Наследница в алых шелках

* * *

Моим сыновьям Томасу и Джозефу

Глава 1

Эксцентричность вилась по семейному древу Редноров, словно красная нить по гобелену: oдни члены семьи никак ее не демонстрировали, а другие просто горели ею. Кевин Реднор был еще молодым человеком, так что оставалось неясным, насколько она расцветит его жизненную ткань.

Он уже проявил некоторые признаки этой черты характера, столь свойственной его отцу и дяде. Когда некий предмет привлекал его внимание, он принимался изучать его с усердием и целеустремленностью. Поэтому, еще не достигнув тридцати лет, он приобрел чрезвычайно обширные знания в области фехтования, механики, инженерного дела, повадок мотыльков, древнегреческой филологии, химии и плотских наслаждений.

Изыскания в последней из этих областей привели его в конце марта в дом свиданий по соседству с Портман-сквер. В последнее время ему докучали деловые проблемы, и лишь наслаждения могли отвлечь от раздумий. Посещаемый им дом был известен тем, что тамошние женщины выбрали свою профессию из-за горячего интереса, а не от безысходности. Это избавляло его от угрызений совести оттого, что он еще больше разбивает жизнь несчастной женщине; к тому же горячий интерес способствовал изобретательности и удовольствию.

Он сидел раздетый до пояса в комнате проститутки, называвшей себя Беатрис, пока хорошенькая рыжеволосая женщина медленно избавлялась от одежды. Грусть его уже развеялась, особенно оттого, что Беатрис превращала раздевание в искусство. В тот момент, оставшись уже в одной рубашке и панталонах, она нагнулась и снимала чулок. Ее поза открывала круглую пухлую попку, которая, как заметил Кевин, была чуть нарумянена вдоль расселины.

Как только Беатрис сняла чулок, кто-то поскребся в дверь.

– У меня тут джентльмен, – отозвалась Беатрис.

– Просто хотела, чтобы ты знала – принесли твою новую шляпку, – произнес приглушенный женский голос. – Она просто прелесть.

Беатрис начала снимать другой чулок, но Кевин видел, что все ее внимание теперь занято известием о новой шляпке.

– Иди посмотри, – сказал он. – Я не возражаю.

Она вприпрыжку кинулась к нему и чмокнула в щеку. Потом поспешила к двери и приоткрыла ее.

– Видишь? – спросила вторая женщина.

– Вот это да! – отозвалась Беатрис. – На этот раз она превзошла сама себя. – Погляди на ленту и как изящно она ее вплела.

– Розамунде нет равных, – сказала ее подруга.

Розамунда. Это имя так завладело вниманием Кевина, словно его прокричали. Он встал и подошел к стоявшим у двери женщинам.

– Люблю изящные шляпки, – сказал он. – Дайте-ка взглянуть.

Шляпка и вправду была великолепной, в розовых и голубых тонах, подходящих скорой весне. Высокую тулью прикрывала аккуратно пришитая кремовая ткань, а ленточки вокруг основания были кропотливо собраны в розетки.

Кевин залюбовался шляпкой, но стоявшая на полу в коридоре коробка заинтересовала его куда больше. Он поднял ее, чтобы вернуть шляпку на место. На приклеенной сбоку бирке читались слова «Мастерская дамских шляп Джеймисон, Ричмонд».

На его лице не дрогнул ни один мускул, но, как только дверь закрылась, он подошел к креслу и взялся за рубашку.

– Что случилось? – воскликнула Беатрис. – Я думала…

– Я вдруг вспомнил, что нынче вечером у меня есть неотложные дела. Не волнуйся, я все равно заплачу миссис Дарлинг.

Беатрис скорчила капризную гримаску.

– Я-то думала, повеселимся. Ты один из моих любимчиков.

– А ты – одна из моих. Но как-нибудь в другой раз.

Через пятнадцать минут Кевин осадил шедшую галопом лошадь перед домом на Брук-стрит в лондонском Мейфэре, привязал ее к коновязи и ринулся к двери. Когда она открылась, отстранил рукой слугу и взлетел вверх по лестнице, не обращая внимания на жалобные возражения за спиной.

Он несся по этажу, распахивая двери, пока не оказался в тускло освещенной спальне.

Изумленно вскрикнула женщина.

– Какого черта, Кевин! – проревел мужчина.

От этих слов он остановился как вкопанный. С кровати на него злобно смотрели две пары глаз. Женщина глядела поверх натянутого до самого носа одеяла.

– Честное слово, Чейз, иногда твоя родня становится совершенно несносной, – яростно прошипела она.

– Мои глубочайшие извинения, Минерва, Чейз. Ей-богу! Просто я нашел ее. Я наконец-то нашел Розамунду Джеймисон.

Розамунда надеялась, что дама, задержавшаяся у витрины мастерской, зайдет внутрь. С виду она казалась зажиточной, судя по синей шерстяной накидке, очень ей шедшей, словно сшитой на заказ. Шляпка на ней тоже была не из дешевых, хотя Розамунда не могла не подумать, как бы она ее изменила. Она бы использовала более сочный оттенок синего с блеском, чтобы сильнее выделялся на фоне очень темных волос женщины. Да и поля можно бы чуть-чуть подрезать. У дамы было милое лицо и выразительные темные глаза, и не годилось ей носить шляпу с полями, дававшими так много тени.

Но дама, к сожалению, ушла, и Розамунда снова переключилась на миссис Гримли, которая решила приобрести одну из остававшихся в мастерской Джеймисон зимних шляпок. Миссис Гримли попросила снизить цену, потому что сезон закончился, и Розамунда согласилась. На шляпке присутствовал мех – излишество, о котором Розамунда сожалела. Мех очень нравился постоянным покупательницам, но слишком повышал цену для остальной клиентуры. И потому ее собственные деньги так и просидели без пользы в этой шляпке всю зиму.

– Можно вам предложить приобрести шляпку для весенних приемов на свежем воздухе? – спросила она, пока вкладывала покупку в одну из заранее приготовленных коробок. Они стоили больше, чем ей хотелось, но ими пользовались все уважаемые шляпные мастера, и ее гордость требовала смириться с этими расходами. Ей очень понравилось выбирать картонки лиловых оттенков, которые выгодно оттеняли кремового цвета бирку с печатным текстом.

– Я подумаю на этот счет, – ответила миссис Гримли. – Я отправляюсь в Лондон и вместе с сестрой пройдусь по магазинам, но, возможно, мне что-то здесь понадобится, когда вернусь.

Розамунда улыбнулась, но сердце у нее упало. Она никогда бы не смогла позволить себе лавку в Лондоне и была благодарна судьбе за возможность открыть предприятие в Ричмонде. Тот был почти рядом с Лондоном, и ее лучшие постоянные клиентки оставляли у нее одну пятую того, что тратили в столице. Когда-нибудь у нее будет дивный магазин в Мейфэре, где можно запросить цену вдвое большую, чем в Ричмонде, но всего нужно добиваться постепенно.

– Буду ждать возможности создать для вас шедевр, коли у вас возникнет в том нужда. – Она перевязала коробку бечевкой и подала ее миссис Гримли. – Через день-два я закончу чепцы, которые вы просили, и отошлю вам их на дом. Они почти готовы.

Чепцы не доставляли ей эстетического удовольствия, но она сшила их великое множество. Даже самые состоятельные ее покупательницы считали, что не нужно платить лондонскую цену за столь обыденные вещи. На самом деле именно чепцы позволяли ее лавке держаться на плаву. А также заказы, поступавшие из Лондона от старых подруг вроде Беатрис.

Розамунда подумала о шляпке, которую отослала две недели назад, и представила, как Беатрис гуляет в ней в парке. Для нее она придумала новый способ вязания розеток из репсовой ленты, который она никому не откроет. Возможно, когда-нибудь благородные дамы будут разыскивать ее по всему Лондону ради таких розеток.

Миссис Гримли откланялась. Розамунда прибрала на прилавке, затем развернулась, чтобы поправить товар на полках. Она всегда выпускала кончики лент из коробок и корзинок, чтобы те играли на свету своими расцветками. Она использовала их как приманку, цепляющую взгляды проплывавших мимо богатеньких рыбок.

Протирая зеркало на столике у окна, где обычно подгоняла по размеру капоры и шляпки для постоянных покупательниц, она заметила, что дама в синей шерстяной накидке снова пристально смотрит сквозь витрину. Орудуя тряпкой, Розамунда улыбнулась, словно приглашая даму войти.

И та вошла. На пороге задержалась, обводя взглядом заведение, перескакивая со шляпок на полки и прилавок и, наконец, остановив его на Розамунде. Она оглядела Розамунду с ног до головы и подошла ближе.

– Вы Розамунда Джеймисон? Вы недавно проживали на Уорик-стрит в Лондоне?

– Да, это я.

Дама вытащила из ридикюля визитную карточку.

– Меня зовут Минерва Реднор. Я разыскивала вас.

Розамунда прочла написанное на карточке. «Агентство конфиденциальных расследований Хепплуайт».

– Тут говорится, что вас зовут Минерва Хепплуайт.

– Я вышла замуж, но бюро зарегистрировано на мою девичью фамилию.

– Похоже, вы явились сюда не потому, что вам нужна новая шляпка.

Миссис Реднор улыбнулась. Ее темные глаза вспыхнули.

– Нет, хотя с виду ваши шляпки очаровательны. Я уже несколько месяцев пытаюсь найти вас, чтобы сообщить о полученном вами наследстве. Весьма большом наследстве.

– Не нужно закрывать магазин, – продолжила миссис Реднор. – Если кто-то войдет и потребует вашего внимания, я подожду.

– Как будто я сейчас могла бы говорить с клиенткой. – Розамунда зашторила окно и заперла дверь. – Я и дышу-то едва-едва.

– Быть может, примете что-нибудь укрепляющее?..

Розамунда через плечо поглядела на гостью.

– Не хочу я ничего принимать. Надобно лишь объяснение…

– Разумеется. – Миссис Реднор придвинула к столу с зеркалом еще один стул, и обе сели.

– Кто же оставил мне это… наследство?

– Герцог Холлинбург. – Миссис Реднор внимательно посмотрела на Розамунду. – Вы его знали?

Розамунда помедлила пару секунд, чтобы переварить эту потрясающую новость, после чего собралась с мыслями.

– Я была с ним знакома. Мы разговаривали всего лишь раз. – Она поняла, почему миссис Реднор так пристально на нее глядит. – Любовной связи у нас не было, ничего подобного, если вы об этом подумали.

– Я об этом не думаю. Понимаете, он и мне оставил наследство. Любовной связи у нас тоже не было. На самом деле, мы никогда даже не встречались. Я изумлена, что вы хотя бы раз с ним поговорили.

– Говорили мы недолго, но он кое-что обо мне узнал. – Возможно, она открыла о себе слишком много, но разговор случился, когда она была совсем без сил, и лишь потому, что герцог проявил доброту к ее подруге, которую едва знал. Розамунде было известно, кто он, и она удивилась, насколько легко было с ним болтать. – Он был очень добр. Он дал мне кошелек, в котором лежало десять гиней. Вот так я и смогла открыть это заведение.

Миссис Реднор снова оглядела магазин.

– Когда это произошло? В завещании была указана только улица в Лондоне, но там вас никто не знал.

– Я прожила там немногим больше года. Жилье перешло ко мне от одной знакомой женщины, и должна сознаться, что мы не сообщили об этом владельцу, потому что в этом случае он мог поднять арендную плату. Потому я не общалась ни с кем из соседей и жила там, пока работала в шляпной мастерской в Сити, обучаясь ремеслу и находя поставщиков тканей, фурнитуры, галантереи и прочего. Чтобы начать вот такое предприятие, одной мечты маловато.

– Значит, вы определили, что вам понадобится, после чего решились открыть свое дело.

– Что-то вроде этого. Затем я перебралась сюда, потому что снять жилье в Ричмонде гораздо дешевле, к тому же здесь нет такой конкуренции.

– Где и когда вы познакомились с герцогом?

Розамунда нервно выпрямилась.

– Мне нужно все в деталях рассказать для получения наследства? – Она пожалела, что говорит таким дерзким тоном.

Миссис Реднор, похоже, ничего не заметила.

– Ну что вы, нет. Что касается меня, я была очень за это благодарна. Не хотела лезть в вашу жизнь. – Она достала из ридикюля еще две визитки. – Это поверенный, с которым вы должны встретиться для оформления наследства. А это моя личная карточка. Мы своего рода сестры, разве нет? Две женщины, которым покойный герцог преподнес нежданные подарки. Когда приедете в Лондон, прошу вас, загляните ко мне, если я чем-то смогу вам помочь. Вообще-то, если напишете мне, когда прибудете, я приглашу вас пожить у меня.

Розамунда взяла карточки дрожащими пальцами.

– Вы так потрясены, что вам даже не интересно, каков размер наследства? – мягко спросила гостья.

– Каков бы он ни был, это все равно больше, чем есть у меня сейчас.

Может быть, наследства хватит, чтобы открыть лавку в Лондоне, о которой она мечтала. Или даже помочь устроить будущее сестры. Эти идеи направили ее раздумья в более практическое русло.

– Было бы отрадно узнать, что наследство доходит до ста фунтов. Это очень поможет некоторым моим планам.

– Размер наследства гораздо больше этого, мисс Джеймисон. Вы унаследовали много тысяч фунтов.

«Тысяч фунтов». Розамунде пришлось сосредоточиться на дыхании, чтобы протолкнуть воздух в легкие.

– Более того, есть предприятие, половиной которого владел герцог. Он оставил эту половину вам.

– У герцога… было шляпное дело?

Миссис Реднор протянула руку и положила ладонь на запястье Розамунды.

– Не шляпное. Совсем другое. Прошу вас, как можно скорее отправляйтесь в Лондон. Я помогу вам без промедления обустроить все дела.

Розамунда издала смешок и с ужасом подумала, что вот-вот расплачется. Вместо этого она обеими руками сжала ладонь миссис Реднор и сказала:

– Я поеду в Лондон, как только смогу встать, не упав в обморок.

Глава 2

Две недели спустя Кевин Реднор снова ехал на лошади по Мейфэру к дому своего двоюродного брата Чейза. Несмотря на возбуждение, не уступавшее тому, что он испытывал во время прошлого визита, дорога оказалась долгой. В Лондон к началу сезона стало съезжаться светское общество, и улицы, несколько месяцев пребывавшие в безмятежном спокойствии, теперь были забиты экипажами и каретами.

Приехав, он спрыгнул с лошади, бросил поводья конюху и ворвался в дом так же бесцеремонно, как и в прошлый раз. Дворецкий лишь указал ему рукой в сторону утренней столовой.

Чейз и Минерва въехали в этот дом совсем недавно, так что Кевин шагал по едва обставленным комнатам, пока не оказался в светлой и просторной столовой с выходившими в сад окнами.

– Где она? – спросил он, тем самым возвещая о своем внезапном прибытии.

Кузен бросил на него взгляд и допил кофе из поднесенной ко рту чашечки.

– Рада видеть тебя, Кевин. Да к тому же в такой ранний час. – Минерва со значением посмотрела на часы, стоявшие на маленьком угловом столике. – Еще и десяти нет.

Кевин был не расположен выслушивать ее саркастические замечания.

– Чейз написал мне, что мисс Джеймисон вчера прибыла в Лондон и ты предложила ей остановиться у тебя, так что мне известно, что она в этом доме.

– Верно, – сказала Минерва. – Вот только приехала она два дня назад, а вчера была у юриста. Сейчас она у себя в комнате, возможно, спит.

Кевин ринулся к двери.

– Стой! – Повелительный голос Чейза остановил его на полушаге.

Обернувшись к нему, он заметил гнев в голубых глазах кузена.

– Сядь. Нельзя так просто вламываться к ней, распахивать дверь и заводить разговор, о чем хочется, – проговорил Чейз. – Я понимаю твое нетерпение, но придется еще немного подождать.

– Черт подери, я целый год ждал. И я ее нашел. – Он. Не Чейз, сыщик, взявший на себя розыск загадочных женщин, которым их дядя оставил целые состояния. Не Чейз, сделавший расследования своей профессией. И не Минерва, занятая в той же профессии, сколь бы необычным это ни представлялось.

Минерва бросила на него сочувствующий взгляд, вроде того, каким нянька смотрит на ребенка, раскапризничавшегося от усталости.

– Отчего бы тебе не позавтракать?

Он неохотно подошел к буфету и положил себе на тарелку яичницу и пирожки. Потом устроился напротив Чейза, и лакей подал ему кофе. Однако его мысли были заняты верхними этажами дома, где мирно спала женщина, в чьих руках находилось его будущее, лишившее сна его самого.

Еда помогла ему вновь обрести видимость спокойствия.

– Когда ты в последний раз ел по-человечески? – спросил Чейз.

Кевин посмотрел к себе в тарелку, с которой исчезли яйца и два-три пирожка.

– Вчера вечером. Нет, погоди. Позавчера вечером. Очень занят был.

– Всё вычислял возможности выигрыша в азартных играх?

– Не возможности, а вероятности. И да, я довольно много об этом размышлял.

– Как-то это все не так – играть в азартные игры на основе вычислений.

– Я уж точно не собираюсь играть без вычислений. Моя цель – быстро выиграть много денег, а не проиграть их.

Чейз, знавший, для чего Кевину деньги, слегка пожал плечами.

– Ты найдешь способ.

– Может, это и неважно. Вы приютили у себя дома женщину, которая может сделать все это бессмысленным. – Он заговорил с нарочитым спокойствием, даже небрежностью, повернувшись к Минерве: – Как прошел визит к юристу?

– Очень хорошо. Мисс Джеймисон, конечно, ошеломлена. Мистер Сандерс был как всегда по-отечески спокоен и доброжелателен. Он весьма понятно все разъяснил. Исчерпывающе ответил на ее вопросы.

– На какие вопросы?

Минерва было открыла рот, но тут же его закрыла. Она искоса посмотрела на Чейза, который бросил на нее взгляд, говоривший: «Это была ошибка, дорогая».

Минерва отпила чаю.

– Обычные вопросы о доступе к деньгам. В отличие от моих, ее средства не в доверительном фонде. Герцог знал ее и, вероятно, заметил то, что увидел бы любой – она женщина очень уравновешенная и практичная. Вероятно, он не слишком беспокоился о том, сможет ли она сама распорядиться деньгами.

Кевин почувствовал, как по губам пробежала едва заметная улыбка. Его дядя, покойный герцог, оставил практически незнакомой женщине больше денег, чем отказал одному из любимых племянников – Кевину. Безвозмездно и без всяких условий – вот так, ни много ни мало.

– А как насчет остального? Делового предприятия?

Его делового предприятия.

Минерва откашлялась.

– А, этого. Что ж, она спросила мистера Сандерса, что ей с ним делать. Он, согласно своим обязанностям, изложил ей варианты. – Минерва нахмурилась. – Идея продать свою половину, похоже, пришлась ей по душе.

Чтоб его черт разодрал. Придушить бы этого Сандерса.

– Я должен с ней увидеться, – заявил Кевин. – Иди и приведи ее. Или мне придется драться с Чейзом на шпагах в коридоре, если он попытается мне помешать.

Минерва сощурила глаза. Повернулась к Чейзу в надежде увидеть такое же раздражение, но обнаружила, что тот решил выпить еще кофе.

Она поднялась с места.

– Полагаю, можно проверить, не поднялась ли она. Однако ради тебя я не стану ее будить, а если она не одета, тебе придется ждать еще долго. Приезжай-ка лучше днем, как сделал бы воспитанный человек.

– Мне все равно, сколько придется ждать. Побуду в библиотеке, пока она не спустится.

Минерва вышла. Чейз придвинул к себе стопку писем и начал их перебирать. Кевин снова подошел к буфету.

Потом уселся обратно. У всех членов семейства Редноров были свои сильные стороны, у Чейза ею являлась способность добывать информацию и оценивать ее значимость. Еще он мог быстро составить мнение о человеке. Эти свои способности он превратил в профессию.

– Что ты о ней думаешь? – спросил Кевин.

Чейз положил письмо на стол и задумался.

– Она благоразумна и независима. Зарекомендовала себя в ремесле и, похоже, делает успехи. Достаточно сказать, что у нее есть помощница и ученица, что позволило оставить магазин на них и отправиться сюда. Она из простонародья, но неотесанности в ней не осталось. Она показалась мне умной женщиной, но я недолго с ней разговаривал.

– А как она выглядит?

– У нее белокурые волосы. Что до остального, мое мнение будет в лучшем случае субъективным. А это имеет значение?

Белокурые волосы. Кевин ожидал, что седые. Он сам не знал, отчего так подумал. Наверное, оттого что большинству модисток лишь в преклонном возрасте удавалось накопить на собственную лавку, и он предположил, что в шляпном деле все обстоит так же. Конечно, большинству женщин незнакомый герцог не дарил кошелька, который можно использовать на открытие своего предприятия.

– Минерва считает, что шляпки она делает очень изящные. По ее мнению, они выразительны, но не вульгарны, – произнес Чейз. – Похоже, ты раздражен, что я не сказал тебе больше.

– Тебе известно, насколько дело важное, и потому я рассчитывал, что ты тщательно ее изучишь и задашь несколько ненавязчивых вопросов.

Чейз широко улыбнулся, снова взяв письмо, от которого оторвался чуть раньше.

– Я знал, что вскоре ты сможешь провести собственное расследование.

Кевин вернулся к своему завтраку, гадая, что его кузен нашел столь забавным.

Это был, несомненно, самый изысканный дом, в котором довелось бывать Розамунде. Она снова с восхищением оглядела балдахин кровати, шторы на окнах и изящные картины на стенах. Размеры комнаты поразили ее, как и просторные залы с коридорами внизу. Хотя обстановки по-прежнему было мало, уже купленная была высокого качества.

Так не жили даже Копли, а они были из благородных. Конечно, не настолько, как мистер и миссис Реднор. Чейз Реднор был все-таки внуком одного герцога и двоюродным братом другого.

Розамунда с сожалением встала с кровати. Она пролежала там, уже проснувшись, по крайней мере час, думая о переменах в своей судьбе и о том, что станет делать с деньгами. Кое-что отложит, чтобы ее сестре никогда не пришлось, как ей, поступать на службу в незнакомый дом. А еще Лили получит хорошее образование. Самой большой радостью от наследства было то, что теперь она сможет содержать Лили.

Из остального она какую-то часть употребит на открытие магазина в Лондоне. Миссис Инграм продолжит управлять мастерской в Ричмонде, пока Розамунда не решит, закрывать ли ее. Однако и здесь, в Лондоне, ей потребуется помощь. Об этом тоже надо будет позаботиться.

Она не может вечно оставаться в этом доме, так что ей понадобится собственное жилище, и очень скоро. Но тут ее мысли из практических и рассудительных становились более расплывчатыми.

Она смотрела в окно на серый пасмурный день. На земле в саду пробивалась зелень. Скорее всего, это луковицы начинали давать побеги. Она продолжала размышлять о своем новом доме, представляя себе цветущие тюльпаны и нарциссы. Маленькой квартирки будет достаточно, даже если Лили станет приезжать погостить. А больше ей и не надо. Вот только… все зависит от предназначения дома, разве нет?

Если она намеревается продолжить шляпное дело, то скромного жилища хватит. Однако если она вознамерится…

Ей страшно было облечь свою мечту в слова. Она боялась, что слишком большие ожидания убьют саму надежду. Однако, если она захочет пойти на следующий шаг, ей нужно ответить на вопрос «зачем?» Сердце сжалось от боли и томления, когда она заставила себя задуматься над этим.

Если она станет богатой, если будет жить в фешенебельном доме и носить прекрасные наряды, если она будет чем-то большим, чем служанка или шляпница, будет ли она достойна того, чтобы Чарлз женился на ней?

Она закрыла глаза, вспомнив его имя и ясно представив его себе, такого красивого и стройного, с улыбкой, от которой сердце у нее с самого первого дня начинало биться чаще. Она бережно хранила в памяти его лицо все последние пять лет. Такая любовь заслуживает шанса на жизнь, не так ли? На будущее? Даже его родители, быть может, примут ее, если она станет богатой, а Чарлз – он бы никогда и не оставил ее по своей воле. Его вынудили, отослали прочь так же, как и ее выгнали из дома Копли.

Она вспомнила последний поцелуй перед тем, как экипаж увез его к морю. Она пробралась обратно к дому и притаилась в тени деревьев, чтобы видеть его отъезд. Он заметил ее, подошел, не замечая сердитых взглядов родителей и окриков наставника. Обнял и крепко поцеловал, пообещав, что однажды они будут вместе.

Грезить наяву было не в ее характере. Она понимала, что нельзя жить только ожиданием этого дня. В конце концов, он был сыном дворянина, а она – дочерью крестьянина-арендатора из Оксфордшира. Такие союзы не заключаются. В ее положении у нее почти не было времени, чтобы об этом думать, даже если бы и хотелось. Но все же она продолжала любить его и втайне надеяться наперекор всему. И мечтать.

Теперь, получив наследство, появился шанс сделать мечту реальностью.

Мысли ее скакали галопом. Самые насущные возникали быстро, затем она серьезнее задумывалась над другими проблемами. Получится ли у нее? Стоит ли рискнуть? Как луковицы за окном, ее мечта давала побеги, которые рвались вырасти и расцвести.

Ее раздумья прервал негромкий стук в дверь. Она произнесла «войдите», и Минерва открыла дверь. Рядом с ней стояла горничная.

– Вижу, вы уже проснулись. Мэри принесла воды, она поможет вам одеться.

– Полагаю, уже поздно. Давным-давно пора начать день. Сегодня мне надобно успеть в несколько мест.

Минерва вошла и закрыла дверь, оставив горничную в коридоре.

– Мне нужно вам кое-что сказать. Ваш деловой партнер внизу и ждет встречи.

Деловой партнер? Ах да.

– Вы имеете в виду другого мистера Реднора. Кеннета.

– Кевина. Как я вам говорила, это двоюродный брат моего мужа.

– Тогда мне надо с ним встретиться, чтобы не обидеть вашего мужа.

– Вы должны с ним встретиться, потому что связаны с ним общим предприятием, а не из-за моего мужа.

Розамунда не поняла ровным счетом ничего из того, что любезный мистер Сандерс разъяснял насчет предприятия. Не то чтобы она его вообще слушала. Она по-прежнему была огорошена новостью касательно унаследованных ею денег. И ей пока что не особенно хотелось встречаться с мистером Реднором. Не сегодня. Ей хотелось прогуляться по улицам вокруг дома и поискать сдающиеся внаем лавочки и дома. Хотелось представить, как они с Чарлзом едут в карете…

– Я оденусь и скоро спущусь.

Кевин с полчаса расхаживал туда-сюда по библиотеке, затем снял с полки книгу и рухнул на кушетку. Он немного почитал, потом понял, что не запомнил ни единого слова из пролистанных страниц. Отшвырнув книгу, откинул голову на подушку и закрыл глаза.

Это была пытка. Он научился говорить о делах с мужчинами. Даже перенял добродушную манеру общения, принятую в среде промышленников, хотя это и стоило ему трудов. Но женщина? Не в первый раз после смерти своего дяди герцога он задался вопросом, не спятил ли тот под конец жизни.

В нем начало просыпаться знакомое чувство, будто его предали, но он отмахнулся от него. Дядя Фредерик мог распоряжаться своим личным капиталом, как ему хотелось. Если в качестве жеста диковинной щедрости и неудержимой эксцентричности он решил оставить половину многообещающего предприятия скромной маленькой шляпнице сомнительного происхождения, понятия не имевшей о механике и инженерном деле – он был в своем праве.

Кевин часто и подолгу размышлял над этим и смирился с тем, что такое решение, вероятно, говорило о недостатке веры в него самого. Как бы он ни старался не задерживаться на этой мысли, было трудно вовсе ее отвергнуть. И вот сейчас она снова пришла ему на ум. Только на этот раз он мог ее отвергнуть. Если дядя Фредерик не верил, что Кевин один управится с предприятием, он мог бы оставить вторую половину какому-нибудь успешному промышленнику. А не Розамунде Джеймисон. Одни лишь поиски ее стоили Кевину года работы в то время, когда события в промышленности с каждым днем развивались все быстрее.

Дверь библиотеки открылась. Кевин тут же вскочил, увидав, что Минерва приближается к нему с решительным выражением лица. Такое лицо у нее бывало нередко. Просто поразительно, что Чейз не находил ее немного вздорной, но Кевин уж точно.

– Она скоро спустится. Через несколько минут. Прежде чем она явится сюда, я хочу, чтобы ты очень четко кое-что усвоил. – Она подошла настолько, что ей пришлось откинуть голову чуть назад, чтобы смотреть ему прямо в глаза. – Она – моя гостья, а скоро, надеюсь, станет и подругой. Она мне нравится. Ты должен относиться к ней с тем же уважением, что и к благородной даме. Не нужно ее стращать, терять терпение или давать ей понять, что она действует тебе на нервы, даже если это так. Если ты хоть как-то ее оскорбишь, словом, действием, недовольным вздохом или пренебрежительным тоном, я превращу твою жизнь в ад.

– Я никогда не оскорбляю женщин.

– О, ради бога, иногда женщин оскорбляет само твое присутствие. Однако я все сказала. Веди себя достойно.

С этими словами она развернулась и величественно вышла из библиотеки.

Кевин в раздражении покачал головой. Оскорблять женщин. Что за чушь собачья. Он никогда не оскорблял женщин. Он едва с ними разговаривал.

До его слуха донеслось легкое шуршание. Он обернулся на звук. На пороге библиотеки стояла женщина. Он уставился на нее, она внимательно смотрела в ответ.

Розамунда Джеймисон не была маленькой шляпницей. И вообще не была маленькой. Она оказалась выше большинства женщин, а под простым длинным серым платьем угадывалась пышная и соблазнительная фигура. Ни один человек в своем уме не назвал бы ее худощавой.

Во всем остальном ее вид тоже поразил его, словно череда оплеух по потрясенному сознанию. Голубые глаза. Белокурые локоны. Фарфоровая кожа. Пухлые губы.

Она была красива. Восхитительно красива.

Он смотрел на нее, словно выискивая изъяны. И, несомненно, нашел бы их во множестве, если бы хотел увидеть.

Она тоже рассматривала его, пока он медлил с приветствием. Как и его кузен, Кевин Реднор был высокого роста. Густые темные волосы ниспадали до самой шеи. Она не знала, то ли это новая мода, то ли он давно не стригся.

В отличие от двоюродного брата, у него были темные глаза. Очень темные и глубоко посаженные. Они в сочетании с волосами придавали ему несколько драматический вид. Она не могла отрицать, что он красив и что у него точеный нос и изящный рот. Но немного тяжеловесная челюсть не давала ему выглядеть чересчур изящным. В чертах лица не было суровых линий его кузена, так что челюсть спасала его от… смазливости. Минерва предупредила ее, что он склонен к мрачной задумчивости, и Розамунда могла представить, что при этом он смотрится очень поэтично.

С Чарлзом он, конечно же, не шел ни в какое сравнение. У него не было ни ослепительной улыбки Чарлза, ни его сверкающих глаз. Кевин Реднор больше напоминал строгих и рассеянных учителей, вереницей проходивших через дом семьи Копли – еще молодых мужчин, уже разучившихся веселиться. Розамунда не могла представить, чтобы сильную духом женщину привлек кто-то из них, и о стоявшем напротив человеке у нее сложилось такое же мнение.

Наконец, смутившись от того, как он на нее смотрел, она прошла в комнату.

– Меня зовут Розамунда Джеймисон. Вы хотели со мной поговорить?

Он ожил.

– Да. Я посчитал, что нам нужно познакомиться, поскольку вам принадлежит половина моего предприятия.

– Если мне принадлежит половина, разве это не наше предприятие?

Что бы там ни занимало его мысли, теперь оно испарилось. Он улыбнулся улыбкой гордого и уверенного человека, демонстрирующего выдержку.

– Отчего бы нам не присесть и не побеседовать об этом?

Она устроилась на краешке кушетки. Он взял стоявший рядом стул, обитый материей, и поставил его так, чтобы они смотрели друг на друга.

– Полагаю, наследование половины предприятия удивило вас.

– Меня вообще удивило наследство. Однако да, эта часть в особенности.

– Юрист объяснил вам сущность дела?

Она сохранила на лице бесстрастное выражение, не поддаваясь на угрозу.

– Оно как-то связано с изобретением для улучшения машин, – уверенным тоном ответила Розамунда.

– Паровых двигателей.

– Он объяснил все очень коротко. Признаться, я не поняла деталей.

– Неудивительно. Даже мужчины с трудом понимают.

Он произнес это с чувством явного превосходства.

– Пожалуй, если это трудно понять даже мужчинам, так вы бы показали им, как оно работает. Сдается мне, это бы все прояснило.

Он снисходительно улыбнулся. Улыбка эта ей тоже не понравилась.

– Не могу. Если разъясню, любой сможет украсть проект и скопировать его.

– Мистер Реднор, простите, коли мой вопрос покажется вам слишком женским, но, раз вы не можете никому показать проект, каким образом предприятие делает деньги на этом изобретении?

– Я намереваюсь сам его изготавливать.

«Я». «Мое». «Сам».

– Вы хотите сказать, мы намереваемся. А у нас фабрика есть?

– Пока нет. Я жду доработки. Как только ее добуду, можно будет запускать производство.

Выходит, это предприятие основывается на изобретении, которого никто даже в руках не держал, изготавливать его было негде, да к тому же еще требовалось доработать.

– Я вам собиралася сказать, что думаю продать свою долю.

Глаза Кевина подернулись грозовой мглой. Он наклонился к ней.

– Вы не можете этого сделать.

– Юрист сказал, что могу.

– Это все разрушит. Если вы продадите свою долю, купивший сможет потом распродать ее по частям. Каждый дольщик потребует посмотреть на изобретение, а это значит, что любой из них сможет его украсть. Это изобретение нельзя выпускать из рук, чтобы оно принесло успех.

– Вас беспокоит, что кто-то похитит у вас замысел?

– Конечно, беспокоит. Он настолько ценен, что я даже не смею его запатентовать, чтобы никто не увидел чертежи.

– Вас беспокоит, что я каким-то образом его украду?

Он слегка поерзал на стуле.

– Не то чтобы украдете. Нельзя украсть то, что вам уже принадлежит.

– Рада, что вы признаете то, что я и в самом деле владею половиной предприятия.

– Но… – Похоже, он засомневался, стоит ли продолжать. Она отметила точный момент, когда необходимость заглушила голос здравого смысла, заставивший было его поколебаться. – Вы наследница. За вами будут увиваться множество мужчин. Вы можете подвергнуться нежелательному влиянию со стороны одного из них.

– Вы хотите сказать – потеряю голову.

– Да.

– Меня так опьянит любовь, что я забуду свои интересы и начну все делать по-ихнему.

Ответа нет, лишь легкий кивок.

– Сдается мне, вы из тех, кто считает женщин недоумками, которыми правят эмоции.

Он раздраженно нахмурился.

– Мужчины тоже теряют голову. Это никак не связано с тем, что вы красивая женщина.

При слове «красивая» она вздрогнула от удивления. Он тоже, едва успел его выговорить.

– И вы можете выйти замуж, – быстро добавил Кевин. – Ваш муж может потребовать узнать все, что знаете вы. Он, возможно, даже начнет вас запугивать, чтобы узнать секрет предприятия.

«Чарлз бы ни за что так не сделал». Она быстро устыдилась этой своей мысли. Одно дело – позволить мечте чуть поднять голову, другое – потерять голову от любви, как полагает этот мистер Реднор.

– Мистер Реднор, я могу точно так же беспокоиться за вас. Вы можете очароваться какой-то женщиной, подпасть под ее влияние и открыть ей все тайны. Или, возможно, вы воспользуетесь деньгами компании, чтобы сделать ее счастливой или же оплатить ее карточные долги.

Это развеселило Кевина.

– Я никогда не очаровываюсь, так что волноваться вам нечего.

– Никогда? Совсем?

Он покачал головой.

– Совсем. Это изобретение способно сделать вас очень богатой женщиной, мисс Джеймисон. Настолько богатой, что вы и представить себе не можете. Это изобретение понадобится каждому паровому двигателю. Их уже ставят на рельсовый транспорт. Через двадцать лет они будут повсюду. А еще его можно использовать в фабричных механизмах и в других областях. Вскоре паровые двигатели будут использоваться тысячами. Было бы глупо продать свою долю сейчас.

Звучало так, словно ей бы лучше вложить свои деньги в рельсовый транспорт, чем в это изобретение. Во-первых, ей не придется регулярно видеться с этим человеком. Ее нервировало, когда он впивался в нее пристальным взглядом. Приходилось прилагать усилия, чтобы не поддаваться, не говоря уж о том, чтобы вести себя раскованно.

Он улыбнулся. Приятная улыбка. Слегка чарующая, по правде сказать.

– Я обо всем позабочусь. Можете заниматься своими делами, пока не начнут поступать деньги. А тогда уже можете озаботиться тем, как их потратить. – Он сунул руку в карман сюртука и вытащил сложенный лист бумаги. – Поскольку мы равноправные партнеры, нам нужно договариваться обо всех решениях касательно средств и их использования. Однако я могу избавить вас от этого обязательства, если вы подпишете вот эту бумагу.

Она взяла бумагу и прочла ее. Пока она читала, он встал, подошел к письменному столу и вернулся с пером и чернильницей.

– Вы понимаете написанное? – спросил Кевин.

Частично. Почти все. Были там мудреные слова, цеплявшие глаз, но ей показалось, что суть она поняла.

– Этот документ обеспечит вам полный контроль над предприятием и даст право подписывать контракты, тратить деньги и решать будущее использование и цену изобретения без моей подписи. – Она подняла глаза на Кевина. – Вы считаете, что я похожа на дурочку, мистер Реднор? Если я не продам свою долю – а ничто из случившего сегодня не убедило меня сохранить ее, – я хочу участвовать в принятии будущих решений. Я не намерена это подписывать.

Она разжала пальцы, и бумага упала на пол.

Кевин резко поднялся, развернулся и что-то пробормотал себе под нос. Ей показалось, что она услышала слова «несносная женщина», сдобренные цветистыми ругательствами. Она позволила ему взять себя в руки, на что ушло несколько долгих секунд. Наконец он повернулся к ней со следами гнева на лице.

– Если вы настоите на участии в принятии решений, на каждое дело будет уходить втрое больше времени. Я потрачу долгие часы на объяснение деталей каждого решения и обучение вас механике и математике, – процедил он. – Даже на поиски вас ушло слишком много времени, дела оказались в подвешенном состоянии, что навредило всему плану.

Она встала.

– И все же я здесь. Позвольте мне кое о чем вас спросить, мистер Реднор. Вы когда-нибудь вели прибыльное дело?

Он ответил недостаточно быстро, так что она заранее знала ответ.

– Так вот, а я вела. У меня нынче днем дела. Всего вам доброго.

Она выплыла из библиотеки с высоко поднятой головой и, лишь когда вернулась к себе в спальню, дала выход раздражению, выкричавшись в подушку.

Глава 3

– «Так вот, а я вела», – передразнил Розамунду Джеймисон Кевин, закончив описывать неприятную встречу с этой крайне неприятной женщиной. Только он знал, что полностью ее голос не передал. У нее голос был мягче, почти бархатный по тембру. Однако значение имели только слова. – Словно заправлять мастерской дамских шляпок – то же самое, что управлять промышленной компанией.

Ему стало легче, когда он полностью выбросил эту встречу из головы, рассказав о ней Чейзу и Николасу. Они сидели в гардеробной Николаса на уродливых, обтянутых синей тканью стульях, унаследованных вместе с обстановкой Уайтфорд-Хауса, когда Николас стал герцогом. Он только что приехал в Лондон после месяца пребывания в своих имениях. Его багаж все еще беспорядочно валялся в комнате, потому что он отослал камердинера, когда прибыли Чейз и Кевин.

Теперь они сидели за бутылкой кларета, и после долгих разговоров о политике и семейном счастье Чейза Николас спросил о предприятии.

– Другими слова, разговора не получилось, – заметил он.

Кевин глядел на призрачные оранжевые всполохи огня в своем бокале с вином.

– Она не слушает разумных доводов.

Его кузены какое-то время молчали. Он знал, что это означает – они не одобряют его поведения. Теперь ему придется выслушивать, отчего и почему они не одобряют, словно две сварливые тетки.

– Я никак не оскорбил ее, – вынужден был сказать он, поскольку знал, что Чейз может передать Минерве содержание встречи. Он не думал, что она вправду станет превращать его жизнь в ад, но если она твердо это решит, он подозревал, что средства у нее имелись.

– А еще ты никак ей не польстил, – заметил Чейз.

– Неправда. – Он ведь назвал ее красивой, верно? Но этим двоим он этого не расскажет. Это слово у него вырвалось, удивив их обоих, неопровержимым свидетельством того, что он отметил ее красоту, даже говоря о деле. Это поставило его в очень невыгодное положение. Он ушел бы оттуда с подписанным документом, если бы ее внешность и манеры не помешали ему ясно мыслить.

– Вообще-то я намекнул, что она очень уравновешенная и умная женщина. – Тут Кевин говорил с некоторой натяжкой, но поскольку он не называл ее ни дурочкой, ни недоумком, предполагалось, что он имеет противоположное мнение.

– Отрадно слышать, – сказал Чейз с некоторым облегчением.

Черт подери, Чейз все-таки получил от Минервы задание разузнать, что произошло.

Николас вытянул ноги.

– Намекнуть, возможно, было недостаточно. Не похоже, чтобы разговор закончился хорошо, она ушла внезапно, к тому же очень раздраженная. Тебе нужно исправить положение. Перестань злиться. Ты крепко связан с этой женщиной, если только не сможешь выкупить ее долю, что тебе не по карману. Тебе нужно найти путь вперед. Дружба сгладит его, а взаимное раздражение сделает его очень тернистым и, возможно, непреодолимым.

– Он прав, – согласился Чейз. – Если бы не ты, не предприятие и не твоя озлобленность касательно дядиного завещания этой женщине, ты бы сразу это заметил.

Кевин неохотно признал, что в словах Николаса есть здравый смысл.

– Полагаю, я смогу заехать к ней в Ричмонд и предложить урегулировать наши интересы.

– Нет необходимости туда ехать, – проговорил Чейз. – Она некоторое время погостит у нас, пока подыскивает себе дом в Лондоне.

Это была неприятная новость. Кевин полагал, что она, по крайней мере, не будет попадаться ему на глаза.

– Тогда я повидаюсь с ней у тебя дома.

Николас повернулся к Чейзу.

– С кем он имеет дело? Что ты о ней думаешь?

– Думаю, что она себе на уме. Также стоит отметить, что она привлекательна. Разве не так, Кевин?

Кевин равнодушно кивнул, словно человек, который на самом деле ничего не заметил, но, раз его спросили, был вынужден это признать.

– Вот как? – с интересом спросил Николас. – И насколько привлекательна? Немного или очень?

– Как человеку женатому, мне не надо бы это замечать… – протянул Чейз. – Однако, как только я ее увидел, мне на ум пришло слово «соблазнительная».

Кевин сидел с каменным лицом.

– Что ж, кузен, это облегчит задачу подружиться, – широко улыбнулся Николас.

– Довольно обо мне, – заявил Кевин, которому не терпелось переменить тему. – Я тут подумал, Николас, ты, как неженатый герцог, далекий от старческих недугов, в этом светском сезоне должен быть лакомой дичью для охотниц за мужьями. Траур почти избавил тебя от этого в прошлом году, но настал новый день. Как ты планируешь пережить следующие несколько месяцев, не попав в когти какой-нибудь мамаше молодой девицы?

Розамунда проверила длинный список дел, которые себе наметила. Самые срочные она выбрала для сегодняшнего выхода. Надобно найти жилье и с этой целью днем встретиться с одним человеком. Нельзя бесконечно пользоваться гостеприимством приютивших ее друзей.

Однако сперва нужно осмотреть самые лучшие торговые улицы. Глядя в зеркало, она поправила шляпку, одернула корсаж малиновой накидки, взяла перчатки и ридикюль. Смирившись с тем, что выглядит настолько респектабельно, насколько хватило ее стараний, Розамунда спустилась в приемный зал.

Дежурный лакей поклонился.

– Желаете, чтобы я вызвал экипаж? Мне велено передать конюху, чтобы тот отвез вас в кабриолете, если вы пожелаете выехать в город.

– Думаю, что я пройдусь, спасибо.

– Но мне велено…

Бедный молодой человек беспокоился, что не выполнит приказ, о котором она никак не просила. Ей не хотелось, чтобы рядом в кабриолете сидел лакей и нетерпеливо ждал, когда она покончит с делами. В любом разе задуманное ею лучше осуществить пешком.

– Если вы распорядитесь подать кабриолет, я сам отвезу даму.

Она обернулась на голос.

Кевин Реднор отвесил легкий поклон.

– Что вы здесь делаете?

– Жду, пока вы спуститесь.

– Сдается мне, мы провели довольно времени в обществе друг друга на эту неделю, как вы полагаете?

– Я полагаю, что не был ни любезен, ни дружелюбен, если вы это хотите сказать.

Его признание заставило ее замяться. Мужчины обычно не признавали своих оплошностей. То, что он повинился, обезоружило ее.

– Мои дела вам, небось, покажутся скучны. Да к тому же их сподручней будет делать пешком.

– Тогда я отвезу вас туда, куда вам нужно добраться пешком.

Дворецкий уже послал за экипажем. Она не могла придумать способа избавиться от мистера Реднора без того, чтобы самой не оказаться нелюбезной и недружелюбной. Она не возражала, когда он сопроводил ее на улицу.

– На вас очень симпатичная шляпка, – заметил Кевин.

Он лишь хотел ей польстить, но она коснулась полей и не смогла не улыбнуться.

– Одна из ваших?

– Я завсегда ношу собственные изделия.

– Ее цвета идут вашей одежде – и вам самой. Вы их и клиенткам делаете с учетом этой гармонии?

– Да.

Она пустилась в объяснения, как разным лицам нужны поля разной формы, как некоторые женщины прекрасно выглядят с тонкими завязочками под подбородком, а другим больше идут широкие. Он слушал вроде бы внимательно, но, когда перед ними остановился экипаж, она задумалась, а слышит ли он ее вообще.

– Я намерена отправиться на Оксфорд-стрит, – сказала она. – Посмотреть, сдаются ли тамошние магазины внаем.

Кевин тронул лошадь.

– Собираетесь открыть магазин в Лондоне?

– Возможно.

– А как же ваше дело в Ричмонде?

– Вероятно, я его оставлю. Все зависит от того, что я узнаю в следующие несколько дней.

– Чейз сказал, вы думаете жить в Лондоне.

– Это также зависит от того, что я узнаю.

Ей нужно помнить, что эти двое – кузены и Чейз расскажет Кевину почти все, что тот захочет знать.

– А не лучше ли вам искать дома внаем вместо магазинов?

Она задумалась, собирается ли он весь день давать непрошеные советы.

– Сначала я планирую взглянуть на магазины, коли вы не возражаете.

Он повернул на Оксфорд-стрит. Привязал поводья, бросил мальчишке монетку, чтобы тот присмотрел за экипажем, после чего помог ей спуститься на тротуар.

– Благодарю вас, дальше я сама справлюся, – бодро сказала она. – И найму извозчика, чтобы вернуться назад.

– Я сопровожу вас, дабы вы не шли по улицам одна. В городе нынче беспокойно и небезопасно. К тому же я раньше никогда не выбирал магазинов.

В том районе не оказалось свободных лавок на первых этажах, но она увидела несколько на прилегающих улицах. Розамунда наклонилась к одной из витрин на Гилберт-стрит, чтобы заглянуть внутрь. Затем завернула за угол, вернувшись на Оксфорд-стрит, и пошла по ней, подняв голову и глядя по сторонам.

Шедший рядом Кевин Реднор последовал ее примеру.

– Что мы ищем?

– Места на вторых этажах, вот как здесь.

Она остановилась под окном с табличкой «Сдается внаем». Магазин был на втором этаже.

– Большинство дамских магазинов в Лондоне вот такие, – сказала она больше самой себе, нежели ему. – Так, конечно, дешевле. Однако… – Она отступила на шаг и осмотрела магазин внизу, на первом этаже. Там торговали ювелирными украшениями. – Так более приватно. Женщина заходит внутрь и становится невидимой, покуда не выйдет обратно. На нее не пялится никто из проходящих мимо витрины. Вопрос только… – Она снова зашла за угол, потом пересекла боковую улицу, чтобы проверить, видно ли магазин с Оксфорд-стрит.

Кевин Реднор следовал за ней словно тень.

– Только в чем?

– Выгодно или невыгодно иметь магазин на первом этаже. В Ричмонде у меня заведение на первом этаже, и выставленные на обозрение прохожих товары привлекают новых клиенток. Так же дело обстояло и в шляпной лавке в Сити, где я работала. Однако в Мейфэре модистки и шляпницы, возможно, размещают свои мастерские наверху по иным причинам, нежели стоимость аренды. Более открытое заведение может вызвать пересуды. Вы, пожалуй, не знаете, респектабельно ли иметь в Лондоне лавку на первом этаже?

– Я не покупаю дамские вещи, так что откуда мне знать?

– Множество мужчин покупают дамские вещи, мистер Реднор. Смею заметить, что вы необычный человек, если никогда этого не делали.

– А, вы имеете в виду любовниц и прочее. Таких подарков я не покупаю.

Она не смогла не улыбнуться.

– Вы сказали, что никогда не очаровывались, а теперь заявляете, что у вас не было ни любовницы, ни возлюбленной, которой бы вы покупали подарки. Вы, часом, не монах?

Он посмотрел ей в глаза.

– Едва ли.

На мгновение их взгляды встретились, и она увидела другого Кевина Реднора. В его обычно отрешенном лице мелькнула пылкость. Даже чувственность. Ее удивило, что он выдал себя таким образом, но через мгновение она осознала, что увидела в его взгляде чисто мужской интерес. К ней.

К такому со стороны этого человека Розамунда готова не была. И собственной реакции тоже не ожидала. Его пронизывающий взгляд из-под полуприкрытых век против воли завладел ее вниманием и вызвал легкую приятную дрожь.

Кевин показал рукой на магазин.

– Что бы там обычно ни делали, мне кажется, дама предпочтет не подниматься по лестничным пролетам. Если что-то не принято, это не означает, что этого нельзя сделать.

– Я спрошу об этом Минерву, но вы, пожалуй, правы. Зачем женщинам карабкаться по лестнице, чтобы купить шляпку или платье?

Она направилась обратно к экипажу, остро ощущая присутствие Кевина Реднора рядом с собой.

Когда Кевин остановил экипаж перед домом на Чэпел-стрит, человек, представлявший интересы владельцев здания, уже ждал на улице. Привязывая поводья, он оглядел фасад. Жилище отнюдь не небогатое. Дом поднимался на три этажа над возвышавшимся у тротуара крыльцом. В этом районе снять его обойдется недешево.

Мисс Джеймисон явно горела желанием истратить свое наследство.

Кевин помог ей выйти из экипажа и представил ее агенту, получив его карточку. Мистер Мейтланд улыбнулся и открыл дверь.

– Если вас устроит, сэр, мы осмотрим подвальные помещения и кухню в последнюю очередь. Большинству пар гораздо интереснее увидеть гостиные. Библиотека – вот здесь.

– Вы неправильно поняли, мистер Мейтланд, – сказала мисс Джеймисон. – Мистер Реднор сегодня меня сопровождает, но жить в доме буду я одна.

Мистер Мейтланд не выказал удивления, но сверкнул глазами в сторону Кевина, прежде чем принялся нахваливать размеры просторного помещения библиотеки.

Мисс Джеймисон мерила комнату шагами, не зная, что агент уже составил о ней свое мнение. Кевин также не видел причины привлечь ее внимание или поправить агента. Когда придет время подписывать договор аренды, мистер Мейтланд сам все узнает.

Она встала перед пустыми книжными шкафами, стоявшими вдоль стены по обе стороны от камина.

– Они какие-то мрачные.

– Они таковыми не будут, когда вы их заполните, – ответил мистер Мейтланд.

Мисс Джеймисон чуть заметно кивнула. Она вышла вслед за мистером Мейтландом осмотреть большую и малую столовые. Они поднялись наверх взглянуть на гостиную, галерею и большие апартаменты. Чуть выше располагались еще спальни, а на самом верху – комнаты для прислуги.

– Красивый дом, – заметил Кевин, когда они спускались вниз. – Большой.

Зачем одной женщине столько места?

