Если вы любите сладкое и лёгкую жизнь — оставьте эту книгу. Она о людях, неимоверно стремившихся к новому рождению — просветлению — сатори.

Это может произойти и с вами. В миг просветления что-то раскрывается. Всем своим существом вы — новый человек. Новыми глазами видите вы мир, неизменный и изменившийся.

Эта сила, что возрождает мир, идёт от благодати — не от разума. Где бы вы ни были, и что бы вы ни делали, как будто совсем неважно. Это не создаёт смысла. Это создаёт вас.

Древние китайцы изобретали такие задачи, коаны, чтобы прекратить у учеников опьянение словами и остановить блуждание ума. Когда ученику указывалось медитировать над коаном, то этим ему просто говорилось: «Не трать жизнь на простое восприятие. Устреми мысль и чувство к одной цели и тогда — позволь этому случиться».

Это искусство освещения человека его собственным светом — было ли оно утеряно? В нём не было бы нужды, если б вы применяли весь свой ум и всё, что у вас есть помимо ума. Если б людские лидеры были более сознательными в периоды случайного ослабления своей власти — они могли бы меньше эксплуатировать других.

Старые наставники награждали учеников критическими замечаниями и даже ударами. Когда они хвалили, это унижало. Таков был обычай. Свою глубокую заботу об учениках они выражали не словами, а своим присутствием. Это были сильные люди, они потрясали. Они задавали вопросы, на которые единственным ответом была вся жизнь.

Как правильно ответить на коан? Есть много верных ответов, но в то же время нет и ни одного. В Японии даже есть книга, её нелегко достать, дающая верный ответ на каждый такой «умораскрыватель». Вот так штука!

Ведь сам коан является ответом, а когда же, наконец, нужный ответ найдут — к тому времени уже умер дзэн.

Учение Будды распространилось в Индии за пятьсот лет до Христа и за тысячу лет до Мухаммада. Задолго до христианства и ислама влился в поток великих вероучений буддизм.

Буддийское священное писание переводили на китайский китайцы и индусы, одна династия переводчиков за другой, начиная с I в. после Р.Х. Но сущность буддизма принёс из Индии в Китай в 520 г. после Р.Х. Бодхидхарма, известный как первый патриарх дзэн. Мудрость просветления, взращенную от Будды молча сидящим Бодхидхармой, унаследовал его преемник, также передавший её многим поколениям дальше. Так дзэн оказался в Китае, вырос там, распространился по всей стране и дошёл до Японии.

«Дзэн» по-японски,[1] «чань» по-китайски и «дхьяна» на санскрите означают «медитация». С помощью медитации дзэн направляет к достижению того же, чего достиг сам Будда — освобождению от ума. Он предлагает метод самоисследования, обычно под личным руководством мастера.

Есть много классических текстов дзэн, один из них — эта книга. Текст «Мумонкана», буквально «Преграды без прохода» [или «Заставы без ворот»] записал китайский мастер Экай, которого также называли Мумоном, живший в 1183–1260 годах. Этот труд составлен из рассказов о взаимоотношениях между учителями и учениками в древнем Китае, иллюстрирующих применяемые ими средства возвышения [сублимации] ищущих выхода дуалистических, обобщающих, интеллектуализирующих тенденций учеников для осознания своей истинной природы. Мастер ставил перед учеником задачу, требующую [постоянного] внутреннего вызова — такая задача и стала называться коаном, и каждая из идущих далее историй — коан.

В этих историях свободно употребляются грубости или вульгаризмы, они действительно необходимы для реального описания высочайшего учения познания собственной сущности. Изредка здесь встречаются случаи явного применения учителем силы к ученикам — надо понимать, что это диктовалось его убеждённостью и решительностью. Ни одна из историй не претендует на логичность. В них обсуждаются скорее состояния ума, чем слова. До тех пор, пока это не будет понято, смысл дзэнской классики будет теряться. Единственной целью [коана] было помочь ученику сломать скорлупу своего ограниченного ума и достичь второго, вечного, рождения — просветления или сатори.

Здесь каждая задача — преграда. Её одолевает лишь тот, кто имеет дух дзэн. Живущие в дзэн понимают один коан за другим, каждый по своему, словно они видят незримое и живут в беспредельном.

К этой работе Мумон написал следующее предисловие.

В дзэн входа нет. Слова Будды предназначались [только] для просвещения людей. Поэтому в дзэн и не должно быть входа.

Но как же тогда пройти человеку сквозь эту бездверную дверь? Говорят, что бы ни вошло в дверь — не наследуется, что получено с чужой помощью — рассыпается и исчезает.

Даже эти слова сродни подыманию волн в безветренном море или операции на здоровом теле. Тот, кто цепляется за сказанное другими и старается понять дзэн из объяснений, уподобляется болвану, думающему, что можно достать луну шестом или почесать ногу сквозь башмак. В конце концов, это оказывается невозможным.

В 1228 году я наставлял монахов в монастыре Рюсё в Восточном Китае и по их просьбе, пытаясь пробудить в них дух дзэн, рассказывал им старинные коаны. Я намеревался использовать эти коаны, как человек, поднимающий камень, чтоб постучать им в ворота; когда ему открывают, камень уже не нужен и выбрасывается. Однако, мои записи неожиданно оказались собраны вместе — все сорок восемь коанов, каждый с моим комментарием в стихах и прозе, хотя расположили их не в прочитанном порядке. Я назвал эту книгу «Бездверной дверью» и желаю учащимся читать её, как руководство.

Если читатель достаточно смел и идёт в медитации прямо вперёд, то никакие заблуждения ему не помешают. Он станет просветлённым точно так же, как становились ими патриархи [дзэн] в Индии и Китае, возможно даже лучше. Но если он заколеблется хоть на мгновенье, то будет сродни человеку, смотрящему на скачущего всадника из крошечного окошка: один миг, и он теряет увиденное.

