстати, мне уже пора выходить. Он, наверное, скоро подъедет.

— А зачем он подъедет вечером? У тебя работа в кафе?

— Он хочет нанять меня няней своей сыну.

— Няней? Тебя? — со скепсисом подняла Настя бровь. — А тебе-то это зачем?

— Затем, что мне нужно чем-то платить за учебу. В этом году плата за семестр поднялась, если ты забыла.

— За меня родители заплатили, так что я не знаю, сколько там, — поджала она виновато губы.

— А мне вот надо знать, чтобы знать, сколько заработать, — поплелась я в кухню, где оставила полотенце и убрала купленные продукты в холодильник. Включила чайник, чтобы выпить кофе перед новой работой и посмотрела на Настю, которая всё ещё виновато поглядывала на меня. Внезапно меня догнала мысль. — Если ты не беременна, то откуда тогда все эти токсикозы, перепады настроения?

— А это?… — спохватилась подруга и выбежала из кухни в комнату, из которой принесла мне толстенную книгу «От беременности до родов». — Я ее читала и, видимо, накрутила себя. Самовнушение, короче.

— То есть, — хохотнула я, взяв тяжеленную толстую книгу, удерживая которую дрожала рука. — Эту толмудину ты осилила прочитать, а пару слов на коробочке теста о том, что это тест на овуляцию, а не на беременность, ты не смогла?!

— Ну, прости! — снова эти едва не плачущие глазки.

— У меня нет слов, — вручила я ей обратно ее книгу и налила себе горячий кофе. — Не подходи ко мне дня два. Иначе точно прибью.

— Ладно, — согласно кивнула подруга. — Но я тебя очень сильно люблю. Ты — самая лучшая подруга.

— Но писаешь на тест-полоски ты с другой. Все с тобой понятно, — качнула я головой, давя на совесть Насти.

Через час я вышла из подъезда. На часах было без пяти минут шесть вечера, а ровно в шесть к дому подъехала машина Дяди-демона.

В этот раз я села на переднее пассажирское, так как Тимы в машине не оказалось. Под строгим взглядом молча пристегнулась.

— Запиши свой номер, — подал мне Мирон Александрович свой телефон, на заставке которого был еще совсем маленький Тима.

— Хорошо, — быстро внесла свой номер в контакты. Хотела было подписать себя по имени, но потом сообразила, что по фамилии он меня знает лучше. С его номера позвонила на свой телефон, чтобы тоже внести его контакт себе. — Всё. Держите.

Дядя-демон молча принял свой телефон и оставил его на панели. В салоне машины было тихо, не играла даже музыка. В молчании мы влились в городской поток и проехали так несколько улиц, пока я молча смотрела в боковое окно.

— Что-то случилось? — вдруг спросил Мирон Александрович.

— Нет. Почему вы так решили? — повернулась я, чтобы взглянуть на его профиль.

— Ты молчишь. Это странно. Обычно в кафе в твою смену я слышу только твой треп.

— Просто я общительная, — повела я плечами и снова отвернулась к окну.

— А сейчас что с общительностью?

— Ничего. Просто… — прикусила губу, думая, стоит ли рассказывать ему про Настю. Сама она наотрез отказалась что-либо говорить Егору и кому-либо. Но нужно успокоить хотя бы Мирона Александровича, которого вся эта ситуация с беременностью беспокоила, похоже, ничуть не меньше, чем меня. — Настя не беременна.

— В смысле? — нахмурилась мужчина и в этот раз ненадолго отвлекся от дороги, чтобы с угрозой в серых глазах взглянуть на меня. — Аборт?

— Нет-нет, ни в коем случае, — потрясла я головой. — Просто тот тест… В общем, оказалось, что это был тест не беременность, а на овуляцию.

Мирон Александрович не издал ни звука. Не повернулся ко мне, на его профиле не дрогнул ни один мускул, пока он смотрел прямо перед собой так, будто был в салоне машину совсем один.

Когда я уже не на шутку заволновалась, а не сломался ли он, мужчина глубоко и шумно вдохнул:

— И этим людям законодательно уже разрешено трахаться, — протянул он.

Добавить нечего. Второй раз в жизни я с ним согласна.

Минут через двадцать мы подъехали к новому микрорайону. По крайней мере, об этом кричал рекламный плакат на въезде и еще этому свидетельствовал чистый и яркий вид новых домов.

Миф о бизнесмене Мироне Александровиче развеялся. Я думала, что он живет в шикарном особняке загородом, окруженным высоким забором и шкафоподобными охранниками, а он, оказывается, как и все живет в обычном доме, в обычной квартире.

— Теперь слушай меня очень внимательно, Уральцева, и запоминай, — сказал Дядя-демон, который не спешил покидать машину. Сейчас он казался еще более серьёзным и скупым на эмоции, чем бывал в кафе. — Сейчас дома нас встретит моя мама… — утипути! Кто-то боится свою мамочку? — …ни в коем случае не представляйся ей няней. Для нее ты — моя невеста.

— До свидания, — кивнула я уверена и, с четким намерением свалить отсюда подальше, дернула ручку двери.

— В очередной раз прошу тебя дослушать до конца то, что тебя хотят сказать, — остановила меня мужская рука, захлопнувшая дверцу.

— Я не хочу слушать вас дальше! — возмущенно взглянула на мужчину. — Вы предложили мне побыть няней вашему сыну, на подъезде выяснилось, что я уже, оказывается, ваша невеста. Сейчас мы поднимемся в квартиру, и выяснится, что вы мой сутенер. Ну, уж нет, Мирон Александрович, я на такое не подписывалась. Выпускайте!

— Уральцева, — сквозь стиснутые зубы, как через мясорубку Мирон Александрович выдавил мою фамилию. — Дослушай, а потом делай выводы. Если моя мать узнает, что ты просишься на роль няни, то затребует с тебя дипломы и будет под микроскопом разглядывать каждый твой жест, слово и мимику.

— А-то, если я скажу ей, что я ваша невеста, то ей будет вообще пофиг, кто будет заниматься с ее внуком.

— Именно так, — вполне серьезно согласился со мной Дядя-демон.

— Ничего не понимаю, — покачала я головой. — В чем логика?

— Логика в том, что в свете недавних событий моя мама даже под страхом расстрела не полезет в мои отношения и не станет задавать никаких вопросов, даже если я приведу в свой дом крокодила.

— Ну, не такой уж я и крокодил, — фыркнула обижено. — Не супермодель, конечно, но и не крокодил.

— Причем здесь твоя внешность, Уральцева? От тебя требуется только поулыбаться моей матери, пока она не уедет и не оставит тебя с моим сыном. Всё.

— Я не могу быть вашей невестой, — выдохнула я обреченно.

— Почему? — чуть нахмурился Мирон Александрович.

— Во-первых, вы не в моем вкусе, во-вторых, вы старый.

Прикусила щеку изнутри, чтобы на рассмеяться над тем, как босс возмущенно открыл рот и тут же его захлопнул, обиженно отвернувшись. Интересно, что его больше всего возмутило: его возраст или мой вкус?

— Во-первых, твои вкусовые предпочтения относительно мужчин сомнительны, — собрался он, наконец, с ответом, выдав мне его совершенно стальным голосом. — Во-вторых, мне всего тридцать три, и старым меня точно назвать нельзя.

— Как знать, — хмыкнула я загадочно и отвернулась, чтобы избежать испепеления меня серыми глазами.

— Сейчас мы просто поднимемся в мою квартиру, ты поздороваешься с моей мамой, и я отвезу ее на вокзал.

— Она куда-то уезжает?

— Она каждый день в семь вечера уезжает домой на электричке. Именно поэтому мне нужна няня хотя бы с шести вечера, так как в седьмом часу мама уже начинает сборы.

— О, господи! — мысленно отпинала себя за то, что не поступила на бюджет. Всё-таки, надо было лучше учиться в школе, а не бегать с пацанами по дворам. — Ладно. Идемте. Сыграю вашу невесту разок.

— Идём, — вышел из машины Мирон Александрович, и я следом за ним. — Изобразишь перед моей мамой любезность и посмотришь на меня влюбленными глазами, — сказал он, когда мы подошли к подъездной двери.

— А почему только я должна смотреть на вас влюбленными глазами? — возмутилась я остановившись. — Я ваша невеста, вы тоже должны быть в меня влюблены. Ну-ка, посмотрите на меня влюбленными глазами.

Дядя-демон выдохнул, казалось, всю ненависть и пренебрежение, которое только есть у него ко мне, и, взмолившись небу, наконец, опустил на меня взгляд, заглянув в глаза.

— Мда, — поджала я разочаровано губы. — Фары вашей машины смотрят на меня куда более влюбленно, чем вы, Мирон Александрович.

— Хочешь сказать, что ты справишься лучше? — выгнул он скептически бровь и скрестил руки на груди.

— Ну-у… — протянула я загадочно и опустив взгляд на ворот его рубашки, сделала к мужчине два шага, отчего между нами почти не осталось расстояния, но тела наши не соприкасались. Подняв руку, плавно, едва касаясь, пробежалась кончиками пальцев по маленьким пуговичкам его рубашки и, следя за своими движениями, внезапно заглянула в серые глаза, тьма в которых на мгновение расширилась, будто он испугался. — Вы такой красивый в этой рубашке, — произнесла я томным голоском и мило улыбнулась.

— Кхм, — прочистил мужчина горло и резко втянул носом воздух. — Неплохо. Но видно, что фальшивишь. И при маме обращайся ко мне на «ты».

— Хорошо, любимый, — лукаво улыбнулась я, входя в подъезд, дверь в который открыл для меня Мирон Александрович.

— Рано начала, Уральцева. Рано, — ворчал он за спиной, когда мы подошли к лифту, который он вызвал. Уже в кабине, нажав кнопку четвертого этажа, мужчина с абсолютно каменным лицом спросил. — А где ты так пальчиками научилась делать? Ну, вот это… по рубашке… -

— В фильме для взрослых, — ответила я буднично и краем глаза заметила, как тяжело вздохнул Мирон Александрович, покачав головой.

Да-да, «мой дорогой» огребай все «прелести» «любви» с малолеткой.

Надо же до такого додуматься!

Я — невеста!..

Выйдя из лифта, Мирон Александрович остановился у черной металлической двери и окинул меня суровым взглядом. Будто что-то выискивал или оценивал.

— Что? — не выдержала я и тоже нахмурилась, оглядев себя. — Что-то не так?

— Всё нормально, — заключил мужчина холодным тоном и достал из кармана джинсов ключи от квартиры. — Говори мало. А еще лучше — не говори вообще, пока не останешься с Тимом одна.

— Может, я вообще в квартиру заходить не буду, чтобы исключить любые риски? — уже шипела я, так как Дядя-демон открывал дверь.

— Идём, — взял он меня за руку и так быстро переплел наши пальцы. Хотела было их вырвать, но держал меня Дядя-демон крепко и действовал быстро, что я даже не сразу сообразила, как оказалась уже в прихожей квартиры на коврике у входа. И стоим мы на нем как два дебила, взявшись за ручки, ожидая чего-то. Первого звонка, наверное. Только букетов и бантов не хватало.

Мысленно подобралась. Сосредоточилась на том, что мне нужно будет сейчас соответствовать своему великовозрастному «жениху», разница с которым у нас целых четырнадцать лет. Чуть сощурила глаза, чтобы хоть немного догнать его по возрасту «гусиными лапками». Выпрямила спину, расправила плечи и состроила самое серьёзное лицо, на которой только была способна. Не такое серьезное, конечно, как у моего «жениха», но, по крайней мере, лучше, чем моя почти детская улыбочка.

— Моня, это ты? — донесся голос из глубины квартиры, и я, не выдержав прыснула, тут же прикрыв рот и нос ладонью.

— Я, мам, — крикнул в ответ Мирон Александрович и мягко дернул рукой, чтобы я приняла вертикальное положение и перестала беззвучно ржать.

— Иди поешь, пока я собираюсь, — кричала всё оттуда же женщина.

— Я не один, мама, — с нажимом и некоторой долей нервозности протянул Мирон Александрович и строго глянул на меня, отчего я сразу собралась, утерев выступившие от смеха слёзы в уголках глаз. — Я хочу тебя кое с кем познакомить.

После этих слов в квартире как-то резко образовался вакуум, а на плечи мне будто камень упал и стал только тяжелее, когда стали слышны приближающиеся к нам шаги.

— Ну, и с кем ты меня хочешь познакомить, сынок? — крайне недовольным холодным тоном прозвучал данный вопрос, а у меня всё внутри обмерло, когда к нам вышла женщина в нежно-голубом твидом костюме. Руки скрещены на груди, маникюр — синоним деловой женщины со вкусом, жемчужная нить на шее и взгляд серых глаз, который оказался в разы суровее, чем у самого Дяди-демона, когда она окинула меня небрежным взглядом снизу вверх, увидела наши переплетенные пальцы и лишь слегка повела тонкой светлой бровью в знак того, что более мерзкой картины никогда еще не видела. — Ну, и кто она? — спросила женщина, больше ни разу на меня не посмотрев. Теперь все ее арктически холодное внимание было сосредоточено на собственном сыне, что дало мне возможность слегка спрятаться за его бицепсом и дать себе маленькую передышку.

— Майя. Моя невеста, — столь же сдержано ответил своей матери Мирон Александрович.

Слегка сжала его руку, словно говоря ему, что всё норм, я еще держусь, за меня можно не волноваться.

— Невеста? — лёд серых глаз снова вцепился в моё лицо. Теперь она смотрела на меня так, будто я была облита дерьмом с головы до ног и облизывалась, смакую вкус, и ловя ртом на лету мух, которые, конечно же, кружили вокруг меня. — Ты ее с уроков забрал?

— Мама, — осек ее Мирон Александрович. — Мы это уже обсуждали.

— Не лезу. Делай, что хочешь, — сразу подняла она руки ладонями к нам и, недовольно фыркнув пошла туда, откуда вышла — обратно в свой тепленький Ад.

Кожей почувствовала, как плечи Мирона Александровича опустились, словно его только что отпустило напряжение.

— Снимай курту и ботинки. Тапочки в тумбочке, — указал он на белую мебель.

— Ваша мама такая… душка, — с трудом подобрала я слово, снимая куртку. — Вы, случайно, не родственники?

— Смешно, Уральцева. Очень смешно, — иронично произнес Дядя-демон, а я надела домашние белые мягкие тапочки. Символично, однако. — Идём, — сказал мужчина устало и снова взял меня за руку. В этот раз я возражать не стала. Мне явно нужно за него держаться, так как он был единственным, кто мог меня защитить от своей же адской мамочки.

Из прихожей мы попали в гостиную и кухню. Тима обнаружился на полу на детском мягком коврике среди россыпи ярких игрушек. Увидев своего папу, сразу улыбнулся, продемонстрировав ему один, но очень гордый зубик.

— Привет, Тимка, — Мирон Александрович отпустил мою руку и наклонился к сыну, чтобы взять его на руку и прижаться щекой к щеке. — Как дела? Сегодня без капризов?

— Тима, привет! — поприветствовала я малыша вполголоса и мягко пожала его ручку, но Тима решил, что руки ему мало и потянулся ко мне обеими руками. — Иди ко мне. Я скучала.

Не очень охотно, но Дядя-демон передал мне своего сына и снова состроил каменное лицо, когда из одно из комнат вышла его мама с белой кожаной сумочкой в руке.

— Я смотрю, с Тимуром она уже знакома? — если бы эта женщина имела способность плеваться ядом, то я бы захлебнулась им уже на пороге квартиры.

— Знакома, мама, — деловым тоном ответил ей Мирон Александрович.

— Ну, конечно, — фыркнула женщина и, уходя в прихожую, всплеснула руками. — Все со всеми знакомы, одна мать обо всем узнает последней…

Дальше она говорила что-то еще, но слышно ее, к счастью, было плохо.

Покачивая на руках Тиму, я повернулась к Мирону Александровичу, который держал самообладание из последних сил.

— Я тебя подвезу до вокзала, — выронил он, наконец, и тоже направился в прихожую вслед за матерью.

— Не нужно меня никуда подвозить, — нервно выплюнула его мама. — Я сама отлично умею вызывать такси или ждать на остановке автобус. Оставайся со своей школьницей и смотри, чтобы она не уронила моего внука. Надеюсь, у нее хватит мозгов, чтобы не кормить Тимура всякой дрянью…

— Вообще-то, мне уже девятнадцать, — не сдержалась я и крикнула погромче. — И учусь я на втором курсе, а не в школе. — а, чтобы досталось ещё и Дяде-демону, который втянул меня во всё это и из-за которого я испытываю акт унижения от его мамочки, добавила. — И мы с Моней любим друг друга!

Моня, он же — Дядя-демон, он же — Мирон Александрович, тотчас выглянул из прихожей и просверлил меня взглядом, обещающим мне очень скорый отрыв башки.

В ответ я лишь вопросительно подняла брови и так же громко крикнула, чтобы меня слышала демоническая мамочка:

— Не волнуйся, любимый, я буду биться за нашу любовь до конца!

Мама Мони назвала меня школьницей — мама Мони школьницу и получила.

Правда, Дядю-демона стало жалко, когда он сокрушенно качнул головой и, не испытывая никакой радости от сложившейся ситуации, снова попытался предложить своей матери подвезти ее.

— Сказала же, сама доеду. И не забудь, что пюре и компот для Тимура стоят у плиты. Смесь новую я ему купила, она в верхнем ящике у холодильника. Всё, мне пора.

Дверь хлопнула и наступила оглушающая тишина. Тяжелой походкой крайне уставшего человека Мирон Александрович вернулся в гостиную и подпер плечом дверной проем, скрестив руки на груди:

— И что ты устроила?

— Вошла в роль. Переборщила? — поморщилась я виновато.

— Да. Но… — вздохнул он задумчиво. — Наверное, так даже лучше. Мама приняла тебя за хабалку, так что копаться в твоей личности точно не станет.

— Хотите, я еще немного на нее поору? Может, она и в вашей личности копаться перестанет?

— Обо мне не думай. Твое дело — Тим. И его нужно покормить.

— Хорошо, поняла, — потеряла я интерес к мужчине и переместилась в кухню, ориентируясь на серый холодильник, который был виден из гостиной.

Усадив Тима в стул для кормления, взяла баночку пюре, которое, похоже, было домашнего приготовления, и, прихватив маленькую детскую ложку в виде самолетика, принялась кормить малыша.

— Я думала, что Тим — это Тимофей, а ты, оказывается, Тимур, — проговорила я, когда за нами в кухню зашел Мирон Александрович. — Тимур — как Тимати. Да, Тим? Где лучшие пюрешки? У бабули… — напела я, чем развеселила мальчишку и сделала еще более хмурым его отца, который следовал за нами недовольной тенью. — Езжайте на работу, Мирон Александрович. Дальше я справлюсь.

— Ладно, — взглянул он на наручные часы. — Часам к девяти вечера постараюсь вернуться. Если меня не будет к этому времени, то примерно полдевятого Тима нужно искупать, покормить и уложить спать. Всё необходимое ты найдешь в ванной комнате или в комнате Тима.

— Хорошо, поняла, — согласно кивнула я. — Ну, что, Тима, пойдем провожать папу Моню на работу?

— Так и знал, что ты в это вцепишься, — строго посмотрел на меня мужчина и предупреждающе ткнул в мою сторону указательным пальцем. — Моё домашнее имя остается только дома. В кафе или ещё где-либо его никто слышать и знать не должен.

— Конечно, Моня Александрович. Сама собой разумеется, Моня Александрович. Я нема как рыба, Моня Александрович.

— Уральцева! — рыкнул он на меня недовольно.

— Простите, — я даже не пыталась скрыть улыбки. — Если мне никому нельзя говорить это имя, то я должна выговориться хотя бы вам, Моня… Александрович.

— Уральцева, — качнул мужчина головой, но, кажется, я заметила на его губах легкую улыбку. — Ладно. Я поехал. Тим, — подойдя ближе к сыну, мужчина наклонился и чмокнул его в макушку. — Скоро вернусь, не скучай.

— Пока-пока, папа, — мягко помахала я маленькой ручкой, и Тим сразу включился в эту игру и начал трясти ручкой сам.

Входная дверь хлопнула. Я повернулась в Тиму и отправила в его ротик очередную порцию пюре.

— Ну, что, дружище, я никому не скажу, что твой папа — Моня, а ты не скажешь ему, что он теперь не Дядя-демон, а просто Демоня. Да? Про дядю-демона ему тоже лучше не знать, — заразительная улыбка малыша заставила и меня улыбнуться шире. — Вот и договорились. Ам?

Чертовы идиоты! Инфантилы с завышенным самомнением! Тупицы с идиотскими оправданиями своей никчемности!

Купив готовый бизнес, я планировал получать пассивный стабильный доход, продолжая заниматься знакомым мне и известным гостиничным бизнесом. Но в итоге получил кота в мешке. Тупого, ленивого, плешивого и требующего дополнительных в него вливаний, чтобы избавить его от блох (недобросовестных и бесполезных сотрудников) и глистов (изменить внутренний дизайн, чтобы заведение не было похоже на привокзальную тошниловку).

Но стабильный доход стал всё больше походить на здоровенную занозу в моей заднице, из-за которой не было возможно спокойно сидеть или спать.

Припарковал машину на стоянке близ дома. Устало откинулся затылком на подголовник и прикрыл глаза, протяжно выдохнув. Башка болела, виски давило так, что казалось вот-вот треснет череп.

Мне просто нужен сон. Продолжительный настолько, насколько позволит Тимка. Осталось только надеяться на то, что сегодня у него не решит прорезаться еще один зубик. Второго такого «пришествия» я точно не вынесу.

Вернее — третьего.

Второе «пришествие» в моей жизни — это Уральцева. С момента ее «фееричного» появления в моей жизни рядом с ней я так и не познал расслабления. Кому, вообще, может быть известно, что она выкинет в следующую секунду? Ее шутки и чрезмерная болтливость в кафе раздражают меня, но в то же время благоприятно действуют на посетителей. В ее смены всегда самая большая выручка, часть которой очень хочется потратить на скотч, которым к концу дня просто необходимо залепить ей рот. За многие выходки и вольности, которые она себе позволяет, любого другого сотрудника я бы уже давно уволил без разбирательств, но, к счастью для себя, Уральцева наделена завидным трудолюбием, упорством и способностью собраться в критических ситуациях. И, стыдно признаться самому себе, но в том, что она не пытается пресмыкаться рядом со мной есть приятный адреналин.

Я звонил ей около часа назад, чтобы убедиться в том, что все в порядке. Нанять ее няней своему сыну было большим риском и остается им до сих пор, но вместе с тем во мне таится некоторая уверенность в ее ответственности. Если не из-за любви к моему сыну, то, по крайней мере, из-за любви к учебе, за которую ей нужно платить, месяц она должна отработать образцово.

На лифте поднялся на свой этаж. У двери квартиры прислушался к звукам внутри. Были слышны какие-то радостные возгласы.

Плача нет — отлично.

Тихо открыл дверь и вошел в квартиру. Стянул туфли, оставил пиджак на вешалке и, закатывая рукава рубашки, прошел в гостиную.

Видно никого не было, но зато было полно улюлюканий и нежного женского бормотания.

— …Молодой человек, я не такая, — тихо, но очень ласково приговаривала Уральцева. — Прежде, чем меня целовать, нужно подарить мне букетик и хотя бы одну конфетку… да-да… А хотя ладно. Целуйте… Вам, молодой человек, можно всё…

Тихий голос моего сына прерывался на короткие мгновения, затем снова заговорила Уральцева:

— Муа! Вкусный-вкусный мальчишка! И-и… опа! — села она с Тимкой на руках, отчего головы их показались над креслом, из-за которого я их не видел. — Ой, здравствуйте! — вздрогнула Уральцева, а зеленые глаза ее расширились, что стало свидетельством того, что моего прихода она не слышала и эта сцена не была наиграна. — А мы не слышали, когда вы пришли. Давно вы здесь?

— Меньше минуты, — ответил я сдержано и потянул руки к сыну, которого мне тут же передала Уральцева. — Привет, сынок. Как вечер прошел? Лучше, чем у папки?

— Судя по вашему внешнему виду любой вечер прошёл лучше, чем ваш, — поднялась Уральцева на ноги и быстро собрала Тимкины игрушки в корзину. — Минут десять назад я искупала Тима, переодела его во все чистое и свеженькое. Смесь стоит на столе на кухне — остывает. Тима осталось только покормить и уложить спать. И вы опоздали на двадцать минут.

— За свои опоздания я плачу тебе сверхурочные.

— Окей, наезд отменен, — согласилась она тут же.

Убрав корзину с игрушками за диван, девушка выпрямилась и оправила край своей футболки. Только сейчас, увидев ее лицо полностью, заметил на левой его стороне остатки чего-то коричневого, что застряло в волосах и размазалось по лбу.

Мысленно взмолился о том, чтобы это было всего лишь пюре и на всякий случай оглядел сына, но тот, к счастью, оказался чистым.

— Идём со мной, — позвал я Уральцеву за собой в ванную комнату, где, не выпуская Тимку из рук, достал с полки небольшое чистое полотенце, смочил его край под краном и прижал его ко лбу девушки.

— Что вы…?! — возмутилась девушка, отпрянув от меня. — Что вы делаете? Если у меня что-то на лице, то так и скажите!

— За сегодняшний день я миллион раз убедился в том, что гораздо проще что-то сделать самому, чем объяснять, что не так.

— Я не настолько тупая, чтобы не понять элементарных вещей.

— Ты удивишься, насколько люди могут быть тупыми.

— Это точно не про меня, — недовольно буркнула Уральцева и выхватила из моей руки полотенце. Подойдя ближе к зеркалу, сама себе обтерла лоб и часть волос. — Так и думала, что не все пюре смыла. Тимка просто чихнул в меня с полным ртом.

Мысленно похвалил сына. Хоть кто-то меня в этой жизни радует.

— Вроде всё, — осмотрела себя Уральцева в отражении. Состирнула маленькое полотенце и оставила его на змеевике. — Ладно. Я пойду.

— Мы подвезем тебя до дома, — последовали мы с Тимом за ней.

— Вам нужно Тима спать уложить, да и самому отдохнуть, — остановилась она в прихожей. И, чуть нахмурившись всмотрелась в мое лицо. На секунду растерялся. — Какой-то вы совсем серый. Не заболели? — внезапно ко лбу прижалась теплая ладонь. — Нет. Моя рука горячее, а вот вы, походу, уже остываете… — бормотала она уже, похоже, сама с собой. — Автобусная остановка у вас тут совсем рядом, за домом. Я доеду. Отдыхайте.

— Что насчет работы? Остаешься?

— Если работать нужно будет так же три-четыре часа вечером, то я останусь, пока вы не найдете настоящую няню. Вроде, несложно. Хотя и очень страшно сделать что-то не так, — наклонилась она, чтобы зашнуровать ботинки. — А вы как, Мирон Александрович? Удовлетворены результатом моего первого испытательного дня?

— Моё удовлетворение здесь не главное. Главное — я вижу, что сын доволен, чист и почти даже накормлен.

— Да, кстати, смесью лучше кормить прямо сейчас, пока она совсем не остыла. Ну, всё, — выпрямилась она и на цыпочках подошла ко мне, чтобы поцеловать… Тимкину руку. — До завтра, красавчик.

— В шесть вечера, не забывай. Я за тобой заеду и увезу к себе. К Тиму. Первые три-четыре дня буду тебя привозить, чтобы моя мама к тебе немного привыкла.

— Я завтра буду в кафе с четырех до шести, так что еще увидимся заранее.

— Ты, всё-таки, решила работать еще и в кафе?

— Да. Мне нравится эта работа. А что? Вы против? — чуть сощурились ее зеленые глаза.

— Лишь бы это не мешало твоей учебе, — повел я равнодушно плечами.

— Пока не мешает. Будет мешать — я сделаю выбор. Ладно, спокойной ночи, красавчик и его папа, — навалилась она на дверную ручку и толкнула дверь, но что-то ее внезапно остановило. — О! И можно еще кое-что сказать, Мирон Александрович? Очень нужно. Я весь вечер терпела. Говорила Тимке, но всё не то.

— Говори уже, что там у тебя? — едва удержался от закатывания глаз, чувствуя раздражение от этой напускной загадочности.

— Моня, — выронила она полушепотом и прикусила нижнюю губу, безуспешно пряча улыбку, а в зеленых глазах вспыхнули яркие игривые искорки. — Фух! Аж полегчало! А-то я бы не уснула или точно кому-нибудь проболталась бы.

— Вали уже, Уральцева, — не смог сдержать улыбку. Даже головная боль на секунду отступила.

— До завтра, — широко улыбнулась она, и, выйдя из квартиры, мягко прикрыла за собой дверь.

— Красавчик и его папа, — хмыкнул я и чмокнул Тимку в голову, идя с ним в кухню. — Вообще-то, я тоже красавчик, да?

После пар по просьбе Насти заглянула в магазин, чтобы купить хлеб и молоко. До смены в кафе у меня было еще почти два часа отдыха, так что я вполне могла себе позволить неспешный обед (или полдник), а не опрокидывать в себя тарелку, чтобы успеть куда-то.

В квартире оказалось подозрительно тихо. Только вкусно чем-то пахло, свидетельствуя о том, что жизнь здесь всё-таки есть.

Прошла в кухню и оставила молоко и хлеб на столе, за которым с понурым видом сидела Настя, прокручивая в руках полупустую кружку с кофе.

— Чего такая грустная? — спросила я и подошла к плите, на которой стояла кастрюля с только что сваренным супом. Пахло обалденно. — Опять с кем-то не туда пописала? — бросила я беглый взгляд на подругу и потянулась в верхний ящик над раковиной за тарелками. — Тебе суп наливать?

— Нет. Не хочу, — ответила Настя, едва шевеля языком.

— Почему? У тебя что-то случилось? Рассказывай, Насть, — налила я себе суп и села за стол напротив подруги. — Беременная овуляцией ты мне нравилась больше. Кому втащить в этот раз?

— Мне, — посмотрела она на меня, поджав губы в невеселой улыбке.

— Тебе-то за что?

— Как-то тупо всё получилось, — сошлись ее брови на переносице, когда она вновь опустила взгляд в свою кружку. — Егор же и правда мог всякое себе надумать из-за этой несуществующей беременности.

— Хочешь с ним помириться? — откусила я корку хлеба прямо от теплой булки, за что получила щелбан в лоб от Насти, которая забрала у меня хлеб и отрезала от него уже надкусанный мной кусок.

— Мириться я с ним не хочу. Хотя думала об этом, но понимаю, что после всего, что он успел наворотить, я вряд ли смогу не представлять его с другими девушками. Он будет целовать меня, а я буду думать о том, целовал ли он так же другую… или других.

— И что ты хочешь сделать? Стереть ему память? Себе?

— Просто объяснить ситуацию, извиниться и разойтись, если не друзьями, то хорошими знакомыми. Или просто знакомыми, которые не желают друг другу смерти.

— Что-то ты какая-то шибко умная сегодня, — сощурилась я, с подозрением вглядываясь в подругу.

— Просто рассказала всё маме, и она сказала, чтобы я хотя бы в моменте с Егором повела себя как взрослая.

— И всё? — хитро улыбнулась я. — Больше ничего не сказала?

— Боже! — закатила подруга глаза, но улыбку подавить не смогла. — Еще она сказала, что я дура, и что на всякие там полосочки писать нужно с тобой, чтобы из нас двоих хотя бы одна была с мозгами. И, как ты понимаешь, в этом дуэте на мой мозг мама не надеется.

— Обожаю Татьяну Алексеевну! — ухмыльнулась я. — Умная женщина. Прям как я.

— Слышала бы ты, как эта умная женщина смеялась надо мной после того, как хорошенько на меня покричала.

— Ну, ее можно понять — она, всё-таки, внука потеряла.

— Отвали! — бросила в меня Настя салфетку.

— С Егором-то когда будешь встречаться?

— Я ему звонила. Он сначала не ответил, а потом, походу, занес меня в черный список.

— Мда, — поджала я губы. — Я могу поговорить с его дядей. Назначим вам стрелку. Отскочите — побормочите.

— Я боюсь его дядю, — поежилась Настя. — У него такое злое лицо. А еще он так смотрит, будто сейчас накричит.

— Он постоянно на кого-то кричит, так что вообще пофиг. Просто пережди волну и пускай свои маленькие кораблики… Ну, то есть говори, что хотела сказать.

— Ты его будто бы защищаешь. А сама же недавно его Демоном называла.

— Я его и сейчас так называю. Просто… видела бы ты его маму! В сравнении с этой Сатаной Дядя-демон пушистый шпиц с тапочками в зубках.

— Серьёзно?! — округлились глаза подруги. Она даже вперед подалась. — Ты даже с его мамой знакома? У вас там ничего не намечается случайно? — поиграла подруга бровками.

— Он для меня староват. Дяде, всё-таки, тридцать три года. И намечается у нас с ним только моя работа няней у его сына, и то ненадолго.

— Всё-таки, решила поработать няней?

— Ну, да. Мне нужны деньги, ему — няня. Да и с ним я вижусь всего ничего, так что можно сказать, что он меня не напрягает.

— А первую неделю ты слала ему проклятия и кол осиновый.

— Я ему и сейчас кол могу послать. Тупой и широкий, как бревно. Если он опять начнет на меня кричать из своего кабинета. Серьёзно! — всплеснула я руками, когда Настя рассмеялась. — Мою фамилию уже посетители знают, хотя на бейджике написано только имя.

— Уральцева! — выкрик заветной фамилии из кабинета Его Злейшества.

Сегодня Демон демонит всё кафе не по-детски.

— Почему именно я? — ворчала я за Стёпиной стойкой, наливая кофе боссу. — Почему бы не позвать Юлю, например? У меня и без него работы полно.

— У Юли фамилия Доска. Если Саныч будет из своего кабинета кричать «Доска», то народ решит, что его ею придавило, — между делом объяснял мне Стёпа. — И давай уже живее. Демон свой кофе уже полчаса ждёт, пока ты тут с байкером флиртуешь.

— Точно! Илья! — спохватилась я, вспомнив, что так называемый Стёпой байкер тоже просил у меня кофе. Номер телефона она тоже у меня просил, кстати. — Тогда это ему.

— Тебя Демон на британский флаг порвет.

— Потерпит еще пару минут, — отмахнулась я. — Мне уже давно не страшно, когда моя фамилия летит из его кабинета. Свари, кстати, пока ему его двойной эспрессо. Чтобы как смола.

Поправив волосы, двинулась с подносом к парню, который выглядел богоподобно. На мой вкус. Косуха с яркими нашивками на спине и плечах, темные волосы его были собраны в пучок на макушке, очки-авиаторы болтались на вороте рваной по моде футболке. И пахло от него ярко, чем-то таким острым и сладким.

— Ваш кофе, — поставила перед ним чашку.

— Спасибо, — чуть хрипловатый его голос приятно щекотнул слух. Пристальный взгляд карих глаз сосредоточился на моем лицо, отчего я почувствовала, как румянец окрасил мои щеки. — Кстати, Майя… — произнес он томно моё имя, даже не взглянув на бейджик. — Я видел тебя здесь уже несколько раз и рад, что, наконец-то угадал со столиком, чтобы ты ко мне подошла.

— Я тоже видела вас здесь несколько раз. И рада, что вы угадали со столиком… Илья, — сказала я его имя, что удивило парня. Плохого парня. Очень плохого. Эти его татуировки на пальцах, на них же серебряные кольца, будто он играет на гитаре в какой-нибудь рок-группе.

— Знаешь моё имя? — слегка выгнулась его густая бровь.

— Девочки шушукались, — захлопала я невинно глазками, будто не выпытала его имя у Стёпы, едва упросив его прочитать имя на кредитке. — Вы очень запоминающийся.

— Давай уже перейдем на «ты». Мне всего двадцать пять лет, рано мне «выкать» таким красавицам как ты.

— Хорошо, давай, — охотно согласилась я и снова растерялась, не зная, как вести себя дальше под пристальным взглядом парня, который, похоже, мне очень нравился, хоть и видела я его только со стороны и на расстоянии.

— И вот ещё что, Майя, — произнес парень и потянулся во внутренний карман косухи, откуда достал красную розу на коротком стебле, чтобы она могла поместиться в карман. — Это тебе. Немного помята, но это только потому, что я ехал с ней на байке и ждал, когда увижу тебя так близко.

— Спасибо! — приняла я розу, стараясь не запрыгать на месте от счастья. Такой грозный снаружи, но какой же он, оказывается, романтик внутри! Принюхалась к цветку, делая вид, что запах розы мне нравится. И плевать, что я ненавижу этот запах, об этом Илья ненавязчиво узнает от меня чуть позже. — Мне очень приятно…

— Уральцева! — демонический голос был уже в самом зале, как и сам Демоня, испепеляющий меня и моего потенциального парня недобрыми серыми глазами. — В мой кабинет. Сейчас же!

— Прости, Илья, — несмотря на гнев босса, вполне искренно улыбнулась парня. — Мне нужно идти. И еще раз спасибо за цветок.

— Может, встретимся в эти выходные? — предложил парень, пока я пятилась от него в Ад.

— Можно. А где?

— Я оставлю свой номер на баре. Напиши мне, и договоримся.

— Отличная идея! — показала ему большой палец вверх и, махнув на прощание рукой, вошла в кабинет босса, который ждал меня у входа и закрыл за нами дверь, едва мы оба оказались в кабинете.

Розу спрятала за спиной и выпрямилась по струнке, приготовившись выслушать любую гневную тираду, думая при этом только об Илье и его улыбке.

— Чтоб тебя! — резко отшвырнул от себя листы с бюджетом. Цифры смешались в кашу, которая уже вызывала изжогу. Но еще большее жжение в груди вызывало то обстоятельство, что прямо сейчас одну из моих официанток внаглую клеит какой-то хрен с бугра, который только-только выплыл из чана с дерьмовыми татухами и завязал на башке мусорный мешок.

Уральцеву! Он клеит Уральцеву! Будто в моем кафе других официанток нет.

Конечно нет!

Есть только Уральцева, которая болтает со всем, что подает хоть какие-то признаки жизни, а этот хрен подает ей весьма недвусмысленные признаки определенных к ней желаний.

Нахрена я вообще выходил из своего кабинета? Кофе мог бы получить и не выходя.

Идиота кусок!

И где, кстати, мой кофе? Сколько еще не нужно ждать свой кофе?

Вышел из-за стола, нервно швырнул карандаш на кипу папок и закатал рукава. Рванул ручку двери и вышел из кабинета, тут же наткнувшись взглядом на Уральцеву, которая приняла розу от чухана в рваных тряпках.

Какого?!…

— Уральцева! — фамилия ее вырвалась из меня раньше, чем я успел подумать. — В мой кабинет. Сейчас же!

Сразу вернулся за свой стол, настойчиво игнорируя тот факт, что Уральцева двигалась в мой кабинет спиной вперед, продолжая о чем-то договариваться с чухоном в косухе. Розу в руке девушка тут же запрятала за спину, едва вошла ко мне и прикрыла за собой дверь.

Молча начал перекладывать бумаги, чтобы успокоиться. Какого хрена я так злюсь? Похоже, я становлюсь зависимым от кофе, раз несколько минут промедления после его заказа способны вывести меня из себя настолько сильно. Пора переходить на чай. На воду. Без газа.

— Вы что-то хотели мне сказать, Мирон Александрович? — напомнила Уральцева о своем присутствии в моем кабинете.

Поднял на нее взгляд и заметил на чуть пухлых губах легкую мечтательную улыбочку, которую она тут же спрятала за прикусыванием.

— Где мой кофе? — выплюнул я недовольно и снова сосредоточился на бумагах.

— Сейчас принесу, — будничным тоном ответила Уральцева и двинулась к выходу, прокрутив между пальцами помятую розу, которую чухан, похоже, достал прямо из своей задницы.

Именно оттуда он ее и достал, судя по тому, как Уральцева дернула носом, когда ее понюхала. У нее даже стебелек короткий — чухан слишком бережно относится к своей заднице.

— Стой, — остановил я девушку, которая тут же ко мне повернулась и непонимающе нахмурила брови. — Просто принеси мне кофе и постарайся эти пару минут ни с кем не флиртовать. Не забывай, что ты моя невеста.

— Фиктивная, Мирон Александрович. И только для вашей мамы.

— И всё-таки, будь бдительна. Не хотелось бы, чтобы слухи о том, что моя невеста флиртует с типами в рваных одеждах дошли до моей мамы.

— С каких это пор моя фиктивная личная жизнь должна ограничивать на мою настоящую? — в зеленых глазах вспыхнуло недоброе пламя, когда девушка подошла к моему столу и оперлась о него ладонями, нависнув надо мной. — Мы так с вами не договаривались, Мирон Александрович. Помимо работы у меня есть еще и личная жизнь, и парень тоже может быть. Настоящий.

Парень! Ага, как же!

— Твоя личная жизнь может бросить тень на нашу фиктивную помолвку. И, кстати об этом, — вспомнил я, продолжая вчитываться в бумаги, в которых всё равно нихрена сейчас не соображал. — Сегодня перед тем, как увезу тебя к Тиму, мы заедем за кольцом для тебя. Чтобы было видно, что предложение о женитьбе было настоящим. У моей матери уже возникли сомнения.

— Я могу надеть любую бижутерию. Махну рукой перед вашей мамой, и она успокоится. Ради трех-четырех часов не стоит тратиться. Тем более на кольцо, стоимость которого будет выше моей зарплаты.

— Это не твоя головная боль. Я сказал, что мы едем за кольцом, значит, мы поедем за кольцом.

— Я не поеду, — настойчиво, с нажимом.

— Поедешь, — кивнул я сам себе, продолжая листать бумаги.

— Не поеду.

— Поедешь и наденешь то кольцо, которое я тебе куплю.

— Вот сами его и будете носить. На носу! Или маме своей его наденете, чтобы у нее не было больше никаких сомнений.

— Уральцева! — дернул я рукой и почувствовал резкую боль оттого, что порезал палец бумагой. Кровь хлынула так, будто где-то внутри меня стоял насос. Во всем виновата эта девчонка, которая подняла мое давление своим упрямством! — Видишь, до чего ты меня довела?!

Поднял взгляд и увидел абсолютно бледную Уральцеву, которая с ужасом смотрела на мою окровавленную руку и капли крови, которые капали на документы. Отшатнувшись, девушка побелела как лист, ее затрясло, из пальцев ее выпала роза, а затем и сама она упала на пол без каких-либо признаков жизни.

— Уральцева? — непонимающе обратился к ней, перегнувшись через стол. До последнего казалось, что это шутка. Но, судя по неестественной позе девушки на полу и ее все еще бледному лицу, обморок у нее случился очень даже настоящий. — Твою мать!