Мисс Джеймисон замедлила шаг, так что он оказался на лестнице прямо позади нее.

– Это ж очень хорошая улица, да? – негромко спросила она.

– Прекрасная улица. Однако в таком доме вам понадобится по крайней мере трое слуг. Скорее всего – пять или шесть. Без учета конюхов для лошадей и прислуги для выезда, если вы будете его держать.

Они остановились у библиотеки и дали мистеру Мейтланду отойти на несколько шагов вперед.

– Вы хотите сказать, что в таком доме подобает жить даме.

– Здесь может жить любой, кто захочет и сможет это себе позволить. Однако да, даме здесь будет удобно.

– Я тоже так думаю. – Она наклонила голову. – А вы где живете?

– В родовом доме, когда бываю в Лондоне.

– Вы все еще живете с родными?

– Только с отцом, к тому же дом очень большой. Если бы я не соглашался время от времени с ним ужинать, мы бы не виделись.

– Как интересно.

Она подошла к мистеру Мейтланду, который терпеливо ждал у ведущей вниз двери.

Когда осмотр закончился, мистер Мейтланд оставил их одних, чтобы они при желании еще раз обошли дом или же, как подумал Кевин, обсудили, подходит ли дом для любовницы, которую хочет поселить тут ее покровитель. Мисс Джеймисон вернулась в библиотеку и снова поглядела на шкафы.

– Я никогда не задумывалася о библиотеке. – Она посмотрела на него так, будто внезапно вспомнила о его присутствии. – У меня нет книг. А шкафы будут выглядеть уныло, если останутся пустыми.

– Просто купите каких-нибудь книг. Выберите, что вам нравится. Или, если захотите, книготорговец сам подберет для вас библиотеку. – Он заметил, как она нахмурилась. – Вы умеете читать?

– Довольно неплохо. Возможно, не так хорошо, чтобы прочесть то, что мне подберет книготорговец. – Она прошла мимо него к выходу. – Думаю, надо попытаться подтянуть чтение, чтобы я наверняка понимала тонкости всех сложных документов, которые мне принесут.

Кевин отругал себя за этот вопрос. Он же сам видел, как она читала сложный документ, который он положил перед ней.

– Как и во многом другом, легкость приходит с практикой. Что вам нравится читать?

– Несколько лет назад я начала читать книгу с картинками о рыцарях и дамах. Далеко я не продвинулась, потому что не могла долго ее держать у себя, но книга мне понравилась. Пожалуй, я посмотрю, есть ли такая у книготорговца.

Мистер Мейтланд запер дверь и откланялся. Мисс Джеймисон откинула назад голову, чтобы осмотреть фасад здания, открывая взгляду Кевина свой точеный профиль. Ему на ум пришло слово «чудный». Лицо у нее было скорее утонченное, нежели симпатичное, более классическое, чем миленькое. Что же до описания Чейза, что она «соблазнительная», то оно скорее относилось к формам ниже шеи. Даже в накидке Кевин видел очертания пышной груди и узкой талии. Днем раньше его воображение потратило слишком много времени, раздевая ее, чтобы выяснить, насколько она в самом деле соблазнительна.

Это нужно немедленно прекратить, если он не хочет выставить себя идиотом, пытаясь повернуть ее мысли в сторону предприятия. Он вдруг подумал, что навязать ему мисс Джеймисон герцог решил в качестве изящной шутки. Чувство юмора дяди Фредерика иногда принимало причудливые формы.

Она повернулась к экипажу.

– Думаю, дом мне подойдет.

– Он очень большой.

Больше всего ему не хотелось, чтобы она наняла дом столь дорогой, что ей пришлось бы выискивать еще деньги. Это только подтолкнет ее к продаже половины предприятия.

– Вы так и сказали. Говорили, по крайней мере трое слуг. Однако мне нравится этот дом, где может жить леди.

– Вы намереваетесь жить как леди?

Она позволила подсадить себя в экипаж.

– Пожалуй, что я намереваюся жить как наследница, каковой я стала. Я все решу, когда прикину суммы.

Тем вечером Розамунда и Минерва после ужина удалились в библиотеку.

– Похоже, дом вы выбрали что надо, – сказала Минерва, продолжая начатый за столом разговор. – Эта улица очень фешенебельная.

Более фешенебельная, чем эта, слышалось в ее тоне. Будучи дворянкой и замужем за внуком герцога, Минерва не стремилась что-то доказывать окружающим. Ее происхождение и родовитость мужа делали ее желанной в обществе.

Розамунде дом понравился, и она подумывала примириться с его стоимостью. Она представила, как в гости приедет Чарлз и какое впечатление на него произведет дом. Она представляла, как Чарлз вместо Кевина Реднора идет рука об руку с ней, разглядывая обстановку и радуясь тому, что она больше не дочь крестьянина в услужении у его семьи, которая оторвала его от Розамунды.

– Мистер Реднор счел его слишком большим для меня. Полагаю, он удивился, что я вообще решила поселиться в том районе. Небось, люди моего круга там обычно не живут.

Минерва пристально посмотрела на нее.

– Если подобные вещи для вас важны, есть другие места, где вам будет комфортно.

Розамунде нравилось, что Минерва всегда откровенна. Она услышала предостережение подруги. «Этот дом не для таких, как вы, и некоторые соседи сделают вид, что вас не существует. Если это вас заденет, лучше поселитесь где-нибудь еще».

Хотелось быть откровенной в ответ и признаться, почему ей хочется жить в этом доме и почему она, как простолюдинка, обращается за помощью к Минерве в других вопросах. Но Розамунда не смела озвучить свою тайную мечту, у которой, как она боялась, не было реальных шансов сбыться.

– Если на меня не станут обращать внимание, я возражать не буду. Надеюсь, когда моя сестра достигнет совершеннолетия и переберется ко мне, ее примут лучше, если я здесь немного поживу.

– Когда вы отправитесь повидать ее? Мне не терпится с ней познакомиться.

– Думаю поехать на север через несколько дней и перевезти ее в рекомендованную вами школу. Возможно, на следующие каникулы мы вас тут навестим.

Минерва уже и так ей очень многим помогла. Она разузнала о той школе и даже написала от имени Розамунды письмо ее владелице, дабы правописание и стиль полностью соответствовали цели. Розамунда стеснялась снова обращаться за помощью, но больше было не к кому.

– Мне хотелось бы пошить для Лили несколько платьев. У меня есть ее мерки, и одежда не должна быть изысканной. Могли бы вы порекомендовать портниху, которая быстро бы пошила добротные и практичные платья?

Минерва лукаво улыбнулась.

– Я с нетерпением ждала этого вопроса. Вот только ожидала, что гардероб будет предназначен для вас, а не для вашей сестры.

– Пожалуй, я могла бы заказать кое-что и для себя, – рассмеялась Розамунда.

– Тогда нам нужно отправиться к хорошей модистке, чтобы заказанное вами было не только практичным, но и модным. Для вас и для вашей сестры. Другие ученицы в школе могут носить в классе простой серый цвет, но приезжать и уезжать в гораздо лучшей одежде. – Она задумчиво постучала пальцем по подбородку. – Думаю, я знаю, куда обратиться. Поедем туда завтра.

– Мистер Реднор говорил то, что завтра снова заедет, чтобы сопроводить меня на склады. Возможно, коли мы уедем до его приезда…

– Нет-нет. Пусть составит нам компанию. Я пошлю ему записку, чтобы приехал пораньше, так что времени у нас будет достаточно. Возьмем нашу карету, чтобы все поместились. – Она подалась вперед и улыбнулась. – Мы заставим его заскучать до смерти. Он не станет так зорко следить за вашими передвижениями после того, как несколько часов просидит в приемной модистки.

Так вот чем он занимался? Следил за ней? Как же глупо с ее стороны было этого не понять. Конечно, Минерва права. Кевин Реднор не просто так вел себя дружелюбно. Он хотел удостовериться, что она не встречается с вкладчиками, которые хотят приобрести ее долю в его компании. В их компании.

Возможно, она ошибалась насчет, как ей показалось, мужского интереса, который он к ней проявлял. Без сомнения, он высчитывал, как держать ее в узде. Для него она была лишь проблемой, усложнявшей его планы. Если так, какое облегчение: ей и так уже пришлось нелегко, ведя с ним дела, не хватало еще отражать нежелательные ухаживания.

Она поглядела на Минерву, которая так уютно устроилась рядом. Минерва никогда, ни разу не сказала и не сделала ничего, что намекало бы, что они не ровня, даже если это действительно так.

– Мы познакомились, потому что вы с мужем занимаетесь расследованиями, – начала Розамунда. – Вам это интересно?

– Каждое из них – головоломка, которую нужно сложить. Это очень занимательно, а иногда и захватывающе.

– А люди открывают вам тайны, чтобы заручиться вашей помощью?

– Иногда это необходимо. Поэтому мы занимаемся частными расследованиями. Иногда поиски очень просты, и я прошу только, чтобы меня предупредили, если дело может оказаться опасным. – Минерва с любопытством взглянула на Розамунду. – Вы хотите, чтобы я провела для вас расследование?

– Пожалуй… Может, и хочу.

– Не тревожьтесь, все подробности и само расследование никогда не станут достоянием других.

Розамунда решила довериться Минерве.

– Мне шибко нужна ваша помощь. Вы знаете, как все распутать, а вот я хожу вокруг да около. – И она наконец сделала самый большой шаг навстречу своей мечте. – Мне надобно найти одного человека или, по крайней мере, узнать, что с ним сталось.

Глава 4

Кевин был чрезвычайно раздосадован тем, что Минерва вмешалась в его план подружиться с мисс Джеймисон. Однако он покорно вытерпел долгий разговор о моде и тканях, а теперь помогал им выйти из экипажа на Нью-Бонд-стрит.

Он поднял взгляд на второй этаж, где помещалось заведение модистки.

– Идем с нами, Кевин, – сказала Минерва. – Нам может понадобиться мнение мужчины. Если так, придется обойтись тобой.

Сохраняя невозмутимый вид, он проследовал за ними по лестнице и вошел в салон модистки. Мадам Тиссо знала Минерву и, услышав, что нужны два гардероба, увела дам с собой, оставив его ждать в комнате с неудобной мебелью.

Он вдруг подумал, обозревая дамскую гостиную с хилыми столиками и стульями, что Минерва именно это подразумевала, угрожая превратить его жизнь в ад. Что ж, ей придется придумать кое-что получше. Она не знает, с кем имеет дело.

Он присел на одинокий, обтянутый тканью стул. Тот не был предназначен для мужчины его роста, но, немного поворочавшись, Кевину удалось устроиться более-менее удобно. Он закрыл глаза и задумался. Последняя мысль перед тем, как он углубился в расчеты вероятностей выигрыша, была о том, что любопытно было бы узнать, для кого предназначен второй гардероб.

Некоторое время спустя он отвлекся от раздумий и посмотрел на карманные часы. Они провели у модистки больше часа. За одной из дверей он слышал женские голоса и смех. Кевин подумал, не оставить ли записку и уехать, но ведь он преследовал цель заручиться дружбой и доверием мисс Джеймисон. Для этого требовалось проводить время в ее обществе. Что, если бы Минерва не вторглась в его планы, он бы сейчас и делал.

Голоса сделались громче, и он услышал обрывки разговора.

– О, обязательно, Розамунда.

– А не слишком ли оно смелое?

Затем громкий смех.

– Совсем нет, – ответила мадам Тиссо. – Платье будет очень скромное, а цвет по моде этого года.

– Не уверена…

Похоже на то, что за дверью нужно было принять решение. Возможно, он не разбирался в моде, зато знал, когда женщина одевается, чтобы подчеркнуть свою красоту, а еще понимал разницу между приемлемо смелым и скандально смелым.

Это лучше, чем сидеть здесь Зевс знает сколько. К тому же она, если можно так выразиться, тратила его деньги. С этой мыслью он подошел к двери и открыл ее.

Три женщины потрясенно повернулись в его сторону. Мадам Тиссо приложила руку к груди над сердцем. Изумление Минервы сменилось весельем. А мисс Джеймисон… от ее вида у него перехватило дыхание.

Она была от груди до пят закутана в ткань. В темно-красную ткань с легким блеском. Ее сливочно-белые плечи были открыты, а по тому, как она прижимала к себе ткань, он догадался, что и спина тоже видна. Она молча уставилась на него, прижав к себе материю.

Кевин гадал, обнажена ли она под красным шелком. Казалось, что да. Однако, возможно, и нет. Может, бретельки рубашки были просто опущены.

Модистка прищелкнула языком.

– Сэр, мужчины обычно сюда не заходят, когда я провожу примерку.

– Право же, Кевин, – театрально вздохнула Минерва. – Я сказала, что ты можешь нам понадобиться, но позвала бы при необходимости.

Что за чушь. Можно подумать, раньше он ни разу не видел полуголой женщины.

– Было ясно, что мисс Джеймисон в нерешительности, так что я заключил, что вам все же нужно мнение мужчины, чтобы ускорить решение. – Он указал на красную ткань. – Очень мило, вам следует ее взять. – Он повернулся к мадам Тиссо. – Вам надо быть очень осторожной с этим платьем. Красный цвет может показаться рискованным.

Мадам Тиссо взглянула на Минерву, а та – на мисс Джеймисон. Мисс Джеймисон пожала плечами и кивнула.

– Решено – красный шелк, – проговорила мадам Тиссо.

Кевин подошел к столику, где сидела Минерва, разложив перед собой картинки с моделями платьев. Он изучил каждую из них, затем замер.

– А для кого вот эти простые вещи? Даже продавщицы в магазине одеваются лучше.

– Это для моей сестры, чтобы ей носить в школе, – ответила мисс Джеймисон.

Кевин поглядел на нее. Мадам Тиссо еще больше запеленала ее в неуклюжую мантию из муслина, в которой она скрылась почти целиком, так что видна была лишь хорошенькая головка.

– Вашей сестры?

Кевин понятия не имел, что у нее есть сестра. Да и вообще, у нее могло быть четыре сестры, три брата и две тетки. Еще и родители где-нибудь в деревне. Возможно, у нее резонные причины снимать большой дом.

Он ничего не знал о ее семье, потому что ни разу не спросил. И о ней самой тоже ничего не знал. Он явственно представил себе, как Николас и Чейз качают головами и с упреком приговаривают: «Плохо сработано, Кевин, плохо сработано».

– Возможно, если ты нас оставишь, Розамунда сможет одеться, и мы вскоре уедем, – сказала Минерва.

– Конечно. – Он открыл дверь. – Продолжайте.

– После двух часов на складах вам, несомненно, нужно подышать свежим воздухом, – предложил Кевин, когда экипаж ехал обратно в Мейфэр. – Почему бы нам немного не покататься в парке?

Минерва вынула из ридикюля миниатюрные часики.

– Не могу. Надо встретиться с одним из агентов касательно расследования. Пусть кучер меня высадит.

– Пожалуй, только недолго, – согласилась Розамунда.

Склады были очень пыльные, как, впрочем, и всегда. Она осмотрела новую продукцию для шляпниц и купила соломенную форму для шляпки вместе с образцами фурнитуры, которые доставят утром. Что более важно, она завязала знакомства с владельцами и теми, кто обслуживает покупателей.

Стало свежо, но она все-таки открыла окошко. Свежий ветерок приятно холодил кожу. Она смотрела наружу, но краем глаза видела Кевина Реднора.

Для аристократа он не очень-то соблюдал этикет. Его внезапное появление в примерочной поразило всех. Он наверняка это заметил, однако отнесся к своему вторжению, словно оно в порядке вещей, хотя мадам Тиссо особо подчеркнула, что это дерзость.

Ее нижнее белье прикрывал лишь свободно обернутый шелк. Он посмотрел на нее, но не разглядывал и вел себя так, словно все время входит к полуодетым женщинам. Возможно, так оно и было. Однако не к возлюбленным. И не к любовницам. Он это четко прояснил.

Что означало нечто иное, если он «едва ли» был монахом. Она добавила к списку того, что нужно сделать в следующие несколько дней, очередной пункт.

После того, как высадили Минерву, экипаж вкатился в Гайд-парк и занял место в длинной череде повозок, медленно ползших вперед, пока дамы и господа наслаждались погожим деньком.

– Если тут слишком много народу, можем поехать куда-нибудь еще, – предложил Кевин.

– Я не возражаю. Мне нравится глядеть на дам. Из ихних шляпок я заимствую идеи и завидую ихним нарядам.

– Вы бывали тут раньше?

– Мы, продавщицы, все время сюда приходим. Вы никогда нас не замечаете, потому что едете в каретах или верхом, а мы внизу, идем пешком вдоль бордюров.

– Уверен, я бы вас заметил, если бы проезжал мимо на лошади.

– Когда вы глубоко задумаетесь, сдается мне, вы вообще ничего не замечаете.

Он не стал спорить. Открыл еще одно окошко, чтобы ветерок продувал экипаж.

– Сколько у вас сестер?

– Всего одна. Лили четырнадцать лет, она гораздо младше меня. Она была совсем ребенком, когда скончался наш отец. Пришлось оставить ее в деревне, пока я не найду работу.

– Однако теперь она будет ходить в школу. Вот почему, по вашим словам, вы заказали те простые платья.

– Найти школу мне помогла Минерва. Лили придется много чего наверстывать. Но зато у нее будет образование. Надеюсь, что когда она вырастет, то найдет достойную партию. Для этого я выделила ей небольшое наследство. – Она поняла, что снова слишком много говорит о том, что не интересует этого человека. – В любом разе, это мой план.

– Очень благородно с вашей стороны подумать сначала о ней, а уже потом о своих нуждах.

Похоже, он сказал это искренне

– Вы думаете, все получится? Если она выучится да пообтешется, то удачно выйдет замуж? Мне бы хотелось, чтобы муж у нее был из благородных, чтобы ей не пришлось беспокоиться о деньгах. Пусть даже не очень знатный.

– Так может сложиться. В Минерве вы обрели подругу. Когда придет время, она поможет ввести вашу сестру в благородное общество.

– Она по-прежнему будет дочерью крестьянина-арендатора. Этого я изменить не могу.

– Капитал умеет затуманивать происхождение владельца.

Розамунда на это надеялась. Не только касательно Лили, но и себя. Она рассчитывала, что большое состояние скроет очень многое. Однако были вещи, которые нельзя спрятать, и она это знала. Во-первых, она не получила образования. Не умела говорить, как говорят дамы. Читала она едва-едва, а писала вовсе не изящно.

«Ты делаешь шляпки, – говорил внутренний голос. – Самый прекрасный гардероб, самый большой дом не изменят того, кто ты есть. Чарлз никогда на тебе не женится».

– Вы о чем-то задумались, – сказал Кевин.

Она подняла глаза и увидела, что он улыбается, словно знает, насколько необычно для него делать такое замечание вместо того, чтобы его получать. Она не могла сдержать смеха.

– Давайте посмотрим, смогу ли я угадать, что вас занимает. – Он подался вперед и посмотрел на нее обескураживающим пронзительным взглядом. – Вы думаете, что станете для нее обузой, и неважно, что при этом для нее сделаете.

Ее тронуло то, что он угадал. Что он знал. Она не могла согласиться и при этом не выдать своих чувств, поэтому просто взглянула на него в ответ. Их пересекшиеся взгляды и его близость вызвали у нее приятную дрожь.

– Подражать даме совсем не трудно. Нужно только попрактиковаться. Подобная перемена не сделает вас дамой, однако и не даст людям разоблачить вас, пока они не узнают вашу биографию. – Он медленно улыбнулся. – А в некоторых случаях даже ее можно поменять.

Что за ошеломляющее предложение. Слишком поздно создавать себе новую биографию для Чарлза и его семьи, но ради сестры…

– Чейз? Это ты там? – едва ли не прокричал на ухо Розамунде женский голос. Она повернула голову и увидела экипаж, стоявший так близко, что она могла бы подать пассажирам кофейную чашку.

– Нет, это Кевин, – раздался голос помоложе. – Кевин, как странно тебя здесь встретить. В такое время ты никогда не приезжаешь в парк.

В окне экипажа показались два женских лица. Женщина постарше с темными волосами прищурилась, чтобы получше разглядеть Кевина. Женщина помоложе с белокурыми волосами в упор смотрела на Розамунду. Обе были в шляпках, которые, по мнению Розамунды, им не шли, однако были не из дешевых. Она подметила изящную плиссировку на внутренней стороне полей шляпы темноволосой женщины.

Сидевший напротив нее Кевин подавил стон. Он подвинулся к окну.

– Тетя Агнес, хорошо выглядите.

– Ты, наверное, потрясен, увидев, что я еще жива. Ты вообще не замечаешь нас, когда бываешь в Лондоне.

– Я был очень занят.

Она перевела взгляд с него на Розамунду.

– Заметно. Это разве не экипаж Чейза?

– Это он и есть. Нынче днем я сопровождаю его гостью.

– Ты ее нам представишь? Печально уже то, что ты унизился до коммерции, но надо ли тебе перенимать грубые манеры своих собратьев-коммерсантов?

Розамунда заметила, как губы Кевина сжались в тонкую линию. Он посмотрел на нее с каким-то виноватым видом.

– Тетя Агнес, Фелисити, позвольте вам представить мисс Джеймисон. Мисс Джеймисон, это моя тетушка, леди Агнес Реднор, и сестра моего двоюродного брата, миссис Уолтер Реднор.

Два задумчиво нахмуренных лица. Затем два обращенных друг на друга изумленных взгляда.

– Ты слышала, Фелисити? Это Розамунда Джеймисон, – проговорила леди Агнес.

– Слышала. Ну и ну. – Женщина помоложе впилась в Розамунду пристальным взглядом. – Вот это да.

– Как Чейз посмел не сообщить нам, что ее нашли? – громко спросила леди Агнес.

– Это вы у него спросите, – ответил Кевин. – Так, а теперь нам пора возвращаться к нему…

– Ерунда. Останови экипаж, чтобы я могла познакомиться с мисс Джеймисон. – Леди Агнес громко велела кучеру выехать из потока. – Мы целый год этого ждали. Я уже начала верить, что ее никогда и не найдут. Долорес… мягко говоря, будет потрясена.

Кевин выругался себе под нос.

– Теперь уже все равно. Позвольте мне заранее извиниться, мисс Джеймисон.

Он распахнул лючок экипажа и велел кучеру тотчас же покинуть вереницу карет.

– А это обязательно? – спросила Розамунда, пока экипаж останавливался. – С чего бы им захотелось поговорить со мной? Леди Агнес даже видеть меня не рада.

– Моя тетя никогда не упускает возможности ублажить свою желчь. – Он открыл дверь и вышел, потом предложил ей руку.

Она сошла вниз и поправила юбки.

– Не понимаю.

Он почесал висок.

– Дело вот в чем. Если бы вас так и не нашли, ваше наследство в конечном итоге разделили бы между всеми нами.

Другими словами, все семейство надеялось, что ее нет в живых.

Оглядев ее с ног до головы, леди Агнес соизволила проговорить:

– Что ж, мисс Джеймисон, долго же вас пришлось искать.

– Знала бы я, что меня ждет капитал, меня бы нашли быстрее.

– И вправду. – Снова долгий осмотр. Выражение ее лица говорило, что первое впечатление оказалось не из приятных. Розамунда заметила, как ее глаза сузились и задержались на шляпке. «Слишком хороша для нее», – говорил взгляд аристократки.

– Она живет в Ричмонде, – объяснил Кевин. – Отсюда и проволочки. Она не видела объявления в лондонских газетах.

– Крупные газеты продаются по всей Англии, – сказала леди Агнес.

– Полагаю, если кто-то надеется неожиданно унаследовать капитал от незнакомца, он раздобудет и прочтет все газеты, – проговорил Кевин. – Очевидно, мисс Джеймисон не из таких людей.

Его тетя была женщиной неглупой и поняла, что Кевин над ней издевается. Ее глаза сердито вспыхнули над жеманной улыбкой.

– Очевидно, нет. Вы уже не очень молоды, но не замужем, мисс Джеймисон. Учитывая, что на внешность вам жаловаться не приходится, я нахожу это весьма странным.

– Тетя Агнес, – угрожающе произнес Кевин.

– Я другими вещами занималась, леди Агнес, – ответила Розамунда. – У меня шляпная мастерская, которая требует внимания. Так что поиски мужа отпали сами собой.

– Шляпница. Что ж. Вы не удивились, обнаружив, что герцог оставил вам наследство? Нас это в высшей степени поразило.

– И меня тоже. Я едва знала его.

Взгляд сделался пристальным, пронизывающим.

– И откуда, позвольте спросить, вы едва его знали?

– Нет, не позволю, – вмешался Кевин. – Давайте прогуляемся, прежде чем мисс Джеймисон решит, что все семейство Редноров даже более странное, чем наследство.

Он нарочито медленно повернулся и пристально поглядел на тетю, пока та не пошла рядом с ним.

Розамунде осталось шагать рядом с молодой женщиной по имени Фелисити, женой одного из кузенов Кевина. Она была хорошенькая, с тонкими чертами лица. Напомнила Розамунде фарфоровые статуэтки с неизменными острыми носиками и пустыми голубыми глазами.

– У вас очаровательная шляпка, – сказала Фелисити.

Розамунда немедленно устыдилась своих недостойных мыслей.

– Благодарю вас. Я сама ее сделала.

– Какая вы одаренная! Конечно… вам больше ничего не придется делать своими руками, верно ведь?

– Ну, а мне хочется. Это мое ремесло.

– Полноте, – рассмеялась Фелисити. – С вашим состоянием вы можете купить любые шляпки и наряды, какие захотите, и навсегда оставить ремесленничество.

– Я так не думаю. Мне оно слишком нравится.

Фелисити часто заморгала.

– Как грустно, что вы еще не замужем. Полагаю, это быстро исправится.

– Юрист предупредил меня насчет охотников за состояниями. Думаю, лучше всего их избегать, а вы?

– Все зависит от их собственных капиталов. – Фелисити замедлила шаг, потянув Розамунду за собой. – Кевин, вероятно, был груб касательно наследства. Я бы за него извинилась, но уже давно прекратила это делать. Однако на этот раз грубость его, вероятно, понятна. Понимаете, он равнодушен к деньгам. Его занимает изобретение, а герцог оставил половину его совершенно чужому человеку.

– Мы с ним пришли к соглашению, так что он был не слишком груб.

– Вы собираетесь отдать ему свою половину? Не представляю себе другого соглашения, которое он бы нашел приемлемым.

– Я это не планирую, и он это знает.

Розамунда заметила, что они отстают от Кевина и леди Агнес.

– Полагаю, вы могли бы вернуть свою половину. Никого не принуждают принимать наследство.

– С чего бы мне это делать?

– Чтобы от него избавиться, конечно же. Мой муж объяснил мне, что хоть оно ничего и не стоит, но может дорого обойтись. Компаньон в ответе за долги и дополнительные вложения. Было бы печально, если бы это произошло с вами.

Как оказалось, Фелисити была хитрой женщиной. Розамунда гадала, зачем она дает ей все эти советы.

– Если я его верну, кто его получит вместо меня?

– Полагаю, его разделят между кузенами, хотя, вероятнее всего, они продадут им причитающееся и возьмут предложенные гроши. Кевин, конечно, оставит свою долю себе.

Последнее, чего хотел Кевин – это чтобы ее половину вот так разбили на части. А если изобретение ничего не стоит, зачем Фелисити переживать, что с ним случится?

– Ну, думаю, первое время я ее подержу, чтобы разобраться, что к чему. Это избавит всех евонных кузенов от хлопот.

Фелисити явно встревожилась.

– Мисс Джеймисон, когда я сказала, что вам бы лучше избавиться от наследства, я сделала это лишь для вашего блага. – Она огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что рядом никого нет. – Вам и вправду не следует становиться компаньонкой Кевина. Он наверняка вас разорит. И… – она понизила голос, – возможно, вам этого не говорили, но последний его компаньон умер при загадочных обстоятельствах.

Розамунда была так поражена этой откровенностью, что едва не споткнулась о лежавшую на тропинке упавшую ветку. Фелисити была довольна такой реакцией. Ей показалось, что разговор шедших впереди Кевина и его тетки перешел на повышенные тона.

– Что вы хотите этим сказать?

– Все списали на несчастный случай, но в семье никто не думает, что герцог он упал с парапета случайно. Мы также не думаем, что он спрыгнул. Это оставляет только одно объяснение тому, как он оказался на земле.

Розамунда решила, что ей не очень-то нравится эта женщина.

– Вы намекаете, что причиной падения герцога стал Кевин? Прошу вас, скажите прямо. У вас есть причины в это верить, или вы просто испытываете к нему неприязнь?

Фелисити опустила веки и вскинула голову так, чтобы взглянуть на нее сверху вниз. Розамунде это выражение было очень хорошо знакомо. Дама собирается поставить простолюдинку на место.

– Неприязнь он вызывает сильную, но я ничего не подозреваю без причины. Это случилось в имении герцога, в Мелтон-Парке. Из родни там никого не было. Кевин заявил, что был во Франции, но на самом деле находился в Англии. На другой день я сама видела его в Лондоне. Если он узнал о завещании и о передаче герцогом половины своей компании, у него были причины действовать необдуманно. Для вас это достаточно прямо? – Она ускорила шаг с мрачной решимостью. – Я надеялась отвратить вас от беды. Теперь вижу, что не следовало.

Розамунда зашагала в ногу с Фелисити, пока они не догнали Кевина и леди Агнес. Они подошли как раз вовремя и услышали слова леди Агнес:

– Я лишь советую, что для вас обоих самое разумное – это продать что есть, за сумму, которую вам предложат. Вряд ли в будущем предприятие будет стоить дороже, и такое решение избавит вас от в высшей степени неприличного партнерства.

Появление Розамунды заставило леди Агнес умолкнуть на полуслове. Не зная, что ее подслушали, она прикрылась светской болтовней.

– Фелисити, посмотри, как дивно плющ прижился здесь в парке. Я как раз рассказывала Кевину, что мой новый садовник начал прививать лианы на задней стене дома.

Глава 5

Розамунда никогда не думала, что станет просить Кевина Реднора о визите, но на следующее утро она сидела за письменным столом в библиотеке и писала записку именно с этой просьбой. Долгая и полная раздумий ночь привела ее к выводу, что на этот раз она обратится за советом к Кевину, а не к Минерве, поскольку Минерва уже и так многим ей помогла.

Эта встреча также, пожалуй, даст ей возможность выяснить, имеются ли основания для подозрений Фелисити. Эта женщина была из тех, кто мутит воду просто для развлечения.

Она корпела над письмом, тут и там оставляя зачеркивания и кляксы, но, еще не закончив, поняла, что все ее попытки закончились провалом. Минерва вошла в библиотеку как раз в тот момент, когда Розамунда доставала новый лист бумаги.

Увидев, что она пишет письмо, Минерва устроилась с книгой в руках и не вмешивалась. Розамунда предприняла очередную попытку, раздраженно заворчав себе под нос, когда все снова пошло плохо. Она отложила перо и закрыла лицо руками.

– Вы плачете?

Она отняла руки и увидела, что Минерва стоит подле нее.

– Нет. Пытаюся не заорать. – Розамунда указала на бумагу. – Почерк у меня никудышный, ошибок тьма, я даже перо в руки взять не могу так, чтоб не разбрызгать всюду чернила.

Минерва пристально взглянула на записку.

– Если хотите, я напишу все, что вы продиктуете. Или мы можем послать кого-нибудь из слуг с устным сообщением.

Розамунда снова взялась на перо.

– Вы писали письмо в школу. Нельзя, чтоб вы все делали за меня. Мне надобно самой учиться.

Минерва положила ладонь на державшие перо пальцы.

– Я помогу вам практиковаться. Однако за час ничему не научишься. А сейчас пока пошлем слугу.

И вот в одиннадцать часов Кевин Реднор прибыл в изящном экипаже с лакеем на запятках, чтобы сопроводить ее в контору адвоката.

– Это отцовский экипаж, – объяснил он. – Он им вообще не пользуется.

Она устроилась на подушках, а он сел напротив. Небо затянули темные тучи. Она надеялась, что дождя не будет.

– Польщен, что вы послали за мной, – сказал Кевин. – Я лелею надежду, что мы подружимся и что вы попросите меня о помощи в любом деле, где я могу быть полезен.

– Я подумала, что лучше всего, если ктой-то будет рядом, коли вопрос юридический. – Она также хотела кое-что обсудить с деловым партнером, но собиралась подождать подходящего момента и надеялась, что у нее хватит решимости.

Пока они ехали по Мейфэру, Розамунда воспользовалась возможностью изучить прогуливавшихся по улицам женщин. В открытом окне она приметила симпатичную шляпку с более широкими, чем обычно, полями, достала из ридикюля листок бумаги и карандаш и быстро зарисовала ее.

Кевин подался вперед и поглядел на листок.

– Вас учили рисовать?

– Учили? Нет, я просто пытаюся как можно верней передать то, что увидела.

– Тогда, похоже, у вас прирожденный талант.

Розамунда поглядела на рисунок. Он довольно точно передавал форму шляпки и угол наклона полей.

Они приехали в дом мистера Сандерса в Сити до того, как начался дождь. Адвокат ей понравился. Своим внешним видом и манерами он напоминал ее дядю. Когда она впервые приехала к нему и он вводил ее в курс дела о наследстве, он объяснял все нарочито медленно, возможно, зная, что она в растерянности и ей будет трудно сразу все усвоить.

Теперь адвокат поздоровался с мистером Реднором и обратил все свое внимание к ней.

– Вот тут у меня договор аренды дома. Владелец согласился с большинством предложенных мною изменений, – подмигнул он. – Сначала он выдвинул менее благоприятные условия, вероятно, полагая, что у женщины не достанет опыта заметить подводные камни.

– Вот почему я пришла к вам за советом. – Подписывая договор аренды в Ричмонде, она была неопытной и пожалела, что не проявила больше решительности в переговорах с хозяином дома.

– Поздравляю вас с принятием верного решения. Гораздо легче устранить все недочеты в самом начале, нежели пытаться исправить их потом. – Он подал ей документ на большом листе тонкого пергамента. – Вы увидите, что сумма снижена до уровня остальных домов на той же улице. Также изменены некоторые условия. Удалено несколько драконовских положений. Например, нет дополнительной платы за обстановку. Теперь она включена в общую сумму, что соответствует описанию дома.

Розамунда начала читать, догадываясь, что слово «драконовские» – это диковинный способ сказать «плохие». Изящество документа мешало вникать в смысл. Четкие буквы с огромными завитушками словно звенели, заглушая слова. Писал все, конечно, секретарь, но она все же завидовала тому, как дивно выглядел текст.

– Вы все понимаете? – раздался негромкий голос оттуда, где сидел Кевин. Она взглянула на него. Мистер Сандерс чуть улыбнулся ироничной улыбкой.

– Да. Спасибо за все, что вы для меня сделали, мистер Сандерс. Вижу, что владелец дома уже подписал договор.

– Он подписал все три экземпляра. Если вы их подпишете, сделка совершится.

Розамунда сняла перчатки. Она как можно аккуратнее расписалась на всех трех документах, старясь не поставить кляксу. Мистер Сандерс промокнул чернила, затем свернул один из пергаментов и протянул Розамунде. – Теперь вы жительница Лондона, мисс Джеймисон.

Это был смелый шаг. Дерзкий шаг. Теперь обратного пути не было.

Ее воображение воспарило, переставляя мебель и докупая еще. Она представила Лили в спальне на третьем этаже. Увидела, как Чарлз поднимается ко входу по парадной лестнице.

Мистер Сандерс принес еще документы.

– Это договор аренды магазина. Тут все было гораздо проще. Мастерская на втором этаже, и магазин на первом.

Он положил перед ней лист пергамента. Розамунда читала условия. Кевин старался их прочесть, заглядывая ей через плечо.

– Вы арендуете магазин на прилегающей улице? – спросил он.

Она кивнула.

– Ктой-то сказал мне, что если что-то не принято, это еще не значит, что этого нельзя сделать.

Она взяла перо и расписалась.

Мистер Сандерс собрал документы.

– Смею заметить, что, обустраиваясь в обоих местах, вы будете очень занятой женщиной.

Она попрощалась с мистером Сандерсом. Выйдя в прихожую, Розамунда прошептала мистеру Реднору:

– Мне спросить у клерка о плате?

– Вам пришлют письмо.

Как только они снова уселись в экипаж, начался дождь. Розамунда уныло глядела на струйки воды на окнах. Погода нарушила ее планы на остаток этой поездки.

– У меня есть кое-что для вас.

Кевин достал обернутую материей коробку и протянул Розамунде.

Это была не коробка. Она развернула книгу. Открыла и увидела, что это роман Вальтера Скотта.

– Не знаю, та ли это книга, которую вы читали. Однако она очень популярна и, возможно, вам понравится. Там есть рыцари.

Розамунда медленно провела ладонью по коричневой кожаной обложке, украшенной тисненым узором.

– Я сразу же ее прочту и скоро вам верну.

– Это не из моей библиотеки. Это подарок. Книга ваша.

Она снова поглядела на красивую обложку. Это была первая целиком ее книга.

– Я поставлю ее на особое место в шкафу. Спасибо вам большое.

Розамунда подняла глаза и увидела, что он улыбается ей. У него была очень приятная улыбка. Она смягчала угловатость его лица и делала глаза не такими серьезными и задумчивыми.

Его щедрость придала ей решимости.

– Как жаль, что начался дождь. Я думала попросить вас отправиться в парк, чтобы я могла кое об чем с вами поговорить.

Он взглянул на проливной дождь на улице.

– Можем поехать в мой родовой особняк. Отец уже потребовал познакомить его с вами. Можем разделаться с формальностями, пообедать, а затем сбежать от него, чтобы поговорить с глазу на глаз. Вам это подходит?

Она кивнула, хотя мысль об отце Кевина заставила ее замешкаться. После тети Агнес и Фелисити она не ждала от его родни ничего хорошего.

Кевин взвесил положительные и отрицательные результаты дня. Было ясно, что в конторе Сандерса его присутствие вовсе не требовалось. Возможно, Розамунде просто хотелось, чтобы Кевин ее сопровождал, поскольку юридические тонкости пугали ее. Он решил это принять, хотя не очень-то поверил.

Ее просьба о разговоре показала, что, вероятно, она хотела его общества по иным причинам, нежели аренда дома и магазина. Решение проблемы дождя далось ему без малейших колебаний, пусть даже означало необходимость терпеть вмешательство отца. Он быстро смирился, потому что это показалось ему самым легким способом не расставаться с мисс Джеймисон.

Поняв и признавшись себе в этом, он погрузился в глубокую задумчивость до конца поездки. «Цель, осел ты этакий, состоит в том, чтобы сделать ее более управляемой, а не в том, чтобы сделать из себя идиота».

Она довольно долго возилась с ридикюлем, затем достала книгу и открыла первые страницы. Книга была не из дорогих, но обращалась она с ней как с сокровищем. Удивление, с каким она приняла ее, тронуло Кевина. Он догадался, что она нечасто получает подарки.

Он старался не смотреть на нее, но она сидела совсем рядом – очаровательная, спокойная, соблазнительная. Тут Чейз не ошибся в выборе слова. Она могла носить платье столь же бесформенное, как те мешки, что заказала для сестры-школьницы, и все же сводить мужчин с ума. Однако желтое платье и светло-зеленая накидка демонстрировали ее формы, несмотря на скромность наряда. Одной лишь близости к ней хватало, чтобы вызвать в нем возбуждение, которое было бы трудно скрыть. Он начал облекать свои мысли в форму на древнегреческом, чтобы избежать столь компрометирующего развития событий.

Ему и вправду требовалось задавить это неудобное влечение к ней, которое обещало во многом расстроить его планы. Впрочем, это не должно было составить особенного труда. В Лондоне сотни красивых женщин, и он редко их замечал. Он гордился, что не принадлежит к тем, кто тратит время и деньги на бессмысленные увлечения.

Дорога до дома заняла мучительно много времени. Кевин выпрыгнул из экипажа, как только лакей открыл дверцу, затем, опередив его, сам помог мисс Джеймисон выйти. Она еще не надела перчатки, и сквозь свою перчатку он ощутил тепло ее руки, отчего его мысли направились не туда, куда нужно. Вот досада.

Розамунда надела перчатки, пока они шли к двери, одновременно оценивая взглядом высоту и ширину здания.

– Ума не приложу, как вы могли счесть мой новый дом большим, если сами живете вот тут.

– Он слишком велик, особенно когда в нем остается всего один человек.

Дом был куплен с расчетом на множество будущих жильцов. Отец предвкушал большую семью, но так вышло, что его жена скончалась, рожая первенца.

Дворецкий открыл дверь и впустил их.

– Должен вас предупредить, что мой отец – человек оригинальный. Даже эксцентричный.

Она широко распахнула глаза.

– Правда, что ли? Уж и не знаю, как так получилось, вы ж ведь такой обычный.

Она пересекла порог с самодовольной улыбкой.

Кевин последовал за ней. Он ее предупредил. Если мисс Джеймисон считает его эксцентриком, то ее ждет потрясение.

Он провел ее в библиотеку. Размеры помещения поражали. Она глядела на массивные книжные шкафы, закрывавшие три стены. На четвертой висели картины… И кое-что еще.

Она подошла и остановилась у десяти рам, в которых находились ряды серых и желтоватых мотыльков. При каждом имелась бирка. Наверняка на сбор и сортировку ушло много часов. Однако теперь, глядя на них рядом, Розамунде легко было заметить отличия.

Она почувствовала, что Кевин стоит рядом с ней.

– Мотыльки, а не бабочки, – сказала она.

– Бабочки есть у всех.

Она поглядела на рамы, потом на него и рассмеялась.

– Вы находите это забавным, да?

– Мотыльков? Наверное, вашим гостям стоит немалых усилий сказать что-нибудь учтивое, когда они видят вот это. – Она представила себе юного и прилежного Кевина Реднора, который с серьезным видом зачитывает названия и объясняет, чем тот мотылек отличается от этого. Несомненно, он наслаждался возникавшей атмосферой неловкости. – Это все шутка, верно?

Легкая улыбка.

– Не выдавайте меня. Об этом больше никто не догадался.

– Это оттого, что юмор уж слишком тонкий.

– Видимо, не для всех.

Она рассмеялась и отошла в сторону. Мотыльки.

Ее внимание привлекли книжные шкафы. Ее взгляд заскользил по ним и по книгам, в изобилии стоявшим на полках.

– Это все книги вашего отца?

– Кое-какие мои. Какие-то он купил. Остальные достались в наследство. Мой дед был библиофилом и перед смертью разделил свою библиотеку между сыновьями.

– На этих полках – история вашей семьи.

– Я никогда не видел их в этом свете, хотя и обнаружил несколько раритетов, которые у нас в семье уже несколько поколений.

Стоя рядом, они внимательно рассматривали тома в кожаных переплетах. Если ей покупать по тому в неделю, она никогда не соберет столько книг.

Внезапно что-то уперлось ей пониже спины, напугав ее.

– Мистер Реднор, вы меня удивляете. Прошу вас, уберите руку.

– Руку?

– Которая у меня на заду.

– Хоть это и заманчиво, уверяю вас, что я никогда не бываю столь груб.

В знак своей невиновности он поднял перед собой обе руки.

Розамунда нахмурилась.

– Что… – Потом резко развернулась. – Я никогда… – И попятилась.

Кевин тоже обернулся и тяжело вздохнул.

– Отец, право же, не надо, – воскликнул он и вытянул руку, не давая механизму приблизиться.

Она наклонилась и взглянула на металлическое устройство с нарисованным на металлической пластине лицом, в старомодной одежде, сапогах и треуголке.

– Похоже на большую куклу.

– Это самодвижущаяся фигура. Необычная, потому что она катается.

Он поднял устройство и показал колесики на основании.

– Сомнительная идея, поскольку, если фигуру запустить, она продолжит двигаться, пока не кончится завод или же она на что-нибудь не наткнется. Вот как на вашу… на вас.

Он указал на поднос, зажатый в вытянутой руке фигуры.

Когда он поднял механического человека, его веки открылись и закрылись, на лице расплылась и исчезла улыбка, а из нутра все так же раздавалось басовитое металлическое гудение. Колесики продолжали вращаться.

– Отец, покажись! Познакомься с моей гостьей.

– Это вы его сделали? – спросила она, рассматривая колесики и пытаясь заглянуть внутрь автомата.

– Его сделали для моего дяди, покойного герцога. Однако я починил его, когда он попал к моему отцу. Часть механизма вышла из строя. А вот и наш баламут.

Розамунда подняла глаза и увидела высокого, подтянутого седовласого мужчину, стоявшего на пороге библиотеки. Он широко улыбался, явно довольный своей шуткой. Она поглядела на его сына, потом снова на отца. Они были так похожи, что казалось, будто видишь одного и того же человека в разном возрасте.

Он прошел в комнату, и Кевин представил их друг другу.

Отец взял у него из рук железного человечка.

– Он не должен был в вас врезаться, я предполагал, что он проедет мимо.

– Едва ли, – негромко пробормотал Кевин. – Быть может, тебе нужно откорректировать прицел. Он всегда движется по прямой.

– Что ж, возможно. Добро пожаловать, мисс Джеймисон. Сын сказал мне, что вас наконец-то нашли. Как можете представить, он испытал огромное облегчение. Как и я. Похоже, вас очень заинтересовал мой механический дворецкий. Пойдемте, я покажу вам остальных.

Они пошли по широкому коридору, затем по величественной лестнице со светло-голубыми стенами и изящной лепниной. Реднор-старший эффектно распахнул двойные двери, за которыми оказался большой зал, полный столов и подставок, на которых размещались самодвижущиеся фигуры.

– Это его гостиная, – пробормотал Кевин, а отец прошел вперед и начал поворчивать ключики и рычажки, оживляя свои автоматы.

– Наверное, он очень к ним привязан, – прошептала она в ответ.

– О да.

– Входите, входите, мисс Джеймисон, не робейте, – пригласил отец Кевина. – В отличие от механического дворецкого, эти фигуры не движутся по комнате.

Она вошла и в восхищении оглядела коллекцию механизмов. Их, наверное, было там около сотни. Большие и маленькие, они совершали каждый свои движения. Крохотная белка двигала хвостом и грызла орешки. Часы отбили время, из них выползли фигурки и начали пилить и колоть дрова. Два человека за столом как будто играли в карты.

Ее особенно зачаровал большой лебедь. Не меньше четырех футов[1] в высоту, сделанный из сотен кусочков блестящего раскрашенного металла, он изогнул шею, повернул голову и почистил вздымавшиеся и опускавшиеся перья. Затем снова обернулся вперед, нагнул голову и поднял ее, держа в клюве крохотную металлическую рыбку.

– У меня лучшая коллекция в Англии. И самая обширная. Весьма вероятно, самая большая в мире, но я не смею этого утверждать: вдруг где-нибудь есть какое-то тайное собрание, о котором мне не известно. Вот эта фигура из Баварии, а эта из Неаполя.

– А зачем они?

– Зачем? Как же, чтобы доставлять радость. Веселить. Демонстрировать изобретательность и мастерство своих создателей. – Он искоса взглянул на нее – А, вы хотите сказать, чем они полезны. Вижу, в своей партнерше ты обрел родственную душу, Кевин. Еще одного человека, считающего, что вещь не имеет ценности, если ничего не производит или не приносит дохода.

– Она не сказала, что они не имеют ценности или не приносят дохода. В конце концов, ты заплатил за них целое состояние. А если когда-нибудь надумаешь продать, их весьма высокая ценность станет очевидной.

Услышав это, отец Кевина нахмурил брови.

– Цепляешься за каждое мое слово, как обычно.

– Вы все обозрели, мисс Джеймисон? Полагаю, у повара скоро будет готов обед.

– Я все обозрела и всем восхитилася. Спасибо, что показали свою редкую коллекцию, сэр.

Кевин проводил ее к выходу. Его отец, к ее огорчению, двинулся следом за ними.

Обед был вкусным, но явился для нее испытанием. Она изо всех сил старалась пользоваться надлежащими приборами для каждого блюда и говорить правильно. Обед проходил довольно хорошо, а Реднор-старший заполнял молчание пространными монологами о том, что из-за простолюдинов в городе стало совершенно невозможно жить, мол, они все время ноют и устраивают шествия. Обед сопровождался острыми и резкими стычками, когда отец и сын расходились во мнениях.

Неизбежный вопрос был задан, когда слуга подал торт:

– Мне любопытно, мисс Джеймисон, как вы познакомились с моим братом Холлинбургом?

Она ответила, тщательно подбирая слова:

– У нас была общая знакомая. Когда она заболела, я за ней ухаживала.

– И за это он оставил вам состояние?

– Не знаю, что было у него на уме, – пожала плечами Розамунда. – Возможно, вам лучше знать, вы ведь были братьями.

Он впился в нее долгим взглядом, потом улыбнулся и негромко фыркнул.

– Объяснить его помыслы и намерения? Как будто это хоть кому-то под силу. К тому же в последние десять лет мы очень редко виделись, а в последние пять и вовсе не встречались.

– Но вы же жили по соседству. Разумеется, уж в парке-то вы виделись, разве нет?

– Отец уже пять лет не выходит из дома, – как будто невзначай проговорил Кевин.

Его отец заметил ее удивление.

– Сейчас в городе слишком много народу. Друзья навещают меня здесь. А родня со мной не знается.

– Твои сестры считают, что ты должен к ним приезжать, – заметил Кевин.

– Балованные девчонки, вот кто они. Итак, мисс Джеймисон, вы владеете состоянием и половиной предприятия моего сына. Жаль, что вы не замужем. Позволю себе надеяться, это скоро исправится?

– Отец, в своем затворничестве ты забыл об элементарных правилах приличия. У женщин об этом не спрашивают.

– Уверен, что мисс Джеймисон не возражает.

– Вообще-то возражаю, сэр.

Он поразился ее ответу.

– Что ж, тогда приношу свои извинения. Однако позвольте сказать, почему я об этом спросил. Понимаете, будь вы замужем, ваш муж мог бы обладать знаниями в области коммерции или механики, которые позволили бы ему забрать это изобретение у моего сына и сделать с ним хоть что-нибудь полезное, тем самым избавив его от необходимости проводить все свое время в неблагородных занятиях.

Кевин сжал челюсти.

Отец с каменным лицом поглядел на него столь же воинственно.

Розамунда перевела взгляд с одного на другого. В воздухе явственно запахло надвигающейся бурей.

Первым отступить решил Кевин.

– Обед окончен, – сказал он Розамунде. – Давайте откланяемся и найдем место, где сможем поговорить о плебейских делах, не оскорбляя слуха моего отца. Дождь перестал, так что можем пройти в сад.

Розамунда быстро поднялась из-за стола и сделала неуклюжий книксен в сторону хозяина дома. Кевин проводил ее к выходу.

– Прошу прощения за ужасное поведение моего отца, – сказал, как только они остались одни.

– Все прошло лучше, чем я ожидала. Я думала, он будет оскорблять меня напрямую. И уж никак не догадывалася, что оставит всю желчь для вас.

– Больше всего он любит устраивать скандалы. Уверен, его глубоко разочаровало то, что я не заглотил приманку.

– Наверное, каждый день такое общение очень утомляет.

– Уверяю вас, у меня получается не видеться с ним слишком часто.

– А зачем вы все еще живете здесь, если он обожает вас провоцировать?

Он провел ее через малую столовую и открыл дверь в сад.

– Родня к нему вообще не приезжает, а друзья прекратили навещать много лет назад. Не живи я здесь, он оказался бы в полном одиночестве.

Дождь шел недолго, и ветер уже высушил траву и тропинки, когда Кевин отправился на прогулку с мисс Джеймисон.

Он украдкой поглядел на нее. Хотя она смотрела на свежую траву и зелень, выражение лица говорило о том, что мысли ее заняты чем-то серьезным. А еще, пожалуй, о страхе, словно она колебалась.

– Вы сказали, что хотели о чем-то поговорить.

– О двух чем-тах. Первая тема – щекотливая… Когда мы были в парке, миссис Реднор обронила, что смерть покойного герцога была несколько загадочной. Она сказала, что… может статься, это не был несчастный случай.

Вот ведь дурочка эта Фелисити – везде свой нос сует.

– Никто точно не знает, что произошло.

– Она сказала… сказала, будто родня думает, что его кто-то прикончил.

– Власти расследовали инцидент и заключили, что это был несчастный случай.

– Вы тоже так думаете?

Черт подери.