Монах спросил китайского мастера дзэн Дзёсю: «Имеет ли собака природу Будды?»

Дзёсю ответил: «Му».[2]

Комментарий Мумона. Чтобы осознать дзэн, нужно одолеть преграду патриархов. Просветление приходит всегда, когда путь мышления закрыт. Если вы не одолели преграды патриархов или если путь вашего мышления не был закрыт, то что бы вы ни думали, что бы вы ни делали — это будет похоже на навязчивое привидение. Вы можете спросить: «Что ж это за преграда патриархов?» — это одно слово — Му.

Это преграда патриархов. Если вы одолели её, то встретите Дзёсю лицом к лицу. Тогда вы сможете работать рука об руку со всею чередой патриархов. Разве это не приятно?

Если вы хотите перейти эту преграду, то должны работать каждым суставом своего тела, каждой порой своей кожи, наполняя их вопросом: что есть Му? — и делать это днём и ночью. Не подумайте, что это обычный отрицательный символ, означающий ничто. Это [вовсе] не небытие, не противоположность существованию. Если вы действительно хотите эту преграду одолеть — вы должны чувствовать, словно глотнули раскалённого железа, которое нельзя ни проглотить, ни выплюнуть обратно.

Тогда ваше прежнее, малое знание пропадёт. Словно плод, созревший в срок, ваши субъективность и объективность станут одним. Это как у немого, видевшего сон — он знает, но не может его рассказать.

У того, кто входит в это состояние, лопается скорлупа эго, и он может двигать землю и сотрясать небо. Великому воину с острым мечом уподобится он. Встанет на его пути Будда — он сразит Будду, преградит путь патриарх — убьёт патриарха, и будет он свободен от жизни и смерти на пути своём. В любой мир он сможет войти, как на свою игровую площадку. Я скажу вам, как справиться с этим коаном.

Просто сконцентрируйте всю свою энергию в этом Му и только не прерывайте этого. Если вы войдёте в это Му непрерывно, — ваш подвиг будет свечой, горящей и освещающей целую вселенную.

Как-то, когда Хякудзё читал монахам наставления по дзэн, там присутствовал один старик, невидимый монахам. По окончании наставлений, когда монахи расходились, уходил и он. Но однажды после их ухода он остался, и Хякудзё спросил его: «Кто ты?»

Старик ответил: «Я не человек, но был им, когда Будда Кашьяпа проповедовал в этом мире.[3] Я был мастером дзэн и проповедовал на этой горе. Один из моих учеников спросил меня тогда, подчинён ли просветлённый закону причинности.[4] Я ответил ему: «Просветлённый не подчиняется закону причинности». За этот ответ, свидетельствующий о моей приверженности безусловному,[5] я на пятьсот рождений стал лисом и всё ещё пребываю им. Может быть, вы избавите меня от этого состояния своими словами дзэн и поможете оставить тело лиса? Можно мне спросить вас, подчиняется ли просветлённый закону причинности?»

Хякудзё сказал: «Просветлённый един с законом причинности».

При этих словах Хякудзё старик обрёл просветление. «Я освободился, — сказал он, благодаря почтительным поклоном учителя. — Я больше не лис и должен оставить тело в своём жилье за этой горой. Прошу вас похоронить меня как монаха».

На следующий день Хякудзё через старшего монаха передал всем наказ приготовиться к похоронам монаха. «Но в лазарете нет ни одного больного, — удивились монахи, — о ком же говорит учитель?»

После обеда Хякудзё вывел монахов со двора и повёл их за гору. Там он своим посохом вытащил из пещеры труп старого лиса и произвёл церемонию кремации.

Вечером, беседуя с монахами, Хякудзё рассказал им эту историю о законе причинности.

Выслушав рассказ, Обаку сказал Хякудзё: «Я понял, что очень давно один человек дал неверный ответ о дзэн и из-за этого стал на пятьсот рождений лисом. Теперь я хочу спросить: если в наше время мастеру задают много вопросов, и он всегда отвечает верно — что станет с ним?»

— Подойди-ка поближе, я тебе отвечу, — сказал Хякудзё. Обаку подошёл к учителю и тот отвесил ему оплеуху — он знал, что именно этот ответ и собирался дать учитель ему.

От такой проницательности Хякудзё хлопнул в ладоши и рассмеялся. «Я думал, что у персов красные бороды, — сказал он, — а теперь я знаю перса с красной бородой».

Комментарий Мумона. «Просветлённый не подчинён [закону причинности]». Как мог этот ответ превратить монаха в лиса?

«Просветлённый един с законом причинности». Как мог этот ответ освободить лиса?

Чтобы это ясно понять, нужно иметь только один глаз.[6]

Всякий раз, когда Гутэя спрашивали о дзэн, он поднимал вверх палец. Ему стал подражать мальчик-слуга. Когда его спрашивали, о чём наставлял учитель, мальчик поднимал вверх палец.

Узнав о проказах мальчика, Гутэй схватил его и отрубил ему палец. Мальчик заплакал и побежал прочь. Гутэй окликнул его и приказал остановиться. Когда он обернулся к Гутэю, тот поднял свой палец вверх. В этот миг мальчик стал просветлённым.

Собираясь оставить этот мир, Гутэй созвал к себе всех монахов. «Я постиг дзэн пальца от своего учителя Тэнрю, — сказал он, — и за всю жизнь не смог исчерпать его». Сказав это, он скончался.

Комментарий Мумона. Просветление, которого достигли Гутэй и мальчик, не имеет никакого отношения к пальцу. Если же кто-нибудь будет цепляться за этот палец, то Тэнрю с досады уничтожит всех сразу — и Гутэя, и мальчика, и того, кто цепляется.