В абсолютной растерянности и некоторой панике я выскочил из-за стола и бросился к Уральцевой. Подхватил абсолютно обмякшую девушку на руки и тут же переложил ее на диванчик под окном.

Холодные руки ее устроил на животе и всё ещё не до конца отдавая себе отчета в том, что делаю, зачем-то укрыл ее своим пальто.

— Уральцева, — позвал я девушку, глаза которой все еще были закрыты. Мягко коснулся плеча и потряс. — Уральцева… Майя. Май, очнись. Что с тобой? Эй.

Отпустил узкое плечо и коснулся кончиками пальцев щеки и скулы, убирая прядь тонких волос за ухо. Чуть склонился к ее губам, чтобы проверить, дышит ли.

За испуганным грохотом собственного сердца едва смог расслышать тихое дыхание, будто она спит.

— Да что с тобой? — уже психовал я, находясь на грани того, чтобы начать кричать и звать на помощь. — Майя. Майя, очнись. Не пугай меня так.

Никакого ответа я так и не дождался. Резко поднялся с диванчика и рванул к выходу из кабинета. Открыл дверь и растерянным взглядом пробежался по посетителям.

Бармен встретился со мной взглядом. Кивком головы указал ему зайти в мой кабинет и вернулся к Майе, прикрыв за собой дверь, чтобы не сводить с ума посетителей. Одной моей свистнувшей фляги из-за бессознательного состоянии Уральцевой уже достаточно.

— Ваш кофе. Майя просила занести, — врал и не краснел парень, но застыл с подносом в руке и вопросительно уставился сначала на Майю, а затем на меня. — Я не вовремя?

— Что с ней? Почему она вырубилась? — всплеснул я руками.

— Понятно, — знающе кивнул долговязый пацан и поставил поднос с кофе на край моего стола. — Она боится вида крови. Я первый раз в прошлом году тоже жестко охренел, когда мы с ней разбитый стакан собирали. Я порезался, а она вырубилась.

— Делать-то теперь что? — чувствовал себя истеричкой, но всё равно не понимал, как нужно действовать в такой ситуации.

— Да ничего не нужно делать. Сейчас она немного полежит да очнется. Дайте ей что-нибудь сладкое и всё будет нормально.

— Сладкое?

— Да. Майка всегда просит что-то сладкое, когда очухивается. Хотя при мне она вырубалась всего два раза, но…

— Понял, — остановил я его взмахом руки. — Иди.

— И палец себе чем-нибудь забинтуйте, а-то Майка очнется и сразу вырубится, когда увидит тут место преступления, — многозначительно указал он на стол, где лежали бумаги в каплях крови.

— Ясно. Сейчас, — потянулся я за аптечкой на шкафу. — Можешь идти.

— Хорошо, — тут же согласно кивнул парень и вышел прочь, бросив напоследок насмешливый взгляд на спящую Уральцеву.

С отвратительно координацией движений я очистил руки перекисью от каплей крови, заклеил рану пластырем и закинул в урну всё, что хоть сколько-нибудь было запятнано кровью. Сверху накрыл урну белым листом, чтобы не видно было, что там. То и дело поглядывая на спящую Уральцеву, на всякий случай спрятал даже красные папки с полок. Первый раз вижу проявление подобной фобии вживую и понимаю, что у меня, похоже, фобия на фобии.

В пару глотков осушил чашку с кофе. Сидел за столом, глядя на Уральцеву, пытался снова поработать, но то и дело возвращался к ней. Касался шеи и лба, чтобы прощупать пульс и температуру. Склонялся ухом к губам, чтобы услышать ровное тихое дыхание. И получил по этому же уху, когда Уральцева во сне встрепенулась и перелегла со спины на бок. Поджав под себя ноги почти полностью спряталась под моим пальто.

Со звоном в ухе присел на край диванчика рядом с ней. Еще немного и она точно мне скоро выпустит кишки. Но сделает это не глядя, чтобы не видеть крови.

— Уральцева, очнись, — звал я ее полушепотом.

Тонкие брови дернулись и нахмурились — она начинала приходить в себя.

— Руку больно, — произнесла она чуть севшим голос.

— Ты мне ею по уху дала.

— Тогда всё нормально, — с ленивой улыбкой ответила язва.

— Я смотрю, тебе уже лучше?

— Я хочу сок. Или шоколадку, — бубнила Уральцева, все еще не открыв глаза.

Точно! Сладкое!

Быстро сходил в зал и принес из бара стакан апельсинового сока и злаковый батончик — пацан сказал, что Уральцева такое любит.

Оставил всё на столе, так как стало ясно, что девушка опять вырубилась.

— Очнись, Майя. Нам скоро ехать к Тиму и за кольцом.

— Ммм, — недовольно протянула девушка, но глаза открыла. Сфокусировала на мне взгляд, который тут же стал злым. — А я думаю, почему пахнет Адом… — фыркнула она недовольно и сбросила с себя мое пальто. Села на диванчике и растерла лицо ладонями.

— На, попей, — протянул ей стакан с соком, который она нехотя, но приняла. Маленькими глотками выпила треть и тяжело вздохнула. — Ты не могла выбрать другую фобию? Паучков там, например, бояться…

— Вам еще и фобия моя не нравится? — взглянула на меня Уральцева снизу вверх, и мне по взгляду стало понятно, что сейчас она мысленно откручивает мою голову. — Вам не нравится мой парень, моя фобия, что еще, Мирон Александрович?

— У тебя нет парня.

— Будет, — хмыкнула она самоуверенно и отпила еще немного сока.

Нервно стиснул зубы. Сейчас мысленно ее голову откручивал я.

— Поехали. Нам пора, — взял свое пальто и перекинул его через сгиб локтя.

— Куда?

— Сначала за кольцом, а затем к Тиму.

— Вы же не отстанете, да, если я откажусь от кольца?

— Поехали, — потребовал я с нажимом.

— А роза где? — оглядела Уральцева растеряно пол.

— В мусоре, — ответил я хладнокровно.

— Но почему вы выбросили мой цветок?

— Потому что он выглядел как мусор.

— Цветок не может выглядеть как мусор! — выпалила девушка возмущенно.

— У этого цветка получилось.

— Вы ничего не понимаете в цветах. Сухарь, — прилетело мне едва слышное в спину.

— Я покажу тебе, как должны выглядеть цветы, которые мужчина дарит девушке, которая ему действительно небезразлична, — сверкнул в ее сторону злым взглядом.

Лучше бы она и дальше спала и не бесила меня.

— Красиво. Как в туалете крутого ресторана.

— Только ты, Уральцева, могла сравнить ювелирный магазин с туалетом.

— Крутого ресторана, — уточнила я, идя следом за Демоней, который с ленцой смотрит на сверкающие украшения под толстым стеклом.

— Добрый вечер. Подыскиваете что-то конкретное? — подошел к нам мужчина в белой рубашечке и жилеточке в синюю клетку.

— Помолвочное кольцо, — сухо ответил Мирон Александрович.

— Для меня, — подняла я правую руку и перебрала пальцами.

— Это, — находясь на своей супер важной волне, мой босс ткнул пальцем в стекло над кольцом, которое мне сразу не понравилось.

— Этот булыжник больше моей головы. Я с ним в ванной утону. Давайте возьмем вот это. Маленькое и дешевенькое. Хотя, тут ничего дешевенького нет, — протянула я разочаровано, бегая по ценникам глазами. Цифры меня привлекали и впечатляли сейчас куда больше, чем сами кольца.

— Тогда это, — уверено показал Мирон Александрович на кольцо, бриллиант на котором оказался ничуть не меньше предыдущего.

— А если я его потеряю? — спросила я, видя, как продавец-консультант смотрел на нас с некоторой долей непонимания. О, да, дяденька, перед тобой самый настоящий мезальянс. — Вы же понимаете, что если я его потеряю, то мне придется продать не одну, а сразу две почки, чтобы за него расплатиться?

— И что ты хочешь? — не выдержал Демоня. — Какое кольцо тебе по вкусу?

— Вот это, — отошла я назад и ткнула в стекло над кольцом, цена которого была около тысячи рублей.

— «Спаси и сохрани», — прочитал на нем Мирон Александрович. — Очень смешно.

— Ну, я же ваша невеста, — дёрнула я саркастично бровями.

Ничего на сказав мне, Мирон Александрович вернулся к продавцу, который доставал подложки с кольцами, сверкающими чрезмерно ослепительно и дорого.

— Иди, примерь, — позвал меня босс кивком головы. В руке его было кольцо со здоровенным камнем.

— Вы хотите, чтобы я вышла на улицу и ослепила этим камнем обитателей Марса? — ворчала я недовольно, будучи в абсолютном разочаровании от предлагаемого мне кольца.

— Тебе недолго его носить, так что ослепнуть никто не успеет, — Мирон Александрович надел на мой безымянный палец кольцо. Покрутил мою руку в своих руках и отпустил.

Резко опустила руку и сделала вид, что тяжесть кольца тянет меня к полу.

— Ясно, — вздохнул устало мужчина и снял с меня кольцо.

Прикусила нижнюю губу, пряча улыбку. Должна же я получить хоть какое-то удовольствие от процесса выбора кольца?

Еще несколько минут Мирон Александрович изучал ювелирные украшения, пока скучающе прогуливалась по залу, спрятав руки в задние карманы джинсов.

— Ничего не приглянулось? — спросил меня продавец, явно боясь обращаться к моему суровому «жениху».

— Нет, — качнула я головой и, чтобы замазать некоторую растерянность на мужском лице, добавила. — К сожалению.

— Это, — снова «родил» Мирон Александрович.

Лениво подошла к нему и подала свою руку, даже не глядя на то, что он там выбрал. Уже можно не смотреть, чтобы знать, что там очередной булыжник на полоске золота. Будто я порцию яда всегда с собой в кольце ношу.

— Как тебе это? — спросил «жених», пока я разглядывала длинные серьги, висящие на металлическом дереве.

Повернула голову и сначала наткнулась на серые глаза, смотрящие на меня с ожиданием, а затем опустила взгляд на свою руку и обнаружила на пальце маленькое колечко с россыпью драгоценных камней. Тонкое, но вместе с тем заметное и яркое, несмотря на монотонность.

— Красивое, — одобрительно кивнула я и слегка пошевелила пальцем, наблюдая за тем, как камни отражали свет.

— Белое золото, шестьдесят три бриллианта… — устроил промо продавец.

— И стоит оно как год моего обучения, — вздохнула я разочаровано, снимая кольцо. — Может, всё-таки, «Спаси и сохрани»? Я даже сама могу за него заплатить.

— Упакуйте, — потребовал Мирон Александрович, отдав кольцо продавцу.

— Отличный выбор! — дежурная фраза и такая же дежурная улыбка продавца, у которого явно были вопросы к нашей странной парочке, но чувство такта не дало ему их задать. — Вашей невесте очень идёт.

— А почему именно это? — решила я полюбопытствовать, пока мужчина упаковывал кольцо и пробивал чек. — Раздробили один большой бриллиант на кучу маленьких, пока я отвернулась?

— На глаза твои похоже, — ответил Мирон Александрович, убирая кредитку в кошелек.

— На глаза? Такое же круглое?

— Такое же яркое и блестящее, — ответил он и заглянул в мои глаза. От столь пристального и сосредоточенного на мне взгляда я даже слегка смутилась. — Если посмотреть в твои глаза, когда ты улыбаешься — а улыбаешься ты часто — то может показаться, что в них сияет россыпь звёзд. Это очень красиво, — уголка его губ коснулась легкая улыбка.

— Спасибо, — смущенно опустила я глаза.

— Но с зашитым ртом было бы еще красивее, — добавил Мирон Александрович словно между делом.

— Убийца романтики, — вздохнула я и обратилась к продавцу, с которым как раз встретилась взглядом. — Представляете, за кого замуж приходится выходить?! Он даже «себе в зеркало не улыбается от того, что серьёзный такой».

— Противоположности притягиваются сильнее всего и держаться крепче, — знающе ответил мужчина и поставил передо мной маленький бумажный пакетик с кольцом. — Счастья вам и всего доброго! Вы очень красивая пара!

— Спасибо, — улыбнулась я и пошла вслед за Демоней, который клал на комплименты нашему «союзу» с высоты своей важности.

Напевая себе под нос, тихо вошла в лифт за Мироном Александровичем, чтобы подняться в его квартиру. Опустила взгляд на кольцо и пошевелила пальцем, чтобы полюбоваться игрой света на бриллиантах. Красиво, черт возьми!

— Чему улыбаешься? — раздался совсем рядом голос Демони, который, наконец, отлип от телефона и электронной почты в нем.

— Да так, — повела я плечом, вздохнула и посмотрела в металлическую стену перед собой. — Думаю, как Тимке попу мыть с такой россыпью бриллиантов? А если какули застрянут между камнями? Неудобно потом будет его возвращать.

— Оставь себе. Оно твоё.

— Тогда можете не платить мне зарплату за месяц работы у вас. Я сдам кольцо в ломбард и покрою год обучения. Шучу, конечно, — посмотрела я на мужчину и слегка пошатнулась, обнаружив, что всё это время он на меня смотрел, подперев спиной стену лифта. — Я его верну. Возможно, оно пригодится вашей настоящей невесте.

— Я не планировал никаких невест кроме одной фиктивной. Так что в этом кольце нет никакой для меня нужды.

— Вы в монастырь собираетесь уйти? — спросила я, и лифт остановился, выпустив нас из узкого пространства.

— Это тебя не касается, Уральцева, — ответил Мирон Александрович и открыл дверь своей квартиры, пропуская меня вперед.

Благоразумно прикусила язык. Если его жена умерла при родах или сразу после, то его нежелание строить личную жизнь с кем-либо мне понятно. И вмешиваться в эту тему с, наверняка, тупыми вопросами, я больше не стану.

— Мам, мы приехали, — оповестил Демоня о нашем присутствии.

— Слышу, не глухая, — тут же донеслось бабкино ворчание, а следом в дверном проеме появилась и она сама с Тимом на руках. На щеках его были видны дорожки слёз, а по заплаканным глазкам сразу стало понятно, что плакать он закончил буквально только что. — Весь день сегодня капризничает. Сам не свой. Не знаю, что с ним делать, — передала она малыша отцу.

— Зубик, наверное, режется, — вытянула я губки трубочкой и тронула Тимку за руку, отчего он сразу потянулся ко мне. — Иди ко мне, сладкий. Любиться будем. Да?

— Руки сначала помойте, барышня, — тут же полился яд в мою сторону от демонической мамочки.

— Ох, точно! — в общем-то, тут она была права — руки после улицы нужно мыть, но тон ее мне категорически не понравился. — Как раз смою пыль с новых бриллиантиков. Красиво, правда? — показала я ей кольцо на пальце, махнув рукой прямо перед ее лицом.

Кажется, демоническая мама за эту короткую секунду успела сосчитать все шестьдесят три бриллианта и прикинуть стоимость этого кольца.

— Мирон, ты в самом деле настроен серьёзно? — обратилась она тут же к сыну.

— Мам, ты же все прекрасно видишь своими глазами. К чему эти глупые вопросы?

— Ты никогда не слушаешь моих советов, — дергано бросила женщина и схватилась за свое пальто.

— Один раз я тебя уже послушал и к чему меня это привело? — холодно спросил Мирон Александрович и родственники устроили между собой переглядки, в которых я Тим явно были лишними.

— Пойдем, солнце, руки мне помоем, — мягко забрала малыша из рук Мирона Александровича и ушла с ним в гостиную, где оставила его среди игрушек на несколько секунду, быстро сполоснув руки в ванной комнате. — Теперь твоя нянька чистая. Смотри, какая блестяшка!

Показала ребенку кольцо, которое он вместе с пальцем захотел засунуть себе в рот. Не позволила. Мало ли — проглотит кольцо.

— Слюней у тебя сегодня многовато, Тимурчик. Похоже, и правда второй зубик напрашивается, — протянула я задумчиво и снова подхватила просящегося ко мне малыша на руки. — Идём. Помашем твоей бабуле ручкой.

— …не совершай ошибку, Моня. Она же еще совсем молода и наивна. Ты ее задушишь своей холодностью. Я всю ночь о вас думала. Это сейчас она в тебя влюблена и многого не замечает, а потом розовые очки треснут, и она больше не сможет мириться с твоим равнодушием. Прекрати весь этот фарс. Не порти девочки жизнь. Отпусти ее, пока она еще не потеряла способность улыбаться. Тебе нужна совершенно другая — взрослая, понимающая, на одной с тобой волне…

Теперь-то мне стало понятно, что демоническая мама не против меня. Она за меня, но не в жизни ее сына — всё просто. Но как-то обидно за Демоню, что ли… неужели он настолько безнадежен.

— Помашем бабуле ручкой? — начала я издалека, чтобы не было понятно, что я хоть что-то слышала из разговора матери и сына. — Пока-пока, бабуля.

— Я отвезу тебя, мам. По дороге договорим, — произнес Мирон Александрович, открывая для своей матери дверь на выход.

— Подождите… Подожди… Мирон, — окликнула я своего «жениха», который несколько опешил, когда его намерение выйти из квартиры вслед за мамой было прервано. — Ты ничего не забыл, любимый? — улыбнулась я широко-широко, но понята не была.

— Что я мог забыть? — похлопал мужчина по карманам.

— Не стесняйся своей мамы, любимый, — промурлыкала я игриво и сама подошла к этому истукану поближе. — Вечерние поцелуйчики. Ты забыл нашу традицию? — захлопала я глазками, играя фальшивую обиду.

— Какую? — едва слышно спросил Демоня, хмуря лицо максимально сильно.

— Целуй, — указала пальцем на свою щеку и привстала на цыпочках, чтобы ему было меньше наклоняться. — Ну, же, любимый. Ты же у меня самый нежный и ласковый.

Тяжело вздохнув и натянув на губы тошнотворно фальшивую улыбку, Мирон Александрович наклонился ко мне и чмокнул щеку. Провел носом по моей скуле и прижался к уху губами, чтобы ласково шепнуть:

— Я прибью тебя.

— Я тоже тебя люблю, Моня, — чуть отстранилась я, подарив ему лукавую улыбку. А затем повернулась к его маме и, чтобы она больше не считала своего сына совсем уж бесчувственным камнем, добавила. — Когда мы наедине, он постоянно меня целует… Ох, и простите, что вам пришлось увидеть маленький момент нашей нежности. Моня такой внимательный, чуткий и…

— Идём, мам, — оборвал меня человек, которому я тут пыталась накинуть плюсов в глазах его же собственной мамы.

— Я буду скучать, Моня! Пока мама Мони! — кричала я и махала рукой вслед двум сухарям, пока за ними не закрылась дверь. — Мама Мони, — хохотнула я, обратившись к Тиму, который всё это время тихо сидел в моих руках и играл с цепочкой на моей шее. — Монина мама… Омномном какой-то… Ты, смотрю, аж кушать захотел?

— Попробуй соленый огурец или сало. Говорят, помогает, — советовала мне сестра.

— Аня, я не по поводу закуски с тобой советуюсь. Мне нужен совет по тому, как снять боль, если у ребенка режется зубик, — плечом я прижимала к уху телефон, а на руках качала Тима, который сегодня как никогда капризным и плаксивым.

— Я не знаю, как снимать такую боль, — психовала сестра. — Мои еще не доросли даже до первого зубика. Позвони маме, она точно должна знать.

— Если я позвоню маме, то мне придется объяснять ей, откуда я взяла ребенка. Тогда она узнает о том, что у меня есть вторая работа и накрутит себя, что она плохая мама, которая не смогла обеспечить одного из своих детей. Ты же знаешь нашу маму. Она начнет пихать мне деньги, скажет папе, и тот, вообще, придумает продать машину, чтобы оплатить мою учебу. Сказала же, что сама справлюсь. Первый год же справлялась.

— Первый год у тебя и плата за обучение была меньше. Ладно, — вздохнула сестра, придя к какому-то решению. — Я сейчас позвоню маме, скажу, что подозреваю, что у моих пацанов начали резаться зубки. Попрошу советов и перезвоню тебе.

— Ты лучшая, Ань. Я тебя почти даже люблю.

— Я тебя почти тоже, — фыркнула она, но в голосе слышалась улыбка. — Ладно. Жди минут десять. Перезвоню, перескажу.

Пока я разгуливала с Тимом на руках по квартире, напевая совершенно идиотские песенки, которые, что удивительно, успокаивали малыша, мне позвонил Стёпа:

— Привет, крошка, чем занимаешься? — игривый голос друга вызвал улыбку.

— Прямо сейчас я изо всех сил сдерживаю рвоту. Что за «крошка», Стёп?

— Это твой байкер так тебя назвал. Просил передать его номер «горячей крошке», — передразнил друг его интонацию. — Так что записывай, горячая крошка.

— Я бы с радостью, но пока не могу. Пришли мне номер смской. Я ему позже напишу.

— Он же придурок, — недовольно протянул Стёпа. — Сними с него косуху и увидишь обычного гопника с района в трениках и на кортах.

— Ну, не тебе же с ним встречаться. Просто отдай мне его номер и не мешай моему личному счастью.

— Ладно, горячая крошка, пришлю я тебе его номер, но ты и мой номер не забывай тоже. Если он тебя обидит — сразу звони мне, я приеду и наваляю ему, как раз кулаки давно просятся в бой.

— Займи свои кулаки чем-нибудь другим.

— Спасибо за подсказку, горячая крошка, сейчас я только крем пожирнее и салфеток побольше приготовлю.

— Фу, блин! Я этого не слышала! — усмехнулась я и поморщилась, но привлекла внимание Тима, который внимательно стал приглядываться к моему лицу и меняющимся на нем эмоциям.

— Ладно. Сейчас пришлю его номер. Когда со своими делами закончу… — многозначительно протянул друг.

— Целых пятнадцать секунд ожидания. Не знаю, выдержу ли…

— Так я и думал! — хохотнул Стёпа. — Жди.

— Угу. Пока.

Сбросила звонок и убрала телефон в задний карман джинсов, снова заняв всё свое внимание Тимом, который только-только успокоился и, кажется, уже даже подзабыл, что его что-то беспокоило.

Через несколько секунд в задний карман джинсов ударила вибрация телефона: похоже, Стёпа прислал номер того парня-байкера. Гляну позже. Сейчас совершенно не до него, мне бы ребенка успокоить.

Чуть позже позвонила сестра, которая успела поговорить не только с нашей мамой, но еще и со своими подругами. Кроме медицинских препаратов, которые я, конечно же, записала, чтобы завтра купить, Аня посоветовала мне держать силиконовые прорезыватели в холодильнике и выдавать их Тиму по одному — холод успокаивает зудящие десны.

Один из прорезывателей я закинула сразу в морозилку, чтобы он быстрее стал холодным, а еще один — положила в холодильник.

Как ни странно, но эта штука помогла Тиму успокоиться настолько, что он даже смог поесть. Но после купания и перекуса смесью, малыш снова стал капризным и отказывался брать прорезыватель в рот, категорически не хотел слезать с моих рук и отрицал любые звуки кроме моего ужасного пения.

И, как назло, его отец задерживался на работе, обещая, что скоро приедет.

Заехать после кафе в гостиницу — плохая идея. Кто знал, что помимо подписания двух бумажек, как мне обещал мой секретарь, нужно будет возиться с рабочими, которые напортачили с установкой новой системы отопления? В итоге, пятиминутный заезд в гостиницу перерос в несколько часов жесткого насилия над моими нервами и парой увольнений.

На часах почти полночь. Уральцева вскроет меня без ножа и вилки. Осталось только понадеяться на то, что букет, который я успел купить перед гостиницей, хоть сколько-нибудь смажет ее иронию, сарказма и уменьшит порцию яда, которую она уж наверняка накопила специально для меня.

Букет можно было бы и не покупать. Но кто меня, идиота, тянул за язык с этой показухой нормальных цветов, которых достойна девушка? Вот сейчас этим веником по роже и отхвачу.

Боясь разбудить сына, тихо вошел в квартиру и беззвучно прикрыл за собой дверь. Прислушался — тишина. По крайней мере, Уральцева не бежит сворачивать мне шею.

Стянул туфли, пальто оставил на вешалке, под нее же бросил портфель. На всякий случай решил перестраховаться и прихватить с собой букет по пути в гостиную.

Башка трещала, виски сдавливало так, что хотелось просто упасть в постель и постараться ни о чем не думать до самого утра. Но сначала нужно отпустить Уральцеву.

Подобно вору в собственном доме прокрался в гостиную, которую освещал лишь приглушенный свет искусственной свечи, что была у Тима в игрушках. В кресле боком в неестественном положении рук и ног полусидела/полулежала Уральцева с моим сыном на груди. Оба спали. И, похоже достаточно крепко, раз никто из них не отреагировал на мое появление.

Отложил букет на столик и присел рядом с креслом на корточки. С улыбкой, с облегчением заметив, как постепенно отпускала головная боль, смотрел на спящего сына, что сжимал в кулачке каштановый локон своей няни. Сама няня придерживала своего воспитанника обеими руками и мягко прижималась щекой к голове с пушком.

Аккуратно высвободил ее волосы из кулачка Тима. Приподнялся и склонился над спящими, чтобы мягко взять сына на руки и отнести в его кроватку.

— Иди ко мне, — шепнул я едва слышно и коснулся сына, который сразу встрепенулся, но, к счастью, не проснулся.

Чего нельзя сказать про Уральцеву.

Резко вдохнув, она отняла голову от Тима, из-за чего наши носы соприкоснулись. Пришлось отпрянуть и дать девчонке время окончательно очнуться и сообразить, где она находится и кто я такой.

— Здравствуйте, — выронила она севшим ото сна голосом, с трудом фокусирая на мне взгляд все еще сонных глаз. — Который уже час?

— Поздно, — ответил я тихо и потянул руки к сыну. — Давай мне. Я отнесу его в постель.

— Я сама. А-то проснется. Он и так кое-как смог уснуть, — тут же включилась Уральцева, с которой почти полностью слетела дымка сна. Мягко подхватив Тима, она попыталась встать с кресла, но явно затекшие конечности не дали ей этого сделать. — Поднимите нас, пожалуйста.

Зашел сбоку кресла и, слегка приобняв Уральцеву и сына, помог им встать.

— Вот так, — шепнула девушка и, покачиваясь, пошла в сторону моей комнаты, где оставила Тима и вышла через минуту, устало потирая глаза. — Ладно, Мирон Александрович, поеду я домой. Поздно уже, — глянув на кран своего мобильника, она, кажется, была удивлена. — Уже полночь? Офигеть!

— Пришлось немного задержаться, — сказал я как факт.

— Ничего страшного, — отмахнулась от меня Уральцева. Поежившись, обняла себя за плечи и поплелась в прихожую. — Вы же предупреждали, что сегодня задержитесь. Сейчас я такси вызову только, — снова потянулась она к телефону.

— Подожди, — вспомнил я про букет и вернулся за ним в гостиную. — Я обещал.

— А, — протянула Уральцева с легкой насмешкой. — Демонстрация того, как должны выглядеть цветы, которые мужчина дарит девушке, которая ему небезразлична? Красивые.

— Держи, — отдал я ей цветы, которые она приняла без препирательств со мной. Видимо, устала настолько, что на спор со мной сил уже не осталось.

— Спасибо, — легкая улыбка коснулась ее губ. Словно нехотя, она принюхалась к букету. Зеленые глаза на секунду округлились, будто заглядывая мне в душу, а затем девушка вовсе утонула лицом в букете, шумно втягивая его запах полной грудью. — Обалдеть! Как пахнет! — вещала она прямо из букета. — Ммм! Как же вкусно!

— Лучше розы из задницы байкера? — ехидно спросил я.

— Не сравнивайте, — всё ещё не оторвала она лица от букета. — Вы подарили мне цветы в качестве позерства и демонстрации того, «как надо», наверняка отвалив за этот букет кучу бабла, а Илья подарил мне розу от чистого сердца и от большой симпатии.

Илья…

У этого осла еще и имя, оказывается, есть.

— Фух, хорошо-то как! — подняла Уральцева голову, счастливо улыбаясь. Глаза снова засверкали россыпью ярких звезд.

— У тебя лепесток из ноздри торчит.

— Это я унесу с собой, — улыбнулась девушка еще шире, отлепив от носа белый лепесток.

— Вообще-то, весь букет для тебя.

— Вообще-то, будет много вопросов, если я вернусь с ним домой после полуночи.

— Кстати об этом, — протянул я, глянув на наручные часы. — Уже поздно. Можешь остаться у меня. Есть пустая комната. Моя. Я всё равно сплю пока в комнате Тима.

— Спасибо, но нет. Я на такси доеду.

— Я не доверяю таксистам, тем более в такой поздний час. Предлагаю одеть Тима и отвезти тебя домой.

— Вы хотите ночью тащить ребенка неведомо куда?

— Он привык к ночным прогулкам. Иногда, чтобы его успокоить, мы катаемся по ночному городу.

— Пусть Тимур спит. Да и на улице, наверняка, холодно. Я сама доберусь. Если хотите, могу вам написать, если до дома доеду нерасчлененная таксистом.

— С такими шутками ты точно останешься ночевать у меня, — произнес я вполне серьёзно и услышал, как заурчал желудок. Не мой. — Это от страха?

— Не льстите себе, — изогнулась темная бровь. — Это желудок пускает сигнальные ракеты, потому что последнее, что он сегодня видел из еды, — сосиска в тесте на обед в университетской столовой.

— Я сегодня тоже только обедал. Что твой желудок скажет на жареную картошку?

Девичий желудок жалобно завыл в тишине квартиры. Зеленые глаза недобро сверкнули.

— Так нечестно.

— Что именно?

— Вступать в сговор с моими органами, Мирон Александрович, — нарочито ворчала Уральцева. — Ладно. Несите свою картошку.

— Ее еще нужно почистить и пожарить.

Несколько секунд задумчивости отразились на лице девушки. Наконец, она пришла к какому-то решению.

— Чур, чистите и жарите картошку вы. Я здесь гость, который случайно остался с ночевкой.

— Всё-таки, остаешься? — пришлось подавить совершенно идиотскую улыбку, которая, какого-то черта, едва не растеклась по моему лицу.

— Честно говоря, ехать с таксистом в ночи пятнадцать минут я боюсь гораздо больше, чем остаться в вашей квартире на всю ночь. Так что с вас картоха, ночлег и ваза.

— Мы, конечно, всё классно придумали с моей ночевкой, кроме того, что мне не в чем спать, — уныло опустила я уголки губ.

Блузка и джинсы мало подходили для того, чтобы я могла в них спать. А раздеваться до белья рядом со своим боссом и его сыном мне совершенно не хотелось.

— Можешь надеть что-нибудь из моего, если не брезгуешь, — ответил Мирон Александрович и обтер руки кухонным полотенцем, только что посолив картошку, которая уже была настолько аппетитно золотистой, что я готова была начинать ее есть прямо со сковороды на плите.

— Если вы дадите мне что-то из своего, достав вещи из корзины для грязного белья, то я, конечно, побрезгую.

— Идём, — качнул Демоня головой в сторону закрытой комнаты. — Мне тоже нужно во что-то переодеться.

Практически на цыпочках прошли мимо комнаты, в которой мирно спал Тим и оба поочередно в нее заглянули, чтобы убедиться в том, что малыш не проснулся и его ничего не беспокоит.

Комната Мирона Александровича и правда выглядела так, будто в ней никто никогда не жил: на полках не было ничего. Прикроватные тумбы пусты, а сам хозяин не сразу смог вспомнить, где у него включается свет.

— Футболка и домашние штаны подойдут? — спросил Мирон Александрович, глядя в глубины своего шкафа.

— Да, давайте, — согласно кивнула я и приняла черную мужскую футболку и серые штаны. — Я в ванной переоденусь.

— Хорошо. Я здесь, — махнул передо мной мужчина таким же комплектом одежды, что дал мне.

Через несколько минут я уже была готова к тому, чтобы поесть и лечь спать. Оставив свои вещи в необитаемой ранее комнате Мирона Александровича, я вошла в кухню, где босс уже разлил по кружкам чай и пытался беззвучно достать из шкафа тарелки.

— Давайте прямо из сковородки поедим, — предложила я. — Так же вкуснее.

Хмыкнув, мужчина положил в центр стола деревянную подставку, а сверху поставил горячую сковородку.

— Я добавил лук. Надеюсь, ты его ешь, — сел мужчина напротив.

— Разве можно есть жареную картошку без лука? Это же не по-христиански! — усмехнулась я. — А можно молоко? Холодное к картошке.

— В холодильнике, — устало указал мужчина и положил на стол вилки. — И мне тоже налей, — махнул он рукой и отставил в сторону налитый им ранее чай, поставив вместо него пустые стаканы.

— Ммм, пища богов! — уплетала я восхищенно картошку, запивая ее молоком. — Вернусь завтра домой с пар и тоже пожарю.

— Я еще ни разу ничего не готовил на этой кухне. Только Тиму каши и пюре.

— У вас неплохо получилось. Кашки и пюре, я уверена, тоже получаются не хуже.

Глядя на уставшее выражение лица Мирона Александровича и вялость его движений, очень хотелось поддержать мужчину. Единственное, что было в моем арсенале, — это трёп. Бестолковый, но очень (как мне казалось) воодушевляющий.

— Возможно, — повел мужчина равнодушно плечом и взял стакан молока, отпив несколько глотков. Проследила его движения, остановившись взглядом на пластыре на его пальце. — Расскажешь об этом? — спросил Мирон Александрович, заметив, куда я смотрю.

— Это пластырь, — ответила я тут же.

— Я о твоей фобии, — лениво улыбнулся мужчина. — Откуда она и как давно? И почему ты раньше мне ничего не сказала?

— Раньше при мне вы как-то не занимались кровопусканием, а момента, чтобы упомянуть о моей фобии, не подворачивалось. Не могла же я принести вам кофе и сказать: «Кстати, если сейчас из вас польется кровь, то я шлёпнусь в обморок! Хорошего дня, Мирон Александрович, и приятного аппетита!»

— Ну, да, — улыбнулся мужчина шире и пристально, чуть сощурившись, всмотрелся в мое лицо, покачивая в руке почти пустой стакан с молоком. — С твоей фобией связаны какие-то трагические события? Прости, если спрашиваю лишнее.

— Мой папа врач. Терапевт. И как-то раз мы ехали на дачу (мне было лет восемь), а по дороге случилась авария. Папа, естественно, пошёл помогать пострадавшим. И там был мужчина… весь в крови… вся голова, лицо, руки… — тяжело сглотнула я, пытаясь унять дрожь голоса и рук. — Он кричал как ненормальный, будто в него бесы вселились, и ломился к нам с мамой и старшей сестрой в машину. Я думала, что уснула от страха, но оказалось, что с того дня я научилась вырубаться от вида крови. И не могу это контролировать. Свою кровь я не боюсь вообще, а вот чужую… В голову сразу лезет тот безумный мужчина с окровавленным лицом, руками… и стекло нашей машины еще всё было в крови…

— Успокойся, — не сразу сообразила, как Мирон Александрович поймал мои руки и прижал их к поверхности стола. — Ты вся дрожишь, Май. Успокойся, — мягкое поглаживание его теплых пальцев вырвало меня из того дня и вернуло в реальность, в которой я сидела за одним столом со своим боссом, что смотрел в мои глаза с неподдельным беспокойством. — Ты здесь. Со мной.

В груди что-то колыхнулось, потеплело. Серые глаза напротив излучали надежность, собранность и вместе с тем почти нереальную нежность.

— Тима плачет, — произнесла я, мысленно благодаря малыша за возможность избежать внезапной неловкости, и мягко высвободила свои руки.

— Точно. А я даже не услышал, — прислушался и чуть нахмурился Мирон Александрович, выходя из-за стола.

— Я всё уберу, — опередила я его действия, когда он потянулся за сковородой. — А вы идите к сыну.

— Спасибо, Уральцева.

Эх! Ну, вот, опять я стала Уральцевой…

Тихо убрав всё в кухне, погасила свет и на цыпочках прокралась в отведенную для меня комнату.

В детской Тима горел тусклый свет и было слышно тихое мужское бормотание. Такое ласковое и нежное, что захотелось остановиться и прислушаться. Но этикет гостя не позволял развешивать уши у дверей хозяйских комнат.

Уснула я довольно быстро. Едва стоило оказаться под одеялом, как глаза закрылись сами собой как у старых кукол из моего детства, когда те принимали горизонтальное положение. Но сон мой длился недолго. Сомневаюсь, что я успела поспать хотя бы один час, когда за стеной раздался громкий плач, который не закончился даже спустя пять минут. Ребенок просто кричал и, судя по отчаявшемуся голосу его отца, успокоить его было невозможно.

Не зная до конца, можно ли вмешиваться тогда, когда мой рабочий день давно официально закончен, вышла из комнаты и прокралась в детскую.

Мирон Александрович, обнаженный по пояс, прижимал к груди сына, силясь его успокоить. Ласковые речи и уговоры никак не действовали на маленького кричащего террориста, размахивающего погремушкой.

— Можно я? — спросила я шёпотом и потянула руки к мальчишке.

Не сразу, но мужчина сообразил, что я от него хотела и передал мне в руки своего плачущего сына, который сразу уткнулся мне в шею и, кажется, даже тихо хрюкнул, словно очень сильно пытался втянуть запах моей кожи.

— Вот так, мой хороший. Тише-тише, — мягко похлопывая малыша по спине, стала с ним покачиваться и расхаживать по комнате. — Спи, моя радость, усни… — запела я и повернулась к взлохмаченному Демоне, который, растирая ладонью шею, стоял в комнате, будто из солидарности со мной, но не знал, что ему делать и нужен ли он тут вообще. — …И, папа, тоже в моей комнате усни-и… — многозначительно указала я взглядом на приоткрытую дверь.

— Но… — попытался он возмутиться. Даже рукой что-то в воздухе изобразил.

— Пересменка в саду-у… — тянула я, пока на моих руках успокаивался, но всё ещё всхлипывал Тимур. — Спи, мой начальник, усни-и…

Практически вытолкала мужчину из детской. В некоторой растерянности и сонной дымке он, всё же, ушёл в свою комнату, но дверь закрывать не стал. Видимо, чтобы лучше меня слышать. Поди, и локаторы свои настроил на максимум.

Покачиваясь, танцуя и напевая, наконец, убедилась в том, что Тим уснул. Но стоило мне лишь на чуть-чуть отстранить его от себя, чтобы уложить в кроватку, как он снова проснулся и расплакался. Пришлось начинать всё сначала. Спустя четыре попытки присесть-прилечь стало понятно, что Тим спит только на моих руках и только при условии, что я стою. А я уже начинала чувствовать себя лошадью, которая каким-то образом умудрялась дремать стоя.

Когда я уже перебрала весь свой репертуар, уже просто издавая что-то схожее с мелодичными звуками, в комнату вошёл Мирон Александрович. Заспанный, помятый и едва держащий глаза открытыми.

— Моя очередь, — потянулся он к своему сыну. — Иди поспи. Устала наверное?

— Устала, — согласно выдохнула я. — Но отлепить Тима от себя не получится. Я пробовала. Он спит только если я стою. Дайте мне, пожалуйста, одеяло или плед, а то я уже замерзла. Да и Тима нужно чем-то укрыть, а то у него ножки голенькие.

— Да, сейчас, — чуть запоздалая реакция Демони дала свои плоды, когда на мои плечи легло одеяло.

Словно приобнимая меня сзади, Мирон Александрович укутал в одеяло меня и своего сына.

— Предлагаю следующий план, — к уху прижались мужские губы. Хриплый шепот согрел кожу. — Сейчас и перехватываю Тимку, а ты аккуратно выскальзываешь между нами через низ.

— А если проснется?

— Будем аккуратными — он не проснется.

— Хорошо. Давайте попробуем, — согласно кивнула я.

Мужские руки еще крепче обвили меня и Тима. Короткая команда, сигнализирующая о том, что мужчина держит своего сына, стала для меня стартовым пистолетом к тому, чтобы начинать плавный спуск между родственниками.

Но едва я отняла руки от Тима, как он встрепенулся и расплакался так громко, что у меня даже в ушах зазвенело. Пришлось вернуть все, как было, но только дополнить всё танцами с бубном, хоровым пением двоих сонных голосов, теплым молоком и странными ритуальными танцами, чтобы Тимур вновь уснул на моих руках, прижатый щечкой к моей ключице.

— Кажется, его успокаивает только твой запах и голос, — обессиленно вздохнул Мирон Александрович, снова упаковывая меня и своего сына в одеяло.

— Кажется, — зевнула я. — Идите обратно в комнату. Вам нужно отдохнуть перед работой.

— Тебе, вообще-то, тоже, — мужская грудь прижималась к моей спине, пока мы все трое лениво и сонно покачивались.

— На парах высплюсь, — прикрыла я глаза и слегка отклонила голову назад, привалившись к мужскому плечу, находящему на идеальной для моего затылка высоте.

— Глупо работать на двух работах ради того, чтобы спать на парах и платить за это.

— Подождите, когда я высплюсь, чтобы получить мой остроумный ответ, — с трудом выдавила я и почувствовала тихий смешок, когда мужское плечо слегка дрогнуло.

— Обопрись об меня побольше, — чуть сильнее обнял нас Мирон Александрович и надавил на мои плечи так, чтобы я к нему прижалась. — Пусть твоя спина немного отдохнет.

— Спасибо, — выдохнула я с облегчением. — Так действительно лучше.

— Может, еще раз попробуешь выскользнуть?

— Ну, нет. Если Тима снова так закричит, то у меня поедет крышечка. Я лучше стоя до утра посплю.

— Ты не обязана водиться с ним сейчас, когда я здесь.

— Не обязана, — согласно кивнула я, чувствуя, что глаза открыть уже не в силах даже наполовину. — Но если ребенок спит только так и только у меня, то пусть спит. Не плакать же ему до утра только потому, что я чего-то там не обязана?

— Отступай вместе со мной, — вдруг предложил Мирон Александрович и в плавном танце потянул меня назад, не разрывая объятий.

Послушно последовала за ним. Просто потому, что рядом с ним, пусть даже и в тесном контакте, моя спина чувствовала себя хорошо.

По меняющему положению поняла, что мужчина пытается меня усадить. На себя.

— Тима проснется. Я так уже пробовала.

— Ты уже сидела на мне?

— Не на вас. Я бы заметила, что сижу на холодном камне.

— А говорила, что тебе нужно выспаться для остроумного ответа, — тихая усмешка теплым дыханием коснулась моих волос. — Садись. Я держу тебя.

— Тише-тише-тише, — шептала я, усаживаясь максимально медленно, так как у Тима наметились какие-то движения.

Села на Мирона Александровича, который оперся спиной о стену. Кажется, мы оба задержали дыхание, наблюдая за реакцией Тима. И лишь через несколько минут, поняв, что он не проснется, выдохнули с облегчением. С таким же облегчением я расслабилась и привалилась спиной к мужчине, который сразу принял меня и своего сына в объятия.