– Подобные вещи я предоставляю тем, кто смыслит в них больше меня. Я знаю, что Чейз проводил расследование и не сделал никаких иных заявлений, значит, очевидно, все так и было. О чем еще вы хотели поговорить? – непринужденно спросил он, надеясь, что она переменит тему. После неловкой паузы мисс Джеймисон продолжила:

– Мне нужна помощь. Я не хочу докучать Минерве. – Она остановилась и посмотрела на него. – Хочу, чтобы меня научили быть леди. Вы сказали, что это можно сделать. Минерва поможет мне с чистописанием, читать я тоже привыкну с практикой, как вы и советовали, но в остальном… Я ж ведь не могу практиковаться, пока не узнаю, что нужно делать. Речь, походка, изящные манеры. – Она покраснела. Искренность в ее лице тронула его. – Я подумала, вдруг вы знаете кого-нибудь, кто может этим заняться. Кто исправляет людей вроде меня.

– Вас не надо исправлять.

– Надо. Даже ради магазина надо. Я пыталась. У меня были подруги, я подражала им и становилася лучше, но знаю, что все еще делаю ошибки, особенно когда нервничаю или волнуюсь. Вы знаете кого-нибудь такого? Кто мог бы давать мне уроки?

– Могу разузнать. Если не один, то несколько человек справятся. Один, например, поставит речь. Другие займутся остальным. – Он представил, как она трудится над поставленными задачами, справляется с ними и становится похожей на настоящую леди, как ей и хотелось. От этого ему стало немного грустно. – Надеюсь, вы не допустите, чтобы это обучение вас испортило.

– Испортило?

Он попытался облечь свою мысль в слова.

– Когда вы надеваете очень дорогую шляпку, меняется ли ваш характер? Я так не думаю. Пусть все эти преобразования напоминают новую шляпку.

– Вы хотите сказать – не надо задаваться.

– Хочу сказать, не забывайте, кто вы на самом деле – и неважно, какая на вас шляпка.

Ее лицо посветлело. Он пытался не поддаться благодарности, которую видел в ее взгляде

– Кажется, я понимаю, – сказала Розамунда. – Надобно помнить, что я – это я, и после всех ихних уроков остануся собой.

Она улыбнулась ему, и в улыбке этой было столько нежности, что у него заныло в груди.

– Именно что, – ответил он, пожалуй, чересчур поспешно. – А вы уверены, что хотите на это пойти? Как только начнете учиться, замечаниям не будет конца.

– Уверена.

Что ж, можно прямо сейчас выяснить, хватит ли у нее на это духу.

– К примеру, хоть ваша речь наверняка сильно изменилась по сравнению с детскими годами и вы почти избавились от говора, вы делаете бросающиеся в глаза ошибки. Например, «остануся». Вы говорите «остануся собой», а нужно «останусь». Без всякого «ся».

Он смотрел ей в глаза, наблюдая за эффектом своих слов.

Когда она поняла его мысль, то, к его удивлению, не выказала ни смущения, ни стыда.

– Останусь, – повторила она. – Останусь собой. А не «остануся».

Он кивнул.

Она радостно улыбнулась.

– Да. Вот так. Именно так. Вы должны меня поправлять, если я собьюсь. Сразу же.

К его удивлению, она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

Ее лицо оказалось совсем близко к нему. Опасно близко.

Кевин, не раздумывая, сразу же ответил на поцелуй. Слегка коснулся ее губ своими, но за это мгновение успел ощутить тепло и шелковистую мягкость, вдохнуть ее запах.

Она прижала руки ко рту, отступив на шаг. Он тоже сделал шаг назад.

Казалось, прошла вечность, прежде чем они отвели взгляды, хотя на самом деле, наверное, прошло лишь еще одно мгновение.

Мисс Джеймисон направилась к дому, и он последовал за ней.

Через несколько мгновений она спросила:

– Как вы думаете, на них уйдет много времени? На уроки?

Словно ничего и не случилось.

Он последовал ее примеру.

– Понадобится время на поиск учителей.

– Я собираюся… собираюсь ненадолго уехать из Лондона, чтобы перевезти сестру в школу. Как только вернусь, надеюсь начать занятия.

Он открыл дверь малой столовой. Проходя мимо, она смерила его долгим взглядом, говорившим: «Будет лучше забыть, что только что произошло между нами».

Она была совершенно права. По его мнению, ничего и не произошло. Он никогда не верил в увлечения и не собирался начинать.

Глава 6

Розамунда не могла не слышать происходивший на террасе разговор. Окно малой столовой оставили открытым, и Минерва, Чейз и четверо агентов сидели всего в двадцати футах от нее.

Похоже, сейчас указания давали белокурому молодому человеку в изящно пошитом сюртуке.

– Не соглашайтесь ни на какие предложения, кроме тех, что приведут вас к нему в контору, Джереми. Не нужно торговать его товарами на улице или где-то еще. Вы нам нужны рядом с ним, – объяснял Чейз.

– От остального я откажусь.

– Хорошо, – сказала Минерва. – Вы, Элиза, устроитесь работать у него в доме. Лучше всего горничной. Тогда вы сможете свободно перемещаться.

Молодая женщина по имени Элиза кивнула.

Худой лысоватый мужчина с поджатыми губами поднял руку.

– А я?

– А, Бригсби, – протянул Чейз. – Вы здесь для других целей, а не для этого дела.

– Не понимаю. Вы говорили, что в прошлый раз я сработал исключительно хорошо.

– Верно, но в этом расследовании ваши таланты не требуются.

Бригсби, похоже, приуныл.

– По-моему, я знаю, что вы хотите обсудить. Я этого ждал. Вы решили избавиться от меня теперь, когда у вас есть камердинер и прочая прислуга. – Он выпрямился и принял бодрый вид. – Полагаю, вы дадите мне хорошие рекомендации.

– Он не собирается от вас избавляться, – ответила Минерва. – Можете немного потерпеть, пока мы не закончим, а потом вам все объяснят?

Бригсби умолк и откинулся на спинку стула, чтобы другие могли податься вперед.

– А я? – спросила статная седоволосая и полногрудая женщина в отделанном кружевами чепце под большой шляпкой. В результате ее доброе морщинистое лицо оказалось как бы в двойном обрамлении. Розамунде очень хотелось усадить ее перед собой и показать, как более скромный головной убор может благоприятно оттенить любой возраст.

– Вы нужны для другого расследования, Бет, – ответила Минерва. – Мистер Фолкнер живет скромнее, чем мистер Чиллингсворт. Он проживает недалеко от Руперт-стрит, и, по данным миссис Драбл, ему нужна кухарка. Она вас ему порекомендует.

– Нелегко вести слежку с кухни.

– Вы у нас изобретательная, а на данный момент это единственная возможность. – Она поглядела на Чейза, затем на остальных. – Вопросы есть? Все понимают, что от них требуется?

Последовали кивки и скрип отодвигаемых стульев. Чейз и Бригсби вышли в сад. Светловолосый молодой человек обошел дом. Пожилая женщина и девушка в сопровождении Минервы прошли через малую столовую. Они ушли, а Минерва присела за стол, за которым еще завтракала Розамунда.

– Ваш багаж готов? – спросила она, велев принести кофе.

– Он уже внизу. Кучер прибудет через час.

– Позавтракайте хорошенько. Вам предстоит долгий путь, а пища в придорожных тавернах может показаться невкусной.

Розамунда посмотрела в тарелку, к которой едва притронулась. Она весь последний час размышляла, что скажет сестре, и думала о Кевине.

Она снова и снова переживала тот поцелуй, хотя старалась этого не делать. Воспоминания всплывали без предупреждения много раз после того, как она уехала из большого дома Редноров. Она по-прежнему ощущала на своих губах мягкое, теплое касание, неторопливое и чувственное. Ее губы затрепетали в ответ, к щекам прихлынул румянец. Несколько мгновений она не могла пошевелиться.

Две секунды, может – три. Самое большее – пять-шесть. Никак не дольше. И все же забыть это было нелегко.

– Хочу поговорить с вами до вашего отъезда, – сказала Минерва, взмахом руки отпустив лакея.

Розамунда сосредоточила все внимание на подруге.

– Я провела расследование, о котором вы просили, и кое-что разузнала.

Чарлз. Она сразу же ощутила чувство вины за те секунды в саду с Кевином и за то, что все еще думает о них.

– Он не в Лондоне, – продолжала Минерва. – И не думаю, что появится здесь до осени. Он в Париже. Живет там уже несколько лет.

У Розамунды упало сердце. Она сняла большой дом, чтобы произвести впечатление на человека, который его не увидит. Она наймет наставников по речи и светским манерам, чтобы облагородиться ради человека, который даже не живет с ней в одной стране. «Умница, умница».

– А семья все еще здесь?

– О да. Семейство Копли по-прежнему проживает по адресу, что вы мне дали.

Розамунда вообразила, что однажды встретится с ними в парке, когда будет ехать в роскошном экипаже, одетая в одно из платьев от мадам Тиссо. Она вежливо поздоровается и сделает вид, что они не были с нею жестоки. Как они отреагируют? Она представила себе их удивление, даже смущение. Это будет дорогого стоить, хотя и не достаточно, чтобы оправдать потраченные ею суммы.

– Он не женат.

Минерва произнесла эти слова очень спокойно, как просто очередной факт, установленный при расследовании. Ничто в ее интонации не показало, что она придает им большое значение.

Вот только Розамунда знала, что Минерва догадалась, насколько эта деталь важна для ее клиентки. Она поняла это по наигранно беззаботному выражению лица Минервы и по тому, что та поспешила сделать глоточек кофе.

Как много знает ее новая подруга? Эта женщина сделала расследования своей профессией. И разве не она совсем недавно интересовалась биографией самой Розамунды?

Вошел слуга с утренней почтой. Положил перед Минервой высокую стопку писем, потом такую же перед местом за столом, где обычно сидел Чейз. Затем, к удивлению Розамунды, он положил перед ней большой конверт рядом с конвертом поменьше.

Письмо в конверте поменьше было от Беатрис, она сразу это поняла. Она написала подруге, задав вопрос, и вот ответ. Она отложила письмо в сторону, чтобы прочесть в экипаже, и взялась разглядывать большой конверт. Ее имя на нем было написано изящным почерком.

– О нет, – пробормотала Минерва.

Розамунда увидела, как та достает такое же письмо из своей стопки.

– О нет, – повторила ее подруга. На этот раз твердым тоном. Почти как ругательство. Она вскрыла и прочла письмо, затем внимательно поглядела на конверт, лежавший перед Розамундой.

Розамунда взяла его и тоже вскрыла. Какой дивный почерк. Женственный. Такой же изящный, как у давешнего клерка, но явно не секретарский.

– Это приглашение на званый ужин, он состоится через неделю.

– Так и есть, – подтвердила Минерва. – Вы можете отказаться.

– От леди Агнес Реднор. Ой, мы с ней встречались. В парке.

– Встречались. Какая незадача. Вам и вправду нужно отказаться. Вы вернетесь из утомительной поездки и вряд ли будете готовы так скоро знакомиться со всеми этими людьми.

– Всеми этими людьми?

– С семейством. Уверена, что семейство явится в полном составе, чтобы поглазеть на вас. Я не пожелала бы этого даже врагу и не хочу думать, что вам придется их терпеть, а уж тем более всех сразу.

– Полагаю, что им просто любопытно.

– Вы слишком добры. Воистину.

Розамунда была тронута тем, что Минерва хотела уберечь ее, но от чего? В конце концов она все равно встретится с родней Кевина. После Агнес, Фелисити и его отца что может быть хуже? Отказом от приглашения она лишь отсрочит суровое испытание.

– Думаю, я пойду на этот ужин. Быть может, после него они потеряют ко мне интерес.

– Едва ли.

Розамунда усмехнулась.

– Мне надобно идти наверх и готовиться к отъезду. Спасибо за информацию. Вы так быстро и подробно все расследовали. Обязательно сообщите, сколько я вам должна. – Она встала. – От всего сердца благодарю вас за гостеприимство.

– Интересно, отчего мы говорим «двигаюсь», а не «двигаюся». Ведь это же сокращение от «двигаю себя». Но почему-то «я» произносить не принято. – Кевин пожал плечами. – Допустим, это установленная норма. И все же нужно объяснение.

– Так вот о чем ты так упорно размышляешь всю дорогу? – спросил Николас. – Я-то думал, о чем-нибудь существенном. Надо запомнить, что иногда, когда ты выглядишь погруженным в раздумья, на самом деле у тебя в голове такой же житейский мусор, как и у меня.

Они ехали рысцой по сельской местности за пределами Лондона, мимо пробивавшейся на полях ранней зелени и усыпанных почками деревьев. В воздухе пахло весной, как может пахнуть только в апреле.

– Ты уломал меня поехать с тобой, чтобы обсуждать языкознание? – спросил Николас.

– Вовсе нет.

– Тогда зачем?

– Наверное, мне хотелось компании и я решил, что и тебе она не помешает.

– Кевин, тебе никогда не хочется компании. Никогда еще не встречал человека, которому так хорошо в одиночестве.

– А ты, напротив, ищешь общества. Я лишь подумал о тебе и решил быть великодушным.

– Ты не великодушен. Тебе что-то нужно. Но я человек терпеливый и могу подождать.

Ждать пришлось десять минут. К тому времени они доехали до перекрестка с хорошим трактиром и спешились, чтобы освежиться.

– Мне нужен совет, – сказал Кевин, когда на стол перед ними поставили пиво.

– Сначала общество, теперь совет. Сегодня ты полон сюрпризов. Не могу представить, какой совет может тебе от меня понадобиться, разве что ты внезапно оказался владельцем имения, которое не можешь содержать из-за недостатка денег. В этом я стал специалистом.

Николас говорил не то чтобы с горечью. Однако как дядя Фредерик обманул надежды Кевина своим завещанием, так и своего наследника он оставил в стесненных денежных обстоятельствах. Николас унаследовал титул и земельные владения, но недостаточно денег. В последние месяцы ему пришлось вплотную заняться этим вопросом.

– Я согласился помочь мисс Джеймисон, но понятия не имею, как это сделать. Хуже того, у меня есть не больше недели на поиск решения.

– А чего она от тебя хочет?

– Чтобы я нашел учителей, которые помогли бы ей работать над собой. К тому же она собирается совершить это превращение очень быстро.

– И много ей надо работать над собой?

Кевин почти сказал, что немного, но раздумал. Его собственный интерес в мисс Джеймисон, возможно, искажал его суждение. Она нравилась ему такой, какая есть, когда не упрямилась по поводу предприятия.

– Думаю, она какое-то время занималась сама. Подражала другим в разговоре, манере одеваться и прочем. Как сказал Чейз, она не производит впечатления провинциалки. Однако бывают моменты, когда ее маска соскальзывает.

Дивные моменты. Моменты, когда женщина, которая уже давно сама пробивает себе дорогу и обычно скрывается под панцирем хладнокровия, становится такой нежной и ранимой. «Ты все время забываешь, что она твой враг, глупец».

– Полагаю, что на следующей неделе она даст теткам обильную пищу для пересудов.

– Теткам?

Николас знаком велел принести еще пива.

– Званый ужин. У тети Агнес. Приглашены все мы, и мисс Джеймисон тоже. Для нас это будет возможность хорошенько к ней присмотреться. – Он подождал, пока трактирщик поставит на стол пиво. – У тебя изумленный вид. Разве тебя не пригласили?

– Нет.

– Возможно, по недосмотру.

– Сомневаюсь.

– Ну, возможно, тетя Агнес боится, что ты затеешь с мисс Джеймисон перебранку из-за того, что она получила половину предприятия. Представь себе, как тетушки обсуждают список гостей и воображают, будто ты весь вечер просидишь мрачный как туча, бросая на свою противницу злобные взгляды из угла гостиной. Если вдуматься, я бы тоже тебя не пригласил.

– Не поэтому она меня не пригласила. Она хочет, чтобы бедная мисс Джеймисон оказалась там одна и без защиты, чтобы выплеснуть на нее все свое хамство.

– Бедная мисс Джеймисон? Бедная? У нее, наверное, денег больше, чем у меня.

– Я не это хотел сказать.

– Тогда что? Что она слабая? Что ее легко запугать? Что-то я о ней такого не слышал. Она справится не хуже других, а, возможно, даже и лучше. В конце концов, ей, пожалуй, наплевать, что о ней думает наше семейство.

Кевин нахмурился, признав правдивость этих слов и задумавшись об их значении. Скорее всего, ей было наплевать, хотя ей и хотелось, чтобы ее приняли в более широком смысле.

– Было бы лучше, если бы приглашение пришло после того, как она закончит работу над собой, вот и все. К кому ты предложишь нам обратиться?

– А мне откуда знать?

– Ты человек светский, со связями. Наверняка слышал о тех, кто занимается подобным обучением. Возможно, знаешь людей, которые прошли этот курс и могут мне что-то посоветовать.

– Не знаю, почему она к тебе за этим обратилась. Если бы я искал таких учителей, то говорил бы с Минервой. Ее работа – искать людей, разве нет? Написав несколько писем, она наверняка сможет найти нужных кандидатов.

Отсюда напрашивался вопрос: почему мисс Джеймисон не попросила об этом Минерву? Возможно, чувствовала, что и так уже многим ей обязана. Если он ничего не путает, Минерва собирается помочь ей с чистописанием. Мисс Джеймисон может решить, что не подобает злоупотреблять ее отзывчивостью.

Это было понятно. Мисс Джеймисон не хотела излишне утруждать подругу.

Он же, со своей стороны, подобных терзаний не испытывал.

Школа для девочек Паркер располагалась в здании старого особняка в Эссексе, в стороне от ведущей в Лондон дороги. Сто лет назад оно и вправду могло быть особняком, но сейчас об этом говорил только его размер. Оно больше напоминало очень большой сельский дом, и, по мнению Розамунды, его уже следовало бы немного подновить.

Лили умолкла, как только его увидела, и молчала, пока ее знакомили с хозяйкой, миссис Паркер, показывали классные комнаты и столовую. Девочки как раз обедали, когда они туда вошли, и Розамунда впервые смогла хорошенько рассмотреть тамошних учениц. Наконец горничная привела их в комнату, которую отвели для Лили.

Розамунда начала разбирать вещи, а ее сестра сидела на кровати и наблюдала. Розамунда украдкой поглядывала на нее, поражаясь, как сильно Лили изменилась за прошедший год.

Она вытянулась. Черты лица из неловких и угловатых вдруг сделались правильными. Розамунда всмотрелась в это лицо, еще юное, но уже милое и свежее. Она представила сестру через несколько лет – с завитыми белокурыми волосами и стройной фигурой в белом до пола платье.

– Я положу твои ночные рубашки вот в этот ящик, – сказала Розамунда. Она закрыла ящик, подошла к окну и выглянула наружу. – Какой симпатичный вид. – Потом снова перевела взгляд на сестру. – Остальные девочки мне тоже показались симпатичными.

– А мне они показались гордыми. Будут говорить обо мне всякую всячину, если уже не начали. – Лили сердито посмотрела на сестру. – Я же говорила, лучше б я оставалася дома. Не надобно мне никакого учения. Уж точно не здесь. Это место не для таких, как я.

– Оно для всех, кто может заплатить, Лили. Миссис Паркер знает, что ты не очень-то многому обучена. Она готова помочь тебе нагнать остальных.

– Хочешь сказать, я буду учиться с малышами. В классе с крохотными партами. Я за ней даже не помещуся.

– Тебе поставят такую, за которой поместишься. – Она опустилась на колени перед Лили и взяла ее за руки. – Если постараешься, то через год окажешься в одном классе с ровесницами. Ты умная и быстро всему научишься. Я это знаю.

Лили вырвала руки и враждебно поглядела на Розамунду.

– Разве мое мнение ничего не значит? Это ж ведь моя жизнь.

– Нет, не значит. Я хочу, чтобы ты научилась правильно говорить, писать и читать лучше, чем я.

– Чтобы я могла задаваться, как ты? – насмешливо фыркнула Лили.

– С этим «задаванием» я могу продать шляпку за пятнадцать шиллингов, а без «задаваний» – не больше чем за три.

– Тогда я стану самой красиво говорящей крестьянкой в Англии.

– Если все пойдет по-моему, ты поднимешься гораздо выше крестьянки.

– А крестьянка чем тебе не хороша?

Розамунда выпрямилась.

– Это тебе она не хороша, Лили. – Она отодвинула в сторону распакованный саквояж и придвинула к себе полный, потом положила его на кровать. – Гляди, что у меня тут для тебя. Когда соберешься меня навестить, можешь поехать в этом наряде в экипаже.

Она открыла саквояж. Лили заглянула внутрь. Перестала хмуриться, выражение лица сменилось удивлением. Она протянула руку и подняла лежавшее сверху платье.

– Что это тут?

Розамунда вытащила платье и развернула его.

– Встань, чтобы я поглядела, не коротко ли оно.

Лили встала. Розамунда приложила к ней платье. Лили оглядела прекрасный мягкий муслин. Кремовое платье с узорами из синих цветов было отделано тонким кружевом на лифе и рукавах.

– К нему при… прилагалась синяя накидка, – сказала Розамунда, довольная реакцией сестры. – Когда приедешь ко мне в гости в Лондон, мы пошьем тебе еще.

Лили провела рукой по ткани.

– Красивое какое. Красивше твоего.

– Я еще и себе заказала, но попросила сперва закончить твое, чтобы успеть его привезти. Вместе с этими. – Она вынула школьные платья и разложила на кровати. – Есть еще один чудный наряд, который я тебе вышлю, как только он будет готов.

Лили осмотрела школьные платья, затем вернулась к кремовому муслиновому.

– На какие шиши ты все это накупила, Роза? Миссис Фарли сказала…

Она вдруг осеклась.

– И что она сказала?

Лили пожала плечами.

– Когда увидела тебя в этой карете, у нее лицо какое-то смешное сделалось. «В прошлый раз в телеге, теперь в крытом экипаже, – сказала она. – Твоя сестра продалась нечистому». А теперь еще эта дорогая школа и это платье.

Выражение лица миссис Фарли не ускользнуло от внимания Розамунды. Оно оставалось таким в течение всего визита Розамунды и сделалось еще злее, когда та объяснила, что забирает Лили из-под опеки семьи Фарли и определяет ее в школу.

Она взяла у Лили платье и отложила в сторону, потом усадила сестру рядом с собой.

– Никому я не продавалась. – Она гадала, понимает ли Лили, что имела в виду старуха. – Я получила в наследство много денег. Это был неожиданный дар. Он как с неба свалился. И все поменял и в моей жизни, и в твоей. Все.

Потом она все рассказала сестре. О наследстве, о новом доме, о своих планах касательно магазинов.

– Я могла бы тебе написать, но решила дождаться, чтобы объяснить все разом.

Лили, похоже, ей не поверила.

– Сделка с чертом звучит куда правдоподобней, чем эти сказочки.

– Пожалуй, да, но это правда. Когда приедешь погостить, я покажу тебе документы.

– А почему герцог оставил тебе такую кучу денег после всего одного разговора? – Она очень по-взрослому посмотрела на Розамунду. – Можешь сказать мне, если он был твой хахаль. Я не буду ругаться и делать вид, словно ты совсем пропащая.

– Будь так, уж наверно прошлой осенью я бы не приехала на ферму Фарли в телеге, чтобы повидать тебя. Если бы я продалась, у меня хватило бы ума не ждать, пока он помрет, чтобы получить, что мне причитается.

Лили, похоже, согласилась с этой логикой.

– Выходит, я сестра богатой наследницы. Может, от этого мне станет легче ужиться с девочками, которых мы видели.

Она встала и взяла в руки муслиновое платье.

– Хочу его примерить.

Глава 7

Розамунда вышла из мастерской краснодеревщика, за ней – Беатрис.

– Какой чудесный стол ты купила. – Беатрис зашагала рядом с подругой. Ленты ее шляпки развевались на ветру. – Большой, можно званые ужины устраивать.

– Не думаю, что соберуся… соберусь их устраивать, но комната, куда он предназначен, очень большая, так что маленькая мебель смотре… смотрелась бы глупо.

Она изо всех сил старалась исправлять ошибки в речи, но даже спустя неделю иногда продолжала оговариваться.

– Тебе еще и комод понадобится.

– У миссис Реднор есть старинный с дивной инкрустацией, и я надеюсь найти такой же.

Беатрис взяла Розамунду под руку.

– Может, пойдем на склад? У меня от девочек целый список заказов.

Следующий час они посвятили покупкам. Розамунда купила кое-что для шляпной мастерской, пока Беатрис наполняла корзинку духами, кружевами и нижним бельем. Розамунда увидела, как та любуется ночной рубашкой, и подошла поближе.

– Батистовая, – сказала Беатрис, поглаживая мягкую ткань тонкой выделки. – В такой хорошо летом. Гораздо прохладнее, чем в холщовой.

Розамунда взяла рубашку и свернула.

– Я куплю ее тебе в подарок.

– Ты слишком расточительна.

– Не забесплатно. Я хочу тебя кое о чем спросить. – Она наклонилась поближе. – В ваш дом ходит Кевин Реднор?

Беатрис надула губы.

– Ты же знаешь, что мы не…

– Знаю. Однако мне очень хочется это знать, вот и хочу подкупить тебя рубашкой.

Беатрис зашагала прочь. Розамунда догнала ее.

– Думаю, никому от этого плохо не станет. Он наш постоянный посетитель. Вообще-то, один из моих любимчиков.

Беатрис принялась внимательно рассматривать шелковые цветочки.

– И давно?

– Он начал нас посещать после смерти герцога. Холлинбург часто у нас бывал, но ты об этом уже знаешь. В любом разе, Кевин Реднор сказал миссис Дарлинг, что хочет ходить к той же женщине, что и его дядя, но она отказала. Мари к тому времени уже уехала, так что дальнейшие попытки заполучить ее окончились бы ничем. Однако Кевин и меня о нем спрашивал. Уже потом. В момент, когда я, возможно, могла быть чересчур болтливой. Он хотел знать, каких женщин герцог предпочитал. Пришлось отвечать очень аккуратно. – Она взяла в руки желтую розу. – Кстати, он и о тебе спрашивал. Хотел знать, работает ли у нас женщина по фамилии Джеймисон.

– И что ты ему сказала?

– Сказала, что нет. Потому что тогда ты уже не работала. И никогда не работала в том смысле, какой он подразумевал. Не знаю, поверил ли он мне. Я вроде как дала ему повод думать, что знаю больше, но правило нашего дома – держать язык за зубами.

– Зачем ты так поступила?

Беатрис лукаво улыбнулась.

– Я думала, если он уверится, что ты у нас никогда не бывала, то перестанет к нам заходить. О, свое удовольствие он получал, но, если по мне, то это не настоящая причина, по которой он приходил. Он искал тебя. Теперь мы знаем почему! Знала бы я, что тебя ждут огромные деньги, я бы сразу все ему рассказала, даже если бы это означало…

Она ускорила шаг. Розамунда торопливо нагнала ее.

– Даже если бы это означало что?

Беатрис огляделась по сторонам, проверяя, что их никто не слышит.

– Даже если бы это означало, что он не вернется. О чем бы я жалела. Он – один из моих любимчиков, Роза.

– Ну и ну. Ты в него влюбилась, Беа? Никогда не думала, что ты…

– Не влюбилась. Какой же ты временами ребенок. Настолько ребенок, что я не уверена, что ты поймешь.

– Пойму. Я не наивная. Как, работая в вашем доме, остаться наивной?

– Ладно, тогда слушай. Он знает, чего хочет. Это понятно?

– Конечно.

– И не относится ко мне как к шлюхе. О, он опытен и даже требователен, но свое я получаю, если понимаешь, о чем я. Свое получаю. И он знает много такого, что мне было неизвестно. – Она хихикнула. – Я заболталась, да? Вот только с другими я об этом никогда не говорю, так что сейчас рассказать – это отдушина. Понимаешь, я не хочу, чтобы другая украла его. Они бы попытались, если бы знали.

Розамунда гадала, что такого умел Кевин, о чем не подозревала ее подруга. Насколько она знала Беатрис, требовалось постараться, чтобы ее превзойти.

– Так ты в него не влюблена? Уверена?

– Роза, в некоторых домах есть воробышки, которые совершают такую ошибку, но мы нет. Ты когда-нибудь видела, чтобы кто-то из нас сох по клиенту? Если любая пойдет по этой дорожке, мы ей напоминаем, что к чему. И ты это знаешь.

Розамунда почти два года проработала горничной в заведении миссис Дарлинг после того, как Копли выбросили ее на улицу. Она никогда не видела, чтобы кто-то из женщин вел себя как влюбленная. Однако слышала, как они обменивались постельными подробностями. Как учили друг друга извлекать удовольствие из денежной договоренности.

– Если ты не рассказывала Кевину Реднору обо мне, интересно, как он меня нашел.

– Видно, по шляпке. Я не особо об этом думала, но он был у меня, когда ее принесли, и быстро ушел после того, как я на нее взглянула. Может, увидел бирку на коробке.

– Думаю, этого недостаточно. В мире много Джеймисонов.

Беатрис задумалась.

– Возможно, мы упомянули твое имя. Не уверена. Я всего только мельком взглянула, прервав очень многообещающий вечер. Но он ушел так быстро… да, по-моему, твое имя прозвучало, так что он узнал все.

Они принесли покупки к прилавку. Розамунда заплатила за рубашку, но велела завернуть ее вместе с покупками Беатрис. Они под руку вышли на улицу.

– А с тех пор он приходил и о чем-нибудь расспрашивал? – спросила Розамунда. – О шляпке? Откуда ты меня знаешь?

– Очень жалко, но с тех пор я его не видела, – покачала головой Беатрис.

– Если он спросит…

– Я отвечу, что ты делаешь шляпки, которые нам нравятся. Больше он из меня не вытянет.

Розамунда не стала задавать Беатрис другой свой вопрос. Если Кевин Реднор начал посещать заведение миссис Дарлинг только после смерти герцога, он никак не мог там быть тем роковым вечером в прошлом году. Жаль. Она надеялась, что Беатрис успокоит ее касательно того, где он находился во время смерти герцога.

Кевин не любил быть кому-то должным, а уж тем более Минерве. Однако сейчас оказался в самом настоящем долгу. Это его совсем не устраивало. Так появление Розамунды Джеймисон в его жизни еще одним способом создало ему затруднения. А ведь они еще и не начинали обсуждать дела предприятия.

Проведя три дня в поисках нужных мисс Джеймисон учителей и не добившись успеха, он смирил свою гордыню и обратился с этим вопросом к Минерве. Два дня спустя – всего два дня – она предоставила ему список подходящих кандидатур. Теперь он ждал в библиотеке нового дома на Чэпел-стрит вместе с этими самыми учителями, чтобы представить их Розамунде.

Он заметил, что книжные шкафы оставались пустыми, за исключением одной полки. Там стояла Библия, по обе стороны которой расположились роман Вальтера Скотта и тоненький учебник каллиграфии. Судя по сильно измазанным промокашкам на письменном столе, она усердно занималась.

Мистер Дэвис, учитель танцев, нетерпеливо расхаживал по комнате, то и дело вынимая из кармашка часы. Темноволосый, одетый по последней моде, он ходил так, словно каждый шаг был танцевальной фигурой.

Миссис Маркленд, преподавательница этикета, коротала время за чтением газеты, которую нашла на столе. Седые волосы под огромной шляпкой и сухая фигура придавали ей вид одновременно дружелюбный и строгий.

Преподаватель литературной речи мистер Фицгиббонс, плотный мужчина в очках, любезно улыбнулся Кевину, встал и подошел к нему.

– Мне сказали, что молодой женщине нужна грамматика, дикция и речевая культура, – сказал он, чеканя каждый звук. – Вам известно, из какого графства она родом?

– Полагаю, из Оксфорда.

– Что ж, хвала небесам. Будь она из Корнуолла, было бы практически невозможно улучшить ее произношение.

– Вы увидите, что она сама хорошо продвинулась в этом с помощью подражания.

– На ваш слух – возможно. – Он постучал себя пальцем по уху. – Мою способность определять происхождение человека по его речи такими фокусами не обманешь.

– К счастью, убеждать нужно лишь неискушенные уши вроде моих.

Мистер Фицгиббонс изменился в лице, затем снова заулыбался.

– Уверяю вас, через несколько недель она будет звучать вполне достойно, а через десять сможет пройти любое испытание, какого вы потребуете.

Как и продавец дома, он уже построил какие-то предположения.

– Я не потребую абсолютно ничего. Весь курс обучения – задумка мисс Джеймисон. А! Вот и она.

Мисс Джеймисон вошла в библиотеку. От одного взгляда на нее он воспрянул духом. Они не виделись совсем мало, но Кевин почувствовал ее отсутствие, пусть даже оно позволяло ему проводить время более привычным образом. Вчера он неохотно признался себе, что ждет ее возвращения. Это ощущение выводило его из себя, поскольку не имело смысла и не соответствовало его планам.

Она была в неяркой серой накидке поверх платья из кремового муслина. Обе вещи были до крайности сдержанными, но она все равно выглядела восхитительно. Приглушенные краски позволяли ее красоте сиять в полной мере. Краем глаза Кевин заметил реакцию Фицгиббонса. Какое-то мгновение тот выглядел, словно его оглушили.

Кевин представил мисс Джеймисон учителям.

– Спасибо, что пришли. – Она подошла к письменному столу, села и достала из верхнего ящика лист бумаги. – Я хотела бы установить, когда нам встречаться. Скажем, утром в девять часов. Для каждого из вас одно утро в неделю.

Как только она заговорила, мистер Фицгиббонс встрепенулся. Теперь он покачал головой.

– Мне понадобится по меньшей мере два дня. – Он не скрывал, что сделал этот вывод, услышав ее речь. – Мне подойдут понедельник и среда. Два часа в день. Один на дикцию и один на грамматику с синтаксисом.

– Я вряд ли смогу приезжать к девяти утра, – сказала миссис Маркленд. – Самое раннее – в одиннадцать, да и то с трудом. Хотелось бы во вторник, потому что по понедельникам редко устраивают приемы, после которых необходимо выспаться.

– Можете отдать ей вторники, если я получу четверги. Днем бы было гораздо лучше, – сказал мистер Дэвис. – В это время больше вероятность найти партнеров. Даже музыкантов будет довольно трудно раздобыть, а уж партнеров по танцам… – Он покачал головой.

Мистер Фицгиббонс воззрился на мистера Дэвиса.

– Ньюкасл?

– Прошу прощения?

– Он очень легкий, но, когда вы говорили, я услышал ньюкаслский говор.

Мистер Дэвис лишь метнул на него злобный взгляд.

Мисс Джеймисон оглядела их по очереди.

– Прошу прощения. Я ошибочно предположила, что никто не станет выбирать за покупателя цвет евонной шляпки.

Мистер Фицгиббонс откашлялся.

– Его шляпки.

Она просто поглядела на него. Кевин поборол искушение врезать фонетисту.

Мистер Фицгиббонс снисходительно улыбнулся.

– Зачем откладывать на завтра то, что можно начать сегодня.

– Итак, понедельник и среда в девять утра. – Мисс Джеймисон обмакнула перо в чернильницу и что-то медленно написала. – Миссис Маркленд, вам вторник в одиннадцать. – Она поглядела на преподавательницу. – Да? Хорошо. – Снова записала, потом отложила перо и повернулась к мистеру Дэвису. – Сожалею, но днем мне никак не подходит. В это время у меня много дел. Уверена, вы сможете найти партнеров, которые согласятся приехать утром.

– Очень трудно кого-нибудь найти, особенно в разгар светского сезона и особенно в девять утра.

– Возможно, вы могли бы попробовать. Я готова отложить до десяти утра.

– Такой час даже приличным не назовешь, – фыркнул он.

– Очень жаль, – сказала мисс Джеймисон. – Я полагала, что мы сможем прийти к соглашению, поскольку вас очень хвалят. Однако, если мои условия вас не устраивают, я обращуся к другому преподавателю.

– Обращусь, – пробормотал мистер Фицгиббонс.

– Пожалуй, я смогу сделать единственное исключение и давать уроки утром, – снисходительным тоном проговорил мистер Дэвис.

– Как любезно с вашей стороны, – широко улыбнулась мисс Джеймисон и встала. – Значит, все решено. Как удачно, что мы с вами сможем начать уже завтра, миссис Маркленд.

Она распахнула дверь, выпуская преподавателей.

Потом закрыла дверь и повернулась к Кевину.

– Как вы думаете, за один день миссис Маркленд сможет достаточно напичкать меня знаниями, чтобы я приготовилась к званому ужину, который дает ваша тетя?

– Едва ли, поскольку никакие знания не умилостивят ни мою тетку, ни остальных.

– Минерва предложила мне отклонить приглашение.

– Иногда Минерва проявляет мудрость.

Она подошла к окну, и ей в лицо хлынул свет. Омытые яркими лучами, ее губы казались очень темными, темнее, чем те, что он последние несколько дней целовал в своем воображении.

– Я не стремлюсь туда, но от откладывания легче не станет. В конечном итоге, каждый из родни потребует посмотреть на меня и познакомиться, чтобы увидеть, как евонное… его наследство утекает у меня сквозь пальцы. Лучше встретить всех сразу, пока я вооружена, чем сталкиваться случайно, когда я этого не ожидаю.

– Можно и так посмотреть на ситуацию.

– Меня привезут Минерва и Чейз, так что явлюсь туда не в одиночестве. – Она наклонила голову. – А вы там будете?

– Конечно. У вас будет три стража.

– Минерва сказала, что там будет герцог. Обещала, что он не позволит им меня запугать. Это поможет?

– Он, возможно, и младше, чем мои тетки и один из кузенов, но он Холлинбург. Это обеспечивает ему большой вес даже внутри семьи. А теперь расскажите, как вы съездили.

Она присела на кушетку, он последовал ее примеру.

– Лили очень недоверчиво отнеслась к моему плану. Ей не хотелось уезжать из места, которое она считала своим домом. Школа ей не понравилась, и она запереживала, что девочки станут над нею смеяться. Но думаю, что перед моим отъездом ей стало легче. – Она легонько пожала плечами, словно сомневалась. – Она выросла. Переменилась за полгода, что мы не виделись. И очень похорошела. Я ей даже немного завидую. – Она весело рассмеялась. – Новое платье помогло ее убедить. Она его примерила и, без сомнения, смотрелась не хуже, чем любая из лондонских дебютанток.

«Но никак не красивее вас». Ему пришлось изо всех сил держаться, чтобы не произнести вслух этих слов и не протянуть руку к ее лицу. Черт, он ведет себя словно осел.

– А вы? – спросила мисс Джеймисон. – Занимались делами нашего предприятия?

– Конечно. – Тут Кевин солгал. Он сам был толком не уверен, чем занимался эти несколько дней, кроме как слишком много думал о ней. – Я вам все расскажу после званого ужина.

– Буду рада услышать об успехах. Скажем, в пятницу? Хотелось бы, чтобы вы тогда же показали мне изобретение.

Эти слова вывели его из глупого романтического томления. Он поглядел на нее. Все так же красива. Все так же желанна. Но теперь все та же угроза. Он повел себя как полный идиот, среди всего этого дружеского общения забыв о том, почему он с ней дружелюбен.

– О господи. У вас так потемнело лицо. Вы же должны были понимать, что в конечном итоге я захочу увидеть изобретение.

– Конечно. В пятницу.

– В пятницу утром. Если только вам не нужно отсыпаться после званого ужина, как всему остальному Мейфэру, кроме меня.

– Сомневаюсь, чтобы ужин у тети Агнес затянулся так надолго.

– Вы после него никуда не пойдете? Я думала, люди вашего круга ходят на три-четыре приема за вечер.

– Многие, но не я. Скажем, в десять утра? Похоже, вам нравятся неприличные часы, а мне все равно.

– Это вполне меня устроит. А сейчас мне нужно к краснодеревщику, договориться насчет мебели для дома и кое-чего для магазина.

Мисс Джеймисон проводила его до главного входа.

– Увидимся на ужине. Не забудьте шпагу, – сказала она.

Кевин собрался с духом и прошел за дворецким в гостиную. Там его ждали две дамы, сидевшие по краям длинной кушетки. Платья и драгоценности, в которых они принимали визитеров, должно быть, стоили столько же, сколько ему требовалось для доработки изобретения.

– Вот так неожиданность, – сказала тетя Агнес. Она подалась дородным телом и пышной грудью к другой женщине, достаточно похожей на нее, чтобы можно было догадаться, что они сестры, но чья грудь была едва заметна из-за ее необычайной худобы. – Не правда ли, Долорес?

– Совершеннейшая. – Хриплый голос Долорес резко контрастировал с визгливым голоском Агнес. Несмотря на их очевидную непохожесть, Кевину они представлялись лезвиями обоюдоострого меча. Обе высокие, обе темноволосые и темноглазые, обе старые девы – и обе просто невыносимые. – Должно быть… сколько времени прошло, Агнес? Я никогда и не смела надеяться, что он навестит меня в моем скромном домике, но тебя…

Скромный домик, да черта с два. Эта парочка десятилетиями сосала соки из дяди Фредерика, обильно устилая свои гнездышки деньгами и новыми требованиями. Решив, что это их право, они во множестве посылали брату счета для оплаты их с герцогского счета.

– Много лет. Господи, я уже и не припомню, сколько именно. – Агнес пронзила Кевина колючим взглядом. – Присядь, Кевин. Я попрошу нам что-нибудь принести, чтобы отпраздновать это редкое событие.

Ему пришлось потерпеть, пока она звала слугу и болтала с сестрицей о бале, который они собирались посетить. Наконец принесли кофе и пирожные.

– Вы приехали в Лондон на светский сезон? – спросил он у Долорес.

– Она привезла с собой столько сундуков, что это очевидно, даже если сама настаивает на кратком визите, – ответила Агнес. – Я говорила, что ей будет куда удобнее, если она снимет на сезон свой собственный дом. Не правда ли, Кевин?

– Слишком расточительно снимать дом на две недели, сестра. Ведь Фредерик не оставил мне достаточно средств, чтобы я сорила деньгами.

– Я премного удивлюсь, если ты уедешь через две недели. Ты приехала надолго. Меня не проведешь, сестра. В прошлый раз я большими усилиями заставила тебя вернуться домой, и мне известен твой хитрый план. Говорю же, ей нужно пожить с Холлинбургом в Уайтфорд-Хаусе, Кевин. Ты так не думаешь? Она останавливалась там, когда был жив Фредерик.

– Я не уверен…

– Я бы ему мешала, Агнес. В этом сезоне Николасу нужно заняться своими делами. Ему пора посвататься и обзавестись женой.

– Живя там, ты могла бы поддержать его советом, – серьезным тоном сказала Агнес. – Ему понадобится твоя помощь. Было бы куда лучше, если бы ты жила с ним, чтобы он мог в любой момент спросить твоего совета касательно девиц. Право же, сестра, ты просто обязана туда переехать.

Кевин навострил уши, видя, какой оборот принимает разговор. Николаса бы удар хватил.

– Думаю, ему бы хотелось обсуждать такие вопросы с вами обеими, – проговорил он. – Каждая из вас сможет поделиться своим соображениями касательно общества и конкретных семейств. Лучше ему навещать вас здесь.

– Согласна, – сказала Долорес. – Было бы нечестно заставлять его выискивать нас поодиночке, словно ему больше нечего делать.

Тетя Агнес надула губы и бросила на Кевина недобрый взгляд.

– Для твоего визита есть какая-нибудь особая причина, мой мальчик? У тебя ведь тоже масса дел с твоим ремеслом и прочим.

«Ремеслом». Агнес и Долорес, да и большинство родни Кевина, именно так называли его предприятие. Они считали это изящной колкостью.

– Хотя я и решил, что давно пора нанести вам визит вежливости, раз уж я здесь, то хочу кое о чем поговорить. Мне любопытно, почему я единственный член семьи, который не получил приглашения на званый ужин. Я бы решил, что это из-за моего ремесла, как ты выразилась, но, поскольку почетная гостья – моя деловая партнерша, выходит, это не так.

Тетя Агнес неловко поерзала своим дородным телом на кушетке. Выражение ее лица тоже поменялось – с недовольного на раздраженное.

– Я подумала, что ты не захочешь прийти, Кевин. Я решила, что хоть она и твой партнер, но также и твой враг. В конце концов, этой женщине теперь принадлежит половина изобретения, верно? Ты наверняка ее не выносишь. Ненавидишь. Мне не хотелось, чтобы у меня на ужине устроили сцену.

– Я бы никогда не устроил сцены.

Агнес рассмеялась. Долорес присоединилась к ней.

– Ах, как забавно, – проговорила она. – Ты в лучшем случае сидел бы в мрачной задумчивости. А в худшем – едко острил бы, создавая невыносимую неловкость. Мы все бы спешили заглушить твои слова болтовней, дабы они не сделались более ядовитыми.

Они почти что сказали, что он слишком груб для приличного общества. Как оскорбительно.

– Я бы никогда так себя не повел. Если сомневаетесь, позвольте вам сообщить, что мы с мисс Джеймисон – добрые друзья, а не враги. С момента ее приезда в Лондон я провел с ней довольно много времени.

– Добрые друзья? – недоверчиво повторила Агнес. – Мальчик мой, у тебя нет добрых друзей, по крайней мере из тех, кого мы знаем. Ты слишком… слишком ты для добрых друзей.

– Это неправда.

– Неужели? Кто же твой добрый друг из известных мне джентльменов?

В ее духе – потребовать назвать имя.

– Страттон.

Обе тетки в изумлении отшатнулись.

– Страттон? Герцог Страттон? – Долорес искоса посмотрела на сестру. – Довольно трудно в это поверить.

– Мы с ним очень хорошие друзья. – Иногда он разговаривал со Страттоном, но в общем и целом сильно преувеличивал. Однако герцог был настолько значительной фигурой, обладающей столь внушительным авторитетом, что Кевин не беспокоился, если его подловят на лжи. При всей самоуверенности его теток, ни одна из них не решится приставать к Стараттону с вопросами об их дружбе.

– Что ж, – чуть оторопело произнесла Долорес.

– И вправду, – пробормотала Агнес.

– Каждый сезон он дает прием на свежем воздухе, – сказала Долорес. – Ты имеешь на него влияние? Хотелось бы, чтобы меня пригласили, если ты сможешь это устроить. Он так редко принимает гостей.

Кевин начал увязать еще глубже.

– Посмотрю, что можно сделать, но, конечно же, ничего не могу обещать.

– Разумеется.

– И меня тоже, – капризно проговорила Агнес.

Кевин молча взглянул на нее. За исключением двух возможных кандидатов, никто из семейства не был тупым, а менее всего – эти двое. Агнес тотчас же увидела проблему.

– И, разумеется, я пришлю тебе приглашение на ужин, – сказала она. – Мне хотелось всего лишь пощадить тебя. Я понятия не имела, что ты можешь обидеться.

– Благодарю вас.

Он поднялся, собираясь уходить.

– Не забудешь насчет приема у герцога? – спросила Агнес.

– Конечно, нет.

Глава 8

Розамунда встала. Ее новая камеристка Дженнифер держала платье у пола, чтобы она смогла шагнуть в него. Чистый шелк скользнул по телу, и Дженни натянула платье на плечи Розамунды. Та стояла не двигаясь, пока камеристка застегивала платье на спине.

Раньше ее никогда не одевали. Она гадала, все ли делает правильно. Кто бы мог подумать, что в дополнение к преподавателям, с которыми она познакомилась на днях, ей понадобится еще один наставник, чтобы научить обращаться с прислугой.

Дженни была новенькой, как и экономка, кухарка, лакей и горничная. Они начали у нее работать, когда она вернулась из поездки к Лили, но она со всеми поговорила до отъезда. У Минервы была подруга, которая поставляла прислугу в дома, и любезная миссис Драбл послала ей превосходных кандидатов. За один день она набрала всех необходимых людей для содержания большого дома.

От этого она чувствовала себя одновременно важной и расточительной. Она могла бы все делать и сама, особенно одеваться. Однако приходилось признать, что Дженни была просто мастерица укладывать волосы и знала, как правильно складывать и вешать присланные модисткой наряды.

Розамунда провела рукой по вечернему платью. Мадам Тиссо приложила все усилия, чтобы его закончить, после того как Минерва сообщила ей, что приближается светское мероприятие.

– Я хочу, чтобы вы выглядели как можно лучше, когда войдете в это львиное логово, – объяснила она. – Это может отсрочить атаку минут на десять. – Минерва недолюбливала большинство родственников Чейза, это было очевидно.

Но что там могло быть такого страшного? Она вынесла визит к отцу Кевина, верно? И эту жуткую жену Уолтера Реднора. Розамунда сомневалась, что нынче вечером кто-то будет грубее их. А еще у нее имелся план. Она думала держаться поближе к Минерве, используя ее как щит, и вообще ничего не говорить, пока к ней не обратятся напрямую. Если уж придется разговаривать, то делать она это будет очень осторожно, надеясь избежать ляпов, которые не давали ей покоя.

– Вот так. – Дженни отступила и внимательно оглядела Розамунду своими светло-голубыми глазами. – Не желаете ли, чтоб я надела на вас какие-нибудь драгоценности?

Розамунда покачала головой.

– И не надо. Вы и без них красавица. Они станут только отвлекать внимание. – Дженни взяла палантин и маленький ридикюль. – Хотите спуститься вниз?

– Да. Не надо меня сопровождать. Я сама справлюся.

Розамунда взяла палантин и ридикюль, мысленно дав себе подзатыльник. «Справлюсь». Снова и снова повторяла она правильное слово, пока спускалась по ступенькам.

Минерва настояла, чтобы Розамунда ехала в одном экипаже с ней и Чейзом, и экипаж скоро прибыл. Чейз подошел к Розамунде, вывел ее из дома и передал слуге, который помог ей сесть в экипаж.

Там сидел еще один мужчина. Очень красивый и очень похожий на Чейза, но не с такими резкими чертами. Явно еще один родственник.

Минерва представила их. Не просто родственник. Это был Николас, герцог Холлинбург.

Пока Чейз забирался в карету, незнакомец дружелюбно улыбнулся ей.

– Холлинбург может еще на пять минут отсрочить битву, если войдете вместе с ним, – сказала Минерва. – Теперь у нас уже пятнадцать минут.

– Это неприятно слышать, но она права. Моего влияния на родню хватает в лучшем случае на пять минут, – согласился герцог.

– Буду очень благодарна даже за это, – осторожно проговорила Розамунда. – Хотя и надеюсь, что все будет не так страшно, как меня предупредили.

– Я говорила, что ей следует отклонить приглашение, – сказала Минерва. – И до сих пор настаиваю на этом. Можем прямо сейчас отвезти ее домой, а по приезде заявить, что она больна.

– Там у нее будут союзники, дорогая, – заметил Чейз. – Мы втроем и, надеюсь, Кевин.

– Он приедет? – несколько растерянно спросила Минерва. – Я думала…

– Он вчера получил приглашение, – ответил Чейз. – Упомянул об этом в записке, которую я получил перед тем, как вы спустились к экипажу. Но, оставаясь верным себе, забыл сказать, принял ли его.

– У вас с ним хорошие отношения, мисс Джеймисон? – спросил герцог. – Спрашиваю лишь потому, что мы довольно легко сможем справиться с остальными, но Кевин иногда бывает слишком уж прямолинеен.

– Иными словами, может нагрубить, – вставила Минерва. – Но вы это уже знаете.

– Полагаю, между нами существует некая дружба. Он помогает мне обустроиться в Лондоне.

Эти слова придали герцогу уверенности.

– Слушай, Чейз, если Кевин там будет как друг мисс Джеймисон, может статься, что нам придется защищать родню от него вместо того, чтобы оберегать ее от семейства.

– Очень в его духе принять огонь на себя, – заметил Чейз.

– Какой интересный поворот, – проговорила Минерва. – Этот вечер может оказаться почти приятным вместо катастрофы, которой я ожидала.

Кевин вошел в гостиную. На мгновение всё смолкло, любопытные взгляды обратились к двери, чтобы посмотреть, кто пришел. Затем снова раздался шум разговоров. Две жены его кузенов не сумели скрыть разочарование. «А, это всего лишь ты», – говорили их лица.

Явились все – по крайней мере все, кто посещал семейные сборы. Его отец не удосужился прибыть, как и братья отца, по большей части жившие в деревне и редко наведывавшиеся в Лондон. Но его двоюродные братья почтили тетю Агнес своим присутствием, как всегда, нарочито демонстрируя свое положение и привилегии.

Члены семьи, считавшие, что должны были получить деньги, которые унаследовала мисс Джеймисон, собрались для того, чтобы хорошенько поглядеть на воровку, разрушившую их давние сладостные ожидания.