Видя портрет бородатого Бодхидхармы, Вакуан выражал недовольство: «Почему этот человек без бороды?»

Комментарий Мумона. Если вы хотите постичь дзэн, то должны изучать его [всем] своим сердцем. Когда вы достигаете осознания, это должно быть подлинное осознание. Вы сами должны обладать лицом великого Бодхидхармы, чтобы его увидеть. Тогда хватит лишь одного взгляда. Но если вы скажете, что встретили его, то никогда его не увидите вовсе.

Кёгэн сказал: «Дзэн сродни ситуации, когда человек, вцепившись зубами в дерево, висит над пропастью. Он не может ухватиться руками за ветки, не может опереть ногу о сук. И тут вдруг из-под дерева другой человек спрашивает его: «Зачем Бодхидхарма пришёл из Индии в Китай?»

Если человек на дереве не ответит, то потерпит неудачу [как ученик дзэн], а если ответит, то упадёт и лишится жизни. Так что ж ему делать?»

Комментарий Мумона. В таком переплёте и самое яркое красноречие не поможет. Если вы даже заучили все сутры наизусть, они не помогут вам. Если вы сможете ответить верно, то пусть даже весь прежний ваш путь был дорогой смерти — вы откроете новую дорогу жизни. Но если вы не сможете ответить, то вам придётся прожить ещё [много] столетий и просить помощи у грядущего Будды — Майтрейи.

Проповедуя на горе Гридхракута, Будда повернул в пальцах цветок и показал его слушателям. Все молчали. Один лишь Маха-Кашьяпа, [безуспешно] пытаясь оставаться бесстрастным, улыбнулся этому откровению.

Будда сказал: «У меня взор истинного учения, сердце нирваны, истинное видение бесформенного и неописуемая поступь Дхармы.[7] [Всё] это невыразимо в словах, но особым образом передаётся вне учения. Это учение я передал Маха-Кашьяпе».

Комментарий Мумона. Золотолицый Гаутама полагал, что может надуть любого. Хороших слушателей он посчитал плохими и под видом баранины всучил им собачье мясо. И решил, что это было здорово. А если бы все рассмеялись вместе, как бы он смог передать учение тогда?

И опять-таки, не улыбнись Маха-Кашьяпа — как смог бы он передать учение? Если он сказал, что осознание можно передавать, то он подобен городскому пройдохе, надувающему деревенщину, а если он сказал, что оно не передаваемо, то почему же он одобрил Маха-Кашьяпу?

Монах сказал Дзёсю: «Я только что пришёл в ваш монастырь. Пожалуйста, учите меня».

— А ты уже поел рисовой каши? — спросил Дзёсю.

— Поел, — ответил тот.

— Так вымой лучше миску, — сказал Дзёсю.

В этот миг монах обрёл просветление.

Комментарий Мумона. Дзёсю — человек, который [едва] открыв рот, показывал своё сердце. Но я сомневаюсь, что монах действительно видел сердце Дзёсю. Надеюсь, что он ничего не напутал.

[Однажды] Гэтсуан сказал ученикам: «Кэйчу, лучший в Китае колесник, сделал сам два колеса, каждое о пятидесяти спицах. Теперь предположим, что вы убрали втулку, что стягивает спицы. Что станет с колесом? И если бы так сделал Кэйчу — мог бы он называться колёсных дел мастером тогда?»

Комментарий Мумона. Если кто-нибудь сможет ответить на этот вопрос не медля, то его глаза уподобятся комете, а ум — вспышке молнии.

Один монах спросил у Сэйдзё:

— Я допускаю, что Будда жил задолго до летописной истории и просидел в медитации десять кругов существования, но не смог осознать высшей истины и поэтому не смог стать совершенно освобождённым. Отчего это было так?

— Твой вопрос уже содержит ответ, — сказал Сэйдзё.

— Но если Будда медитировал, — спросил монах, — отчего же он не мог достичь состояния Будды?

— Он не был Буддой, — ответил Сэйдзё.

Комментарий Мумона. Я признаю его осознание, но не допускаю его понимания. Когда невежда достигает осознания — он святой. Когда святой начинает понимать — он невежда.

Монах по имени Сэйдзей спросил Содзана:

— Сэйдзей одинок и беден. Вы не поможете ему?

— Сэйдзей, — позвал Содзан.

— Да, господин, — отозвался Сэйдзей.

— У тебя же есть дзэн — лучшее вино в Китае, — сказал Содзан, — и ты уже три чашки выпил, а всё говоришь, что губ не намочил.

Комментарий Мумона. Сэйдзей переиграл. Отчего же так вышло? Оттого, что у Содзана были глаза, и он видел, с кем имеет дело. Но даже если так, я хочу спросить: в какой момент пил вино Сэйдзей?

Дзёсю пришёл к месту, куда монах удалился медитировать и спросил его: «Это что, что это?»

Монах [в ответ] поднял кулак. Дзёсю сказал: «Корабли не могут находиться там, где [для них] слишком мелко». И ушёл.

Через несколько дней Дзёсю опять навестил монаха и задал ему тот же вопрос. Монах ответил точно так же.

Дзёсю сказал: «Отлично дано, отлично принято, отлично убито, отлично спасено». И поклонился монаху.

Комментарий Мумона. Оба раза поднимался один и тот же кулак. Почему же Дзёсю не признал его в первый раз и одобрил во второй? Где ошибка?

Кто бы ни отвечал на этот вопрос, знает, что у Дзёсю был язык без костей, и он болтал напропалую. Однако, возможно, Дзёсю ошибся. Или же, благодаря этому монаху, смог найти свою ошибку.

Тот, кто думает, что одно постижение превосходит другое — слеп.