— Поспи немного, пока есть возможность, — шепнул Демоня, уткнувшись подбородком мне в плечо. — Я придержу Тима, так что не переживай, что он выскользнет из твоих рук.

— Угу, — только и смогла я выдавить, уже погружаясь в сон.

А утром выяснилось, что переживать мне нужно было не за то, что из моих рук выскользнет Тим, а за то, что и меня мужские руки держали достаточно крепко, когда рано утром я обнаружила всех нас троих спящих на одной узкой постели под одним одеялом. Я обнимала сладко спящего Тима, а меня обнимал его посапывающий в мою макушку отец.

Волна паники и жара прокатилась по телу. Мне действительно было жарко: с одной стороны грело тепло Тима, а с другой — ко мне всем телом прижимался его отец, с которым мы лежали как слипшиеся ложки.

Мужская рука ладонью покоилась на моем животе. Радовало только то, что лежала она поверх футболки, иначе я бы уже врезала кое-кому затылком прямо в нос.

Плавно вытянула руку из-под Тима и прокрутила в голове план того, как выбраться из плена мужских рук. Нужно всего-то гусеничкой уползти вниз под одеяло и слизнем соскользнуть с кровати. Идеальный план.

Подобравшись, начала медленный спуск вниз, с облегчением чувствуя, как мужская рука начала соскальзывать с моего живота, но вместе с тем задирать футболку. Пофиг. Неприятность эту я переживу.

Приходилось двигать плечами, изображая вялую «цыганочку». При этом нужно было руками прикрывать грудь, так как ладонь Мирона Александровича по мере моего спуска ниже оказывалась всё выше от живота и все ближе к моей груди.

Словно почувствовав во сне, что что-то изменилось, мужская рука дрогнула и резко вжала меня в мужское тело.

— Уральцева? — хриплый ото сна голос прошелестел над макушкой. — Я подумал, что Тимка какает, а это ты кряхтишь. Ты там случайно не…

— Нет, — выронила я пискляво. Голос после сна у меня тоже был так себе. — Я пытаюсь незаметно ускользнуть отсюда.

— Время… — куда-то в сторону глянул Демоня и устало уронил голову на подушку. — Шесть утра, Уральцева, — страдальчески и вяло проговорил мужчина, а рука его сильнее обвила меня и рывком вернула в исходное положение, из которого я минут пять «выкряхтывалась». — Можно еще целый час спать.

— Я выспалась, — как маленькая постучала по мужской руке, обнимающей меня. — И хватит меня трогать! У меня парень, вообще-то, есть.

— С нами есть еще кто-то? — будто уже сквозь сон спросил Мирон Александрович.

— Вы не помните?

— М? — вопросительно мыкнул Демоня и приподнял голову. — Кто?

— Мой любимчик, — демонстративно обняла Тима, который сразу повернулся на бочок и положил свою ручку на мою голову. В итоге, я оказалась уткнута носом в мягкий животик. — Видите? У нас тут любовь. А третий — лишний.

— Не смею конкурировать, — мужская рука тут же исчезла с моей талии. По просевшему матрасу почувствовала, как мужчина перекатился на спину и, судя по дыханию, снова уснул.

Молодцы, блин! Классно устроились! А мне не уснуть, не сбежать. Окружили, демоны…

Через несколько минут беззвучного лежания не сдержалась и начала поглаживать Тимура по спине. Аккуратно высвободилась из-под его ручки и мягко чмокнула в пухлые-пухлые щечки, улыбаясь как дурочка. Наверное, примерно так и чувствуют себя настоящие мамочки своих деток, когда целуют их спящих? Всепоглощающее тепло внутри за долю секунды растопило воспоминания о бессонной ночи и потраченных нервах. Хотя, наверное, мои чувства нельзя сравнить с материнством. Я просто нянька, которая скоро исчезнет из жизни малыша, а он обо мне даже никогда не вспомнит и вряд ли узнает, вообще, о том, что я когда-то была в его жизни.

Возможно, я слишком увлеклась, поглаживая Тима, так как очень скоро он проснулся и, растерянно оглядевшись вокруг себя, сфокусировал на мне взгляд.

— Доброе утро, бандит. Кто не давал сегодня Майке спать? — шепнула ему, улыбнувшись, и тут же получила широкую улыбку в ответ, и рассмеялась, когда Тима решил с ходу укусить меня за нос, притянув к себе за щеки. — Ладно. Я всё тебе прощаю. Умеешь ты, конечно, извиняться.

— Па-па-па… — тихий голосок ласково проговорил имя самого дорого для него человека.

— Конечно, папа, — чмокнула я малыша в носик. — Пойдем пока в кухню. Пусть твой папа еще немного поспит, да? Идём, сладкий.

Села в постели, взяла Тима на руки и перед уходом машинально поправила на спящем Демоне одеяло.

В кухне усадила Тима на его стул для кормления. Развлекая малыша болтовней и погремушками, приготовила для него завтрак, а себе заварила свежий чай. На макушке пришлось собрать неопознанное гнездо из волос, чтобы они не лезли мне в глаза и не привлекали внимание Тима, который норовил поймать меня за локон, пока я его кормила.

Через несколько минут после того, как Тим позавтракал, из комнаты лениво и сонно вышел его отец. Нахмурившись от света лампочек, он влез в свою футболку и прошлепал до графина с водой.

— Доброе утро, — буркнул он, осушив стакан.

— Доброе, — выключила я воду, закончив мытье Тимкиной посуды. — Как спалось?

— Бывало и лучше, — выдавил Мирон Александрович недовольно. Коснулся рукой чайника и сразу ее одернул, убедившись в том, что он горячий. — Ты как? Выспалась? — хмуро глянул он на меня.

— Бывало и лучше, — вернула ему его же ответ. — Мне пора ехать домой. Нужно еще успеть принять душ и переодеться перед парами.

— Я тебя подвезу. Минут через десять приедет моя мама, так что ты всё успеешь, — наливал он себе кофе, глядя в кружку так, будто сильнее в жизни ничего ненавидел. Его лицо можно смело отождествлять с утром — такое же хмурое, злое и лучше бы его не видеть.

— Ничего, что ваша мама узнает, что я у вас ночевала?

— Ты — моя невеста. Думаю, она и так догадывается, что мы не стихи под луной читаем.

— Фу! — поморщилась я. — А может, я до свадьбы ни-ни?

— Уже лет сто не существует тех, кто до свадьбы ни-ни, — цинично заявил Мирон Александрович, а я подумала о том, что готова вернуться в эту ночь, где он был заботливым и почти даже милым. Утро ему, явно, не к лицу.

— Тогда меня, похоже, лет сто назад кто-то забыл об этом предупредить, — вздохнула я и пошла в комнату, в которой должна была сегодня ночевать, чтобы переодеться в свои вещи. По пути чмокнула Тимку в макушку и уловила кое-какой запах. — Папа, работа не ждёт.

— До работы еще два часа. Подождёт, — буркнул он раздраженно.

— Тимка покакал. Я про эту работу.

Нервозность в серых глазах тут же сменилась легкой паникой и почти даже мольбой.

— Может, ты его переоденешь?

— Нет, Мирон Александрович. Моя смена начнётся только в шесть вечера, а сейчас поработайте вы. А я посмотрю, — злорадно ухмыльнулась я, видя с какой обреченностью Демоня отставил кружку со своим кофе и подхватил сына на руки.

— Что вы делаете? — подперев плечом дверной косяк, с легкой улыбкой наблюдала за тем, как Демоня разминал плечи и руки, а перед ним на пеленальном столике лежал его сын.

— Подгузник собираюсь поменять. Разве не видно? — выронил мужчина недовольно и глубоко вдохнул, будто собрался погружаться на большую глубину.

— Больше похоже, что вы разминаетесь для того, чтобы основательно втащить своему сыну за то, что он обкакался.

— Уральцева! — с моей фамилией Мирон Александрович выпустил весь накопленный в легких воздух. — Не хочешь помогать — не мешай.

— Молчу-молчу.

Показательно закрыла рот на замок и скрестила руки на груди, с весельем наблюдая за тем, как Мирон Александрович снова набрал в легкие побольше воздуха и склонился над Тимом, который всё это время терпеливо развлекался с плюшевым ежиком.

Разорвав сбоку шов на подгузнике-трусиках, Мирон Александрович явно подавил приступ тошноты, стоило ему увидеть кучку, «слепленую» его сыном.

— Я думала, вы делаете это каждый день, — хмыкнула я.

— Каждый. Но до сих пор не могу привыкнуть.

Лицо босса комично сморщилось, когда разорвал второй шов подгузника.

Я бы помогла, но наблюдать гораздо интереснее.

Мирон Александрович аккуратно приподнял за ножки сына и вытянул из-под него подгузник. Нелепо свернул его одной рукой и отложил в сторону. Сразу потянулся за пачкой салфеток и достал из нее, наверное, половину содержимого, стараясь сделать всё как можно быстрее. Едва касаясь и почти не глядя, стал обтирать сына.

— Серьёзно? — округлились мои глаза. — Тимка покакал, а вы его просто салфеточками протрёте?

— А как еще? Я всегда так делаю, — заявил всезнайка, который очень сильно старался не дышать.

— Вот представьте, что вы обделались, а вам дали только влажные салфетки, чтобы вы там все себе довели до гигиенической чистоты и блеска.

— Я всегда так делаю, — как робот повторил Демоня.

— Как? Обделываетесь и вам хватает пары салфеток?

— Уральцева! — кое-кто терял терпение.

Впрочем, я тоже.

— Помойте Тима.

— Не могу, — очередная салфетка легла на грязный подгузник.

— Почему?

— Я боюсь, — не глядя мне в глаза, ответил мужчина.

— Чего вы боитесь?

— Боюсь, что не удержу Тимку, и он выскользнет из моих руках.

— У вас большие и сильные руки. Никуда он не выскользнет. Идёмте мыться.

— Я не стану, — как перепуганный мальчишка стоял на своем Мирон Александрович.

— Я буду рядом и помогу вам, — заверила я мужчину.

Что-то взвесив в своей мудреной голове и посмотрев то на меня, то на сына, Демоня, таки, решился и подхватил Тима, неся его в ванную комнату на вытянутых руках.

Мне пришлось бежать впереди и включать везде свет, и настраивать оптимальную для ребенка температуру воды.

— Нужно полотенце! — спохватилась я.

— В комнате Тима в комоде, — тут же ответил Демоня, всё ещё удерживая Тима на вытянутых рук.

— Вы пока начинайте. Я сейчас.

Взяла в комнате Тима полотенце, вернулась в ванную и заметила, что ничего не поменялось. Разве что Мирон Александрович стал еще больше паниковать.

— Начинайте, — закинула я полотенце себе на плечо. — Положите Тима животиком себе на руку и подставляйте попку под струю воду.

— Откуда такие познания, Уральцева?

— Я уже говорила, что провела лето с сестрой и ее близнецами. Давайте-давайте, а то сейчас все присохнет, и вы замучитесь отмывать.

— Рукой, что ли? — серые глаза буквально кричали о панике. — Без губки.

— Просто рукой, Мирон Александрович. Это какашки, а не кислота.

— Не напоминай мне, что это!

Вот же истеричка…

С трудом подавила смех и приготовилась, если что помогать мужчине.

Бережно, Демоня уложил Тима на свою руку животиком и поднес его попку под струю воду. И просто ждал, когда вода все сделает сама.

— Рукой, Мирон Александрович, — напомнила я.

Злобно на меня глянув, Демоня глубоко вдохнул и, стараясь не смотреть, начал мыть сыну попку.

Всё это время Тима смотрел вниз и наблюдал за водичкой, в которой иногда кое-что проплывало.

— Мирон Александрович, — позвала я.

— Чего тебе? — буркнул он максимально раздраженно.

— Буэ, — подразнила я его, изобразив тошноту.

И если звуки, исходящие из меня, были фальшивыми, то из Демони исходили сами настоящие.

— Уральцева! — рявкнул он, а я и Тимка лишь рассмеялись.

— Простите, не сдержалась, — изобразила я саму невинность.

Когда с мытьем малыша было закончено, помогла завернуть его в полотенце. И снова всей компанией мы вернулись в детскую, где Мирон Александрович уложил Тима на пеленальный столик и уже почти профессионально переодел в чистый подгузник и бодик.

— Молодец, папа! Да, Тима? — улыбнулась я мальчишке, который что-то улюлюкал на своём.

— Чёрт! Вымок, — буркнул Демоня и рывком стянул с себя мокрую футболку, забросив ее в корзину с Тимкиной одеждой. — Иди ко мне, засранец, — подхватил он сына на руки и со всей суровостью, что у него была, тут же нежно чмокнул малыша в щечку. — Унесешь в мусорный пакет подгузник и салфетки? — обратился ко мне мужчина.

— Э, нет. Меня здесь нет, Мирон Александрович. Моя смена еще не началась, — затрясла я руками и двинулась спиной к выходу из детской.

— Тебе сложно, что ли? Помоги. Всё-таки, жизнь отца-одиночки — не сахар.

— Нечестно возвращать мне мои же слова с парковки, — возмутилась я. — Хотя похвально, что вы их запомнили.

— Ты была так убедительна в тот день, что я не мог не запомнить, — деловито хмыкнул Демоня. — Поможешь?

Перед лицом оказался подгузник и ворох грязных салфеток.

— Нет, — открестилась я и взвизгнула, когда босс пошёл в наступление с вонючим набором в одной руке и со смеющимся сыном — в другой. — Так нечестно! — кричала я, убегая от веселящихся родственничков.

Тимка заливисто смеялся, пока я бегала от них по гостиной, прячась то за креслами, то за диваном, то под журнальным столиком. Подгузником мне уже не угрожали. Пробегая мимо ванной, Мирон Александрович ловко закинул его в мусорное ведро, так что теперь мы бегали и веселились просто потому, что нам этого хотелось. Разве можно отказать себе в удовольствии слушать детский смех? Это нереально!

— Что я слышу? Мой братишка Монюнька смеется?! — донесся до нас насмешливый мужской голос, на который мы все трое тут же повернули головы.

В дверном проеме гостиной стоял мужчина с ухоженной бородой, кожаной курте, в темных джинсах и такой же темной футболке. От него пахло улицей, цитрусом и… свободой. А еще этот мужчина был очень похож на Демоню.

— Ну, привет, родственники! Скучали? — распахнул мужчина объятия.

— Мотя, надень тапочки, — ворчала где-то позади Монина мама.

— Сейчас, мама, надену, — насмешливо отозвался этот самый Мотя. — Дай с братом и его семьей поцеловаться. Особенно с невестой, — подмигнул он мне, за что получил тычок кулаком в плечо от Демони.

С братом? Боже! Демоническая семья становится всё больше…

— Здравствуйте, — подобралась я. Прочистила горло, прочесала пальцами взлохмаченные волосы и торопливо натянула обратно на плечо сползший ворот мужской футболки.

— Привет-привет! — как довольный котяра промурлыкал мужчина и подобно медведю сгреб меня в свои лапища, из которых я успела только тихо пискнуть и испуганно посмотреть на Демоню.

— Это мой брат Матвей, — пояснил, наконец, босс. — Младший. Матвей, ты тискаешь мою невесту.

— Не мешай нам родниться, — покачал меня немного мужчина в своих объятиях и только после этого отпустил, чтобы протянуть мне руку и представиться. — Матвей. Самый классный из семейства Самойловых. Ну, ты это и сама поняла уже, — абсолютно обезоруживающе произнес младшенький и улыбнулся.

— Угу. Майя. Самая классная из семейства Уральцевых и одного Самойлова, — многозначительно кивнула в сторону Демони, который предпочел тяжело вздохнуть, будто ничего глупее еще не слышал.

— А мне нравится твоя невеста! — восхищенно хохотнул мужчина, и я, наконец, смогла высвободить свою руку. — А учитывая, сколько всего мне рассказала маман, пока я ее сюда вёз, то Майя девчонка хорошая, надо брать.

— Не смешно, Мотя, — проворчала мимо нас демоническая маман и оставила полный пакет на кухонном столе.

— Иди ко мне, мелкий! — взял Матвей на руки Тима и закружил его в свои руках. А Тимка был только рад, что на него обратил своё внимание такой большой и с виду грозный дядя с кукишкой на макушке. — Вот это ты подрос, бродяга! Вот это да!

— Не нужно так громко говорить, — проворчала маман обратно в прихожую. — Ты его напугаешь.

— Тима только что покакал, так что пока что он бесстрашный, — ответила я, пока мужики молчали.

Из прихожей на меня вытаращились два возмущенных серых глаза демонической мамы.

Кажется, моя шутка пришлась ей не по вкусу.

Ну, кто бы, собственно, сомневался.

— Мирон, ты на работу не опаздываешь? — спросила маман.

Спрашивала она у сына, но смотрела при этом на меня. Видимо, сказать мне напрямую о том, что мне пора бы уже свалить, ей не позволял этикет и новый серенький твидовый костюмчик. А жемчужная нить на ее шее, видимо, состояла не из жемчуга, а из зубов тех невесток, которые не выдержали ее характер.

— Уже уходим, мам, — ответил ей достаточно холодно Демоня. — Майе пора на занятия.

— О, класс! — обрадовался Матвей и стянул с себя куртку, не выпуская при этом из рук Тима. — Значит, мы с Тимохой за старших.

— Тапочки надень! — неуемная маман принесла своему младшенькому тапочки и поставила их прямо перед его ногами. — В доме же ребенок.

— Жеребенок? Монька развел конюшню, пока меня не было? — явно подтрунивал над ней Матвей, но маман даже осуждающим взглядом на него не глянула.

Похоже, младшенькому в этой семье позволено было всё. В том числе — плести из маминых нервов косы.

Так и хотелось попросить: научи!

— А своих вещей твоя невеста еще не перевезла к тебе? Или она захватывает твой мир постепенно? — словно между делом вопросила маман, разбирающая свой же пакет, в котором, как оказалось, были продукты и что-то из выпечки.

— Мама, — тяжело вздохнул Демоня. — Не лезь в нашу жизнь. Мы сами все решим.

— Угу, решала, — буркнула маман себе под нос, но сделала это так, чтобы ее обязательно услышали все.

Я бы тоже с радостью воткнула своих пять копеек, но, посмотрев на Демоню, поняла, что лучше не обострять ситуацию. Похоже, серьёзного конфликта будет не избежать, если еще и я вклинюсь.

— Я сейчас переоденусь и выйду, — просто сказала я Мирону Александровичу и скрылась в его комнате, где быстро перекинулась в свои вещи и вышла обратно в гостиную, но уже не обнаружила там Демоню. Только его сын, брат и маман.

— Монька тоже переодевается, — глянул на меня Матвей, увлеченно играющий с Тимом. — Сейчас выйдет.

— Хорошо, — улыбнулась я ему уголками губ и, всеми силами игнорируя маман, ушла в прихожую, где надела куртку и ботинки.

Следом пришёл и Мирон Александрович, который был чист, свеж и благоухал древесным запахом и эвкалиптом. Ловко надел туфли, оправил пиджак, который был надет поверх тонкого джемпера, и накинул пальто.

Жизненная несправедливость: мне сейчас в ванной еще час отмокать, а мой босс проснулся и сразу красивый.

— Прощайся с папкой, маши ему лапкой, — забавным медвежьим голосом говорил Матвей, появившийся в прихожей, пока я проверяла, не забыла ли чего. — Кстати, Майя. У меня через две недели день рождения. Приглашаю тебя на свою дачу. Придешь?

— А меня ты не хочешь пригласить? — вопросил Демоня.

— Ты и без приглашения припрешься, — отмахнулся от него младшенький. — Я невесту твою зову. Должен же я хоть с кем-то веселиться в свой праздник, пока вы там все будете на ножах и вилках шашлык делить, да серьёзными мордами мериться.

Через две недели… к тому времени мой срок годности как невесты может подойти к концу, так как Мирон Александрович уже, скорее всего, подыщет более профессиональную няню, чем я.

— Я подумаю, — ответила я обтекаемо и услышала, как совсем рядом хмыкнула маман.

Видимо, ее насмешила моя способность думать. Похоже, она настойчиво сомневается в моих интеллектуальных способностях.

Не срываться, Майка. Не срываться!

— Ну, всё. Нам пора, — деловито кинул Демоня. — Майя на занятия опоздает с вашей болтовней. До вечера, сынок, — чмокнул он Тимку.

— А мне слюней своих на рыло подкинуть не хочешь? — подставил ему щеку Матвей. — Ты меня, кстати, даже не обнял. А я с самолета к тебе спешил.

— Достал, — устало вздохнул Мирон Александрович, но я заметила с каким усердием он прятал улыбку, и брата он, всё-таки, обнял. — Всё. До вечера.

— Готовь печень. Я старшенького еще позову.

— Тогда вечер придется перенести на выходные, — тут же осек его Демоня.

— Ну, конечно. С вами, семейными, работящими, по-другому никак, — чуть закатил глаза младшенький. — Ладно, Май, пока. Встретимся еще.

— Пока, — смущенно улыбнулась. Оказывается, серые глаза могут смотреть с теплотой и дружелюбием.

— Идём, — открыл для меня дверь Мирон Александрович.

— Наконец-то, — послышалось за спиной от демонической маман.

— Любимый, подожди, — остановила я Демоню. — Ты кое-что забыл.

— И что же? — процедил мужчина сквозь зубы, явно теряя терпение. Сверху вниз на меня смотрели очень злые серые глаза.

Молча подставила ему свою щечку и указала пальчиком на место для поцелуев. Краем глаза уловила, как маман, тряся подбородком, молча хлебала яд собственного производства. На это у нее, к счастью, сказать было нечего.

Теплые губы прижались к моей щеке и оставили легкий поцелуй.

— А сюда? — не унималась я, подставив вторую.

В серых глаза сверкнули молнии, когда Мирон Александрович, тянулся губами ко второй моей щеке и поцеловал и ее.

— Любимый, — промурлыкала я довольно и оправила лацканы его пальто.

— Идём? Дорогая, — как кусок стекла выдавил он последнее слово.

— Конечно, Монечка. Идём.

Я огребаю от его маман, он огребает от меня. Справедливо? Вполне.

Еще раз попрощавшись со всеми, вышли в подъезд. Я решила спуститься вниз по лестнице. Мирон Александрович, нехотя, но тоже поплелся за мной.

— Подожди, — вдруг догнала его какая-то мысль. — А зачем я тебя целовал на прощание, если мы вместе уходим?

— Просто. Рефлексы проверяла, — поморгала я невинно и стрелой помчалась вниз по лестнице, завидев опасные вспышки в глазах Демони.

Телефон пощекотал ладонь короткой вибрацией.

Мне бы потянуть время, поломаться, построить из себя занятую принцессу, которая не очень-то сильно ждёт смс от принца, но… Трудно удержаться, когда тебе пишет крутой байкер и просто симпатичный парень Илья.

И: Встретимся?

Мечтательно прикусила нижнюю губу. Несколько дней переписок, наконец, выходят на новый уровень — мы встретимся очно.

Закинула ногу на ногу, делая вид, что думаю над ответом, но на самом деле просто тянула время. Должен же он думать, что меня еще добиваться и добиваться…

Я: Когда?

И: Сегодня.

Уже? Так скоро? Я думала, хотя бы в субботу. Желательно, до шести вечера, чтобы это не повредило моей работе у Демони.

И: В девять вечера. Я за тобой заеду.

Теперь губу я прикусила нервно. Вряд ли Демоня явится домой раньше девяти, чтобы я успела приготовиться к свиданию. А если я скажу ему, для чего мне нужно освободиться пораньше, то тот наверняка назло задержится до самой полуночи. Чисто из вредности своей демонической.

Хотя, нет. Задерживаться специально он не станет. Это уже совсем детский поступок. А вот напомнить мне о том, что мой рабочий день длится минимум до девяти вечера, а дальше обязательно идут сверхурочные — это ему будет за радость.

Что же делать? Что делать?

Я: Я подумаю…

Набрала короткий ответ, который, надеюсь, походил на флирт, а не на завуалированный отказ.

Пришел незамедлительный ответ Ильи:

Я подожду

Улыбаясь как дурочка, хмыкнула. Даже удивительно, что сегодня он мне отвечает сразу. До этого его ответа приходилось ждать иногда часами. Видимо, сегодня пятница и он не так занят, как в другие будние дни. Наверняка, у него есть работа и другие увлечения помимо мотоцикла и коллекционирования мотоциклетных шлемов.

Заблокировала экран телефона и прижала его к губам.

Желание встретиться с этим парнем именно сегодня и ни днем раньше затмило любые другие мои хотелки. Но что делать?

Нужно просто подойти к его Демоническому Величеству и спросить. Да — да, нет — нет. в конце концов встречу и могу перенести и на завтра. Илья не должен быть против.

Убрала телефон в карман фартука и, бросив взгляд вниз, только сейчас обратила внимание на то, что, переодеваясь в униформу кафе, не до конца переоделась. На одной ноге ботинок, на другой — носок с миньоном.

Кажется, я очень сильно увлеклась перепиской с Ильёй…

Надела рабочие кеды и решительно пошла к кабинету Мирона Александровича, чтобы попробовать отпроситься. Он как раз недавно проходил мимо двери, за которой я переодевалась, с кем-то говорил по телефону. В основном, конечно, ворчал.

Приличия ради постучалась. И, только услышав отрывистое и очень недовольное «да-да», вошла в кабинет, где за столом сидел Мирон Александрович и что-то с недовольным лицом вычитывал в экране своего ноутбука.

— Мирон Александрович, — позвала я мужчину, а сама почувствовала, как вся моя решительность начала медленно утекать из пальцев ног.

— Слушаю, Уральцева, — не отрываясь от монитора, подтолкнул меня к разговору мужчина.

— Мирон Александрович. Кхм, — повторила я и прочистила горло. — Сегодня вечером…

— Кстати, о сегодняшнем вечере, — прервал меня босс и слегка отодвинул ноутбук в сторону, наконец, подняв на меня серьёзный взгляд серых глаз. — Сегодня мы с братьями решили собраться семьями. Пока без родителей. Составишь мне и Тиму компанию?

Стало ясно, что вечер мой сегодня точно будет занят не Ильёй.

— Я вечером и так работаю у вас, так что… — повела я огорченно плечами.

— Это необязательное мероприятие. Родителей там не будет, так что необходимости играть мою невесту у тебя нет. Просто отдых, еда и разговоры.

— А вы уже рассказали всем остальным, что я ненастоящая невеста?

— Еще нет. Сегодня скажу, — короткий деловой ответ и такой же вопрос. — Пойдешь?

— Вообще… — протянула я неуверенно. — У меня на вечер кое-какие планы…

— Какие? — как-то уж очень резко спросил Мирон Александрович, впившись в меня суровым взглядом.

— Я хотела пойти на свидание. На первое, — не смогла сдержать довольной улыбочки. — И, если сегодня вечером я вам не особо нужна, то я хотела бы у вас отпроситься.

— Ты за этим пришла ко мне? — не вопросы задает, а осколки льда в меня швыряет.

— Ну, да.

— Свидание… — отвалился он на спинку своего кресла и тихо постучал кончиками пальцев по поверхности стола, сосредоточив на них внимание. — …С тем парнем с розой?

— Да. А что?

— Ничего, — дернул Мирон Александрович бровями и вернулся в исходное положение, снова с нахмуренным лицом уткнувшись в свой ноутбук и потеряв ко мне всякий интерес. — Можешь идти.

— Так я вечером свободна или…?

— Я же сказал, можешь идти. Сегодня вечером ты мне не нужна, — не глядя на меня, произнес мужчина. Кажется, я уже начала мешать его работе, раз он столь красноречиво молчал, смотрел в монитор и стучал пальцами по клавиатуре.

— Хорошо, — отступила я к двери. — Завтра вечером приходить к Тиму?

— Нет. До понедельника свободна, — выронил мужчина нервно.

— Хорошо, — повторила я и вышла из кабинета.

Мне бы взвизгнуть. Обрадоваться тому, что сегодняшний вечер и выходные у меня свободны, но в груди стало как-то тяжело и неприятно. Видимо, счастье свободы омрачал тон, с которым меня освободили на эти дни.

— Такие сборы… — протянула Настя мечтательно, наблюдая за мной в отражении высокого зеркала. — Тебя домой-то сегодня ждать?

— Ждать, конечно. Это только первое свидание. Полоски можешь не готовить, — ехидно улыбнулась я ей.

— Коза! — в меня полетела подушка в форме сердца. — Всю жизнь мне будешь об этом напоминать?

— Иначе просто невозможно, — подмигнула я подруге на манер альфа-самца и снова вернулась к своему отражению в зеркале.

Илья сказал, чтобы я не надевала ничего такого, в чем можно будет замерзнуть. Поездка на мотоцикле по осеннему почти ночному городу не предполагает наличие на мне платья. Так что пришлось надеть бордовую водолазку, черные обтягивающие джинсы, почти рокерские ботинки и косуху, которую я одолжила у Насти. Платье с моим горьким вздохом сожаления осталось в шкафу ждать своего особого часа. Возможно, второе свидание с Ильей пройдёт без байка.

— Ты похожа на киллера, которого заказали, чтобы шлёпнуть какую-нибудь крутую шишку. Выглядишь очень круто. Я б вдула.

— Может, по пути шлёпнуть своего босса? Прикинь, еду я такая на байке в черном шлеме, на ходу достаю пистолет и в замедленной съёмке… промахиваюсь, нафиг.

— Концовка как-то смазана.

— У него сын. Так что попасть в него я могу только из водяного пистолетика. И то в теплом месте, чтобы он не простыл.

— Ммм, вы такие милые, — иронично подметила Настя.

— А у вас с Егором что? Вы уже поговорили или он всё так же делает вид, что абонент не абонент.

— Ай, — отмахнулась подруга и перекатилась с живота на спину. — Пошёл он. Придурок.

— Видимо, диалог вышел так себе, — предположила я очевидное, собирая волосы в высокий хвост.

— Мы встретились. Он настойчиво делал вид, что жутко куда-то торопится. Понос, наверное… короче, не скажу, что мы расстались друзьями, но по крайней мере моя совесть чиста. Я прояснила ситуацию, а выводы и решения пусть принимает он сам.

— Но…

— Что «но»?

— Твоя речь звучит так, будто в ней есть некое большое и решающее «но».

— Но я дала ему понять, что несмотря на то, что ошибка целиком и полностью моя, отношения с ним я возобновлять не хочу. Так что я в активном поиске.

— Какие страсти, — цокнула я саркастично. — Присмотрю тебе сегодня кого-нибудь на свидании. Надеюсь, хоть один красавчик там будет. Ну, кроме моего, конечно, — подметила я кокетливо.

— Если что, шли фотки. Помечтаю, позавидую.

— Угу, — подкрасила я ресницы тушью и слегка вздрогнула, когда телефон издал вибрацию в заднем кармане джинсов. — О! Илья приехал!

— Будь спокойна! Ты когда волнуешься, иногда очень много говоришь. Будь чуть поспокойнее. Типа ты — загадка.

— Постараюсь, — выдохнула я, словно таким образом можно было избавиться от волнения, вдруг меня сковавшего. — Всё! Я пошла. На всякий случай скину тебя адрес, где мы остановимся.

— Хорошо. Буду ждать. Но верю, что всё пройдет отлично.

— Ну, всё. Пока, Насть.

Порывисто обняла подругу и, еще раз глянув на себя в отражении, спустилась вниз на улицу, где у подъезда меня ждал Илья, восседающий на черном блестящем мотоцикле. В руке его был белый шлем, который, похоже, был приготовлен специально для меня.

Увидев меня, вышедшую из подъезда, парень хищно улыбнулся уголком губ и даже присвистнул.

— Горячая крошка, — выронил он хрипло. — Тебе идёт кожа.

— Спасибо, — выпрямила я спину, стараясь выглядеть куда более уверенно, чем есть на самом деле. — Это для меня? — указала на шлем.

— Конечно. Знал бы, прихватил бы с собой красный. Тебе он идёт больше.

Его взгляд уж очень осязаемо скользил по моей фигуре. Будучи одетой по самое горло, мне казалось, что перед ним я нахожусь едва прикрытая бельем. Как оказалось, приятного в этом мало, хоть и казалось всё это чем-то весьма интимным.

— Едем? — улыбнулась я, но пришлось прикусить язык, чтобы не начать болтать о погоде и еще какой ерунде. Уровень волнения почти зашкаливал.

— Точно сядешь? — спросил Илья, указав себе за спину.

«Нет. Следом побегу» — хотела было пошутить, но снова прикусила язык и состроила из себя дамочку, которая знает чего хочет. Такому крутому парню нужно уметь соответствовать.

— Точно, — кивнула я и позволила парню надеть на меня шлем, а затем он позволил мне обнять его за торс и спрятать руки под его курткой, пока мы ехали до места нашего первого свидания.

Яркая неоновая вывеска «BAR» отразилась ослепляющим светом от шлема Ильи. Для первого свидания я ожидала увидеть более уютное, спокойное и романтическое место нежели бар, из которого доносились вопли галдящей толпы, у крыльца стояла, курила и материлась толпа в косухах, а парковка близ заведения была заполнена окурками, плевками и мотоциклами разных размеров и наворотов.

— Нам точно сюда? — спросила я, не спеша отрываться от спины Ильи, к которой буквально прилипла, пока мы гнали на высокой скорости, лавируя в городском потоке.

— Да, Майя, — Илья снял с себя шлем и повесил его на руль. Поверх моих рук, обнимающих его торс, легла ладонь парня. — Знаю, ты ждала что-то более спокойное и романтичное. Я мог бы надеть костюм, начистить туфли и сводить тебя в рестик, но я решил, что не буду врать тебе ни в чем. Я такой, какой я есть. Без фальши и помпезной шелухи. А здесь… — кивнул он в сторону крыльца. — …мои люди, мои друзья, моя семья.

«Ну, и семейка» — подумала я и тут же отвела взгляд от лысого мужика, пускающего рекордно длинную слюну с высоты крыльца.

— Милое местечко, — с трудом выдавила я и слезла с мотоцикла. Стянула с головы шлем и отдала его Илье.

Оправив край косухи и потеребив ворот водолазки, очень сильно постаралась не смотреть на крыльцо и кабанов его заполняющих.

— Идём? Или ты не принимаешь меня настоящего? — темные глаза вперились в меня и ждали ответа.

Снова глянула на крыльцо, в окна, завешенные гирляндой, на парней и поймала среди них несколько девушек, которые не были одеты как байкеры, но чувствовали себя вполне комфортно. По крайней мере их смех и заигрывание с мужчинами не походили на страх или смущение перед ними.

— Хорошо. Я зайду. Только ненадолго, — натянула на губы улыбку и вложила пальцы в протянутую Ильей ладонь.

— Парни, здорова! — поднял Илья руку и громко поприветствовал толпу курящих на крыльце, которые тут же загалдели с просканировали меня не самыми приятными взглядами. Кажется, в этот момент я еще сильнее пожалела о том, что не прихватила с собой Настю или хотя бы Стёпу. — Запомните эту красотку и не распускайте руки. Она моя, — указал на меня Илья и, пожимая руки и похлопывая по мужским плечам, провел меня через своих друзей, воняющих пивом и сигаретами.

— Конечно, Тэш!… Понятно, Тэш!… Обижаешь, Тэш!… — вопили нам в спины, пока мы проходили мимо всех этих личностей, фотографии большинства из которых, наверняка украшают стенд в полицейском участке под табличкой «РОЗЫСК».

— Тэш? Почему тебя так называют? — спросила я Илью, после того как уши привыкли к музыкальным басам.

— Из-за фамилии — Тишов, — бегло ответил парень и снова поздоровался с каким-то кабаном в куртке и бандане.

Не знаю, как и чем здесь дышали люди, но лично у меня уже кружилась голова от густого потока сигаретного дыма, запаха алкоголя и потных тел. И во все это еще более тошнотворно вливался до ужаса сладкий, приторный и резкий аромат женских духов. Самих «распространителей» этого запаха здесь было немало. Это несколько успокаивало — значит, для девушек здесь должно быть безопасно. А то, что они так постарались с духами, наверняка, связано с желанием перебить ту густую вонь, что заполнила пространство. Красавчиков здесь полно, видимо, ради них дамочки и терпят, исходящий от этого заведения флёр.

— А это мои самые близки друзья, — известил меня Илья, когда мы остановились напротив четырех столиков, объединенных в один. Компания человек из семи тут же остановила на нас взгляд. Главным образом — на мне.

— Всем привет! — из груди моей неожиданно вырвался смешок. Это точно нервное.

Сидящие за столом девушки смерили меня скучающим взглядом. Парни же оценивающе осмотрели меня с ног до головы и одобряюще улыбнулись Илье, который успел учтиво выдвинуть для меня стул.

На стол руки класть не стала не из-за этикета, а потому что не была уверена, что к этой помойке на столе можно хоть сколько-нибудь прикасаться: кальяны, трубки, пакеты из-под сухарей, чипсов и орешков, тарелки с неопознанным чем-то…

Едва смогла проглотить ком брезгливости.

Нужно потерпеть несколько минут его друзей, а затем под каким-нибудь предлогом увести Илью с собой, чтобы побыть наедине.

— Майя, знакомься… — Илья начал перечислять какие-то клички и имена, но я даже не пыталась их запомнить или услышать. Вряд ли я захочу встретиться хоть с кем-то из всех этих людей повторно.

— Пивас будете? — спросил один из друзей.

— Я не пью, — тут же ответила я, понимая, что в этой тошниловке в меня не влезет даже простая вода.

— Я сегодня тоже, — отозвался Илья и успокаивающе приобнял меня за плечи слегка притянув к себе. Носом прижался к волосам над ухом и тихо произнес. — Расслабься. Они только с виду такие, на самом деле нормальные ребята. Если что, я с тобой.

— Угу, — только и смогла я выдавить, делая вид, что не заметила, как один из «нормальных ребят» уткнулся лицом в декольте своей смеющейся подруги. Кажется, я даже разглядела его тянущиеся от ее кожи слюни.

— Ну что, народ, какие планы на выходные? Может, на берег реки кости кинем? Говорят, новая мангальная зона открылась, — вещал один из парней, пока его девушка сосала кальян и выдувала густой дым прямо в ему в лицо. И, похоже, парню эта дымовая завеса очень даже была по вкусу.

— Можно, — снисходительно ответил Илья. Похоже, последнее решение в этой компании оставалось за ним. — Нужно только решить, что по деньгам, продуктам и прочему. Придется остаться с ночевкой, если будет выпивка.

— А твоя новая девушка поедет с нами? — вопросила девушка, которая еще несколько секунд назад пускала клубы дыма, а сейчас прикусывала трубку от кальяна, сверкая белыми зубами.

— Это мы с ней сегодня обсудим тет-а-тет, — томно ответил Илья.

Не выдержав, глянула на него, типа: «Ты серьёзно? Ты прям настолько в себе уверен?» Пока нет ни одного плюса в корзину того, чтобы я захотела хоть сколько-нибудь продолжить этот вечер с Ильей и его компанией в лице близких, но, похоже, весьма недалеких друзей.

От запаха, а вернее — вони, все больше начинала кружится голова. И хоть я не курила, но табачный привкус поселился даже у меня во рту. Волосы и одежда наверняка пропитались вонью настолько, что не поможет ни один порошок или кондиционер. Придется выбросить все эти вещи. Сильнее всего было жалко Настину куртку. Вряд ли она будет рада принять обратно кожаный комок зловоний, в который превратилась ее вещь.

А еще руки Ильи с каждой минутой стали позволять себе все больше. И, если прикосновение к своим плечам я еще терпела, то поползновения его пальцев ниже и, якобы случайное касание моей груди, то локтем, то прощупывание оной с помощью смахивание несуществующих соринок и ниток уже начало раздражать настолько, что в какой-то момент я просто оттолкнула его руку, когда парень решил помять еще и мое колено.

Горящая синим табличка с надписью «туалет» и стрелочкой в сторону казалась мне всё более привлекательной.

— Какого хрена?! — вспылил за столом тип, имя которого я не запомнила, но точно узнаю его на улице по огромному носу и жидким усам под ним. — Что за подосланные фисташки? Уже шестая пустая! — с этой речью парень решил быть настолько крутым, что смог себе позволить швырнуть пустую фисташку, не глядя, за спину и попал ею прямо на соседний столик, за которым сидели весьма взрослые люди. Мужчины. и столик их был чист. На нем ничего не дымило и не воняло. Компания из четырех мужчин просто лениво тянули пиво из высоких стаканов и ели мясную нарезку, которая у них была в блюдцах.

— Пацаны, — обратился к нашему столику один из мужчин, заметив, что на их столик прилетел мусор. — Давайте аккуратнее.

Пустая фисташка оказалась аккуратно ими сдвинута на край стола.

— А-то чё? — носатый явно почувствовал себя Рембо.

Я почувствовала, что, похоже, прямо сейчас стану участником поножовщины в баре на краю города. Ладони вспотели, руки задрожали, а одно место сжалось настолько сильно, что вот-вот зажует стул подо мной.

— А ничё, — с некоторой ленцой ответил другой мужчина за чистым столиком. Он явно не планировал связываться с компанией малолеток, коими мы были на их фоне, поэтому просто не обострял ситуацию, желая решить все полюбовно. — Ведите себя культурно в общественном месте. Не в свинарнике все-таки.

— А ты чё-то имеешь против? — встал носатый, который, очевидно, успел принять убойную дозу храбительного, раз решил, что ему позволено дерзить взрослым мужчинам.

— Успокой его, — умоляюще шепнула я Илье, который смотрел на разворачивающийся конфликт с ухмылкой. Но глаза его, взгляд которых стал острее, явно ждали чего-то гораздо больше и серьезнее, чем простая стычка.

— Всё нормально, — заверил меня Илья. — Просто небольшие непонятки. Покусаются и успокоятся.

Я бы с радостью успокоилась. Но когда все четыре мужчины за соседним столиком встали с очевидным намерением навалять всем нам, покой в газовой форме мгновенно меня покинул.

— Илья! — шепнула я настойчивее, но парень уже тоже успел встать и принять боевую позицию подле своего носатого неадекватного друга, которого за грудки кожаной куртки схватил мужчина, который еще совсем недавно хотел уйти от конфликта.

— Слушай ты, Буратина писклявая, — едва шевеля губами проговорил мужчина. — Думаешь, взял у папы бабки, надел косуху, купил двухколесную перделку и теперь что-то из себе представляешь? Прибери свинарник со своего стола, сядь на место и не вякай. Пока предупреждаю по-хорошему.

В баре даже музыка стала тише. Все внимание было направлено на эту стычку. И если я смотрела на нее с паникой и внутренней истерикой, то другие девушки в этом заведении были полны любопытства и даже улыбались.