Тетя Агнес и тетя Долорес мило беседовали на кушетке. Агнес увидела Кевина и жестом попросила подойти к ним.

– Мы никак не придем к согласию, – вздохнула она, словно спор с сестрой был чем-то необычным. – Когда станем спускаться к ужину, где следует находиться мисс Джеймисон?

– Я говорю, что она почетная гостья и заслуживает некоторого преимущества, – сказала Долорес. – Агнес настаивает, что она должна замыкать вереницу дам.

– Ни по положению, ни по происхождению ей вообще не положено никакого места, – возразила Агнес.

– Вы как-то намекнули ей, что она почетная гостья? – спросил Кевин. – Мы все знаем, зачем вы даете этот ужин, и нам всем известно, что она на нем – «главное блюдо», но это не одно и то же.

– Ей я не писала, что она почетная гостья.

– А остальным писала, – вставила Долорес. – Пусть ты не выразилась прямо, но дала понять, что ужин – это возможность познакомиться с этой самой мисс Джеймисон.

– Право же, сестра, иногда ты – сущее испытание. Мне кажется, ты перечишь оттого, что это доставляет тебе извращенное удовольствие. Как говорит Кевин, это не одно и то же. Она будет замыкающей, как и принято.

Долорес пожала плечами.

– Уверена, что она не почувствует никакой разницы, так что не стану объяснять свою точку зрения. Что, в конечном итоге, такая женщина может знать о первоочередности?

Ничего, подумал Кевин. Пока ничего. Но однажды узнает. Миссис Маркленд ей все объяснит. Однако нынче вечером Розамунда не заметит множества мелких оскорблений. А он, Кевин, будет идти рядом с ней, следом за Чейзом и Минервой. Защита со всех сторон, кроме тыла, где всем надоедать будет кузен Филипп.

Словно в ответ на эти мысли перед ним появился Филипп. Самый молодой из кузенов и, как соглашались все, подающий меньше всего надежд, Филипп был одет в новый жилет с золотыми пуговицами и в яркую зелено-желтую полоску. Его сюртук выглядел тоже новехоньким и сшитым по последней моде, которая не нравилась Кевину, потому что узкие рукава слишком стесняли движения.

– И где же эта мисс Джеймисон? – спросил Филипп так громко, что его услышал Уолтер, старший из кузенов, сидевший неподалеку на стуле. Подвижное лицо Филиппа приняло комически-любопытное выражение. – Шляпница, как я слышал. Видимо, дядя все-таки начал сходить с ума, раз все оставил женщине, делающей шляпки.

– Конечно, куда лучше было бы оставить все тебе. Вот только, если бы он так поступил, наследство бы давно исчезло, так что, по крайней мере, в этих руках оно протянет немного дольше. – Кевин указал на грудь Филиппа. – Интересный жилет.

– От Харрингтона, – горделиво ответил Филипп.

Кевин презирал людей, которые рассказывали, где покупают свои наряды. Филипп все время об этом болтал, словно дорогая одежда делала его стоящим человеком.

– Полагаю, это означает, что тебе повезло за ломберными столами.

Филипп часто заморгал.

– Конечно.

Едва ли «конечно». Уж если кому и не везло в карты, так это Филиппу. Тягу к игре он унаследовал от отца, как и привычку к расточительству и недостаток здравого смысла. Прошлой осенью он по уши увяз в долгах, и лишь милость Божья спасла его от жестокого урока. Милость и загадочное исчезновение из Уайтфорд-Хауса редкой статуэтки эпохи Возрождения. Чейз выяснил судьбу небольшой бронзовой фигурки и получил описание продавшего ее человека, которое сильно напоминало его младшего кузена.

Николас решил не обращать внимания на пропажу и не вступать в конфликт с Филиппом, но этому кузену было отказано в свободном доступе в особняк герцога. Если уж на то пошло – в жилища всего семейства.

– Может, пошит он у Харрингтона, но материал выбирал ты, – сказал Кевин. Он внимательно рассмотрел жилет. – Прекрасная работа. Жаль, что безвкусная.

Филипп залился краской.

– Как будто ты в моде разбираешься. Держу пари, уже несколько лет не можешь позволить себе новый сюртук. Тот, что на тебе, скоро расползется от старости.

– Он, по крайней мере, не вульгарный.

– Вульгарный? – фыркнул Филипп. – У тебя явно нет чувства стиля.

– Такой жилет купил бы деревенщина, поселившийся в Лондоне, в надежде показаться модным.

Филипп уже сделался пунцовым.

– Ты невыносим. Так все думают, не правда ли, Уолтер?

– О да, – протянул Уолтер. – Но жилет и вправду вульгарный. Этого нельзя отрицать.

У потерявшего дар речи Филиппа отвисла челюсть. Он ушел.

– Жестоко с твоей стороны, – проговорил Уолтер. – И с моей тоже.

– Надо бы извиниться, но, пожалуй, не стану.

Уолтер посмотрел на карманные часы.

– Полагаю, мисс Джеймисон прибудет с Чейзом и Минервой, потому что их тоже еще нет. Они намеренно запаздывают, думаю я, чтобы ей недолго пришлось нас выносить.

В отличие от Филиппа Уолтер был далеко не глуп. Однако по-своему он тоже мог быть невыносим. Его постоянно раздражало, что, хотя он был самым старшим из кузенов, его отец не был старшим братом дяди Фредерика. Это означало, что титул унаследовал Николас, а не Уолтер. Несмотря на это, Уолтер все-таки пытался выставлять себя главой семейства, однако безуспешно.

– Моя жена говорит, она не то, что мы себе представляли, – сказал он. – Я о мисс Джеймисон. Она видела ее с тобой в парке и немного с ней побеседовала. Сказала, что она юна и миловидна.

Слово «миловидна» пришлось Кевину не по душе. Оно подразумевало нечто преходящее, зависимое от молодости и невинности. Мисс Джеймисон была куда больше, чем просто миловидна.

– Полагаю, довольно миловидна.

Уолтер пристально поглядел на него.

– Полагаешь? Наверное, когда ты на нее смотришь, то видишь лишь проблему и препятствие, да? То, что она владеет половиной предприятия, должно быть, тебя бесит.

– Мы с ней пришли к соглашению насчет предприятия. Поскольку альтернативой было иметь в партнерах всех присутствующих в этой гостиной, я считаю, что мне повезло иметь дело с таким разумным и сговорчивым человеком, как мисс Джеймисон.

Бравада. Он понятия не имел, окажется ли она сговорчивой, когда настанет время добиваться конкретных уступок. Пока что ничего об этом не говорило. Однако ему очень нравилось сеять среди родни семена уверенности в том, что все устроено. Это будет бесить их.

Уолтер и вправду выглядел разочарованным. Однако его внимание привлекли вошедшие в гостиную.

– А, Чейз приехал.

В гостиную вошли Чейз с Минервой, о чем-то болтая. Им несколько раз кивнули, но разговоры продолжались. Затем, словно по гостиной медленно прокатилась волна, наступило молчание.

Вошел Николас, сопровождавший мисс Джеймисон, и повел ее через всю гостиную к хозяйке дома. Тетя Агнес ждала, сидя, словно королева во время дворцовой церемонии.

Все глаза обратились в их сторону. Женщины, казалось, заинтересовались. Мужчины выглядели ошарашенными. На мисс Джеймисон было красивое вечернее платье, в котором Кевин узнал одно из заказанных у модистки несколько дней назад. Его бледно-сиреневый цвет, приглушенный, но переливчатый, оттенялся кремовой вышивкой и двумя рядами кружев около подола. Кто-то по-другому уложил ей волосы, так что локоны слегка небрежно обрамляли лицо. Драгоценностей на ней не было.

Он оторвал от нее глаза. Посмотрел на Уолтера, который, не мигая, глядел, как Николас представляет мисс Джеймисон тете Агнес. И заметил, что жена Уолтера, Фелисити, наблюдает за его реакцией с застывшей улыбкой на губах.

Уолтер, должно быть, почувствовал на себе ее внимание. Повернулся и широко улыбнулся жене. Затем искоса поглядел на Кевина.

– Довольно миловидна? Черт подери, приятель.

Розамунда решила, что вечер оказался очень приятным. Семейство Реднор было полно самоуверенных личностей, и некоторые из них полагали, что всему свету невтерпеж выслушать их мнения по социальным и политическим проблемам. В результате получался шумный людской улей, где напоказ разыгрывались споры, пока старший из кузенов не объявлял, что пора бы закончить.

– Довольно, хватит, – нараспев произносил он, словно учитель, призывающий класс к порядку. В большинстве случаев ему удавалось испортить очень занимательную дискуссию.

Розамунда придерживалась своего плана говорить коротко и осторожно. План срабатывал, потому что от нее разговоров и не ждали. Остальная родня, вероятно, заключила, что она скучная особа. Что же до манер за предстоящим ужином, миссис Маркленд, как только узнала, что она посетит званый ужин, натаскала ее обращаться со всеми многочисленными приборами.

– Идемте вниз, – наконец объявила тетя Агнес.

– Время идти вниз, – повторил Уолтер, словно на это требовалось его согласие.

Поскольку все двоюродные родственники Кевина были мужчинами, вдобавок к этому двое были не женаты, женщин было меньше по числу даже с учетом двух теток, помогавших сохранить равновесие. Когда все выстроились, чтобы идти в столовую, Розамунда оказалась последней в линейке женщин рядом с Кевином. Позади нее плелся самый младший из кузенов – Филипп.

Судя по тому, как он одевался и умудрялся принимать позы, а не стоять нормально, Филипп, похоже, мнил себя лондонским модником. Он все время расточал любезные улыбки и в гостиной пару раз попытался завязать разговор. В обоих случаях Минерва быстро его оттесняла.

– Вот ведь беда от начала до конца, – прошептала она во второй раз. – Мот и прожигатель жизни, весь в долгах. При первом же удобном случае он попросит у вас денег.

За столом Розамунда оказалась между герцогом и еще одним кузеном, Дугласом. Она не могла сказать, разговаривала ли с ним в гостиной. Честно говоря, она вообще не помнила, видела ли его раньше. Все Редноры мужского пола были немного похожи. Без всякого сомнения, яблоки с одной яблони, каждый со своими особенностями. Красота Чейза была мощная, грубоватая, герцог отличался более мягкими и чертами. Глубоко посаженные глаза Кевина и изящное лицо выделяли его среди остальных, а наружность Уолтера была банальной и предсказуемой, словно его видишь в сотый раз. Сидевший рядом Дуглас умудрился выглядеть заурядным, несмотря на темные глаза и волосы, тот же рост и приятную внешность.

Она заметила, что Кевина посадили напротив и чуть сбоку, так что его не было слышно, далеко от нее и от хозяйки дома, сидевшей совсем рядом. Лишь слегка притронувшись к трапезе, леди Агнес перевела на Розамунду взгляд темных глаз.

– Скажите, дорогая мисс Джеймисон, откуда вы к нам приехали? Слышу у вас легкий говор. Чуть-чуть, но все же.

Резкий голос Агнес перекрыл стоявший за столом шум. Розамунда заметила, как сидящая напротив нее другая тетка, Долорес, внезапно замолчала и уставилась на них.

Не все обратили свое внимание на Агнес. Минерва продолжала болтать с миловидной белокурой женой Уолтера Фелисити. Чейз задал Филиппу какой-то вопрос. Кевин, однако, не мигая глядел на тетку.

– Из Ричмонда, – ответила Розамунда. – Вы это знаете.

– Она теперь там живет, – сказала Агнес, склонив голову набок. – Но, смею заметить, родилась она не там, верно, мисс Джеймисон?

– Я родилась в Оксфордшире.

– Ах да, вот теперь слышу. Ваш отец там ремесленничал?

Коротко. Осторожно.

– Он был фермером.

– Правда? Как интересно.

– Если бы не фермеры, что бы с нами сталось? – вступил герцог. – Мы уж точно бы не смаковали эти изысканные блюда.

Тетя Агнес посмотрела на него так, словно он вызвал ее на дуэль.

– Верно, Холлинбург. Однако, вероятно, ее отец желал для детей лучшего, если отдал ее в ученицы к шляпнице.

Розамунда украдкой посмотрела на Минерву, которая продолжала болтать, но искоса бросила на нее предупреждающий взгляд, говоривший: «Не поправляйте ее». Не то чтобы Розамунде хотелось. Ни у кого из сидевших за столом не было права устраивать ей допрос о ее жизни. Если она это допустит, кто знает, куда заведет подобный разговор? Возможно, к заведению миссис Дарлинг. Придется объяснять свое пребывание там, но никакое объяснение не спасет ее от презрения.

– У вас есть родня в Лондоне? – спросила тетя Агнес.

– Нет. У меня есть младшая сестра. Она в школе. Школе миссис Паркер.

– Слышала о такой. Вы там же образование получили?

– Мне не так повезло.

Тетя Агнес ждала продолжения. Улыбаясь. Наблюдая. Розамунда просто молча глядела на нее.

– Большинство девочек не отсылают из дома на учебу, тетя Агнес, – вмешался Кевин. – Вас вот не отсылали.

– С целой армией учителей в том не было нужды. Мы с Долорес получили прекрасное образование в родительском доме.

– Большинство девочек знают лишь эту школу, верно? Вместо прошлого поговорим о настоящем. Шляпная мастерская мисс Джеймисон очень популярна, – проговорил он, меняя тему. – Я бы назвал ее работы произведениями искусства.

– Что ты в этом понимаешь? – встрял Филипп. – Объявляешь себя экспертом, как в машинах и мотыльках? – Он подался вперед, чтобы его заметила Розамунда. – Пусть он вам как-нибудь их покажет. Мотыльков. Даже не бабочек.

– Ты прав, Филипп. Я никогда не решусь утверждать, что обладаю тонким вкусом и знанием шляпок. Однако Минерва тоже видела творения мисс Джеймисон. Что скажешь, Минерва?

– Они превосходны. Думаю, любая женщина за этим столом будет рада показаться в шляпке мисс Джеймисон.

– Вот как? – с недоверием спросила леди Агнес.

– Именно так, – ровным голосом ответила Минерва.

– В парке она была в шляпке собственного изготовления, тетя. В довольно миленькой, – высокомерно произнесла Фелисити.

Леди Долорес, сидящая напротив, все это время пила вино. Теперь она с силой поставила бокал на скатерть.

– Ой, какая чушь. Шляпки, мотыльки и фермеры. Поговорим о том, что волнует всех. – Она впилась в Розамунду резким и недобрым взглядом. – Что вы намереваетесь делать с наследством? На самом деле оно принадлежит всем нам, и я уверена, что вы это осознаете.

Все разговоры смолкли.

– Тетя Долорес, – предупредил герцог.

– Хватит мне «тетя Долорес». Она наверняка знает, что произошла ошибка. Мимолетный порыв. Если бы мой брат не скончался так скоропостижно, он бы вскоре все устроил по-иному.

– Вы этого не знаете, – сказал Чейз. – И ваши слова не имеют веса, потому что в момент кончины у него было завещание. Прошел уже год. Пора бы с этим смириться.

– Не собираюсь. Это слишком несправедливо. До извращенности жестоко. Ему надо было подумать о семье. А вместо этого… эта крестьянская дочь – шляпница наследует непристойную для людей ее положения сумму денег.

– Довольно, – проговорил герцог.

– Да, вполне достаточно, – поддержал Уолтер. – Сейчас не время и не место.

– Ничего не довольно, а лучшего времени и места и придумать нельзя, – заявила Долорес. – Будь в ней хоть капля совести, она бы вернула все в семью, или, по крайней мере, большую часть. Она должна понимать, что на самом деле он вовсе не собирался оставлять ей все. Если бы его не убили…

– Николас и Уолтер сказали, что довольно, и я к ним присоединяюсь, – резко произнес Кевин, так громко, что Долорес умолкла. – Тетя Агнес…

– Да, – сказала леди Агнес. – Долорес, тебе нездоровится. Уверена, что тебе нужно побыть одной.

– Ой, какая чушь. Я не сказала ничего такого, о чем бы не думали остальные.

Долорес встала и, бросив на Розамунду испепеляющий взгляд, вышла из столовой.

Секунд пять все смотрели себе в тарелки. Затем Кевин спросил герцога о лошади, которую видел на бегах, а Минерва спросила жену Дугласа о рауте, на котором та была, и разговоры постепенно возобновились.

– Приношу свои извинения, – пробормотал сидевший рядом с Розамундой герцог.

– Не стоит. Я понятия не имела, что аристократы устраивают такие интересные ужины.

По правде говоря, Розамунда испытала облегчение, что разговоры текут вокруг нее и никто не обращается к ней. Это были поразительные пять минут. Она надеялась, что никогда не увидит их повторения. Однако, если разозлился один из семейства, возможно, они все злились на нее. Даже Кевин.

Она не могла винить Долорес за резкость, хотя и не думала, что сестры герцогов ведут себя так грубо на званых ужинах. Может, и не ведут. По крайней мере, обычно. Разница заключалась в том, что эта женщина не считала объект своих нападок достойным чего-то иного. Оскорбить «крестьянскую дочь – шляпницу» было, по ее разумению, все равно что выругать слугу. Вежливость берегли для изысканного общества.

И все же было полезно узнать об их предвзятом отношении к наследству. Она запомнит это на случай будущих дел с этим семейством. А еще запомнит, с какой поразительной откровенностью Долорес повторила то же, что и Фелисити в парке… Что герцога убили.

И никто, никто из родни не выразил несогласия.

Подали портвейн. Кевин налил себе изрядную порцию. Вкус вина отвлекал его от желания подняться наверх, найти тетю Долорес и… Он сам не знал, что дальше. Он ведь не мог ее отдубасить, чего ему очень хотелось.

А родня еще заявляет, что это он грубиян.

– Вот это ужин выдался, – сказал Филипп, рухнув в кресло после того, как достал сигару. – Подумать только, я едва не отклонил приглашение.

– Это перешло всякие границы, – сказал Уолтер – Однако… – Его слова повисли в воздухе.

– Ты ее оправдываешь? – спросил Кевин. Он не мог всыпать тете Долорес, зато Уолтеру – еще как.

– Вовсе нет. Ее поведение было постыдным, оно бросило тень на тетю Агнес и на всех нас. Однако это было вполне объяснимо. Поскольку завещание ударило по тебе даже больше, чем по нам, уверен, что ты согласишься.

– Она серьезно ждала, что мисс Джеймисон скажет: «Вы правы, мне не надо было принимать наследство. Прошу вас, позвольте вернуть вам деньги, чтобы вы их поделили»? – спросил Николас.

– Очень хотелось бы, чтобы так и произошло.

– Она была бы полной дурой, если бы так поступила. Или святой, – произнес Чейз. – Возможно, будь она слабой, Долорес удалось бы ее запугать. Однако мисс Джеймисон даже бровью не повела.

– Да, – сказал Николас. – Впечатляет, черт подери.

Она и вправду произвела сильное впечатление. Кевин чувствовал, что должен ее защищать, но сомневался, нуждается ли она в его защите или в защите Николаса. У него создалось ощущение, что, если бы Долорес продолжила разглагольствовать, мисс Джеймисон нарушила бы молчание и дала бы ей отпор так же, как его отцу.

Николас начал говорить с Уолтером об одном из имений, а Филипп приналег на портвейн. Дуглас, как всегда, сидел тихо и наблюдал за окружающими. Чейз встал, обошел стол и сел рядом с Кевином.

– Теперь она начнет спрашивать тебя про дядюшкину смерть. Она не пропустила оговорку Долорес.

– Уже спросила. Фелисити разболталась в парке. Я ей все объяснил, по крайней мере, самое главное.

– Если у нее разыграется любопытство, она, возможно, больше ничего не спросит у тебя. Скорее, у Минервы или у меня.

– Кого бы она ни спросила, ответить ей следует то, что изложено в официальных документах, как поступил я. Несчастный случай.

– Думаешь, она этим удовольствуется после сказанного тетей Долорес?

– Не знаю. Сейчас у нее много других забот. Возможно, она не сочтет эту тему интересной и не захочет в нее углубляться.

Чуть дальше Уолтер, севший во главе стола, по-дурацки разглагольствовал о законопроекте, обсуждавшемся в парламенте. Его сентенции, похоже, слишком уж напоминали Николасу лекцию, и раздраженный взгляд герцога никак не вязался с любезной полуулыбкой.

– Думаю, нужно пойти и переменить тему, – сказал Чейз, вставая. – После спектакля, который устроила Долорес, нам только рукопашной не хватало.

Он обошел стол и, усевшись между Уолтером и Николасом, заговорил о другом законопроекте, который был Уолтеру совершенно безразличен.

Кевин слушал вполуха. Он сосредоточился на разговоре у себя в голове. Темой было предприятие и письмо из Франции, полученное с утренней почтой. Оно создало непростую ситуацию. Вот уж, черт подери, дело – заново приоткрыть дверь, когда по-прежнему не можешь войти внутрь.

– Ну и сцена, а?

Голос напугал его. Он повернул голову и увидел Дугласа там, где совсем недавно сидел Чейз. Вот только Чейз ушел некоторое время назад, судя по разговору за столом.

Сколько Дуглас там восседал? Было легко не заметить, что он рядом, но Кевин пытался хотя бы помнить, что его кузен существует. По крайней мере, с того дня, когда он несколько лет назад пришел на собрание семейства, сел и спросил, где Дуглас. Оказалось, что Дуглас явился раньше и сидел на соседнем стуле.

– Да, сцена прямо для семейного предания.

Кевин подлил себе вина, потом плеснул Дугласу.

– Она ведь даже не покраснела. Мисс Джеймисон. Держалась молодцом.

– И вправду.

– Думаю, это качество не облегчает тебе жизнь, раз у нее теперь половина предприятия. Полагаю, ты совсем не можешь диктовать условия.

– Мы очень хорошо ладим.

– Это не одно и то же, верно?

Кевин внимательно посмотрел на Дугласа. Каким образом можно так походить на Николаса, но при этом быть таким… пресным. Дуглас, должно быть, за целый год не проронил в присутствии Кевина столько слов, сколько за эту последнюю минуту. Даже когда все семейство бушевало на оглашении завещания дядя Фредерика, Дуглас не присоединился к общему хору голосов. По обыкновению, за них обоих высказалась его жена Клодин.

Но теперь бесстрастное лицо Дугласа даже немного оживилось.

– Она хороша собой.

– Это правда.

– Поразительно хороша, можно сказать.

Кевин не сдержал улыбки, услышав столь неоспоримое свидетельство того, что Дуглас еще не мертвец.

– Так что я тут подумал.

Кевин ждал. Кто бы мог предположить, что Дуглас вообще о чем-то думает?

– Полагаю, ты на ней женишься. Будем ждать новых семейных сцен, а?

– Прошу прощения?

– Вполне понятное решение, ведь это единственный способ увериться, что она не продаст свою долю, – продолжал тот. – А что касается, ну, сам знаешь чего… Тебе могло бы повезти и меньше. Гораздо меньше.

Прошло десять секунд, пока Кевин осознавал, что кто-то мог предложить подобное, не говоря уж о Дугласе.

– Это идея твоей жены?

– Господи, да нет же. Она бы в ужас от нее пришла. В ее глазах мисс Джеймисон не больше чем крестьянка. – Чуть заметная улыбка. – Мне кажется, ее бы удар хватил.

Всех бы хватил. Отца. Теток. Возможно, Николаса. Вполне вероятно – саму мисс Джеймисон.

– Спасибо, что подумал, – сказал Кевин. – Обо мне, я хотел сказать. У меня таких планов нет, но я подумаю над твоим советом.

Как всегда вялый, Дуглас поднялся.

– Если ты к остальным, отодвинь графин с портвейном от Филиппа, – попросил Кевин. – Он на стуле едва сидит.

Глава 9

Долорес покинула не только столовую, но и общество, так что Розамунде не пришлось страдать от ее присутствия в гостиной. Однако, как она вскоре поняла, это не значило, что она убережется от попыток сунуть нос в ее жизнь и характер.

Не успели они рассесться, как леди Агнес подалась вперед и поглядела в ее сторону.

– Вы сами сделали шляпку, в которой прибыли нынче вечером?

– Да.

– Симпатичная. Возможно, чуть ярковата для вашей кожи и волос. Почему вы не выбрали ленты более светлого сиреневого цвета? Который подошел бы к вашему платью?

– Потому что будь они светлее, то не были бы яркими.

Агнес отпрянула, словно мысль о яркости внушала ей ужас.

– Именно поэтому шляпка и выделяется, – сказала Минерва. – Если бы ленты были в тон платью, все было бы банально и пресно. А еще, не хочу озвучивать очевидное, но этот цвет лент выгодно оттеняет ее глаза.

– Понимаю. – Агнес выпрямилась на кушетке, приняв более величественную позу. – Откуда, как вы сказали, вы родом, мисс Джеймисон? Из Оксфордшира?

– Да.

– У меня в этом графстве много друзей. Возможно, я слышала о вашей семье.

– Навряд ли.

– Никогда не знаешь точно.

– Сомневаюсь, что моя семья хоть как-то пресекалась с вашими друзьями. Как я сказала, мой отец был фермером.

Агнес фыркнула.

– Глядите, как человек может ошибаться, мисс Джеймисон. В провинции очень часто члены благородных фамилий общаются с соседями-землевладельцами. Там им представляется масса случаев завести знакомство.

Что ж, пожалуй, лучше было разобраться с этой темой как можно скорее – все равно одна однажды всплывет.

– Он был арендатором, леди Агнес. Не думаю, чтобы он часто сталкивался с дворянами.

Молчание. Взгляды со всех сторон.

Как-то неожиданно вокруг зазвучали другие разговоры. Жена Уолтера Фелисити повернулась к Минерве и принялась расписывать платье, которое видела в театре. Леди Агнес о чем-то заговорила с женой Дугласа Клодин. У Розамунды создалось ощущение, что всем было неловко. Из-за нее или за нее – она не могла бы сказать.

Минерва оторвалась от Фелисити, подошла и присела рядом с Розамундой.

– Когда все хорошенько разговорятся, можно будет улизнуть на террасу. Мне нужно вам кое-что сказать.

Что бы там ни было, пришлось подождать, поскольку Фелисити двинулась вслед за Минервой и расположилась рядом, чтобы поговорить по душам.

– Полагаю, выходка Долорес за ужином удивила вас, – сказала она. – А я предупреждала.

– Я знаю, что все недовольны завещанием. Это понятно.

– Не о том речь. – Фелисити понизила голос. – Я о смерти последнего герцога. Его столкнули. Все так думают, и неважно, что написано в официальном заключении. Кто-то… – Она умолкла на полуфразе и опустила глаза, словно этих слов нельзя было говорить.

Минерва делала вид, что не слышит, но теперь повернулась на стуле, чтобы вступить в разговор.

– Это не ее забота, Фелисити. И ничего не доказано.

– Не доказано благодаря Чейзу. Он должен был так или иначе это доказать. Своими частными расследованиями. Вот только не доказал. Даже после того, как я отправилась к нему и Николасу и сказала…

– Довольно чепухи, – бросила Минерва, натянуто улыбнувшись. – Твое откровение ничего не доказало.

– Он не был во Франции, как заявлял. Уолтер потрясен, что никто не озаботился обратить внимание на этот факт. Можно подумать, что… – Она снова осеклась на полуфразе и указала на Розамунду: – Она имеет право знать, если собирается…

– Мисс Джеймисон, если желаете узнать больше об этом деле, прошу вас, скажите мне, и я попрошу Чейза все разъяснить, – многозначительно сказала Минерва. – Это едва ли тема для застольных бесед.

Глаза Фелисити сузились, она бросила на Розамунду злобный взгляд и встала.

– Покончим на этом, вот только одно скажу, мисс Джеймисон. Что бы вы ни делали, не делайте Кевина Реднора наследником вашего новообретенного состояния.

Она удалилась, гордо подняв голову.

– Очень любезно, что вмешались и спасли меня, Минерва. Хотя теперь мне придется испросить разъяснений, верно?

– Они, по крайней мере, будут точными, – ответила Минерва. – Идемте на террасу, поговорим о более интересных вещах.

Вечерний воздух был удивительно свеж. Розамунда не возражала против того, чтобы на время оторваться от женщин семейства Реднор.

Они с Минервой прогуливались вдоль балюстрады и глядели на небольшой, но ухоженный сад. Когда они как можно дальше отошли от гостиной, Минерва остановилась.

– Я кое-что еще узнала о человеке, которого вы просили меня разыскать.

Чарлз. Она вдруг осознала, что уже пару дней совсем не думала о нем.

– Он вернулся в Англию?

Минерва покачала головой.

– И не ожидается.

Минерва стояла лицом к саду, а это означало, что лица Розамунды она не видела.

Розамунда была благодарна Минерве за ее деликатность, за позволение переварить эту новость без посторонних глаз. Чарлз всегда любил сезон, и она думала, что он вернется к его началу. Но думала, как оказалось, зря и зря позволила старой мечте разыграть представление у нее в голове со сценами романтического воссоединения.

Весь ее восторг по поводу нового дома резко испарился. Уроки показались глупой авантюрой. Она могла снять дом в другом районе за треть теперешней цены. Шляпнице не нужно жить на Чэпел-стрит.

– Как вы это узнали? – спросила она, чтобы молчание не показалось таким тяжелым, хотя угольки надежды еще теплились, говоря, что Минерва может ошибаться.

– Мы поручили агенту подружиться с одним из слуг того семейства. Не заметив никаких признаков скорого возвращения молодого человека, наш агент выведал у слуги эту информацию.

– Вы приложили массу усилий. Я не просила вас об этом узнавать.

– Я подумала, что вам захочется знать.

Если Минерва так подумала, то наверняка догадалась и об остальном. Какая у Розамунды еще могла быть причина интересоваться Чарлзом, кроме прежних нежных чувств?

В гостиной кто-то принялся играть на пианино. Из-за закрытых дверей мелодия приглушенно просачивалась на улицу, нарушая тишину позднего вечера.

– Благодарю вас. Отрадно знать. Полагаю, что в Париже гораздо интереснее, чем в Лондоне, даже во время светского сезона.

– Говорят, что для кого-то так и есть. – Минерва наконец повернулась к ней. На ее лице не было жалости, но были доброта и сочувствие. – Полагаю, мне следует вернуться к остальным. Почему бы вам немного не подышать вечерним воздухом?

– Пожалуй, я так и сделаю.

Оставшись одна, она дала волю поднимавшемуся внутри разочарованию. Оно поглотило ее так, что ни для чего другого места не осталось. Тупая боль непроглядной тоски заглушила даже мысли о том, не вела ли она себя как дурочка.

Когда на глаза навернулись слезы, Розамунда мысленно влепила себе пощечину. «Довольно». Ее план по-прежнему имел смысл. По крайней мере, для Лили. И вообще, Чарлз, в конце концов, однажды вернется. Его дом – в Англии.

– Сбежали ото всех, да?

Вздрогнув, она обернулась и увидела, как по лестнице из сада поднимается кузен Кевина Филипп. В столовой была дверь, выходившая на садовую террасу. Шагал он как-то неуклюже, словно боясь потерять равновесие.

Его лицо еще хранило остатки мальчишеских черт, заметных у мужчин и после двадцати. На нем был уродливый жилет и узкий сюртук, модные среди лондонской аристократической молодежи.

– Просто захотелось свежего воздуха.

– Еще бы. – Он подошел поближе. – Они хоть не грубили? И не пытались больше вас унизить? – Филипп улыбнулся так широко, что в лунном свете она разглядела его зубы. – Если тетя Долорес не сдержалась, сомневаюсь, что остальным удалось.

Его близость не позволяла избежать разговора. Она жалела, что он ей помешал.

– Они были достаточно учтивы. Что же до вашей тети Долорес, она к нам не вышла.

– Неудивительно, особенно после спектакля. Это и к лучшему. Она из тех, кто станет задавать вам вызывающие вопросы, поскольку думает, что светская этика не относится к тем, кто ниже ее.

На это Розамунде нечего было возразить.

Он склонил голову набок и оглядел ее.

– Странно, что вам не задали больше вопросов, когда дамы остались с вами наедине. Черт подери, у нас, у остальных, вопросы есть.

Его продолжало качать из стороны в сторону, и после каждого покачивания он оказывался все ближе. Филипп явно набрался и был в стельку пьян.

– Задали несколько вопросов. Немного.

– Вот лодыри. Это ведь их специальность, разве нет? Выуживать информацию. – Он вгляделся в ее лицо. – Должно быть, ваша внешность удивила и осадила их. Вы не то, что они ожидали увидеть. Не походите на лавочницу, верно?

– Возможно, это оттого, что я сделалася обеспеченной.

Как только Розамунда сказала эти слова, она поняла, что совершила ошибку, и не только речевую. Он скривился в презрительной усмешке.

– Да, сделались. Полусумасшедший герцог оставил вам огромное состояние, а свою родню обделил. – Его глаза зловеще вспыхнули. – Увидев вас сегодня, я сразу понял, в чем дело. Как вы этого добились.

– Я ничего не добивалась.

– Так это был сюрприз, да? Не смеши меня. – Он подался вперед, и она ощутила запах портвейна. – Ты, наверное, очень хороша. Черт, да ты, пожалуй, самая дорогая шлюха в Англии, так что должна быть неподражаема.

Едва удержавшись от искушения врезать по этой ухмыляющейся физиономии, она выпрямилась и отступила на шаг.

– Вы слишком много выпили и заговариваетесь. Я не желаю стоять здесь и подвергаться оскорблениям человека вроде вас.

Розамунда развернулась и шагнула к ведущим в гостиную дверям.

Ее остановила вцепившаяся в плечо рука.

– Вроде меня? Что ты, черт подери, из себя тут строишь? Мы оба знаем, что ты такое. – Он рванул ее к себе и крепко стиснул. – Мне захотелось попробовать, что он в тебе такого нашел.

Она с силой толкнула его в грудь, но хватки он не ослабил. Приказала ему прекратить. Стала извиваться, так что его поцелуй вместо губ, пришелся на ее шляпку. Он схватил ее за грудь, и она пнула по его ногам, пытаясь лишить равновесия. Он визгливо и хрипло хохотнул, грубо обхватив рукой ее затылок, и снова попытался поцеловать.

Повернув голову, Розамунда впилась зубами ему в руку. Он выругался и ударил ее ладонью по щеке с такой силой, что у нее запрокинулась голова. Секунду она видела лишь небо и звезды, потом ее накрыло болью.

И вдруг он исчез. Внезапно оказавшись на свободе, она пошатнулась и схватилась за перила. Филипп снова оказался на лестнице, на этот раз его тащил за шиворот вниз какой-то мужчина.

Кевин.

Слов она не разобрала, но интонации слышала. Голос Кевина звучал резко и сердито. Филипп задиристо рычал и огрызался. Розамунда прислонилась к перилам балюстрады. Спустившись на террасу внизу, они не пошли в столовую. Вместо этого Кевин потащил Филиппа в сад. Их темные фигуры скрылись среди таких же темных деревьев и кустов.

И лишь после этого, когда Филипп в первый раз взвыл от боли, из столовой выбежали четверо мужчин.

Кевин впечатал кулак в лицо Филиппа. Брызнула кровь и полилась по щеке, но гнев Кевина от этого не унялся. Скорее наоборот, он разъярился еще больше.

– Как ты посмел к ней приставать, никчемный кусок дерьма?!

Еще удар – и Филипп упал.

– Она шлюха, – прохрипел Филипп. – Подумаешь.

– Клянусь, еще раз так скажешь, я тебя убью. – Кевин рывком поставил Филиппа обратно на ноги и ударил в живот. Филипп опять рухнул на землю. – Я бы заставил тебя извиниться, но нет извинения тому, что я увидел. Никакого.

Он поднял его снова и замахнулся в третий раз.

Шаги. Крики. Сильные руки схватили его за локти. Он попытался их стряхнуть, чтобы вцепиться в Филиппа.

– Успокойся сейчас же, – раздался над ухом повелительный голос Николаса.

– Черта с два. Он напал на нее.

Кевин барахтался в тисках, разум у него помутился.

– Это правда, Филипп? – спросил Николас.

Чейз и Дуглас поддерживали Филиппа. Чейз прижал к его лицу носовой платок.

– Все было так, как он сказал? – спросил Уолтер, по привычке повторяя за Николасом. Он стоял чуть в стороне, будто важный судья.

– Я украл поцелуй, вот и все.

Кевин снова попытался вырваться из рук Николаса.

– Черт бы тебя подрал, ты набросился на нее, а когда она стала сопротивляться, ты ее ударил. Дайте мне закончить начатый урок. Можете постоять и последить, чтобы я не перегнул палку.

Чейз отошел от Филиппа и смерил его пристальным взглядом.

– Так и было? Это уже не в первый раз, Филипп.

Уолтер перевел взгляд с Кевина на Чейза и Филиппа, а потом обратно и, расправив плечи, проговорил:

– Что бы ни случилось, не следует устраивать потасовку в саду тети Агнес, тем более когда рядом дамы. Встретьтесь в боксерском клубе и выясните отношения, если уж так надо.

– Я бы лучше встретился с ним на рассвете в парке, – прорычал Кевин.

Филипп запрокинул голову и посмотрел на него поверх расквашенного носа.

– Я не дерусь на дуэли из-за шлюх.

Одним рывком Кевин вырвался из объятий Николаса и подался вперед.

– Я же сказал, что убью тебя, если…

Чейз схватил его и зажал шею в замок. Николас снова сцепил ему руки.

– Уведите его отсюда, – велел Чейз. – Дуглас, отвези жену и Фелисити по домам. Уолтер, сажай Филиппа в свой экипаж. Мы с Николасом займемся Кевином. Ступайте.

– В мой экипаж? – переспросил Уолтер. – Но у него же кровь идет.

Николас смерил его тяжелым взглядом. Уолтер вздохнул.

– Пошли, пошли, Филипп. Постарайся не запачкать мне обивку или пальто.

Они гуськом зашагали по садовой дорожке, оставив Кевина зажатым в руках Чейза и Николаса.

Какие-то звуки раздались из столовой, затем с верхней террасы. Кевин представил там Розамунду, на которую направлены все взгляды, одни – злорадные, другие – сочувственные. Хотя сочувствия можно было ожидать, пожалуй, только от Минервы.

С уходом Филиппа злоба начала отступать. Напряженные мышцы постепенно расслабились, в голове прояснилось. Ни тот ни другой кузен не говорил ни слова. Наконец они отпустили его.

– Он действительно ее ударил? – спросил Николас.

– Да. Я как раз поднялся по лестнице. Она сопротивлялась, он дал ей пощечину и оглушил. – Кевин провел рукой по волосам. – Уверен, что останется след. Он ударил очень сильно.

Чейз покачал головой.

– Я даже не заметил, что его нет в столовой. Когда в последний раз глянул в его сторону, он спал в углу. Должно быть, проснулся и выскользнул незаметно.

– Я видел, как он уходил, но подумал, что он идет в сад, потому что его тошнит, – сказал Кевин. – Пошел за ним лишь для того, чтобы избавиться от бесконечных политических заявлений Уолтера. Потом услышал шум и заметил его с ней на верхней террасе.

Перед мысленным взором Кевина встала эта картина, и его снова затопил ужас, как в тот момент, когда он осознал, что делает Филипп.

– Он, наверное, спятил – приставать к женщине прямо у всех на виду, – проговорил Николас.

– Филипп бывает наглым, даже когда не пьян, – заметил Чейз. – Кто-то начал играть на пианино, и он, должно быть, подумал, что никто не услышит ее криков. Николас, я не сомневаюсь в словах Кевина. Однажды то же самое чуть не случилось с Минервой.

– Подобное поведение нельзя оправдать ни пьянством, ни чем-либо еще, – заявил Николас. – Чейз, давай отвезем бедняжку домой.

Все трое прошли через сад. На верхней террасе виднелись две фигуры. В лунном свете блеснули белокурые волосы. Другой женщиной была Минерва.

– Дайте мне с ней поговорить одну минутку, – попросил Кевин. – Если хотите, подождите в холле. Я провожу ее туда.

Розамунда стояла чуть в стороне, у дальнего конца балюстрады. Минерва подошла к ним.

– Дело плохо. Она ни слова не произнесла, – прошептала она. – Агнес удалилась к себе, а остальные уехали. Что здесь произошло?

– Идем, дорогая, я тебе все объясню. – Чейз повел ее к дверям. – Можешь подождать ее внизу и отвезти домой в нашем экипаже. Мы с Николасом сами доберемся.

Как только все ушли, Кевин повернулся к Розамунде. На него она не смотрела, но он видел, как она сжалась, когда закрылись двери гостиной, и почувствовал ее унижение так же остро, словно оскорбили его самого.

Он подошел к ней.

– Все уехали. Вам не придется ни откланиваться, ни с кем-то разговаривать. Минерва одна отвезет вас домой.

– Я не сделала ничего плохого, – проговорила она так тихо, будто бы выдохнула саму мысль.

– Конечно, нет. Никто…

– Им придется выбирать между ихним родственником и мной, не знающей свое место, и стыдить станут меня.

– Ни один достойный человек стыдить вас не будет. – Кевин сомневался, что эти слова как-то ее утешили. – Он сделал вам больно?

Она коснулась ладонью щеки и кивнула.

– А вы ему?

– Да.

Кевин протянул руку и провел пальцами по ее щеке. Даже при легком прикосновении ощущался небольшой отек. От этого в нем снова закипела ярость. Он подавил ее, потому что рядом не было Филиппа, на котором можно было ее выместить.

Она повернулась к Кевину.

– Спасибо, что остановили его. Надо было самой это сделать, надо было догадаться, к чему он клонил. Надо было сопротивляться сильнее или кричать, а не переживать, где я и кто там в гостиной. Надо было… – Она умолкла и на последних словах негромко шмыгнула носом.

Он взял ее лицо в руки и посмотрел в печальные глаза.

– Никакая женщина не подумала бы, что подобное может произойти в таком месте. Перестаньте твердить себе, что должны были угадать его намерения или что неправильно поступили. Во всем его вина. Если вы когда-нибудь еще встретите моих теток или жен моих кузенов, чего, надеюсь, не случится, поскольку все они невыносимы, будьте такой же, как нынче вечером, гордой и прекрасной, и ведите себя так, будто ничего не произошло.

В ее глазах сверкнули хрустальные огоньки, красивые, пусть даже породили их слезы. Она выглядела такой ранимой.

Он не просил ее не плакать. У нее были веские причины. На нее напали, ударили и обозвали шлюхой. Ее оскорбил человек, полагавший, что она не заслуживает вежливости из-за своего происхождения. После всего пережитого ей меньше всего требовалось, чтобы очередной мужчина решал, насколько обоснованны ее чувства.

А еще ей совсем не нужно было, чтобы к ней кто-то приставал. Заключая ее в объятия, Кевин и не думал об этом. Просто поддался естественной потребности утешить ее.

Она не отстранилась. Опустила голову ему на грудь и позволила себя обнять. Потом подняла голову и посмотрела ему в глаза. Он подавил желание поцеловать ее, но это далось нелегко. Сегодня вечером, как никогда, она заслуживала лучшего.

Она не знала, почему позволила этому объятию продлиться так долго. Возможно, из-за его сильных рук, таких нежных и надежных. Или из благодарности за то, что он проучил Филиппа. Раньше такого для нее никто никогда не делал.

Ей нравилась их близость, теплота человеческого касания. Нравилась больше, чем она ожидала. Она разбудила в ней более приятные чувства, нежели те, что охватили ее на террасе. Она испытала тепло, дружескую приязнь и даже некоторое волнение.

Но следовало отстраниться. Ее могли неправильно понять. Мужчины так всегда и делают. Филипп был лишь последним в их длинной череде, хотя никто не был столь настырен и груб.

«Гордой и прекрасной». Он не собирался льстить ей больше, чем при первой встрече. Когда он ее обнимал, она вновь почувствовала себя гордой и прекрасной, а не выжатой, униженной и запятнанной, как всего несколько минут назад.

Их близость обернулась затруднением. Он все-таки был мужчиной. Она почувствовала, как в нем поднимается возбуждение, словно медленно закипающая жидкость. Настроение чуть поменялось, и стало очевидно, что он уже не просто ее утешает. Она ощутила исходящую от него новую силу и заметила, как отозвалось ее тело. Каждой частичкой сосредоточилась на его объятиях. Помедлила еще чуть-чуть, чтобы самую малость себя побаловать. Потом подняла голову и отстранилась.

Он глядел на нее, не отрывая темных глаз, в которых снова, как часто с ним бывало, отражались невыразимые мысли. Его красивое лицо с твердыми, высвеченными лунным сиянием чертами было так близко к ней, что он мог бы ее поцеловать.

Вместо этого он разжал объятия.

– Идемте, найдем Минерву.

Глава 10

Записку принесли рано. Кевин тотчас прочел ее, потому что почти не спал. После бессонной ночи настроение у него было совсем не для визита, о котором требовала записка.

«Уайтфорд-Хаус. Девять часов. Холлинбург».

Николас пользовался своим титулом в общении с остальными членами семьи, но с Кевином и Чейзом – никогда. От увиденного короткого приказа настроение у Кевина еще сильнее ухудшилось.

Сегодня у него не было времени угождать Николасу. У него масса дел с самого утра. Он должен в десять часов встретиться с Розамундой, если она не окажется слишком расстроена после вчерашнего вечера и приедет. К тому времени ему предстоит решить несколько важных вопросов и составить планы воплощения принятых решений.

Но он все-таки поехал в Уайтфорд-Хаус на Парк-лейн. Когда он отдавал поводья лошади конюху, прибыл Чейз.

– И ты здесь? – спросил Чейз, спешиваясь. – Если он не мог подождать до времени утренних визитов, дело, наверное, очень важное.

– Надеюсь, что так, раз он вытащил нас сюда в такую рань.

– Вижу, настроение у тебя не очень-то поднялось со вчерашнего вечера.

Пока они следовали за слугой в апартаменты герцога, Кевин снова вспомнил о событиях вчерашнего вечера. Последние несколько часов этот печальный эпизод занимал все его мысли.

– Минерва хоть немного утешила мисс Джеймисон?

– Мне сказали, а это означает, что на самом деле все могло быть совсем наоборот, что она прибыла домой весьма спокойной. По-моему, к тому времени, как они расстались, Минерва была в куда большем расстройстве, чем мисс Джеймисон. По крайней мере, мне она показалась крайне возмущенной и разгневанной.

– Все уши тебе прожужжала, наверное?

– Она хочет, чтобы Филиппа повесили и четвертовали. – Он задержался на ступеньке, чтобы слуга отошел чуть подальше. – Плохо, что остальные там оказались. Иначе я отошел бы в сторону и позволил тебе с ним разобраться.

Они дошли до площадки, где начинались апартаменты. Перед ними простирался целый лес драгоценных сосудов и ваз, рядами стоявших на подставках, которые так и молили, чтобы их кто-нибудь случайно задел.

– Я думал, что к этому времени он их продаст и избавится от этой устроенной дядей экзотической выставки, – сказал Кевин.

Чейз начал протискиваться через легко бьющуюся «экспозицию».

– Он заключил, что она мешает тете Агнес вламываться к нему в покои, что она иначе бы делала совершенно свободно, даже когда он не принимает. Ее пышному бюсту тесно среди этих раритетов.

Кевин выбрал иной путь, пролегавший мимо любимой им китайской вазы. Они встретились у двери апартаментов Николаса. Слуга открыл ее и проводил гостей внутрь.

Николас ждал их в гардеробной. Он там ничего не поменял с тех пор, как вступил в наследство. Все тот же резной стул у окна, на котором Николас полюбил читать. Все тот же обтянутый синей материей диван и стоящие кружком кресла, где он принимал друзей и родственников, которых мог терпеть.

Он поприветствовал их, стоя у окна, выходившего на Парк-лейн.

– Спасибо, что приехали.

– Час слишком ранний, – пожаловался Кевин. – Мы оба знаем, что Чейз встает с рассветом, а я еще и не ложусь, если занят делами, но что заставило Холлинбурга проснуться и одеться в такую рань?

Судя по выражению лица, Николас заметил акцент на его титуле.

– Дело касается чести семейства. А это значит – чести Холлинбурга.

Кевину это показалось странным, поскольку Николас не очень-то радовался своим обязанностям герцога.

– Я почти что принял решение, – объявил Николас. – Мне лишь нужно знать, возражаете вы или нет.

– Ой, черт, ты женишься, – пробормотал Кевин. – Кто она?

– У тебя такой тон, как будто его поразило ужасное несчастье, – упрекнул Чейз.

– Конечно, нет. Очень рад за тебя, Холлинбург. Кто будущая герцогиня?

– Ты все время собираешься так ко мне обращаться?

– Я получил записку от Холлинбурга, так что обращаюсь к нему.

– Я не о титуле. А об ухмылке, с которой ты его произносишь.

– Я никогда не ухмыляюсь.

Оба рассмеялись.

– Ты так часто ухмыляешься, что даже не отдаешь себе в этом отчета, – заметил Чейз. – Так, расскажи нам о решении, над которым ты раздумываешь, Николас. Сомневаюсь, что речь о женитьбе, поскольку ты не выказал особого интереса ни к одной из молодых дебютанток на рынке невест в этом сезоне.

– Что не означает, что ни одна из них его не увлекла, – возразил Кевин.

– Речь совсем не о женитьбе. – Николас приосанился. – Я долго верил, что с возрастом Филипп изберет себе лучшую стезю, но этого не произошло. Я искал извинения его расточительству и недостойному поведению, относя их на счет дурного влияния его отца, матери и… всего прочего… Однако вчера вечером я пришел к выводу, что, как многие семейные древа, наше породило больную ветвь. И я намерен отпилить ее от ствола.

Кевин не скрывал своего изумления. Николас, принявший герцогские бразды с большими оговорками, теперь намеревался необычайным образом использовать свою власть.

– Ты уверен? – спросил Чейз.

– Нет. Потому-то вы и здесь.

Это не объясняло, почему пригласили Кевина, но он не вдавался в подробности.

– Не уверен, что смогу помочь, – сказал Чейз.

– Можешь, если объяснишь мне, что имел в виду, вчера вечером сказав, что это не в первый раз.

На лице Чейза отразилось нежелание отвечать. После долгого молчания он вздохнул.

– Вскоре после смерти дяди, когда мы все собрались в этом доме, я увидел, как Филипп приставал к Минерве. Она тогда устроилась сюда прислугой, чтобы незаметно раздобыть кое-какие сведения. Он зажал ее у камина и не давал уйти.

– Получается, она добывала сведения про нас. – проговорил Кевин. – Выдавая себя за служанку. – Он стал припоминать тот вечер и гадать, присутствовал ли он там.

– Важно то, что Филипп преградил ей дорогу и… – На суровых скулах Чейза заиграли желваки, делая его похожим на армейского офицера, которым он когда-то был. – Он держал ее за руку и обещал сделать еще гораздо больше, добавив, что ей никто не поверит, если она пожалуется. Я, конечно, остановил его. И тем лучше.

– Значит, он из тех, кто подавляет своим положением всех, кто ниже его, – сказал Николас. – Ничего необычного, только он не смиряется, когда ему отказывают. Он слишком ленив даже для того, чтобы соблазнять. Просто нападает и недостойно пользуется преимуществом рождения. Осмелюсь предположить, он совершал поступки и хуже, чем те, что известны нам.

Кевин задумался о другом.

– Чейз, а что ты хотел сказать своим «тем лучше»?

– Он не заметил, как она нащупала у себя за спиной кочергу. Можно сказать, что я спас Филиппа от Минервы, а не наоборот.

– Очень жаль.

Чейз пропустил эту реплику мимо ушей.

– И как ты намереваешься поступить, Николас?

– Я больше не буду его принимать. Когда я извещу об этом остальное семейство, они тоже не станут.

– Как только молва об этом разнесется, его прекратят принимать почти все, – заметил Кевин.

– Я также сделаю достоянием гласности то, что он может не рассчитывать ни на какую поддержку со стороны семьи, и в первую очередь с моей. Я изменю завещание так, чтобы он никоим образом не получил наследства, если у меня вообще останется хоть шиллинг, что в настоящий момент кажется маловероятным. Если кто-то из теток решит обеспечить его при жизни или после смерти, это их дело. Мой вопрос таков: не слишком ли жестоко я поступаю?

– Ты погубишь его и социально, и финансово, – заявил Кевин. – Однако ты избавишь бессчетных торговцев от множества хлопот.

– Возможно, кредиторы станут его избегать, если станет известно, что семья не намерена оплачивать его долги, – добавил Чейз. – Это даже пойдет ему на пользу.