Каждый день Дзюйган окликал сам себя:

— Учитель.

И отвечал:

— Да, господин.

Затем прибавлял:

— Будь умеренным.

И снова отвечал:

— Да, господин.

— И, кроме того, — продолжал он, — не позволяй себя обманывать другим.

— Да, господин, да, господин, — отвечал он себе.

Комментарий Мумона. Старина Дзюйган сам продаёт и сам же покупает. Он даёт кукольное представление. Одну маску одевает он, чтобы позвать «учителя», другую, чтобы ему ответить. Ещё одна маска говорит: «Будь умеренным», а ещё одна: «Не позволяй себя обманывать». Кто держится за любую из своих масок — ошибается, но если он подражает Дзюйгану, то уподобляется лисе.

С чашкой в руках направился Токусан из медитационного зала в трапезную. Монах Сеппо готовил обед. Увидав Токусана, он сказал: «Барабан ещё не звал к обеду. Зачем же вы пришли с чашкой?» Токусан вернулся к себе в комнату.

Сеппо рассказал об этом Ганто. Тот произнёс: «Старина Токусан не постиг конечной истины».

Токусан услышал это замечание и попросил Ганто зайти к нему. «Я слышал, — сказал он, — что ты не одобряешь моё понимание дзэн». Ганто уклончиво подтвердил это. Токусан промолчал.

На следующий день Токусан произнёс перед монахами лекцию, совершенно отличную от предыдущих. Ганто засмеялся и захлопал в ладоши, говоря: «Старик в самом деле понимает конечную истину. Никому в Китае не превзойти его».

Комментарий Мумона. Если говорить о конечной истине, то ни Токусану, ни Ганто она даже не снилась. В конце концов оба они тупицы.

Двух монахов из северного и южного помещений монастыря Нансэн застал дерущимися из-за кошки. Схватив кошку, он крикнул монахам: «Если кто-нибудь из вас скажет доброе слово, то спасёт её». Ему никто не ответил. Нансэн решительно разрубил кошку пополам.

Вечером вернулся Дзёсю, и Нансэн рассказал ему о случившемся. Дзёсю снял сандалии и, положив их себе на голову, вышел за дверь.

— Если бы ты здесь был, — сказал Нансэн, — ты бы спас кошку.

Комментарий Мумона. Зачем Дзёсю положил себе на голову сандалии? Кто ответит на этот вопрос, тот точно поймёт, как свершил приговор Нансэн. А кто не ответит — пусть побережёт свою голову.

Тодзан пришёл к учителю Уммону. Уммон спросил его, откуда он пришёл.

— Из деревни Сато, — ответил Тодзан.

— А в каком монастыре ты оставался летом? — спросил Уммон.

— В монастыре Ходзи, что на южном берегу озера, — отвечал Тодзан.

— Когда же ты его покинул? — спросил Уммон, дивясь про себя, сколько ещё Тодзан сможет так отвечать на эти вопросы.

— Двадцать пятого августа, — ответил ему Тодзан.

— Мне следовало бы отвесить тебе три удара палкой, — сказал Уммон, — но я тебя сегодня прощаю.

На следующий день Тодзан поклонился Уммону и сказал: «Вчера вы мне простили три удара палкой. Я не пойму, отчего вы сочли, что я вёл себя не так».

Упрекая Тодзана в бездушных ответах, Уммон сказал:

— Ты ни на что не годен. Ты просто слоняешься из одного монастыря в другой.

Уммон ещё не кончил говорить, как Тодзан прозрел.

Комментарий Мумона. Уммон накормил Тодзана здоровой дзэнской пищей. Если Тодзан смог её переварить, то Уммон смог ещё одного добавить к своему братству.

Накануне вечером Тодзан плавал в море добра и зла, но на рассвете Уммон сломал его ореховую скорлупку. В конце концов, тот был не слишком сметлив.

Теперь я хочу у вас спросить: заслужил ли Тодзан эти три удара? Если вы ответите да, то не только Тодзан, но и каждый из вас заслужил их. Если ответите нет — значит Уммон солгал. Если вы ясно ответите на этот вопрос, то сможете есть ту же пищу, что и Тодзан.

Уммон спросил: «Мир так велик, зачем же вы по звону колокола надеваете ритуальную одежду?»

Комментарий Мумона. Тому, кто изучает дзэн, нет нужды следовать звуку, цвету или форме. Даже если некоторые и достигали озарения, слыша голос, либо видя форму или цвет — это вполне обычно. Это не настоящий дзэн. Истинный ученик дзэн владеет звуком, цветом, формой и реализует истину в своей повседневной жизни.

Звук приходит в ухо, ухо идёт на звук. Когда вы устраняете звук и смысл — что вы понимаете? Слушающий ушами никогда не сможет понять. Для сокровенного понимания звук надо видеть.

Наставник императора, Чу по прозвищу Кокуси, позвал своего слугу:

— Осин.

— Да, — ответил Осин.

— Осин, — повторил Чу, испытывая ученика.

— Да, — повторил Осин.

— Осин, — снова позвал Чу.

— Да, — ответил Осин.

— Я должен был бы извиниться перед тобой за все эти оклики, — сказал Чу, — но воистину тебе следует передо мной извиниться.

Комментарий Мумона. Трижды окликая Осина, старина Чу порол чепуху. Но слова трижды отзывающегося Осина сияли. Чу дряхлел и чувствовал одиночество, а учить по его способу — то же, что держать корову за голову, чтоб накормить её клевером.

Осин вовсе не старается показать своё понимание дзэн. Его сытый желудок совсем не жаждет угощенья. Когда страна процветает — все [её граждане] ленивы; когда в доме богатство — дети избалованы.