— Всё-всё-всё, парни! Мир! Были неправы, — Илья, наконец, решил выступить миротворцем и отнял своего неадекватного друга из рук высокого упитанного мужчины, который только снаружи казался спокойным. — Больше не повторится.

— И девчонку отпустите, — кивнул на меня другой мужчина. — Зеленая уже. Нашли куда ее привести.

Честно, в этот момент очень захотелось обнять этого дядьку.

— Она со мной. Всё нормально, — произнес Илья.

— В том-то и проблема, — расплывчато ответил мужчина и вместе со своими друзьями вернулся за столик.

Компания парней вместе с Ильёй сделали то же самое.

— Придурок! — бухтел под свой большой нос жидкоусый.

— Сиди тихо! — ударил его кулаком в плечо парень, имя которого я тоже не запомнила. Кажется, там даже не имя было, а какая-то кличка. — Тебе нужны эти рамсы. Сейчас из-за тебя бухого в обезьянник ночевать поедем…

— Испугалась? — спросил меня Илья и мягко коснулся моих волос, убирая их от лица и уха.

— Немного.

В этот раз я не нашла в себе сил даже для легкой улыбки. Вышел какой-то спазм лицевых мышц.

— Не волнуйся. Тут частенько что-то происходит, но обычно всё заканчивается мирно, — убеждал меня Илья, пока я с надеждой и мольбой то и дело бросала взгляды на мужчин за соседним столиком.

И вот, тот, что просил меня отпустить, глянул на меня и легким кивком головы указал на табличку, ведущую в туалет.

План в моей головы вспыхнул мгновенно: уйду в туалет и покину бар через окно.

— Я отойду ненадолго, — в этот раз улыбка вышла почти даже настоящей.

— Всё нормально? — спросил Илья.

— Да. Просто мне нужно немного успокоиться и прийти в себя. Переволновалась чуть-чуть, — и снова почти идеальная улыбка.

— Ну, хорошо. Если что — зови, — заботливо попросил Илья.

— Хорошо, — еще немного и моя улыбка будет походить на оскал.

Проходя мимо столика мужчин, едва заметно с благодарностью кивнула тому, кто указал мне на выход.

В туалете почти никого не было. Только одна кабинка оказалась занята.

Быстро надев Настину косуху, присмотрелась к небольшому окну. Примерно прикинула свои габариты и поняла, что смогу из него вылезти. Еще раз воровато оглянулась, прислушалась к закрытой кабинке, в которой было тихо, и поставила одной ногу на батарею под оконцем. Рывком подтянулась на руках, открыла окно и выбралась из него ровно по пояс. Дальше — тупик. До земли, заваленной окурками и бутылками, еще очень далеко, а падать головой вниз мне не хотелось, но и возвращаться обратно в зал было еще страшнее.

Решила попробовать вместе с туловищем как-нибудь выставить и ногу. Застряла с коленкой, подведенной к груди. От отчаяния захотелось расплакаться и взвыть.

Зачем я вообще поперлась в это место? Зачем согласилась на знакомство с его друзьями? Могла бы сразу уйти, когда стало ясно, что что-то не так. Идиотка! А теперь застряла задницей в этом вонючем баре…

Внутренняя истерика мгновенно сменилась паникой, когда из-за угла вышла мужская тень, а не смогла ни втянуться обратно в туалет, ни выпасть из окна. Казалось, что от страха я стала шире, будто надулась как рыба фугу.

— Не паникуй, — раздался во тьме знакомый мужской голос. Это тот самый мужчина, который указал мне спасительный путь, в котором я как идиотка застряла. — Выскальзывай рыбкой. Я тебя держу.

— Сейчас. Я только ногу уберу. Вы меня точно удержите? — на всякий случай подстраховалась, когда мужчина подхватил меня за подмышки.

— Давай шустрее, пока не заподозрили чего. Я покурить вышел, — хмуро ответил мужчина.

Покорно выскользнула из окна, но, кажется, немного ободрала ноги о раму.

— Спасибо, — стыдливо опустила я глаза и всхлипнула, когда ноги коснулись земли, а мой спаситель отпустил меня и отошел на шаг.

— Ты ревешь там, что ли? — нервно спросил мужчина.

— Это от облегчения, — утерла я тут же сопли и подняла на него взгляд. — Правда, спасибо вам.

— Головой надо думать, куда лезешь, — ворчал мужчина, который, похоже, совсем был не рад моему спасению.

— Но вы же… — указала я на окно.

— Я говорю о том, что смотреть нужно не на картинку, девочка. Сами, как дуры, ведетесь на таких пижонов в татухах, а потом в соплях все. Думать надо и выводы делать, а не бабочек открытым ртом ловить. Поступки — вот, что важно.

— Я поняла.

Булыжник стыда придавил меня к земле.

— До дома сама доберешься? — спросил мужчина, гнев у которого немного поутих.

— Да.

— Тут автобусная остановка через дорогу. Проводить?

— Я сама. Спасибо вам еще раз.

— Иди уже, — отмахнулся от меня мужчина и пошел обратно в бар.

Закинул в рот кусочек сыра и снова неосознанно нервно постучал пальцами по телефону. Молчит, зараза. Ни звонка, ни смс, ничего. Хотя она и не обязана передо мной отчитываться о том, как и где проходит ее свидание. Но могла бы хоть намекнуть. Неизвестно, что может выкинуть этот чухан с розой из заднице, и какой еще «букет» у него может быть припасен.

— Да успокойся ты, Монь! — фыркнул Матвей и вальяжно откинулся на спинку стула, прихватив с собой стакан пива. — Подумаешь, девчонка с подружками погулять решила. Ей девятнадцать, пусть веселится. К ночи вернется к тебе под крыло.

— Действительно, Мир, — согласился с ним Саня, старший. — Пусть отдохнет немного. Девчонка и учится, и работает, и ты у нее в женихах… Ей и так здорово достается.

— Очень смешно, — вздохнул я устало и, не выдержав, глянул на экран мобильника. Только Тимкино личико и ни одного уведомления.

— Может, всё-таки, бахнешь? — предложил Матвей в очередной раз. — Сидишь тут, трезвенник, с хмурой рожей. Только праздник нам портишь.

— Сегодня просто пятница.

— А пятница что, не праздник, что ли? — взметнул Мот руками. — И как твоя невеста тебя терпит. Хотя, понял… Никак. Зря она дала себе день на отдых, что ли?

— Мальчишка ты, Мотя. Ничего не понимаешь, — потрепала моего брата по волосам вошедшая в кухню Света, жена Сани. — Тут не терпение, а любовь. Сам же знаешь, что для того, чтобы мириться с характером Мирона и любого из вас, в принципе, одного терпения будет недостаточно. Тут любить надо. Вот как я Сашку.

— Понадобилось двадцать лет и два года, чтобы я услышал от жены слова любви, — нарочито торжественно произнес Саня.

— Не прибедняйся. Ты каждый день знаешь, что я тебя люблю. Иначе давно бы уже, тебя зануду, придушила бы в ночи подушкой, — подмигнула ему Света и налила в бутылочку Тимы теплый компот. — А ты, Мирон, чего? До сих пор так ничего и не выпил?

— Ему некогда. Он сканирует телефон на предмет того, позвонит ли ему Майя. Волнуется старичок, что молодуху его уведут, — язвил Матвей.

Всё-таки, нужно было сразу им всем сказать, что у нас с Майей не по-настоящему. Но родственники буквально с порога засыпали меня вопросами о том, почему я пришел без своей невесты, а затем начались шутки за триста про разницу в возрасте, где я, конечно же, проигрываю.

— Зубоскалы, — ткнул Саня Мотю в плечо кулаком. — Хоть раз бы язык прикусил, малой. Видишь же как нервничает средненький. С пониманием надо, лахудра.

— Сам ты лахудра. Мне идут длинные волосы, — отмахнулся от руки старшего младший и тряхнул шевелюрой как в рекламе шампуня.

— Всем не идут, а ему идут. Ничего, что мы все трое на одну рожу? — обвел нас взглядом Саня.

— Ваши рожи вышли не так удачно, как моя, — деловито заявил Мотя.

— Отпустите уже среднего к его невесте, клоуны, — вклинилась Света, прикручивающая к бутылочке крышку с соской. — Видите, извелся весь.

— Я малого куда денем?

— Вот ты, Мотя, с ним и посидишь до утра. Заодно узнаешь, что такое дети. Мы своих двоих уже вырастили.

— Правда, первый блин вышел комом, — с большим намеком на недавний косяк Егора напомнил Саня.

— Оба хороши, — отмахнулась Света. — Никто ничего не рассказывает нам, всё делают сами. И ошибки, и выводы из них. Наверное, даже хорошо, что всё закончилось так. Ну, ладно… Это всё лирика, а вот ты, Мирон, поезжай к своей невесте и проведите вечер вместе. Что мы, молодыми не были? К тому же, сами знаем, что романтика с ребенком до года обычно со знаком минус. Ты же не пил?

Отрицательно качнул головой.

— Ну, вот! Поезжай. А мы с Тимкой до утра посидим. Можешь не волноваться. Займись невестой. И напомни ей, что в следующие выходные мы ждем ее у Моти. Отказы не принимаются.

— Вряд ли она согласится…

…Особенно учитывая тот факт, что прямо сейчас она, наверняка находится в самом тесном контакте с тем утырком в косухе.

— Так ты езжай к ней и будь убедителен всю ночь, — подтолкнул меня Матвей и взял мой телефон в руку, смахнул заставку, а дальше я уже не видел. — Всё надо делать за тебя.

— Что ты делаешь?

— Звоню. Подожди, а как у тебя Майя записана? Что-то я не вижу ее в вызовах, — хмурился Матвей, листая список недавних звонков. — Что за Уральцева?

— Это Майя. И отдай мой телефон. Не нужно никому звонить, — потянулся я за мобильником, но Матвей резко вышел из-за стола и спрятался за Свету, которая головы на полторы была ниже него.

— Ну, ты капец, братец, — цокнул Матвей. — Записать невесту в свою мобилку по фамилии… Во-от так…

— Что ты там делаешь? — терял я терпение.

— Говорю же, что звоню, — деловито заявил младшенький и поднес телефон к уху. — О, гудки!

— Отдай! — вскочил я из-за стола, едва его не опрокинув. Выхватил у Матвея телефон и понял, что тот не шутил, когда из динамика раздались гудки.

Не сразу, но Майя ответила.

— Да, — коротко и сухо. Нездоровое предчувствие ударило в затылок, но настоящий удар пришелся по голове Матвея, когда я отвесил ему подзатыльник.

— Май… кхм, — прочистил я горло и, прижав телефон к уху, удалился от подслушивающих меня братьев в одну из пустых комнат. — … Прости, что звоню, просто… — что «просто»? Что? Зачем я могу ей звонить вечером в пятницу, когда сам же ее отпустил и знаю, где она и с кем? Идиот! — … Просто хотел уточнить по поводу… понедельника! Да! — не понял, как в руке оказался Санин эспандер, который я быстро-быстро сжимал. — В понедельник нужно прийти пораньше. На час. У меня встреча…

Что я несу? Олень! Какая еще встреча?

— Хорошо, я приду в пять, — едва слышно согласилась Майя и больше ничего не сказала. На том конце провода повисла гнетущая тишина.

Голос её казался уж очень безжизненным. Это совсем не похоже на обычную Майю, которая даже по телефону умудряется сказать и спросить кучу лишнего и ненужного.

— Прости, что спрашиваю, но… у тебя всё нормально?

— Нормально, — снова сухой ответ, который никак не мог принадлежать болтливой пчелке Майе.

— Май, — присел я на край кровати и вперился в стену перед собой. Эспандер в руке уже казался горячим. — У тебя всё нормально? Только честно. Тот парень… он… он не обидел тебя?

Тихий всхлип, будто она отвела телефон подальше, чтобы я его не услышал, буквально надорвал что-то внутри меня.

Резко вскочил и заметался по комнате, как в клетке лев.

— Май, ответь! — знаю, что повысил голос, знаю, что не должен был этого делать и вообще лезть в ее личное, но процесс уже был запущен и остановить его было невозможно.

Не нужно было ее отпускать. Можно было придумать тысячу и одну причину, почему она должна была провести этот и другие вечера подальше от того ушлепка. Но препятствовать ее личной жизни я не имел права, хотя очень хотел и едва сдержался от пары едких комментариев по поводу этого свидания в тот момент, когда она отпрашивалась на вечер, стоя передо мной с сияющими влюбленными глазами.

— Всё хорошо, Мирон Александрович. Я просто устала, — вернул меня в реальность тихий голос с легкой дрожью в нем.

— Ты сейчас где?

— В Париже на качелях.

— Я серьёзно спрашиваю.

— Я так же вам отвечаю, — слегка вспыхнула Майя, выдав мне, наконец, хоть какие-то эмоции. — Я на качелях, рядом Эйфелева башня примерно с вас высотой.

Отложил эспандер на тумбочку и зажал переносицу пальцами. Место, о котором она говорила мне было известно.

— Понял. Сиди там. Скоро буду.

— Но…

Не стал ее слушать. Просто отключил звонок, запихнул телефон в карман джинсов и пулей вылетел из комнаты в прихожую. Пока надевал кроссовки, следом пришлепали братья.

— Смотри, как сразу заторопился, — ехидничал малой. — А еще звонить не хотел.

— Отстань ты от него, — осек его старший. — Что бы понимал…

— Конечно, куда мне до женатиков?! — запаясничал Матвей.

— Если что-то с Тимкой будет не так, сразу звоните мне, — успел я бросить прежде чем покинуть квартиру.

«Скоро буду.»

Зачем? Чтобы поглумиться? Будто он и так недостаточно сказал мне об этом парне еще до этого злосчастного свидания. А сейчас придет и скажет: «я же говорил!», и будет зубоскалить и ехидничать весь оставшийся вечер, пока я позорно не убегу домой.

Домой. Именно туда мне сейчас возвращаться страшнее всего. Илья знает, где я живу. Не квартиру, конечно, только дом и подъезд, но от этого менее страшнее не становилось. Он может прихватить с собой дружков и пойти с обыском по всем квартирам, чтобы найти именно меня.

Я занесла Илью в чс сразу, как села в автобус, на котором не доехала две остановки до дома, сообразив, что меня уже могут там ждать. К счастью, Настя сразу после меня ушла в клуб с одногруппницами. Я с ней разговаривала, домой она пока не торопится. Скорее всего останется с ночевкой у той своей подружки «по полоскам». Сегодня я этому даже рада.

Утерла нос и снова запрятала руки в карманы косухи. Ступнями слегка отталкивалась от земли и мерно покачивалась, пока рядом не остановилась тень-статуя в виде Демони.

— Здравствуйте, — с трудом натянула улыбку, мельком глянула на него и снова уставилась в свои ноги.

— Здравствуй, — спокойно ответил мне голос. — Я присоединюсь? Качели для двоих.

— Да, — сдвинулась я к одному краю. Отвернула лицо в сторону сверкающей Эйфелевой башни, чтобы не смотреть на босса, который буквально прожигал мою щеку взглядом.

Качели вновь начали тихо покачиваться. В этот раз от земли отталкивалась не я. Молчание затягивалось, но говорить первой я не решалась.

— А здесь, оказывается, неплохо, — хмыкнул Мирон Александрович, наконец, разрушив молчание. — Я всегда видел эту башню только издалека с момента ее установки. Но здесь довольно мило.

— Мило? — от удивления я даже повернулась к нему и специально пригляделась к мужским губам, нарочито прищурившись. — Как этот рот смог выдать такое слово? Феноменально!

Мужские губы изломились в легкой улыбке, которая появилась и исчезла так же быстро как дуновение ветерка.

— Язвишь. Видимо, с настроением снова всё хорошо?

— Нет. Просто лучшая защита — это нападение.

— От меня защищаешься?

— Ну, — повела я плечами и опустила взгляд на свои ботинки, потому что долго смотреть ему в глаза, когда в них нет уже привычной для меня холодности и равнодушия, оказалось непривычно. — Обычно вы говорите всё, что думаете. Без прикрас. А я примерно догадываюсь, что вы сейчас думаете.

— Он обидел тебя?

— Кто?

— Не заставляй меня материться, Майя.

Обреченно выдохнула, прикрыла на мгновение глаза и запрокинула голову. Глянув в почти уже ночное небо, собралась с мыслями и, наконец, сказала:

— Ни то, чтобы он обидел меня специально. Просто… Илья решил сразу показать себя настоящего: свой день, свою компанию… В общем, я не оценила. Испугалась и убежала.

— Он тебя догнал и что-то сделал? — в голосе рядом слышалось явное раздражение и злость.

— Он ничего мне не сделал. По крайней мере, не специально. Всё то, что было, для него — норма. А мне… — как сказать ему, что я почувствовала себя девушкой, которая готова была стелиться перед тем парнем и многое стерпеть? Позорище! Дешевка! Самой от себя противно! — А я сбежала из бара через окно туалета.

— Из бара?! — кажется, по качелям прошла гневная дрожь от его вскрика. — Этот придурок привез тебя на первое свидание в заплеванный, прокуренный бар?

— В общем-то, так оно и было. Он не хотел начинать наши встречи с фальши. Ну, он так сказал, — стыдливо вглядывалась в свои пальцы, на которые пыталась натянуть рукава водолазки.

— И почему ты здесь? Почему домой не поехала?

— Боюсь. Вдруг он там ждёт меня со своими друзьями. Я же все-таки сбежала.

И зачем я всё это ему говорю? Будто ему это может быть интересно.

— Идём, — резко встал Мирон Александрович и взял меня за руку, потянув за собой. — Рука-то какая холодная! Дурочка маленькая! Нашла где сидеть и прятаться!

— Куда вы меня ведете? — вяло сопротивлялась я, пока Мирон Александрович волок меня за собой к машине, припаркованной недалеко от площади.

— Домой тебя провожу. До квартиры. Или ты хочешь всю ночь здесь просидеть? — остановился он и строго посмотрел на меня сверху вниз. Руку мою не выпустил, наоборот — сильнее сжал и почти полностью запрятал кисть в своей теплой ладони.

— Я не хочу пока домой, — осмотрела его с головы до ног и удивилась. — Кроссовки? Вы на пробежке были?

— Я был с братьями. Когда я не на работе, я одеваюсь как все нормальные люди, когда они не на работе. Не делай из меня робота.

— А я-то что? Природа… — буркнула я себе под нос.

— Я сейчас верну тебя на качели и уеду.

— Нет-нет! — спохватилась я и второй рукой вцепилась в его ладонь, которой он грел мои пальцы. — Раз уж приехали, то не оставляйте меня одну.

— Поехали, — бросил он строго и снова пошёл в сторону своей машины. В этот раз покорно пошла за ним. — А где Тимка? — спросила я у машины.

— Дома у старшего брата.

Мирон Александрович открыл для меня переднюю пассажирскую дверцу машины и молча ждал, когда я займу место.

— Можно я сяду сзади?

— Зачем? — нетерпеливо вздохнул мужчина.

— Я рассталась с парнем. Хочу ехать сзади и слушать грустную музыку, будто я героиня клипа. Можно?

Демоня застопорился. Долго смотрел в мои глаза, словно пытался понять, насколько серьёзна я в том, что сейчас говорю. Резко растер лицо ладонью, хотя походило всё его действо на рука-лицо.

— Ладно, — согласился он, но в мыслях его явно было нечто иное. Закрыл переднюю дверь и открыл для меня заднюю. — Теперь сядешь или еще пожелания будут?

— Музыку выбираю я.

— Ну конечно, — фыркнул мужчина и хлопнул дверцей, когда я устроилась на сидении. — Пристегнись.

Послушно щелкнула ремнем безопасности и прижалась лбом к стеклу. Двигатель завелся, постепенно в салоне становилось все теплее, спокойная музыка заполнила пространство.

— Оставьте эту. Мне нравится.

— Куда едем? Сразу домой?

Домой? И буду я там сидеть и бояться, так как времени прошло немного, и Илья с друзьями еще может приехать.

— А давайте на каток. Оставите меня там и поедете к Тимке. А я покатаюсь, послушаю грустную музыку в наушниках. Может, повезет и я ударюсь головой — мозги на место встанут, чтобы больше не велась на всяких там… в косухах, — порассуждала я уже сама с собой и понуро опустила голову. Снова захотелось плакать из-за собственной глупости и наивности.

Мирон Александрович ничего не ответил на мое самоедство. Машина тронулась с места и влилась в ленивый городской поток. Ехали мы медленно. Под грустную мелодию смотреть на дома за окном быстро наскучило. К счастью, ближайший каток был недалеко от площади.

— Приехали, — резюмировал Мирон Александрович. Заглушил двигатель и тоже вышел из машины вслед за мной.

— А вы куда?

— На каток, — просто ответил он. — Не часто мне удается быть свидетелем того, как мои сотрудники разбивают головы. Любопытно узнать, есть ли в их головах хоть что-то или всё ровно так, как я думаю.

— А вы кататься-то умеете?

— Я был чемпионом и непревзойденной звездой катка, когда ты только ходить училась, — самоуверенно заявил мужчина и с пафосом крутого парня, будто за его спиной что-то взорвалось, а он не обернулся, первым пошел ко входу в ледовый дворец.

— Позёр, — закатила я глаза и пошла за Его Демоничеством.

И кто меня за язык тянул? Какая я, к черту, звезда катка? Я только сегодня первый раз в жизни увидел коньки не по телевизору. Это же просто два ножа на каких-то полубабских сапожках с километровым шнурком, и на всем этом нужно суметь удержать равновесие на скользком льду.

Хотя, с равновесием у меня всё получалось. Просто я еще ни разу не отлип от бортика за все те двадцать минут, что мы находились на катке. Уральцева, едва ступив на лёд, сразу въехала в гущу людей и растворилась в ней, а я упал, ударился копчиком и как побитая собака прижался к бортику, что поскулить от боли. Серьезный и самоуверенный вид, будто я всё еще разминаюсь, делал только тогда, когда Уральцева проезжала мимо, будто вообще не касалась льда, а порхала над ним. С наушниками в ушах она даже руки из карманов не вынимала, будто на прогулку вышла, пока я тут боролся за свою жизнь.

Чтобы я еще хоть раз кого-то поддержал? Ни за что!

— А дядя боится! — посмеялся надо мной какой-то шкет, который еще даже до коленки моей не дорос, а уже рассекал по катку как профи.

Проводил малого ненавидящим взглядом и резко выпрямился, так как мимо вновь проезжала Уральцева. Махнул ей рукой и даже умудрился поставить ноги как балерина.

Стало ясно, что больше так просто стоять нельзя. Уральцева хоть и не обращала на меня особого внимания, но скоро поймет, что на коньках я держусь хуже не придумаешь. Нужно просто оттолкнуться и поехать.

Собрав последнюю волю в кулак, внимательно следил за ногами всех проезжающих мимо меня. Вроде, всё достаточно просто. Нужно просто не бояться и поверить тому, что два тонких лезвия смогут меня удержать и не войдут в ступни, пустив меня на лапшу.

Отпустил бортик, глубоко вдохнул и несмело оттолкнулся, заскользив по льду. Кажется, я растопырил всё, даже пальцы ног, лишь бы удержать равновесие. Подобной сосредоточенности я не испытывал еще никогда. Даже голова разболелась, а затем еще сильнее разболелся зад, на который я приземлился, когда мимо меня пролетел на немыслимой скорости какой-то шкет, и разрушил всю мою сосредоточенность и собранность.

— Кажется, перед входом сюда вы немного перепутали слова, Мирон Александрович, — притормозила у моей головы Уральцева и насмешливо смотрела на меня сверху вниз. — Должно было быть что-то вроде: «чемпион по непревзойденному звездежу», а не то, что вы там сказали.

— Я давно не практиковался, — если уж начал врать, то ври до последнего.

— А дядя упал! — проехали мимо меня смеющийся малой, которого я уже анчал тихо ненавидеть.

— Вам помочь? Или лежание на льду входит в вашу программу? — добивала меня Уральцева.

— Ты не сможешь мне помочь. Я для тебя тяжелый.

— Так вы на меня сильно и не надейтесь. Я помогу вам встать, поставлю раком и толкну посильнее, чтобы вы докатились до противоположного борта.

— В этой схеме всё звучит отлично, кроме того, что меня кто-то поставит раком, — кряхтел я, поднимаясь со льда.

— Не бойтесь, Мирон Александрович. Вам понравится.

— А тебе лишь бы поржать, — отмахнулся я от девчонки, которая очень плохо прятала улыбку за прикусыванием нижней губы. — И какого черта здесь так скользко?

— Это на катке-то? — уже не пыталась Майя скрыть своего веселья и рассмеялась в голос. — Возмутительно просто! Лёд и скользкий? Да как они посмели!

— Отстань, — буркнул недовольно, на четвереньках подползая к борту.

— Вы сейчас протяните руку вверх и опять упадете. Дайте я вам помогу, — подлетела ко мне Уральцева и подхватила под руку как раз в тот момент, когда я ее поднял и едва не свалился на бок, когда ноги предпочли разъехаться. — Вот так. Хватайтесь за меня и за борт.

Каким-то чудом Уральцева смогла втиснуться между мной и бортом, обнять меня за талию и удержать в вертикальном положении. Тряхнула головой, чтобы убрать от своего лица пряди волос и хитро улыбнулась, глядя на меня снизу вверх из моих же объятий, которыми я вцепился в ее плечи.

— Ну, что, Мирон Александрович, теперь рачком попробуем?

— Расскажешь кому — уволю. Раз десять.

— Ну вы же не уроке математики, Мирон Александрович. Лицо-то хоть попроще сделайте.

— Не болтай под руку, — буркнул себе под нос Демоня.

Похоже, большего унижения, чем сегодня, он не испытывал еще никогда. Мало того, что он непрерывно падал на лёд, так теперь еще ему приходилось вооружиться специальными ходунками для катания на льду для начинающих. Наверное, наличие именно этого гаджета в его руках напрочь убило настроение мужчины, который на весь каток был единственным, кто прибегнул к помощи этой штуки.

— Вы на меня обиделись, да? — ехала я спиной вперед, глядя на мужчину, который предпочел с невероятно каменным лицом смотреть себе под ноги и полностью игнорировать моё существование. — Я же как лучше хотела. Зато вы теперь не падаете и даже почти успеваете за мной.

— Развернись лицом в том направлении, в котором едешь. Упадешь, — глянул он на меня, наконец. Но лучше бы не смотрел, а-то стало еще более неуютно под хмурым взглядом дядьки, которого обижала его же неспособность кататься со мной на равных на льду.

— А дядя болеет? — какой-то мальчишка весь вечер доставал сегодня Мирона Александровича.

— Дядя просто не умеет кататься на коньках, — пояснила я за мужчину, который лишь нервно вздохнул.

— Он как старушка из мультика с этим, — передразнил мальчик движения Демони, будто тот даже с ходунками не справлялся.

— Мальчик? — вспылил было Мирон Александрович, но благоразумно смягчил тон. — А где твоя мама?

— Вон она. С папой, — указал малой на парочку милующихся в центре катка. — Позвать?

— Иди и скажи им, что тебе давно пора спать. Поздно уже.

— Не пора. Я уже большой. И даже темноты не боюсь, — деловито заявил мальчишка, который на коньках держался лучше, чем некоторые на ногах на ровной нескользкой поверхности.

— Уральцева, — обратился ко мне Демоня.

По сверкающему гневом взгляду стало ясно — пацана пора ликвидировать.

— Мальчик, — обратилась я к юному бесстрашному знатоку. — Тут такое дело… дядя стесняется кататься, когда на него смотрят. Давай, ты немного покатаешься с мамой и папой, а дядя пока еще немного поучится. Хорошо?

— Хорошо! — бойко согласился мальчишка и поехал к родителям, которые стали его по очереди кружить. Похоже, после такого приема его родителей малыш о нас совсем забудет.

— Ну! — подбодрила я босса. — Теперь, когда на вас никто не смотрит, может, всё-таки, рачком. Я вас научу.

— Я уже шут для всего катка. Хочешь, чтобы я еще и клоуном стал?

— А не нужно было врать, что вы чемпион, — припомнила я ему. — Сказали бы сразу, что не умеете кататься, глядишь, и падений вышло бы поменьше. Отдавайте ходунки. Наш час уже заканчивается, — подкатила мужчину к борту и мягко отобрала вспомогательное средство, без которого Демоня стал выглядеть растерянным напуганным юнцом и цеплялся за борт. — А теперь поворачивайтесь ко мне попкой, наклоняйте корпус слегка вперед и вытяните перед собой руки и расслабьтесь. Сейчас вы поедете до противоположного борта прямо к выходу с катка.

— Сам? — дрогнули его густые брови.

— Да. Как большой мальчик. Давайте-давайте, Мирон Александрович, — едва смогла отцепить его руки от края борта. — Не бойтесь, я здесь.

— В том-то и проблема, — мученически простонал мужчина, но от борта отлип и даже оттопырил в мою сторону зад, в который я без стеснения уперла свои ладони.

— Готовы?

— Нет!

— Вот и замечательно, — оттолкнулась от льда и, подталкивая перед собой мужчину, который не издал ни звука с момента начала движения, покатила его перед собой в сторону выхода с катка. — Держите равновесие. Если что — падайте на руки. Берегите голову и попу.

Докатила Демоню до выхода, подставила свои плечи, чтобы он мог без риска упасть перейти на ковровое покрытие.

— Ну как? — спросила я, когда мужчина обернулся на каток и окинул его взглядом, в котором, наконец, проклюнулось что-то схожее с восторгом. — Понравилось?

— Нет, — тут же ответил он и убрал руку с моего плечо. Неуклюже на коньках потопал в сторону сдачи коньков.

— Даже рачком не понравилось? — ехидничала я следом.

— Ладно. Это было… интересно.

— Зануда, — закатила я глаза.

— Заноза, — не остался Демоня в долгу. — Переобувайся. Домой тебя отвезу. Поздно уже.

— Завтра суббота. На пары не нужно. Ни на какую из работ тоже, так что можете не беспокоиться — я высплюсь. Может, даже фильм сейчас какой-нибудь посмотрю. Как раз у нас пирог еще остался с Настей.

— Настя — твоя соседка?

— Да, мы вместе снимаем квартиру. Но сегодня она останется ночевать у другой своей подруги.

— Ясно, — только лишь ответил Демоня и с облегчением встал на ноги в свои кроссовках. — Поехали.

— Угу.

Мирон Александрович подъехал к моему дому и заглушил двигатель. Машину покинул вместе со мной. К счастью, рядом с домом не оказалось ни одного мотоцикла или незнакомой машины, несвойственной этому двору.

— А вы куда? — спросила я, когда стало понятно, что Демоня следует за мной и тоже входит в подъезд.

— Провожу тебя до квартиры. Вдруг засада. Ты об этом не подумала?

Ох, что я себе только не надумала за эти часы! Кто бы только знал…

— Ладно, — согласно кивнула я. С опаской поднялась на свой этаж и облегченно выдохнула, когда стало ясно, что никто меня не поджидает. — Ну, вот. Никого нет. спасибо, что проводили.

— А в квартире? — сурово посмотрел на меня Демоня. Захотелось вернуть его на каток, где он полностью зависел от меня, а не наоборот.

— Ну, вряд ли кто-то туда полезет. Как-то это… глупо и перебор уже.

— Ты уверена, что тот с розой из задницы знает меру?

Несколько секунд прикидывала, что именно для Ильи мера. А для его друзей?

— Ладно. Можете зайти.

И что мне делать с таким большим дядей в своей маленькой прихожей? Так и хотелось поинтересоваться, а не давят ли ему на плечи стены?

— Собственно, вот… — указала я на пространство вокруг себя, как бы давая Демоне понять, что никаких засад нет, никто на меня не нападает. — Я бы предложила вам тапочки, но мы привыкли ходить дома просто босиком или в носках. Да и вам пора уже, наверное.

Впервые в жизни пытаюсь выставить человека из дома. Этот вечер вымотал меня настолько, что какого-либо общения я уже просто не вынесу. Наверное, даже к лучшему, что Настя сегодня решила переночевать у подруги, иначе вечер моего одинокого самобичевание точно не удался бы. Хотя, он и сейчас находится под большим вопросом.

— Как-нибудь переживу без тапочек, — снисходительно повел бровью Мирон Александрович и снял с себя куртку, а следом и кроссовки. В толстовке и джинсах он выглядел гораздо моложе и проще. Не мой ровесник, конечно, но и не мужчина, между которым у нас пропасть в четырнадцать лет.

— Да, конечно, можете остаться, если разрешаете, — ёрничала я, на что получили лишь насмешливый взгляд.

— Чай будешь? — двинулся на меня мужчина, из-за чего пришлось вжаться в одну из стен, чтобы его пропустить.

Чай? Мне предлагают сделать чай? Только ради этого я согласна на то, чтобы Демоня хозяйничал в моей квартире сколько ему влезет.

— Буду.

— Кухня где?

— Там, — указала в сторону.

Без слов Мирон Александрович прошёл в кухню, откуда после некоторых стуков и потоков воды зашумел чайник.

Фигасе! А так можно было?

Пока стояла на одном месте, поняла, что моя одежда до сих пахнет табаком. Прогулка на улице, а затем часовая прогулка по льду нисколько не выветрили этот запах. Хоть бы порошок и кондиционер справились.

Привычные мне топик и шорты пришлось отложить. Во-первых, потому что я намерзлась как собака и эти тряпочки меня не согреют, во-вторых, перед Мироном Александровичем не очень-то хотелось светить обнаженными участками тела. Не хотелось бы выглядеть вызывающе и плюс ко всему существовал страх, что он что-нибудь может понять не так.

На выручку мне пришел фиолетовый спортивный костюм, который покупался, конечно же, не для занятий спортом, а для того, чтобы в нем было уютнее лежать на диване и ничего не делать.

В ванной смыла косметику, волосы собрала в кукишку на макушке и почти со спокойной душой, но очень уставшим телом и разумом вошла в кухню, где меня ждал горячий чай и пирог на столе, во главе которого сидел Мирон Александрович и лениво потягивал кофе.

— А вы неплохо ориентируетесь в чужой кухне, — хмыкнула я и села за стол напротив мужчины. притянула к себе кружку и обхватила ее руками, сразу почувствовав, как тепло от нее мягкими волнами прокатилось по организму.

— Ориентироваться не пришлось, всё было на видном месте. Ты потеряла кольцо?

От неожиданной смены разговора и сути вопросы у меня на секунду остановилось сердце.

— Не пугайте так! — машинально глянула на безымянный палец правой руки. — Я его надеваю только когда к вам домой нужно ехать. Всё остальное время оно лежит дома и ждет, когда его выгуляют.

— Ясно, — плавно кивнул мужчина, а затем с легкой ухмылкой спросил. — А чего испугалась?

— Это кольцо стоит столько, что мне придётся почку продать, а зная вас, еще и вторую, чтобы за него расплатиться.

— Я же сказал, что оно твоё. Какой смысл забирать его? Самому носить?

— Не знаю, — повела я плечом и отпила немного сладкого чая. М, вкусно, сладенько! — Для настоящей невесты, например. Если оно не подойдет в качестве помолвочного, то его вполне можно подарить как подарок на какой-нибудь из праздников, чтобы можно было на любой палец надеть.

— Ближайшие лет десять я не планирую ни с кем отношений.

— Вы же в курсе, что вы не молодеете и ваши потенциальная избранница тоже?

— Не думал, что современная молодежь придерживается мнения о том, что нужно успеть впрыгнуть в поезд времени, чтобы непременно успеть жениться до определенного возраста.

— Я старовер, — изрекла я деловито. — А еще я за красивые свадебные фотографии. Ну, знаете, на которых оба молоды, красивы и верят в бесконечную любовь, на которую у них еще вся большая жизнь впереди.

— Я так пробовал. Ничего хорошего из этого не вышло. Кроме сына.

Тон, которым были сказаны эти слова, отдавал арктическим холодом. На лице мужчины не дрогнул ни один мускул при упоминании жены, которой у него больше нет. Он лишь отвел взгляд в сторону, спокойно отпил чай и поставил кружку на стол.

Я же благоразумно прикусила язык, понимая, что, если коснусь этой темы, то ему будет больно. Воспоминания порой ранят сильнее, чем люди, а я вряд ли буду в силах утешить его или хоть сколько-нибудь понять.

— Что насчёт фильма? — спросила я, возможно, слишком резко меняя тему разговора.

— Сомнительное мероприятие, — чуть нахмурился Мирон Александрович. — Если там что-то из современного кинематографа с плоскими, сортирными шутками ни к месту, то я, пожалуй, пас.

— Я старовер не только в отношениях, но еще и в фильмах. Так что, если хотите, то можете разделить со мной этот нафталиновый вечер.

— Не обещаю, что разделю с тобой весь вечер, — глянул он на экран телефона. — Но на некоторое время задержусь.

«Назад в будущее»? Такое кино сейчас кто-то смотрит добровольно?

Хотя, что я спрашиваю? Это же Уральцева — кто знает, что еще она может выкинуть и насколько еще она старовер?

Тихий смех с другого края дивана пощекотал слух. Слегка повернул голову в ее сторону и увидел заинтересованный профиль девушки, которая смотрела фильм не моргая. Подтянув одну ногу к груди и обняв её, она полностью была поглощена фильмом.

Странно, что он ей нравится, учитывая уровень спецэффектов восьмидесятых годов. Молодежь сейчас избалована графикой, а подобный уровень, скорее способен отвратить их от просмотра фильма, нежели намертво приклеить к экрану.

Двадцать лет назад я примерно с таким же лицом смотрел этот фильм и оторвать меня от него было невозможно. А уж когда я узнал, что у него есть еще несколько частей, взвыла вся семья, когда я единолично захватил DVD-плеер и телевизор.

Прошла уже примерно половина фильма, а я до сих пор пытался понять, для чего я остался. Чухан вряд ли явится, время почти перевалило за полночь, и в моем присутствии в доме у подчиненной уже не было необходимости. Пора уходить и дать девушке время на отдых.

— Вам не холодно? — вдруг спросила Уральцева, вероятно, заметив мои телодвижения.

— Нет.

— А я что-то замерзла. Сейчас плед принесу, — решительно встала она и вышла из гостиной, оставив меня одного. Через несколько секунд вернулась с двумя пледами и внезапно погасила свет. — Ой! Я по привычке. Просто привыкла смотреть телевизор в темноте, — свет снова зажегся над головой.

— Оставь выключенным. Без него и правда лучше.

Свет снова погас. Уральцева прошла мимо меня, села на свой край дивана и протянула мне плед:

— Я для вас тоже на всякий случай захватила. Вдруг замерзнете.

— Спасибо, — принял из ее рук мягкую ткань и, не зная, куда его убрать, положил на свое колено и сверху прижал рукой.

Укутавшись в плед, Майя вновь сосредоточилась на просмотре, а я думал о том, как бы уйти так, чтобы это было уместно и не казалось оскорбительным для хозяйки квартиры, которая любезно принесла для меня плед.

Так в раздумьях я просидела до конца фильма и счел, что его завершение можно считать отличным поводом для того, чтобы уйти. Волноваться о Тимке не приходилось: Матвей почти каждые полчаса присылал фотографии спящего Тимки и себя «красивого».

— Ну… — прочистил я горло и оттолкнулся от спинки дивана под мелодию к титрам в конце фильма. Пора прощаться.

— Мирон Александрович, — обратилась ко мне Уральцева, от которой в полумраке в углу дивана были видны только большие глаза, торчащие из пледа и отражающие свет телевизора. — А давайте картошку пожарим? Я не наелась пирогом, — виновато-грустное бормотание из-под одеяла вызвало у меня улыбку. — Или вы уже уходите?

Кто я такой, чтобы отказывать большим совиным и очень голодным глазам?

— С луком? — спросил я после некоторой паузы, пока Уральцева слишком очевидно теряла хорошее настроение.

— Угу! — резко кивнула она, а глаза ее вновь зажглись задорным огоньком. Плед отлетел в сторону, а сама Уральцева уже успела выпорхнуть из гостиной и начала греметь посудой в кухне, где загорелся свет.

Тихо усмехнувшись, последовал за ней.

— Я чищу и крошу картошку с луком, а вы жарите, — командовала девушка, размахивая ножом. — Так вкусно, как у вас, у меня пожарить не получится.

— Раз готовить мне, то и чистить буду я.

Мягко забрал из ее руки нож и приступил к чистке картофеля.

— А я тогда лук порежу. Не стоять же мне просто так, — фыркнула девушка деловито и, слегка меня оттиснув бедром в сторону, достала из ящичка с приборами еще один нож.

Через несколько минут, когда я почти закончил с картофелем, за спиной послышались тихие всхлипы.

— Козёл! — сдавлено бормотала девушка.

Резко обернулся и заметил, что майя плачет над луком, режет его ножом и показывает ему фигу.

— У тебя всё нормально?

— Этот лук… — ткнула она в него пальцем и подняла на меня красные заплаканные глаза. — …Злее него я еще не встречала! — шумно втянула она носом воздух и снова показала разделочной доске с луком фигу. — Козёл!

— А фигу зачем ему показываешь? — с трудом удержался от того, чтобы не рассмеяться.

— Не знаю. В детстве помогало. Просто нужно успеть обидеть лук раньше, чем он тебя, — забавно гундосила девушка, отирая нос рукавом толстовки.

— Похоже, сегодня он тебя опередил.

— Козёл! — буркнула Майя, будто действительно обиделась на лук, с которым у нее только произошел серьёзный конфликт.

— Этот парень тебе не писал? — спросил я, когда мы почти доели картошку.

— Не знаю. Я занесла его в чс.

— Зря. По его активности можно было бы иметь хоть примерное представление о его намерениях.

— Блин! — в больших глазах снова поселилась паника. — Точно! Что же вы раньше не сказали?

— Да я сам только что об этом подумал. Но ты не волнуйся, твоё отсутствие он давно уже заметил. Четыре часа, всё-таки, прошло. И если не дал о себе знать до сих пор, то вряд ли сегодня появится вообще.

— Звучит логично. Еще один фильм? Хотя, вам, наверное, уже пора к Тиму?

— Ну, еще пока не звонили и не писали. Даже зубик сегодня его не беспокоит.

— Мне кажется, я вчера видела проклюнувшийся второй зубик у Тимки. Будет скоро улыбаться нам двумя зубиками, вместо одного, — тепло улыбнулась Майя, будто перед ее глазами прямо сейчас находился мой сын, которому она ровно так и улыбалась.

— Какой фильм посмотрим? — спросил я, отпивая горячий чай.

— А давайте «Мумию»? Но только первую часть. Она самая интересная. А еще в нем максимально круто показана моя первая любовь, — кокетливо повела она бровками.

— Брендан Фрейзер который?