– Мне все равно, пойдет или нет. Я давно перестал верить, что он дорастет до понимания того, что быть джентльменом – не только весело проводить время и модно одеваться. Если мои действия сделают его лучше, то и славно, но это не является моей целью. – Он снова нахмурился. – Я скажу ему, чтобы он в письменном виде извинился перед мисс Джеймисон, но не жду, что он это сделает.

– Кто-то должен извиниться, – сказал Чейз. – Что бы вчера Минерва ни сказала, этого едва ли достаточно.

– Я это сделаю, – заявил Кевин. – Она пострадала только оттого, что имела несчастье привлечь внимание семейства в связи с нашим партнерством.

– Наследство подвергло бы ее этой участи и без партнерства, – заметил Чейз. – По правилам должна извиниться наша тетка как хозяйка, допустившая присутствие этого нахала в нашем обществе.

Кевин не мог представить, чтобы тетя Агнес вообще перед кем-то извинилась, и менее всего – перед дочерью крестьянина.

На лице Николаса отразилась усталая решимость.

– Пожалуй, я мог бы указать Агнес, что поступить подобает именно так.

– Не думаю, что письмо произведет на нее хоть какой-то эффект, – сказал Чейз.

– Ты хочешь сказать, мне придется лично к ней поехать. – Он покачал головой. – Вот черт.

Розамунда установила металлические подставки на шкафчик. Она купила уже готовый шкаф из красного дерева с резьбой. Куда красивее, чем прилавок, который она намеревалась заказать, он выполнял ту же функцию, но выглядел привлекательнее.

На подставках разместятся шляпки и капоры. Еще несколько она выставит в витрине. Теперь нужно было только несколько стульев и небольшой столик, чтобы поставить на него зеркало. В отличие от обстановки магазина в Ричмонде, здесь она хотела разместить примерочную вдали от глаз остальных покупательниц, чтобы создать чувство уединения. Устроить мастерскую с магазином на первом этаже было, возможно, рискованно, так что она хотела, чтобы клиенты совершали покупки и примеряли вещи вдали от посторонних глаз.

Она подошла к окну и выглянула наружу. В этот час прохожих было немного, особенно тех, кого ей хотелось привлечь в магазин. Но она заметила, как несколько женщин поглядели на витрину, пока проходили по Оксфорд-стрит. Похоже, ее предположение, что магазин будет виден на боковой улице, оказалось правильным.

Розамунда посмотрела на карманные часы. Уже четверть десятого. Она еще надеялась сегодня встретиться с Кевином Реднором, хотя, судя по всему, опаздывала. Все зависело от того, когда подъедет повозка.

Мысли о встрече сразу же напомнили ей о Филиппе.

Разобрав свое поведение вчерашним вечером буквально по минутам, она все-таки не смогла понять, что же такого сделала, чтобы заслужить подобное отношение. Однако это не облегчало унижения. И не стирало из памяти то, что сказал и сделал Филипп.

Когда Кевин сказал, что всыпал ему, она ощутила радость, благодарность и облегчение. По крайней мере, он не думал, что она каким-то образом сама на это напросилась, хотя семейство, несомненно, обвинило бы во всем ее.

Она снова вспомнила, как Кевин нашел ее на темной террасе. Как извинился за кузена. Как только остальные ушли, силы и гордость оставили ее. Она снова почувствовала обнимавшие ее руки. Так поступил бы настоящий друг.

Однако объятие было более чем дружеским. Себе об этом врать она не могла, хотя ночью несколько часов пыталась это делать. Возможно, ей не стоило допускать этого объятия, особенно после того, что случилось с его кузеном. Но вместо этого она приняла его и нашла в нем утешение.

Внезапно окно перед ней заслонили деревянные панели. Она побежала открыть дверь.

– Добро пожаловать, миссис Инграм! – воскликнула она невысокой седоволосой женщине, сидевшей рядом с кучером.

Тот спрыгнул с козел, потом помог сойти миссис Инграм. Та, с острым личиком и еще более острым взглядом, подошла, чтобы обнять Розамунду.

– Отличное у вас тут место рядом с большой торговой улицей.

– Второй этаж тоже мой. Можете жить там, если захотите. Или у меня дома.

– Наверху меня очень даже устроит. Легче добираться до магазина, верно? – хмыкнула она. – Так, дайте-ка я взгляну, что внутри.

Кучер сопроводил их в магазин, неся в руках большой деревянный ящик.

– Со мною шляпки, которые вы просили привезти, – сказала миссис Инграм. – Они в ящике. В Ричмонде их еще много осталось. Новая шляпница знает толк в шитье, так что туда нам ездить не придется.

– Вы уверены, что миссис Хаттон сможет управляться с магазином?

Миссис Инграм собиралась вести дела в новом лондонском магазине. Это означало, что пришлось найти кого-то для ведения дел в Ричмонде.

– Она кажется на редкость толковой. Пять лет проработала на одного человека в Бристоле, который был слишком ленив, чтобы следить за делами, так она все делала за него. По крайней мере, он отдал должное ее достоинствам и дал ей хорошие рекомендации. Думаю, с ней нам не придется беспокоиться. – Миссис Инграм подняла одну из подставок и осмотрела ее. – Полагаю, вы вскоре сами съездите и убедитесь. Если она вам не понравится, найдем кого-нибудь еще. Многие будут рады поступить на эту работу.

В магазин занесли еще две сумки и ящик. Как только кучер ушел, миссис Инграм открыла сумку. Та была полна чепцов.

– Вы не просили привозить, но у нас там их много, так что положила. Простых всего несколько. В основном узорчатые, с кружевами и прочим.

– Вы мыслите более ясно, чем я.

– В Ричмонде они всегда покрывали аренду. Может, и тут покроют.

Миссис Инграм выпрямилась, прошла внутрь помещения и огляделась.

– Мне надобно, чтобы вы поехали на склады купить ткани, ленты и каркасы для шляп, – сказала Розамунда. – Хочу начать, как только сможем.

– Нам понадобится помощница.

– Можете сами подыскать. В последний раз подручную выбирали вы, так что я доверяю вашему мнению.

Миссис Инграм была в том возрасте, когда над верхней губой залегают тонкие морщинки, словно тихие отголоски тех, что образуются вокруг глаз. Она сжала губы, и морщинки еще больше подчеркнули ее выражение лица.

– Вы мне скажете, откуда у вас синяк на щеке? Мне думалось, наследство должно вас защищать, а не вредить вам.

Розамунда коснулась пальцами щеки.

– Что, так все плохо?

– Довольно плохо. – Миссис Инграм открыла вторую сумку и пошарила в ней. – Никому об этом не рассказывайте. – Она вытащила небольшую деревянную коробочку и открыла ее. – Этот бальзам почти что все скроет. Идите сюда, я вас намажу.

Вещество не было похоже на бальзам, оно больше напоминало краску. Розамунда покорилась проворным пальцам миссис Инграм.

– Вы им пользуетесь?

– Немного, то тут, то там, вот такая я тщеславная дурочка. Скажем так, время не милостиво, и на этом покончим. – Она отступила на шаг. – Достаточно. Однако вам лучше всего избегать яркого света.

Розамунда пошарила в кармашке, ища часы. Почти десять.

– Пожалуй, когда завтра отправитесь на склады, купите мне немного такого бальзама. – Она достала из ридикюля карточку. – Вот тут я живу. Пусть выпишут счета и пришлют мне на дом. Я открыла кредиты почти у всех торговцев. Вот вам немного денег, заплатить извозчикам.

Миссис Инграм взяла карточку и монеты.

– Кредиты и извозчики, вот как. Вижу, здесь дела пойдут несколько иначе, чем в Ричмонде.

Кевин знал, что время давно перевалило за десять, но все-таки сверился с часами. Со своего места у окна в библиотеке он видел пустынную улицу.

Наверняка она сегодня не приедет. Да и как, после случившегося вчера вечером? Однако он на всякий случай приготовился к ее визиту. Он подозревал, что мисс Джеймисон не из тех, кто пропускает встречи без всякого предупреждения.

Он надеялся, что она приедет. Нужно было принять несколько решений, которые не терпели отлагательств.

Кевин мерил шагами библиотеку не в состоянии ни присесть, ни сосредоточиться, словно ему мешало собственное тело. Если она не прибудет, он поедет фехтовать или боксировать. Физические нагрузки избавят его от нервозности, которая выводила из себя.

Он услышал шум экипажа. Бросился к окну, силясь разглядеть его приближение. Когда экипаж остановился, Кевин ринулся в холл, промчался мимо дежурного лакея и распахнул дверь. Мисс Джеймисон выглянула из окна экипажа.

Лакей обошел его и помог ей выйти. Она расправила юбку, а потом двинулась к двери.

Она пыталась спрятать синяк на щеке. Возможно, те, кто не знал, что он там есть, ничего бы и не заметили, особенно в пасмурный день. Однако Кевин сразу его увидел. Его злость на Филиппа до конца не прошла и сейчас вновь забурлила.

Он взял себя в руки и поздоровался с ней.

– Добро пожаловать. Нам нужно многое обсудить.

– Очень многое. По-моему, настало время показать мне ваше изобретение.

– Конечно. Однако я велел сварить кофе, а с террасы открывается дивный вид на сад. Давайте сначала зайдем туда.

– Я не хочу кофе. Я на ногах с восьми часов. Однако полагаю, что вы недавно проснулись, так что составлю вам компанию.

Он провел ее через дом в малую столовую. Завтрак уже ждал его отца. Кевин показал на стол.

– Не желаете ли…

– Нет, спасибо. Однако если вы не ели…

– Я тоже на ногах с самого утра.

Он распахнул дверь в сад.

В дальнем конце веранды, подальше от малой столовой, был накрыт стол. Кевин не хотел, чтобы отец как-то помешал им, если проснется до полудня. Он помог Розамунде сесть. Подошел слуга и налил кофе.

Он посмотрел на ее лицо. В свете пасмурного дня оно будто бы излучало свечение, словно солнечные лучи проникали под кожу, а потом обратно, но уже с легким оттенком. В результате лицо казалось очень белым, а подо ртом и носом ложилась едва заметная тень. Так выглядят необработанные мраморные статуи, поверхность которых поглощает свет, а не отражает его.

Она коснулась рукой синяка.

– Мне дали краску, чтобы его скрыть. Не думаю, что получилось, раз вы так меня разглядываете.

– Я не заметил синяка. Я знаю, что он там, но другие не узнают.

– Тогда отчего вы смотрите на меня так пристально?

– Потому что мне нужно сказать вам нечто очень важное, и я гадаю, что вы подумаете, когда это услышите.

Ее глаза вспыхнули любопытством.

– Вы решили, что хотите обзавестись другим партнером?

– Вовсе нет. С чего вы так подумали?

Она пожала плечами.

– Мне подумалось, нам бы пригодился человек, у которого есть фабрика.

Что за вздорная идея. Он подавил в себе раздражение, Решив оставить это для другого дня.

– Нет, я подумал, что нам нужно пересмотреть наше сотрудничество.

Она непонимающе поглядела на него. Настолько непонимающе, что он занервничал сильнее, чем мог себе признаться. Оказывается, практичная мисс Джеймисон так и не увидела возможности, которую приметил он. Ей никогда не приходила в голову мысль, которую он планировал высказать.

Ни разу.

Мистер Реднор сидел и смотрел на нее. Розамунда чувствовала, что он удивлен, но не могла понять почему.

Он надеялась, что он снова не попросит ее подписать тот дурацкий документ, дающий ему полный контроль над предприятием. Иначе она продаст свою долю, пусть даже сейчас между ними возникло нечто вроде дружбы.

Он был человеком самоуверенным, но теперь она заметила кое-что другое. Недостаток уверенности не столько в себе, сколько в своей задумке.

– Думаю, вам стоит объяснить, что у вас на уме, – сказала она, чтобы подбодрить его.

– Конечно. – Он подался вперед. Наклонился очень близко. – Говоря «пересмотреть наше сотрудничество», я имею в виду расширить его.

– У вас есть еще одно предприятие?

Реднор печально улыбнулся. На мгновение он стал собой.

– Смотрите, мы связаны этим начинанием. Наши жизни переплетены между собой.

– Только если я не продам свою долю, – напомнила ему Розамунда.

В его взгляде мелькнула сталь. О да, он снова почти что стал собой.

– Мне кажется, что, если мы связаны, нам нужно сделать следующий шаг.

– Следующий шаг?..

– Да. Думаю, нам надо обвенчаться.

Она услышала слова, но ей понадобилась секунда, чтобы осознать их смысл. Она уставилась на него, он смотрел на нее в ответ.

– Если вдуматься, в этом масса здравого смысла, – добавил он.

Боже праведный, да он серьезно.

Она подавила нервный смех, что нарастал внутри. Кто бы мог ожидать подобного предложения руки и сердца? И от кого – от него? Да еще в такой манере. Как будто он предлагал ей прогуляться в парке или что-нибудь такое же банальное. Он бросил это поразительное предложение на стол столь же небрежно, как поставил бы кофейную чашку.

– Если это из-за вчерашнего вечера, то нет нужды предлагать брак, – сказала она.

– Это не ради искупления вины Филиппа и не из-за нашего короткого объятия, хотя… – Взгляд его стал более пристальным, отчего ей сделалось не по себе. – Наше объятие было не чисто дружеским. Не совсем. Уверен, мое предложение не является для вас совершеннейшим сюрпризом.

Она попыталась справиться с изумлением, чтобы хоть как-то ему ответить.

– Объятие не было сюрпризом. А это предложение – является. Подобные вам не женятся на подобных мне. – От этой истины в голове у нее прояснилось. – Целуют, возможно. Но жениться? Нет.

– И тем не менее я предложил именно это.

Розамунда не знала, что сказать. Она едва ли могла объяснить, что у нее есть мечта, и она не о жизни с ним, каким бы интересным и привлекательным он временами ни казался. Она хотела вновь увидеть Чарлза и попытаться подарить старой любви новый голос и будущее.

В ее голове пронеслись другие причины не принимать предложение. Он говорил, что никогда не очаровывается женщинами. Недостаток таких чувств едва ли рекомендовал его как хорошего супруга, какой бы привлекательной ни была партия.

Вслед за этими мыслями возникли воспоминания о вчерашнем ужине и сказанные Фелисити загадочные слова по поводу смерти покойного герцога. Если в этих измышлениях есть хоть крупица правды…

И потом, кое-чего он о ней не знал. Он понятия не имел, какой неподходящей женой она стала бы. Хоть она служила всего лишь горничной в заведении миссис Дарлинг, кто-то мог все-таки узнать в ней обитательницу того дома, и неважно, как богато и изящно она одевалась или где жила.

– Вы поступаете так, потому что хотите контролировать мою долю в предприятии. Это как документ, который вы просили меня подписать. Это ваша цель.

– Это одна из причин. Главная – да.

Как откровенно он это сказал. Даже не старался ей польстить. Никаких заявлений о симпатии или прославлений ее красоты, чтобы воззвать к ее чувствам. Прямо и честно – в духе Кевина Реднора.

В ней начало подниматься отвращение.

– Несомненно, остальная часть моего наследства – другая причина.

– В конечном итоге, ваши деньги мне не нужны. Допустим, сейчас у меня в банке нет тысяч фунтов, но я хорошо обеспечен. А еще я наследник отца.

– Когда я его видела, он показался мне крепким и бодрым. Что же до вашего наследования, если вы женитесь на ком-то вроде меня, он наверняка от вас откажется.

– Есть условия, по которым он не сможет этого сделать. Не волнуйтесь, я не заглядываюсь на ваши деньги. Если хотите, подпишем соглашение, по которому подобный шаг с моей стороны будет невозможен.

– Это само собой. – Она никому и никогда не позволит завладеть ее деньгами. Даже Чарлзу придется пойти на такое соглашение.

– Мне кажется, вы считаете, что выгоды от этого союза будут сугубо односторонними, – сказал Кевин.

– Вы будете при деньгах, а я останусь ни с чем. Выгода будет всецело на вашей стороне.

– Вы хотите стать леди – ради себя самой и ради сестры. Я тотчас это обеспечу, да так, как могут лишь немногие.

«Я хочу стать леди, чтобы Чарлз смог на мне жениться».

Однако с Лили он попал в точку, чтоб его. Она не даст ему ее разоружить.

– Ваша родня осуждает вас за ваши интересы, – сказала Розамунда, ликуя, что такая мысль пришла ей в голову. – Не уверена, что ваша репутация сможет обеспечить мне то, что вы предлагаете.

– Я внук герцога. Ничто не изменит моего происхождения. Выгода не целиком моя. Вы гордитесь своей практичностью. Так вот, это очень практично для нас обоих.

– Пожалуй, слишком практично. Вы не хотите жениться на мне. Вы хотите жениться на моей доле в предприятии. Вы слишком тщеславны, чтобы даже представить, что будет, если ваш грандиозный план не увенчается успехом. Вы можете оказаться связаны браком по расчету долго после того, как он изживет свою полезность.

– Я уверен, что он увенчается успехом.

– Нет, если мой голос будет задушен этим браком, что, несомненно, является еще одной причиной вашего предложения.

Он улыбнулся недоброй улыбкой.

– Вы и вправду верите, что ваши суждения касательно изобретения и его совершенствования критичны для успеха предприятия? Мы говорим не о шляпках.

– И не о гениальных изобретениях. Речь уже не об этом. Истинный потенциал заключен в изготовлении этого устройства и его использовании, и я искренне верю, что мои суждения здесь критичны.

– Великий Зевс, какая же вы невозможная.

Он вдруг вскочил на ноги и отошел на пять шагов. Уперев руки в бока, посмотрел на небо, потом на землю. Розамунда поняла, что он сдерживает гнев. Поскольку она и сама возвысила голос, то была рада передышке, позволившей и ей собраться с мыслями.

– Вы упрямитесь, – сказал Реднор. – Подумайте о планах на свою жизнь и на жизнь сестры. Это предприятие играет ключевую роль для моего будущего, но не вашего.

Розамунда не могла отрицать, что такое замужество обеспечит будущее Лили. Он предлагал ей свое положение в обществе и свою родословную. Свое происхождение. Не было никакого сравнения между внуком и кузеном герцога и состоятельным джентльменом вроде Чарлза. Даже если бы большая часть общества попрекала Розамунду ее происхождением, многие, по крайней мере, терпели бы ее, лишь бы пробиться поближе к Холлинбургу. Она знала, как в ее положении поступили бы почти все женщины.

Они бы ухватились за возможность и надеялись на лучшее. Но перед ее внутренним взором стояло лицо Чарлза, и она больше почти ничего не видела, вглядываясь в себя. Сердце ее старалось сделать по-своему. Она не хотела хоронить свою любовь и отказываться от того, что все еще может сбыться.

Розамунда заговорила медленно, чтобы не наделать ошибок от смущения и изумления:

– Это очень великодушно с вашей стороны. Я это признаю. Однако было бы лучше сохранить наше партнерство таким, как есть. Если мы поженимся, то наверняка будем то и дело ссориться, вот как сейчас, по поводу предприятия, особенно потому, что после церемонии мой голос почти совсем потеряет вес. И все же спасибо.

Он не ответил. Не попросил, чтобы она еще подумала. Не стал спорить.

Она встала.

– А теперь мне бы очень хотелось увидеть изобретение.

Она ему отказала. О, она была удивлена, возможно, даже потрясена, но довольно быстро пришла в себя. Ее отказ был четким и ясным.

Что с ней не так? По правде говоря, выиграла бы больше она, а не он. Перемена в ее общественном положении длилась бы до конца жизни, в то же время, как она прямо сказала, его контроль над предприятием мог бы скоро сойти на нет.

Вопреки логике и своим интересам она ему отказала.

Оставалось лишь смириться с этим и отступить с достоинством. Он едва ли мог принести ей обет бессмертной любви, а признание в том, как много он думал о ней, могло разозлить ее еще сильнее. Что ему сказать? «Это не будет брак по любви, но я страстно вас желаю. Если вы позволите мне подарить вам наслаждение, то никогда не пожалеете об этом браке».

Он провел ее в дом как раз в то время, когда его отец вошел в малую столовую.

– А, мисс Джеймисон! – воскликнул тот в качестве приветствия.

– Не сейчас, – сказал Кевин, быстро проводя мисс Джеймисон через комнату в сторону лестницы.

– Спасибо вам за это, – сказала она.

– У нас нет времени его развлекать.

Сейчас, как впервые в жизни сделав женщине предложение и получив отказ, он меньше всего хотел видеть отца. Ни много ни мало, ему отказала дочь фермера-арендатора. Шляпница. «Мне не нужны такие, как вы, сэр».

Он велел себе прекратить ребячества. Через день-другой это навязчивое ощущение пройдет. Возможно, он даже испытает облегчение от ее отказа.

Он проводил мисс Джеймисон по лестнице на свой этаж, затем по площадке к двери.

– Двигатель у меня в комнатах. Знай я, что вы захотите сегодня его увидеть, я бы велел переместить его в сад, где его бы завели.

– Это помогло бы мне понять суть изобретения?

– Демонстрации полезны, но, думаю, вы все поймете из моих объяснений.

Комната перед спальней служила ему кабинетом. Одно окно было зашторено. Он подошел и отдернул шторы, чтобы свет падал на стол, стоявший в нескольких футах от окна.

Когда он обернулся, мисс Джеймисон с огромным любопытством глядела на миниатюрный паровой двигатель, стоявший на столе.

– Это вы его сделали?

– Частично. Остальное собрали по моему заказу. Это уменьшенный макет, сделанный из тех же материалов, что и любой двигатель.

Она склоняла голову то вправо, то влево, рассматривая макет.

– А он работает?

– Да. Это простая конструкция вроде тех, что используются для откачки воды из шахт. – Он подошел к ней и стал по ходу объяснения показывать на различные части. – Топливо сгорает здесь. Тут образуется пар и двигает поршни вверх и вниз. От этого работает насос. Пар обладает огромной мощностью, когда его сжимают в замкнутом пространстве.

– А где тут ваше изобретение?

– Его здесь нет.

Она отступила на шаг и поглядела на него.

– Все это хорошо и даже прекрасно, но не думайте, что я буду зачарована настолько, что забуду, что хотела тут увидеть.

В этих резких словах эхом прозвучал спор на террасе. Он открыл ящик стола и вытащил оттуда небольшой металлический цилиндр. Поставил на стол.

– Вот оно в масштабе для стоящего перед нами двигателя. Вот его нормальный размер. – Он вытащил более крупный образец и положил на стол. – Я не пытаюсь ничего от вас скрыть. Просто подумал, что вам надо сперва увидеть двигатель.

Она взяла в руки маленький макет.

– Что оно делает?

– Оно позволяет регулировать выпуск пара гораздо точнее, чем возможно сегодня, с помощью распределения. Это называется индикатор. – Он принялся рассказывать, как он работает и как улучшает двигатели. Ему редко выпадала возможность объяснять работу изобретения, так что теперь он пустился в рассуждения о его потенциале.

Однако он ни на секунду не спускал глаз со слушательницы. Очаровательная мисс Джеймисон занимала немалую часть его мыслей. Эта часть восхищалась ее лицом, фигурой и немного сожалела, что она не приняла его предложение. Впитывала ее интерес и внимание, и то, как она морщила лоб, когда что-то не понимала.

Когда она ни разу не зевнула за пять минут, он еще глубже погрузился в механику улучшений.

Кевин Реднор, возможно, никогда не очаровывался женщинами, но этот механизм явно завладел его душой и телом. Она попросила показа и объяснений, и он их предоставил. Причем подробно. Можно было бы подумать, что ее присутствие вообще не обязательно, но она понимала, что он добавляет кое-какие подробности, чтобы она поняла преподаваемый урок.

И она поняла. Почти поняла. По крайней мере, он убедил ее, что предприятие зиждется не на пустых словах. Тот механизм, что он изобрел, похоже, способен на очень многое.

Она все время поглядывала на него, но он не замечал. Было заметно, как разговор об изобретении его оживил. Ей это показалось очаровательным, и она увидела в нем родственную душу. Она была такой же, когда в Ричмонде воплощала в жизнь мечту о шляпной мастерской. После того, как она сделала первый шаг, все остальное перестало иметь значение. Она без устали трудилась, чтобы все получилось как надо, и ее первый день в мастерской оказался триумфом.

Кевин посвятил изобретению всего себя. Из-за него он даже сделал предложение весьма неподходящей женщине. Никто не мог сказать, что Кевин Реднор не предан своему детищу и своим стремлениям.

Когда его монолог наконец закончился, она вступила, прежде чем он смог перевести дух:

– А какое улучшение вы хотите внести? Как оно усовершенствует механизм?

– Оно присоединяется здесь и добавляет клапан, позволяющий контролировать и распределять давление.

Она не осмелилась спросить, каким образом. Иначе, пожалуй, пробыла бы здесь целый день. Розамунда отошла от стола.

– То есть это улучшение, но не обязательное.

– Не жизненно необходимое.

– Думаю, что, если вы не уладите с ним дело в следующем месяце, нам надо двигаться вперед самим.

Молчание возле стола. Полная тишина. Он смотрел на машину, а не на нее. Она мысленно приготовилась к очередной стычке, в которой он бы высмеял мнение шляпницы о таких важных вещах.

– Согласен, – наконец произнес он. – Вы более щедры, чем я. Думаю, двух недель будет достаточно. Еще одна попытка, потом бросить и забыть.

Он ее удивил. Судя по его взгляду, такая реакция была взаимной.

– Для этого я в понедельник отправлюсь во Францию на почтовом судне, – сказал он. – Встречусь с подрядчиком и узнаю, можно ли изготовить эту деталь.

– Во Францию? – У нее вдруг закружилась голова. – А где он живет во Франции?

– В Париже.

«В Париже». Минерва сказала, что Чарлз живет в Париже.

Она подавила нараставшее волнение.

– Я вам понадоблюсь для подписания документов, если соглашение будет достигнуто.

– Я собирался взять с собой уже подписанные вами бумаги.

– А если будут внесены незначительные изменения? Самая маленькая поправка сделает все документы бесполезными.

– Я составлю новые, подпишу и вернусь сюда. После того, как вы их подпишете, можно отослать почтой.

Так не пойдет.

Она сделала вид, что напряженно размышляет.

– Будет лучше, если я тоже поеду в Париж, так что все можно будет решить сразу, если вообще что-то решится. Нам не придется бояться перемены мнений, как только мы придем к соглашению. Я еду с вами.

Его взгляд посуровел.

– А как же ваши уроки? Магазин?

– Я уведомлю учителей, что уроки должны подождать. Из Ричмонда приехала миссис Инграм, и она сможет некоторое время управлять магазином.

– Путешествовать вместе… так не делается, мисс Джеймисон.

– Мы не будем путешествовать вместе. Поедем одновременно, но независимо друг от друга. Не могу же я возражать, что вы плывете на одном со мной корабле или поселились в гостинице по соседству.

На его лице отразилось опасение, а еще – еле заметная веселость… и расчет?

– Вам будет приличней путешествовать с компаньонкой или горничной.

– Чепуха. Я не малое дитя. К тому же это не совсем ваше решение. Время удачное. В Париже я смогу увидеть новые фасоны и отразить их в своих шляпках. Я намеревалась отправиться в Париж летом, но сейчас это будет даже приятнее, и я окажуся… окажусь не совсем одна.

Он пожал плечами.

– Это необязательно, но… чтобы избежать новой ссоры… я вам позволю.

– Чтобы избежать новой ссоры, я не стану говорить, что вы не вправе мне что-то позволять. – С облегчением от того, что он не стал больше возражать, она внимательно посмотрела на двигатель, потом перевела взгляд на изобретение. И все время наслаждалась мечтами о грядущем воссоединении с Чарлзом. Ей не терпелось остаться наедине со своими воспоминаниями и планами.

– А сейчас мне пора. До понедельника у меня масса дел, – сказала она.

Он проводил ее на улицу. Они ждали в портике, пока слуга раздобудет извозчика.

– Гостиница «Ле мёрис», – сказал Кевин – Там я остановлюсь. Она соответствует вкусам англичан. Конечно, есть и другие. Возможно, Минерва вам что-то посоветует.

Она отодвинула в сторону свои грезы и поглядела на стоявшего рядом человека. Он вел себя просто превосходно с учетом того, как началась их встреча. С тех минут ее присутствие, вероятно, стало для него испытанием, однако он этого никак не выказал.

– Простите за то, как я отреагировала на ваше предложение. Моя реакция была не особенно великодушной.

Он лишь скупо кивнул в ответ.

Подъехал извозчик. После того, как слуга помог ей устроиться, она сказала ему из окна экипажа:

– Вот мне интересно, мистер Реднор. Вы сказали, что предприятие – одна из причин вашего предложения. А какая же другая?

Он сделал шаг к окну. Она обнаружила, что смотрит ему в глаза, не в силах отвести взгляд.

– Женитьба – честный и законный способ заполучить вас к себе в постель. Теперь мне осталась лишь альтернатива.

Тут экипаж тронулся, а она так и осталась сидеть у окна с разинутым ртом.

Глава 11

– Что скажете? – спросила миссис Инграм, когда они перебирали присланные со склада товары. Среди заказанного были ленты и фурнитура, а также немного дорогих шелковых цветов. Еще в одном свертке лежали страусовые и петушиные перья. Рядом ожидал листок бумаги, на котором Розамунда записывала то, чего им не хватило. Но миссис Инграм подошла к заказу серьезно, так что список был очень коротким.

– Положите ленты на полку у дальней стены, – сказала Розамунда. – Фурнитуру можно оставить в мастерской.

Миссис Инграм унесла мешок с фурнитурой, а Розамунда окинула взглядом магазин. Она вчера провела здесь целый день после приезда от мистера Реднора. Сегодня рано утром они с миссис Инграм вернулись и стали ждать фургон, который должен был доставить кровать и кое-какую мебель для второго этажа. Они уже несколько часов обустраивали торговый зал, чтобы все выглядело наилучшим образом.

Поскольку она уедет из страны на неделю или две, бразды правления возьмет на себя миссис Инграм. Розамунда хотела оставить ей как можно меньше работы.

Витрину уже украшали шляпки на высоких металлических подставках. Временная табличка на двери содержала адрес шляпной мастерской Джеймисон, и час назад прибыл оформитель, которому она заказала постоянную вывеску. Розамунда обложила шляпки на витрине лентами и шелковыми цветами, чтобы они не выглядели так одиноко. Она уже подметила, как женщины заглядывают внутрь заведения.

Это воодушевило ее и укрепило уверенность в том, что она выиграет от размещения магазина на первом этаже. Однако она решила расположить на втором этаже дополнительную приемную, чтобы там работать с клиентками, которые не хотят, чтобы их обслуживали внизу.

На улице остановился еще один фургон.

– Надеюсь, это каркасы и клееный холст, – сказала миссис Инграм, следуя в переднюю комнату. – Нет смысла щеголять вывеской, коли нам не из чего делать шляпы.

В дверь вошли два грузчика с огромными свертками и коробками. Миссис Инграм проводила их в мастерскую.

– Как только привезут заказанное на понедельник, все пойдет как по маслу, – одобрительно сказала она, глядя вслед грузчикам.

– Раз вы здесь, я в этом уверена.

– В Париже обязательно смотрите по сторонам. Не забывайте зарисовывать. Все, что они делают там, мы сможем сделать тут.

– Я буду нагло таращиться, чтобы не пропустить ни малейшей детали.

Розамунда посмотрела на свой фартук и поношенное платье. На них были следы уборки и мытья, которыми она сегодня занималась. Она поглядела на платье миссис Инграм, даже более старое, чем у нее. Надо будет сшить ей несколько новых. Если миссис Инграм будет встречать клиенток в Мейфэре, ей нужна одежда получше.

Грузчики вышли, фургон уехал. Розамунда разложила на витрине еще и чепцы, чтобы любопытные глаза увидели как можно больше. На переднем плане она поместила страусовое перо. Пока она его разглаживала, по Оксфорд-стрит подкатил экипаж. Увидев, что из него выходит Минерва, она открыла дверь магазина.

– Я писала, что навещу вас завтра, – сказала Розамунда.

– А еще вы писали, что сегодня не сможете, потому что у вас масса дел здесь, так что я решила сама навестить вас и посмотреть магазин, если позволите.

– Конечно, хотя там не все еще закончено.

Приближаясь, Минерва замедлила шаги. Ее взгляд упал на щеку Розамунды, и та невольно потянулась к ней пальцами. Сегодня она наложила немного краски, но светило яркое солнце, и «бальзам» почти не помог.

– Вот негодяй, – проговорила Минерва, прежде чем обнять Розамунду.

– А теперь покажите мне магазин и все о нем расскажите.

Розамунда представила ее миссис Инграм, а потом провела по дому. Они остановились в дальней мастерской. Минерва оглядела материал и фурнитуру.

– Как-нибудь вы должны разрешить мне посмотреть, как вы создаете шедевр, – сказала она. – Я завидую всем, у кого есть художественные способности. – Она повернулась к Розамунде. – Вы писали, что вам снова понадобились мои профессиональные услуги. Чем могу помочь?

– Идемте со мной.

Розамунда вывела Минерву из магазина на лестницу, ведущую на второй этаж, а оттуда – в апартаменты в задней части дома, предназначенные для миссис Инграм, и пригласила присесть за стол, стоявший у дальнего окна.

– Вы говорили, что Чарлз живет в Париже. Вы знаете, где именно?

Минерва открыла ридикюль.

– Я подозревала, что вам понадобилась эта информация, раз вы снова обратились ко мне. Я знаю, где он проживает. Вот улица и номер дома. – Она протянула Розамунде свернутый листок бумаги. – Вы решили ему написать?

Розамунда взяла в руки бумагу. От одного прикосновения к ней сердце забилось быстрее.

– Я решила поехать в Париж. И собираюсь нанести ему визит, пока я там.

– Как вам повезло посетить этот город. Возможно, когда прибудете в Париж, вам следует сначала ему написать, а не заставать врасплох.

Она подняла глаза с бумаги на Минерву.

– Вы думаете, я совершаю ошибку?

– Я провела много времени, разыскивая бывших друзей, возлюбленных и пропавших родственников. Воссоединения с ними не всегда проходили так, как надеялись мои клиенты. Время меняет людей. Вы поедете одна?

Сильно ли время изменило Чарлза? Мог ли он забыть о ней? Сердце отказывалось этому верить. У них была не просто любовь, а поразительно глубокое чувство.

– Я буду путешествовать сама по себе, но мистер Реднор тоже отправляется в Париж в это время. Он сможет помочь в случае необходимости, а я в случае нужды смогу подписать документы.

Минерва чуть вскинула брови.

– Ваша камеристка Дженни едет с вами?

– Я попросила ее помочь миссис Инграм в магазине, и она согласилась. Полагаю, что смогу нанять камеристку в гостинице. Мистер Реднор порекомендовал мне отель «Ле мёрис». Вы знаете это место?

– Вас там все устроит. Завтра я пришлю вам названия еще нескольких гостиниц. Мы с Чейзом ездили туда прошлой осенью, я вам напишу, как найти кое-какие магазины, которые вам, возможно, захочется посетить, и дам рекомендательные письма к друзьям, если вам понадобится помощь. Когда вы уезжаете?

– В понедельник.

– Так скоро? Вы достаточно пришли в себя после случившегося вчера?..

– Я из-за этого не переживаю. Однако там было сказано много такого, что повергло меня в изумление. Сказано не Филиппом, а другими. О нашем… благодетеле. Возможно, вы сможете мне объяснить сказанное. Если это, конечно, не тайна.

На лице Минервы осталась лишь скупая, какая-то отстраненная улыбка.

– Насколько позволит моя совесть, попытаюсь. Он упал с парапета в своем загородном доме. Это объявили несчастным случаем.

– Однако кое-кто из родственников так не думает. Например, леди Долорес.

– Да, не думает.

– Они верят, что с ним расправились?

– Кое-кто верит.

Розамунда громко сглотнула.

– А кто-то думает, что это я сделала? Что из-за наследства я могла…

– Ни у кого нет причин подозревать вас. Вы были в Ричмонде, так что можете вообще не обращать внимания на подобные сплетни. – Минерва улыбнулась, словно этот аргумент все поставил на свои места. – Так, теперь я откланяюсь, чтобы вы могли закончить дела. Когда станете собирать вещи, не забудьте положить лучшие наряды. Вдруг вам захочется пойти в оперу или театр или поужинать в одном из изысканных ресторанов.

Розамунда спустилась по лестнице и проводила Минерву до дверей. Потом вернулась в магазин, чтобы помочь миссис Инграм. Как только у нее выдавалась минутка отдыха, она вновь и вновь прокручивала в голове разговор с Минервой. Ее новая подруга решительно закончила разговор, прежде чем она смогла задать очередной вопрос о смерти покойного герцога.

Глава 12

– О-о-о. C’est tres belle[2], – сказала Маргарита, проводя ладонью по шелковистой ткани светло-лилового вечернего платья.

Розамунда понятия не имела, что сказала девушка, которую управляющий отелем прислал ей в качестве горничной.

– Оно… красиво, – неуверенно, с запинкой произнесла Маргарита по-английски.

Она звучала так, как, по мнению Розамунды, звучала она сама, пытаясь произнести что-то по-французски.

Маргарита продолжала распаковывать дорожные сундуки. Это, наверное, займет какое-то время. Розамунда, никогда раньше не выезжавшая за границу, послушалась совета Минервы и в конечном итоге взяла с собой все свои новые наряды, а также множество старых.

Она вернулась в спальню. Хотя и небольшая, комната казалась ей роскошной. Длинные высокие окна пропускали много света, а изящно украшенный лепниной высокий потолок создавал ощущение богатства.

А еще спальня была хороша тем, что к ней примыкала гостиная. Более того, в гостиной был выход на небольшую террасу, обращенную к расположенному на другой стороне улицы парку.

Она вышла на террасу, чтобы полюбоваться видом. Люди прогуливались там так же, как и в лондонских парках.

– Это сады Тюильри. Туда ходят на людей посмотреть и себя показать.

Она обернулась и увидела, что на соседнюю террасу вышел Кевин Реднор. Она не имела представления, что он поселился по соседству с ней. После того, как он переговорил с управляющим гостиницы, господин в ливрее проводил ее до дверей, а сам Кевин исчез.

Она показала на его длинные высокие окна.

– У вас тоже апартаменты?

Он покачал головой.

– Они мне не нужны.

– Мне тоже.

– Возможно, как-нибудь вечером вам захочется поужинать в одиночестве. Французы очень либеральны, а рестораны у них непревзойденные, но даже они считают, что женщина не должна сидеть за столом одна. Таким образом, можно заказать ужин в номер, но вам не придется есть в спальне.

– Как заботливо с вашей стороны, что вы об этом подумали. Я слышала, как вы внизу что-то обсуждали с управляющим, но не думала, что хлопочете для меня.

– Одному из нас нужна свободная комната. Если нам понадобится уединиться. Лучше, чтобы она была у вас.

– Понадобится уединиться?

Сердце у нее забилось чуть чаще, ее охватила тревога пополам с… волнением. Для последнего не было оснований, но она не могла отрицать, что оно присутствует.

Розамунда не забыла, что он сказал, когда она уезжала из его дома в Лондоне. Даже во время спешной подготовки к поездке она помнила эти слова краешком разума. Если мужчина открыто заявляет о своем намерении соблазнить женщину, ей надо быть полной дурой, чтобы это проигнорировать. Отправиться путешествовать в его обществе было, наверное, безрассудно. Даже опасно.

Когда этот мужчина хорош собой и приятен, возможно, вполне естественно испытывать к нему подобные странные чувства. Во время путешествия он часто погружался в раздумья. Она не могла удержаться, чтобы не глядеть на него и не гадать, сказал ли он те слова, чтобы поддразнить ее или в отместку за ее отказ. Однако несколько раз этот взгляд безжалостно впивался в нее, словно он угадывал, что она думает, и намеренно стремился ее сконфузить.

В результате она всю дорогу до Дувра была начеку. Нельзя было игнорировать его присутствие в экипаже напротив нее. Она постоянно ждала чего-то неприличного. По правде сказать, это ожидание приятно возбуждало ее и без попыток мистера Реднора сделать что-либо предосудительное.

Да уж, очень достойно с ее стороны. Глупо и постыдно. Когда это происходило, она вызывала в памяти образ Чарлза и сосредоточивалась на нем. Она несла его образ с собой на почтовом корабле, особенно когда мистеру Реднору случалось стоять рядом с ней, в то время как они с палубы смотрели на море. Лишь на несколько мгновений, во время их поездки от побережья в Париж, она почувствовала, что он всерьез подумывает о соблазнении.

Когда Кевин договаривался о транспорте, он спросил, нужен ли ей отдельный экипаж. Будучи практичной, она сочла это пустой тратой денег.

Но не прошло и часа, как Розамунда поняла, почему женщине не пристало путешествовать наедине с мужчиной. Даже самый просторный экипаж со временем становился тесным. Возможно, невысокие люди удобнее устраивались в салоне, но она была выше большинства, а с ростом мистера Реднора его ноги всегда находились совсем рядом с ее коленями. На самом деле, несколько раз отодвинувшись, она даже подумала, что он нарочно расставляет ноги, чтобы прижать ее к окну.

Она могла бы счесть это обычной грубостью, но именно тогда он оторвался от каких-то обуревавших его мыслей и обратил на нее пристальное внимание. От этого взгляда ей всегда было неуютно, но в тесном экипаже его взгляд казался просто-напросто буравящим. Стало еще хуже, когда он озвучил свои мысли.

– Сколько вам лет? – спросил он. – Думаю, что где-то двадцать два.

– Вы ошиблись. Мне почти двадцать четыре.

В ответ он чуть-чуть нахмурился.

– Значит, вы уже довольно давно живете сама по себе.

Тут его любопытство сделалось назойливым.

– До недавнего времени я работала прислугой. – Она сердито поглядела на его ноги. – Я понимаю, что экипажи не делаются под мужчин вашего роста, но вы занимаете больше своей доли. Не могли бы вы подвинуть колени?

Он с легкой улыбкой переставил ноги.

– Долго нам еще до Парижа? – спросила она.

– Приедем мы к вечеру… Значит, вы работали прислугой, а потом открыли мастерскую в Ричмонде?

Она почти слышала, как он что-то прикидывает.

– В промежутке я работала у шляпницы в Сити.

– Значит, вы жили сама по себе два года или около того.

Знай она, что от побережья до Парижа целый день пути, она бы наняла собственный экипаж, чтобы ей не докучали подобными расспросами.

– Зачем вы меня об этом спрашиваете? Боитесь, что какой-нибудь охотник за приданым вскружит мне голову?

– Охотники за приданым проявят интерес независимо от вашего возраста. Вам может быть хоть шестьдесят, они все равно станут увиваться вокруг вас.

В этом случае, возможно, ему просто скучно. У него явно кончились гениальные идеи для размышлений. Когда он не сделал попыток дальше вести разговор, она с облегчением погрузилась в мысли о Чарлзе и об ожидании их встречи. Попыталась представить воссоединение после стольких лет. Конечно, он будет выглядеть немного старше, но она не ожидала увидеть разительных перемен. Он поприветствует ее крепкими объятиями и долгим поцелуем, а потом рассмеется от счастья. Она представляла его широкую улыбку и сверкающие глаза, его взгляд, когда она бросится навстречу его объятиям…

– Пытаюсь определить, невинны ли вы.

Это спокойное заявление резко прервало ее фантазии.

– Я… Что-что?

– Вы спросили, почему я интересуюсь, сколько вы жили одна. Вот причина. – Он смотрел на нее совершенно спокойно. – Так как?

– Теперь я понимаю, почему родня считает вас совершенно невыносимым. Ну и вопрос! Грубый, непристойный…

– Это очень простой вопрос. – Он откинулся на подушку. – Убеждение, что есть темы, которые мужчине нельзя обсуждать с женщинами, – просто смехотворно. Интересно, кто выдумал эти дурацкие правила. Наверное, женщины вроде моих теток.

– Скорее, женщины вроде меня, которые находят подобные вопросы слишком личными.

– Вы сочли этот вопрос слишком личным лишь потому, что ответ, как вам кажется, выставит вас в плохом свете, но на самом деле вы просто подтвердили мое собственное заключение и никоим образом не изменили моего мнения о вас.

Тут он закрыл глаза и сложил руки на груди, как будто возвращаясь к занимавшим его размышлениям.

– Я не подтвердила вашего заключения, потому что не ответила на ваш вопрос, – сказала Розамунда.

– Конечно же, ответили – Он приоткрыл глаза и посмотрел на нее прищурясь. – Будь вы еще невинны, вы бы так и сказали. «Как вы смеете полагать, что это не так, сэр». Или что-нибудь вроде: «Я не замужем. Разумеется, я честна. Вы отъявленный негодяй, если полагаете иначе». Или, возможно: «Поднимать эту тему бестактно и оскорбительно. Я требую, чтобы вы вышли из экипажа и ехали на козлах с кучером».

Она почувствовала, как ее лицо заливается краской все сильнее с каждой фразой, которой она не произнесла. Возможно, он это заметил, поскольку расслабился, сел прямо и подался к ней.

– Как я сказал, это никоим образом не меняет моего мнения о вас. Я пришел к своему заключению логически, отталкиваясь от вашего характера и манеры держать себя, но не мог утверждать точно, учитывая, какие странные бытуют мнения на этот счет.

– Мне совершенно безразлично, как вы относитесь к своим ошибочным заключениям, сделанным на основании этого чрезвычайно странного разговора.

– Не такого уж и странного. – Он посмотрел ей прямо в глаза. – В конце концов, опытная женщина не представляет собой загадки, а вот невинная… я бы даже не знал, с чего начать.

Теперь, на террасе, когда она повторила слово «уединиться», он поглядел на сады и еле заметно улыбнулся.

– Скоро мы встретимся с мсье Форестье. Нам придется принять несколько непростых решений. Такие разговоры не следует вести на людях.

– Конечно, нет. Но у меня и самой еще много планов. Я хочу увидеть фешенебельные лавки и дамские моды. Полагаю, никто здесь не говорит по-английски?

– Французы считают, что любой приличный человек выучит их язык.

– Как и поступают люди вашего сорта.

Он не просто говорил по-французски, он разговаривал так, словно выводил долгую, быструю, непрерывную и малопонятную мелодию.

– Я останусь тут совершенно беспомощной, верно? – Она сложила руки на груди, чтобы немного согреться. На западе садилось солнце, отбрасывая длинные тени. В Париже, казалось, было холоднее, чем в Лондоне. Когда ветер дул с севера, он обдавал их холодком.

– Я сопровожу вас, куда вам угодно, так что вы не заблудитесь.

Розамунда едва ли хотела, чтобы он ее сопровождал во время поисков Чарлза. Однако, если целый день побродить по городу, она, пожалуй, узнает достаточно, чтобы сказать в гостинице, куда ей надо, и попросить извозчика.

– Почему бы вам завтра не отправиться в Пале-Рояль? – предложил он. – Там дивные магазинчики, и вы хорошенько рассмотрите новейшие моды в саду. А теперь идемте, поужинаем. Я объясню, что и как есть.

Она согласилась и вернулась к себе. Разве еде нужны объяснения?

Мисс Джеймисон настаивала, чтобы они путешествовали каждый сам по себе, но, конечно, этого не случилось. Кевин об этом позаботился.

Наконец, его долгом джентльмена было благополучно доставить ее в Париж. Для этого лучше всего было ехать в одном с ней экипаже и присматривать за ней на почтовом корабле.

Теперь, учитывая ее незнание французского языка и здешних обычаев, он был обязан продолжать опекать ее.

Он мог бы что-то сказать, когда заметил, что управляющий в гостинице сделал неверные выводы касательно их отношений. Мог бы ясно заявить, что двое апартаментов необязательно должны быть расположены по соседству, поскольку мисс Джеймисон всего лишь подруга. Можно было это сделать, не говоря ни слова.

Но ему было удобнее не опровергать этих выводов.

Он появился у ее двери, одетый к ужину. Ее открыла камеристка, молодая хорошенькая брюнетка с черными кудрями и очень французским носиком. Шагнула в сторону, чтобы Кевин мог войти в гостиную. Розамунда ждала там.

Она выглядела восхитительно в лиловом вечернем наряде, в котором была у тети Агнес. Ее белокурую головку венчала крохотная шляпка с изящным пером. Лицо обрамляли вьющиеся локоны.

Он предложил ей руку.

– Я подумал, что, если вас устроит, мы нынче вечером поужинаем здесь, в гостинице.

Она кивнула, по пути вниз рассматривая лестницу и потолок.

– Сдается мне… Я думаю, что это будет не ужин в придорожной таверне.

– И не ужин у моей тетки, хотя в Лондоне есть повара-французы. Например, у Николаса.

– Неужели еда настолько отличается?

– Иногда. Но очень многое покажется вам знакомым.

Они сели за столик в ресторане. Розамунда разглядывала хрусталь, цветы и наконец остановила взгляд на разложенных перед нею приборах. Склонила голову набок и показала на один из них.

– А это что такое?

– Я скоро покажу.

Он не стремился выбить Розамунду из колеи, но решил, что ей не помешает познакомиться с чем-то новым. Поэтому заказал шампанское, и они посмеялись, когда пузырьки защипали у нее в носу. Велел подать креветки, и они ей понравились. Затем сказал, чтобы из кухни принесли улиток.

Она посмотрела в тарелку, потом на него.

– Это что такое? – спросила Розамунда, трогая одну из них вилкой.

– Их едят тем странным прибором, который вас смутил.

– Но что это?

– Брюхоногие. Cornu aspersum. – Он положил улитку в рот. – Французы называют их эскарго, а мы – улитками.

Она состроила гримаску.

– Дома мы зовем их слизняками и не едим. Мы их давим или морим чесночным настоем.

– Эти живут в раковинах, в которых их подали. У слизняков нет раковин.

– Вы-то точно знаете.

Это не прозвучало как похвала. Она все трогала улитку вилкой, словно ждала, когда та шевельнется.

– Их едят с античных времен и разводят. Попробуйте. Обещаю, что слизи там нет. Их выращивают так, чтобы слизь исчезла.

– А пробовать обязательно?

– Конечно, нет. В первый раз нужна смелость.

Она выковыряла улитку из раковины и внимательно рассмотрела.

– Если меня вывернет, вы будете виноваты в том, что меня подначили. Налейте еще шампанского, чтобы я ее запила.

Он выполнил просьбу и теперь смотрел, как Розамунда собирается с духом. Быстрым движением она отправила улитку в рот, три раза прожевала, потом потянулась к бокалу с шампанским и сделала хороший глоток.

– Опыт не из приятных. Кроме масла, почти никакого вкуса, да и жесткая она какая-то.

– Чтобы оценить их вкус, нужна привычка.

Подали камбалу, которая ей пришлась больше по душе.

– Раз вы такой ценитель всех этих французских вкусов, значит, наверняка часто сюда ездите.

– Довольно часто.

– А в другие страны вы ездили?

– Я стал совершеннолетним, когда разбили Наполеона. Как большинство молодых людей, объехал всю Европу. – Он понял, насколько высокомерно прозвучали его слова. – По крайней мере, как большинство молодых людей, по вашему выражению, моего сорта.

– Я и в Англии мало где была. Дома. В Лондоне и Ричмонде. Один раз в Брайтоне. – Она пожала плечами. – И тем лучше. Люди вашего сорта разговаривают на разных языках. А я еще своему не выучилася. – При этих словах она лукаво улыбнулась, показывая ему, что сделала ошибку нарочно.

– Для путешествий не обязательно знать языки. А вы хотите попутешествовать?

Казалось, вопрос огорошил ее.

– Никогда об этом не думала. Раньше такое было невозможно. Но да, думаю, что когда-нибудь попутешествую. Интересно посмотреть на новые места и обычаи. Даже на улиток.

Кевин стал гадать, каково бы было проехаться по прежним местам, только на этот раз вместе с Розамундой. Он представил, как она наслаждается теплом Греции и Египта, как бродит по брусчатке Флоренции. Представил, как они занимаются любовью на террасе в Позитано и вместе плавают в озере Комо.

Она отложила вилку и нож.

– Надеюсь, вы не велели им приносить еще еды. Я очень наелась. На самом деле, наелась так, что мне надобно прогуляться.

– Я вас сопровожу. Можем пройтись вдоль реки.

Он ждал внизу, пока она поднималась к себе взять накидку. Велел портье вызвать извозчика и проверил почту. Пришло одно письмо. Он прочел его и сунул в карман, когда Розамунда начала спускаться по лестнице.