Теперь я хочу у вас спросить: кто из них должен был извиниться?

Тодзан взвешивал лён, когда монах спросил его: «Что есть Будда?»

Тодзан ответил: «Этот лён весит три фунта».

Комментарий Мумона. Дзэн старины Тодзана вроде устрицы: когда раковина открывается, вы видите содержимое. Но я хочу спросить вас: видите ли вы подлинного Тодзана?

Дзёсю спросил Нансэна:

— Что есть путь?

— Путь — это повседневная жизнь, — ответил Нансэн.

— А можно ли этому научиться? — спросил Дзёсю.

— Если ты попробуешь учиться, — ответил Нансэн, — то будешь от него далеко.

— Но если я не буду учиться, то как я смогу узнать, что это путь? — спросил Дзёсю.

— Путь не принадлежит воспринимаемому миру. Также не принадлежит он и миру невоспринимаемому. Познавание — иллюзия, непознавание — бессмыслица. Если ты хочешь достичь истинного пути — отдайся свободе, какая есть у неба. Ты не назовёшь это ни хорошим, ни плохим, — ответил Нансэн.

При этих словах Дзёсю прозрел.

Комментарий Мумона. Нансэн смог растопить лёд сомнений Дзёсю, едва лишь тот задал свои вопросы. Но я сомневаюсь, что Дзёсю достиг уровня Нансэна, ему следовало бы ещё лет тридцать проучиться.

Сёгэн спросил: «Отчего просветлённый человек не встанет и не объяснится?» И ещё он сказал: «Ему необязательно говорить».

Комментарий Мумона. Сёгэн сказал достаточно ясно, но сколько тех, кто это поймёт? Пусть тот, кто понял, подойдёт ко мне и отведает моей толстой палки. Поймите же, чтоб истинную ценность испытать, вам нужно рассмотреть её сквозь пламя.

Монах спросил Уммона: «Что есть Будда?»

«Сухой навоз», — ответил Уммон.

Комментарий Мумона. Похоже, что Уммон настолько неразборчив, что одну еду от другой на вкус не различает. Или же он так занят, что почерк его нельзя разобрать. Ведь он пытался с помощью сухого навоза руководить своей школой. И учение его было столь же бесполезно.

Ананда сказал Кашьяпе:

— Будда передал тебе златотканую одежду, как своему преемнику. Что ещё он передал тебе?

— Ананда, — сказал Кашьяпа.

— Да, брат, — ответил тот.

— Ты можешь сейчас же снять [этот] мой знак наставника и надеть его себе, — сказал Кашьяпа.

Комментарий Мумона. Тот, кто это поймёт, увидит, что старое братство всё ещё крепнет. Но кто не понял — то даже, если он изучал истину за века до Будды, — не достигнет просветления.

Став просветлённым, шестой патриарх[8] получил от пятого чашку и одежду, передаваемые от Будды его преемниками из поколения в поколение.

Монах по имени Э Мё из зависти устремился за патриархом, чтобы отобрать у него это великое сокровище. Шестой патриарх положил чашку и одежду на придорожный камень и сказал Э Мё: «Эти предметы — лишь символы веры. Нет смысла драться из-за них. Если ты так хочешь — возьми их».

Когда Э Мё стал было брать чашку и одежду, они оказались тяжёлыми, словно скалы — ему не удалось их даже пошевелить. Дрожа от стыда, он сказал: «Я пришёл за ученьем, а не за материальными сокровищами. Учите меня, пожалуйста».

Патриарх сказал: «Когда ты не думаешь хорошего и не думаешь нехорошего — что является твоей истинной природой?» При этих словах Э Мё прозрел. Пот прошиб всё его тело. Вскрикнув, он поклонился и сказал: «Вы дали мне сокровенные слова и их тайный смысл. Есть ли ещё более глубокая часть учения?»

Шестой патриарх ответил: «Сказанное мною вовсе не тайна. Когда осознаешь свою истинную природу, тайна становится твоей».

— Я пробыл много лет в учении у пятого патриарха, — сказал Э Мё, — но до сего дня не мог осознать своей истинной природы. Ваше учение указало мне источник. Кто пьёт воду, знает сам, тёплая она или холодная. Могу я называть вас своим учителем?

— Мы вместе учились у пятого патриарха, — сказал шестой патриарх, — зови своим учителем его, но только бережно храни достигнутое.

Комментарий Мумона. В этом особом случае шестой патриарх был, конечно, очень любезен. Он как будто сам очистил плод, вынул семечки, открыл ученику рот и дал ему этот плод съесть.

Монах спросил Фукэцу: «Вы можете выразить истину без слов и без молчанья?» Фукэцу ответил:

— Я всегда помню весну на юге Китая. Среди несметных видов благоухающих цветов поют птицы.

Комментарий Мумона. Дзэн Фукэцу — молния. Он сверкал им при каждой возможности. Однако на этот раз он так сделать не смог и лишь процитировал строку древней китайской поэмы. Не обращайте внимания на дзэн Фукэцу: хотите выразить истину — выскажите свои слова, выскажите своё молчание, объясните мне свой дзэн.

Во сне Кёдзан оказался в Чистой Земле Майтрейи.[9] Он обнаружил, что сидит в обители Майтрейи на третьем месте. Кто-то объявил: «Сегодня проповедует сидящий на третьем месте».

Встав и ударив молотком, Кёдзан произнёс:

— Истина Учения Махаяны[10] беспредельна, превыше мыслей или слов. Понятно?

Комментарий Мумона. Я хочу спросить у вас, монахи: он проповедовал или нет?

Открыв рот, он пропадает. Держа закрытым рот, он пропадает. Когда же он не открывает рта и не держит рот закрытым — он на сто восемь тысяч миль от истины далёк.