— Не-а, — поморщилась она. — Он не в моем вкусе. Мне больше нравится тот хмурый тип в черной мантии, глава охранников Имхотепа. У него еще птица ручная. По-моему, это самый крутой персонаж из всего фильма.

— Ясно. Будем смотреть на главу охранников Имхотепа и иногда следить за сюжетом, — кивнул я понятливо.

— Да!

К концу фильма ерзающая на месте, возмущенно или удивленно вздыхающая, в страхе прикрывающая при виде мумии глаза и смеющаяся Майя внезапно уснула.

Три часа ночи. Учитывая, каким был богатым на события вечер, неудивительно, что после сытного и позднего ужина она не только расслабилась в моем обществе, но и уснула. Прижав кулачок к подбородку, она спала так крепко, что даже не реагировала на мой кашель и покряхтывания. Только ноги в меня уперла.

Отключил звук у телевизора, встал у дивана и аккуратно накрыл девушку вторым пледом, который она приносила для меня. Поправив на ее ногах ткань, выключил телевизор совсем и неслышно покинул квартиру, прикрыв за собой дверь. Несколько раз убедился, что ее никто не сможет открыть снаружи, и тихо удалился.

— Уральцева!

Как Зевс молнии, так Мирон Александрович метал моей фамилией из своего закрытого кабинета.

Понедельник — день тяжелый, но еще тяжелее он кажется под тяжестью вопля, с которым моя фамилия летит из плотно закрытой двери.

— Насыпь ему кофе и слабительное! — шикнула я Стёпе, пробегая мимо его барки с подносом с грязной посудой в кухню.

— А слабительное-то зачем? — спросил Стёпа, когда я вернулась из кухни.

— Чтобы для разнообразия кричал мою фамилию из другого кабинета.

Под сдержанный смешок друга прихватила чашечку горячего горького кофе и пошла с ней в кабинет Демони.

Должно быть, в пятницу вечером за мной приезжал его брат-близнец, который добрый, внимательный и чуткий. Или сам Демоня становится таким только с наступлением темноты, но при свете дня он, казалось, ненавидит всё живое. И не приведи господь улыбнуться при нем — он сразу решит, что кому-то стало жить хорошо и тут же испортит эту самую жизнь до конца дня.

Приличия ради стукнула разок в дверь костяшкой указательного пальца и только после этого вошла в кабинет. Сразу повеяло холодом. Рефрижератор Александрович сидел за своим рабочим столом и раздавал арктический холод одними только своими нахмуренными бровями.

На секунду закатила глаза и сразу нацепила фальшивую дежурную улыбку:

— Ваш кофе, Мирон Александрович.

— Почему так долго? — буркнул он под нос и не глядя потянулся к чашке.

Из вредности отвела ее в сторону и повторила снова, когда рука его вильнула. Резкий взгляд серых глаз впился в мое лицо. К щекам внезапно прилила краска от понимания того, что сейчас кто-то получит по щам.

— Может, уже возьмете свой кофе? Горячий вообще-то, — если не хочешь быть в чем-то виноватой, то виновать кого-то другого.

— Можешь идти, — велел мне босс, уже на меня не смотрящий. Все его внимание вновь сосредоточилось на бумагах и ноутбуке.

— Демоня, — выдохнула я себе под нос и коснулась ручки двери, чтобы выйти.

— Как ты меня назвала? — прилетело мне в спину, отчего я неосознанно вздрогнула.

— Никак, — повернулась к нему с улыбочкой.

— Уральцева!

— Что? — округлились мои глаза, когда я повернулась к боссу. Ну, просто святая простота.

— Как ты только что меня назвала? — вопросил Мирон Александрович с нажимом. В серых глазах трещали поленья, на которых меня сейчас безжалостно поджарят.

— Мирон Александрович. Как я еще могу вас называть?

— Я слышал, Уральцева, — сузились его глаза, а я рефлекторно вжалась в дверь спиной. — Демоня?

— Ну, типа, как Д’Артаньян… — пискнула я и нервно улыбнулась. — Или Ди Каприо… Де’Моня. Вы же Моня?

— Уральцева, а ну-ка, иди-ка сюда, — встал босс со своего кресла и поманил меня пальцем.

— Мне работать пора, Мирон Александрович, — протараторила я. Резко крутанувшись на месте, открыла дверь и выскочила из кабинета.

Прикусывая нижнюю губу, чтобы не лыбиться, как дурочка, прихватила две папки с меню, увидев, что один из моих столиков заняли новые посетители.

Колокольчик над входной дверью звякнул, свидетельствуя о появлении еще одних посетителей. Машинально глянула на вход в кафе, идя к столику и почувствовала, как сердце пропустило удар, а ноги вросли в пол.

В кафе вошёл Илья и пафосно снял очки, узнав меня.

О нем ничего не было слышно с пятницы. Он никак не давал о себе знать и вдруг решил, что сегодня именно тот день, когда мне нужно нанести визит.

Снова сбежать не выйдет. Да и сколько можно бегать? Одного раза уже было за глаза.

В этот раз Илья находится на моей территории при свете дня и свидетелях.

— Ну, привет, беглянка, — улыбка на его губах абсолютно не касалась темных глаз. Подойдя ко мне почти вплотную, парень начал доминировать, нависая тенью надо мной и моей репутацией. — Ничего не хочешь мне сказать?

— Илья, — потупила я виновато взгляд. — Прости, пожалуйста, не нужно было мне так убегать. И телефон тоже выключать не нужно было. Просто я струсила. То место, люди… — обвела зал взглядом и заметила несколько пар любопытных глаз, направленных на нас. — Давай, я освобожусь, и мы поговорим. Подожди меня у бара.

Быстро мазнула по лицу парня взглядом и, подарив ему виноватую улыбку, продолжила начатый недавно путь к столику. Жесткие пальца поймали меня за локоть и неприятно вдавились в кожу.

— Я, по-твоему, лох? — резко дернул он меня на себя и озлобленно зашипел в ухо. — Думаешь, схаваю твои «прости» и довольным козликом поскачу дальше?

— Илья, успокойся, — с колотящимся в груди сердцем, с неподдельным клокочущим страхом старалась делать вид, что всё в порядке. И плевать, что улыбка моя, адресованная обеспокоенным посетителям, вышла кривой и неправдоподобной. — На нас люди смотрят. Я приму заказ, и мы поговорим. Подожди меня. Пожалуйста.

— На меня тоже люди смотрели, когда ты свалила из бара, а я как дебил стоял и царапался в дверь женского туалета…

— Слышь, парень, обороты сбавь, — рядом со мной встал Стёпа. В ровном голосе его не было ни одного намека на то, что разговор может закончиться на дружественных нотах.

Илья мастерски сделал вид, что, вообще, не заметил появление моего друга и с силой тряхнул меня. Сохранять улыбку стало почти невозможным из-за внезапно подступивших слёз. Я понимала, что я была неправа в той ситуации, но всё равно было обидно за то, как парень сейчас себя со мной ведет.

— Ты села на мой мотоцикл, крошка. На мой! И уехать ты тоже должна была со мной. Села — дала.

— Илья… — начала я дрожащим голосом, пока Стёпа дипломатично, чтобы еще больше не перепугать посетителей, оттеснял меня в сторону за свою спину.

— Что здесь происходит? — еще недавно кричащий мою фамилию голос приобрел стальные нотки. — Майя? — взгляд Мирона Александровича нашёл мои глаза и сразу впился в Илью. — Выйдем.

Не вопрос. Мирон Александровича просто взял распушившего павлиний хвост Илью за шкирку и поволок в сторону выхода из кафе.

— Слышь, чудила! — взбрыкнул было парень, но резкий и почти незаметный удар под дых слишком быстро погасил его борзое пламя.

— Мальчика укачало, — с невинной улыбочкой обратился босс к посетителям и вывел Илью из кафе, а затем и куда-то в сторону. Похоже, за угол.

— Боже! — выдохнула я. Ноги и руки похолодели. — Стёпа…

— Не паникуй. Я ему тоже сейчас наваляю.

— Даже не вздумай! — остановила я своего боевого друга и всучила ему папки с меню. — Обслужи пока столик. Я сейчас.

Выскочив из кафе на улицу, сразу повернула за угол, где обнаружила Илью и Мирона Александровича. Они еще не дрались, но до размахивания кулаками было не так уж далеко. Хорошо, что дело еще не дошло до кровопролития, иначе я бы уже, не сказав ни слова, впечталась лицом в асфальт.

— Села — дала? — вклинилась я между Ильёй и Мироном Александровичем, с силой оттеснив второго. — То есть вот за кого ты меня принял с самого начала? За давалку, которая даст только за то, что ты ее на мотоцикле прокатил?

— Я — байкер, крошка. Ты сама должна понимать, как это работает, — обратился ко мне парень как к ничтожеству.

Если до этой минуты я еще чувствовала перед Ильей вину за то, что тогда трусливо убежала через окно туалета и заблокировала его номер, то теперь внутри меня кипела адская смесь из гнева и обиды. Звонкая пощечина заполнила узкий проулок.

— Ты — клоун, купивший за деньги родителей двухколесную перделку, но никакой не байкер, — знаю, что говорила словами одного из мужчин в том баре, но они и сейчас пришлись к месту. — И, видимо, без мотоцикла и дурацкого правила тебе никто не даёт и не даст. Еще раз увижу тебя рядом с собой, заявлю в полицию о домогательствах. Свидетелей полно.

— Пошла ты, — нарочито лениво фыркнул Илья и, оттолкнувшись от стены, зашагал прочь, не забыв задеть меня напоследок плечом. — Связался, блин, с целкой…

Мирон Александрович дернулся в сторону парня, очевидно, чтобы закончить начатое, но я встала на его пути, из-за чего мужчина врезался в меня и тут же в извиняющемся жесте погладил меня по плечам.

— Не трогайте его. Вдруг он вам что-то сделает, — опустила я стыдливо голову.

— Нашла о ком переживать, — хмыкнул Мирон Александрович. Мотоцикл за углом взревел и сорвался с места. — Пойдём в кафе. Холодно.

— Я ещё минуту побуду здесь, Мирон Александрович. Успокоюсь.

— Хорошо, — теплые руки плавно исчезли с моих плеч. Стало холодно.

Босс ушел в кафе, оставив меня одну. Обессиленно прислонилась спиной к стене и с каким-то беспомощным всхлипом выпустила воздух из легких. Дура, блин! Вот тебе и плохой парень во всей своей кожаной «красе».

Дверь кафе за углом открылась со звоном колокольчика. Ко мне снова шёл Мирон Александрович, но в этот раз со своим пальто в руке. Торопливо отерла щеки от слёз, прочистила горло и натянула улыбку.

— Спасибо, но не нужно было, — поблагодарила я мужчину, когда он укутал меня в свое пальто.

— Можешь на сегодня закончить работу. С Тимкой я попрошу посидеть Матвея, — из-под нахмуренных бровей на меня был обращен сочувствующий взгляд.

— Нет. К Тимке я сегодня пойду. Соскучилась по нему за выходные. Да и хочется увидеть хоть одного человечка, который мне искренно рад и по-настоящему улыбается.

— Могу отвезти тебя прямо сейчас.

— Рано ещё. Там, наверняка, ваша мама только в самом разгаре воспитательного процесса.

— Тогда хватит слёз, Май, — улыбнулся мне мужчина глазами и, подняв руку, внезапно прихватил пальцами мой нос. — Фу, сопли! — отер он нарочито пальцы о брюки.

— Эй! — вскрикнула я возмущенно и прикрыла нос ладонью, хотя хотелось рассмеяться от этой внезапной демонической игривости.

— Это я тебе ещё Демоню не припомнил, — сузил он угрожающе глаза, но вспышки искр в пасмурной серости говорили о том, что игривость его никуда не делась.

— Странно, что вы до сих пор об этом помните.

— Отчего же странно?

— В вашем возрасте память разве уже не начала подводить? — хитро улыбнулась я.

— Уральцева! — рыкнул мужчина уже моей забегающей в кафе спине.

— Кто мой самый сладкий, самый сдобный, самый вкусный пирожочек? — тискала я Тимку, лёжа с ним на полу на его мягком коврике для игр. Малыш бормотал что-то на своём, но мне было достаточно уже одной только его улыбки, чтобы понимать, что ему нравится всё, что я говорю и делаю. — Правильно, Тима, выдёргивай Майке волосы. Волосы — не зубы, вырастут новые, да?

— Па-па-па, — напевал малыш себе под нос, то и дело норовя запихать мои волосы себе в ротик.

— Папа уже совсем скоро приедет. Немного осталось. А я вот прямо сейчас кое-кого защекочу-щекочу-щекочу! — кончиками своих волос пощекотала Тимку по шее и подхватила маленький звенящий колокольчик на руки. — Ух! Так бы и съела всего целиком! Ам-ам-ам! Ммм, вкусняшка! — уткнулась носом в мягкий животик, чем лишь сильнее насмешила ребенка и почувствовала, как мне от души наслюнявили лоб. Опять эти ваши сногсшибательные поцелуи, молодой человек! Балуете вы меня, балуете! Вот заберу тебя к себе домой, чтобы не расставаться, да? Будешь со мной жить, мороженое и пирожное трескать. Я — мороженое, а ты — пирожное.

— Можешь остаться с ночевкой, — раздался сверху голос, из-за чего я едва не выронила Тимку из рук.

— Мирон Александрович! — выдохнула я, чувствуя, как в груди барабанило напуганное сердечко. — Вы постоянно нас так пугаете!

— Я не виноват в том, что ты так увлекаешься, играя с моим сыном, — повел широкой бровью мужчина и расстегнул верхние пуговицы рубашки. — Кстати, насчет ночевки у меня я не врал. Можешь остаться. Завтра всё равно с утра на дачу ехать.

— И почему вы не сказали, что я вам ненастоящая невеста? — вздохнула я устало.

— К слову не пришлось.

— Вам к слову не пришлось, а мне теперь все выходные придётся называть вас «любимым». Тяжело, — изрекла я пафосно и, встав с коврика, передала Тимку в папины надежные руки.

— Можешь придумать для меня другое название.

— Есть у меня одно на примете, — хитро поиграла я бровками.

— Даже не думай, — перед моим носом сразу оказался угрожающий указательный палец.

— Ничего не могу обещать, Мирон Александрович. Вдруг природа и чистый воздух опьянят меня, и не смогу контролировать свой речевой аппарат.

— Значит, всё время, что будешь на природе, будешь сосать Тимкину соску. Она как раз без надобности за креслом валяется.

— Ваша щедрость и стремление прийти на выручку на знают границ, Мирон Александрович, — иронично подметила я. — Ладно, пойду я. Завтра во сколько вас ждать?

— Часам к десяти подъедем. Возьми с собой кое-какую одежду сменную. Скорее всего, на даче придется жить до утра понедельника.

— А не хило ваш братец день рождения отмечает! — присвистнула я, идя в прихожую, из которой спросила. — А что ему подарит наша ненастоящая ячейка общества?

— Деньги. Пусть сам решает, на что их тратить, — пришли следом за мной мужички, один из которых был на руках у другого.

— И по сколько скидываемся?

— Не смеши, — поморщился Мирон Александрович. — Я уже перевел ему.

— Какой скучный, — закатила я глаза. — Тогда мы с Тимкой завтра по пути на дачу открытку хоть ему нарисуем. Да? — подмигнула малышу. Вставила ноги в сапожки, застегнула пальто и завязала пояс. Выпрямившись, потянулась к Тимке. — Иди, поцелую!

Мирон Александрович сделал шаг ко мне, чтобы его сын оказался ко мне поближе и терпеливо переждал все наши утипути.

— Кстати, Мирон Александрович, месяц почти прошёл. Вы нашли настоящую няню?

— Я… кхм… — тут же стал мужчина серьёзным и сосредоточил свое внимание на углу за моей спиной. — Нет… пока нет. Ничего подходящего.

— Ну, вы только заранее мне скажите, когда найдете. Просто я уже присмотрела другую подработку вместо этой. В супермакет недалеко от дома, где я живу, требуются продавцы на вечернюю смену. Вроде, круглосуточный магазин намечается.

— Тебе не нравится быть няней? — будто бы с обидой спросил мужчина. Будто я его нянчила всё это время и вдруг решила бросить.

— Нравится. Просто вы же сами говорили, что вам нужен более квалифицированный человек, и еще эти ваши требования, которым он должен соответствовать…

— Я сам знаю, кто мне нужен, Уральцева. Не волнуйся.

— Ну ладно, — повела я безразлично плечами. — Тогда до завтра.

Выбраться из квартиры на цыпочках и совершенно беззвучно оказалось невозможным. Миссия провалилась, когда я зашуршала пакетом с пакетами, чтобы было во что завернуть кроссовки, и в этот момент хмурая и обозленная Настя вышла из своей комнаты.

— Девять утра. Выходной. Ты издеваешься? — ворчал на меня одеяльный сверток, покой которого нарушил один маленький пакетик и его скромный шур-шур.

— Я не издеваюсь, а собираюсь на дачу. Работа берет меня на дом на все выходные.

Раз уж подруга проснулась, то я могу бесстрашно и не заморачиваясь о звуках, которые издаю, закончить сборы. Немного косметики, гигиенические принадлежности, белье и одежда. Я готова. Под ненавидящим меня Настиным взглядом глянула на экран телефона, где высветилось одно короткое смс от Демони:

«Через пару минут подъедем. Выходи»

— Так, всё, — закинула я телефон в карман дутой куртки и надела ее. Следом ботинки и шапку, рюкзак на плечо. — Я ушла.

— Ничего не забыла?

— Заботишься обо мне? — хитро улыбнулась я подруге, но на всякий случай похлопала по своим карманам.

— Просто не хочу, чтобы ты возвращалась раньше утра понедельника. Я выспаться хочу эти дни.

— А надо по клубам меньше ходить. И подруге своей врать не надо. Я же вижу по тебе, что у тебя новый парень появился. Кто он?

— Я тебя попозже с ним познакомлю, — гнев Насти мгновенно сменился на милое смущение влюбленной девчонки. — Иди уже.

— Ладно, подруга. Не балуйся тут без меня и куда попало не писай.

— Коза! — шлепнула она меня шутливо по лбу и, послав напоследок воздушный поцелуй, практически вытолкнула из нашей квартиры.

Махнув ей рукой, я пулей спустилась вниз, выскочила на улицу в объятия морозного октябрьского утра и сразу наткнулась на машину Мирона Александровича и его самого нервно барабанящего пальцами по рулю.

Скептически повела бровью. И чем он не доволен на этот раз? Тем, что я не ждала его у подъезда как дворняга?

Боже… мы еще и слова друг другу не сказали, а я уже чувствую, что мы поругались.

— Доброе утро! — села я на заднее сиденье рядом с Тимкой и сразу стало легче, когда хоть один позитивный человечек мне улыбнулся и потянул ко мне свои ручки. — Я тоже скучала, мой хороший, но на ручки я тебя сейчас взять не смогу. Потерпишь до дачи? А сейчас… — пошарила я в рюкзаке. — Смотри, что у меня есть. Отткрытка! Будем дяде Моте открытку делать. Мне нужна только твоя ладонь и маленькие пальчики.

— Ты на самом деле собралась делать открытку своими руками? — глянул на меня через плечо Мирон Александрович, который слишком очевидно источал скептицизм.

— Я ее уже почти сделала. Осталось только заверить всё Тимкиной печатью в форме его маленькой ладони и всё. Шикарный подарок дяде от племянника готов.

— Ясно, — скучающе вздохнул Демоня, а затем, заведя двигатель, бросил. — Пристегнись.

Через двадцать минут по только-только просыпающимся улицам мы выехали за черту города. Тимкина открытка была почти готова. Приходилось действовать быстро, чтобы малыш не успел ничего попробовать на вкус или измазаться в краске.

— Вот так. Молодец! — лепетала я восхищенно. — А теперь давай эту накрашенную краской ладонь прижмем еще и к папиному лбу? Ему понравится. Да?

— А потом я из кое-кого сделаю Аватара, — тут же последовало почти даже угрожающее с водительского кресла. Он даже не обернулся, чтобы побурчать на меня!

— Долго нам еще ехать? — спросила я, когда Тимкина ладонь была мной очищена от краски.

— Еще километров тридцать, — короткий сухой ответ.

— Хорошо, — выдохнула я, чувствуя, как волнение от предстоящей встречи с «будущими родственниками» начало отзываться мелкой дрожью в кончиках пальцев. Меня будто бы и в самом деле заботило, понравлюсь ли я им и сочтут ли они меня достойной Демоне парой. — Если что, то можете бросить меня в одну кучу с детьми и куртками. Мне будет нормально.

— Ты боишься? — в этот раз Демоня соизволил на меня посмотреть. Правда недолго, но достаточно пристально и почти даже с интересом.

— Ну, мало ли… — опустила я взгляд, теребя в руках салфетку со следами краски. — Вдруг ваши родственники решат, что я вас недостойна. И начнутся все эти Монтекки и Капулетти…

— Я лишь однажды прислушался к мнению семьи касаемо вопроса моей личной жизни и до сих пор об этом жалею, — произнес Мирон Александрович серьёзно. — Так что можешь не волноваться. Относительно моей личной жизни меня волнует только моё мнение.

— Успокоили, — закатила я иронично глаза.

— Приехали, — сказал минут через двадцать Мирон Александрович, когда машина свернула к двору, для въезда в который уже начали отъезжать ворота.

Нас встретил шикарный двухэтажный дом из стекла и дерева. Трава у дома была слегка покрыта инеем и скрипела под колесами машины, а затем и под нашими ногами, когда мы ступили на незнакомую мне землю. Деревья во дворе напоминали яблони и черемуху, между ними затесались качели и небольшая детская площадка, которая тоже была выполнена из дерева. Хозяин этого дома и двора явно являлся фанатом всего натурального и, как раз, выходил из дома на широкое крыльцо, спешно накидывая на плечи куртку, и, собирая растрепанные волосы в пучок.

— Только проснулся, что ли? — спросил Демоня, отстегивающий Тимку от детского автокресла.

— Ты же знаешь, что утро придумали для борьбы со мной. Проснулся только из-за матушкиного звонка. Ну, привет, родственнички! — распахнул Матвей вдруг свои объятия и первыми обнял Демоня и Тимку, который был у него на руках.

Я же тактично отошла в сторону, решив, что семейные обнимашки меня на касаются, так как я официально в состав семьи Самойловых не вхожу.

— С днем рождения, братишка! — тепло улыбнулся Мирон Александрович и похлопал младшего брата по спине, пока я стояла в стороне, разглаживая уголки открытки от Тимки.

— Спасибо, брат! — довольным медведем Матвей снова сгреб Демоню в свои объятия и отпустил, чтобы переключиться на меня.

Я даже рта открыть не успела, как оказалась практически оторвана от земли и вжата в чужую мужскую грудь носом, откуда с трудом смогла пикнуть «с днем рождения» и вытянуть открытку, которую он едва не помял.

— Что это? — словно ребенок, увидевший Деда Мороза, Матвей потерял ко мне интерес и сосредоточил всё внимание на открытке в его руке. Открыл и улыбнулся ещё шире. — Мотя-Мотя?! — рассмеялся он, а мне стало сразу легче. Не зря я вчера вечером после возвращения от Тимки нашла в интернете бегемота из «Мадагаскара», немного подфотошопила его имя и распечатала с ним открытку. — И лапка Тимкина! — продолжал ликовать Матвей и снова сгреб меня в объятия, из которых в этот раз меня почти тактично вытянул за руку Мирон Александрович. — Наконец-то настоящий подарок, который руками можно потрогать можно! А не просто бабло на счёт. Спасибо, Майя! Тимка, по-любому, твоя идея?

— Конечно, — согласилась я, расслабленно улыбнувшись.

— Ты в дом-то нас впустишь или так и будем во дворе мяться? — насыпал своего фирменного ворчания Демоня, из-за чего я и Матвей, кажется, синхронно закатили глаза.

— И зачем ты его с собой взяла? — подшутил Матвей над братом.

— Люблю его, — пожала я плечами и ехидно посмотрела на Демоню, который, казалось, стал еще более хмурым, когда наши взгляды встретились. — Вот и приходится везде таскать его с собой.

— Да, любовь зла, — понимающе закивал Матвей и повел нас в свой дом.

Внутри дом, казалось, выглядел гораздо больше, чем был снаружи. Но даже здесь все было из дерева: стены из круглого дерева без отделки будто светились теплом, плетеная мебель, большой круглый стол, столешница которого была словно срезом дерева. При желании можно было посчитать кольца. Стеклянный камин с большой черной вытяжкой в центре гостиной, по две стороны от которого стояли диваны, сразу завоевал всю мою любовь и симпатию. Только ради того, чтобы скоротать у его огня пару вечеров я готова стерпеть любых родственников Мирона Александровича. Впрочем, двух из них, Тимку и Матвея, мне точно терпеть не придется. Эти двое были симпатичны и понятны мне и, надеюсь, что это у нас было взаимно.

— Я раздену его, — забрала я из рук Демони и Тимку и ловко стянула с него верхнюю одежду.

Матвей в это время вытянул из-под журнального столика коробку с игрушками, а его брат ловко расстелил мягкий коврик, напоминающий медвежью шкуру.

— Всё для тебя, малой, — обвел Матвей широким жестом пространство вокруг. — О, а вот и родители подъехали! И старшенький со своими.

Если Моня и Мотя отнеслись спокойно к появлению своих родственников, то я почувствовала как мгновенно вспотели мои ладони и как сильно скрутило живот.

— Я встречу, — выскочил Матвей на улицу, а я пожалела, что не прикинулась больной еще вчера.

— Что с тобой, Май? Тебе плохо? — материализовался рядом Мирон Александрович и едва уловимо коснулся кончиками пальцев моей щеки, почти сразу одернув руку.

— Всё нормально, — улыбнулась я чуть нервно и растерянно. — Просто сейчас сюда ввалится толпа ваших родственников, из которых я знаю только вашу маму, которая совсем не питает ко мне симпатий. Надеюсь, хоть остальные ваши родственники умеют лучше маскировать отвращение и пренебрежение к моим годам и социальному положению.

— Не глупи, — нахмурился мужчина. — В нашей семье только мама любит мнить себя королевской персоной. Все остальные куда более приземленные и понятные.

— Надеюсь, — выдохнула я и сразу нацепила на лицо улыбку, так как в дом во главе с Матвеем ввалилась толпа людей. Улыбались и бурно разговаривали все, кроме злобной мамочки, которая, сканируя меня недовольным взглядом, медленно стянула с рук кожаные перчатки одну за другой. Она даже шляпку где-то откопала, будто она реально при королевском дворе сегодня проснулась.

— Здравствуйте, — улыбнулась я, пряча страх, когда на мне сфокусировались несколько пар глаз и наступила звенящая тишина.

— Мирон, ты не говорил, что твоя невеста такая красавица! — сказала вдруг миниатюрная женщина лет сорока, которая, похоже, была женой старшего брата.

Я и пикнуть ничего не успела, как эта женщина обняла меня за плечи и сразу отступила, протянув руку для пожатия.

— Я Света, жена Сан Саныча.

— А я тот самый Сан Саныч, — протянул мне тут же руку мужчина, вокруг серых глаз которого собрались лучики доброй улыбки. Стало понятно, что этот мужчина, который был очень похож на Демоню, его старший брат.

— А я Александр Викторович, отец твоего жениха и еще двух балбесов, — произнес мужчина с благородной и приятной сединой на висках.

— Пап, ты забыл сказать, что младший из них самый красивый и умный, — как бесенок тут же нашептал ему Матвей.

— Только в честь твоего дня рождения позволю себе немного лести в твой адрес, Мотя, — нашелся с ответом мужчина.

— Очень приятно познакомиться, а я Майя. Ну, вы, наверное, и так это знаете, — улыбнулась я облегченно, понимая, что если помимо Матвея есть еще два человека, настроенных позитивно в отношение меня, то эти дни будут меньше напоминать мне пытку.

— И нам приятно, дочка, — неожиданно для меня, и, совершенно точно, его жены, Александр Викторович мягко приобнял меня за плечи.

Робко обняла его в ответ и тут же отпустила, когда его поспешила оттеснить от меня гордая мама троих сыновей.

— Ну, а с моей супругой, Екатериной Михайловной, ты уже знакома.

— Разумеется, — с трудом подавила я вздох сожаления и пожала ее протянутую мне руку. Даже не руку — кончики пальцев, которых она позволила мне коснуться и сразу одернуть, потому что для нее не было ничего важнее, чем держать маленькую сумочку.

Но мне все равно стало гораздо лучше, когда я увидела их всех. Хотя бы стало понятно, что хуже Демони здесь только демоническая мамочка, а со всеми остальными вполне можно общаться и не заморачиваться с подбором слов, мимики и жестов.

— Ну, а я Матвей, — не упустил именинник возможность пошутить и снова меня обнять, чтобы из его объятий меня смеющуюся вновь вытянул Демоня.

Всё мужское население дома, кроме Тимки, исчезло на заднем дворе дома, занимаясь с мангалом. Женская половина осталась в кухне и пока рубила салаты. Работали, конечно, я и Света. Екатерина Михайловна нянчилась в просторной гостиной с внуком и, по-моему, пыталась сделать из него благородную девицу, судя по тому, как просила его держать спинку ровнее и не расставлять ноги слишком широко.

— Сделаем небольшое блюдце с зеленью? — спросила Света. Обращаться ко взрослой женщине, у которой сын на пару лет старше меня, на «ты» было трудно. — Просто помоем по пучку зеленого лука, петрушки и укропа. Мужики любят всё это просто так зажевывать с мясом.

— Ну, если любят… — повела я плечами и достала из забитого всем, чем можно, холодильника, необходимую зелень. — Может, редиски еще просто так положить? Тоже вкусно. Остренько.

— Точно! — ткнула в мою сторону ножом Света. — Мой просто обожает редиску.

— А мой кофе и ворчать, — иронично подметила я, а Света рассмеялась.

— Ну, это они все любят. Иногда все трое как соберутся у нас на кухне за одним столом, и начинается ворчание за жизнь. Ну, и на меня, что ничего крепче кофе выпить на даю, — хитро подмигнула она.

— Правильно. Нечего им.

— Маша! — послышался голос демонической мамы из гостиной. Непонимающе переглянулись со Светой. — Маша, подойди! Сколько я могу тебя звать?

— Что за Маша? — спросила я у Светы шепотом и та тоже непонимающе пожала плечами, и слегка растеряно вместе со мной посмотрела в сторону гостиной.

— Ну, неужели меня не слышно? — ворчливый голос и топот женщины оказался совсем близко и вскоре Екатерина Михайловна очутилась в кухонной зоне с Тимкой на руках, чтобы сходу наехать на меня. — Маша, где бутылочка Тимура?

Маша? Ей бусами шею перетянуло?

— Она Майя, мама, — тактично поправила ее Света, но что демоническая мама лишь слегка закатила глаза, типа, «да какая разница?».

— А бутылочка, смесь и всё остальное для Тимура находятся в сумке для мамочек. Голубая такая. В гостиной в кресле, — у меня почти даже улыбнуться получилось.

— Хорошо, — пафосно дернула бровями женщина и, развернувшись, потопала обратно в гостиную, разговаривая с самой собой, но так, чтобы слышали все. — Надеюсь, твоя мачеха ничего не забыла…

— Вообще-то, сумку собирал ваш сын, а не я, — не удержавшись выкрикнула я.

От ее высокомерия и неприязни в отношение меня, хотелось побить ее огурцом, а сверху нашлепать пучками зелени, которые я как раз тщательно намыла.

— Не принимай на свой счёт, — мягко пожала Света моё плечо и тепло улыбнулась. — Она долго и тяжело привыкает к новым людям. Я двоих родила прежде, чем она поверила, что у меня с ее сыном всё серьёзно.

— Двоих? — посмотрела я на несуществующие часы на своем запястье. — Ну, сегодня я уже не успею.

— Не переживай, — рассмеялась Света и просто свела меня ароматом теплого салата с баклажанами. — С возрастом она стала более мягкой, так что двоих рожать не придется. Возможно, удастся отделаться одним.

— Ну, слава Богу! — иронично усмехнулась я. — Подожди-подожди! То есть сейчас Екатерина Михайловна реально душка?

— Ну, можно и так сказать.

— Я даже представить боюсь, что было лет двадцать назад.

— Лучше не надо, — сгримасничала Света. — Мне по началу казалось, что она воспринимает меня как чуму, что прокралась в их дом и решила забрать одного из сыновей. А ведь мы с Сашей сначала жили у его родителей. Целых два месяца.

— Два месяца с Екатериной Михайловной под одной крышей? — выпучилась я. — А покажи шрамы.

— Пхах! — рассмеялась Света. — Если бы… эта женщина знает, как кусать так, чтобы не осталось следов. Она, кстати, почти не улыбается. Мы с Сашей иногда называем ее Катя Бэкхем из-за этого. Но ты тоже к этому привыкнешь.

— И что, у нее прям совсем-совсем не было любимчиков среди невесток? — вопрос был с подковыркой. На самом деле мне хотелось узнать хоть что-нибудь про маму Тимура, но при этом не хотелось вдаваться в подробности трагедии, потому что я точно знала, что я расплачусь, когда опять подумаю о том, что малыш остался без мамы.

— Ну, почему же? — чуть нахмурилась Света. Эта тема для нее, похоже, тоже была болезненной. — Была одна. Алина, жена Мирона. Он тебе, наверное, рассказывал уже?

— Вообще-то, нет. Мирон никогда не упоминал никого из своих бывших.

— Ну, конечно, — мягко, но как-то натянуто улыбнулась Света и спрятала глаза, уткнувшись в нарезку овощей.

И зачем я только полезла на эту территорию? Понятно же, что никто не хочет вспоминать те черные дни, когда произошла трагедия.

— Девчоночки! — бодрый голос Матвея разогнал тяжелую тишину. — Угли готовы. Где мясо?

— Сейчас, — спохватилась я и достала из холодильника большой таз с маринованным мясом.

— Красота! — втянул Матвей носом запах маринада. — Хоть сырым жри.

— Вы и так жарите мясо на мангале так, что в итоге мы его сырым и едим, — поучающе возмутилась Света.

— Сегодня шашлык на бате.

— Тогда хорошо. Я, наконец-то, тоже поем шашлыка, — облегченно выдохнула Света и отерла руки полотенцем. — Пойдем, Майя, тоже на улицу. Подышим немного, да стол в беседке потихоньку накроем.

— Пойдем, — согласилась я и тоже пошла вслед за остальными на задний двор, где дымил мангал, рядом с которым что-то неспешно обсуждали Демоня, его отец и старший брат.

И снова оказалось непривычным видеть его в неформальной обстановке. В джинсах, толстовке и кроссовках, не загруженный мыслями, из-за которых у него между бровей образовывался глубокий залом, Мирон Александрович выглядел лет на пять моложе, чем он есть на самом деле.

— Говори, что скучал! — сходу обняла Света своего мужа и ласково прижалась к его боку, когда он приобнял ее за плечи и притянул к себе ближе.

— Конечно, скучал. Целый час мне никто не выедал плешь.

Обняв себя за плечи, я тихо улыбнулась и глянула на Демоню, который тоже мазнул по мне слегка прищуренным от яркого утреннего солнца и дыма взглядом.

— Как там Тимка? — спросил он.

— С бабулей тусит. Бусы ей слюнявит… надеюсь… — добавила я тихо.

— А вы чего тут встали все, надзиратели? — нарочито возмутился Александр Викторович. — Идите и не мешайте мне.

— Дай помогу, бать! Мой же день рождения.

— Возьмите мяч и гоняйте его в стороне. Не лезьте к шашлыку. Всё равно не умеете.

— Мяч? Серьёзно? — пискляво протянул Матвей. — Ты в курсе, что твоему младшенькому уже тридцать?

— И что? Мой младшенький мяч не поднимет? Остарел?

— Чур, рубимся в футбол! — сразу включился Матвей, снимая парку с плеч. — Старшенькие в моей команде. Моня, бери Майю, а потом приходите играть в футбол, — ускакал именинник вприпрыжку, набивая рукой мяч о землю.

— Ну, старичок, давай! — бойко кричал Матвей Сан Санычу. — Забей уже хоть один гол!

Как ни старался Сан Саныч, а он не старался вообще, гол он так и не забил. Все силы были потрачены на смех и на то, чтобы бежать с женой за ручку к импровизированным воротам в виде яблони, сбросившей листья.

— Не, я так не играю, — махнул на нас рукой Матвей. — Эти сиамы вообще не разлепляются, — указал она на Свету с ее мужем. — А эти друг друга шугаются, — показал он уже на нас с Демоней. — Так! Давайте так: я беру к себе девчонок, а вы, пацаны, играете против нас.

— Так и скажи, что ищешь средство, чтобы оправдать свой проигрыш, — подколол его Демоня.

От возмущения мои брови затерялись в волосах. Я даже отошла от Демони подальше и встала рядом с Матвеем.

— То есть, любимый, — специально выделила я его прозвище для прикрытия. — Ты хочешь сказать, что женщины не способны играть в футбол и выиграть у мужчин?

— Нифига себе заявочки! — встала рядом со мной Света и сложила руки на груди. — Сделаем их? — обратилась она уже ко мне.

— А я тогда судьёй, пожалуй, побуду, — самоустранился Матвей.

— А что ты сразу заднюю врубил? — усмехнулся Сан Саныч.

— Не смею мешать влюбленным ломать друг другу ноги, — поднял тот руки ладонями вверх, а затем свистнул, вставив пальцы в рот. — Итак. Внимание-внимание! Прямо сейчас начнется легендарный матч, исходом которого мужики всё равно сегодня будут спать на полу, даже если поддадутся и проиграют. Начнем!

И снова оглушающий свист Матвея, от которого у меня на мгновение заложило уши.

Мяч оказался вкинут на центр импровизированной площадки и началась борьба. Ну, как борьба… В основном смех и дурачество со всех сторон.

— Держи его! — кричала мне Света.

— Не держи меня! — кричала я Демоне, который хватал меня за талию и смеющуюся закидывал к себе на плечо, едва моя нога касалась мяча. — Любимый, если ты не дашь мне пнуть мяч, то я начну пинать тебя, — угрожала я, цепляясь за задние карманы его джинсов.

— Любимая, если ты будешь и дальше тянуть мои джинсы вниз, то угодишь рукой в мой голый зад.

— Фу! — убрала я сразу руки и повисла на плече Демони мешком. Когда он пробегал мимо яблони, я вцепилась в ее ствол руками, из-за чего мужчина резко застопорился и выпустил меня из рук, при этом почти аккуратно поставив на землю. — Ай, нога! — вскрикнула я, скорчившись от боли. Обхватила пальцами рук лодыжку и оперлась спиной и ствол дерева.

— Что? Что такое, Май. Покажи, — всполошился Демоня, взгляд которого еще секунду назад был полон веселья, а сейчас излучал беспокойство.

— Тут, — скулила я.

— Тут? Где тут? Покажи, Май, я не понимаю, — боялся он коснуться моей ноги.

— Тут посиди пока, любимый, — рассмеялась я и побежала к мячу, который как раз остался без внимания, и ловко забила его в ворота в виде промежутка между двумя металлическими бочками. — Юху!

Повернулась к Мирону Александровичу и игриво ему подмигнула и даже сделала реверанс. В ответ Демоня лишь сел на задницу под деревом и, широко мне улыбаясь, покачал головой.

— Ты чего растекся-то там? — подначивал его Матвей. — Потрогал ножку любимой, теперь покурить надо? Подъём! Матч еще не окончен. Монька, угловой!

Демоня расслабленно поднялся с земли и, взяв мяч в руки, положил его на траву у своих ног. Яркое осеннее солнце уже начинало припекать макушки. Еще немного и я сниму толстовку, так как разгорячена была не только солнцем, но еще и игрой.

Хитро оглядев нас, Мирон Александрович сосредоточил основное внимание на мне, но мяч пнул Сан Санычу. Поняв его замысле, я первой пошла на оборону и задвинула Демоню себе за спину, ожидая, когда смеющаяся Света отвоюет мяч у своего мужа, которого то и дело пыталась отвлечь мимолетными поцелуями в лицо.

— Майя, лови! — вдруг крикнула и неожиданно бросила мне мяч руками.

— Эй! — тут же возмутился Матвей. — Кто играет в футбол руками?

— У нас тут уже хитробол, — нашлась Света с ответом. — Ты все проспал, судья!

За мячом мне пришлось прыгать и разворачиваться в прыжке, чтобы его поймать. В итоге, мяч мной так пойман и не был, зато я была поймана Демоней, который обхватил мою талию руками и крепко прижал к себе, чтобы я не упала и не перевалились через его голову.

Плавно спускаясь вниз, в тесном контакте с мужским торсом, остро улавливала запах эвкалипта.

— Ой, — выдохнула я смущенно, когда наши носы случайно соприкоснулись. Странный незнакомый мне трепет рассыпался мурашками по коже и не отпускал, даже когда мои ноги коснулись твердой земли.

— Не ушиблась? — тихо спросил Демоня, не спеша убирать руки с моей талии.

Впрочем, я тоже не торопилась отпускать его шею, за которой замком сцепила свои пальцы.

— Нет. Просто зубы клацнули в воздухе.

— Я слышал, — усмехнулся мужчина. — Ты мне там макушку не побрила, пока клацала?

— Крошечная плешь, — сузила я коварно глаза. — Вам идёт. Лучик солнца отражает…

— Эй, молодожены! — крикнул нам Сан Саныч. — Хорош смущать-то! Тут, вообще-то, есть люди, которые больше двадцати лет в браке.

Нехотя расцепила пальцы и вышла из мягкого кокона теплых рук. При этом усиленно старалась не смотреть в глаза Демоне, который пошёл следом за мной к мангалу.

— Первая партия шашлыка для дегустации готова. Налетайте, ребята, — сказал папа Демони.

— Ща, бать, я мяч приберу, — предупредил его Матвей.

Под уборкой мяча он подразумевал то, что он пнет его со всей имеющейся у него силой и угодит мячом прямо в соседний двор, где что-то с дребезгом разобьётся.

— Твою мать! — присел Матвей на корточки и схватился за голову, со страхом в глазах, глядя на забор, через который перелетел мяч. — Тюльпаныч меня убьёт!

— Это я сейчас кого-то убью! — выглянула из-за забора девушка, с волос и лица которой капала вода, а взгляд ее был полон воинственного настроя и желания убивать.

— Не нужно никого убивать, милая девушка, — тут же воспрял духом Матвей и выпрямился во весь рост, словно демонстративно расправив широкие плечи. Даже голос его стал более басовитым.

— Это ты попал в меня мячом? — тыльной стороной ладони девушка смахнула с лица прядь прилипших мокрых волос. Голос её, когда она не кричала, показался мне смутно знакомым. — Май, привет! — вдруг сказала она, дружественно глянув на меня и тут же вернула всё свое злобное внимание Матвею.