Она прелестно выглядела в шляпке с полями, которые широким кругом обрамляли ее лицо, а мягкая кремовая материя сплеталась в складки-лучи, центром которых были ее глаза. Но его взгляд и без них все время стремился туда. Понадобились недюжинные усилия, чтобы не таращиться на нее за ужином.

Еще на ней была длинная шаль кремового цвета, струившаяся по плечам и спине. Та была легкой и вряд ли хорошо согревала. У реки могло быть прохладно.

– Я думала надеть накидку, – сказала она, теребя краешек шали, – но у меня ни одна не подходит к этому платью.

– Этого будет достаточно, – с легкостью солгал он, предлагая ей руку.

Париж не спал почти до самой ночи. Это стало первым впечатлением Розамунды, когда они шли вдоль Сены. Вокруг были люди: одни спешили, другие медленно прогуливались, дыша воздухом.

– Река тут пахнет сильнее, чем в Лондоне, – сказала она.

– Это большой город, и Сена пронизывает его весь. Течет она медленнее, чем Темза, и на ней не бывает приливов.

Хотя было темно, она видела здания, мимо которых они шли. Фонари бросали на тротуар яркие круги света.

– Тут все еще жгут масло, – сказал Кевин. – У фонарей посеребренные стекла, отражающие свет. Умножающие его. Получается ярче, чем у нас, пусть механика и примитивна.

Когда они проходили очередной фонарь, она поглядела вверх, чтобы понять, о чем он вел речь.

– Очень похоже на Сити, – заметила она. – Большие дома вроде этого, а рядом старые и маленькие.

– Очень скоро вы увидите очень большие дома.

На противоположном берегу реки возвышалось большое, похожее на замок здание с маленькими окнами и башенкой сбоку. Оно так заворожило Розамунду, что она не заметила собор, пока тот не вырос перед ней на другой стороне площади.

– Возможно, вы не заметили, но мы перешли через мост и оказались на речном острове, – сказал Кевин. – Это самая старая часть города.

Они осмотрели собор, и он рассказал ей кое-что из его истории. Затем они снова побрели вдоль реки.

– Я получил письмо от мсье Форестье, – проговорил Кевин, когда они стояли на мосту, глядя на черную ленту воды под ногами. – Он хочет встретиться завтра. За ранним ужином. Вы приглашены.

– Я не пойму ничего из сказанного за столом. Что мне там делать?

– Блистать красотой.

Она поглядела на его профиль. Они стояли далеко от фонарей, так что выражения лица почти не было видно.

– Вы хотите, чтобы я его отвлекла и заставила принять невыгодные условия?

– Вы будете там как полноправный партнер, чье согласие необходимо. Если по какой-то причине от вашего присутствия у него закружится голова или помутится разум, в том не ваша и не моя вина.

– Едва ли думаю, что у него помутится разум, – рассмеялась она. – Голова закружится, это верно. Он, наверное, совсем как вы, весь погружен в науку и машины, и женщины его не отвлекают.

Рядом с ней воцарилась тишина. Она повернула голову и увидела его взгляд. Его глаза в темноте ночи были темными омутами, но в них сверкали крохотные искорки.

– Вы так думаете? Вижу, я был слишком деликатен.

Его голос, тихо прозвучавший в ночи, встревожил ее.

– Вовсе вы не были деликатны. Вы однозначно заявили, что никогда не очаровывались женщиной.

– Что-то такое, пожалуй, говорил.

Теперь он казался ближе, хотя и не двигался. Он нависал над ней, но страха она не чувствовала. Сердце забилось быстрее. Ее охватило сладкое волнение. Не страх, а его добрый кузен, дразнящий своим предупреждением.

Затем его рука оказалась у нее на лице, глаза совсем рядом. Ее обдало теплом его ладони.

Мысли Розамунды понеслись вскачь. Ее охватило изумление, она едва дышала. Он обнял ее лицо обеими руками. Голова опустилась, потом остановилась, словно чего-то ожидая. Потом подалась вперед, и он ее поцеловал.

Этот поцелуй ждал своего часа с самого отъезда из Лондона. Она так долго опасалась его, что теперь он принес ей нечто вроде облегчения.

Такой реакции она от себя не ожидала. Она держалась начеку благодаря здравому смыслу, но теперь всякий здравый смысл покинул ее. Она отвечала на поцелуи тепло и медленно, затем сдалась и ответила жадно и страстно. Его сила соблазнила ее. Как же давно ее не охватывало, не поглощало чувственное возбуждение. Ей нечем было защищаться, и она этому радовалась. Его напор обрел физическую силу, покорив ее так же, как иногда покорял его взгляд.

Несмотря на замутненное сознание, она подмечала детали. То, как ее обнимали его руки. Запах его кожи и одежды. Как его умелый язык повергал ее в неописуемую дрожь. Как его ладони охватывали ее спину и бедра. Он осыпал поцелуями ее шею, и она откинула голову, давая им простор. Ее охватила сладкая дрожь, сдавив грудь и лоно. Дивное безумие манило ее.

Какой-то шепот рядом. Все ее тело вопило, чтобы шептавшие ушли. Прохожие не обратили на них ни малейшего внимания. Она была на седьмом небе от счастья, что их не прервали, потому что она хотела, отчаянно хотела… его рука поднялась и стала ласкать ей грудь. Да, да, она хотела этого.

Она льнула к нему, чтобы он не останавливался. Он перестал целовать ее и прижал к себе, касаясь губами ее макушки, а рукой лаская ее. Осторожные ласки щекотали. Дьявольские пальцы дразнили. Он вырывал у нее вскрики и стоны, заставляя мучительно желать большего.

Словно угадав мысли Розамунды, он опустил руку вниз. Притянул к себе и поцеловал в макушку, а руку просунул между ее бедер. Через платье, нижнюю юбку и белье он проник ей глубоко между ног, а потом прижался к той самой точке, что причиняла ей невыносимо сладкие страдания.

Она почти висела на нем, потеряв разум и тяжело дыша. Принимала все, что он давал. Не полное облегчение, но достаточно для того, чтобы она не умерла. Она изо всех сил подалась вниз, чтобы утолить опустошающую нужду. Вот только само это давление начало вызывать еще более глубокие страсти. Но тут он убрал руку и крепко прижал ее к себе.

Так они и стояли, переплетясь, пока Розамунда пыталась прийти в себя и убеждала тело не надеяться на что-то большее. Она снова услышала внизу шум реки, увидела фонари и ощутила бедрами каменные перила. В голове зашептало чувство вины, но она не обращала внимания, потому как не хотела сожалеть о том, что чувствовала. Пока не хотела. Она не хотела отпускать от себя чувственные узы, что могли существовать между мужчиной и женщиной, но с течением времени эти узы все-таки растворились в ночи.

К тому времени, как они дошли до конца моста, Кевин понял, что она не примет его нынче ночью. Так что не предлагал, чтобы они продолжили на удобной кровати в гостинице, как ему этого ни хотелось.

Он поцеловал ее, потом посадил в экипаж и пошел обратно один. Не прошло и минуты, как он начал ругать себя за эту треклятую порядочность.

Нужно было поддаться своему побуждению и взять ее прямо на мосту. Она ведь едва ли не умоляла его об этом. Никому бы не было никакого дела, если бы их заметили. Но нет, ему понадобилось быть английским джентльменом. Задрать ей юбку и закинуть ногу вверх на мосту было бы неуважительно. Неподобающе. «С порядочной женщиной так не обращаются».

Черт, да он ведь даже не был уверен, правда ли это. Откуда ему знать, может, порядочные женщины по всему Лондону отдавались любовникам в парках и на мостах. Кевина никогда не интересовал этот вопрос.

Он шагал, выбрав длинную окольную дорогу, потому что хотел снова обрести контроль над своими мыслями и телом. Нарочно раззадорил в себе привычную злость насчет того, что же она за наказание такое. Препятствие, помеха. Упрямая женщина, доставлявшая ему одни неприятности. Но все-таки он продолжал ее слышать, ощущать ее запах, чувствовать ее. Он представил ее обнаженной и податливой, отчаянно молящей о большем, чем он позволил себе этим вечером. Конечно, она оказалась страстной. Желать ее было пыткой, которую изобрели в преисподней словно специально для него, так отчего бы не заставить адское пламя пылать особенно жарко?

Сейчас он уж точно пылал. Ему понадобился почти час, чтобы сбросить насланное ею наваждение. Он приблизился к гостинице, глядя на высокие окна за ее террасой и гадая, по-прежнему ли она хочет продолжения, как и он. Насколько можно было судить, в ее апартаментах не горел ни один огонек. Непокорная мисс Джеймисон отправилась спать.

Что же, пусть хоть один из них хорошо выспится этой ночью. Ему-то сегодня точно не уснуть.

Глава 13

Розамунда осмотрела перья, разложенные на столе в дальней комнате магазина мсье Бенуа. Какие-то из них были окрашены, и она гадала, понравятся ли лондонским дамам столь яркие страусовые перья в осенне-зимнем сезоне.

Мсье Бенуа, будучи умным коммерсантом, беспрерывно двигался по магазину. Каждый раз, проходя мимо, он клал на стол что-то интересное. Пожилой, сухонький, с умными глазами, он улыбался Розамунде каждый раз, когда их взгляды встречались. Она видела, что он ожидает, когда ее желания преодолеют неуверенность.

Она нашла этот магазин, потому что нанесла визит одной из портних, которых порекомендовала Минерва, и спросила, где можно купить материалы для отделки. Модистка не говорила по-английски, но они прекрасно поняли друг друга. Через несколько минут она уже познакомилась с мсье Бенуа, который, как оказалось, снабжал материалами самых известных в Париже шляпниц. К тому же он говорил по-английски.

Это было очень кстати, поскольку сегодня она была одна. Кевин рано уехал из гостиницы, оставив записку, что у него сегодня встречи и что он зайдет к ней часа в четыре, чтобы отправиться на ужин с мсье Форестье. Она испытала облегчение от того, что сегодня не придется общаться с Кевином, не говоря уже о том, чтобы находиться рядом с ним несколько часов. Она сомневалась, что они смогут провести вместе целый день и успешно делать вид, что вчера ночью ничего не произошло.

Он по-прежнему занимал ее мысли, даже когда она рассматривала перья. О чем она тогда думала? «Мыслей не было, только чувства и удовольствие». Именно так говорил ее внутренний голос, неудобный тем, что озвучивал простые истины, не пытаясь искать оправдания или плести ложь.

Она решила, что слишком долго была одна. Многие годы ее не касался никто, кроме ее самой. Она оказалась беззащитна перед соблазнением Кевина из-за того, что иссохла и жаждала дождя. «Не так уж ты и беззащитна. До него ведь были другие, но их ты все-таки отвергла».

Казалось особо греховным так поступить, когда она собиралась увидеться с Чарлзом. После стольких лет праведности и сохранения себя поддаться похоти было позорно. «И все же ты совсем не думала о Чарлзе там, на мосту. Чувство вины появилось лишь на пути обратно в гостиницу».

Она заставила мысли вернуться к столу, отложила в сторону три раскрашенных пера, протянула руку и пощупала дивную отделку из жемчужного песка. Он будет прекрасно смотреться и на шляпке, и на диадеме. Розамунда прибавила жемчуг к уже выбранным ею образцам отделки.

Рядом снова оказался мсье Бенуа, неспешно появившись из передней комнаты с плоской коробкой в руках.

– Я возьму вот это, мсье.

– Чудные, да? Глядите, что я вам еще принес. Это привезли вчера. Обычно я не торгую тканями, но…

Он слегка пожал плечами.

В коробке лежал отрез зеленого шелка. Она потрогала его, удивившись плотности фактуры и нежному блеску. Пожалуй, это был самый красивый гроденапль, который она когда-либо видела.

– Сколько он стоит?

Хозяин назвал цену. Она чуть не рассмеялась. Ей никогда не продать шляпку за столько, чтобы оправдать эту сумму.

Он улыбнулся вместе с ней. Его глаза вспыхнули.

– Для вас – полцены. Потому что вы tres belle. Возможно, вы сделаете себе шляпку из этого шелка и наденете ее, когда снова приедете в Париж и зайдете ко мне в магазинчик.

– Если я еще найду такие же прекрасные магазины, как ваш, то обязательно вернусь.

– Ах, тогда я должен рассказать вам и о других. Возможно, о тех, где торгуют изысканными тканями. Конечно, не такими дивными, как эта. – Он указал на отрез.

– Разумеется.

Она ушла от мсье Бенуа с небольшим списком и заверениями в том, что он доставит покупки ей в гостиницу, дошла до сада Пале-Рояль и нашла скамейку, на которой можно было передохнуть.

Открыв ридикюль, Розамунда достала карманную карту Парижа и распахнула ее на отмеченной странице. Там была кружком обведена улица.

На этой улице жил Чарлз. Завтра она его навестит. Пришло время снова с ним повидаться.

Кевин пил виски, терпеливо ожидая часа, когда повезет Розамунду ужинать. Он мысленно перебирал все свои предыдущие разговоры с Анри Форестье. Почти не было причин полагать, что сегодняшняя беседа закончится соглашением, когда все прежние переговоры оказались безуспешны, но ему оставалось лишь постараться еще раз.

Как они с Розамундой договорились в Лондоне, если согласие не будет достигнуто, он продолжит работу без усовершенствований.

Перебирать мысли было непросто, потому что теперь у него в голове поселилась Розамунда и направляла их по неверному пути. На этот раз она манила его к фривольным фантазиям, и Кевин последовал за нею, пусть даже его ждало разочарование. Вскоре в нем проснулся животный голод, и в мечтах он вновь и вновь овладевал ею. Это грозило окончиться предсказуемым результатом, так что он заставил себя открыть глаза, встал и начал нервно разгуливать туда-сюда.

Поглядев на карманные часы, он понял, что погружался в эротические фантазии гораздо дольше, чем казалось, надел сюртук и через несколько минут появился у двери по соседству со своими апартаментами.

Камеристка предложила ему войти, затем попросила подождать в гостиной. Из гардеробной послышались приглушенные голоса. Затем дверь открылась, вышла камеристка, а за ней Розамунда.

Когда он ее увидел, его снова обуяли фантазии. На ней было платье из красного шелка, которое она заказала в тот памятный день у модистки. Родня шутила, что он никогда не следит за модой, но Кевин уделял ей достаточно внимания, чтобы иметь представление о самых свежих тенденциях. Талия чуть ниже, чем носят в Лондоне, подчеркивала ее пышную грудь. Широкое низкое декольте было изящным, но откровенным. Юбка, пошитая конусообразно, расширялась книзу и струилась при ходьбе, тогда как многие похожие платья сухо шуршали.

Еще ему бросилось в глаза отсутствие украшений. Женщины тяготели к богато украшенным вечерним платьям с массой оборок, кружев и прочего. Кроме кружевной оторочки на подоле и декольте, единственным украшением платья была сама Розамунда.

Камеристка зачесала ее белокурые волосы вверх к макушке, которую увенчивала диадема с крохотными бусинками.

Она потеребила ридикюль, также украшенный бисером.

– Не подойдет? Вы предупреждали, что красный цвет может быть слишком броским, и вид у вас как будто неодобрительный.

Неодобрительный? Да он готов был наброситься на нее прямо здесь.

– Просто чудно. Вы красавица в этом платье. Мне, чего доброго, придется отгонять мсье Форестье шпагой.

Она зарделась.

– Надеюсь, оно не очень вас смутит. Я знаю, вы бы предпочли, чтобы я не ходила на этот ужин.

– Это неправда. Экипаж, наверное, уже здесь, так что нам пора сойти вниз.

Камеристка накинула на плечи Розамунде темно-вишневую шаль. Кевин предложил ей руку, и они начали спускаться по лестнице.

Он гадал, как ему удастся провести эту встречу, когда рядом будет сидеть такая пленительная Розамунда.

Экипаж провез их мимо Лувра и Пале-Рояля, затем направился к реке. Они миновали мост, по которому гуляли ночью. Его вид пробудил воспоминания, в которые Розамунда не хотела теперь погружаться.

– Сегодня я нашла дивный магазин, где торгуют отделочным материалом для шляпок, – сказала она, чтобы Кевин тоже не заговорил о событиях прошлой ночи. – Там просто чудесные крашеные перья.

– Красные?

– И других цветов тоже. Хозяин также согласился продать мне нашедшийся у него особенный шелк. Из него я сошью шляпку Минерве. Она так любезно посвятила мне столько времени, что это будет меньшее, что я могу сделать в ответ.

– Позаботьтесь, чтобы шляпка выглядела повыразительней. Она говорила, что ваши творения именно этим отличаются от других.

Его голос звучал почти рассеянно. Он смотрел в окно, и Розамунда поняла, что мысли его где-то далеко. Возможно, он думал о мсье Форестье.

Ради Кевина она надеялась, что вечер пройдет хорошо. Если нет, то, по крайней мере, начнутся хоть какие-то перемены. Они смогут вернуться Лондон и начать планировать, как сделать из их предприятия нечто иное, чем просто мальчишеские мечты.

Она поглядела на него, пока в окнах экипажа проплывал город, и заметила, что он чуть хмурится, несмотря на отстраненное выражение. Она удивилась, когда он вдруг внезапно впился в нее взглядом.

– У меня вопрос, – сказал он. – Если я его не задам, то сойду с ума.

– Так задавайте.

– Вчера ночью, если бы по возвращении в гостиницу я постучал бы к вам в дверь, вы позволили бы мне войти?

Ну и вопрос. Розамунда стала возиться с ридикюлем, чтобы не смотреть на него и не видеть его пронзительного взгляда. Но он ждал.

Наконец она оставила надежду, что молчание послужит ей ответом.

– Нет.

Это прозвучало так в лоб. Так жестоко.

– Не потому что я не… то есть, наверное, было очевидно, что я…

– Да.

«Боже мой. Так же в лоб».

– Когда очевидно, что мужчина и женщина желают друг друга, они что-то с этим делают. Потому я и спрашиваю, – объяснил Кевин.

Он умел говорить об этом куда лучше, чем она. Несомненно, у него был опыт подобных разговоров. А у нее – никакого.

Она подумала, не рассказать ли Кевину о Чарлзе, хоть это и не объяснит ее поведения на мосту. В тех обстоятельствах даже она не могла в нем разобраться.

– Но вы ведь не постучали ко мне в дверь, так? Возможно, по той же причине, что я не пригласила вас войти.

– И какова же эта причина?

– Если я не захотела быть вашей женой, то, возможно, не хочу быть и вашей любовницей.

– Если бы все было так просто.

Экипаж начал замедляться. В окошко ударило закатное солнце. Кевин подался вперед, из яркого луча в тень, где сидела она.

– Если вы постучитесь в мою дверь, то обещаю, что обязательно приглашу вас войти, и это не потребует никакого формального соглашения.

Открылась дверца. Опустилась подножка. Розамунда поправила шаль и бок о бок с Кевином вошла в ресторан.

В хороших парижских ресторанах женщины ели вместе с мужчинами. Тем не менее мсье Форестье для их трапезы заказал отдельный кабинет, окна которого выходили на остров Сите и апсиду Собора Парижской Богоматери. Розамунда сразу же направилась к окнам и стояла в золотом сиянии, знаменовавшем окончание дня.

Мсье Форестье присоединился к ней. С улыбкой показывал то на одно здание, то на другое, отпускал комплименты. Кевин ждал, решая, вмешаться ему или нет.

Он с самого начала представил Розамунду как свою партнершу в предприятии. Форестье словно громом поразило, стоило ему ее увидеть. Когда француз бросил на него хитрый вопрошающий взгляд, смысл которого ясен любому мужчине, Кевин ответил ему столь же многозначительным взглядом. «Нет, она мне не любовница». Черт, он поступил более чем благопристойно, прямо ответив на этот вопрос. На самом деле ему хотелось пригвоздить мсье Форестье угрожающим взглядом, говорившим: «Коснись ее, и на рассвете будешь выбирать оружие».

Оказалось, что Форестье решил возделать сад, оказавшийся за открытой калиткой. Ситуацию ухудшало то, что женщины, должно быть, находили его привлекательным. Немного за тридцать, темноглаз и темноволос, c характерно галльскими чертами лица.

Розамунда, к ее чести, не поощряла его ухаживаний. Кевин не мог решить, понимает ли она, что Форестье с ней флиртует. Он говорил по-английски, но с запинкой, так что его намерения можно было истолковать как простое проявление любезности.

У входа в кабинет появился владелец ресторана. Хозяин вечера направился с ним переговорить, а Розамунда ненарочито придвинулась поближе к Кевину.

– Не уверена, чего я ожидала, но точно не такого молодого. Ему не больше тридцати пяти. – Она бросила оценивающий взгляд на стоявшего в некотором отдалении Форестье. – Полагаю, на французский манер он красив. Интересно, почему сегодня вечером без жены.

– Я не знал, что он женат.

Она кивнула.

– Я осторожно его расспросила. Он указал на школу, а я поинтересовалась, ходят ли туда его дети. Ему пришлось сказать, что они ходят в школу у университета.

– Он там преподает. – Не будучи уверенным, что она понимает, как все устроено во Франции, добавил: – Жены не мешают французам волочиться за женщинами. Иметь любовницу здесь – обычное дело.

– Как и у нас.

– Тут более открыто.

– Мне говорили, что в Англии скромность возобладала лишь недавно. А, вот и он. Когда станем говорить о доработке?

– Когда он захочет. Полагаю, после ужина.

Ужин был великолепен. Розамунда попробовала все, даже не спрашивая, что ест. Все свое внимание она направила на мсье Форестье. Только за главным блюдом до Кевина дошло, что она прекрасно распознает флирт Форестье и позволяет ему думать, что его ухаживания ей льстят.

Возможно, и вправду льстили.

Ревность мучила его весь вечер, но теперь она переросла в нечто большее. Он пожалел, что не ответил на тот молчаливый мужской вопрос по-другому.

Когда убрали посуду и подали коньяк, Форестье, казалось, готов был с удовольствием просто пить в обществе красивой женщины – и черт с ними, с делами. Кевин видел, что Розамунда начинает терять терпение. Наконец она встала.

– Кажется, от вина меня потянуло в сон. Мистер Реднор, быть может, вы проводите меня до экипажа? А потом сможете вернуться и закончить этот дивный ужин. – Она одарила Форестье ослепительной улыбкой. – Я надолго запомню ваше гостеприимство. Это одно из самых ярких впечатлений от моей первой поездки в ваш город.

Форестье заметно опечалился уходу Розамунды. Кевин проводил ее в главный зал, а затем к стоянке для экипажей.

– Если бы я осталась, он бы весь вечер болтал ни о чем, – сказала она. – Мне досадно, что он не хочет вести деловой разговор в присутствии женщины, особенно если это ее дело, но будет лучше, если я удалюсь, тогда вы хоть чего-то добьетесь.

Он помог ей сесть в экипаж.

– Завтра я расскажу, как все прошло.

– Только не раньше чем после обеда. До того мне нужно кое-куда заехать. – Она с прищуром взглянула на него. – Надеюсь, что этим вечером вы с ним придете к соглашению.

Розамунда сидела в наемном экипаже, который по ее просьбе вызвали в гостинице. Улица, похоже, была не менее респектабельной, чем улицы Мейфэра. Дома тоже напоминали по размеру тамошние, вот только построены были по-другому. Во-первых, у них были очень крутые крыши. Высокие окна, точно такие, как у нее в гостинице, распахивались, а не поднимались.

Кучер уже дважды спрашивал ее, все ли в порядке, поскольку она все сидела в экипаже долго после остановки. Розамунда не сводила глаз с двери одного из домов, желая, чтобы она открылась и на улицу вышел Чарлз. Насколько все было бы легче, если бы она просто с ним встретилась, когда он шел по тротуару.

Ее ожиданиям не суждено было сбыться. Она набралась храбрости и постучала в маленькое оконце. Кучер слез с козел и помог ей выйти. Она осмотрела свой наряд и убедилась, что шляпка не сбилась набок. Когда она шла к двери, у нее крутило живот от волнения и тревоги.

Ей отворил старик. Протянув ему свою карточку, Розамунда спросила, можно ли увидеть Чарлза Копли. Она представила себе, как удивится Чарлз, когда увидит карточку, и не только потому, что она здесь. Чарлз, наверное, будет поражен, узнав, что у нее вообще есть карточки, не говоря уже о том, какой адрес на них указан.

Она предвкушала, как Чарлз влетит по лестнице в приемный зал, его счастливое удивление от того, что видит ее. Она много раз мысленно представляла себе этот день, словно разворачивающуюся на сцене пьесу. И вот она здесь, почти плачет от осознания того, что долгое ожидание закончилось.

Шаги. Не стремительные, а медленные и размеренные. Снова появился старик и жестом пригласил следовать за ним.

Они прошли сквозь дом мимо столовой и еще нескольких дверей. У черного хода старик вывел ее на улицу. Она оказалась в саду.

– Вон там есть каменная скамья, – сказал провожатый. – Извольте подождать там.

Она пошла по дорожке и увидела скамью, присела и стала ждать. Через несколько мгновений в отдалении замаячила голова с темной шевелюрой. Вот она показалась вся. Темные кудри. Серые глаза. Любимое лицо.

Чарлз.

Она улыбнулась, и глаза ее затуманились. Она не стала их вытирать. Негоже было стыдиться своего счастья.

Он улыбнулся в ответ. Она просто глядела на него, позволяя его присутствию возродить воспоминания. Его лицо сделалось тверже. Жестче. Что ж, за пять лет молодые люди меняются. Когда она в последний раз его видела, Чарлзу было всего восемнадцать. Она, наверное, тоже выглядит совсем иначе. Его темные волосы причесаны по последней моде – чуть небрежно, на плечах – длинный сюртук с узкими рукавами и широкими лацканами, популярными в Париже. Его глаза… Она помнила их полными веселья и озорного юмора. Теперь они выглядели тусклее и… старше.

– Розамунда.

Лишь когда Чарлз произнес ее имя, она поняла, что он уже довольно долго молча стоит перед ней.

– Думаю, ты удивлен.

Ей пришлось подавить огромное желание подойти к нему танцующей от счастья походкой.

– Поражен. Что ты здесь делаешь?

Ее радость начало подтачивать дурное предчувствие.

– Я была в Париже и решила навестить тебя. Мы так давно не виделись.

Он сделал навстречу ей несколько шагов.

– Очень давно. Я почти не узнал тебя.

– Неужели я очень изменилась?

– Не очень. Все так же очаровательна. – Его взгляд скользнул вниз. – Ты хорошо устроилась.

– Да, к моему большому удивлению.

Снова долгий взгляд, словно он прикидывал стоимость ее наряда. Она больше не могла не замечать, что он остается очень сдержанным. Далеким. Отнюдь не опьяненным счастьем.

Чарлз опустил глаза, и она поняла, что он держит в руке ее карточку и читает адрес.

– Это ты там теперь живешь?

– Да, у меня есть дом в Лондоне.

– Вот как. – Не вопрос.

– А это твой дом? – спросила она, глядя сквозь сад на островерхую крышу.

– Только несколько комнат. Однако они меня устраивают.

– Больше, чем лондонский дом твоих родителей?

– Гораздо больше. Мы теперь прекрасно ладим – они там, а я здесь.

– Ты думаешь тут остаться? Навсегда?

– По крайней мере, пока не скончается отец. Париж мне нравится. Не перестанет ли он мне нравиться, когда я стану старше… – Он пожал плечами. – А что ты делала после того, как они тебя выгнали? Я всегда себя за это винил.

– Я нашла место прислуги в другом доме.

– Без рекомендаций?

– Всегда есть желающие взять девушку, если жалованье достаточно мало.

При этих словах он нахмурился и снова оценивающе оглядел ее.

– А я-то переживал, что ты станешь жертвой мужчин, которые гоняются за хорошенькими служанками.

В одно мгновение что-то в его тоне совершенно рассеяло ее восторги. Осуждающая интонация намекала на то, что он вообще не переживал, но теперь задумался.

– Вроде таких, как ты сам, Чарлз?

Эти слова ошарашили его.

– Полагаю, я это заслужил. Но ты едва ли сопротивлялась.

– Мы были влюблены. В этом вся разница.

– Молодые люди всегда влюбляются, если девушка хорошенькая. Думаю, теперь ты это знаешь.

У нее сжалось сердце. Она изо всех сил попыталась скрыть, насколько его слова ее огорчили. Какими жестокими они показались.

– Ты здесь с сестрой? – спросил он.

– Нет. Лили в школе.

– Ты вряд ли путешествуешь одна.

– Вообще-то, так оно и есть.

– Сомневаюсь.

Она шагнула чуть ближе к нему. Он почти не пошевелился, оставаясь близко к окончанию дорожки, словно ему требовался быстрый путь отступления. О чем он забеспокоился, увидев ее карточку? Что она привезла ему внебрачного ребенка? Что хочет потребовать каких-то денег? Уж точно не завопил от радости, если судить по его поведению.

Розамунда ожидала не такого приема. И не того мужчину, которого, как ей казалось, знала раньше. Пока она стояла и глядела на него, подмечая настороженность и равнодушие, мечта испарилась.

Не разбилась вдребезги и не взорвалась, а просто перестала существовать, и Розамунда оказалась старой забытой возлюбленной, вторгшейся в новую жизнь мужчины.

«Молодые люди всегда влюбляются, если девушка хорошенькая».

Боже праведный, какая же она дура, что явилась сюда. А еще больше дура, что думала, будто их взаимное чувство называлось любовью. Она была просто подвернувшейся ему более-менее симпатичной служанкой.

Сердце заболело так, что перехватило дыхание. Ей хотелось рухнуть на колени и заплакать, чтобы облегчить боль. Вместо этого она взяла себя в руки и заговорила отчего-то ясным голосом:

– Я путешествую сама по себе. Однако мне в дороге помогает друг, знающий Францию и Париж, так что я не совсем одна в чужой стране.

– Друг в Париже? Возможно, я знаю этого друга.

– Он не живет в Париже. Друг из Лондона. – Она замялась, но ей хотелось дать Чарлзу знать, чего она добилась за последнее время. – Мистер Кевин Реднор. Он достаточно часто приезжает в Париж, так что ты, быть может, все-таки с ним знаком.

– Реднор?

Ее немного утешило его удивление. Его потрясение. Боль не ослабла, но гордости это помогло.

– Он родня Холлинбургу.

– Его двоюродный брат. Я имела удовольствие познакомиться с герцогом и довольно хорошо знаю это семейство.

Он широко улыбнулся, и на какое-то чрезвычайно горькое мгновение стал похож на Чарлза, которого она помнила.

– Ты очень хорошо устроилась в жизни, Розамунда. Поездки в Париж. Сестра в школе. – Он приподнял карточку. – Адрес в фешенебельном районе. Я подумал, что ты, возможно, приехала бранить меня за невежливое к тебе отношение. Теперь мне кажется, что ты навестила меня, чтобы поблагодарить.

– Ты все не так понял.

«Я приехала, потому что любила тебя и хранила об этом память пять долгих лет». Теперь она этого сказать не могла. Он уже дал ей понять, что ее мечта была воздушным замком, а не чем-то реальным.

Как же она врала себе все это время? Когда они были возлюбленными, она была наивной и несведущей, но не теперь. Она знала кое-что о мужчинах. Он не сделал ни малейшей попытки найти ее, а найти ее было гораздо легче, чем его.

Дуреха. Глупая, глупая девчонка.

– Я все верно понял, – с легкой усмешкой ответил он. – По крайней мере, тебя содержат в достатке и, похоже, на прекрасных условиях. Как минимум ты избавила меня от переживаний, что мужчины таскают тебя по темным углам. Я рад, что тебе повезло в жизни, Розамунда. Веди игру должным образом, и, вероятно, на следующий год рядом с тобой будет сам герцог.

Его слова застали ее врасплох, словно хлесткие удары по щекам. Они следовали один за другим, жестокие и безжалостные. Розамунда дала волю чувствам и уязвленной гордости.

– Ты все не так понял! – вскричала она. – У меня никого не было, кроме тебя. Никого. Все это время я ждала тебя. Ты говорил, что приедешь за мной. Что мы будем вместе. Я верила тебе. Искала тебя. А сейчас единственное, что ты можешь – это оскорблять меня.

– Говори тише и возьми себя в руки. Ты должна была знать, что я никогда за тобой не приеду. Что все кончилось в тот момент, когда я сел в экипаж. Моя семья никогда бы тебя не приняла. Даже при всей твоей теперешней роскоши. – Он достал из кармана сюртука платок и протянул ей.

Она промокнула слезы.

– Какие ужасные вещи ты говоришь.

– Прошу прощения. Однако тебе куда лучше будет с этим Реднором, чем со мной, это уж точно. Я никогда бы не смог обеспечить тебе дом на такой улице.

Он ей не поверил. Он думал, она одета так оттого, что стала чьей-то любовницей. Думал, что Кевин – всего лишь последний в списке покровителей.

Розамунда закрыла глаза. Подавила нараставший гнев. Временно забыла о тяжелом, обливающемся кровью сердце у себя в груди. Вернула ему платок.

– Тебе не надо было меня соблазнять. И не надо было рушить мне жизнь. Зачем ты это сделал, если не любил меня?

– Ты не наивная овечка, так что знаешь зачем. Ты была милая, свежая и ласковая, а у меня все внутри кипело, как в адском котле. Хотя… – Он протянул руку и провел пальцами по ее мокрой щеке. – Милая девчушка превратилась в обворожительную женщину. Знай я, что ты станешь такой, как теперь, то, пожалуй, поискал бы тебя. До того, как тебя нашел этот Реднор.

Прикосновение очаровало ее, но слова снова оскорбили. «Знай я, что ты собиралась стать его шлюхой, я бы подумал, не взять ли тебя на содержание самому».

Розамунда вгляделась в него, пытаясь вспомнить Чарлза, жившего в ее воспоминаниях. Не верилось, что стоящий перед нею человек когда-нибудь чувствовал любовь и радость, которыми лучился в ее мечтах.

Она не была уверена, что сможет сдержать злобу, жегшую ее раскаленными угольями. Нужно было убраться прочь от него, прежде чем она сделается безумной от ярости.

– Мне надобно идти. У парадного входа есть садовая калитка? Да? Я выйду через нее. Прости за вторжение.

Уходя, она сосредоточенно следила за тем, чтобы лицо оставалось спокойным, а спина прямой. Ей не хотелось, чтобы он или кто-то еще видел, какой униженной она себя чувствовала или как ее угрожает поглотить отчаяние.

Глава 14

В его сон ворвался грохот. Он вздрогнул и, распахнув глаза, уставился в стену. Звук раздался из покоев Розамунды.

Снова грохот, потом звон чего-то упавшего. Стекла или фарфора. И тишина.

Кевин встал со стула, на котором уснул, ожидая возвращения Розамунды, чтобы рассказать ей, чем закончился вчерашний разговор с Форестье. По просачивавшемуся в комнату свету он понял, что скоро вечер.

За стеной послышался страдальческий стон, глухой и долгий, словно от боли. Встревожившись, Кевин торопливо подошел к двери. Возможно, она не вернулась вовремя потому, что попала в беду.

Он постучал в дверь Розамунды. Тишина. Подождал, надеясь услышать шаги. Но тишину так ничто и не нарушило.

Гадая, не ошибся ли он, Кевин вернулся к себе, замер и снова прислушался. Когда за стеной раздался едва различимый шум, он подошел к ней и прижался ухом к штукатурке.

Он почти было заключил, что внезапное пробуждение сыграло шутку с его чувствами, но в этот самый момент снова что-то услышал. Приглушенный стеной душераздирающий всхлип, а следом – проклятье.

Она не открыла дверь, значит, хотела побыть одна. А вот черта с два.

Он вышел на террасу, забрался на балюстраду и прыжком одолел четыре фута, которые отделяли его от перил балкона Розамунды, приземлившись на ее террасу.

Через оконное стекло он увидел, что она сидит на краю дивана, уронив лицо в ладони и сгорбившись так, что затылок опустился к самым коленям. Звуков через стекло слышно не было, но ее тело раскачивалось вперед-назад, отчего Кевин встревожился.

На этот раз он не стал стучать, а просто откинул задвижку и вошел.

Она застыла. Несколько раз всхлипнув, опустила руки на колени. Но не выпрямилась и не посмотрела на него.

– Вам плохо? – спросил Кевин. – Вы ранены?

У нее хватило выдержки сесть прямо. Она снова всхлипнула и вытерла глаза зажатым в руке мятым носовым платком, по-прежнему не глядя на него.

Наконец Розамунда заговорила – тихо, чуть громче шепота:

– Телесной раны мне не наносили. Экипаж не перевернулся, у меня ничего не крали. – Она грустно улыбнулась. – Я кое по кому… кое по чему скорблю. Не волнуйтесь.

Она выглядела такой чертовски грустной. Глаза по-прежнему блестели от слез, и от выражения ее лица у него защемило сердце. Кевин подошел поближе.

– И все же я волнуюсь. Вы получили дурные новости из дома? Что-то с вашей сестрой? С кем-нибудь из друзей?

Она покачала головой и наконец взглянула на него. Ее взгляд пронзил его, словно она оценивала, достоин ли он откровенности. Потом снова откинулась на диван и глубоко, всем телом, вздохнула.

– Сегодня я узнала, что то, во что я очень долго верила, на что опиралась и чему доверяло мое сердце, оказалось ложью. Так что, сами понимаете…

Она подняла руку с платком и безнадежно ею взмахнула.

Кевин присел на диван.

– Тогда вы имеете право хорошенько выплакаться. – Он положил руку на спинку дивана у нее за спиной. – Если нужно, мое плечо в вашем распоряжении.

Розамунда пару раз сморгнула, потом придвинулась и положила голову ему на руку. Вытерла нос платочком. Кевин вытащил свежий платок из кармана сюртука и протянул ей.

Они долго молчали, просто сидели: Кевин обнимал ее рукой за плечи и слушал ее вздохи у самого своего уха. За окном предзакатное солнце окрасилось золотом, и в высокие окна подул холодный ветерок.

– Спасибо вам, – наконец проговорила она. – Вы помогли больше, чем я ожидала.

Кевин не отличался изысканным тактом, но даже он понимал, когда следует молчать.

– Когда я только приехала в Лондон, я начала служить в доме у одного джентльмена. Все мои рекомендации были из провинции и для такого места не совсем годились, так что мне платили меньше, чем обычно. Однако я была рада всему. Начала я на кухне, затем, через несколько месяцев, сделалась горничной. Дом казался мне таким огромным. Я думала, что мне повезло.

– Вы наверняка заслуживали лучшей платы.

– Мне хочется верить, что я, по крайней мере, отрабатывала свое пропитание. Вот там-то я и совершила ошибку. Влюбилась в молодого наследника семьи. Мы стали любовниками.

Вот оно что.

– И его родители об этом узнали?

Она кивнула.

– Полагаю, что вас вышвырнули на улицу.

– Посреди ночи. Без рекомендаций.

– А сын?

– Его отправили в долгую поездку по Европе. – Она придвинулась поближе. Голос зазвучал нормально. – Мы поклялись друг другу в любви. Он обещал, что скоро мы будем вместе. Я ему поверила.

– Вы были молоды.

– Два дня назад, когда я по-прежнему ему верила, я не была так молода. Просто была дурочкой. Ребячливой дурочкой.

– Надеюсь, вы не вините себя. Этот человек – негодяй.

– Я не виню себя ни за то, что тогда влюбилася… влюбилась, ни за то, что ему поверила. А виню за то, что за пять долгих лет не увидела истины. Что цеплялась за пустую мечту. Надо было все понять давным-давно. Обычно я хоть немного, но соображаю.

«Скажите мне его имя, чтобы я смог вздуть его». Это никак не поможет ситуации, но ему доставит чрезвычайное наслаждение.

– Вы виделись с ним сегодня? Поэтому вы плачете?

– К сожалению, но виделась. Я попросила Минерву разыскать его. Навязалась к вам в попутчицы, чтобы снова с ним встретиться. Вот только… встреча прошла не так, как я ожидала. – Она грустно рассмеялась. – Минерва предупреждала меня. Я не послушалась. Я была так уверена, понимаете?

Он видел, что самообладание вновь ей изменяет. Робко поцеловал ее в щеку.

– Очень жаль, что вы разочаровались.

– Это еще не самое худшее. – Она повернулась и поглядела на него. – Он увидел мой дорогой наряд. Прочел адрес на карточке. Узнал, что вы мой друг. Заметил, что я теперь лучше разговариваю, и ему показалось странным, что Лили в школе. Все, что, как мне казалось, делало меня достойной его, он принял за свидетельства того, что… что я…

– Он так и сказал?

Розамунда кивнула, потом снова откинула голову ему на плечо.

– Я не знаю этого человека, но он мне уже не нравится, – сказал Кевин, не в силах молчать теперь, когда стало ясно, что ее сегодня глубоко оскорбили. – Не потому, что он заставил вас плакать, хотя это веская причина. Простите меня за откровенность, если у вас еще остались к нему чувства, но он мерзавец. Он соблазнил невинную девушку, которая была под покровительством его семьи, вскружил ей голову, намекая на будущее замужество, а потом обесчестил и бросил на произвол судьбы. После чего не предпринял ни малейшей попытки искупить свою вину или хотя бы позаботиться о вашем выживании. А потом вы снова появляетесь перед ним, по-своему еще невинная, и он вас оскорбляет.

Во время этой тирады она повернулась и теперь глядела на него. Настала ее очередь поцеловать в щеку того, кто потерял самообладание.

– У вас нет причины злиться на него, – проговорила Розамунда. – Вы его не знаете.

– Тем хуже. Скажите мне его имя.

– Зачем?

– Я вызову его на дуэль.

Ее глаза округлились.

– Нельзя. Это опасно.

– Не для меня.

– Вы этого не знаете.

– Люди вроде него слишком самоуверенны, чтобы тренироваться в достаточной мере. А я, наоборот, провел массу времени, шлифуя свое мастерство. – Он заметил, как сильно она встревожилась. – Не волнуйтесь. Я его не убью. Назовите же имя.

– Нет. Нет, нет, нет. – При каждом слове она хлопала его по плечу. – Тронута, что вы хотите биться за мою честь, но так не годится. Я жалею, что была с вами откровенна, раз вам пришла в голову такая мысль. Тотчас же переключитесь на что-нибудь другое.

Ее выговор заставил Кевина взять себя в руки. Он закрыл глаза. И переключился на другое. На нее.

– Так-то лучше, – сказала она почти счастливым тоном.

Он не открывал глаз и представлял ее в красном шелковом платье, как вчера вечером.

– Вы рассказали ему о наследстве?

– Нет.

– Так даже лучше. Иначе он бы вам солгал, разыграл бессмертную любовь.

– А я бы ему поверила, потому что хотела верить. Я не рассказала из страха, что он решит, будто мы с герцогом… А он все равно счел меня именно такой.

Он открыл глаза и посмотрел на нее.

– Вы красивы и желанны и соображаете куда более чем «немного», Розамунда. Вы слишком хороши для него и правильно от него избавились.

Она подняла лицо и поглядела на Кевина.

– Обещаете, что не вызовете его на дуэль?

– Если вы настаиваете. – В знак заверения он поцеловал ее в лоб.

На ее лице мелькнуло удивление. Ему подумалось, что она, должно быть, вернулась в гостиницу, считая себя недостойной вообще ни одного мужчины. Если так, будь проклят этот подлец.

Он снова ее поцеловал – в щеку, а потом в губы. Прижал к себе и накрыл ее затылок ладонью, чтобы поцелуй продлился подольше.

А потом, будучи человеком порядочным – джентльменом, Зевс его подери, – Кевин встал и пошел обратно к окнам террасы.

Остаток вечера Розамунда провела одна в своих апартаментах. Заказала ужин в номер и отпустила камеристку.

В ее голове проносились самые разные мысли. Возможно, следует узнать, не сможет ли мистер Сандерс аннулировать аренду дома. Теперь такой большой дом ей не нужен. Возможно, надо сказать учителям, что и уроки ей не понадобятся. Весь ее план упирался в Чарлза и теперь казался ей чрезвычайно глупым.

Когда сгустились сумерки, она переключилась на свои магазины и стала утешаться тем, что строила планы. Но даже тогда потрясение от встречи с Чарлзом не отпускало ее. Она больше не скорбела, но продолжала чувствовать себя потерянной, смешной и… запятнанной. Это напомнило ей о вечере, когда ее оскорбил Филипп Реднор, вот только сегодня Чарлз сделал это своими словами и поведением.

То, что она любила его, что несла эту любовь в себе до самой их встречи, делало все гораздо горше, чем в случае с Филиппом.

Розамунда приготовилась спать, а потом лежала, не в силах уснуть. Она поняла, что сегодня Чарлз отнял у нее нечто большее, чем девичью мечту. В душе образовалась огромная дыра. Она даже засомневалась, знает ли вообще себя нынешнюю.

Зря она стала разыскивать Чарлза. Можно ведь было просто продолжать жить, как жила, веря в то, во что ей хотелось верить. Можно было притвориться, что наследство сделало ее леди, и наслаждаться поездкой в Париж. И тогда ее по-прежнему радовали бы все перемены, происходившие в ее жизни.

Со стороны выходящего на террасу окна раздался какой-то шум. Окна в гостиной она оставила открытыми и теперь услышала, как обитатель соседних апартаментов закрыл и запер свое окно.

Она догадалась, что это Кевин. Он был очень участлив. Потратил на нее весь день, ожидая, пока она вернется, а потом утешал. Этого от него мало кто мог ожидать. Он всегда казался равнодушным к светским условностям. Даже вчера вечером, во время ужина с мсье Форестье, когда они всего лишь обменивались любезностями, она чувствовала, что Кевину не терпелось начать более важный разговор.

Однако нынче вечером он знал, что сказать. «Вы красивы и желанны и соображаете куда более чем „немного“. Вы слишком хороши для него».

Розамунда верила, что он говорил правду, поскольку сомневалась, что он удосужится таким образом соврать. По крайней мере, говорил он это искренне. Тогда она ухватилась за это хорошее мнение о себе, чтобы сохранить душевное равновесие.

Теперь, уже в кровати, она снова так поступила. Позволила себе перебрать впечатления от Парижа. Ужин прошлым вечером, льстивые комплименты мсье Форестье. Необычные находки в магазинах фурнитуры для мастерской. Поцелуи и наслаждение на темном мосту, где в речной ряби плясали отражения фонарей.

В этих объятиях она испытала такую радость. И наслаждение тоже, но больше всего ей запомнилась легкость духа и гордость за то, что она такая, какая есть. Уйти оттуда было нелегко, но продолжить означало бы предать Чарлза – или так ей тогда казалось.

Она недолго спорила с собой. Встала и накинула халат. Отперла апартаменты, выскользнула наружу и постучалась в соседнюю дверь.

* * *

За стеной не было слышно ни плача, ни стонов, так что Кевин решил немного поспать. Утром он поговорит с Розамундой о Форестье. Больше затягивать это дело нельзя.

Сегодня он очень долго размышлял над критическим положением предприятия. Кроме долгого отсутствия Розамунды, его почти ничего не отвлекало. Пока он не услышал звон разбитого стекла. Теперь же, когда он вновь мог снова спокойно обдумать проблему, Кевин обнаружил, что она мало его интересует.

Он напряг слух, чтобы определить, что происходит в ее апартаментах, и понадеялся, что ушел не слишком рано. Она была больше похожа на обычную себя, а после поцелуя… Ему и впрямь необходимо было уйти, иначе он повел бы себя как последний мерзавец.

Кевин уже разделся до рубашки и брюк, как вдруг услышал негромкий стук в дверь. Нанятый им камердинер, вероятно, увидел свет в его апартаментах. Он шагнул к двери, чтобы напомнить слуге, что ему ничего не понадобится до утра.

За дверью стоял не камердинер. Это была Розамунда. Она переоделась в халат, длинные волосы струились по плечам, мягкими локонами окутывая кружевные оборки на шее. Когда Кевин увидел ее, полуодетую, у него пересохло во рту.

– Вы сказали, что откроете дверь, если приду, – проговорила она.

Он отступил в сторону, давая ей пройти. Она проплыла мимо, и в свете лампы ее волосы вспыхнули золотистым огнем.

Розамунда бесцельно прошлась по комнате касаясь мебели длинными тонкими пальцами. Он готов был часами смотреть на нее, если она пришла ради этого. В конце концов он признался себе, что, скорее всего, нет.

– Вам так грустно, что не можете заснуть? Нужно отвлечься?

Он остался стоять у двери, прислонившись к косяку, поскольку не знал, что сделает, если окажется к ней слишком близко.

Она покачала головой.

– Полагаю, что мне еще долго будет немного грустно, но сейчас во мне больше злости.

– Гораздо более полезная реакция. Надеюсь, вы злитесь на него, а не на себя.

Она остановилась у выходящих на террасу окон.

– По-моему, да. Да, конечно же. – Она обернулась и поглядела на него. – Однако даже в этом случае… я не планирую увлекаться этим чувством. Я уже и так потратила слишком много времени на ребяческую мечту.

В воздухе становилось душно от невысказанного и от тугих нитей возбуждения, сплетенных страстью. Они просто смотрели друг на друга. Кевин не смел первым нарушить молчание. Он мог очень сильно ошибиться.

Розамунда неуверенно улыбнулась.

– Я хотела спросить, не поцеловаться ли нам еще раз?

Это было все, что он хотел услышать. Кевин ринулся к ней, обнял и снова поцеловал. Когда их губы соединились, его охватили сразу торжество и облегчение.

Он длил поцелуй, а его руки изучали ее тело, и она трепетала от возбуждения и страха. В душе его разразилась небольшая битва, быстро окончившаяся мирным соглашением.

Он перестал целовать ее.

– Я ушел после поцелуя в ваших апартаментах, чтобы не воспользоваться вашим положением. Я не смогу остаться столь же порядочным, если вы останетесь.

– А я не хочу, чтобы вы были порядочным.

Он приподнял ее подбородок и вгляделся в лицо, белевшее в тусклом лунном свете, пробивавшемся в окно. Он так ее желал, что готов был прямо сейчас поглотить целиком.

– Ты хочешь притвориться, что я твой прежний любовник?

– Я здесь потому, что на мосту ни разу о нем не вспомнила. Ни разу. Думаешь, у тебя получится опять этого добиться?

– Если ты уверена, что хочешь меня, то уверен, что получится. Я знаю толк в удовольствиях.

Она потянулась к нему и поцеловала.

– Так я и думала. Ты не склонен опускать руки, когда тебя что-то интересует.

Он нащупал пуговки на халате и расстегнул одну из них.

– Предупреждаю, сегодня я точно рук не опущу.

Увидев, что она не возражает, он продолжил расстегивать пуговки.

Оказалось, что наслаждение может заслонить все. Время и место. Страх и печаль. Шаг за шагом, пока его пальцы расстегивали пуговки, часть мира исчезала, а ее место занимало возбуждение.

Когда халат упал на пол и она оказалась в его объятиях, теплота и нежность одолели худшие переживания дня. После этого она отвечала на его поцелуи так же, как и на мосту – с радостью.

Она чувствовала его осторожность, словно он не был уверен, что она знает собственные желания. Она обхватила ладонью его шею и поцеловала его, чтобы он ей поверил. Она водила языком по его нёбу, пока он не взял ее лицо в ладони, и тогда они стали состязаться в поцелуях, давая выход взаимной страсти. Она ощутила в нем желание – сдерживаемое, но жаркое.

Потом его губы опустились на ее шею, а руки принялись изучать ее тело жадными ласками. Каждое прикосновение заставляло трепетать и все больше отдаляло от реальности. Ее поразило ослепительное наслаждение, когда он стал ласкать ее грудь. Ночная рубашка почти не защищала от его опытных прикосновений. Затем и рубашка упала на пол, и она едва не заплакала от удовольствия. Не было никакого города. Никакой комнаты. Никаких стен, никакого мира. Лишь сужающееся между ними пространство и невероятные ощущения.

Сильные руки подняли ее в воздух, а потом нежно опустили, и она ощутила гладкость постельного белья обнаженной спиной. Увидела свои груди, твердые и стоячие, с такими напрягшимися сосками, что их возбуждало даже дуновение воздуха. Рядом с кроватью взметнулась белая рубашка. Она повернула голову и увидела, как Кевин глядит на нее, пока раздевается, в его взгляде мелькают огоньки, а лицо застыло от желания.

Он лег рядом и обнял ее. Поцеловал, а потом глядел, как его рука легкими движениями ласкает ее груди. Посмотрел ей в глаза.