Хогэн из монастыря Сэйрё собрался было читать наставления перед обедом, когда заметил, что опущенный для медитации бамбуковый экран не поднят. Он указал на это монахам, и двое из них встали и скатали его вверх.

Наблюдая за ними, Хогэн сказал: «У первого монаха состояние хорошее, не то, что у второго».

Комментарий Мумона. Я хочу спросить: кто из этих двух монахов выиграл и кто проиграл? Если у кого-нибудь из вас есть единственный [способный видеть] глаз, то он увидит ошибку учителя. Но выигрыши и проигрыши я не обсуждаю.

Монах спросил Нансэна:

— Есть ли учение, которого никогда не проповедовал ни один учитель?

— Да, есть, — сказал Нансэн.

— Что же это? — спросил монах.

— Это не ум, это не Будда, это не вещи, — ответил Нансэн.

Комментарий Мумона. Старина Нансэн ненароком выболтал сокровенные слова. Он должен был очень огорчиться.

Токусан изучал дзэн под руководством Рютана. Как-то раз, придя вечером к учителю, он долго задавал ему вопросы. Рютан сказал ему: «Уже глубокая ночь, почему бы тебе не отдохнуть?» Токусан поклонился и, открыв наружную дверь, заметил: «Уж очень там темно».

Рютан предложил ему в дорогу зажженную свечу. Едва лишь Токусан взял свечу, как Рютан её задул. В этот миг ум Токусана раскрылся.

«Чего ты достиг?» — спросил Рютан. «Отныне, — сказал Токусан, — я не буду сомневаться в словах учителя».

На следующий день Рютан, проводя занятия с монахами, сказал им: «Я вижу среди вас монаха. Его зубы тверды, как железное дерево. Его рот горит, как кровавая рана. На удар тяжёлой дубиной он даже не обернётся. Придёт время, и он взойдёт на высочайшую гору и принесёт туда моё учение».

В этот день, перед учебным залом, Токусан сжёг свои комментарии к сутрам. Он сказал: «Сколь бы ни были трудны все учения, но по сравнению с просветлением они — что волос перед небом. Сколь бы ни были сложны и глубоки все знания мира, но по сравнению с просветлением они — что капля воды перед великим океаном». Затем он покинул монастырь.

Комментарий Мумона. У себя на родине Токусан не принимал дзэн, хотя и слыхал о нём. Он думал: «На юге монахи считают, что можно учиться Дхарме без сутр. Они ошибаются. Я обязан их научить». Поэтому он и направился на юг. Он случайно остановился отдохнуть неподалёку от монастыря Рютана. Встретившаяся ему старушка спросила его: «Что несёшь ты такое тяжёлое?» — «Комментарии к «Алмазной Сутре», написанные мною за много лет», — ответил Токусан.

— Я читала эту сутру, — сказала старая женщина, — в ней говорится: «Нельзя удержать ум прошлый, нельзя удержать ум нынешний». Тебе хочется отдохнуть и выпить чаю. Какой же ум ты хочешь для этого применить?

Токусан остолбенел. Спустя некоторое время он спросил старушку, не знает ли она поблизости хорошего учителя. Она направила его к Рютану, куда было меньше пяти миль. Он пришёл к Рютану тихим и скромным, совсем не таким, каким отправлялся в путь. Рютан же был так добр, что забыл о своём достоинстве. Это напоминало отрезвление пьяного водой из канавы. В конце концов, это была ненужная комедия.

Двое монахов спорили о флаге, один говорил: «Движется флаг», другой: «Движется ветер». Мимо шёл шестой патриарх. Он сказал: «Ни флаг, ни ветер — движется ум».

Комментарий Мумона. Шестой патриарх сказал, что ни флаг, ни ветер не движутся, а движется ум. Что он имел в виду? Если вы интуитивно это поняли, то увидите здесь двух монахов, пытающихся под видом железа купить золото. Патриарх не мог вынести этих двух тупиц, оттого и пошёл на эту сделку.

Дайбай спросил у Басо: «Что есть Будда?»

— «Этот ум — Будда», — ответил Басо.

Комментарий Мумона. Кому это полностью ясно, тот носит одежду Будды, ест пищу Будды, произносит речи Будды, ведёт себя, как Будда, он — Будда.

Но этот случай заразил многих учеников формализмом. Кто понимает это верно — тот, сказав слово «Будда», три дня будет мыть губы, а услышав, что этот ум — Будда, заткнёт уши и сбежит.

Бродячий монах спросил встреченную старуху о дороге на Тайдзан, популярный храм, дающий, как считалось, мудрость каждому, кто помолится в нём. Она ответила: «Иди прямо». А когда монах прошёл несколько шагов, сказала себе: «Такой же обычный посетитель храмов».

Кто-то сообщил об этом случае Дзёсю, и тот сказал: «Подождите, пока я не разберусь». На следующий день он пришёл туда и, задав старухе тот же вопрос, получил от неё такой же ответ. «Я разобрался с этой старухой», — заметил тогда Дзёсю.

Комментарий Мумона. Старая женщина сумела развязать войну, но не догадалась, когда лазутчик подкрался к её палатке. Хотя старина Дзёсю и сыграл лазутчика и поразил старуху её же оружием, но он не был умелым генералом. Каждый из них по-своему ошибся. А теперь я хочу спросить вас: зачем Дзёсю разбирался со старухой?

Философ спросил у Будды: «Без слов и без молчания — ты истину мне скажешь?» Будда промолчал. Философ поклонился и поблагодарил Будду словами:

— Благодаря твоему милосердному состраданию я рассеял свои заблуждения и вступил на истинный путь.

Когда философ ушёл, Ананда спросил Будду, чего же тот достиг. Будда ответил:

— Добрая лошадь бежит даже от тени кнута.