Мне пришлось приложить ладонь козырьком ко лбу, чтобы закрыться от слепящего солнца и увидеть лицо девушки, которая явно меня знает, более четко.

— Рита, ты? — удивилась я. — А ты чего тут делаешь?

— Да вот, — губы ее дрогнули в нервной улыбке, потому что всё это время она испепеляла злым взглядом Матвея. — Хотела компотика попить, но чей-то мяч меня опередил.

— А вы, типа, знакомы? — указал Матвей на меня и на Риту поочередно.

— А мы, типа, одногруппницы, — проворчала в ответ Рита. — Мяч свой забрать не хочешь, дядя? — поинтересовалась она, дразня Матвея.

— Если можно? — несколько растеряно ответил Матвей и, подойдя еще чуть ближе, вытянул руки вверх, чтобы принять мяч.

— Хорошей игры, — буркнула Рита и угодила Матвею мячом прямо в макушку, от которой тот отлетел обратно в наш двор. — Май, — уже с большим радушием обратилась ко мне одногруппница. — Зайдешь ко мне через часок? Компотика попьём. Ну, то, что от него осталось.

— Хорошо, — согласилась я.

— А может, ты к нам? — тут же нашёлся Матвей. — Тюльпаныч нам как родной.

— Мой дедушка — Степанович, а не Тюльпаныч, — гордо заявила Рита и, похоже, сошла с пьедестала, на котором стояла, чтобы вести с нами диалог через забор.

— Вот это да! — одними губами проговорил Матвей. — Майя, далеко не уходи, у меня есть к тебе парочка вопросов.

— Кому-то Купидон в сердце стрелой попадает, а Моте нужен был прямой удар в голову, — махнула рукой Света и пошла со своим мужем к мангалу, где на дегустацию шашлыка нас давно ждал Александр Викторович.

— Я посмотрю, как там Тимка, — шепнул мне Демоня, почти коснувшись уха и, получив мой одобрительный кивок, ушёл в дом.

Все остальные приступили к дегустации мяса, которое было еще горяченьким и очень ароматным. Александр Викторович тем временем начал нанизывать на шампуры следующую партию мяса.

— Говоришь, вы одногруппницы? — притерся рядом со мной Матвей, который то и дело поглядывал на забор, за которым скрылась Рита.

— Одногруппницы, — плавно кивнула я и тут же с хитрой улыбочкой спросила. — А что?

— Да так, ничего, — почти даже невинно мужчина захлопал глазками. — А Рита — это Маргарита?

— Угу.

— Ну, надо же! — усмехнулся Александр Викторович. — У Тюльпаныча внучка какая взрослая уже.

— А почему Тюльпаныч? — спросила я. — Рита сказала, что он Степанович.

— Степаныч, да. Он много лет держал цветочный магазин на окраине города, и поэтому со временем из Степаныча превратился в Тюльпаныча, — пояснил мужчина.

За моей спиной остановился вышедший из дома Демоня. Сразу отдала ему прибереженный для него кусочек шашлыка.

— Спасибо, — чуть приподнялся уголок его губ, когда он заглянул мне в глаза.

Пришлось снова отвернуться, чтобы спрятать дурацкую улыбочку. Взгляд мой невольно остановился на Сан Саныче и Свете, что прижималась спиной к мужу, который обнимал ее за талию, и довольная смаковала шашлык.

Немного подумав, и я решила сделать так же. Раз уж мы играем влюбленных, то нужно делать это максимально достоверно. Хорошо, что перед глазами был отличный пример того, как должны выглядеть влюбленные.

Но для начала пришлось немного набраться смелости, прикрыть глаза, произнести мысленно «ох, божечки!» и только после этого мягко прижаться к Мирону Александровичу спиной. Хорошо, что он так и продолжал стоять совсем рядом со мной и, кажется, окаменел, когда я его коснулась.

Через несколько секунд, когда я почти пожалела о сделанном, мужские руки ласково, почти невесомо обхватили мою талию и слегка сжали в объятиях.

— Замерзла? — спросил Демоня тихо, коснувшись дыханием кожу под ухом.

— Нет. Мне тепло, — слегка разомлела я в мужских руках. — Как Там Тимка?

— Играет с бабушкой, — и снова мурашки по коже.

Ну, нельзя так вкрадчиво говорить о бабушке!

— Ах ты, чёрт! — чертыхнулся Александр Викторович, из-за чего я резко оторвала голову от плеча Демони и в этот же момент произошла смена положений, когда Мирон Александрович мгновенно крутанулся со мной в руках и уткнул меня носом в свою грудь.

Но было уже поздно. Я успела увидеть кровь на пальцах Александра Викторовича, когда он порезался о шампур. И теперь, чувствуя запах эвкалипта и тепло мужской кожи, понимала, что проваливаюсь во тьму.

Запах эвкалипта не покинул меня ни на мгновение. Было хорошо, тепло и уютно, не считать того факта, что кто-то слишком настойчиво хотел оторвать мне руку или же пытался сделать «крапиву» как в детстве мальчишки.

Разомкнула глаза и обнаружила напротив себя демоническую маму, которая с легким пыхтением и неподдельным волнением в светлых глазах натирала мою руку.

— Так и думала, что попаду в Ад, — выдохнула я хрипло, чем привлекла внимание Екатерины Михайловны к своему лицу. Мягкая подушка под моей щекой дрогнула.

— Вижу, тебе уже лучше? — теплое дыхание Демони коснулось макушки.

Мягкой подушкой под моей щекой оказалась его грудь под тканью толстовки. Перед носом сразу мелькнула шоколадка с лесным орехом. Света подала мне стакан воды. У стеночки напротив стоял перепуганный и молчаливый Матвей, а рядом с ним Александр Викторович с рукой, заведенной за спину.

— Спасибо, — поблагодарила я Свету, высвободив свою руку из захвата демонической мамы. Неторопливо села и пригубила холодную воду, с наслаждением чувствуя, как она волной прокатилась по пищеводу и приятно взбодрила.

— Хватит пялиться, — сказал Мирон Александрович и скульптуры у стены напротив отмерли, начав не самый уверенные движения.

— Всё в порядке, дочка? — спросил меня папа Демони с большим беспокойством. Руку из-за спины не выводил.

— Всё хорошо, Александр Викторович, просто ваш шашлык вышел сногсшибательным, — улыбнулась я ему, стараясь разгрузить обстановку и получила натужные улыбки. Только сидящий рядом со мной Демоня казался мне относительно расслабленным, хоть и смотрел на меня с некоторым напряжением в серых глазах.

И его мать, конечно же.

— Так нельзя, Майя! С этим нужно что-то делать! Тут нужен специалист! А если тебя никто не поймает? А если ты в какой-то из дней ударишься обо что-то головой и погибнешь? А если все это случится при Тимуре? Если он всё это увидит?!… — казалось, еще немного и она тоже потеряет сознание.

— Я уже обращалась к психологу. И то, что вы видели, это уже прогресс. Раньше я вырубалась еще быстрее. Сейчас я успеваю немного проанализировать ситуацию, прежде чем упасть в обморок.

Я, конечно, слукавила. Не всегда я успеваю проанализировать ситуацию, но, к счастью, стала замечать, что сначала мне просто становится плохо, начинает тошнить и слабеют ноги и только потом у выключаюсь, а не так, как бывало раньше — кровь, щелчок и я в отключке.

— Я уже занялся этим вопросом, — заверил вдруг ее Мирон Александрович. Я резко повернула в его сторону голову и вопросительно заглянула в серые глаза. — Мы обсудим это с тобой, когда вернемся в город.

— Хорошо, любимый, — улыбнулась я натянуто и переключила внимание на его отца. — Александр Викторович, можете не прятать руку за спиной. Бинтов и пластырей я не боюсь.

— Перестраховался, — поджал он слегка виновато губы.

— Спасибо вам, — улыбнулась я ему тепло. — А где Тимка?

— Уснул, — ответила Екатерина Михайловна. — Время-то, обед уже.

— Мм, — только и смогла я протянуть, пока демоническая мама исчезала с поля моего зрения. Осушив стакан воды, откинулась на спинку дивана и обнаружила на себе взгляды всех людей, что были в комнате. Не смотрел только Демоня. К нему-то я и подбоченилась, снова положив голову на грудь и почти даже расслабленно выдохнула, когда он приобнял меня за плечи. аккуратно спрятала нос в сгибе его шеи и тихо-тихо выдохнула. — Сделайте что-нибудь.

— Пап, у тебя там шашлык не сгорит? — спросил он.

— Ох, ё! — спохватился мужчина и пулей выскочил из дома. Следом за ним поспешил и Матвей.

Света и Екатерина Михайловна ушли в кухонную зону, оставив нас с Демоней наедине у камина, который, к сожалению, еще никто не разжёг, ибо рано, да и тепло еще.

— Ещё что-нибудь для тебя сделать? — спросил Мирон Александрович, не спеша выпускать меня из своих объятий.

— Шоколадку, — ткнула я ею ему в нос. — Откроете? Мне нужно заесть стресс, пока все на меня как на прокаженную смотрят.

— Просто ты всех здорово напугала, — чтобы не размыкать своих объятий, Мирон Александрович открыл шоколадку зубами, прикусив уголок шуршащей упаковки. — Держи, — поднес он сладость к моим губам.

— Я не думала, что здесь намечается акт кровопускания, — взяла я шоколадку и щедро откусила побольше.

— Это случайность. Я тоже не был готов.

— Но поймали вы меня профессионально.

— Ты уже была в моих руках.

— Ну, да, — вздохнула я, снова и снова прокручивая в мыслях запах эвкалипта, с которым погружалась во тьму. — Пойду я в кухню. Может, помочь нужно?

— Хорошо, — мужская рука плавно исчезла с плеча, но, всё же, укутала напоследок меня в плед.

В кухне моя помощь не понадобилась никому. Меня тактично, но весьма настойчиво, выгнали на диван полежать и ничего не делать. Информация о том, что я чувствуя себя отлично, не послужила весомым доказательством и я все равно оказалось изгнана из кухни.

Сходила в комнату, где спал Тимка. Но через несколько минут поняла, что мое присутствие рядом с ним и мои постоянные касания к нему, делают его сон беспокойным.

Поскитавшись по дому и, не желая портить смеющуюся мужскую компанию своим дамским присутствием, а заодно, чтобы не смущать Александра Викторовича, который поспешил спрятать шампур, едва меня увидел, я решила сходить ненадолго к Рите. К счастью, идти было всего ничего, да и Матвей попросил сходить на разведку, чтобы я узнала, не нужна ли ей какая-нибудь помощь.

У Риты я задержалась дольше, чем планировала. Убираться в старом дачном домике оказалось куда увлекательнее, чем симулировать невесту. К счастью, Рита, узнав о том, почему я здесь, не стала задавать кучу ненужных вопросов. Лишь уточнила, кто из всех собравшихся мой молодой немолодой человек.

Рассказывать ей правду я не стала. Было бы очень глупо с моей стороны свистеть на каждом углу о фикции тогда, как сам Мирон Александрович не рассказал даже своим братьям о том, кто я есть для него на самом деле. Уж если и быть фиктивной невестой, то быт ею в глазах всех. Заодно не придется бояться, что кто-то сможет проболтаться.

На территорию Матвея я вернулась самым желанным гостем, ибо хозяин встретил меня лично и сопроводил за ручку за угол дома, чтобы начать тщательнейший допрос:

— Как там твоя одногруппница? Помощь какая-нибудь нужно? Ну, знаешь, так… по-соседски.

— Я ничего тебе не говорила, но у Риты там проблемы с электрикой и ей, скорее всего, сегодня будет не на чем спать. Потому что, когда мы передвигали старый диван, чтобы под ним помыть, у него там что-то внутри отвалилось, и теперь он проваливается.

— Молодец, агент Майя! — довольный услышанным Матвей пожал мне руку. — Сломать ради меня диван — это круто!

— Обращайся, — хохотнула я. — И ещё: тот компот, в который ты попал мячом, была последняя и единственная пища у Риты. Из-за того, что провода коротят, она боится что-либо включать в доме. Так что вот…

— А что ты ее к нам не позвала? Сидит там малая в темноте, голодная.

— Я звала, но она отказалась. И не в темноте она. В доме оказалось полно свечей, — поиграла я многозначительно бровками. — Так что думай, Матвей. Но я тебе ничего не говорила.

— Говорила? Ты? Мне? — осмотрел он меня с ног до головы, поморщившись. — Кто вы, девушка?

— Не борщи, — шутливо ткнула мужчину кулаком в плечо, и мы оба прекратили смеяться, когда к нам из-за угла выплыл Мирон Александрович с Тимкой на руках.

— Уже вернулась? — спросил он и строго посмотрел на меня и на своего брата.

— Добывала разведданные, — шепнула я заговорщицки и потянула руки к Тимке, который с радостью перекочевал ко мне. — Выспался, сладкий?

— Что за данные? — кажется, от тона, с которым был задан этот вопрос, я и Матвей, оба прижались спинами к стене и готовы были выложить вообще всё.

— Про Риту, — ответила я, пока Матвей искал глазами пути отступления. — Соседку Матвея.

— Соседку? — вопросительно выгнул бровь Демоня и теперь уде насмешливо посмотрел на Матвея. — Дурной пример заразителен?

— Это вы… ты, любимый, о чем сейчас? — сощурила я глаза, когда смысл его слов до меня дошёл.

— Да-да, и меня тоже бес в ребро, — закатил глаза Матвей.

— Это я-то дурная?! — пошла я тем временем в наступление на Демоню.

— Я сказал про пример, — попятился от меня Демоня, старательно пряча в серых глазах смешинки. — А всё остальное ты правильно поняла сама.

— То есть я, всё-таки, дурная, да? Сейчас я покажу кое-кому, кто здесь дурная или дурной. Мы с Тимкой покажем, да? — обратилась я к малышу и снова посмотрела на его отца. — Ну, всё, папочка Монечка, беги. Капец тебе!

Собрала Тимкины пальчики в крохотный кулачок и пошли мы в наступление на отступающего от нас спиной вперед Демоню.

— Май, — едва мог прятать улыбку босс.

— Получай! — мягко ткнула Тимкиным кулачком мужчине в плечо, на что тот очень плохо сыграл боль и страдания, но зато отлично рассмешил сына, отчего тот сам потянулся к папе кулачком. — Догоним папу? Догоним-догоним! — побежали мы по двору и не могли не смеяться, слыша заливистый Тимкин смех, который, словно согрел этот вечер, сделав его гораздо теплее и уютнее, чем он был всего пару минут назад.

— Шашлык готов! — крикнул Александр Викторович. — Пора накрывать стол и садиться!

— Идём, пап! — крикнул Мирон Александрович так, как если бы он был мальчишкой, гуляющим по двору до позднего вечера, а с балкона домой его звал отец. — Ну, всё, мир? — распахнул Демоня объятия.

— Мир! — возликовала я и показала Тимке, что пора обнять папу, а сама прижала щеку к мужскому плечу, пока Тимка обнимал своего папу за щеки и пытался укусить за нос.

Теплые надежные руки сгребли нас двоих и крепко прижали к широкой груди, в которой размерено билось большое сердце, что, на самом деле, было полно любви к сыну, пусть и внешне этот мужчина походил на холодный безэмоциональный камень.

Начало праздника за столом вышло несколько вялым и скомканным. Все собравшиеся были не особо словоохотливыми и, в основном, смотрели каждый в свою тарелку. Но затем открытое в самом начале шампанское и коньяк дали о себе знать, а над столом воцарил гул голосов и звон смеха.

Через пару часов мужики собрались в свою кучку, а женщины — в свою. Тимка, разумеется, достался нам. Мне.

Екатерина Михайловна охотно беседовала только со Светой, мне лишь доставались ни то, что обрывки некоторых фраз, а их ошметки. Я не была на нее в обиде, к счастью, демоническая мама с самого начала не скрывала своего ко мне отношения, так что ее игнорирование меня нисколько не испортило мне настроение. Может, меня бы это и задело, будь я настоящей невестой ее сыну, а так… Мне и с Тимкой было хорошо. Жалко было только Свету, которая всеми силами пыталась вести разговор так, чтобы в нем принимали участие все.

— Может, потанцуем? А, мужички? — бойко вопросила Света у другой стороны стола. — Не желаете ли пригласить своих дам на медленный танец-обниманец?

— Ты бы хоть приличия ради музыку включила уже после вопроса, а не до, — усмехнулся Сан Саныч, но покорно вышел из-за стола, утерев уголки губ салфеткой. — Идём, Светлячок, потанцуем.

— Ох, так неожиданно! — наигранно удивилась Света и рассмеялась, когда муж закружил ее в танце.

— А мы будем танцевать? — спросила я Тимку и, подхватив его на руки, тоже вышла на импровизированный танцпол. Сытый, довольный и пригретый моим теплом, малыш не капризничал и не сопротивлялся. Сжимая в кулачке прядь моих волос, он лишь с большим интересом разглядывал всё, до чего смог, наконец, дотянуться. Правда, трогать я ему разрешала не всё.

— Мне нужен твой кавалер, — остановил нас Матвей. — Нас ждут нормальные мужские танцы, — вытянул он руки к Тимке.

Неохотно, но я отдала малыша его дяде, а сама вернулась за стол, за которым всё ещё сидел Мирон Александрович. Поймав его взгляд, я лишь слегка улыбнулась, а затем уткнулась в свою тарелку и присосалась к стакану сока. Этот день вымотал. Хоть я практически ничего и не делала сегодня, но моральное давление, оказываемое обстановкой и почти незнакомыми мне людьми, оставило меня к концу вечера без сил и желания перебрасываться даже парой фраз.

— Потанцуем? — от глубокого тихого голоса, что был совсем рядом, я слегка вздрогнула.

Резко вскинула подбородок и увидела стоящего рядом Демоню, который раскрыл для меня ладонь, ожидая, когда я приму его предложение.

— Надеюсь, это будет не чечетка, — вздохнула я устало, но, всё же, натянула улыбку и, вложив пальцы в теплую слегка шершавую ладонь, вышла из-за стола. — Как мы это сделаем? — спросила я чуть растеряно, не знаю, каких мест Демони можно и нужно касаться во время танца.

— Очень просто, — произнес мужчина и мягко положил мои руки себе на плечи. Вопросительно выгнул брови и только получив мой едва заметный кивок, скользнул пальцами по моей спине и согрел ее ладонями.

— И правда, просто, — пришлось слегка прочистить горло и смотреть над плечом мужчины, чтобы не встречаться с ним взглядами.

— Устала? — чуть склонился Мирон Александрович к моему уху.

— С чего вы так решили? — спросила я шепотом и в этот раз даже не побоялась заглянуть в серые глаза, в которых можно было без труда прочитать, что сейчас он расслаблен и чувствует себя вполне комфортно.

— Ты почти ни с кем не разговариваешь последний час.

— Это потому что я много ем, — улыбнулась и я, наконец, тоже расслабившись.

Кто бы мог подумать, что в обществе Демони быть собой настоящей уютнее всего?

— Я заметил, — усмехнулся мужчина.

— Эй! — слабо ткнула его кулаком в плечо и вернула руки на место, в этот раз переплетя свои пальцы за его шеей. — А я тоже кое-что заметила, — хитро сощурила я глаза.

— Да? И что же это?

— Вы меняете цветы в той вазе три раза в неделю.

— В какой вазе? — слегка нахмурился Демоня.

— В той, что у вас в квартире. Помните, вы подарили мне цветы? Так вот, я заметила, что в той же вазе три раза в неделю меняются букеты… Или, погодите! Это ваша мама, наверное, их меняет?! Точно.

— Их меняю я.

— Зачем?

— Без них теперь кажется, что чего-то не хватает в квартире.

— А вы, оказывается, романтик, Мирон Александрович, — шепнула я, широко улыбнувшись. — Даже вас цветы умиляют.

— Нет. Просто в доме вполне хватает одного сухаря — меня. Сухие цветы — это уже перебор.

— Хорошо, что наши мысли совпадают, — прикусила я нижнюю губу, пряча лукавую улыбочку.

— Как я понимаю, ты сейчас про сухаря? — блеснули его глаза скрытым задорным огоньком.

— Угу, — не стала я скрывать и взвизгнула, когда мои ноги оторвались от пола, а я оказалась закружена в танце и тесно прижата к мужскому торсу, чувствуя каждой клеточкой его тепло и игру мышц под кожей. Спускаясь вниз, обратно ногами на пол, случайно задела его нос своим и задохнулась смущением, на зная, как замаскировать приливший к щекам и шее жар. Наверняка, я краснее вишни сейчас.

— Ты покраснела, — не оставил это незамеченным Демоня. — Что-то не так?

— Вы вскружили мне голову, — привычно перевела я всё в шутку.

— Отвечаю взаимностью, — прямой мужской взгляд оказалось не так-то просто выдержать.

— Я вас для этого не подняла бы.

— Ты себя недооцениваешь, Май.

Чтобы не смотреть Мирону Александровичу в глаза и не испытывать странный трепет в груди и дрожь в кончиках пальцев оттого, как он смотрел на меня, я прислонила голову к его плечу и облегченно выдохнув, прикрыла глаза, когда почувствовала, что мужчина не обиделся на это, а лишь прижался щекой к моей макушке и слегка сместил ладони на спине, словно желая сильнее обнять.

— Ещё раз с днем рождения, сынок, — родители торжественно обняли напоследок Мотю и сели в такси.

Кажется, в момент, когда хлопнула дверца и машина тронулась с места, Майя облегченно выдохнула. И я был с ней солидарен. Ни то, чтобы мне не нравилось присутствие родителей на празднике, просто мне еще никогда раньше не приходилось на протяжение всего дня следить за поведением собственной матери, чтобы та не болтнула чего лишнего Майе. К счастью, сегодня мама вела себя хорошо и даже почти не довела меня до скрежета зубов своими советами и мудростью относительно личной жизни. Впрочем, и симпатии к Майе она так и не выразила, продолжая сохранять дистанцию и выстраивать ледяную крепость между свекровью и потенциальной невесткой.

— Ну, всё, — довольно потёр Матвей ладони. — Родаки свинтили, можно сидеть за столом как взрослые. Моня, ты главный аналитик. Будешь следить, а налито ли у именинника. Идём в дом, а то что-то холодно уже, — при этих словах он резко глянул на соседский домик, из трубы которого валил дым и чему-то улыбнулся, подмигнув при этом Майе, которая понимающе улыбнулась ему в ответ.

Эти двое определенно что-то задумали. Я понимал, что это связано с внучкой Тюльпаныча, но всё равно в груди неприятно царапнуло.

— Мирон Ал… кхм… Мирон, — чуть растерялась Майя, обращаясь ко мне. — Тимка, кажется, совсем устал. Вон, глазки уже асинхронно моргают. Наверное, пора его искупать и спать уложить.

Глянул на сына в её руках и понял, что он едва держит глазки открытыми. Только игра с волосами Майи хоть сколько-нибудь не дает ему уснуть.

— Вот я дебил! — взялся Матвей за голову и открыл для всех нас дверь в дом. — Я же не показал тебе, Майя, вашу комнату. Пять сек. Идём за мной. У вас самая козырная комната с личной ванной и уточками.

Комната эта была на втором этаже. Я уже был с ней знаком, поэтому для меня не было сюрпризом, что в ней для сна была лишь одна большая кровать для меня и специально прикупленная мной в этот дом и эту комнату кроватка для сына. А вот Майя растерялась и настороженно глянула на меня, поняв, что серьёзно влипла.

— В общем, жду вас внизу через двадцать минут. Там еще куча всего, что нужно доесть и особенно допить.

— Хорошо, — согласился и закрыл дверь в комнату, наконец, заглушив болтовню гиперактивного братца.

— Мирон Александрович! — тут же с шипением накинулась на меня Уральцева. В широко распахнутых зеленых глазах сверкала паника. — Здесь одна кровать!

— Да, — констатировал я очевидное. — А тебе сколько для сна нужно?

— Мирон Александрович! — еще более возмущенно воскликнула Майя, отчего я с трудом подавил усмешку. — Мы не можем с вами спать в одной кровати!

— Ну… — протянул я задумчиво и стал помогать ей раздевать Тимку. — Один раз у нас уже получилось.

— Тогда был форс-мажор! — сотрясала девушка воздух. — Я и тогда не планировала спать с вами в одной постели. Просто так получилось.

— И? Между нами ведь ничего не было. Или было пока я невинно спал? — дразнил я ее.

— Мирон Александрович! — еще немного и она меня точно поколотит, причем своими выпавшими от возмущения глазами.

— Шучу, — успокоил я ее и взял Тимку в руки. — Что-нибудь придумаю. Постелю себе на полу, в конце концов.

— Ладно, — устало согласилась Майя и потянула ко мне руки. — Отдайте мне ребенка. Я его искупаю, а вы пока приготовьте смесь. Сумка на диване в гостиной. Её, кстати, тоже потом сюда принесите. И мой рюкзак тоже. Я тоже хочу помыться и переодеться. Вся дымом пропахла.

— Ещё что-нибудь? — спросил я иронично.

— Да, — строгий взгляд зеленых глаз впился в моё лицо. В нос мне была практически всунута резинка для волос. — Соберите мне волосы в хвост. У меня руки заняты, — по-царски потребовала Майя и повернулась ко мне спиной.

Уверен, она вполне могла бы справится с этим сама, но, похоже, природную вредность заглушить она не в силах.

— Ты думаешь, я умею это делать? — спросил я, надев резинку на свое запястье.

— Умейте, — хмыкнула равнодушно заноза и продолжила улюлюкать с Тимкой.

Встал поближе к ее спине, аккуратно собрал мягкие волосы в пучок, стараясь ничего не вырвать. Касаясь пальцами тонкой шеи, собрал оставшиеся тонкие волоски. От Майи в самом деле пахло дымом, но тот запах, чтоб был свойственен только ей, не смог перебить даже он. Чуть сладкий, свежий запах щекотал нос. Шумно сглотнул и с силой моргнул, чтобы отвиснуть и вспомнить, что я здесь, вообще, делаю.

Неуклюже, коряво и в целом ужасно, но резинка оказалась намотана на каштановые волосы и даже никуда съехала, когда я ее отпустил.

— Спасибо, — удивленно приподняла Майя бровь. — А я думала, что вы хорошенько отыграетесь и повыдираете мне парочку пучков.

— С трудом удержался, — сыронизировал я.

— Сумку и рюкзак не забудьте, — махнула хвостом юная командирша и скрылась в ванной комнате.

За рюкзаком и сумками я принес еще и теплую смесь для Тимки, и оказался почти сразу выгнан из комнаты, ибо моё присутствие отвлекало сына от процедуры подготовки ко сну — так сказала Майя, которая всё ещё продолжала на меня злиться за то, что нам предстояла ночь в одной комнате.

Маленький фыркающий котенок, который думает, что ведет опасную охоту и жестоко расправляется со своей жертвой, но, на самом деле, вызывает лишь умиление и желание почесать за ушком…

Внизу скучать не пришлось: Мотя и Сан Саныч уже ждали меня в компании коньяка, шашлыка и житейской болтовни.

Примерно через час к нам спустилась Света в хлопковой пижаме, волосы которой были завернуты в полотенце, очевидно, после душа. А следом за ней, буквально через пару минут, спустилась и Майя, заставив меня напрочь забыть, что мы не одни в этом доме.

Влажные после душа волосы и румянец на щеках были лишь десятой частью моего внутреннего замыкания. Остальные девяносто процентов пришлись на шелковый халат цвета бледного золота. Майя словно была облита золотом до самых пят. При каждом шаге вниз по лестнице из запа́ха выглядывала её ножка и, подразнив красивым коленом, снова пряталась в золотой реке.

— Ты, прям, как в царской мантии, Майя, — хохотнул Матвей.

— Спасибо, — смущенно улыбнулась девушка и огладила ткань на узкой талии, подчеркнутой поясом. — Это мой любимый халат.

— Обалдеть! Никогда бы не подумала, что шелковый халат до пола так красиво смотрится! — едва ли не присвистнула Света. — Срочно мне адреса или ссылки магазинов на этот пеньюар! Клянусь, я скуплю все цвета, какие у них есть!

— Я тебе еще парочку покажу. Они тоже классные. Сейчас, только телефон прихвачу…

— Тогда давай с тобой отделимся от мужиков? Я настойку свою фирменную привезла, — подмигнула ей Света заговорщицки, на что я лишь нахмурился, будто ребенок, у которого забирают любимую игрушку.

— Настойку? — слегка испуганно выдохнула Майя и вопросительно посмотрела на меня. — Я не знаю, что это. Никогда не пробовала, но, надеюсь, она не сильно алкогольная?

— Нисколько, — заверила ее Света и тут же взяла в оборот, уводя за собой в сторону гостиной к камину. — Как пёрышко. Мягкая-мягкая. А сладкая какая!…

— Держи, — перед носом в руке старшего брата мелькнул пустой стакан.

— Зачем? — отмахнулся я от него, продолжая провожать Майю взглядом.

— Слюни в него соберешь, — хохотнул Сан Саныч.

— Будто первый раз невесту помытой увидел, — ржал напротив Матвей, а я понимал, что будущая ночь в одной комнате с Майей только что значительно усложнилась.

Ой, дура! Что я наделала?! Мне ту настойку, похоже, даже нюхать нельзя было! А я целых три стопки в себя опрокинула.

Это всё Света виновата: одну — «только рот марать», две — «как на похоронах», а вот три «это уже по-нашему, но лучше бы пять».

Зачем я только её слушала?

Как умалишенная я влетела в комнату и, не сбавляя скорости, прыгнула под одеяло, каждой клеточкой своего тела желая сравняться с ним и ничем себя не выдать.

Идиотка! Зачем я это сделала? Может, он вообще не хотел меня целовать и никогда не думал об этом, а я как нимфоманка какая-то полезла к нему. Если бы я вовремя не одумалась и не вспомнила, кто мы друг другу есть, то, наверняка, не только языком ему в рот залезла, но еще и с ногами туда забралась бы.

Но он же ответил мне? Ответил на мой поцелуй?

Не могли же мне привидеться его объятия и то, как он забрался пальцами в мои волосы на затылке и притянул ближе к себе? Или могли?

Боже… Я уже не могу отличить фантазию от реальности. Но и до этого дня я не оценивала его как мужчину, с которым у нас может быть хоть что-то. Да и он вряд ли смотрел на меня хоть раз так, как мужчина должен смотреть на женщину. Скорее, я для него ребенок. Девочка-подросток, которая постоянно болтает, творит какую-то дичь, но так как она безвредна, то взрослый дядя лишь снисходительно вздыхает, мол: повзрослеет да сама поймёт, что дурочкой была.

Возможно, я подсознательно блокировала какие-либо чувства к нему и отрицала даже то, что он может быть мне просто симпатичен как типаж мужчины. Да и сам Мирон Александрович с первой же секунды четко и понятно дал понять, какие у нас могут быть отношения — никаких, кроме тех, которые касаются работы.

А я, дура, язык ему свой в рот вывалила. Это всё его улыбка виновата! Точно! Я всегда на нее засматривалась. Да и как на нее, вообще, можно не засмотреться? Она же редкая как солнце среди вечной полярной ночи и мерзлоты его натуры.

Я поцеловала Мирона Александровича!

А что, если его траур по ушедшей жене еще с ним? Света сказала, что ему было очень сложно и тяжело, когда она ушла. Сама Света и Сан Саныч даже отпуск на работе взяли, чтобы первое время быть с Тимом и Мироном Александровичем. Было видно, что эта тема ей была крайне неприятна и болезненна, поэтому пришлось увести разговор в другое русло, чтобы не напоминать о тех черных днях. Самым жутким для меня оказалось осознание того, что вряд ли Мирон Александрович в силу своего характера хоть с кем-то делился тем, что у него происходило тогда в мыслях. Он же закрытый как черный ящик — никогда не знаешь, что таится внутри.

Я так сильно и долго крутила на пальце помолвочное кольцо, что казалось, сделала резьбу на пальце. Под одеялом уже было душно, но я всё равно продолжала прятаться, будто таким образом могла телепортироваться куда-нибудь подальше от собственного стыда.

В комнату кто-то вошёл, и я застыла. Зажмурила под одеялом глаза и даже дышать перестала.

Пусть думает, что я сплю. Очень крепко.

— Я знаю, что ты не спишь, — послышался рядом голос и матрац у моих ног прогнулся под тяжестью веса Мирона Александровича.

Обреченно выдохнула, стянула с головы одеяло и села в постели, всячески избегая смотреть на мужчину, который, точно знаю, смотрел на меня очень внимательно.

— Посмотри на меня, Май, — тихий, почти интимный шёпот пустил по моей коже мурашки.

— Я теперь вам в глаза еще лет сто не посмотрю, — буркнула я себе под нос, продолжая крутить на пальце кольцо. Бог мой! Блестящее-то какое!

— Май, — из-за этого будоражащего шёпота меня точно задавят мои же мурашки. — Посмотри на меня.

Подбородка коснулись мужские пальцы и, таки, заставили меня посмотреть в глаза мужчине, у которого я буквально только что висела на шее.

— Можете ничего не говорить. Я знаю, что виновата.

— И в чем же? — с лёгкой улыбкой спросил Мирон Александрович.

— В поцелуе.

— Ты его не хотела?

— Хотела… то есть… — растерялась я и снова опустила взгляд на кольцо, под которым, должно быть, уже мозоль. — …Я не знаю, хотели ли его вы… я поддалась внутреннему порыву… Это же почти насилие с моей стороны!… Обещаю, что больше это никогда не…

Все мои оправдание и обещания утонули в касании чуть влажных губ к моим. Кажется, я не сразу сообразила, что именно сейчас происходит, но, когда мужские пальцы запутались в моих волосах и, похоже, нащупали в них нити, спускающие бабочек в животе с поводков, я поняла, что не ошиблась — меня целовали! Сам Мирон Александрович целовал меня так страстно и в то же время нежно, как никогда не смогла бы поцеловать его я.

На разрывая поцелуя, скинула с себя одеяло и практически залезла к Мирону Александровичу на колени. Ладонями ощущала, как перекатывались мышцы под горячей кожей и как неистово билось, точно знаю, доброе сердце в широкой груди.

— Что ты там говорила? — слегка отстранился мужчина и подразнил меня улыбкой. — «Никогда не» что? Я не дослушал. Отвлекся.

— Никогда не… — безуспешно пыталась я запустить свой мозг. — Ай, пофиг! Просто не останавливайтесь.

Снова прильнула к его невероятным губам, и мы оба синхронно замерли, когда из детской кроватки раздался тихий плач.

— Кажется, придётся остановиться, — выдохнул Мирон Александрович и напоследок чмокнул меня в губы. — Только постарайся в этот раз не убегать. Всё-таки, я уже не в том возрасте.

— Можно подумать, что меня сейчас послушаются ноги.

Слюни. Очень много слюней. Похоже, под утро Мирон Александрович настолько устал меня целовать, что решил просто прижать к моей щеке открытый рот и ждать эффекта. Какая разница, каким образом оставить на мне мокрый след?

— Па…па… га… га, — тихий нежный голосок прорезался сквозь дымку сна. Стало понятно, что прямо сейчас я находилась под прицелом внимания совершенно другого мужчины, который, перестав жевать мою щеку, решил сесть мне на лицо.

— И чья это попка на Майкином лице? — улыбнулась я, не открывая глаз. Подняла руку и мягко приобняла тепленького ползуна, который двигался к другому лицу — папиному.

Под моей головой вместо подушки мужская рука, другая его рука придерживала одеяло на моей талии и вжимала меня в мужской горячий торс. Размеренное глубокое дыхание щекотало мой взлохмаченный затылок.

— Эй, бандит, — шепнула я ласково и ненавязчиво перетянула Тимку обратно на своё лицо, а затем и уложила рядом с собой. — Ты куда такой красивый с утра пошёл? Я-то тебя ещё не поцеловала. Иди ко мне.

Уткнулась лицом в мягкий животик и пощекотала его носом, зная, что Тимке гораздо больше нравилось в этот момент то, как его личико щекочут мои волосы.

— А что это тут у нас? — поинтересовалась я у хохочущего малыша, пощупав «надутый» подгузник. — Ой-ой, пора переодеться. Заодно позавтракаем, да?

— Я всё сделаю, — хриплый ото сна голос в самую макушку, а оттуда в сердечко, буквально заморозил меня. Как-то во время ночных поцелуев я не учла, что мне придётся смотреть на него еще и при свете дня. Вновь захотелось куда-нибудь убежать и спрятаться. — Поспи ещё, — приподнял Мирон Александрович голову и, уткнувшись носом мне в шею, глубоко вдохнул, а затем поцеловал. — Ты плохо спала ночью.

— Из-за вас, — выдохнула я сипло, моля о том, чтобы пульс перестал ускоряться, иначе я лопну от счастья.

— Мы всё ещё на «вы»? — шепнул Мирон Александрович насмешливо и плавно сместился от шеи к уху. — И это после… как ты их назвала? Языческих хитросплетений? Полиглотаний?

Боже! Я ведь действительно назвала так наши поцелуи!

Прижала Тимку к своему лицу, чтобы скрыть румянец, — отличное прикрытие.

— Скажи своему папе, чтобы перестал меня смущать, — заговорщицки шепнула Тимке.

— Лучше мы дадим тебе еще пару часов на то, чтобы выспаться. Сейчас только шесть утра. Отдыхай, Май, — чмокнул меня в плечо Мирон Александрович и, мягко вытянув из-под моей головы свою руку, подхватил Тимку.

Исподтишка наблюдала за тем, как взъерошенная после сна шевелюра Мирона Александровича тихо скрылась за дверью. Тихо прикрыв за собой дверь, Тимка и его папа оставили меня в комнате одна. Резко перекатилась на спину, самую дурацкую в мире улыбочку пришлось спрятать под одеялом и туда же беззвучно повизжать и подрыгать ногами.

Спать не хотелось вообще. Хотелось бежать за широкой спиной с потрясающей игрой мышц под гладкой кожей и впечататься в нее лицом, оплетя торс руками и ногами. И визжать! Не знаю, почему, но очень хотелось визжать. Грудную клетку буквально переполняло вихрем эмоций. Я готова была делиться ими со всем миром, но мне сказали спать.

Действительно. Лучше посплю, иначе точно оглушу кого-нибудь своим визгом.

Завернулась в одеяло как довольный червячок, но уснуть так и не смогла. Казалось бы, от широкой улыбки глаза должны хоть сколько-нибудь захлопнуться, но нет. Должно быть, еще никто и никогда в этой комнате не улыбался потолку так искренно, как это делала я на протяжение пары часов.

Когда лежать уже стало скучно, а внизу всё более отчетливо было слышно, что все проснулись, я решила выбраться из-под одеяла. Поправила халат, причесалась, даже ресницы тушью подкрасила. Отрепетировала перед зеркалом невозмутимость, но по горящим влюбленностью глазам можно было понять вообще всё. А ещё эта улыбочка, которую никуда не ушла, даже когда я чихнула.

Спускаясь вниз, чуть не свалилась со ступенек, когда наши с Мироном взгляды пересеклись. От его легкой улыбки уголками губ я мгновенно почувствовала, как к щекам прилил жар, а дыхание сбилось. Чтобы заслонить лицо и перестать пялиться и смущаться, сделала вид, что у меня зачесались брови и лоб. Ну, хоть бы футболку надел! Я же не железная! Даже собирая на полу пирамидку, он не стал выглядеть менее мужественно, даже наоборот.

— Доброе утро, — пискнула я и быстрыми шагами утопала в кухонную зону, где Света уже гоношила на стол.

— Доброе, Майя. — улыбнулась она сонно и стало понятно, что проснулась Света буквально несколько минут назад. — Давай, не будем ничего готовить? Со вчерашнего дня полно еды осталось. Только разогреем и всё.

— Конечно, — согласилась я. — Налить тебе кофе?

— Ой, не. Я пока только воду буду употреблять. До обеда точно, — мученически вздохнула она и устало опустилась на стул. Понимающе поставила перед ней стакан воды и графин.

— Ты, вроде, вчера не так уж много выпила.

— Возраст. Когда тебе за сорок эффект от вчерашнего веселья кажется всё более губительным.

— Буду знать, — хмыкнула я и налила себе кофе.

Пригубила горячий напиток и замерла как статуя, когда к спине прижалось уже знакомое мне тепло. Света слишком быстро растворилась, оставив нас одних.

— Доброе утро, — мурлыкнул Мирон Александрович и, приобняв меня одной рукой за талию, другой мягко направил чашку с кофе в моей руке к своим губам.

— Это мой кофе, вообще-то, — буркнула я нарочито возмущенно и вернула кофе к своим губам, сделав обжигающий глоток.

— Твой? — обняли меня сильные руки. — Я хочу попробовать.

— Вы такой не пьёте. У вас может слипнутся.

— Опять на «вы»?

— Привычка… — повела я плечом и повернула голову к мужчине, сразу почувствовав его поцелуй на своих губах.

— Доброе утро, — шепнул он тихо-тихо и облизнул свои губы, словно смакуя. — Вкусный кофе. И, как видишь, ничего не слиплось.

— Просто он ещё не дошёл до места слипания, — знающе заявила я и в этот раз сама потянулась к его губам, привстав на цыпочках.

— Воу, молодожены! Полегче! — возник в кухне Матвей. От неожиданности я резко присосалась к кофе.

Мирон нехотя отстранился от меня и, повернувшись к брату, присвистнул. Гонимая любопытством, я тоже повернулась к Матвею и едва не выронила кофейную чашку из пальцев.

— Матвей, что с тобой?

— Это любовь.

— Любовь? — взметнулись мои брови. Чашку я с кофе оставила на кухонном столе, а сама подошла к Матвею, который слегка морщась от боли, водил плечами. — Больше похоже, что тебя спиной по какому-то кованому забору водили. Даже узоры и завитушки можно различить. Это тебя Рита так?

— Угу. Выбивалкой для ковров.

— Я же совсем забыла предупредить… — поморщилась я виновато. — Рита, вроде, мастер спорта…

— Ага. По выбиванию ковров. Я вчера чуть не расплакался, блин. В угол там как щенок скулящий забился.

Потянулась кончиками пальцев к одной из «завитушек» на его спине, чтобы понять, не нарисована ли она, но моя кисть тут же утонула в ладони Мирона Александровича и оказалась убрана в карман его домашних штанов. Не сдержалась — рассмеялась. Сам же Мирон, не стесняясь, ткнул брата указательным пальцем в узор, как если бы тыкал в него палкой, чтобы проверить жив ли тот.

— Ай, блин! — подпрыгнул Матвей и отпрянул от нас, вооружившись ножом и крышкой от сковороды. — Кто и чем?

— Он. Пальцем, — сразу сдала я Мирона.

— Держи ему там палец покрепче, — указал Матвей на карман в штанах Мирона, где были спрятаны наши переплетенные пальцы. — Чтобы не тыкал куда попало.