– Очаровательно, что ты сама не знаешь, как красива.

Кевин опустил голову к ее груди и провел языком по напряженному соску. От этого у нее перехватило дыхание, по коже пробежала дрожь, донося удовольствие до самых дальних его уголков. Это повторилось вновь и вновь. Она купалась в восхитительной реакции своего тела. Снова начались ласки, ищущие, опытные, и каждая манила ее к еще более глубокой близости.

Розамунда немного пришла в себя, когда его ласкающая рука проникла между ее бедер. Она знала, что нежность не должна быть односторонней, но, когда протянула руку, чтобы коснуться его в ответ, он взял оба ее запястья и завел их ей за голову.

– В другой раз, – сказал он.

Вытянувшись податливым и желающим телом, она могла лишь принимать его ласки. Губами и ртом он повел ее к блаженству, и она с радостью покорилась ему, полностью отдавшись наслаждению и желанию, затуманившим ее рассудок. Бессильная перед медленно нараставшим возбуждением, она отбросила сдержанность и продолжала желать большего.

Внезапно все чувства, все желание сошлись в одной маленькой точке. Он погладил ее там, и мощь этой ласки заставила ее содрогнуться. Он прижал ее ноги своими и успокоил поцелуем в щеку, но не отступился, делая острое наслаждение еще сильнее. Она почти зарыдала от желания, но в этот самый момент дивный взрыв наслаждения поразил ее и лишил легкие воздуха.

Нависнув над нею, Кевин начал заполнять ее собой. Он отпустил ее руки, и она вцепилась в него, в единственную оставшуюся реальность. Чувствовать его внутри себя было прекрасно. Идеально. Ее тело и душа стремились к этому ощущению полноты, к восхитительному завершению случившегося на этой кровати.

– Если тебе холодно, я могу развести огонь.

Ветерок с террасы овевал ночной прохладой. Он мог бы закрыть окна, но наслаждался свежим дуновением на теплой коже.

Розамунда придвинулась ближе, закутавшись в покрывало.

– Так хорошо. Приятно.

Он плотнее укрыл ее и притянул к себе.

– Хочешь, чтобы я ушла? – пробормотала она ему в плечо.

– Лучше останься.

Ему хотелось подольше смотреть на ее лицо. Она казалась спокойной и счастливой. Довольной. Это воодушевляло. Он много чего знал о наслаждениях, но ни одна из его партнерш не походила на Розамунду. Науку удовольствий ему преподавали в домах свиданий Лондона и Парижа. Он вдруг понял, что впервые ни разу не обратился за услугами в лучшие дома Парижа. Именно с ними он обычно ждал встречи, приезжая в город.

То, какое наслаждение Розамунде доставляло лежать в постели, касаясь друг друга в гнездышке мягких подушек, заставляло подумать, что это ей в новинку, как и некоторые другие открытия нынешней ночи. Возможно, тот негодяй брал ее впопыхах, где-нибудь у стены или на полу чердака. Будучи служанкой, она не могла просто явиться к двери его спальни, как сделала этой ночью. И не посмела бы потом неторопливо нежиться в хозяйской постели.

Она подвинулась, положив подбородок на его голую грудь, и поглядела ему в глаза.

– Ты так и не рассказал мне о своем разговоре с мсье Форестье после того, как я уехала из ресторана.

– Это может подождать до утра.

Она сощурилась.

– Тебе никогда не удавалось успешно притворяться. Я по одному твоему взгляду могу сказать, что новости не из приятных.

– Ерунда. Просто сейчас не время для дел, вот и все.

Она тихонько рассмеялась и чмокнула его в грудь.

– Есть в тебе что-то очаровательное, хоть и немного странное. Ты ведь не можешь не понимать, что если хочешь, чтобы я согласилась на что-то в предприятии, то сейчас самый подходящий момент спросить.

– Не с чем соглашаться. Следовательно… – Он пожал плечами.

Она наморщила лоб.

Она повалил ее на спину на собранные ею подушки. Приподнявшись на локте, потянул вниз одеяло, чтобы видеть ее грудь, и, лаская ее пышные формы, глядел, как она перестает хмуриться.

– Условия были почти такие же, как прежде, – сказал он. – Две поправки, и обе не в мою… не в нашу пользу.

– Что за поправки?

– Цена поднялась до десяти тысяч. А еще есть некто, кто готов заплатить в конце недели, если этого не сделаем мы.

– Вор.

Он провел ладонью по ее напряженным соскам.

– Это его изобретение. Думаю, что дверь оставалась приоткрытой только потому, что ему нравилось твое общество. Однако ничего не поделаешь. Как и договорились, мы станем продолжать без него.

Казалось, она его уже не слушает. С закрытыми глазами она наслаждалась удовольствием, которое он ей доставлял, выгибая спину, так чтобы грудь поднялась еще выше. Он опустил голову и легонько поласкал ее языком.

– Сколько у тебя есть? – задыхающимся шепотом спросила она.

Ему пришлось усилием воли отвлечься от того, что его сейчас больше всего занимало, чтобы найти ответ.

– Три тысячи сейчас. К июню будет пять. Это когда выплатит доверительный фонд. – Он отбросил эти слова сразу же, как их произнес. Сейчас ему было совершенно наплевать на дела. Он принялся посасывать одну грудь, пальцами лаская другую. От каждого сладкого вздоха Розамунды он возбуждался еще больше.

– У меня есть остальные деньги. Мы можем согласиться.

Ее слова прозвучали едва слышно между умоляющих всхлипываний. Наконец поняв, что она сказала, Кевин изумленно поглядел на нее.

Она не открывала глаз, но на губах заиграла кошачья улыбка.

– Не останавливайся. Ты обещал, что не опустишь руки.

Он потянул ее на себя и посадил, чтобы видеть, как она отдается на волю ощущений, пока он ласкает ее. На ее дивном лице, смягчившемся от возбуждения и наполовину скрытом длинными волосами, читался экстаз. Губы разомкнулись, голова безвольно покачивалась, а блестящие голубые глаза глядели на то, что он делает, из-под едва приоткрытых век.

Кевин чуть подвинул ее и притянул вниз так, что ее груди оказались у него над лицом. Руками и языком он довел ее до дрожи. Просунул руку между бедер и стал ласкать, пока безумные крики не обострили его голод до предела. Приподняв Розамунду за бедра, он медленно вошел в нее и дал сладкому мучению превратиться в истинную пытку.

Она посмотрела на него затуманенным и слегка удивленным взглядом. Потом опустилась ниже, чтобы он вошел в нее до конца, и чуть двинулась – совсем легонько, но достаточно, чтобы на мгновение его ослепить.

Она оглядела то, как они сомкнулись, и двинулась снова.

– Значит, теперь моя очередь?

– Я помогу.

– Как?

– Увидишь.

Она привстала, потом снова опустилась.

– Так совсем иначе. Тоже очень приятно, но как-то по-другому.

– Они все разные.

– Все?

– Все способы это делать. Каждый по-своему отличен.

Она снова привстала, но, опускаясь, сдвинулась так, что он ощутил ее остро, словно ласку руки в бархатной перчатке.

– О, тебе понравилось. Я же вижу. Это хорошо. – Она снова попробовала.

Кевин стиснул зубы, чтобы она могла поиграть подольше, если ей хочется, но он был близок к завершению игры. К счастью, собственное желание заставило ее ускорить движения. Она закрыла глаза и стала наслаждаться своими толчками и озорными покачиваниями из стороны в сторону. Словно дикарка, она скакала на нем, запрокидывая голову с дрожащими локонами, ахая каждый раз, когда очередное движение возносило ее все выше.

Он пропустил руку между их телами, чтобы коснуться места, где они соединялись. Как только он коснулся ее там, она потеряла над собой контроль и принялась вновь и вновь вскрикивать, словно о чем-то моля, а потом, изогнувшись, прижалась к нему и напряглась, когда отчаяние сменилось трепетом.

Взяв ее за бедра и потянув на себя, он перенял инициативу и резкими, долгими толчками догнал ее на ослепительном пике удовольствия.

Глава 15

Розамунда спустилась по лестнице, одетая для выхода. Они с Кевином условились встретиться в саду гостиницы для легкого завтрака.

Она уснула, чувствуя себя новым человеком. А проснулась сама собою, но все же изменившейся. Окидывая взглядом сад, она призналась себе, что подумала о Чарлзе всего два-три раза, пока одевалась. Тупая боль, вызванная этими воспоминаниями, вскоре тоже прошла.

Она не чувствовала вины за свое непостоянство. Или за свою эскападу с Кевином. Ночь была великолепна и доставила ей массу удовольствия. Она заблудилась, а он помог ей найти дорогу. Никто, в ком есть хоть капля доброты, не подумает о ней плохо потому, что она навлекла на себя это дивное сумасшествие.

Вопрос в том, надо ли позволить ему повториться.

По всему саду стояли столики. Из ваз и кашпо струилась цветущая весенняя зелень. Стены и беседки были увиты плющом. Она не могла представить себе более чудесного места для завтрака.

Кевин уже сидел за столиком, попивая кофе. Она замешкалась. Что обычно говорят после такой ночи?

Он заметил ее и встал, так что ей пришлось двинуться к нему, прежде чем она нашла ответ на свой вопрос. Он выглядел почти как обычно, вот только улыбка казалась теплее, чем раньше. А глаза… Она не могла не обратить внимания на сверкающее в них воспоминание об их близости.

Подошел официант, и Кевин сказал ему, что нужно принести. Чай ей подали почти сразу же вместе с корзинкой с булочками, хлебцами и маленькими пирожными.

– Думаю, надо поговорить о мсье Форестье, – начала она. – Ты обещал вернуться к этому утром.

– Сперва, я думаю, нужно поговорить о прошедшей ночи.

– Когда я вошла в сад, все гадала, что говорят после… ну, после этого.

– Думаю, обычно говорят спасибо.

– Да? Что ж, тогда спасибо.

Она подняла глаза от чашки и увидела, что он чуть не смеется.

– Это джентльмены обычно говорят спасибо, Розамунда. А не дамы.

– Ой.

– Так что спасибо. Это была прекрасная ночь. Несравненная.

Она откашлялась.

– Тебе тоже спасибо, хоть обычно так и не говорят. В конце концов, я едва ли оставила тебе выбор.

– Вполне понятно, что тебе нужно было отвлечься. Ты довольна?

– Я очень хорошо отвлеклась.

– Если снова понадобится, надеюсь, ты дашь мне знать.

Он просит еще об одной ночи. Возможно, не об одной.

– Обязательно. Сейчас, может быть, перейдем к мсье Форестье? Прошлой ночью я говорила совершенно серьезно о том, что предоставлю средства. Я партнер. Это такое же мое обязательство, как и твое, если на то пошло.

– Ты абсолютно уверена, на свежую голову, что по-прежнему хочешь это сделать? Когда ты это предложила ночью, ты была не в самом лучшем для этого положении.

– Боже, да ты льстишь себе, Кевин. Хочешь сказать, что я была не в себе?

Он подался вперед.

– Я лизал твою грудь.

– И мне это очень нравилось. Однако я не настолько поддалась наслаждению, что не могла думать. И вправду, узнать хоть какие-то факты о Форестье было мне необходимо, чтобы меня не отвлекало любопытство, пока меня отвлекало… кое-что другое.

Он откинулся на спинку стула.

– Если и дальше захочешь вкладываться, я возражать не стану. Как ты себе это представляешь?

– К концу недели нам нужно десять тысяч…

– Не нужно приносить ему десять тысяч. Главное подписать документы и заверить его, что оплата поступит быстро.

– Что? Ты хочешь сказать, что нам не надо нестись на первый почтовый корабль в Англию, набивать саквояж деньгами и спешить обратно в Париж? – Она хлопнула себя ладонью по лбу. – Какое счастье.

Он смерил ее настороженным взглядом.

– Я просто хотел убедиться, что ты все поняла.

Она почувствовала вину за свое ребячество.

– Это хорошо. В любом разе, мне кажется, что, когда мы вернемся в Лондон, мне следует внести семь тысяч, а тебе три. А в июне ты вернешь мне две тысячи, и мы останемся равными партнерами. – Она впилась зубами в пирожное. – Или, если захочешь, можешь оставить две тысячи себе, и мы будем немного неравными партнерами.

Ее окутал сладкий аромат. Она поглядела на пирожное и подумала, не добавили ли в него розовой воды. Если да, то это необычно, но довольно приятно. Лишь покончив с пирожным, она поняла, что Кевин молчит.

Она поймала его взгляд. Тот самый взгляд, Говорящий, что он не столько злится, сколько раздражен.

– Розамунда, – сказал он типичным тоном Кевина Реднора, – если ты думаешь, что я позволю тебе хоть на самую малую долю, пусть даже ненадолго, стать мажоритарным партнером в нашем предприятии, ты сильно ошибаешься.

– Будь по-твоему. А теперь можешь поехать и сказать мсье Форестье о нашем решении, а я отправлюсь по галереям Пале-Рояля набивать свой сундук.

– Возможно, он захочет тебя видеть. Он очень тобой увлекся.

– Увидит, когда я буду подписывать документы. Если откажется, то не увидит. – Она позволила официанту подлить ей чаю и выбрала похожую на свиток булочку. – Что ты имел в виду под словом «несравненная»?

– Как?

– Ты сказал, что ночь была несравненная.

– Это значит, что ее нельзя ни с чем сравнить.

– Я знаю, что означает слово «несравненная», Кевин.

– Конечно, знаешь. Я хотел сказать, что… – Казалось, он растерялся, что для Кевина было нехарактерно. – Полагаю, нет ничего плохого в том, чтобы признаться… я обычно не ночую рядом с любовницей.

Булочка оказалась истинным откровением. Слоистая и полная масла. Жаль, что таких не купишь в Лондоне.

– А что из этого было необычным? Провести ночь или с любовницей?

Тут он как будто вдруг очень заинтересовался другими гостями отеля, сидевшими в саду.

– И то, и другое.

– Наверное, это от того, что ты не очаровываешься женщинами. Должно быть, предпочитаешь дома свиданий. Они куда больше подходят для твоего внимательного изучения науки плотских наслаждений.

Он не ответил, что уже само по себе было ответом.

Розамунда гадала, пойдет ли он вечером в один из парижских домов свиданий. Говорят, они просто несравненны.

– Мадемуазель сегодня не с вами? – Мсье Форестье не обмолвился об отсутствии Розамунды, пока в его университетском кабинете не подали вино.

– Днем она решила поехать за покупками в Пале-Рояль. Просила передать, что сожалеет и что ждет свидания с вами, когда будет подписывать наше соглашение.

– Значит, мы его достигли?

– Достигли. Десять тысяч за эксклюзивную лицензию, как вы и просите.

Они сели в потертые кресла у камина. В открытые окна стучался погожий денек, и снаружи доносился стук студенческих башмаков. Форестье поиграл перьевой ручкой. Медленно нахмурил лоб.

– Не думал, что вы найдете средства, – наконец проговорил он. – За ужином мне следовало быть более откровенным. Однако мадемуазель, э-э-э, как бы сказать… – Он пожал плечами и виновато улыбнулся.

– Смутила вас.

«Ослепила. Сделала дурачком».

Ему надо было настоять, чтобы сегодня Розамунда поехала вместе с ним, чтобы снова смутить Форестье. Надо связать их вместе и не отпускать, пока смущенный Форестье не подпишет это чертово соглашение.

– Понимаете, другой человек, о котором я упоминал, предложил больше.

– Сколько?

– Не денег. Те же десять тысяч.

– Чего же больше?

– Несколько акций компании. Они мало чего стоят, если дело не станет очень прибыльным, – улыбнулся он. – Возможно, вы сможете предложить то же? Конечно, это заманчиво. Так я смогу быть причастным к успеху, если таковой наступит.

Кевин едва сдержал возмущение. Теперь Форестье просил долю в предприятии.

Розамунда отреагировала бы так же? Или же заключила бы, что изменения в последнюю минуту – небольшая цена, которую нужно заплатить?

В этом-то и заключалась проблема с равным партнером, которую он проглядел, потому что казалось, что выхода нет. И потому, что она его ослепила и сделала дурачком. И вот теперь он пытается боксировать с неизвестным соперником с одной привязанной к телу рукой.

– Прошу вас отстрочить решение на двадцать четыре часа, – обратился он к Форестье. – Мне нужно обдумать это дополнительное изменение в наших переговорах.

Розамунда не спеша шла вдоль Галери де Буа, наслаждаясь выставленными в витринах роскошествами, пока что довольная покупками. Днем в гостиницу доставят дивные ткани и фурнитуру вместе с отрезом клееного холста гораздо лучшего качества, чем можно легко купить в Лондоне. Более того, в ридикюле у нее лежали интересные эскизы.

Набросать их стоило некоторых усилий. Кевин предупредил ее, что порядочные женщины не сидят одни в кафе, так что каждый раз, когда она замечала интересную деталь, она ее запоминала, затем спешила в парк на скамейку, чтобы зарисовать, пока не забыла. Одна шляпка с совершенно уникальным верхом никак не поддавалась ее карандашу, но все-таки в конце концов ее удалось зарисовать.

Она остановилась у витрины магазина, торгующего дамскими шляпками и шалями. Не решаясь достать карандаш и бумагу, решила рассматривать шляпки, запоминая малейшие детали.

Владелец магазина подошел к витрине, чтобы получше разложить шали, висевшие на березовых ветвях среди шляпок. Он несколько раз взглянул в сторону Розамунды, а потом со значением уставился на нее. Вид у него был такой, словно она ворует его фасоны.

Что за чушь. Его талант был выставлен на всеобщее обозрение, так что эти фасоны едва ли можно было назвать тайнами. Его шляпки украшали множество головок в садах и ресторанах. Как он мог надеяться сохранить их для себя и своих покупательниц? Розамунда в любом случае никогда не копировала шляпки, даже те, что печатали в газетах. Самое большее, заимствовала отдельные детали.

Его пронизывающий взгляд настолько ее донял, что она вошла в магазин и принялась оглядывать все товары, а владелец волновался все больше и больше. Поля одной шляпки покрывал дивный светло-зеленый шелк, уложенный в оборки чрезвычайно оригинальным способом. Ах, если бы только хозяин ушел, чтобы она могла разглядеть, как сделано плетение.

– Хотелось бы вот эту примерить. – Она показала на шляпку, потом на свою голову и с надеждой поглядела на владельца.

Ее английский и просьба, похоже, взбодрили его. Он пригласил Розамунду сесть и надел ей на голову шляпку, как только она сняла свою. Она залюбовалась собой в зеркале. Владелец сказал что-то по-французски.

– Немного маловата. Как скоро вы сможете сделать такую же, но по размеру?

Она пыталась жестами пояснить, чего хочет.

Он посмотрел на нее отсутствующим взглядом. Наверное, у нее был такой же вид, когда к ней обращались по-французски.

Пытаясь сообразить, как донести свое желание, она спросила снова, очень медленно. Еще один отсутствующий взгляд плюс пожатие плечами.

Позади нее раздался мужской голос. Над головой прозвучала длинная фраза по-французски. Она узнала голос и обернулась к Кевину, а владелец магазина что-то протрещал в ответ, и оба затараторили вокруг нее.

– Он сказал, что может переделать вот эту и доставить ее в гостиницу к вечеру, – сказал Кевин. – Такое вообще возможно?

– Да, так можно сделать. Очень хорошо. Пожалуйста, спроси у него цену.

Снова щебет по-французски. У ее лица появилась рука хозяина с листком бумаги. Кевин наклонился и посмотрел ей через плечо.

– Примерно два фунта.

Она достала из ридикюля карандаш, зачеркнула цифры и написала новые.

– Скажи ему, если он ее переделает, пусть растянет соломенную подкладку, так получится дешевле.

Кевин перевел шляпнику плохую новость.

Хозяин разглядел предложенную Розамундой цену. Потрясение. Смятение. Длинная фраза по-французски. Она не обращала внимания ни на хозяина, ни на Кевина, а с прищуром рассматривала шляпку, вглядываясь в каждый шов.

Вздыхая и бормоча себе под нос, хозяин что-то нацарапал и решительным движением положил бумагу на столик перед зеркалом. Кевин ей для перевода не понадобился.

Она подметила, что итоговая сумма на четверть меньше, чем первая, сняла шляпку, протянула ее хозяину и кивнула.

Прежде чем она успела что-то предпринять, Кевин расплатился и оставил адрес гостиницы. Надев обратно собственную шляпку, Розамунда вышла из магазина.

– Я тебя сильно опозорила? – спросила она, когда Кевин присоединился к ней на улице.

– Не очень.

– Полагаю, в магазинах так дела не делаются.

– Франция все еще бедна после войны. Не думаю, что ты первая, кто попросил снизить цену. Он, наверное, надеялся, что поскольку мы англичане, то не станем препираться из-за десяти шиллингов.

– Надеюсь, что англичане вроде тебя не препираются. Иначе зачем я открывала магазин возле Оксфорд-стрит?

Она повнимательнее присмотрелась к галерее и поняла, почему ее так манило в эти магазины.

– Окна очень большие и выглядят так, словно они из одного куска стекла. Интересно, как их делают без вертикальных стоек.

– Это единое полотно. Отливают длинный стеклянный цилиндр, потом обрезают по длине и раскатывают при повторном нагревании. Его и экспортируют тоже – в Лондоне есть дома с такими окнами.

– Ты знаешь столько необычного и интересного. А можно мне завести такие окна?

– Это очень дорого, и, как говорят, они притягивают беду. Думаю, дороговато для здания, которое ты арендуешь. – Он показал на ридикюль. – Ты все увидела и набросала для вдохновения? Или хочешь продолжить?

– Думаю, я закончила.

Чтобы вернуться в гостиницу, они наняли экипаж, потом прошли в Тюильри и стали прогуливаться под цветущими деревьями. Кевин подвел ее к скамейке.

– Нам нужно поговорить.

– Судя по твоему лицу, кажется, встреча с мсье Форестье прошла не очень гладко.

– У него есть еще одно условие.

– Надеюсь, это не я.

Он рассмеялся.

– Ты как будто вовсе не обращала внимания на его ухаживания. Вела себя учтиво, но будто бы ничего не подозревала.

– Не обращать внимания показалось мне лучшей линией поведения. А какой еще у меня был выбор? Флиртовать в ответ или быть очень неучтивой. – Розамунда пожала плечами. – Я поняла, что глухая непонятливость – зачастую лучшая реакция.

– Можешь не тревожиться, в качестве оплаты он требует не тебя. Ему нужны несколько акций компании. Он хочет возможности выиграть от успеха предприятия.

Она задумалась над этим неожиданным поворотом в переговорах.

– Пожалуй, его можно понять. Будь я на его месте, я бы хотела примерно того же.

– Это едва ли возможно, так что нам снова предстоит обдумать возвращение в Лондон без лицензии, зная, что ее получит кто-то еще. Хотелось бы знать, кто наш конкурент и с какой целью он хочет ее приобрести.

Он погрузился в размышления, возможно, обдумывая, как еще можно использовать доработку Форестье. По тому, как росла его отчужденность, Розамунда поняла, что он мучается мыслями о незнакомце, продублировавшем его изобретение.

Она сделала попытку выведать, почему требование Форестье невыполнимо.

– Ты думаешь, если мы отдадим ему даже малейший процент, он станет все контролировать.

– Да.

– Если мы с тобой не согласимся, у него останется право решающего голоса. Он просто примет предпочтительную ему сторону.

– Этот небольшой процент будет иметь несоизмеримо сильное влияние.

– Понимаю. Как ты сказал, это невозможно.

Вот только он не сказал «невозможно». Он сказал «едва ли возможно». Она повернулась и внимательно на него посмотрела.

– Отвлекись на минуту от своих мыслей и объясни, какое решение ты увидел. Я знаю, что ты к нему пришел, пусть даже и не сказал об этом.

Он оторвался от раздумий, будто бы его вытащили из озера, отряхиваясь от расчетов, словно от капелек воды.

– Его доля будет обладать достаточным весом, если каждый из нас отдаст ему равное количество. Если он получит все от одной половины, его влияние будет нулевым.

– Неправда. Тот, кто отдаст ему свой процент, окажется во власти того, кто не отказал процента, если мсье Форестье уговорить на это.

– Думаю, да.

– Ты не просто думаешь, ты знаешь. Дай-ка я угадаю. «Едва ли возможно», но возможно в том случае, если я уступлю часть из своей половины.

– Я уж точно не уступлю ничего из своей доли.

– Не вижу, отчего бы не уступить.

– В случае любых разногласий я окажусь в невыгодном положении. Он предпочтет принять твою сторону.

– Ты этого не знаешь. Возможно, все будет не так.

– Розамунда, он не меня хочет заполучить в постель. Он наверняка согласится на что угодно, если решит, что это хоть на шажок приблизит его к обладанию тобой.

Поразительное заявление.

– Как ты смеешь предполагать, что я буду использовать такие методы в спорах касательно предприятия? На это я женское коварство не употребляю.

Он обнял ее за плечи.

– Извини. Наверное, надо было сказать иначе. К тому же тебе не потребовалось бы прибегать к коварству. Это произошло бы само собой, по его инициативе.

Его робкое объятие было очень приятно. Она приникла к нему, чтобы он перестал осторожничать.

– Если ты прав, это было бы несправедливо. Итак, мы снова вернулись к невозможному.

– Похоже, что да.

Он повернул ее к себе и поцеловал. Очень нежно. Почти все ее мысли о мсье Форестье растворились.

– Если только…

Он чмокнул ее в ухо.

– Если только что?

– Что если мы не станем давать ему процента в предприятии, а вместо этого, когда добьемся успеха, дадим небольшой процент прибыли? Тогда у него не будет права голоса. не будет права собственности. Однако он все же выиграет от нашего успеха.

Он прижал ее голову к своему плечу и обнял крепче.

– Ему придется поверить нам на слово при объявлении прибылей. В чем я сомневаюсь.

– Тогда мы должны придумать способ их документировать так, чтобы он был доволен.

Они посидели молча. Она решила, что Кевин за двоих обдумывает их общую проблему, сама же наслаждалась теплотой его объятий и свежим весенним ветерком.

– Что-нибудь вроде поштучной выплаты, – наконец сказал он. – Как только начнем получать прибыль, каждый год мы станем выплачивать ему небольшую долю того, что причитается нам от каждого использования изобретения. Мне понадобится некоторое время, чтобы рассчитать, сколько он получит, но это можно сделать нынче вечером. Не уверен, что он примет твой план, но так вполне можно поступить.

Ей весьма понравилось, что он назвал это ее планом.

– Если ты придумаешь, как все это устроить, уверена, что он его примет.

– Если ты снова наденешь красное платье, то наверняка примет.

Как только они вернулись в гостиницу, Кевин попросил у портье стопку бумаги. Розамунда проводила его взглядом, когда он зашел в свой номер, сбросил сюртук, перенес две лампы на небольшой письменный стол, поставил туда чернила и ручку, сел и погрузился в цифры. А потом закрыла дверь, потому что он забыл это сделать.

Перед ужином она подошла к его двери, чтобы узнать, не собирается ли он поужинать внизу. В тот самый момент, как она постучала, подошел слуга с полным еды подносом. Кевин откликнулся, и в апартаментах оказался поднос, а не она.

Розамунда поужинала у себя, потом вышла на террасу посмотреть, как на город опускается вечер. Наконец она решила узнать, что там с расчетами, и на этот раз даже не удосужилась постучать.

Он ее не заметил. Так и сидел при свете ламп, глядя на груду испещренных заметками и цифрами бумаг.

– Получилось? Ты нашел возможное решение?

Он удивленно оглянулся, затем снова уткнулся в бумаги.

– Думаю, да. А еще я думаю, что мы можем использовать договор, который я привез с собой, и просто добавить кусок, как дополнение к завещанию. Основного соглашения он не поменяет, а лишь расширит его. – Он перевернул несколько листков. – Конечно, все нужно будет записать. Это недолго. Самое большее – несколько часов.

– Тогда увидимся утром.

Кевин не ответил. Его мысли уже снова погрузились в цифры.

Вернувшись к себе, Розамунда позвала камеристку и попросила набрать ванну. Ей требовалось ополоснуться и потом хорошенько выспаться. Непонятно было, пошутил ли Кевин насчет красного платья. Конечно же, он захочет, чтобы бумаги подписали завтра до вечера.

Она надеялась, что мсье Форестье не станет артачиться и примет предложенное ими решение. Ей очень нравилось в Париже, но пора было возвращаться в Лондон.

– Иди-ка погляди. Скажи мне, устроили бы тебя такие доказательства того, прибыльно предприятие или нет? – Кевин помахал бумагами в сторону Розамунды. – Как джентльмен я, конечно же, полагаю, что моего слова будет достаточно, но подготовил документацию, ведь он наверняка ожидает ее увидеть.

Он снова помахал бумагами, на этот раз настойчивее. А после взглянул на нее.

Вот только ее там не было. Куда, черт подери, она исчезла?

Он понес бумаги к двери своих апартаментов. Ему хотелось услышать ее мнение, это было жизненно важно для всего плана.

Открыв дверь, он чуть не столкнулся со слугой, несшим два больших ведра с водой. За ним шли еще трое слуг. Все они были опытны в этом деле и потому не пролили ни капли. Вереница слуг исчезла в апартаментах Розамунды, дверь в которые придерживала камеристка.

Что за время ванну принимать! Иногда она становилась невозможной, особенно когда дело касалось предприятия. Наверняка Розамунда понимала, что нужно решить все сегодня вечером, и знала, что может понадобиться. Особенно из-за этой конкретной части соглашения. Он перечитал абзац, пытаясь поставить себя на ее место. Если кто-то ей это покажет, решит ли ее практичный ум, что это отвечает ее интересам?

Ему все казалось вполне приемлемым. И все же…

Черт, он не намеревался ждать весь вечер, чтобы обсудить окончательный вариант документа. Кевин ринулся к своей двери, распахнул ее, подошел к ее апартаментам и вошел внутрь.

– Мсье! – Пораженная камеристка заслонила собой Розамунду, которая, насколько он заметил, была в лучшем случае полураздета. До сорочки и чулок. Ее голубые глаза смотрели поверх головы камеристки. У камина стояла медная ванна.

– Мне нужно, чтобы ты прочла вот это, – сказал Кевин, не обращая внимания на закатившую от подобной дерзости глаза камеристку.

– Неужели это не может подождать? – Розамунда указала на ванну.

– Нет.

Она высунула руку из-за спины камеристки и взяла бумагу, наклонилась, чтобы поднести ее ближе к пламени камина. От этого ему стали видны ее округлые плечи, изгибы груди и бедер.

Она выпрямилась.

– Это лучшее, что мы можем сделать. Предложение очень щедрое, поскольку ты позволяешь ему изучать счета, если он решит, что мы его обманываем.

– Ты бы его подписала?

– Я?

– Да. Будь ты на его месте, это усмирило бы твои опасения?

Камеристка недовольно щелкнула языком, повернулась и начала распускать волосы Розамунды. Локон за локоном заструился белокурый шелк.

Розамунда вернула бумагу, снова протянув руку из-за спины камеристки.

– Я бы подписала, но не из-за самого текста, а потому, что в прошлом ты был со мной честен, так что, возможно, останешься таким в будущем. Ты ведь не воровал его задумки? Мне кажется, если кто-то честен, то документы – это чистая формальность. А если кто-то вор, меня не защитит ни один документ.

Камеристка потрогала рукой воду, потом раздраженно взглянула на Кевина и знаком показала, чтобы он уходил.

Он ответил тем же жестом.

– Allez[3].

– Mais[4], мадемуазель…

Розамунда с любопытством посмотрела на Кевина. Их взгляды встретились, и она тронула горничную за плечо.

– Да. Пожалуйста, идите.

– Так я приму ванну? – спросила она, когда камеристка ушла.

– Конечно. – Он сделал несколько шагов и опустился на стул. – А я просмотрю.

Розамунда взглянула на остатки своей одежды. Ей едва ли требовалась помощь, чтобы их снять. Чтобы на нее смотрели, пока она раздевается… эта мысль привела ее в смятение, но вместе с тем и приятно возбудила.

Она распустила волосы до конца, потом поставила ногу на край ванны, чтобы снять чулки.

– Сначала остальное, – раздался в тишине его голос, донесшийся из тени вдали от камина.

Она замялась, сдерживая страстную реакцию, которую вызвала в ней его просьба. Чувствуя одновременно смущение и бесстыдство, она скинула сорочку и осталась обнаженной в одних чулках.

Больше просьб не последовало. Хотя и то была вовсе не просьба, а приказ. Чуть покачиваясь от охватившей ее дрожи, она снова поставила ногу на край ванны и спустила чулок.

Чтобы снять другой, пришлось повернуться. Стоя спиной к Кевину, она быстро спустила нежную ткань, но не успела стянуть ее с ноги, как он оказался позади ее, лаская ей бедра. Он наклонил ее вперед, оставив одну ногу поднятой, и обнял рукой за плечи, поддерживая, пока другая его рука гладила ее спину и ягодицы, а поцелуи усыпали шею, плечи и лопатки.

Потом он позволил ей выпрямиться и обнял сзади. Его ладони и кончики пальцев ласкали ее груди, поигрывая сосками. Каждое прикосновение насквозь пронзало ее наслаждением. Его губы заскользили по ее шее, заставляя трепетать, волны возбуждения прокатывались по телу, и каждая из них постепенно лишала ее воли.

Он обнял ее снова, и одна рука скользнула ниже, гладя и лаская. Розамунда откинулась ему на грудь, потеряв равновесие и рассудок от сладкой пытки возбуждения, приносившей в равных долях мучение и удовольствие. Желание начало пульсировать в ней, поглотив все мысли и чувства. От его прикосновений она застонала, словно о чем-то умоляя.

Он снова наклонил ее, и она уткнулась лицом в подушку. Завитой подлокотник кушетки уперся ей в живот, а голова упала на сиденье. Бедра задрались высоко вверх, ноги повисли в воздухе.

Сквозь плывущий перед глазами туман от бессвязных мыслей она, оглянувшись, увидела, что Кевин стоит у нее за спиной уже без рубашки, его торс поблескивает в отсветах камина. Их взгляды встретились.

– Вот так, – сказал он. – Хочу видеть твое лицо.

От одних его слов ее пронзило острым наслаждением между ног. Она отчаянно хотела его, но он не взял ее, а стал вместо этого ласкать, пока ее желание не сделалось невыносимым. Оно сотрясало все ее тело. Ее ягодицы поднялись еще выше.

Когда она все-таки ощутила его давление внутри, то вскрикнула. Он задвигался сильными толчками, а она стонала от облегчения. Как же ей было хорошо. И совсем иначе, чем в прошлый раз. Она впивалась пальцами в подушку, задыхаясь, а он двигался все сильнее и сильнее. Каждый толчок приближал Розамунду к всепоглощающему блаженству, и вот наконец ее охватила неземная дрожь.

– По крайней мере, ты не соврал. Я принимаю ванну. – Розамунда нежилась в тепловатой воде, пока он ее мыл. – И очень основательную.

– От тебя трудно оторваться. А так от моих рук хотя бы есть польза. – Он не отпускал ее, пусть даже и не нарушая обещания.

Вид ее полуодетого тела напрочь прогнал все мысли о Форестье, документах и даже о предприятии. Он лишился рассудка, когда она нагнулась, чтобы снять чулок, спина ее выгнулась, а округлый зад задрался. Он едва ли не набросился на нее и швырнул на подлокотник кушетки. Однако он не пожалел, что отложил собственную нужду. Наслаждение, которого она достигла в итоге, лишь усилило его удовольствие.

Он никогда не забудет, с какой чувственностью она наблюдала за ним, ожидая и сгорая от нетерпения. Такая красивая. Такая желанная.

Она завела за ухо длинный мокрый локон.

– Камеристку удар хватит, когда она увидит, какой ты беспорядок развел, моя мне голову. Надо было оставить это мне самой.

– Я ваш покорный слуга, повелительница. – Он поднял ее ногу и намылил во всю длину. Стройная ножка. Даже ступни у нее хорошенькие. Просто удивительно было, что она до сих пор не замужем. Это, конечно же, от надуманной верности тому негодяю. Кевину, пожалуй, следовало бы послать ее соблазнителю благодарственный подарок.

Вот только он куда-то пропал, и она перестала быть недоступной.

– Думаю, тебе встречалось много мужчин вроде Форестье, – сказал Кевин, – которые тебя добивались.

Она пожала плечами.

– Если это и так, то большинство их я не заметила. Только самых наглых.

– Тебя никогда не мучило искушение отказаться от своего возлюбленного и…

– По-моему, ты не понимаешь, как живут люди моего круга. Я работала. Целыми днями. Даже если мужчина и был столь настырен, что я замечала его интерес, у меня едва ли было время поддаться искушению.

Иногда он говорил совершеннейшие глупости. Она ведь не была какой-то светской львицей, собиравшей комплименты на прогулке в парке. По крайней мере прежде. Но сейчас могла бы ею стать, если бы захотела.

Эта мысль не очень-то пришлась ему по душе. Розамунда была не просто богатой наследницей, а еще и красавицей. Он не мог приглядывать за нею каждый день с утра до вечера. В последние недели она избегала ухаживаний, потому что обустраивалась в доме и в магазине, а еще планировала воссоединиться с тем негодяем. Но ситуация очень скоро изменится.

Он зашел ей за спину и начал мыть грудь.

– Когда вернемся в Лондон, хотелось бы это продолжить.

Она обернулась к нему.

– Ты ведь не о том, чтобы купать меня в ванне, нет?

– И об этом тоже.

Она снова отвернулась и откинулась на бортик ванны. Намыливая ей грудь, он увидел, что она поджала губы.

– Я тут вижу трудности, а ты нет? – спросила Розамунда.

– Никаких. Конечно, потребуется осторожность.

– У меня нет опыта такой осторожности. А у тебя?

– Всему можно научиться.

Она рассмеялась.

– Сказано в духе мистера Кевина Реднора. Однако сомневаюсь, что на этот счет существуют книги.

– Я спрошу совета. Николас и Чейз должны знать, где черта, которую нельзя переступать.

Розамунда задумалась. Он решил, что подобные раздумья не пойдут ему на пользу. Подобные романы редко кончаются хорошо для женщин, и у нее было достаточно ума, чтобы это понимать.

Он начал смывать мыло, покрывая поцелуями ее шею.

– Послушай, – проговорила она. – Я не вижу себя в такой роли. Чьей-то любовницы.

– Богатые дамы не бывают любовницами. Они не содержанки. Скорее, они возлюбленные. Или жены. – Он нагнулся, чтобы крепче ее поцеловать. – Я уже делал тебе предложение. Ты отказалась, но мне кажется, что главной причиной был твой прежний возлюбленный. Возможно, нам стоит пересмотреть эту идею.

Она не сказала «нет» сразу же, но, быть может, лишь потому, что ее рот был занят его губами. И все же быстрого отказа не последовало.

– Мне нужно будет об этом подумать, – сказала она. – И начистоту обсудить с тобой, что это значит для нас обоих и для предприятия.

Он поднялся и взял большое полотенце.

– Думай сколько пожелаешь. А теперь вставай.

Она встала, словно Венера из пены морской, гладкая, нежная и куда более красивая, чем сама думала. Он завернул ее в полотенце, потом подхватил на руки и понес в спальню.

Розамунда чуть приоткрыла глаза и оглядела свое тело. Она держала согнутые ноги за колени, как он и велел. Это выставляло ее в совершенно бесстыдном свете.

Кевин нависал над нею на напряженных вытянутых руках так, что между ними оставался промежуток. Из этого положения ей было видно его длинный напряженный член прямо над собой и его голову, склоненную, чтобы он мог наблюдать. И она тоже могла.

Он начал входить в нее, затем остановился. Она задрожала под ним от сладкой боли. От желания. У него это отлично получалось – вызывать у нее желание. Она отбрасывала гордость, когда он доводил ее до такой жажды.

Держа вот так колени, Розамунда даже не могла ответить на его ласки, а могла лишь смотреть, как ее покрывает его напряженное тело. Странно, что мужчина, проводящий так много времени за бумагами, обладал таким телом. Похоже, он подвергал его столь же безжалостным тренировкам, как и свой ум.

Он вошел чуть дальше, затем снова остановился. Закрыл глаза. Она подумала, что, какие бы чувства они оба ни испытывали, его ощущения были острее, чем у нее. Не потому, что он мужчина, а она женщина. А потому, что он мужчина, постигший искусство сосредоточенности.

Он открыл глаза и посмотрел на нее глубоким и теплым взглядом. В его глазах читалась бездна. Завораживающий омут. Словно сейчас все было неважно, не было вокруг иного мира, кроме этой кровати и их двоих.

Наконец он соединил их тела. Медленно. Она отбросила нетерпение и приняла это чувство сладкой целостности, не желая иного. Он вышел из нее и опять вошел, вот только на этот раз она не сумела оставаться спокойной. И на следующий тоже, когда шепотом подбадривала его, прося большего.

Затем он вошел в нее сильнее. Глубже. Так глубоко, что его толчки проникали в самое ее нутро. Желание и наслаждение помутили ее разум, заглушив слова и звуки.

Он кончил жестко. Почти болезненно. От этой силы она забилась, вцепившись в него, призывая собственное блаженство, недоступный рай. Хрипло дыша, по-прежнему нависнув над ней всем телом, он опустил руку вниз и коснулся ее. Она выгнула спину, отвечая на ласку. Ее тело и душа молили об избавлении от сладкой муки. Он поцеловал ее в щеку и что-то сказал, потом снова коснулся, и вот уже она вскрикнула опять, но теперь – от наслаждения.

– Полагаю, что если бы я согласилась на предложенный тобой брак по расчету, то, по крайней мере, одна его сторона не была бы ужасной.

Ее слова, негромко прозвучавшие в ночи, прогнали сон, который начал было охватывать Кевина.

Его реакция, внезапная и неожиданная, удивила его самого. Торжество.

Странная реакция, решил он, как только достаточно проснулся, чтобы ее оценить. В браках по расчету главное то, что в их основе лежат веские причины. Обычно финансовые. И в его случае тоже. Он женится на ней, чтобы она не вышла замуж за человека, который мог бы вмешаться в дела предприятия. Она выйдет за него, чтобы достичь высокого положения в обществе. Брак – расчетливее некуда.

И все же он знал, лежа рядом с ней, когда она снова подняла эту тему, что познал неизвестное ранее наслаждение. Он решил, что это просто реакция насытившегося удовольствием мужчины, который счастлив знать, что насытится им вновь и вновь.

Вот только дело было не только в этом. Удовольствие он мог найти где угодно или, по крайней мере, по нескольким адресам. Причем более изысканное в техническом плане, поскольку тамошние женщины обладали опытом, которого явно не было у Розамунды. Хотя он и признавал, что им недоставало того, что он познал с ней.

– Это я могу обещать, – ответил он, потому что давно было пора хоть что-нибудь ответить.

– Я думала, ты спишь.

– Нет, нет. Я наслаждался тем, что обнимаю тебя.

– Я вызвала у тебя глубокие раздумья своим замечанием? Или, возможно, ты уже в них витал и потому не слышал моих слов?

– Я решал, что сказать, чтобы не отпугнуть тебя.

Она крепче прижалась к нему. Ее волосы щекотали ему нос.

– Вообще-то я еще не согласилась.

– Я знаю.

– Я лишь признала, что мы можем об этом подумать. А потом, через какое-то время, примем решение. Ты можешь заключить, что это не совсем в твоих интересах. А я на это не пойду, если мои интересы не будут защищены.

– Это как?

– Я должна иметь полную власть над своим наследством, включая долю в предприятии. Если тебя это не устраивает, нет смысла вообще об этом толковать.

Она явно ничего не знает о семейном праве. Конечно, он будет контролировать наследство. Она сохранит право собственности, но муж сможет пользоваться ее долей.

– Я намерена поговорить с мистером Сандерсом о соглашении на эту тему, – сказала она. – Соглашении, в котором будет отражена эта особенность нашего брака.

Вот черт. Его начало охватывать прежнее знакомое раздражение. Розамунда умела быть упрямой, особенно когда дело касалось его изобретения.

– Ты не сможешь иметь настолько полную власть, чтобы продать свою долю без моего разрешения, Розамунда. Если у тебя останется такая возможность, этот брак по расчету будет для меня в высшей степени нерасчетливым.

Она пожала плечами.

– Наверняка мистер Сандерс придумает, как отредактировать этот пункт. – Он почувствовал, как она зевнула, лежа у него на груди. – Твое семейство будет в ужасе. Как только оно тебе прямо об этом заявит, ты, возможно, вовсе передумаешь.

– Я привык, что семейство в ужасе. Это ничего не изменит.

– Однако есть родственники, которые тебе нравятся. Когда они выскажут свои возражения, кто знает, вдруг ты начнешь думать по-другому.

Ему нравились лишь Чейз и Николас. Они поймут, что такой шаг для него полезен. А еще они не из тех, кто будет занудствовать по поводу низкого происхождения и скудного воспитания Розамунды.

– Уж если мы обсуждаем требования, я должен озвучить одно из своих, – сказал Кевин. – В подобных браках вполне приемлемо, что обе стороны через некоторое время заводят себе симпатии. Я этого не потерплю.

Она села на постели и поглядела на него.

– Ты хочешь сказать, что мне нельзя заводить любовников?

– Да.

– А в твоем кругу принято так поступать в случае брака по расчету?

– Принято. Однако я не желаю, чтобы кто-то на тебя влиял.

Она улыбнулась.

– Ты думаешь, любовник воспользуется тем, что доставляет мне удовольствие, чтобы повлиять на мой образ мыслей, так?

«Да, так, черт побери». В конце концов, он сам явно воспользовался этим приемом.

Она наклонилась, так что ее лицо оказалось совсем близко от его.

– А вот в моем кругу так не принято. Совсем не принято. Полагаю, что раз это правило относится ко мне, то и к тебе тоже. Верно? Я бы тоже не хотела, чтобы любовница повлияла на твои решения.

Она все не так поняла. Он постарался объяснить, в чем различие:

– Я тебе уже говорил, что женщины не влияют на мой образ мыслей. Для тебя тут опасности нет.

– Ты сказал, что никогда не очаровываешься. И все же всегда бывает первый раз. А уговор есть уговор.

– Отлично. Согласен, у меня тоже не будет возлюбленных.

– Ни любовниц, ни случайных связей.

– Согласен.

– Ни куртизанок, ни шлюх.

Он молча поглядел на нее. Она смотрела на него искушенным взглядом.

– Полагаю, если ты останешься такой же покладистой и готовой, я мог бы на это пойти, – ответил Кевин.

Она вернулась в его объятия и снова зевнула.

– Что именно значит быть покладистым и готовым, мы можем обсудить позже.

Он решил, что позже – прекрасная мысль. Ему по-прежнему не хотелось ее отпугнуть.

Глава 16

Розамунда выпрыгнула из экипажа, слишком взволнованная, чтобы дожидаться, пока кучер ей поможет. Она подошла к витрине своего магазина и осмотрела выставленный там товар. Затем отступила на шаг и с удовольствием оглядела новую вывеску, которую повесили в ее отсутствие. Она надеялась, что фиолетово-серая отделка, как на ее картонных коробках, будет хорошо смотреться при солнечном свете.

Войдя внутрь, она увидела, как миссис Инграм пришивает шелковые цветы на кремово-розовую шляпку. Услышав ее шаги, миссис Инграм поспешила к двери, чтобы обнять ее.

– Вы вернулись. Я так рада. У нас гораздо больше работы, чем я ожидала. Как только установили вывеску, женщины решили, что мы открылись.

Розамунда подошла к прилавку, где лежала незаконченная шляпка.

– Это заказ или для витрины?

– С гордостью скажу, что заказ. Для одной юной девицы, это ее первый сезон. Судя по разговорам, она надевает шляпку один раз, и ей каждую неделю нужна новая. Если эта ей понравится, возможно, будут еще заказы. – Миссис Инграм положила шляпку на место, отступила на шаг и поглядела на шляпку Розамунды.

– Вы ее в Париже купили?

– Да. Меня заинтересовала плиссировка. В магазине я не могла ее изучить, так что купила, чтобы вникнуть здесь. – Она отстегнула шляпные булавки и положила ее на прилавок. Они вместе стали рассматривать, как затянуты складки. – Мы сможем так сделать. По-моему, очень симпатично. А теперь взгляните на мои рисунки.

Кучер внес сундук. После его ухода они еще добрый час обсуждали рисунки и обменивались идеями, как использовать их на практике.

– Вы нашли помощницу? – спросила Розамунда.

– Приступит к работе в понедельник, тогда и сможете на нее посмотреть. Она умеет шить, но опыта у нее нет, так что будет подмастерьем. Однако она была в шляпке собственного пошива, поэтому я считаю, что у нее есть задатки стать хорошей шляпницей.

Розамунда обошла весь магазин, уже окончательно обустроенный под мастерскую и торговое помещение. Миссис Инграм не разочаровала ее, а теперь продолжала рассказывать о положении дел в Ричмонде. Наконец они устроились в задней комнате.

– Расскажите мне о Париже.

Розамунда описала город, еду, сады и дома. Миссис Инграм забросала ее вопросами. Когда тема была практически исчерпана, миссис Инграм протянула руку к лежавшей на столе стопке визитных карточек.

– Теперь позвольте рассказать, как дела идут здесь.

– Вы говорили, что хорошо.

– Так и есть. Однако к этому магазину проявляют особый интерес. – Она положила карточки на середину стола. – Были посетители, которые пришли не для того, чтобы взглянуть на нашу продукцию, а чтобы поприветствовать вас. Некоторые оставили карточки. По-моему, это приглашения к ним с визитами.

Розамунда повертела в руках три карточки.

– Люди чрезвычайно любезны и дружелюбны. Эти имена мне незнакомы. Интересно, почему они ищут дружбы со мной.

– Извините мою подозрительность, но все они мужчины. У двоих заведения в этой округе. – Она разложила карточки и по очереди указала на каждую из них. – Галантерейщик через два дома отсюда, ювелир за углом. Оба неженатые.

Розамунда отложила карточки, чтобы взять их домой.

– Вы очень подозрительны. По-моему, они всего лишь проявляют учтивость.

– Возможно, но подумайте о том, как можно быть учтивой в ответ. Может статься, однажды вам самой захочется нанести ответный визит.

– Если так, то лишь в надежде, что их родственники купят у нас много дорогих шляпок.

– Можете посмотреть, есть ли среди них интересные. Ничего от этого не сделается. Вы еще молоды.

– Едва ли. У меня много причин не обращать внимания на эти карточки. Главное то, что во время поездки в Париж я вступила в связь с мистером Реднором.

От удивления у миссис Инграм вытянулось лицо.

– Признаться, я за вас переживала, когда вы отправились в путешествие вместе с ним, но за все время знакомства с вами с вашей стороны не было интереса к… подобному. И уж точно не из-за недостатка самоуверенных мужчин и даже ухажеров. Казалось, вы просто их не замечали.

Миссис Инграм ничего не знала о Чарлзе, и Розамунде не хотелось объяснять ей эту давнюю тяжелую ошибку. Она лишь улыбнулась и пожала плечами.

– И все же одного я заметила.

– Вы собираетесь за него замуж?

– Мы об этом говорили. Это может быть полезно для укрепления нашего партнерства в предприятии, которое досталось мне в наследство. Брак получится по расчету. Главный выигрыш для меня, конечно, его высокое положение. Если я породнюсь с их семейством, у моей сестры Лили будет совсем другая жизнь.

Миссис Инграм сжала губы, отчего стали заметны морщинки вокруг рта.

– Это будет не первый раз, когда мужчина его круга променял свое положение на красивую женщину.

– Ему нужна не красивая женщина. Таких и в его кругу полно. Он хочет быть уверен, что я не продам свою долю, что мне не вскружит голову какой-нибудь другой мужчина и я не передам все бразды правления мужу. Уверяю вас, он думает лишь о своем предприятии.

– Тогда хорошо, что вы вступили в связь.

– Почему же?

– Сдается мне, полезно знать, как все сложится в этом плане. Представляете, каково было бы пожениться вот так, а потом обнаружить, что муж не знает, как вести себя на брачном ложе? – Миссис Инграм положила ладонь на руку Розамунды и подалась вперед. – Полагаю, он знает, как себя вести?

Розамунда почувствовала, как заливается краской.

– Я бы сказала, что да.

– Отрадно слышать. А теперь посмотрим, что вы там привезли в сундуке.