Комментарий Мумона. Ананда был учеником Будды. Но даже его мнение не превзошло мнения постороннего. Я хочу спросить вас, монахи: какова разница между учениками и посторонними?

Монах спросил у Басо: «Что есть Будда?»

— «Этот ум — не Будда», — ответил Басо.

Комментарий Мумона. Кто это понял — закончил учёбу дзэн.

Нансэн сказал: «Ум — не Будда, учёба — не путь».

Комментарий Мумона. Нансэн старел и забывал стыдиться. Тяжело дыша, сказал он это, разнося сплетню о собственном доме. Но мало кто здесь доброту его оценит.

Китайская девушка Сэйдзё, — заметил Госо, — имела две души: одна всё время болела дома, а другая была в городе замужней женщиной с двумя детьми. Какая же душа была настоящей?

Комментарий Мумона. Тот, кто это понимает, поймёт, что можно выбраться из одной раковины и залезть в другую, как бывает, когда на время снимаешь жильё. Но кто не может понять, тот, когда придёт его срок и разделятся четыре составляющих его стихии, — будет совсем, как краб, нырнувший в кипяток и отчаянно работающий всеми клешнями и лапками, [чтоб выбраться наружу]. В этом тяжком положении он может закричать: «Мумон же не сказал, куда идти!» — но тогда будет уже слишком поздно.

Госо сказал: «Когда вы встречаете на дороге мастера дзэн, вы не можете заговорить с ним и не можете взглянуть на него молча. Что же вы сделаете?»

Комментарий Мумона. В этом случае, если вы сможете ответить внутренне — ваше осознание будет великолепным, но если не сможете, то будете только слепо озираться по сторонам.

Госо сказал: «Когда буйвол выходит из загородки на край пропасти — его рога, голова и копыта проходят наружу, но отчего же тогда не может пройти и хвост?»

Комментарий Мумона. Кто сможет увидеть здесь суть и произнести слова дзэн, считается достигшим четырёх наград и не только этого, ибо он может спасти всех связанных с ним чувствующих существ. Но если он не найдёт слов истинного дзэн — ему придётся обернуться к собственному хвосту.

Монах спросил Дзёсю, зачем Бодхидхарма пришёл в Китай.

— Дуб в саду, — ответил Дзёсю.

Комментарий Мумона. Если кто-нибудь ясно понял ответ Дзёсю, то перед ним нет Будды Шакьямуни, и грядущего Будды за ним также нет.

Один ученик дзэн сказал Уммону: «Сияние Будды озаряет вселенную». Прежде, чем он закончил фразу, Уммон спросил: «Ты декламируешь ещё один стих?» — «Да», — ответил тот.

— Ты сбился с пути, — сказал Уммон.

Позже другой учитель, Сисин, спрашивал своих учеников: «В какой момент этот ученик сбился с пути?»

Комментарий Мумона. Кто сознаёт необыкновенное искусство Уммона, тот знает, в какой момент ученик сбился с пути, и он будет учителем людей и дэвов. Кто же этого не сознаёт — ему не осознать и самого себя.

Хякудзё решил послать ученика основать новый монастырь. Он сказал ученикам, что назначен будет тот, кто лучше всех ответит на вопрос. Поставив на землю вазу с водой, он спросил: «Кто сможет сказать, что это, не называя его?»

Старший монах ответил: «Никто не может сказать, что это деревянный башмак».

Повар Исан ногой опрокинул вазу и вышел. Хякудзё улыбнулся и сказал: «Старший монах проиграл». И Исан стал настоятелем нового монастыря.

Комментарий Мумона. Исан был достаточно смел, но не смог избежать уловки Хякудзё. В итоге он оставил лёгкую работу и принял тяжёлую. Разве не видно, что он снял свою удобную шляпу и влез в железные колодки?

Бодхидхарма сидел, глядя на стену. Его будущий преемник, стоя в снегу, показывал Бодхидхарме свою отрубленную руку. «Мой ум неспокоен, успокой мой ум!» — кричал он.

Бодхидхарма ответил: «Если ты принесёшь ко мне этот ум, я тебе его успокою». Преемник ответил: «Когда я ищу свой ум, я не могу держать это».

— Значит твой ум уже успокоен, — сказал Бодхидхарма.

Комментарий Мумона. Этот старый беззубый индус Бодхидхарма прошёл из-за моря из Индии в Китай тысячи миль, как будто у него было с собой что-то чудесное. Он вроде волнения без ветра. После того, как он много лет пробыл в Китае, у него остался лишь один ученик, да и тот, потеряв руку, стал калекой. Увы, с тех пор у него всегда были безмозглые ученики.

Во времена Будды Шакьямуни Маньчжушри[11] отправился на собрание Будд. Когда он прибыл туда, встреча уже закончилась, и каждый Будда вернулся в свою Страну Просветления. Лишь одна девочка неподвижно сидела в глубокой медитации.

Маньчжушри спросил Будду Шакьямуни, как смогла эта девочка достичь состояния, которого сам он достичь не мог. «Выведи её из этого состояния самадхи[12] и спроси её сам», — ответил Будда.

Маньчжушри трижды обошёл вокруг девочки и щёлкнул пальцами. Она оставалась в медитации. Своей волшебной силой он перенёс её на верхнее небо и приложил все старания её пробудить, но безуспешно.

Будда Шакьямуни сказал: «Даже сто тысяч Маньчжушри не смогут потревожить её, но ниже этого места, за тысячу двести миллионов стран [отсюда] есть Бодхисаттва Мо Мё [Зерно Иллюзии]. Если он придёт сюда, она очнётся».