— Футболку надень, и никто в тебя тыкать не будет.

— А сам-то! — фыркнул младшенький и внезапно дернул Мирона за сосок.

От неожиданности у меня чуть не выпали глаза. А когда Мирона Александрович внезапно дернул меня на себя, обнял за плечи и закрылся мной как щитом, вслед за глазами чуть не выпало и сердце.

— Меня-то любовь защитит? А твоя? Добавки даст? — спросил Мирон, уткнувшись мне в плечо подбородком.

— Ой! — поморщился Матвей насмешливо. — Майя с тобой ещё пару месяцев поживёт и сама начнёт дёргать за всё, что увидит. Потом ко мне будешь бегать и вот так прятаться. Да, Майя? — подмигнул мне Матвей.

— Э, нет, — покачала я головой и мягко выпуталась из объятий Мирона. — Дёргайте друг друга за что хотите, но без моего вмешательства.

А мне, пожалуй, нужно немного прийти в себя, желательно под потоком горячей воды. Очень много телесного контакта. Очень. Мне еще нужно к этому привыкнуть. Хотя, кого я обманываю? Я готова запрыгнуть на Мирона как обезьянка и висеть на нём, пока руки не откажут. Но это я смогу сделать гораздо позже. Через пару дней.

После душа покормили Тимку и вместе с его папой решили погулять во дворе, пока позволяла погода. Пока я и Мирон носились по двору, передавая друг другу в руки Тимку, Света и Сан Саныч балдели на садовых качелях и вспоминали рецепт глинтвейна, как они его назвали — самый осенний согревающий напиток. Похоже, вечером я спалю остатки волос в носу.

— Можно? — из-за приоткрытой калитки показалась Ритина голова.

— Привет, — махнула я ей рукой. — Заходи. Голодная?

— Здравствуйте, — поздоровалась Рита со всеми. — Не голодная. Я сейчас на автобус и в город, так что всё нормально. И вот ещё, — протянула она мне плед и три пищевых контейнера. — Возвращаю. Лохматый ночью забыл забрать. Как он, кстати?

— Сейчас я его позову. Как раз Тимке теплую водичку нужно налить.

В доме я обнаружила Матвея, танцующего у кофемашины с чашкой кофе в руке. в ушах беспроводные наушники, так что моё появление он заметил только тогда, когда я ткнула в его искалеченную спину пальцем.

— Ай, блин! Больно же!

— Прости, — совсем без чувства вины ответила я. — Там Рита пришла. Пригласить ее в… дом.

Предложение я договорила уже ровно в тот момент, когда Матвей, почти не касаясь пола, сиганул в гостиную и плюхнулся на диван животом вниз.

— Зови её. Скажи, что я умираю. И это… ваты тут и зеленки набросай. Чтобы потрагичнее выглядело, — скомандовал он коротко и нацепил на лицо самое болезненное выражение.

— Рита узнает, что ты ее обманываешь, и ещё раз тебя чем-нибудь побьёт.

— Ватку и зеленку, — настоял Матвей.

Усмехнувшись, принесла ему аптечку, которую нашла по его наводке. Вату, мази и зеленку с йодом он раскидал сам.

Налив Тимке теплой сладковатой воды в бутылочку, вышла во двор и пригласила Риту в дом. Судя по выражению её лица, вину она за собой чувствовала не маленькую.

— Нужно было коляску взять, — чуть нахмурился Мирон, забирая у меня из рук Тимку, который уже напился водички. — Что-то я не подумал о прогулках.

— Да ладно, — улыбнулась я. — И так хорошо. Даже теплее.

Сделала шаг и обняла сразу и Тимку, и его отца. Улыбаясь как дурочка и немного стесняясь, заглянула в серые глаза, в уголках которых образовались лучики от морщинок, пока он смотрел и в мои глаза тоже.

Как же тепло этот айсберг улыбается!

— Ты-то не замерзла? — спросил меня Мирон и мягко ущипнул за кончик носа. — Фу, сопли! — поморщился он смеясь.

— Эй! — возмущенно дёрнулась я и шутливо приготовилась кое-кому навалять.

Встрепенувшись, Мирон побежал от меня с Тимкой на руках, который тут же начал заливисто смеяться. Похоже, игра в догонялки его самая любимая. Он даже дома пытается от меня быстро-быстро уползти, когда я объявляю ему о том, что «сейчас съем самого сладкого мальчишку».

— Догоню-догоню! — рычала я, отчего Тимка даже взвизгнул, начав смеяться ещё громче.

Боковое зрение не сразу, но заметило, что во двор кто-то зашёл. Повернув голову, я увидела высокую, стройную и невероятно красивую женщину в черном твидовом костюме, на плечи которой был накинут бежевый тренч. Её слегка надменная улыбка и цепкий взгляд заставили насторожиться. Главным образом из-за того, что она смотрела и видела перед собой только Мирона, который, потеряв всю веселость, смотрел на неё.

— И что? — повела женщина темной бровью. — Даже не обнимешь жену?

Жену? Это что, привет с того света?

Страх — первое, что я почувствовала, стоило этой женщине в твидовом костюме заговорить.

За страхом, шевельнувшим волоски на коже, пришло опустошение. Мгновенное. Словно из кончиков моих пальцев бисером высыпалась вся энергия, тепло и что-то ещё, только-только зарождающееся.

— А ты что тут забыла, кукушка?! — первой отмерла Света, которая буквально вылетела из качелей и понеслась на женщину в твиде. Если бы не Сан Саныч, буквально поймавший свою жену налету, то она бы точно вцепилась женщине в идеально уложенные темные локоны. — Полгода где-то загорала, а тут вдруг вспомнила, что мать и жена?! Имя сына-то хоть помнишь или подсказать?

— Света, — покачала женщина головой, а губы в красной помаде, расплылись по лицу в снисходительной улыбке. — Смотрю, ты всё так же бурно на меня реагируешь. Я тоже по тебе скучала, но, всё же, уймись. Я приехала к своему мужу и сыну, — взглянула она при этом на Мирона, который молча передал Тимку утихомирившему свою жену Сан Санычу.

Не мне.

Света тут же сгребла Тимку в свои руки и быстрыми шагами исчезла в доме, словно хотела спрятать малыша. Сан Саныч пошёл за ней, прихватив с собой плед с качелей.

Мирон Александрович, продолжая смотреть на свою жену сосредоточенным суровым взглядом, пошёл прямо к ней, отчего женщина улыбнулась ещё шире.

— Мирон, как-то нехорошо знакомить родителей с невестой при живой-то жене.

— Я всего лишь няня, — произнесла я, глотая болезненный ком в горле. Даже равнодушную улыбку смогла натянуть на лицо. — Просто няня.

Но сам Мирон Александрович никак не отреагировал ни на мои лова, ни на слова своей жены, а лишь, подхватив под локоть, вывел ее за ограду и хлопнул металлической калиткой, тем самым отрезав их от меня.

Захотелось как можно скорее смыть или хотя бы стряхнуть с себя грязь, которой я оказалась облеплена. Облепила я себе ею сама, когда полезла целовать женатого мужчину.

Дуры, блин! Что я наделала?

Прочистила горло, быстро проморгалась и смахнула рукавами куртки выступившие слёзы. С полным равнодушием на лице, сохранять которое мне стоило большого труда, вошла в дом прямая, как струна. Света металась по кухне, практически вырывая на голове волосы и что-то эмоционально говорила Сан Санычу, который молча снимал с Тимки прогулочный комбинезон.

Матвей уже не лежал на диване в ненастоящих муках, а с хмурым лицом надевал футболку. Рядом стояла Рита, на лице которой отражалась замешательство.

— Рита, подожди меня. Вместе на автобусе поедем, — бросила я ей мимоходом и влетела на ступеньки на второй этаж. В комнате бегло накидала свои вещи в рюкзак, не заморачиваясь о том, чтобы сложить их бережно.

Закинула рюкзак на плечи, окинула комнату взглядом, чтобы убедиться в том, что ничего не забыла, и на выходе столкнулась с Матвеем, в серых глазах которого отразилось сожаление.

— Майя, не пори горячку. Просто дай Миру всё тебе объяснить. У него это лучше получится, чем у меня.

— Мне не нужно ничего объяснять, Матвей, — улыбнулась я ему почти даже беспечно. — Всё нормально.

— Чёрт! — выругался младшенький себе под нос и лихо взлохматил волосы на затылке. — Давай, я хотя бы до города вас подвезу.

— Не нужно. Мы сами, — ответила я обошла его по дуге, так как больше не могла удерживать улыбку на губах, что дрожали от сдерживаемых слёз. — Поехали, Рита.

— Да, сейчас. Я только рюкзак свой заберу.

— Хорошо. Я подожду тебя.

Выйдя за ограду, я сразу столкнулась взглядами с женой Мирона Александровича. Оперевшись задом о такси, она с лёгкой улыбочкой слушала то, что ей едва слышно говорил Мирон Александрович.

— Уже уходите? Няня… — спросила женщина, поведя бровью.

— Да. Мне пора. Думаю, Тимке няня больше не нужна, — ответила я ей, всеми силами стараясь не смотреть на Мирона Александровича, чей взгляд чувствовала на себе. — Всего доброго, — пожелание, давшееся мне со скрипом в голосе.

— Май, — поймал меня Мирон Александрович за локоть, почти как свою жену. Уставилась в ворот его куртки, боясь заглянуть в глаза, так как знала, что в таком случае я точно расплачусь. — Прошу тебя, подожди две минуты, мы поговорим, и я всё тебя объясню.

— Мне не нужно ничего объяснять, Мирон Александрович. То, что было вчера вечером — только моя вина. Простите, что позволила себе лишнее. Я виновата.

— Май, — мягко встряхнул меня мужчина, мученически выдохнув, будто я редкостная душнила. — Просто подожди пару минут.

— Я опоздаю на автобус, — вырвала я свою руку. — До свидания, Мирон Александрович, — поправив воротник своей куртки, чтобы скрыть сопли и слёзы, я пошла к калитке Риты.

— Твою мать! — раздался за спиной яростный вскрик, а затем громоподобный удар, заставивший меня вздрогнуть, но не оглянуться.

— Я всё, — выскочила Рита, закрывая за собой калитку на тайную заглушку. В руках её была небольшая коробка как из-под обуви, а на плечах рюкзак. — Всё нормально? Что-то взорвалось? — хмуро осмотрелась она.

— Нормально, — вдохнула я носом прохладный воздух, проигнорировав ее последний вопрос. — Идём. А-то опоздаем.

Идти пришлось мимо Мирона Александровича и его жены. Вмятина в металлическом заборе и окровавленный кулак, которым он опирался о крышу такси, сложились в паззл и причину звука, перепугавшего ворон в округе, что сейчас бесновались в пасмурном небе. Таком же пасмурном, как взгляд серых глаз, провожающих меня абсолютно холодным взглядом.

Что же я наделала, дура?!

По дороге домой я не проронила ни слова, полностью закопавшись в себе. К счастью, Рита не стала наседать. Спросив лишь раз о том, что со мной и получив в ответ лишь вялый жест головой, она больше не лезла с вопросами и разговорами. К тому же, всё её внимание занимал дымчатого цвета котёнок, что мурлыкал из коробки так громко, что заглушал шум двигателя автобуса.

До квартиры шла, опустив руки и пустив сопли. Просто плакала. Сумбур мыслей в голове в одно мгновение сменился полной пустотой, которую я отлично заполнила нытьем, продолжая себе давать одну единственную характеристику — дура.

Лучше бы я подавилась своим языком, нежели пихала его в рот, как оказалось, женатого мужчины. И почему я решила, что его жена мертва? Наверное, потому что все о ней говорили как об умершей! Да и я сама обрубала любые разговоры, когда задевалась тема, касающаяся его жены, как я думала — покойной.

Дура! Сколько раз Мирон Александрович учил меня, что нужно дослушивать до конца то, что мне хотят сказать? Не слушала? Вот тебе и результат — кушай, не обляпайся.

Тихо вошла в квартиру, боясь разбудить Настю, которая в выходной день могла спать до обеда и даже больше. Рюкзак оставила в прихожей, где сняла с себя верхнюю одежду и, втянув сопли, чтобы не видела подруга, пошла к кухне. Но суета и шепотки в комнате, где спала Настя привлекли моё внимание, а когда из комнаты выскочил совершенно голый парень, прикрывающий причинное место подушкой, я на секунду даже смогла забыть о причине свои слёз.

— Стёпа?! — вскрикнула я, машинально закрыв глаза руками. — Ты что здесь делаешь? И где, блин, твои трусы?

— Я как раз за ними шёл. Привет, Майка! — нервно хохотну друг.

— Интересный у тебя маршрут, дружочек, — к трусам через нашей с Настей квартиру. Компас не барахлит?

— Нет. Только что стрелку проверял.

— Фу! — поморщилась я. — Можно, пожалуйста, без подробностей?

— Надень уже трусы, боже! — проворчала за спиной Настя. — В комнате надень!

— Он всё там? — спросила я, так как стоять к друзьям спиной уже надоело.

— Всё. Можешь повернуться.

Повернулась к друзьям: Настя взлохмачена, глазки горят, губы опухли от поцелуев. Со Стёпой — то же самое.

— Ну, и? Ничего не хотите мне рассказать? — скрестила я руки на груди.

— Мы встретились в клубе, разговорились… и вот… — указала Настя на Стёпу, стоящего за ней. — Как-то так. Мы думали, ты в понедельник приедешь. Что-то случилось?

— Ничего, — напустила я на себя равнодушный вид и пошла мимо друзей в кухню. — Просто вернулась на день раньше. Услуги няни там больше не нужны.

— А глаза почему такие красные? — насторожилась Настя и подошла ко мне ближе, чтобы заглянуть в глаза внимательнее. — Ты будто плакала.

— Это у меня сосуды в глазах полопались от вида голой задницы друга, — свела я всё в шутку. — Чем собираетесь заниматься?

— Не знаю. Хотели погулять сходить. Пойдешь с нами?

— Нет. Я, наверное, просто посплю. Устала. Да и третий — лишний.

Второй раз за день выступаю лишней.

— Ну, смотри, — слегка разочаровано Стёпа поджал губы. — Если что, звони. Мы можем что-нибудь вкусненькое принести, когда проснёшься.

— Посмотрим, — улыбнулась я натянуто. — Ладно. Я в душ.

Пока мылась, услышала, как ушли друзья, за внезапный союз которых я даже толком порадоваться была не в силах. Радовало только то, что оба они выглядели исключительно счастливыми.

После душа, втирая в пальцы рук крем, импульсивно сняла помолвочное кольцо и закинула его в рюкзак, чтобы завтра отдать Мирону Александровичу.

Разряженный еще утром телефон не подавал сигналов жизни, а я не предприняла ни одной попытки, чтобы его зарядить. Просто завалилась в постель, закрыла глаза и агрессивно приготовилась спать. Вышло паршиво. Я то проваливалась в сон, то сразу выныривала из него, стоило мне увидеть в нём Мирона Александровича, с которым я, почему-то, до сих пор целовалась.

Непробиваемая дура. Лопатой бы мне по голове.

Вечером, когда я без сна просто смотрела в потолок, раздался дверной звонок. Реагировать на него не хотелось. Было плевать, кто там и зачем. Мне нужно было, чтобы меня не трогали хотя бы сутки, пока я не приду в норму и не начну адекватно оценивать происходящее вокруг меня, не срываясь в слёзы.

Звонок повторился. За ним стук в дверь и снова трель звонка.

Наверное, Настя и Стёпа оставили ключи, а дозвониться мне не смогли из-за выключенного телефона.

Нехотя, едва поднимая ноги, дошла до прихожей и открыла дверь. Захотелось её тут же закрыть, но я нашла в себе силы для того, чтобы остановить свой малодушный порыв, и заглянула в серые глаза своей хмурой проблемы.

— Вы, наверное, за кольцом? — поинтересовалась я, с трудом сохраняя на своём лице равнодушие. — Сейчас.

Двинулась обратно в свою комнату, но была остановлена мужской рукой, поймавшей меня за локоть.

— Май, давай поговорим, — моего уха коснулось тёплое дыхание и шёпот уставшего человека.

Я не нашла больше в себе сил для того, чтобы повторно посмотреть ему в глаза, поэтому просто пялилась в стену, чувствуя его и умирая внутри оттого, как Мирон прижался своим лбом к моей голове.

— Поговорим, — смогла я, наконец, сипло выдавить из себя. — Но не думаю, что вы скажете мне что-то новое. Я и сама себя уже неплохо отматерила.

— Тебе не за что себя материть, Май. В сложившейся ситуации виноват только я.

— Но поцеловала вас первой именно я.

Не хотелось менять положение головы и тела. Казалось, мы слиплись головами. Я чувствовала едва уловимый запах эвкалипта и старалась каждой частичкой тела впитать тепло рук, что сейчас мягко поглаживали меня по плечам.

— Да. Ты оказалась смелее и быстрее меня, старика, — невесело усмехнулся Мирон Александрович.

— Вы женат, — напомнила я и ему, и себе, начиная, наконец, высвобождаться из его объятий.

Мне просто необходима дистанция. Когда он близко настолько, что я улавливаю его аромат, я не могу адекватно соображать.

— Да. Женат, — кивнул Мирон, чем вогнал ещё один гвоздь в гроб моего самоуважения. — Но уже больше семи месяцев не живу с ней. Больше полугода мы даже не виделись.

— И что? Вы заскучали и вас потянуло на сторону? Почему пришли за мной и продолжили? Ладно я, но вы… Я думала, вы лучше! — злилась я. — Почему вы ответили на мой поцелуй, если вы женат? И жена ваша жива. А вы говорили о ней так, будто она мертва.

— Я никогда не имел в виду, что она мертва. Я не хотел о ней говорить, только и всего. Эта тема неприятна всей нашей семье. Только мои и ее родители не в курсе произошедшего. Для них мы просто разошлись на время, взяли паузу, начали свободные отношения… и прочая новомодная чушь, чтобы не портить их отношения. Наши родители давно дружат и, кроме того, у них общий бизнес.

— Но зачем тогда представлять меня своей невестой? Я не понимаю.

— Как я тебе уже говорил — это твоя страховка от мамы, из-за активного вмешательства которой я когда-то женился на Алине. А еще это была, в некотором роде, провокация для самой Алины. Я знаю, что мама с ней общается и рано или поздно проболтается. Скорее всего, то обстоятельство, что мы с тобой начали проводить вместе еще и семейные праздники, для мамы стало последней каплей, после которой она и позвонила Алине. Как последняя попытка спасти несостоявшуюся семью. Теперь мне осталось дождаться, когда Алина начнёт совершать ошибки.

— Мама у вас, конечно… — качнула я головой.

— Не думая, что она со зла. Хотя, всякие мысли порой посещают, — усмехнулся он невесело. — Мама с самого моего детства мечтала быть с матерью Алины не только подружками, но еще и родственницами. Саныч для этой роли не подошёл, так как уже был староват по меркам Алининой мамы, Матвей был маловат, а я вот в самый раз. Но мы расстались с Алиной, когда Тимке не было и двух месяцев. Алина просто уехала, бросила его. Я свалил всё это на послеродовую депрессию, постарался понять, поехал за ней, предлагал помощь психологов, разговоры, иные способы решения её внутренних проблем, но ничего не вышло. Она отказывалась даже просто смотреть на сына и на меня, как виновника того, что у нее есть сын и теперь нет фигуры и карьеры. Я стерпел. Я ждал, когда этот бзик у нее пройдёт. Месяц ждал, два, три. Потом предупредил её, что подаю на развод. Надеялся на быстрое и полюбовное решение этого вопроса, но Алина сказала, что при разводе отберет у меня сына. Суды почти всегда в этом вопросе на стороне женщин. А так как Тимка ей не нужен, то забрать она его хочет из принципа, после чего, скорее всего, увезет заграницу наёмным нянькам. А я не могу лишиться сына. Бизнес, кафе, гостиницу — отдам не глядя, но не Тимку. Все эти месяцы я собираю доказательства того, что Тимка должен остаться именно со мной. Алина далеко непроста, у неё так же есть связи и деньги. Так что для того, чтобы подать на развод, я должен быть во всеоружии, потому что в этом случае я пойду ва-банк. На кону Тимка. Действовать нужно осторожно.

Масштаб того, что происходит за суровой холодной стеной по имени Мирон, вогнал меня в ступор. Я и представить себе не могла, что где-то там вне поля моего зрения, зреет самая настоящая бойня за малыша.

— И да, Майя, — взгляд серых глаз значительно смягчился, голос стал казаться нежнее. — Я виноват, что не рассказал тебе о том, что до сих пор, по документам, женат. Но я и не думал, что в моей жизни появишься ты. По крайней мере, не так скоро. Не думал, что всё зайдёт настолько далеко. Не поцелуй в ту ночь меня первой ты, уверен, это сделал бы я сам.

— Всё равно это бесчестно, даже с учётом того, что вы мне только что рассказали. Вдруг вы врёте? — заглянула я в его глаза. — Знаете, как бывает в фильмах — мужчина рассказывает любовнице байки одну за другой, выдумывает причины, по которым не может развестись с женой: сначала дети маленькие — их нельзя травмировать, потом жена старенькая — и травмировать нельзя уже её. И так до бесконечности. А я не хочу в эту ловушку, — слёзы душили. Прямо сейчас я по своей воле буквально отрывала от себя мужчину, в которого уже по уши была влюблена.

— Я понимаю, — согласно кивнул Мирон. — И поэтому пока ничего, кроме ожидания не могу тебе предложить. Знаю, что ты не подпустишь к себе, пока ситуация не разрешится. Мне только нужно время. Время и твоя поддержка.

— Не думаю, что я смогу дать хоть какие-то показания в суде. Наверное, это будет неэтично.

— Тебе не нужно лезть в это дело, Май. Просто дай мне понять, что ты всё ещё рядом со мной и Тимкой.

Опустила взгляд. Я не могла сказать ему это прямо сейчас. Не тогда, когда на меня свалилось столько информации, а вместе с ней ещё больше сомнений. Но… Он ведь представил меня своей семье. Если бы с женой отношения были плохие только в красочных историях для любовницы, то вряд ли он стал бы представлять меня родителям и братьям. Хотелось верить, но вместе с тем, не хотелось стать обманутой.

Всё так запутанно…

— Болит? — спросила я. Обхватила перебинтованную кисть Мирона и мягко погладила пальцами.

— Ерунда. Немного крови, пару ссадин…

Вскинула взгляд в серые глаза и только сейчас поняла, что так сильно тогда на даче хотела отключить себя эмоционально от Мирона, что даже не придала значения его ранам. Но сейчас, когда злость не застилала глаза и разум, картинка в кровавых тонах ярко заиграла перед глазами.

Ладони вспотели, ноги обмякли.

— Майя, нет. Только не вырубайся, — подхватил меня Мирон на руки. — Смотри на меня. Смотри, Май… Твою мать! Зачем я сказал про эту кровь…

Хаотичные поцелуи в щеку и кончик носа не спасли меня от бездны, в которую я стремительно провалилась.

Очнулась от ощущения тепла и запаха эвкалипта, обнаружив себя лежащей на диване головой на коленях Мирона, на плечах плед.

— Сок и шоколадка. Всё, что нашёл у тебя в кухне.

— Спасибо, — выдавила я сипло. Села и присосалась к трубочке маленькой коробочки сока. — А где сейчас Тимка?

— С Санычем и Светой.

— А если Алина явится к ним и заберет Тимку? — паника подступила к горлу.

— Во-первых, она не полезет, потому что боится Свету. Во-вторых, она не станет так действовать, потому что ей нужно, чтобы любой её поступок был принят публикой с восхищением. А похищение ребенка — это не то, чем можно похвастаться. К тому же, уверен, она ведет какую-то свою игру, а похищение — это пятно на ее репутации. Так что здесь не о чем переживать.

— Ясно.

Что-то внутри меня желало быть полезной, хотело помочь Мирону решить его проблему, но вместе с тем это что-то вынуждало меня держаться в стороне и просто немного подождать, посмотреть, понаблюдать.

— Ты придёшь завтра к Тимке? — спросил Мирон, заглянув мне в глаза.

— Я не знаю, — выдохнула я честно.

— Я понимаю, тебя, Май. Но приди завтра хотя бы для того, чтобы попрощаться с ним на время. Не бросай Тимку так, — махнул Мирон рукой, будто бросил тряпичную куклу на пол. — Не исчезай. Он к тебе здорово привязался.

— Хорошо. Я приду. Если это не доставит вам проблем.

— Ты всё ещё со мной на «вы».

— Это всё ещё моя привычка.

— Поедем? — спросил Мирон Александрович, когда я вышла из кафе и наткнулась на него, стоящего у своей машины и задумчиво глядящего в мокрый от дождя асфальт.

— Поедем.

Серые глаза с залегшими под ними тенями тут же сосредоточились на моем лице. В очередной раз за день хотелось спросить, спал ли он сегодня, отдыхал ли, но было ясно, что ни того, ни другого он не делал.

Без возражений села на переднее пассажирское, дверь к которому он для меня открыл. Взглядом проследила за тем, как мужчина обошёл машину и устроился за рулем. Хмурые брови его, казалось, со вчерашнего вечера не разгладились ни разу. Хотелось взять его за руку, поддержать, сказать хоть что-то, но я боялась, что своими действиями могу вызвать лишь ещё большее раздражение. Вряд ли ему сейчас нужны неясные мяуканья девчонки, которая и близко не понимает, что у него творится внутри и какие эмоции его гнетут.

В молчании, во время которого я изредка и робко поглядывала на его профиль, мы доехали до дома и поднялись в квартиру.

— Мам, — позвал Мирон Александрович чуть хриплым голосом. — Майя приехала.

— Ну, здравствуй, — выдавила из себя надменное приветствие женщина в синем твидовом костюме.

Надо было тоже сегодня твидовый костюмчик надеть. Похоже, фейсконтроль демонической мамы можно успешно пройти только если ты в твиде.

— Здравствуйте, — ответила я приличия ради.

Быстро скинула обувь, куртку и прошла в гостиную, где Тимка играл на полу на мягком коврике.

— Привет, сладкий! — чмокнула я его в макушку и поспешила в ванную комнату, чтобы помыть руки и снова вернуться к малышу, который уже полз за мной. Подхватила его на руки крепко прижала к себе, полной грудью втянув его аромат. — Всего день тебя не видела, а соскучилась, будто месяц. Пойдём проводим папу.

В прихожей демоническая мама что-то негромко начитывала Мирону Александровичу, который, судя по выражению лицу, погруженному в свои мысли, её не слушал. Лишь иногда кивал или «угукал» в ответ на ее вопросительные интонации.

— …Кстати, на вокзал меня можешь не везти. Я такси возьму. Подвези меня пока к салону, у меня запись на семь.

— К какому салону, мам? У тебя техосмотр? Объясняй яснее, у меня нет желания додумывать.

— В салон красоты, — вздох, в котором явно читалось закатывание глаз. — Ты меня в него уже возил.

— Ясно.

Мирон Александрович устало оперся затылком о стену, молча дожидаясь, когда его мама, наконец, втиснется в пальто. Я и Тимка чувствовали себя сиротками и совершенно лишними элементами рядом с этими холодными хмурыми людьми.

— Всё. Я готова ехать, — резюмировала маман и в сотый раз за десять секунд оправила челку.

Мирон Александрович оттолкнулся от стены и открыл дверь, пропуская вперед родственницу.

— Любимый… — вырвалось из меня робкое, но тут же было заглушено, когда он замер и посмотрел на меня. Наверное, сегодня можно было бы обойтись без этого дурацкого показательного для маман ритуала, но привычка, выработанная за месяц, взяла своё. — Ты ничего не забыл?

Неуверенно улыбнулась и сложила бровки домиком, с облегчением заметив на губах мужчины первую за сегодняшний день улыбку. С Тимкой на руках я пошла к нему навстречу, привычно подставив щеку, но оказалась вместе с малышом в кольце крепкий объятий.

Горячее дыхание Мирона затерялось в моих волосах. Он словно заполнял широкую грудь моим запахом на весь оставшийся день.

— Постараюсь сегодня вернуться пораньше, — проговорил он хрипло и чмокнул меня в висок.

— Я буду ждать… Мы, мы будем ждать, — уточнила я.

— Спасибо, — легкая улыбка, подаренная мне на прощание, согрела моё сердце.

Демоническая маман задумчиво посмотрела на нас с Мироном и тут же напустила на лицо свойственную ей надменность и отстраненность.

— До свидания, — всё же сказала я ей, но в ответ получила лишь холодный кивок.

В квартире мы с Тимкой остались одни. Активные игры ему пришлись не по вкусу. Сегодня он, вообще, отличался особо любовью к обнимашкам и неохотно сходил с моих рук.

— Ма… ма… мама, — тихо приговаривал он, притягивая меня к своему личику за щеки.

— Нет, малыш, я всего лишь Майя, — чмокнула я его в носик. — Смотрю, бабуля тебя уже обработала? Раньше ты «мама» не говорил.

Грустный вздох непроизвольно сорвался с моих губ. Понимание того, насколько сильно моё нахождение рядом с Тимкой и Мироном может оказаться временным внезапно догнало и больно ударило. Кто знает, может, он еще помирится со своей женой. Если уж мужчина бегал за женщиной три месяца и скал пути восстановления семьи, не пустив всё на самотёк, то значит, любовь у него к ней была, а может, и есть до сих пор, достаточно сильная. Вряд ли такое чувство способно пройти бесследно.

Звук открываемой двери вывел меня из раздумий. Внутри поднялась волна ликования. Не думала, что слова Мирона о том, что он вернется сегодня пораньше, так быстро исполнятся. Даже часа не прошло.

Прижав Тимку к себе, я с широкой улыбкой выскочила в прихожую и тут же застыла, увидев твидовый дуэт.

— Екатерина Михайловна, Мирон точно не вернется раньше? Вы же понимаете, что если он меня увидит, то будет скандал, — лепетала брюнетка в белом, в темных глаза которой читался непонятный мне страх. Её будто в клетку с тигром запустили.

— Не переживай, Алина. Мирон на работе допоздна. Как обычно.

— Надеюсь, он поймёт, что я соскучилась по сыну и разрешит мне видится с ним не только тайно, как сейчас.

Я лишь удивленно вскинула брови. Вот это преображение — от вчерашней высокомерной стервы в твиде остался только твид.

Я сегодня точно побью рекорд по интенсивности закатывания глаз. Либо я придирчива, либо эта росомаха с когтями длиннее моих рук, совершенно не в курсе, как обращаться с детьми. Алина в этой квартире меньше десяти минут, но я уже раз сто представила, как выкидываю её за дверь, вцепившись в безупречную укладку.

— Не нужно давать Тимке такие крошечные детали, — уже не выдержала я, отобрав у горе-мамы её же брелок от ключей с кучей каких-то блестяшек, одна из которых уже успела отвалиться. — К тому же, это ключи — сама грязная штука после денег и сортира. А вы их ребенку.

— А ты откуда такая знающая? — окинула меня женщина скептическим взглядом. — В шестнадцать, поди, родила?

— Нет. Я собираюсь родить в сорок, как вы.

Мысленно возненавидела себя за столь детскую шпильку, но более изощренно, как это делала Алина, я не умею.

— Пойдём, Тимка. Покормлю тебя, — встала я с малышом на руках, который так и не согласился находиться у Алины на руках дольше одной секунды.

— Сколько воспоминаний связано с этой квартирой, — мечтательно вздохнула Алина. — Что мы с Мироном иногда вытворяли на этом диване… Вспомнить стыдно, — хихикнула она игриво.

— Вы про энурез? — спросила я скучающе, обходя этот самый диван, на который теперь больше никогда не сяду.

— Кусайся, деточка, кусайся. Что тебе ещё остаётся? Ты же помнишь, что он со мной ещё не развелся? Понимаешь, что это значит? — хмыкнула Алина и с этой секунды флёр несчастной скучающей по сыночке мамочки спал с нее окончательно. В общем-то, он растворился уже с уходом демонической маман, так как моментально включилась хозяйка квартиры, которая знает и помнит расположение каждой пылинки в этом доме.

— Мирон всё так же педантичен, — полезла она в шкаф в его комнате. Достала одну из рубашек и занюхала её так крепко, что казалось, очень скоро я услышу звук пылесоса, который подавился носком, забытым кем-то под диваном. — Снова начал пользоваться этими духами. Ненавижу их. Эвкалиптом воняет так, будто ополаскиватель для рта кто-то на него пролил, — заключила она, просто швырнув рубашку обратно в шкаф.

И в этот раз я сдержалась. Молча вернула рубашку обратно на вешалку, пока Алина утопала в детскую.

— Пойдём посмотрим, что там ещё твоя мама-ревизор разбросала. Игрушки твои, наверное, по всей комнате? — чмокнула я Тимку в щечку и вышла с ним из комнаты, чтобы зайти в детскую и застать там возмущенную Алину.

— Убожество. Зачем в детской эта кровать? Для няньки? — морщила она накрашенное личико, глядя на кровать, в которой мы однажды с Мироном случайно уснули. — Скажу Мирончику, он её вынесет на мусорку. В детской должен спать только ребенок.

И снова я молча закатила глаза.

— Пойдём, Тимка, кушать, — послала я мысленно Алину в далекое пешее, но пошла она, почему-то, следом за мной и Тимкой в кухню. — Садись, мой хороший. Пристегиваем ремни, сейчас полетят самолётики.

— Не нужно с ним сюсюкать. Он вырастет размазней, — менторским тоном указала мне Алина.

— Тимка еще совсем ребенок. И я буду разговаривать с ним так, как нужно разговаривать с ребенком.

— И что только Мирон в тебе нашёл? — окинула она меня брезгливым взглядом.

— Профессиональные качества няни, — выронила я, едва сдерживаясь от того, чтобы не начать драку маленькой ложечкой. Только присутствие рядом Тимки останавливало меня от полномасштабного конфликта на повышенных тонах.

— Ну, да, — хмыкнула Алина. — Больше в тебе ничего и нет. В общем-то, Мирону это и нужно было, чтобы рядом с ним находилась тень, которая его будет обстирывать, кормить, убирать и в рот заглядывать… С его холодностью и неспособностью любить такая, как ты, — отличный вариант. А ты ещё и юная, совсем ручная…

«С его холодностью и неспособностью любить»? Эта женщина, вообще, хоть немного знает Мирона или она ошиблась квартирой?

В мыслях отчего-то сразу всплыли слова того байкера из бара, который сказал о важности поступков, а не внешнем лоске. Если оценивать Мирона по поступкам, то более заботливого, внимательного и любящего своего сына человека не найти во всем мире.

Как она, живя с ним в браке, не смогла этого разглядеть?

— Помнится мне, по вашему спектаклю перед Екатериной Михайловной с натужными слезами, вы пришли сюда, чтобы уделить внимание своему сыну, а не мне. Может, вам нужен указатель, чтобы вы не забывали, кто из нас двоих ваш сын? Или я могу позвонить Мирону, чтобы он приехал и всё вам объяснил. Уверена, у него это получится лучше.

— А знаешь, ты права, — согласно кивнула Алина, нервно прикусив внутреннюю сторону щеки. — Пожалуй, хватит тебе моего внимания. На сегодня. Тимур, — позвала она его так, будто малыш должен был выпрямиться по стойке «смирно». — Идём со мной. Пусть твоя няня займётся своими хозяйственными делами.

— Он еще не поел, — попыталась я воспротивиться, но не бить же мне по рукам матери, которая берет своего ребенка на руки.

— Он и не ел. Только по лицу размазал, — отерла она небрежно его лицо полотенцем, которое взяла с моего плечо и швырнула обратно на место, будто я неодушевленный предмет.

— Тимка, всё равно, с вами долго не просидит, — напомнила я ей о реакции малыша.

— Просидит. Сейчас мамочка покажет ему ещё парочку интересных штучек из своей сумочки, и мы с ним отлично поладим.

— Ну-ну, — дернула я бровями и засекла время, чтобы знать, через сколько минут, а то и секунд, Тимке наскучит игра в блестяшки из маминой сумочки.

Пока Алина не видела, я быстро набрала Мирону сообщение о том, что его жена в квартире и прямо сейчас играет с Тимкой. Плевать, что мне может влететь за то, что я, вообще, её впустила и разрешила остаться, но он должен знать о том, что она здесь. По ее поведению мне стало более чем понятно, что такая как Алина вполне могла бросить маленького сына ради карьеры, денег или любого другого дерьма, что не испортит её маникюр.

Отправив сообщение Мирону, отложила телефон в сторону и приготовилась считать секунды до звонка Мирона, который совершенно точно будет в бешенстве, когда обо всём узнает.

Рассказать ему о том, что Алину привела его собственная мать или не стоит? Рассказать ему о том, что мне тут наговорила Алина или лучше оставить это только между нами?

Я бы, вообще, не отдавала ей Тимку, но демоническая маман правильно сказала о том, что «нельзя лишать ребенка матери». Очевидно, даже такой, ничего не умеющей, тоже лишать нельзя.

Я с ума сойду! Накинулась на посуду, мытьё которой иногда помогало отвлечься, но всё равно поглядывала на часы в телефоне. Мирон пока не звонил, а Тимка не плакал в гостиной, были слышны только его эмоциональные улюлюкания. Интересно, что ему такого Алина достала из сумочки, что он так спокойно терпит даже её присутствие рядом?

Закончив с посудой, которой было совсем немного, я отерла руки полотенцем, достала из холодильника продукты, чтобы затем приготовить Тимке ужин и снова глянула на экран телефона. Тишина. Может, Мирон не увидел мою смску? Нужно звонить. Решительно взяла телефон, открыла список контактов и невольно вздрогнула, услышав в гостиной грохот, будто что-то упало, а следом раздался душераздирающий Тимкин крик и плач, заставившие меня бросить всё и бежать к нему.

Влетев в гостиную, обнаружила Тимку, лежащего на полу на животике рядом с диваном. Рядом не было никого. Алины будто и не существовало вовсе. Только блестяшка-брелок от ее ключей была зажата в Тимкином кулачке.

Подбежала к малышу, упала перед ним на колени и быстро, едва сдерживая сама слёзы, подхватила его на руки.

— Маленький мой, хороший… Тише-тише… — лепетала я почти истерично.

Сердце замерло, мир поплыл перед глазами, когда на маленьком личике я увидела кровь, текущую из его рта.

— Нет, нет, нет… — шептала я сама себе, тряся головой из стороны в стороны.

Руки и ноги ослабли, голова закружилась и стала совсем ватной. Удерживая Тимку на руках и прижимая его к своей груди, уселась на полу рядом с диваном и стала раскачиваться из стороны в сторону, умоляя себя не вырубаться.

Только громкий Тимкин плач и его ручки, хватающие меня за футболку и шею, держали меня в сознании и не давали выключиться.

— Тише, мой хороший, тише, — поглаживая Тимку по спине, сама уже не сдерживала слёз.

Что ж я за нянька такая буду, если вырублюсь? Тоже, как его мать, оставлю Тимку одного? А если с ним ещё что-то случится?

Паника совсем другого характера опутала грудную клетку.

Нет, я не выключусь! Ради Тимки продержусь столько, сколько будет нужно.

Мелодия звонка встряхнула моё сознание. Прижимая Тимку к груди, а сама к стенам, дошла с ним до кухни, где трясущейся рукой взяла мобильник и ответила на звонок.

— Кто её впустил? — тут же крикнул Мирон холодным, до чёртиков злым голосом. — Какого хрена она делает в моей квартире?!

— Мирон… — выдохнула я всхлипнув. Тимка тоже разразился новой волной плача. — Тут кровь… У Тимки кровь… Алина…

— Что с моим сыном? Что она сделала? — кричал Мирон уже так громко, будто был прямо передо мной.

— Я не знаю… — выдохнула я едва дыша. — Не знаю…

— Майя, — вдруг потеплел его голос. — Ты в сознании?

— Мне плохо. Тут… Я не знаю, что делать, — ноги снова ослабли и я осела на пол, бегая по стенам глазами. Тимка беспомощно хныкал мне в плечо, кажется, успокаиваясь.

— Я уже еду. Слышишь, Майя? Слушай мой голос. Я еду. Скоро буду.

— Хорошо, — выронила я тихо. Рука с телефоном безвольно опустилась на пол. Взгляд снова сфокусировался на Тимке, который тянул в окровавленный рот блестящую дрянь. — Дай мне, солнце. Это кака.

Отобрав у него брелок, в сердцах швырнула его куда-то в угол в сторону гостиной. Понимая, что нужно что-то делать, силой воли заставила себя встать на ноги. Тимку оставила на полу, так как не была уверена, что снова смогла бы его удержать. Порылась в ящиках, нашла аптечку и, сдерживая тошноту и едва дыша, трясущимися руками собрала с Тимкиного лица кровь ваткой. В нижней его губе обнаружила ранку, из которой эта кровь и сочилась. Меня снова повело.

— Всё хорошо, мой хороший. Всё хорошо, — бормотала я, чтобы подбадривать Тимку, который перестал плакать и теперь увлекся упаковкой пластыря. Заодно себя держала в равновесии, понимая, что мне просто нужно продержаться, хотя бы до приезда Мирона.

Он уже едет. Осталось совсем немного подождать.

Больше с пола я встать не смогла. Просто не нашла в себе сил. Меня хватило только на то, чтобы убрать от Тимки повыше аптечку, оставив ее у плиты.

Прижимая к себе Тимку, который, казалось, уже забыл о случившемся, услышала хлопок входной двери, следом — быстрые шаги.

— Майя! — от звука знакомого голоса даже легче дышать стало.

— Мы здесь, — крикнула я вяло в ответ.

Со сверкающими глазами, в которых отражалось всё от злости до паники, Мирон упал перед нами на колени. Взял у меня из рук сына и вместе с ним прижал к себе и меня.

— Ты выдержала, — выдохнул он мне в макушку, пока я с закрытыми глазами слушала его барабанящее в груди сердце.

— Прости меня, пожалуйста, — разрыдалась я, цепляясь за пальто Мирона. — Я не должна была ее впускать… Ты же предупреждал…

— Ты не виновата, — легкий поцелуй в макушку мог бы меня успокоить, но входная дверь снова хлопнула, и в этот раз в квартиру вбежал кто-то ещё.

— Майя, Тимка! — кричал ещё один знакомый голос.

— Всё нормально, Матвей. Мы здесь, — ответил ему Мирон.

Через секунду на пороге кухни показался Матвей, глаза которого мгновенно полезли на лоб, стоило ему посмотреть на нас троих, обнимающихся сидя на полу.

— Твою мать! — выронил он и прикрыл рот ладонью. — Надеюсь, это кровь Алины на тебе, а сама она валяется под окном башкой в урне?