Едва лишь Будда проговорил это, как названный Бодхисаттва взлетел с земли на небо, поклонился и засвидетельствовал Будде своё почтение. Будда приказал ему разбудить девочку. Бодхисаттва встал перед нею, щёлкнул пальцами, и в тот же миг девочка вышла из своей глубокой медитации.

Комментарий Мумона. Старина Шакьямуни разыграл очень слабое представление. Я хочу спросить вас, монахи: если Маньчжушри, считающийся учителем семи Будд, не смог вывести эту девочку из медитации, то как же мог это сделать Бодхисаттва — просто начинающий?

Если вы это внутренне поняли, то вы сами, живя в мире иллюзии, можете войти в настоящую медитацию.

Протянув вперёд свой жезл, Сюдзан сказал: «Называя это жезлом, вы противоречите его подлинности. Не назвав это жезлом, вы отвергаете факт. Так как же вы хотите это назвать?»

Комментарий Мумона. Называя это жезлом, вы противоречите его подлинности. Не называя это жезлом, вы отвергаете факт. Это невозможно выразить словами и это невыразимо без слов.

А теперь быстро скажите, что это?[13]

Басё сказал ученику: «Если у тебя есть посох — я тебе его дам. Если у тебя нет посоха — я его у тебя заберу».

Комментарий Мумона. Если через ручей нет моста, то мне поможет посох. Возвращаясь домой в безлунную ночь, я беру посох с собой. Но кто скажет, что это посох — стрелой влетит в преисподнюю.

И прошлый и будущий Будда — оба его слуги, — сказал Хоэн. — Кто же он?

Комментарий Мумона. Ясно осознать кто он — это как встретить в толпе своего отца: не надо ни у кого спрашивать, верно ли ты его узнал.

«Что бы ты делал на верхушке стофутового шеста?» — спросил Сэкисо. А другой учитель дзэн сказал: «Тот, кто сидит на верхушке стофутового шеста, [уже] достиг определённых высот, но ещё не полностью овладел дзэн. Ему следует продолжать [путь] оттуда и явиться во всей своей плоти в десяти частях света[14]».

Комментарий Мумона. Он может продолжать шагать, а может свободно вращаться на верхушке шеста. В любом случае он достоин уваженья. Но я хочу спросить вас, монахи: как с этого шеста вы пойдёте дальше? Поберегитесь!

Тосоцу ставил перед своими учениками три преграды и заставлял учеников преодолевать их.

Первой преградой было изучение дзэн. Цель изучения в том, чтобы увидеть свою истинную природу. Так где же ваша истинная природа?

Во-вторых, когда человек осознаёт свою истинную природу, он освобождается от рождения и смерти. Итак, когда гаснет свет ваших глаз, и [ваше тело] становится трупом — как вы можете освободиться?

В-третьих, если вы свободны от рождения и смерти — вы должны знать, где вы. Итак, ваше тело распадается на четыре стихии. Где вы?

Комментарий Мумона. Кто бы ни одолел эти три преграды, станет мастером, где бы он ни находился. Всё, что бы с ним ни произошло, он обратит в дзэн.

А иначе ему придётся прозябать на скудной еде, недостаточной даже, чтобы наесться.

Ученик дзэн спросил у [мастера] Кэмбо: «Все Будды из десяти частей вселенной вступают на единственный путь нирваны. Где же начало этого пути?»

Подняв посох и начертав им в воздухе фигуру, Кэмбо ответил: «Вот здесь».

Отправившись к Уммону, ученик задал ему тот же вопрос. Уммон, держа в руках веер, сказал: «Этот веер достанет тридцать третье небо и хлопнет по носу правящее там божество. Он подобен Карпу-Дракону Восточного Моря, опрокидывающему хвостом дождевую тучу».

Комментарий Мумона. Один учитель вошёл в глубокое море и скребёт землю, поднимая пыль. Другой поднялся на вершину горы и вздымает волны, едва не достающие небес. Один держит, другой отпускает. Каждый одной рукой поддерживает совершенное учение. Кэмбо и Уммон, как двое всадников, каждый из которых не может обогнать другого. Очень трудно отыскать совершенного человека. Откровенно говоря, ни один из них не знает, где начало пути.

Мирянин Амбань, изучавший дзэн, сказал:

— Мумон только что издал эти сорок восемь коанов и назвал книгу «Бездверной дверью». Он критикует слова и поступки старых патриархов. Я думаю, что Мумон — очень злой насмешник. Он похож на старого торговца пончиками, который норовит схватить прохожего за полу и насильно набить пончиками ему рот. Тому их и не выплюнуть, и не проглотить — мученье.

Мумон уже достаточно всем надоел, поэтому я считаю, что могу в отместку ему добавить сюда ещё один коан. Интересно, сможет ли он сам его съесть? Если он сможет съесть и как следует переварить коан, это будет прекрасно, но если не сможет — ему придётся выложить его обратно на сковородку вместе с сорока восемью другими и всё приготовить заново. А ну-ка, Мумон, съешь это поскорее, пока тебя не опередили:

Согласно сутре, Будда однажды сказал: «Постой, погоди, молчи. О высшей истине не надо даже думать».

Комментарий Амбаня. Откуда [вообще] взялось это так называемое учение? Как это так, что о нём даже подумать нельзя? А если всё-таки кто-то заговорит о нём — что будет тогда? Сам Будда был большим болтуном, а в этой сутре утверждает обратное. Из-за этого потом и стали появляться в Китае люди вроде Мумона и всем надоедать своими бесполезными пончиками. Что же нам теперь делать? Я покажу вам.

Соединив ладони и сложив вместе руки, Амбань сказал: «Постой, погоди, молчи. О высшей истине не надо даже думать. А теперь я на этой сутре рисую пальцем кружок и прибавляю, что пять тысяч других сутр и бездверная дверь Вималакирти[15] — все они сейчас здесь!»