Не до конца понимая, о чем он, опустила взгляд и обнаружила на светло-голубой футболке пятна крови, которых особенно много оказалось на том плече, к которому я прижимала всё это время Тимку.

— Вот это тебя колбасит! — едва ли не присвистнул Матвей, подходя к нам.

— Возьми Тимку, — сунул сына ему в руки Мирон, а сам подхватил меня за плечи и помог встать, сразу усадив на стул. Наполнил стакан холодной водой и протянул мне. — Попей немного.

— Спасибо, — прогнусавила я и, взяв стакан, расплескала половину его содержимого трясущейся рукой. — Забери, — расплакалась тут же, протягивая стакан обратно.

— Не волнуйся. Всё, — обнял меня Мирон за плечи. — Всё в порядке. Ты молодец.

— Я её впустила… Разрешила остаться… Отдала Тимку…

— Ты не виновата.

— И где эта… — не смог подобрать Матвей нужного слова. — Где она?

— Я не знаю, — всхлипнула я снова. — Я осталась здесь мыть посуду, а она взяла Тимку, ушла с ним в гостиную. Потом я услышала грохот, а потом… Тимка в крови… Мирон приехал…

— Она издевается, твою мать?! — вспылил Матвей, отчего я машинально вжала голову в плечи и зажмурила глаза. — Я не про тебя, Майя, — тут же успокоил меня Матвей, мягко погладив по спине. — Не про тебя.

— Я не знаю, — выдохнул Мирон сокрушенно. — Не знаю.

— Ладно, — собрался Матвей, вернув привычное спокойствие своему голосу. — Уложи Майю, что ли. Совсем белая.

— Я не хочу лежать. Где Тимка?

— В гостиной на своем коврике в игрушки играет.

— Я хочу к нему, — взяла я себя в руки, утерла сопли и, держась за стену, пошла к малышу.

Мирон приобнял меня за талию и помог дойти до кресла, которое было ближе всего к Тимке. С кресла тут же сползла к нему на пол и села рядом. Чем ближе к Тимке, тем мне казалось спокойнее.

— Я скорую, кстати, вызвал, — сказал Матвей.

— Я тоже, — ответил ему Мирон, устроившийся в том кресле, с которого недавно сползла я.

— Зря, походу.

— Нет. Нужно посмотреть, что с Тимкой и убедиться, что всё в порядке. Майе тоже нужна помощь, — Мирон откинулся на спинку кресла. Прикрыв глаза, зажал переносицу и болезненно поморщился.

Входная дверь снова хлопнула. День открытых дверей какой-то. Неосознанно прижала к себе Тимку. Матвей и Мирон оба встали и со злыми хмурыми, минами уставились в сторону прихожей, откуда первой вошла в гостиную демоническая маман и, глядя на меня, чья футболка была в пятнах крови, шокировано раскрыла рот:

— Что здесь произошло?!

Следом, шурша пакетами, в гостиную вошла Алина. Широкая голливудская улыбка слетела с её лица, когда она увидела взбешенного Мирона и меня, сидящую на полу в каплях крови на одежде:

— Что ты сделала с моим сыном, курица?!

— С твоим? — вспылил Мирон и пошёл в наступление на Алину, которая несколько растерялась, вероятно, не ожидав такого всплеска негатива со стороны мужчины. Алина отступила к стене, в которую вжалась спиной, глядя круглыми испуганными глазами в лицо Мирона. — Расскажи-ка мне что-нибудь о своём сыне! Что ты о нём знаешь, кроме имени?

Никогда бы не подумала, что Мирон может быть настолько злым. До этого момента я была уверена, что в кафе видела максимально возможные вспышки его злобы, но то, что было сейчас, заставило меня испугаться и буквально собраться в комочек.

Прихватив с собой затихшего Тимку и прижав его в груди, я быстрыми шагами удалилась в детскую комнату. Но это не спасло: конфликт хоть и не был нам виден, но слышен был всё ещё отлично.

— Ты её защищаешь? — возмущенно вскрикнула демоническая маман. — Эту малолетку? Чья на ней кровь, Мирон?

— Тимкина, — включился в конфликт голос Матвея. — Но уверен, Тимка отделался малой кровью с такой-то мамашей. Хотя, третий раз для него может стать последним.

— Что?! — взвизгнула Алина. — Причем здесь я?! Я только что с Екатериной Михайловной пришла! Что ты несешь?! С няньки своей спрашивайте!

— Хочешь сказать, что за полгода ты только сейчас первый раз в этой квартире? — от низкого голоса Мирона моё сердце в очередной раз замерло.

— Да. А кто меня раньше впустил бы?

— Так я же тебя впустила, Алин. Часа полтора-два назад, — несколько растерянно произнесла маман. — Что тут, вообще, происходит, мальчики?

— Да-да, — дрогнул голос Алины, который теперь мне показался не таким уверенным. — Я хотела сказать, что пошла за игрушками для Тимура. Ему совершенно не с чем играть. Вот, — зашуршали пакеты, вероятно упавшие на пол.

Я отвлекла Тимку на плюшевого слоника с барабанами, чтобы происходящий за дверью конфликт для него не был центром внимания.

— А Майю ты предупредила о том, что уходишь? — спросил Мирон.

— Конечно!

— Каким образом? — буквально лез он ей ледяным тоном под кожу.

— Что за идиотские вопросы?! Я сказала ей, что иду в магазин, отдала ей в руки ребенка и ушла.

От возмущения я, кажется, захлебнулась воздухом. Не понимая, что творю и куда лезу, выскочила из комнаты и со слезами обиды на глазах рассказала всё, как было:

— Вы врёте! Вы ничего мне не говорили! Вы просто забрали Тимку и пошли с ним в гостиную, пока я мыла посуду. Тимка упал с дивана, но вас здесь уже не было. Вы просто ушли и ничего не сказали.

— Ты что несешь, дура?! Как я могла не сказать? — ревела Алина и пошла в наступление, явно намереваясь, вырвать мне волосы.

Мирон поймал её за плечо, откинул назад к стене и, схватив пятерней за шею, повернул ее голову в сторону стены, на которой был телевизор и полка со всякими сувенирными мелочами.

— Посмотри туда, — показал Мирон пальцем на длинную полку над телевизором. — Там стоит камера. Если я сейчас просмотрю запись и не услышу на ней, как ты предупреждаешь Майю о том, что уходишь, ты прямо из этой квартиры поедешь на нары за оставление ребенка в опасности. Смотрим?

Алина явно растерялась. Я, в общем-то, тоже. Только приглядевшись, я заметила на полке новый объект — деревяный домик, который еще в пятницу стоял в кухне, и в нем лежали чайные пакетики. Сейчас из него прямо в гостиную смотрел «глаз».

— Молодец, братишка! — порадовался Матвей, потрепав брата по плечу. — Молодец, твою мать!

— Я не слышу ответа! — давил тем временем Мирон на свою жену. — Смотрим?

— Отпусти меня, урод! — дёрнулась Алина, скинув его руки. Трясущейся от волнения рукой, поправила прическу и глянула на меня исподлобья. — Не нужно ничего смотреть. Я не говорила. Удали запись.

— Ага, сейчас! — хохотнул Матвей невесело.

— Мирон, что происходит? Какая ещё запись? Зачем? Ты следишь за Алиной? — демоническая маман, похоже, понимала ничуть не больше моего.

Только вопросов я задавать не могла. Я могла лишь вернуться к Тимке, играть с ним и просто ждать, когда конфликт закончится.

— Расскажи уже ей, Мир. Иначе наша мать так и будет думать, что перед ней хренов ангел, а не тварь, которая бросила ребенка ради теплого песочка.

— Мирон? — давила маман. — Матвей? Ты говорил про третий раз, что это значит? Мне кто-нибудь уже расскажет, что происходит?

— Мам, давай не сейчас, — явно пытался успокоить её Мирон.

— Рассказывайте мне всё сейчас же, или я звоню отцу!

— Мир…

— Чтоб вас! — рыкнул недовольно Мирон. — Когда Тимке было полтора месяца, я не предлагал Алине свободные отношения, перерыв или паузу в отношениях, мам. Она просто уехала.

— Нихрена не просто она уехала, Мир! Эта тварь бросила ребенка среди белого дня, умотала в аэропорт и никому ничего не сказала. Отдохнуть ей, видите ли, приспичило! Устала она! Если бы я не увидел её в аэропорту, когда прилетел из Австралии, и не позвонил Мирону, чтобы уточнить, куда его жена полетела, то Тимки бы сейчас, наверное, и не было.

— В смысле? Я ничего не понимаю, — едва слышно произнесла маман. — О чем вы? Как это — не было?

— О том, мам, — спокойно произнес Мирон. Кажется, я чувствовала, как тяжело ему давались эти слова. — Я не хотел втягивать тебя и отца в этот конфликт. И сейчас не хочу… Алина просто оставила Тимку одного в кроватке с бутылочкой смеси. Никого не предупредив, уехала в аэропорт и улетела. Мне позвонил Матвей, с шуткой, мол, похвалить заботливого мужа, который отправил жену на курорт, а я ничего не знал. Сразу после звонка поехал домой, Тимка был в квартире один, в кроватке, весь в дерьме и в своей рвоте. Видимо, пытался попить молока или… не знаю…

От услышанного из моих глаз брызнули слёзы. Как такое возможно? Она просто бросила сына?

В порыве неразборчивых чувств я взяла Тимку на руки и прижала к себе, словно хотела утешить и извиниться перед ним за поступок его матери.

— Ты оставила моего внука одного? — голосом, словно из самой преисподней спросила маман.

— Что бы с ним случилось?! — вспылила вдруг Алина. — Он всё равно тогда только лежал, спал, ел и орал, когда не делал всё остальное. Подумаешь, немного обосрался. Поесть я ему оставила…

Звонкая пощечина вынудила меня вздрогнуть.

— Мои адвокаты сотрут тебя в порошок, тварь, — отчетливо был слышен голос Екатерины Михайловны. — Я сейчас же звоню твоим родителям.

— Мам, не вмешивай пока в этот конфликт всех, — явно пытался усмирить свою маму Мирон. — Мы поступим следующим образом. Алина, у тебя два выхода из данной ситуации: первый — ты соглашаешься на развод, не претендуешь на сына, и мы больше не видимся; второй — с этой записью, на которой есть доказательства двух эпизодов оставления ребенка в опасности, и в обоих ты только что призналась, я иду в суд, а ты — в тюрьму.

— Никогда не хотела детей, — сказала вдруг Алина замогильным голосом.

— Зачем тогда…? — осёкся Мирон, сухой тон его дрогнул.

— Потому что любила тебя. Думала, и ты меня после рождения ребенка хоть сколько-нибудь полюбишь. Но все стало только хуже.

— Думаешь, я не любил тебя?

— Я этого никогда не чувствовала. Уважение — да, возможно. Но любовь… ты на неё просто оказался неспособен. А когда появился сын, то мне не осталось даже твоего уважения. Я стала как… молочная ферма для него. Ты не интересовался мной. Тебе было интересно только покормлен ли Тимур, поменяла ли я ему подгузник и всё. Ни мои проблемы, ни мои переживания и боли тебе интересны не были. Я стала фоном.

— Ты ошибаешься, — глухо выронил Мирон. — Ты была для меня важна. А любовь… Возможно, я любил тебя не так, как сейчас Майю, но тогда я давал тебе максимум того, что чувствовал.

— Ясно. Я возвращаюсь в Италию. Развод я тебе дам, на сына не претендую. И этот твид… — последовала короткая пауза. — … ненавижу его.

С уходом Алины разговоры в гостиной прекратились, едва за ней закрылась дверь.

Выждав некоторое время, но так и не услышав никаких разговоров, словно все остальные участники конфликта тоже ушли, я взяла Тимку на руки и вышла с ним из детской. Пришло время купания, да и с Тимки пора снять окровавленную у воротничка футболочку.

В гостиной всё так же сидели трое — мама и ее два сына. Стоило нам с Тимом выйти из комнаты, как три пары глаз сразу обратились к нам. Мирон был чернее тучи, маман находилась в какой-то прострации, словно вовсе не здесь находилась, один только Матвей смог натянуть на губы улыбку и подмигнуть нам.

В дверь позвонили. Первым отреагировал Матвей, который и пошёл открывать дверь.

— … Всё, в общем-то, в порядке… — несколько деловым тоном вещал Матвей, заводя в гостиную двух медиков. — … ребёнок упал с дивана, а молодая мама оказалась к этому не готова.

— Ясно, — сухо отвел доктор, который явно был не рад тому, что его выдернули по такому пустяку. Подойдя ко мне, поднял руки и поманил пальцами Тимку, глядя при этом на меня. — Могу я осмотреть вашего сына?

— Да, конечно, — растерялась я и повернула ему Тимку, чтобы было удобнее его осмотреть.

— Угу, — заключил доктор. — Ничего серьёзного я не вижу. Могу порекомендовать вам только ранозаживляющее, а вам, мамочка, успокоительное, — с явным подколом произнес доктор, записывая рецепт на маленьком листочке. — До свидания, — бросил он раздраженно, и тихо своему коллеге буркнул. — Эти молодые мамаши…

— Наверное, когда звонил, не нужно было вопить так, будто тут огнестрел? — виновато поморщился Матвей, проводив медиков.

— Я пойду Тимку купать, — сказала я, будто отпрашивалась у них у всех.

Мало ли, вдруг еще полиция приедет или МЧС?

— Я помогу тебе, Май, — будто «разморозился» Мирон и поднялся с кресла. Снимая пальто, ушёл в прихожую.

— Я отвезу тебя домой, мама. Идём, — подхватил Матвей под локоть Екатерину Михайловну и помог ей встать с дивана. — Давай сюда сумку.

— Подожди, Мотя, — едва слышно выговорила маман. Чтобы не пялиться, я решила не ждать Мирона и просто зайти в ванную комнату. В любом случае, он знает, где мы с Тимкой сейчас должны быть. — Майя, подожди, — окликнула меня Екатерина Михайловна.

— Да? — обернулась я. Заглянула в глаза женщины, которая, казалось, постарела лет на десять за сегодняшний вечер. Она даже дышала шумно, будто ей сложно было это делать. — С вами всё хорошо? — насторожилась я.

Вдруг что-то с сердцем?!

Женщина молча подошла к нам с Тимкой, взяла внука за ручку, а на глазах её вдруг выступили слёзы.

Я испугалась. Растеряно посмотрела над её плечом в глаза Мирона, который как раз подходил к нам.

— Мама, посиди немного. Может, воды? — подхватил её Мирон под локоть.

— Подожди, сынок, — отмахнулась женщина вяло. — Всё хорошо. Я просто… — шумно втянув носом воздух, она сморгнула слёзы и заглянула мне в глаза. Если она не прекратит плакать прямо сейчас, то я к ней присоединюсь. — Спасибо тебе, — вдруг сказала она. — Спасибо, Майя.

— Я ничего не сделала, — пристыженно опустила я глаза.

Я, скорее, натворила: недосмотрела за Тимкой, а затем как истеричка плакала вместе с ним вместо того, чтобы оставаться взрослой.

— Ты сделала очень много. Для Тимура и для моего сына. Прости что не приняла тебя всерьёз.

— Ничего. Иногда это было даже забавно.

Вялая улыбка отразилась на губах женщины. Поцеловав Тимку в моих руках, он мягко погладила меня по плечу и позволила Матвею надеть на нее пальто.

— Я пока ничего не скажу отцу, — заговорила Екатерина Михайловна более официально уже с Мироном. — Но ты же понимаешь, что у нас с её родителями общее дело, так что об этом всё равно придётся поговорить?

— Понимаю. Но давай хотя бы не сегодня.

— Конечно, — согласилась маман и мазнула по нам с Тимкой взглядом. — Ты прав, сыночек.

— Ну, всё. Идём, мам. У другого сыночка тоже есть дела, — повел ее Матвей в сторону прихожей, в которой дверь открылась раньше, чем до нее успели дойти.

— Где эта мразь?! — фурией влетела Света в гостиную, держа в руке какую-то статуэтку.

— Света! — бежал за ней муж и выхватил из её руки эту статуэтку. — И где ты её взяла только?

— Группа медленного реагирования, — рассмеялся Матвей. — Я вам ещё часа полтора назад звонил. Вы что так долго?

— Мы загородом были, — пояснил Сан Саныч.

— Майя, Тимка! — вскрикнула Света и схватилась за голову, разглядев на нашей с малышом одежде капли крови. — Что эта гнида сделала? Где она? Вы вызвали полицию? Скорую?

— Не нагнетай, Света, — осёк её Мирон. — Всё в порядке. Мы разобрались.

— А я говорила вам! — вспылила вдруг Света, накинувшись на маман. — Я говорила, что эта Алина та ещё… Но вы же меня не слушали! Алина же в костюмчике твидовом…. Алина девочка хорошая, прилично лижет задницу… Довольны?

— Света, — одёрнул её теперь уже Сан Саныч. — Сейчас не лучшее время.

— Она права, — согласно кивнула Екатерина Михайловна. — Ты всегда во всем была права, дочка, — сказала женщина и неожиданно обняла Свету, которая настолько от этого опешила, что не сразу сообразила обнять её в ответ.

— Ну, ладно… кхм, — взяла себя Света в руки. — Я переборщила. Простите.

— Всё хорошо, — улыбнулась ей Екатерина Михайловна.

— Точно всё хорошо? — обернулась ко мне Света и сжала кулак. — Может, кому… м?

— Всё хорошо, — успокоила я её.

— Но, если что — сразу звони.

— Ага, чтобы вы опять приехали, когда всё закончится? — прыснул Матвей. — А ты где, реально, эту статуэтку взяла? — тряхнул он статуэткой, похожей на Оскар. — Тяжелая.

— Это вы ещё не видели, как я у нее шокер в машине отбирал, — поделился Сан Саныч.

— А ты, я смотрю, готовилась, — хохотнул Матвей.

— Кровь-то откуда? — приглядывалась к нам Света. — Губёшку разбил. Или это Алина…

— Тимке уже пора спать, — перебил её Мирон, который выглядел уставшим сильнее, чем сам Тимка.

— Намёк понят, — включился мгновенно Матвей и буквально вытолкал всех из квартиры, крикнув напоследок за порогом. — Спокойной ночи! Если что — сразу звоните, но Светка всё равно опоздает.

— Я помогу тебе, — сказал Мирон, когда квартира опустила от гостей, и я, наконец, смогла пойти в ванную, чтобы искупать Тимку.

Глядя в его глаза, в которых читалась вселенская усталость абсолютно от всего, предпочла оставить его на некоторое время одного.

— Не нужно. Я сама искупаю Тимку, а вы пока… приготовьте ему смесь, — предложила я первый пришедший на ум вариант для его отвлечения.

— Мы снова на «вы»? — повёл он густой бровью, и в пасмурно серых глазах наметился некоторый просвет.

— Я, наверное, никогда не отвыкну, — опустила я взгляд на Тимку, играющего моими волосами. — Непривычно.

— Сегодня у тебя получилось.

— Да? — вскинула я на Мирона удивленный взгляд. — Я не помню.

— Было дело.

— Надеюсь, я ничего лишнего не болтнула? Матерного там чего… — старалась не смотреть ему в глаза. Было неловко.

— Ты умница, — произнес Мирон и, подавшись ко мне, оставил легкий поцелуй у виска. — Я приготовлю смесь и пижаму.

— Хорошо, — несколько растерялась я, не ожидав подобной нежности. Такой уютной, домашней, необходимой.

Тимка балдел всё купание. Визжал, смеялся, брызгал в меня водой. На губе его была заметна ранка, но сам он уже не обращал на нее внимание и, кажется, даже не чувствовал.

Завернув его в полотенце, вынесла из ванной, но так и не смогла отобрать у него осьминога-липучку.

— Ладно, малыш. Сегодня можешь оставить его себя. Пронесем в постельку контрабанду.

В детской комнате нас ждали вещи. Помимо Тимкиной пижамки на постели лежали ещё футболка Мирона и его штаны. Кажется, в этой одежде я здесь ночевала.

Тихо приговаривая несуществующую сказку, одела малыша в пижамку. В комнату вошёл Мирон с бутылочкой смеси. Потянулась, чтобы взять её и покормить Тимку перед сном, но Мирон не дал мне этого сделать.

— Я уложу Тимку спать, а ты пока иди в душ. Отдохни.

Сам он переоделся, оставив не себе лишь домашние штаны.

— Тогда я, наверное, лучше домой. Вы… ты тоже устал.

— Именно поэтому я прошу тебя остаться со мной. С нами, — указал он многозначительным взглядом на Тимку.

— Запрещенный приём, — улыбнувшись, смущенно опустила взгляд. — Тогда я в душ.

Взяла вещи и ушла в ванную комнату. Под струями горячей воды позволила себе расслабиться, закрыть глаза и на время забыть обо всём. Я была выжата как лимон. Казалось, что этот вечер был бесконечен и не оставил внутри меня ничего, кроме усталости и пустоты, но вместе с тем я чувствовала себя как-то иначе. Будто свободнее.

Собрала с волос влагу и надела предложенную мне Мироном одежду. С облегчением утонула в футболке и потуже завязала пояс спортивных штанов.

Едва слышно подошла к Тимкиной комнате. Остановившись на пороге, подперла плечом дверной косяк.

Тимка уже спал — счастливый человек. Я бы тоже не отказалась вот так просто взять и выключиться, не зная забот и тревог.

Мирон сидел на стуле рядом с кроваткой сына и не замечал моего присутствия. Держась одной рукой за борт кроватки, он смотрел в пол и с хмурым лицом о чем-то думал.

Тихо к нему подошла и встала между широко расставленными ногами. Мирон отмер и поднял на меня взгляд.

— Тебе тоже нужно отдохнуть, — шепнула я и слегка взъерошила его волосы у лба, отчего мужчина прикрыл глаза и глубоко вдохнул.

— Май, — произнес он с легкой хрипотцой. — Я не имею права настаивать или заставлять, но тебе нужна помощь специалиста. Твои обмороки… Сегодня ты совершила невероятное, но с этим, всё равно, нужно что-то делать.

— Хорошо.

— Я нашёл лучше специалиста. От тебя требуется только согласие.

— Я же сказала — хорошо, — повторила я и обхватила ладонями щеки. В серых глазах не сразу, но появилось осознание того, что я только что сказала.

— Так просто?

— Ну, да. А что?

— Я был уверен, что придется спорить и убеждать.

— Я сегодня чуть с ума не сошла, Мирон. Страшно представить, что было бы с Тимкой, если бы я потеряла сознание. А если бы с ним что-то случилось? Я бы себе этого не простила. Так что, да, я буду ходить к психологу и любому другому специалисту столько, сколько будет нужно.

Мирон шумно выдохнул, прикрыл глаза и, притянув меня к себе, уткнулся лицом в живот и крепко обнял бёдра.

— Прости меня, — шепнул он.

— За что? — непонимающе нахмурилась.

— За то, что ты оказалась во всё это втянута.

— Ты не виноват. Всё хорошо, — обхватила руками его голову и уткнулась носом в макушку. Полной грудью вдохнула его запах и улыбнулась сама себе. — Я хочу в кафе.

— Ты голодная? — тут же поднял на меня взгляд Мирон. В серых глазах плеснулось беспокойство.

— Нет. Просто, кажется, что кое-кто целую вечность не кричал мою фамилию из своего кабинета. Я соскучилась по Демоне.

Лучики теплой улыбки залегли в уголках серых глаз.

— Уральцева, — нежным шёпотом. С лёгким угрожающим рычанием. До мурашек. — Я тебе когда-нибудь наваляю за Демоню.

— Да-да, конечно, — кивнула я и приблизилась к его губам своими. — Охотно верю.

Первой прильнула к его губам. Почувствовала, как дрожь мужского тела отразилась и во мне. Сильные горячие руки притянули меня теснее к обнаженному торсу и усадили на колени.

Пальцы Мирона нырнули под футболку, коснулись обнаженной кожи спины и запустили новую волну мурашек и жара, что заставило меня испугаться.

— Подожди, — остановила я его шёпотом, прервав поцелуй, и ладонь на моей спине замерла.

Мирон отстранился и словно опьяненным взглядом заглянул мне в глаза.

— Я боюсь, — сказала я тихо и пристыженно.

— Я не стал бы. Просто хочу чувствовать тебя кожей.

Утопая в сомнениях, прикусила свою нижнюю губу и, боясь передумать или снова испугаться чего-то, быстро стянула с себя футболку Мирона и швырнула её на кровать. Обхватила руками крепкую шею, ногами — торс и прижалась к нему так тесно, насколько это, вообще, было возможно.

Мирон уткнулся носом в сгиб моей шеи, глубоко вдохнул. Широкие теплые ладони скользнули по обнаженной спине и заключили меня в ласковый капкан объятий. Так уютно и хорошо я никогда и нигде не смогла бы себя почувствовать.

— Помнишь, ты спрашивал, не голодная ли я? — спросила я через несколько минут.

— Угу.

— По-моему, самое время для жареной картошки.

— Ты что ищешь? — спросила Настя, поймав меня в кухонном шкафчике за ревизией продуктов.

— Где-то тут были кириешки. Хочу похрустеть, мне нужно хоть чем-то заглушить мысли, — ворчала я.

— В соседнем шкафчике, — помогла мне подруга и даже специально для меня достала две пачки. — Хрусти. Хорошо, что не ногтями.

— Их уже не осталось просто.

— Не звонил ещё?

— Нет, — мотнула я головой и начала яростно грызть сухарики. — Почему так долго? Целых два месяца людей разводят.

— Боишься, что не разведутся? — вдруг ехидно вопросила Настя, отчего я была готова пришибить её на месте.

— Я боюсь того же, чего и Мирон — что Алина начнёт претендовать на Тимку.

— Она два месяца молчит, а на заседаниях всего один раз появилась. По-моему, ей вообще пофиг, лишь бы всё это быстрее закончилось, — меланхолично произнесла Настя, застёгивая на ушах серьги. — Ладно, меня Стёпа ждёт. Поеду я. Через неделю поедим с ним к моим родителям, встречать Новый год. Кстати, ты своим рассказала о Мироне и Тимке.

— Угу, — кивнула я жуя.

— И что они?

— Ну… папа в шоке, мама делает вид, что всё отлично, но видно, что она тоже в шоке. Короче, не знаю. Но Мирон сказал, что этот Новый год мы будем встречать с моими родителями. Я залезу в подарочный носок со своим именем и просижу там все праздники.

— Боишься?

— Очень. Неоднозначная реакция родителей на моего… парня, — хохотнула я нервно. — Вернула меня в детство, когда я боялась, что меня накажут и посадят на домашний арест.

— Да брось. Мирон тебя отвоюет.

— Угу, — дернула я скептически бровями.

Тягаться с моей мамой — страшное дело. Я бы не рискнула.

— Я ушла, — бросила мне Настя уже из прихожей. — Вернусь завтра.

Панически бегая в своих мыслях, я и не заметила, как она так быстро телепортировалась из кухни.

Дверь хлопнула, я осталась одна. Телефон в руке уже буквально обжигал ладонь, но я обещала себе, что не стану звонить. Вдруг прямо сейчас происходит что-то особенно важное, а я возьму и отвлеку. Нет. Так нельзя.

Отложила телефон в сторону, туда же сухарики. Набрала стакан воды и быстро его выпила, следом — второй, но смогла выпить лишь половину содержимого.

Хоть бы Алина не выкинула какой фокус на последнем заседании! Хоть бы, хоть бы!

Чтобы отвлечься и больше не смотреть на телефон, как ненормальная, решила что-нибудь приготовить. Блины! Точно! Сделаю блины, Тимка их очень любит.

Блин за блином я всё чаще поглядывала на часы. По моим подсчётам заседание уже давно должно было закончиться. Так долго оно может длиться только если туда пришла Алина и устроила какую-то подставу.

Я не хотела делать из неё исчадие Ада, но после того, как узнала как она поступала с Тимкой, у меня не выходит воспринимать её хоть сколько-нибудь адекватно. Я тогу только злиться на неё и ничего больше.

Залила в сковороду последний блин, и дверь позвонили. Едва ли не прыгая на месте, выключила плиту, сдвинула в сторону сковороду и помчалась в прихожую. Открыла дверь, а сердце радостно вспорхнуло в груди, стоило мне увидеть за порогом Мирона с Тимкой на руках. Оба улыбались — хороший знак.

— Вкусно пахнет, — втянул Мирон носом воздух. — Ты что-то приготовила?

— Блины. Голодные? — спросила я и пропустила их в квартиру. Приняла из рук Мирона малыша, который за эти пару месяцев стал тяжелее и щекастее, и крепко-крепко обняла. — Какие холодные щёчки! Давай, будем греться и вкусно и кушать. Но сначала разденемся.

Занесла Тимку в свою комнату и ловко сняла с него верхнюю одежду. В квартире было тепло, поэтому я оставила его просто в колготках и футболке с надписью «крутой парень», которую сама недавно ему купила.

— Пойдём к папе, — взяв малыша за ручки, заставила его шагать. Без опоры он еще ходить не рисковал. Обычно сразу терялся и садился на попу, потому что ползком добраться куда-либо гораздо безопаснее и быстрее.

Мирон в кухне ставил кружки на стол, чайник уже кипел. Закатав рукава рубашки, открывал ножом банку сгущенки. Варенье уже было открыто.

— Ты уже показывал папе, что умеешь? — спросила я Тимку, присев рядом с ним на корточки.

— Что он умеет? — посмотрел на нас Мирон сверху вниз.

— Присядь напротив, попробуем.

Отерев руки полотенцем, Мирон тоже присел на корточки напротив нас.

— Протяни руки, — шепотом попросила я.

Мужчина беспрекословно подчинился.

— Давай, Тимочка, иди к папе, — придерживая малыша за ручки, плавно их отпустила. Покачиваясь, неуверенно, но Тимка сделал целых два шага и упал в вытянутые руки отца. — Ура! — захлопала я.

Полный гордости отец обнял сына и чмокнул в пушистые шевелюру.

— Молодец, Тимка. Молодец! — приговаривал он. — Иди к нам, — распахнул Мирон объятия и для меня, в которые я с облегчением упала.

— Как всё прошло? Расскажи уже! Я с ума сойду, — шептала я, пряча нос в воротнике его рубашки.

— Ты переедешь ко мне? — вместо долгожданного ответа спросил Мирон.

— Я не буду жить с женатиком, — ответила я уже привычно. Этот вопрос он поднимал сотни раз, но я категорически отказывалась. Мы хоть и не жили вместе, но периодически ночевали то в его квартире, то в моей съемной.

— Присядь-ка, сынок, — усадил Мирон Тимку за обеденный стол и придвинул ему тарелку с блинами, сгущенку и непроливайку. Потянулся в карман брюк и вынул из него паспорт, пролистав, остановился на одной страниц, которую показал мне. — Кто тут женатик? Видишь? Я не женат.

— А Тимка? Она не…

— Тимка будет с нами. Это не обсуждается.

— Мирон! — обхватила руками его шею и буквально повисла на ней.

— Что насчёт переезда? — спросил снова Мирон и нежно меня обнял. — Тимка скучает без тебя.

— Только Тимка? — хитро улыбнулась я.

— А я, вообще, с ума схожу, когда вместо тебя ночью и утром приходится обнимать подушку.

— Хорошо. Перееду только ради того, чтобы ты больше не мучил мою подушку. А я-то думаю, почему она такая пожамканая постоянно? — рассмеялась я.

После ужина Тимку разморило, и мы решили остаться на моей съемной квартире, тем более, что стараниями Мирона в ней уже всё было для ночевки с ребенком.

Искупала Тимку и передала его Мирону, который сам вызвался его уложить спать. Чтобы не маячить перед глазами малыша, я решила принять душ. В голове то и дело крутились мечта и фантазии о том, как мы, наконец-то, станем жить одной семьёй. Засыпать и просыпаться все вместе, обзаведемся своими особыми семейными ритуалами. Может, даже будет собака.

— Дурочка, — улыбнулась я своему отражению в зеркале. Казалось, что глаза сейчас сияли ярче звёзд. Наверное, впервые за эти месяцы я позволила себе так много и так открыто мечтать об этом.

Тихо вышла из ванной и вошла свою комнату, которую освещал лишь тусклый свет ночника, оставленный специально для Тимки. Сам малыш уже спал, раскинув ручки в стороны. Склонившись над ним, аккуратно чмокнула мягкую щечку. Одеялом укрывать не стала — в моей квартире ему было жарко, так что он предпочитал спать без него.

Тихо прошла в кухню, в которой горел свет. Мирон стоял у окна и смотрел куда-то вдаль. Профиль его был серьёзным, но я знала, что стоит ему увидеть меня, как все суровые морщинки на мужественном лице разгладятся.

И вот, он повернулся ко мне, и морщинка между его густыми бровями сразу исчезла. Любопытный взгляд серых глаз скользнул по моей фигуре вниз и обратно к лицу.

— Я еще не видел этот халат.

— Вчера купила. Беленький, — поправила я атласный пояс. Наверное, я никогда не научусь выдерживать его этот особый пристальный взгляд.

— Май, — подошёл ко мне Мирон и подцепил пальцами подбородок, чтобы я вновь заглянула ему в глаза.

— М? — только я смогла я выдавить, чувствуя, как начал учащаться пульс.

— Ты кое-что забыла у меня, — в раскрытой перед моим ладони блеснула помолвочное кольцо.

— Точно, — потянулась я к нему, но Мирон зажал кольцо в кулаке.

Вопросительно посмотрела в серые глаза.

— Я буду эгоистом, если попрошу тебя стать моей женой?

— Может, подождем немного, чтобы тётенька, которая ставит в паспорте печати, немного подзабыла твоё лицо? — хохотнула я и скользнула по обнаженному мужскому торсу ладонями, желая обнять

— Я к тому, нужно ли это тебе, Май? Со мной бывает тяжело, ещё и Тимка…

Привстав на цыпочках, заткнула его рот поцелуем.

— Еще раз заведешь эту шарманку, я тебя побью. Тебе напомнить, какое у меня острое и меткое колено? — рыкнула я, почти злясь, и сразу продолжила поцелуй, чтобы Мирон не успел возразить мне даже звуком.

Сильные руки подхватили меня под бёдра. Рефлекторно обвила ногами мужской торс, скользнула ладонями по широким плечам и прижалась теснее. Сделав пару шагов, Мирон усадил меня на обеденный стол и с трудом разорвал наш поцелуй.

— Май, — выдохнул он хрипло, прислонившись своим лбом к моему. — Я так тебя люблю.

— Я знаю и чувствую это, — обхватила его щеки и заглянула в глаза. — И я тебя люблю. Очень.

Слегка отстранившись от меня, Мирон взял мою правую руку и поднёс кольцо к безымянному пальцу. Вопросительно заглянул в глаза.

Улыбнувшись, молча кивнула и в этот раз, когда Мирон надевал его с горящими чувствами глазами, кольцо ощущалось совсем иначе. Словно я всегда его ждала.

Шесть лет спустя…

— Мама! Так? — бежал ко мне Тимка со всех ног.

Не смогла сдержать смеха.

— Солнце моё, бабочку нужно носить вот здесь, под воротником рубашки, — сместила я с его головы бабочку на положенное ей место.

— А папа там какую-то сумку из шкафа достаёт. Это тоже мне в школу?

— Нет, Тим. Это папа просто лишнюю панику наводит. Причем на себя одного, — вздохнула я тяжело и опустилась на пуфик в прихожей. — Давай проверим, не забыли ли мы чего. Рюкзак готов?

— Вот, — указал Тимка на обувницу, на которой стоял его рюкзак.

— Цветы?

— Сейчас, — убежал сыночек в свою комнату и вынес оттуда букет больше его самого. — Вот!

— Молодец! А теперь, давай я подержу твой букет, а ты надевай туфли.

— Хорошо, мама, — бодро отозвался Тимка и ловко впрыгнул в свои начищенные до блеска туфли. — Готово! — показал себя сыночек.

От волнения и гордости на глаза навернулись слёзы.

— Мой первоклашка, — потянулась я к Тимке и обняла его крепко-крепко. — Красивый такой. Стишок помнишь? Не забудешь?

— Помню, мам. Мы же его утром уже повторили.

— Ладно-ладно, — чмокнула я его в висок. — Где там наш папа?

— Май, ты почему сидишь?! — вбежал в прихожую Мирон с сумкой для роддома. — При схватках нельзя!

— Судя по лицу, схватки тут только у тебя. Лично у меня всё нормально.

— Ты сказала, что у тебя начались схватки.

— Это не схватки были, это я пирожное захотела. А ты мне ничего сладкого не даёшь, — нарочито обиженно надула губки, в которые меня и поцеловал муж.

— Твой врач запретил кормить тебя сладким. Из сладкого можно только фрукты. Я забочусь о тебе и нашей дочери. Не дуйся.

— Вот и рожай своему врачу сам, — буркнула я обижено и выставила ногу. — Надень мне туфли. Я не дотягиваюсь.

Поставив сумку на обувницу, Мирон явно сдержал улыбку, но встал передо мной на колено, обхватил теплыми пальцами щиколотку и аккуратно надел мне туфли одну за другой.

— И чему ты там лыбишься? — сузила я глаза, подозревая неладное.

— Ничего, — уже откровенно сдерживал он смех. — Ты в третьем триместре просто тираном стала. Тираннозавр с маленькими лапками. Вот и до ног уже не дотягиваешься.

— Моня, не нервируй меня, — буркнула я, сама едва сдерживая смех.

— Прости, котёнок, — чмокнул Мирон мой выступающий живот.

— Доча, буцкни-ка папку там левой пяткой в ухо.

— Сестрёнка пинается? — привычно положил Тимка свои маленькие ладони на мой живот и притих, словно хотел не только почувствовать толчки ладонями, но еще и услышать их. — Пинается!

— Да, — кивнула я. — Сегодня у неё тоже очень важный день, — проговорила я глубоко вдохнула носом, как учили на курсах.

— Я вижу, что у тебя схватка, — ледяным, но тревожным тоном произнёс Мирон.

— Я не поеду ни в какой роддом, пока не услышу первый звонок нашего сына. Ясно тебе? К тому же, это могут быть снова тренировочные схватки.

— Какая же ты… упёртая, — недовольно прорычал Мирон, но всё равно помог мне встать и надеть жакет поверх платья.

— А ещё любимая, — подмазалась я к нему, умело хлопая ресничками.

Уж я, как опытный магнитик, точно знаю, с какой стороны приклеится к своему бурчащему холодильнику.

— Это само собой, — не сдержал улыбки муж.

К школе приехали как раз к линейке. Без труда нашли Тимкин класс и поставили его в гущу событий, в которой он уже чувствовал себя комфортно, так как некоторые его одноклассники были знакомы ему ещё с детского сада.

Все родители просто отдавали детей их будущему первому учителю, а я, как паникующая мамочка, всё никак не могла отойти от Тимки, то поправляя ему волосы, то букет, то портфель.

— Идём, Май. Мы будем стоять рядом, — подхватил меня Мирон мягко под локоть и отвел в сторону. — Уже начинается.

— Я так волнуюсь! — прикусила я нижнюю губу, глядя на счастливого, но слегка растерянного сына.

— Тебе нельзя волноваться. Поехали в роддом, — тут же добавил Мирон, вероятно почувствовав силу, с которой я сжала его руку, когда пришла очередная схватка. — По-моему, схватки уже не тренировочные, а самые настоящие.

— Я дождусь этой девочки на плече с колокольчиком, а потом мы поедем рожать столько, сколько ты захочешь, — процедила я сквозь стиснутые зубы и вернула себе самообладание.

— А если воды отойдут?

— Все решат, что это я уписалась от счастья. И я не рожу сразу. Твой любимый врач, с которым ты видишься чаще, чем я, сказал, что я могу родить вообще через сутки от начала схваток. Первые роды быстро не проходят. Не волнуйся.

— А если…

— Скрещу ноги! — одёрнула я мужа.

— Мы успели? — образовалась рядом Екатерина Михайловна с Александром Викторовичем. — Привет, дорогая моя! Как самочувствие?

— Всё отлично.

— У неё схватки, — пожаловался на меня Мирон как маленький.

Ябеда…

— Ничего у меня нет, — закатила я глаза.

— Как только дадут первый звонок, так мы сразу едем в роддом, — сказал Мирон моим любимым тоном, который не примет возражений.

— Ещё чего? — фыркнула я деловито. — Я ещё на чаепитие останусь, — трепала я специально иголка своему ёжику.

По серьёзному лицу мужа пробежала тень, обещающая мне, что я буду задушена голыми руками. Но обязательно с любовью.

— Я с тобой сам скоро рожу, — выдохнул он обреченно.

— Я первая. У тебя еще даже пуза не появилось, так что в очередь.

— Начинается, — шепнул нам счастливый Александр Викторович, что смотрел на своего внука с гордостью.

Торжественная речь директора, стихи, пара песен и, наконец, первый в жизни моего сына звонок. Он мечтал о нём всё лето, с момента, когда весной мы показали ему его будущую школу и сегодня его маленькая мечта сбылась.

— Всё. Теперь поехали, — наконец, соизволила я рожать, когда Тимкин класс вошёл в школу.

Родители Мирона остались ждать Тимку, а мы поехали в роддом.

Муж всю дорогу был на телефоне с врачом. Очевидно, для того, чтобы тот успокоил и помог ему, а не мне. Потому что я себя чувствовала нормально. Не сказать, что боль, стреляющая в пояснице, приносила мне наслаждение, но к ней я уже была готова и паники никакой не чувствовала.

Через десять часов я уже держала на руках крошечный комочек счастья, как две капли воды похожий на своего отца. Нахмуренные бровки и суровый взгляд на всё, что происходило вокруг так и выдавали в моей дочери Мирона.

— Папа старался, — хохотнула я.

Лежащий рядом телефон завибрировал.

Любимый.

Я так сильно увлеклась дочкой, что совсем забыла о том, что где-то там волнуется самые главные мужчины в моей жизни.

— Да, — ответила я шёпотом.

— Как ты? — тихий хриплый голос мужа согревающим теплом отразился в моей груди.

— Подожди секунду. Я тебе перезвоню.

Сбросила вызов и сразу набрала видеозвонок. Навела камеру на себя и на дочь, чтобы мы обе попали в кадр.

— Привет, папа, — произнесла я, улыбаясь Мирону.

— Дочка, — сипло выдохнул любимый. Поджал губы и торопливо отёр лицо широкой ладонью, шумно втянув носом воздух.

— Три двести.

— И недорого совсем, — хохотнул Мирон, а в глазах его блеснули слёзы. — Спасибо тебе, котёнок.

— Да мне-то за что? Ты только посмотри — твоя копия. Сразу видно, что ты старался особенно сильно.

— Я ко всему отношусь ответственно. Таков уж я.

— Вообще-то, сегодня полагается хвалить меня, красавчик.

— Я люблю тебя, Май.

— А я тебя, Мир.