На следующее утро после возвращения в Лондон Кевин специально завтракал в то же время, что и его отец. Он выдержал разговор, вертевшийся вокруг того, как отец умудрился сломать механического лебедя, и хотел, чтобы Кевин сейчас же его починил. Кевин, в свою очередь, рассказал отцу, каких английских лордов он встречал во время прогулок в Тюильри и какие мелочи узнал о текущей политике Франции.

Исполнив сыновний долг, как ему казалось, на полмесяца вперед, Кевин встал.

– Мне нужно съездить отдать кое-какие распоряжения в банке. Рад видеть, что ты здоров. – Он повернулся, чтобы уйти, но задержался. – Да, наверное, надо бы тебе сказать, что я собираюсь жениться на мисс Джеймисон.

Он вышел не оглядываясь, велел подать коня и отправился в Сити, чтобы уладить дела, связанные с деньгами Форестье.

На обратном пути из банка он заехал в клуб «Анджело», чтобы пофехтовать и, освежившись после физической нагрузки, наконец вернулся домой чуть позже полудня. Переступая порог, Кевин намеревался посвятить остаток дня планированию нового этапа работы предприятия.

К его удивлению, слуга-привратник сделал робкий жест рукой:

– Вас ожидают в библиотеке, сэр.

Ожидают?

Он открыл дверь библиотеки и увидел, что там расселся целый отряд родственников. Отец что-то бормотал. Тетя Агнес сидела в царственной позе. Тетя Долорес пила чай. Николас выглядел скучающим.

– Вот и ты. Наконец-то, – нараспев протянула тетя Агнес. – Проходи, проходи.

Он замер на пороге.

– Как хорошо, что вы с тетей Долорес приехали навестить отца. Давно такого не было. Я бы с удовольствием заехал к вам, но я очень занят и…

– Я сказала – проходи. – Пышная грудь Агнес заколыхалась. В глазах мелькнул повелительный блеск.

– Лучше иди-ка к нам, – проговорил Николас. – Не стоит затягивать.

Кевин вошел и отыскал стул у самой стены, рядом с отцом. Тот хмыкнул и смерил его свирепым взглядом.

Кевин ответил ему тем же.

– Это ты их вызвал? Если да, то знай, что этого дурацкого лебедя еще очень долго не починят.

– Конечно, я за ними послал. Нельзя бросаться такими неистовыми признаниями и уходить, словно это пустяк. Нужно посоветоваться с родными. По крайней мере, с Холлинбургом.

Кевин посмотрел на Николаса. Тот ответил извиняющимся взглядом.

– Не понимаю, почему я должен с кем-то советоваться. Мне казалось, я и так поступаю слишком великодушно, уведомляя об этом тебя. Это явно было ошибкой. Я не позволю сантиментам снова взять надо мной верх.

– Ой, чушь какая, – проговорила тетя Долорес. – Нам нужно знать всего лишь одно: ты уже обручился с этой женщиной?

Четыре пары глаз с неприкрытым любопытством уставились на него. Да какого…

– Еще нет.

– Слава небесам. – Тетя Агнес чуть в обморок не хлопнулась от облегчения. – Значит, не все потеряно.

– Однако я полагаю, что мы обручимся до конца недели.

– Нет, не обручитесь. Об этом и речи быть не может. Я понимаю, что она довольно хороша собой, но…

– Она гораздо более чем просто хороша собой, тетя Агнес, – вмешался Николас. – Надо отдать чертовке должное – она потрясающе красива.

– От тебя никакой помощи, Холлинбург, – сердито пробурчала Агнес.

– Какого дьявола ты хочешь сказать, своим «надо отдать чертовке должное»? – рявкнул Кевин.

Николас откинулся на спинку стула, подальше от поля битвы.

– Это просто выражение такое. Я не имел в виду, что она чертовка в буквальном смысле слова, я…

– А по-моему, в самом буквальном смысле, – перебила Долорес. – Она околдовала тебя. Заманила в сети. Использует все свое коварство, чтобы тебя одурачить. Как только я ее увидела, то сразу поняла, что доверять ей нельзя, что она уничтожит тебя и уже в этом весьма преуспевает. – Она сплела пальцы. – Если бы только мой брат хоть чуточку подумал над завещанием и не был столь своенравен. Теперь поглядите, что он наделал.

– Давайте успокоимся, – заявила Агнес, хотя грудь ее вздымалась так, что и намека не было хоть на какое-то спокойствие. – Кевин, твой низменный интерес к механике и прочему – это одно. Смешная одержимость этим твоим изобретением и дружба с промышленниками – пускай, твоя репутация и репутация семьи могут это пережить. Однако если ты женишься на дочери фермера-арендатора…

С этими словами она запнулась, поглядела в потолок и стала обмахиваться веером.

– Вы собираетесь упасть в обморок? – озабоченно спросил Николас.

– Не собирается, – ответил Кевин. – Она никогда не падает в обморок. Только грозится, чтобы впечатление произвести.

Агнес тотчас пришла в себя и пронзила его ядовитым взглядом.

– Ты ничего о ней не знаешь. Кроме того, что она довольно хороша собой, а теперь еще и довольно богата.

– Это два самых важных качества, которые отец учил меня искать в жене. Верно, папа?

Отец почти что кивнул в ответ, но Агнес с силой хлопнула рукой по диванной подушке рядом с ним.

– Мне казалось, он знает, что еще необходимо высокое происхождение. Кому это надо объяснять? – почти умоляющим тоном обратился отец Кевина к Агнес.

– Ты очень нерадиво его воспитывал, – заявила Долорес. – Легкомысленно. Наверное, был слишком занят, играясь со своими игрушками, и даже не заметил, что он отбился от рук. А теперь полюбуйся, что ты наделал.

Лицо отца Кевина выразило смятение.

– Не ожидал, что они станут грызть тебя вместе со мной, а? – пробормотал в его сторону Кевин.

– Кевин не такой глупец, сестра, – сказала Агнес. – Он знает, что это сверх всякой меры. Так ведь, Кевин? Ты просто хотел сыграть с нами злую шутку? В отместку за все выпады и замечания? Если так, то это не годится. Ты должен сейчас же пойти на попятный и сообщить мисс Джеймисон, что думал не головой на плечах, а другой головой – той, что ниже.

– Тетя Агнес! – вскричал Николас.

– В ней всегда была эта вульгарная жилка, – сказал Николасу отец Кевина.

– Ой, чушь какая. Нам всем известно, что случилось. Она его соблазнила, и он считает, что должен поступить как честный человек. Так вот, не должен. Не с такой, как она. – Агнес глубоко вздохнула и выдохнула, словно показывая, что с этим кончено, что все решено.

Кевин оглядел свою маленькую судебную палату.

– Тут вы ошиблись, тетя Агнес. Это я ее соблазнил, а она отвергла мое первое предложение. Однако она честна, добродетельна, и я мог бы найти партию гораздо хуже. Она нравилась дяде, иначе он не оставил бы ей наследство, а его умение разбираться в людях сильно превосходило ваше. Так что если она примет мое предложение, то после того, как закончится этот театр, я женюсь на ней.

– В этом доме ей не жить! – воскликнул его отец. – Я не пущу ее на порог.

– Я никогда бы не заставил женщину жить в этом доме, так что это не имеет значения.

– Я лишу тебя наследства!

– Не сможешь. Твое имущество без права отчуждения.

– Не всё.

– Ты хочешь сказать, что если я на ней женюсь, то не унаследую твои игрушки? Ну, черт подери, это утрата. Придется мне передумать.

Николас подавил улыбку. Тетя Агнес это заметила.

– Холлинбург, вся надежда на тебя. Скажи ему, что это неприемлемо, что ты не одобряешь его решение. Скажи, что он рискует потерять место в семье.

– Ничего подобного я ему говорить не стану.

– Ты должен хоть что-то сделать! – воскликнула тетя Долорес.

– Верно, должен. – Николас встал. – Похоже, откланяться – лучшее, что я могу сделать. Дядя, в следующий раз, когда пошлете мне записку со словами: «Разразилась катастрофа, жизнь Кевина в опасности», – пожалуйста, пусть она касается чего-нибудь существенного.

– Я требую, чтобы ты выполнил свой долг перед нами! – едва ли не взвизгнула тетя Агнес. – Если он пойдет на этот шаг, то заслуживает участи Филиппа. Скажи ему, и он придет в себя.

– У меня нет ни малейшего намерения угрожать Кевину разрывом дружеских отношений. Он хочет жениться. Это простое и благородное дело. А сейчас – всего наилучшего.

С этими словами Николас направился к выходу. Кевин не стал терять времени и последовал за ним, не обращая внимания на мольбы тетки остаться, пока дело не будет улажено.

Стоя на улице, Николас с нетерпением ждал, пока ему подведут коня. Он то и дело поглядывал себе через плечо, словно ожидал, что вот-вот из дома выскочат сварливые гарпии и схватят его.

– Вот дьявольщина, – пробормотал он. – Мог бы и предупредить.

– Я вернулся только вчера вечером.

– Не стану тебе угрожать или призывать одуматься. Однако скажу, что мне было бы гораздо спокойнее, будь я уверен, что ты идешь на это не только ради ее доли в предприятии. – Николас искоса бросил на него вопросительный взгляд. – Еще мне было бы легче, если бы я знал, как работает твой разум и что ты умеешь отличать здравый смысл от минутного порыва. Поскольку я абсолютно ничего не знаю о твоем мыслительном процессе, кроме того, что он проходит не как у нормальных людей, я просто желаю тебе всего самого лучшего.

Подвели лошадь, и Николас поднялся в седло. Посмотрел на дом.

– Теперь жизнь там станет адом. Если захочется спокойствия, добро пожаловать в Уайтфорд-Хаус.

– Я погляжу, удовольствуется ли отец молчаливым неодобрением или же станет гоняться за мной по коридорам.

– Если уж он созвал высокое собрание, то, возможно, выбросит тебя на улицу. Я знаю, что ты наверняка оставался здесь только ради него, но после свадьбы тебе все равно придется съехать, так что можно сделать это уже сейчас.

– Я подумаю.

– Чейз сегодня приедет на ужин. Может быть, присоединишься к нам и все ему расскажешь, дабы он не узнал об этом от кого-то еще?

Кевин согласился. Ему в любом случае нужно было поговорить с Чейзом по другому делу. Тетя Агнес в своем негодовании сказала кое-что интересное, распалившее его любопытство так, как его следовало подхлестнуть еще несколько недель назад.

Мистер Сандерс размышлял над проблемой, которую перед ним поставила Розамунда. Он сидел за столом, сложив ладони пирамидой, хмурил лоб и напряженно думал. Она ждала его решения. В письме, посланном рано утром, она очень просила его о встрече и приехала после обеда, как только он ответил, что сможет ее принять.

Всю обратную дорогу из Франции она размышляла о браке, на который чуть не согласилась. Прежде чем отношения двинутся дальше, она хотела убедиться, что в самом деле сможет заключить соглашение, которого потребовала от Кевина.

– Брак – это договор, – наконец произнес мистер Сандерс. – Однако существуют традиции и законы, которые тоже играют свою роль. Замужняя женщина теряет значительную часть своей независимости и, так сказать, личностности. Например, вы уже не можете заключать контракты, если вы замужем. Ваши долги – на самом деле долги вашего мужа. И все в таком духе.

– Выходит, я не смогу этого сделать.

– В теории можно сделать что угодно. Один контракт может влиять на другой. Вы абсолютно уверены, что не хотите назвать мне имя этого джентльмена? Признаться, я переживаю. Вы совсем недавно вступили в наследство, и есть такие, кто мог бы…

– Сейчас мне бы не хотелось называть его имени. Просто хочется знать, могу ли я оставить наследство за собой, что бы там ни говорили традиции и законы.

– Можете заключить с ним соглашение, в котором это будет прописано. Однако, если он не станет его соблюдать, а вы обратитесь в суд, чтобы его заставить, я не могу обещать, что суд встанет на вашу сторону.

Вот это плохие новости.

– Если этот джентльмен – человек порядочный, он не нарушит договора, на который согласился. – Мистер Сандерс попытался улыбнуться. – Если вы считаете его порядочным.

– Да. Думаю, так оно и есть.

– Тогда, надеюсь, все будет хорошо.

Все дело было в доверии. Она гадала, можно ли, в свою очередь, верить своим мыслям об этом. В итоге она начала пересматривать предложение после того, как вступила в связь с Кевином. Их разговор произошел в тот момент, когда она была опьянена наслаждением.

Она и вправду думала, что брак – хорошая идея, или же просто хотела лишь сохранить их отношения?

На нее нахлынули воспоминания о проведенных вместе ночах. Она снова ощутила на себе его руки, и ее, словно прибой, начало затапливать возбуждение. Вдруг Розамунда поняла, что с последней реплики мистера Сандерса прошло некоторое время. Она вынырнула из мечтаний и увидела, что он пристально на нее смотрит.

– Я размышляла о вашем вопросе насчет порядочности. Рассматривала его со всех точек зрения.

Он лишь улыбнулся в ответ.

– Хочу, чтобы вы составили брачный контракт. Еще один, который нам придется подписать. Я извещу вас, как только мы будем помолвлены. Если помолвка вообще состоится.

Розамунда вышла из конторы юриста и оказалась на улице. Она действительно считала Кевина порядочным человеком, однако не исключала, что он может использовать свой опыт в деле чувственности, чтобы подчинить ее своему влиянию. Например, он не просил ее давать ему деньги на Форестье. Однако, нежась в волнах блаженства, она в любой ситуации видела лишь положительные стороны. Если они поженятся, продолжит ли он это делать? Планировал ли он это вообще?

Все это напомнило ей, что она на самом деле мало что о нем знает. Ей было известно, что он может быть грубияном и что родня у него просто поразительная. Она знала, что почти все время он посвящает своему предприятию. Или наблюдению за ней. Или, предположительно, домам свиданий.

Кроме этого она не имела никакого представления о его жизни. Он знал о ней гораздо больше, чем она о нем. Гораздо больше, но не все. Она это исправит. Весьма вероятно, после этого он сам заключит, что вовсе не хочет этого брака.

Она вернулась в магазин, мысленно составив небольшой список того, что нужно выяснить. Кое о чем она расспросит его. Остальное разузнает сама.

– Черт подери, что ты там делаешь?

Голос Николаса, раздавшийся из окна Уайтфорд-Хауса, вывел Кевина из задумчивости.

– Осматриваю рельеф местности, – отозвался он.

– Ты ни разу не пошевелился. Просто стоишь на месте вот уже почти час.

Кевина не интересовал рельеф местности в этом саду. Его мысленный взор бродил по землям Мелтон-Парка. Особенно по участку между озером и особняком. Не стоило пытаться объяснить это Николасу. В данный момент его догадка находилась в зачаточном состоянии. Он не мог бы объяснить ее, даже если бы Николас понял его объяснения, что было сомнительно.

– Идем. Чейз приехал.

Кевин загашал к дому.

– Ты ему сказал, что я женюсь на мисс Джеймисон?

– Сказал. Если бы ты не слонялся по саду и не предавался раздумьям, то присутствовал бы при этом.

– Он был потрясен?

– Его удивила только женитьба, но не мисс Джеймисон. Приходи к нам в столовую, и мы все обсудим.

Ему не хотелось ничего обсуждать. Это обычно означало, что кто-то станет втолковывать ему, что его поведение никуда не годится, что в мыслях у него сумбур, что общество будет в ужасе – и так далее, и тому подобное.

Он подошел под самое окно.

– Я хочу чуть позже летом отправиться в Мелтон-Парк, если ты не возражаешь.

– Мне показалось, что в деревне тебе скучно.

– Скучно. Но я все же хочу поехать.

Николас пожал плечами.

– Отправляйся, когда пожелаешь. А теперь иди прямо в столовую. Не заблудись в доме или в своих мыслях.

– Поздравляю, – поднял бокал Чейз.

– Как я говорил, еще ничего не решено.

– Представить себе не могу, что она не согласится.

Они сидели в библиотеке у Николаса. Тот заявил, что после ужина ему нужно заняться кое-какими делами касательно имения, и оставил их одних.

– Никогда точно не знаешь, – сказал Кевин. – Париж – это одно. Лондон – другое. Как я, к своему бесконечному раздражению, узнал нынче днем.

– Тебе едва ли стоит удивляться. Агнес хотела заполучить ее на семейный ужин, просто чтобы все смогли на нее поглядеть. Она никогда не примет мисс Джеймисон в качестве твоей невесты. Хотя решать не ей. Решать тебе.

– Николас думает, что дело только в ее наследстве. Он оставил нас одних, так что, наверное, высказал тебе свои опасения по этому поводу. И хочет, чтобы ты провел деликатное расследование, так?

– Ему пришлось заняться срочными делами. Однако если уж ты об этом упомянул… Все дело в том, что она унаследовала половину твоего предприятия?

В этом ли? Почти. Но, как осознал Кевин, не целиком.

– Если бы завтра обнаружилось дополнение к завещанию, по которому предприятие перешло бы к тебе, а она перестала быть владелицей, ты все равно женился бы на ней? – непринужденно спросил Чейз, словно в этом не было никакого вызова.

– Если бы такое дополнение существовало, я бы никогда с ней не познакомился. Если тебе не претит ее происхождение, не вижу, с чего бы тебе беспокоиться. Такие браки не то чтобы не нормальны. Не в этом году, так в следующем Николас тоже заключит разумный брак по расчету. Это твоя партия оказалась необычной.

Чейз улыбнулся немного печальной улыбкой.

– Прости. Я вбил себе в голову, что мои добрые друзья тоже должны познать счастье.

Кевин глядел, как отсвет лампы играет в темно-красном бокале с портвейном.

– По-моему, у меня есть хорошая возможность стать счастливым. Однако во время допроса сегодня днем тетя Агнес сказала кое-что такое, что заставило меня поколебаться.

– Ты ее слушал? Когда она говорит, я стараюсь думать о чем-нибудь другом.

– Она сказала, что я ничего о ней не знаю. Это неправда. Я знаю довольно много, но… когда выстраиваю знания в одну цепочку, возникают пробелы.

– Пробелы?

– М-м. Например, как с ней познакомился дядя. Я знаю ее версию того, почему он дал ей немного денег. По ее словам, она заботилась о ком-то из его знакомых. Но когда и как? В ее биографии есть вот такие белые пятна.

– Возможно, тебе нужно спросить о них у нее самой.

– Я думал, вдруг ты уже знаешь. Ведь это ты ее нашел.

– Нашел ее ты.

– Я дал тебе имя и город. Остальное ты сделал сам.

– Остальное сделала Минерва. Я предоставил это ей.

Чейз хорошо умел лицемерить, но Кевин достаточно долго его знал, чтобы определить, когда это случается.

– И твоя жена ни слова тебе не рассказала? В это верится с трудом.

Чейз также хорошо умел скрывать неловкость, но Кевин и это мог определить по некоторым признакам. Так что, когда Чейз встал, чтобы наполнить свой бокал, и немного оттуда отпил, прежде чем вернуться на место, Кевин в полной мере ожидал от него бесстрастной реакции.

– Как я сказал, тебе нужно спросить у мисс Джеймисон.

– А я спрашиваю у тебя.

– И верно, спрашиваешь. – В голосе Чейза зазвучало раздражение. Он сделал еще глоток. – Черт подери, ладно. Какие пробелы ты видишь? Я их заполню, если смогу. Минерва рассказала мне многое, но не все. Вот почему лучше будет спросить у мисс Джеймисон или у самой Минервы.

Ему бы не хотелось расспрашивать Розамунду, а к Минерве он по этому делу никогда бы не обратился.

– Она приехала в Лондон, когда ей было около семнадцати. Какое-то время была прислугой. Как долго?

– Примерно полтора года.

– Потом ушла.

– Да. Тебе известно, почему она ушла?

– Нет.

Чейз врал. Кевин пропустил его ложь мимо ушей, поскольку уже обладал этой информацией.

– И куда она тогда пошла? Не к шляпнице, которая обучила ее ремеслу. Это было позже. Вот он – пробел. Самый большой.

– Как я это понимаю, она поступила работать в другой дом.

Чейз казался уверенным. Твердо уверенным. Это не было ложью, Розамунда говорила то же, когда они ехали в Париж.

– В какую семью?

Выражение лица Чейза чуть заметно изменилось. На нижней челюсти слегка заиграла жилка. Твердый, решительный взгляд послужил прикрытием.

– Не знаю.

– А по-моему – знаешь.

– У нее спроси.

– Я предпочел бы не спрашивать. Возможно, в этом нет ничего важного, и я не хочу, чтобы она подумала…

– Подумала, что ты ее в чем-то подозреваешь? Черт побери, ведь это правда, так мог бы честно признаться. Это отвратительный способ устраивать женитьбу, Кевин. Столько времени прошло, а у тебя лишь теперь достало ума заметить, что в твоих знаниях о ней есть пробелы.

Кевин выждал, пока раздражение Чейза уляжется. Ему нечем было себя защитить. С его стороны было очень глупо не обращать внимания на то, чего он не знал о Розамунде. Но тогда ему и не требовалось знать что-то еще кроме того, что он ее желал.

– Она в то время была чьей-нибудь любовницей?

Чейз смерил его удивленным взглядом.

– Мне об этом неизвестно. Как я говорил, она снова пошла в услужение.

– И все же ты не говоришь мне, в какую семью. Это довольно странно.

Чейз откинулся на спинку стула.

– Клянусь, я убью Николаса. Этот трус все бросил на одного меня. – Он глубоко вздохнул. – Я не сказал, что она поступила в семью. Я сказал, что она поступила в дом. – Он повернул голову и посмотрел Кевину прямо в глаза.

Кевин растерянно глядел на кузена. Затем тучи расступились, и пролился свет. Конечно. Какой же он идиот, что не заметил этого раньше.

Тут открылась дверь, и вошел Николас. Приблизившись, он посмотрел на них, и лицо у него тут же вытянулось. Он бросил на Чейза вопросительный взгляд, но тот лишь кивнул.

– Добро пожаловать обратно, Николас, – сказал Кевин. – Ты как раз вовремя, чтобы смягчить удар. Чейз только что сказал мне, что моя суженая была шлюхой.

– Мне следовало сразу все заметить. В конце концов, именно там я узнал, как ее зовут. У миссис Дарлинг. – Кевин размышлял над открытием, пока Николас усаживался. – Я полагал, что они просто покупали у нее шляпки. Не думал, что она там жила. Однако там было бы идеальное место для дядиного знакомства с ней, ведь это было одно из его любимых заведений.

– Ты принял новость до ужаса спокойно, – заметил Николас. – Это наверняка потрясение.

– Не то чтобы потрясение. Она прекрасно заполняет пробел.

– Но обнаружить… в смысле – узнать…

– Лучше сейчас, чем потом, – сказал Чейз.

– Ты так и сказал сегодня днем, – ответил Николас. – Я рассказал ему о твоих намерениях, и он позеленел. Я все из него выудил. Мы решили, что надо сказать тебе. Лучше сейчас, чем потом, сказал он.

– Насколько я помню, это ты решил, чтобы я ему сказал, – бросил Чейз.

– Я боялся, что Кевин устроит сцену. С проклятиями. С руганью. С едким сарказмом. Но ты только посмотри, как стойко он ведет себя, несмотря на крах его планов.

– Это оттого, что это никак не повлияло на мои планы.

Они оба уставились на Кевина. На лице Николаса читалось беспокойство.

– Проклятье, я так и знал. Брак по расчету, черта с два. Чейз, он очарован ею. И не отступится даже теперь, когда все знает.

– Я никогда не очаровываюсь. Однако уверен, что, хоть она и могла служить прислугой в доме, но не была одной из тамошних женщин.

– В этом нельзя быть уверенным, – заметил Чейз.

– Миссис Дарлинг никогда бы не взяла на работу такую невежу, как она. Это заведение славится своим высоким уровнем искушенности.

Им понадобилось пять секунд, чтобы понять сказанное им.

Чейз выглядел довольным, возможно оттого, что ему не придется объясняться с Минервой, как он расстроил вероятную помолвку мисс Джеймисон.

– Скажи, если бы ты не был так уверен, что она не могла работать там жрицей любви, ты все равно бы с ней обручился?

– Да.

Кевин удивился тому, что мгновенно нашел ответ.

– Хорошо. Потому что мужчины неизбежно ее там видели. Однажды кто-то их них может что-то сказать. Тебе стоит начинать тренироваться еще и в стрельбе, а не только в фехтовании.

Глава 17

Розамунда два дня не видела Кевина после их возвращения. Проведя утро второго дня с учителем, а потом приведя дом в порядок, она надела шляпку и после обеда пошла к дому Минервы. Подавая свою визитную карточку, она поняла, что впервые наносит подобный светский визит в новой роли богатой наследницы.

Она гадала, знает ли Минерва о ее связи с Кевином. Ей пришло в голову, что подруга может этого не одобрить и даже не примет ее.

Ожидая ответа, она представляла себе, каково будет испытать отказ. Это рано или поздно случится. Возможно, не с Минервой, но с какой-то другой женщиной. Она может решить, что завязала дружбу, а потом явится вот так на порог и будет отвергнута. Может вмешаться муж или отец, или же новая подруга на поверку окажется вовсе не подругой.

Кевин почти избавил бы ее от этого, но и он не всесилен. Она не жила в высшем обществе, но знала, что оно может быть жестоким. Чем больше люди о ней узнают, тем меньше захотят видеть ее в своем окружении. То, что она дочь крестьянина, было еще даже не самым страшным. Если в свет просочится хоть слово о ее работе в доме свиданий миссис Дарлинг, едва ли кто-то вообще захочет с ней разговаривать.

Не в первый раз за последние несколько дней Розамунда взвесила вероятность того, что это произойдет. Она была служанкой, а их редко замечают. Ее белый чепец и бесформенное мешковатое платье не особенно привлекали внимание. К тому же она нечасто бывала в компании тех женщин, как только начиналась их работа. Она завершала свои обязанности заранее и входила к одной из дам, только если той требовалось подбросить дров в камин или что-нибудь еще в этом роде.

И все же она не невидимка, верно? Кто знает, вдруг однажды какой-то мужчина, бывавший в доме свиданий, увидит ее в парке и вспомнит? Это возможно. Она не смела надеяться, что этого никогда не произойдет.

К ней вышел не слуга, а сама Минерва. Она спустилась по лестнице в простом домашнем наряде, ее темные волосы были слегка растрепаны.

– Простите, что заставила вас ждать. Я только что вернулась с вылазки, связанной с одним расследованием.

Она провела Розамунду в библиотеку и велела подать чай.

– Знаю, что выгляжу я странно. Неряшливо. Будь это не вы, я бы отговорилась, чтобы меня не увидели. Но я знала, что вы поймете. – С этими словами Минерва поправила непослушные прядки волос.

– Вы часто сами проводите расследования?

– Обычно этим занимаются агенты под моим руководством. Но на сегодняшнее задание нужна была женщина определенного возраста и поведения, так что я решила пойти сама. Надо было сыграть сторонницу избирательной реформы из хорошей семьи, но мало заботящуюся о своей внешности. Мне удалась эта уловка?

Розамунда внимательно рассмотрела волосы, скучное коричневое платье и полусапожки.

– Я бы поверила.

– К счастью, семейство, за которым мне нужно было наблюдать, подумало так же. Я подтвердила свои подозрения и могу подробно доложиться клиентке.

– Интересное дело выдалось?

Принесли чай, и Минерва налила им по чашке.

– Уникальное. Моя клиентка подозревала, что у ее мужа имеется целая вторая семья. Сегодня я узнала, что так оно и есть.

– Прямо здесь, в Лондоне? Вот это дерзость.

– Многие мужчины полагают, что тихая жена – это глупая жена. К несчастью для этого субъекта, у его жены был глаз как у орла, и она ничего не упустила. Она долгие годы смотрела на все сквозь пальцы и продолжала бы и впредь, вот только она заподозрила, что он сделал последний шаг, явившийся неожиданностью. Который все изменил.

Розамунда задумалась, что это мог быть за шаг.

– Он и на другой женщине женился?

– Очень хорошо. С вами мне надо быть осмотрительнее, чтобы моя болтливость не рассказала вам больше, чем я намерена. Я понятия не имею, зачем он так поступил, хотя у меня есть предположения. Главное в том, что, когда моя клиентка все это ему предъявит, она будет знать, что муж впервые за все время их семейной жизни станет слушать ее очень внимательно.

– Какая интересная у вас жизнь.

– Не такая интересная, как у тех, кто по внезапному порыву прыгает на почтовые суда до Франции. Расскажите мне о своей поездке.

Розамунда пришла, чтобы поговорить на другую тему. Ей не хотелось показаться неучтивой, так что она передала некоторые свои впечатления.

– Кевин вел себя прилично? – спросила Минерва.

Розамунда почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо.

– В каком смысле?

– Он воздержался от грубостей с этим Форестье, которого вы упомянули? С вами? С прислугой в отеле и командой на корабле?

– При мне он не грубил. Но не могу ручаться, что происходило, когда я отправлялась по магазинам и он оставался один.

Минерва поглядела на нее более внимательно. Откинула назад голову и опустила веки. Розамунда возилась с чашечкой.

Чашка Минервы грохнулась о блюдце.

– Вот негодяй.

Во рту у Розамунды сделалось сухо.

– Отчего вы так говорите? Я же объяснила, что он не грубил.

– Он вас соблазнил. Я это у вас в глазах увидела. Соблазнил, чтобы сделать сговорчивее к его требованиям насчет предприятия. – Ее глаза вспыхнули ярким пламенем. – Чейз об этом знает. Вчера вечером он ужинал с Кевином, а когда вернулся, вел себя очень странно, и я спросила его об успехе поездки. Он говорил очень уклончиво. Он не рассказал мне о вас, поскольку знает, что я…

– Прошу вас. Я не… Я не особо противилась. Честно сказать, совсем не противилась. Однако это заставило меня кое о чем задуматься. Понимаете, мы намерены пожениться, и мне нужно побольше о нем узнать.

– Пожениться? С Кевином? – Пораженная, Минерва откинулась на подушку. – А что сталось с тем мужчиной, о котором вы просили меня разузнать? С Чарлзом?

– Я с ним встречалась. Там все не так, как раньше.

Минерва посерьезнела.

– Опрометчиво сразу бросаться к другому, когда в ком-то разочаровываешься. И особенно к Кевину Реднору.

– Я еще не решила. Однако мне такая партия представляется вполне разумной. Никакая иная так кардинально не изменит моего положения.

– Ах да, конечно. Как нехорошо с моей стороны счесть, что вы не в полной мере все обдумали. Похоже, вы намного умнее меня. И гораздо практичнее. – Она взяла чайник, чтобы налить еще по чашке. – Что вы хотите о нем узнать? Осмелюсь предположить, теперь вы знаете о нем, пожалуй, больше, чем я.

– Я хочу узнать о смерти покойного герцога.

– Как я вам уже говорила, было установлено, что это несчастный случай.

– Вы также сказали, что семья с этим не согласилась. А вы с Чейзом согласны, что это был несчастный случай?

Минерва замялась.

– Нет. Мы убеждены, что все было не так.

– А Кевин?

– Я с ним никогда об этом не разговаривала, но Чейз говорил. Кевин был там, в имении. Как он говорит, это было за день до смерти герцога, а к тому времени, когда все произошло, он уже уехал. Он признал, что они с герцогом поругались. Что еще хуже, он заявил, что тогда был во Франции. Но на самом деле вернулся на несколько дней.

– Прыгнул на почтовое судно.

– Да. Мы узнали об этом сами, но еще один член семьи также видел его в Лондоне.

– Фелисити.

Взгляд Минервы посуровел.

– Похоже, она не могла дождаться, чтобы вам рассказать.

– Однако, несмотря на все, было решено, что произошел несчастный случай. Это для того, чтобы защитить Кевина?

– Вовсе нет. Чейз представил властям все, что знал. Имелись другие возможные виновники. В том числе я. Он включил в их число всех нас. Но в любом случае дело объявили несчастным случаем.

– А разве отец Кевина не знал, что тот был в Лондоне, когда все случилось?

Минерва замялась.

– Скажу все вам лишь оттого, что вы рассматриваете очень важный шаг в жизни. Вернувшись, он не появлялся в родовом особняке в Лондоне. У нас нет доказательств тому, что в тот день он не находился в имении герцога.

– Вы думаете, это он сделал, Минерва? Мне нужно знать, если вы так считаете.

Минерва не спеша обдумывала ответ. Вид у нее был как у человека, загнанного в угол и очень недовольного таким положением.

– Он вспыльчив. Думаю, что рядом с женщиной он держит себя в руках. Однако он взорвался и бросился на Филиппа тогда, на званом вечере, так что вы сами все видели. Не вмешайся другие кузены, он серьезно избил бы Филиппа, – сказала она. – И он одержим этим своим проектом. Работа поглощает его без остатка. Завещание недавно изменили, передавая долю герцога в предприятии вам. Изменения в завещании не были известны семье, но Кевин мог о них узнать и разозлился. Он сказал, что скандал разразился из-за денег для того человека, с которым вы виделись в Париже, но… – Она умолкла, понимая, как явно все эти аргументы намекают на возможную виновность Кевина.

Этого было бы достаточно, чтобы осудить почти любого человека. Обычного человека. Но не внука герцога. По неизвестной причине кто-то решил не обвинять Кевина. Но что будет, если этот кто-то передумает? Она поняла, что Кевин живет с подобной вероятностью. Виновен он или нет, это наверняка ужасно.

Минерва протянула руку и положила пальцы на ладонь Розамунды.

– Вы спросили, что я думаю. Я не верю, что он виноват. У меня нет никаких фактов, чтобы подкрепить свое предположение, только наблюдения за людьми. Я встречала людей, способных на такое, и Кевин, по моему мнению, не из них. Однако вопрос не в том, что я думаю, а в том, что думаете вы, Розамунда.

Она не знала, что думать. Человек, утешавший ее после встречи с Чарлзом, на такое бы не пошел. Человек, оставшийся в семейном доме, чтобы его отец не остался в полном одиночестве, тоже бы этого не сделал. Но она сама видела, что прилив гнева способен изменить Кевина до неузнаваемости и что его изобретение сделалось для него центром вселенной.

– Полагаю, что семейство уже знает о вашем намерении обручиться, – сказала Минерва, переменив тему. – Будьте готовы.

– Я знаю, что они этого не одобрят. Именно поэтому мы еще не обручились. Чтобы они могли заставить его передумать, если такое возможно.

Минерва рассмеялась.

– Чтобы Кевин склонился перед мнением семьи? Не думаю, что это возможно.

– Пожалуй, что нет. Но справедливо было дать им попробовать.

– Если эта женитьба состоится, она пойдет ему на пользу. Все эти годы он жил в несчастливом доме. Чейз мне рассказывал, что отец Кевина так и не простил его за смерть матери. Похоже, то был брак по любви. По очень страстной любви. Он совершенно растерялся, когда она умерла при родах. Он был раздавлен. Покойный герцог пробыл в том доме целый месяц, чтобы убедиться, что его брат не сделает с собой ничего непоправимого. А потом Кевин рос с отцом, который едва помнил о существовании сына.

От объяснений Минервы Розамунде стало грустно. Грустно не только из-за Кевина, но и из-за его отца, который скрылся от печали в чудаковатых забавах вместо того, чтобы оберегать и растить ребенка, оставшегося на его попечении. Какое прискорбное решение, подумалось ей.

Брак по любви, сказала Минерва. По очень страстной любви. Отец Кевина очаровался женщиной, и это обрекло его на вечную скорбь.

Кевин свернул лист бумаги, сунул его в карман сюртука и спустился в малую столовую, чтобы выпить кофе и просмотреть ждавшую там почту. Одно из писем отправилось в карман вслед за бумагой.

Он уже заканчивал завтрак, когда вдруг ощутил в комнате чье-то присутствие. Поднял глаза и увидел стоявшего у стола отца.

– Собираешься выходить? – спросил отец.

– Да.

– Увидеться с ней?

– Да. Нам нужно обсудить дела.

– Какое дивное определение.

– Определение точное. Она по-прежнему моя партнерша.

Отец перехватил взгляд ожидавшего в стороне слуги. Слуга удалился.

– Значит, ты решил пойти против моей воли.

– Это уже пройденный этап. Мне почти тридцать лет.

– Достаточный возраст для того, чтобы отказаться от своей семьи, судя по всему. Позволь, я выскажусь напрямик, чтобы ты не подумал, что твои тетки говорили только за себя. Я запрещаю тебе жениться.

Кевин встал и посмотрел на него через полированный стол.

– Понимаю. Однако это мое решение, а не твое.

– Пусть будет так. Если ты решился на эту женитьбу только ради своих машинок или чего там еще, если ты готов таким образом меня опозорить, то я не желаю больше видеть тебя. Не возвращайся ни сегодня, ни потом.

От этого приказа Кевин ощутил скорее облегчение, нежели беспокойство, хотя и испытывал последнее за человека, стоящего напротив него. Лицо отца казалось мрачным, но в его глазах читалось сильное смятение.

– Как тебе будет угодно. Я пришлю за вещами, как только обустроюсь.

Отец выразил удивление, словно на самом деле ожидал капитуляции. Кевин собрал почту и вышел из столовой.

«Заеду в два часа, чтобы отвезти тебя в банк».

Записку принесли рано утром. В два часа Розамунда ждала Кевина в библиотеке.

Они не виделись с самого возвращения из Франции. Недолго, но теперь от ожидания встречи она сделалась нервной и взволнованной. Париж уже отошел в прошлое. Она гадала, не покажутся ли они друг другу иными здесь, дома. Менее интересными. Менее желанными.

Чтобы отвлечься, она стала разглядывать пустые книжные полки. С ними нужно что-то делать. Они буквально кричали, что она новенькая в этом доме и в этой жизни.

Кевин вошел в библиотеку в самом начале третьего. Она услышала его шаги и обернулась на кушетке, чтобы посмотреть на него. От его улыбки у нее заныло сердце, словно эхом отдались те сильные ощущения, что она испытала с ним.

Она вскочила с места; он подошел к ней и заключил в объятия.

– Мне казалось, прошла вечность, – сказал он. – А теперь кажется, что не прошло и минуты.

Она не смогла сдержать смеха и улыбки. Он снова поцеловал ее, гораздо крепче, и она воспарила в воздух.

– Нам надо ехать. – Он отстранил ее от себя.

Они вышла на улицу и сели в экипаж. Розамунда заметила, что экипаж наемный.

– В магазине все в порядке? – спросил он.

Она подробно рассказала, как идут дела и торговля.

– Похоже, в Ричмонде тоже все благополучно. Думаю, что смогу сохранить оба магазина. А ты? Как твои дела?

– Никак особенно, просто планирую следующие шаги. Побывал у Николаса. Собрал документы, необходимые для посылки денег во Францию. Да, и рассказал о нас отцу.

Все это он сказал как бы между прочим, словно едва обращал внимания на собственные слова. С тем же успехом он мог бы рассказывать, что поужинал, почитал книгу и, кстати сказать, прогулялся.

– И как он воспринял эту новость?

Кевин посмотрел в окно, прикрыв веки от бившего в глаза солнца, лучи которого оттеняли его аристократические черты.

– Ему она не понравилась, но мы этого ожидали.

– Был скандал?

– Вовсе нет. Хотя он настоял, чтобы тетки с Николасом приехали, чтобы переломить ситуацию. Но они лишь слегка подействовали мне на нервы, не более того. А сегодня утром он мне сказал, что больше не желает меня видеть. Отсюда и наемный экипаж, в котором ты сидишь, – улыбнулся он ей. – Все это я предвидел, и все это не имеет значения.

– Он отказал тебе от дома? Это ужасно.

– Будь я уверен, что это случится, то нашел бы себе неподходящую партию много лет назад.

– И куда ты отправишься?

– Несколько дней поживу в Уайтфорд-Хаусе, потом найду себе жилье. Не будь такой безутешной. Я же не расстраиваюсь, так что и тебе не следует.

Он вел себя так, словно отлучение от семьи его не волнует, но ведь он не ко всем родственникам был равнодушен.

– А герцог тоже?..

– Тетки подбивали его, но он отказался. Он был недоволен, что его втягивают в свару. По-моему, Чейзу тоже все равно. А остальные пошли бы к черту.

– Я рассказала Минерве, и она не выглядела шокированной.

– Ее ничто не смутило?

– Ни твоя связь со мной, ни твоя возможная женитьба. Она очень удивилась, но возражать не стала.

– А то, что ты подумываешь выйти замуж за меня?

Она прикусила нижнюю губу, но смешок все равно вырвался.

– Может, самую малость.

Он засмеялся.

– По-моему, больше, чем малость. Она меня не очень жалует. – Он наклонился и выглянул в окно. – Мы только что въехали на Стрэнд. – Задернул шторки и потянулся к ней. – А это значит, что у меня достаточно времени, чтобы тебя как следует поцеловать до приезда в банк.

Кевин сначала закончил со своим векселем, затем разрешил клерку заняться векселем Розамунды. Держа наготове промокашку, она обмакнула ручку в чернила и расписалась. Потом затребовала дополнительные средства для своих нужд.

– Эти векселя отправятся почтой в банк Форестье. Займет это всего несколько дней, – объяснил Кевин, когда они выходили из здания. – Мы должны получить подтверждение обратной почтой.

– Значит, дело сделано, и у меня в ридикюле есть несколько банкнот. Поездка в Париж съела то, что осталось от предыдущего снятия со счета. – Она взяла его под руку, и они зашагали по улице. – Я распорядилась, чтобы нам приготовили ужин. За ним можешь объяснить наши следующие шаги.

– У нас еще есть несколько часов. Чем ты хочешь заняться?

– Хочу купить несколько книг. Библиотека выглядит все так же печально.

– Хорошо, значит, книги. Ты знаешь, в какой магазин хочешь пойти?

– Я никогда не бывала ни в одном книжном. Они всегда выглядят угрожающе. Подойдет любой, который ты выберешь.

Книжные магазины и вправду могли быть пугающими. Однако он знал один, который не внушал страха, и велел кучеру отвезти их на Финсбери-сквер.

– Это один из самых крупных. Он называется «Храм муз». – Заводя Розамунду внутрь, он объяснил, кто такие музы. – Он не может быть особенно жутким, поскольку называет себя самым дешевым книжным магазином в мире. Кредита там не дают, но у нас с собой достаточно денег, чтобы купить изрядное количество книг.

Она вошла, оглядываясь по сторонам.

– Какой большой. Смотри, вон там купол.

– Даже этот этаж огромен, а всего их здесь четыре. Когда магазин только открылся, с главного входа сюда заехала почтовая карета с четверкой лошадей.

– Не знаю, откуда начать выбирать, когда вокруг целые стены книг. Но книги мне нужны правильные. Которые нужно прочитать Лили. – Она улыбнулась уголком рта. – И мне тоже, если я хочу совершенствоваться.

– Они перекупают целые библиотеки. Давай посмотрим, есть ли в продаже приличные коллекции.

Он подвел ее к круглому прилавку и спросил, можно ли поговорить с владельцем, мистером Лакингтоном, о последних поступлениях.

Их направили в контору на втором этаже, где их принял седоволосый мистер Джордж Лакингтон. Услышав об интересе Розамунды к большому собранию книг, он провел их в просторную нишу.

– Мы по-прежнему покупаем и продаем библиотеки. Думаю, что здесь вы найдете то, что вам нужно. Вот эти все в кожаных переплетах, очень красивые. Вот это собрание включает обычный набор поэтов и философов с прекрасной подборкой более современных изданий.

Он снял с полки том в красновато-коричневом переплете и вложил его в руки Розамунде. Она почти не обратила внимания на качественную кожу и изящно выписанные буквы на корешке. Благоговейно раскрыла книгу, надолго задержав взгляд на гравированном фронтисписе, и перевернула несколько страниц.

Справилась о цене.

– Они продаются только вместе. – Мистер Лакингтон оглядел полки. – Примерно пятьдесят наименований, в одинакового цвета переплетах ручной работы высшего качества. Мы не торгуемся, так что я прошу вас не предлагать более низкой цены. Покупка таких же книг на аукционе обойдется вдвое дороже.

Кевин некоторое время внимательно рассматривал названия на корешках. Розамунда посмотрела на него вопрошающим взглядом. Он кивнул.

– Я возьму их, – сказала она. – Сможете доставить на дом?

– Конечно. – Мистер Лакингтон сунул банкноты в карман жилета, затем поставил на полки небольшую карточку. – Их привезут завтра рано утром. Было приятно с вами познакомиться.

– Не понимаю, почему он решил, что я предложу меньшую цену, – сказала она после того, как они с Кевином откланялись.

– Потому что ожидал этого. А ты собиралась?

– Да, но он же не мог знать наверняка.

– Он вел себя с тобой так же, как вел бы со мной. В книжных магазинах торгуются все. Это обычное явление. Поэтому он напоминает покупателям о своей политике, прежде чем они попытаются это сделать.

– Нужно признаться, что эти книги очень импозантны. Даже бумага красивая. Можно просто сидеть с книгой в руках, даже если читать не хочется. Хотя та, которую он мне дал, была сплошь стихи, и, пожалуй, ее я попробую.

Они вернулись на первый этаж.

– У нас здесь все?

Она отошла в сторону.

– Возможно, еще несколько романов…

– Наверное, я перестаралась. – Розамунда высказала свои опасения, снимая шляпку в холле своего дома. – Мне теперь нужно покупать все остальные книги, чтобы переплет был в тон тому набору?

Кевин наблюдал, как она снимает шляпку, словно эти простые движения были для него откровением.

– Если захочешь, любая мастерская может их заново переплести. Если не захочешь, просто поставь на полки как есть. В будущем можешь покупать книги без переплета, чтобы потом переплести по своему вкусу.

Она провела его в библиотеку.

– Ты, наверное, считаешь меня ужасной невежей оттого, что я не знаю таких простых вещей.

Он взял ее за руку и притянул к себе.

– В том, что ты знаешь, ты очень сведуща. Но мне нравится, как ты честна в вопросах, в которых не разбираешься. Мне это кажется очаровательным. – Он коротко поцеловал ее. – Восхитительным. – Поцеловал крепче. – В этом есть своего рода невинность. А еще я заметил, что мне очень нравится учить тебя.

– По-моему, ты сейчас говоришь не о книгах.

– Какая ты наблюдательная.

Он начал обнимать Розамунду, но звук открываемой двери заставил ее отпрянуть назад.

Это оказался всего лишь лакей, сообщивший, что ужин будет в шесть вечера. Она отослала его. Кевин достал карманные часы.

– Полагаю, ты хочешь поужинать, – сказал он.

– Я специально заказала ужин.

Кевин согласился, но она догадалась, что ему хотелось заняться кое-чем получше. Прохаживаясь по библиотеке, он задержался у письменного стола.

– Когда прислали эти визитные карточки? – спросил он, раскладывая их веером.

– Кое-какие уже лежали, когда я вернулась из Парижа. Еще две принесли вчера. Я боялась, что окажусь в одиночестве, если приеду сюда, но соседи оказались очень гостеприимными. Полагаю, что надо нанести некоторым дамам визиты вежливости.

– Некоторые тут не соседи и даже не дамы.

– Несколько человек, у которых магазины по соседству, приносили карточки в мастерскую, чтобы поприветствовать меня.

– У одного из них магазин на Стрэнде. Долго он шел, чтобы тебя поприветствовать. Охота началась.

– Ты это о чем?

– Это у них очень хитроумная уловка. Не нужен родственник, чтобы познакомиться и быть представленным. Под прикрытием торгового предприятия они могут представляться сами.

– Может, они просто хотели быть учтивыми.

– Будь я галантерейщиком на Оксфорд-стрит, мне бы тоже хотелось быть очень учтивым с красивой богатой наследницей, открывшей магазин неподалеку. – Он похлопал ладонью по карточкам. – Ты наверняка обнаружишь, что все они не женаты.

Она хотела обвинить его в подозрительности, но, возможно, он был прав. Миссис Инграм сказала почти то же самое. Вот только ее «красота» ничего для них не значила. Привлекательной ее делало богатство. Эти дамы, наверное, набивались к ней в друзья по той же причине. Она не ровня их родным-мужчинам, но, раз уж пошли разговоры о ее наследстве, они придавят в себе гордость и предпримут все необходимые шаги.

Исключение составляли только женщины из семейства Кевина.

– Думаю, тебе лучше посидеть рядом со мной, – сказала она. – Несколько поцелуев перед ужином мне не помешают. Я целый день ни о чем другом не думала.

Он едва чувствовал вкус еды. Тарелка наполнялась и опустошалась, вилка двигалась ко рту, но он этого почти не замечал. Все его внимание было обращено на Розамунду.

Их поцелуи в библиотеке возбудили его настолько, что ужин сделался мучительной обязанностью. Он глядел, как она ест, и каждый кусочек, каждое движение ее губ вызвали в нем эротические фантазии. Он представлял ее обнаженной на столе посреди новенькой фарфоровой посуды, воображал, как по-разному берет ее; добрая половина этих способов, несомненно, привела бы ее в изумление.

– Ты упомянул о следующих шагах, – сказала Розамунда. – Я тебя дважды спросила, что ты хочешь этим сказать, но ты проигнорировал мои вопросы. Не собираешься рассказать мне, что это за шаги?

Она об этом за ужином спросила? Кевин смутно припомнил обрывки разговора о пустяках, который он едва слышал.

Она аккуратно отправила ложечку заварного крема между поджатых губ. Он глядел, как ложка их раздвинула, ротик скользнул вниз по изящному прибору, потом обратно вверх. Остатки крема Розамунда слизнула языком.

– Полагаю, ты теперь планируешь, как, наконец, извлечь из твоего изобретения выгоду, – не унималась она. – Вероятно, настала пора предпринимать шаги к производству.

Вот проклятье. Она все-таки настаивает на этом разговоре. Он отвел от нее взгляд, чтобы привести мысли в порядок.

– В идеале хорошо бы построить фабрику, – ответил он.

– На это понадобятся огромные деньги, разве нет?

– Или можно подписать контракт с другой фабрикой на выполнение наших заказов. На это тоже потребуется немалая сумма денег, а чертежи вдобавок окажутся в чужих руках.

– Ты по-прежнему переживаешь, что их украдут. Как только устройство поступит в продажу, эта опасность станет намного более реальной, так?

– Нелегко понять, как оно работает, пока сам его не соберешь. При использовании его даже не будет видно на двигателе.

Она доела заварной крем. Ему было жаль, что лакей убрал блюдо. Розамунда опустила веки и задумалась.

– Возможно, нам вообще не стоит его делать. Может, лучше позволить производителям паровых двигателей производить его вместе с двигателями.

– Тогда мы не сможем следить за качеством.

– Если кто-то собирает машину, то хочет, чтобы она функционировала. Зачем снабжать ее твоей доработкой, чтобы самим же и испортить?

– Это точный инструмент. В нем все должно быть отлажено.

– Уверена, что многие фабрики могут изготовить его с достаточной точностью. В конце концов, одна из них создала макет, который ты мне показывал. Эта литейня находится рядом с Лондоном? Быть может, нам следует договориться с ее хозяевами.

– Ты поразишься, насколько безалаберны многие фабрики. Особенно литейные. Если только они не выпускают декоративные решетки, то работают по стандартам, которые нельзя назвать точными.

– И все же ты нашел одну, которая отличается от большинства. Зная тебя, ты нашел их несколько. Если мы обратимся к этому короткому списку, то сэкономим… – Говоря это, она смотрела на Кевина, но тут вдруг внезапно замолчала, подалась вперед и впилась в него пристальным взглядом, пронзавшим насквозь.

На ее лице мелькнуло изумление.

– Ты заказал макет на литейной фабрике, да?

Он прополз бы по битому стеклу, чтобы ее поцеловать, но иногда она становилась совершенно несносной. Вот как сейчас. Он пожалел, что дядя не оставил половину предприятия какой-нибудь тупице, если уж так хотел навязать ему партнершу.

– Да?

Ответ уже был у нее в голове и сверкнул в ее глазах.

– Я сам его сделал.

– Сам работал с литьем? Как?

– Это было нетрудно. Я несколько недель наблюдал, как все делается, а потом попробовал сам. Через некоторое время я неплохо научился этому ремеслу.

– Зная тебя, научился более чем неплохо. Особенно если настаиваешь, чтобы его делали очень точно и аккуратно. Наверное, ты полгода больше ничем не занимался. Так где же ты его сделал?

– У меня есть небольшой дом на другом берегу реки, там я дела… сделал его.

– Мне надо было догадаться, как только я увидела макет, изготовление которого ты не доверил никому. Ты намерен все их сам делать?

– Если мы достигнем хоть какого-то заметного успеха, это будет непрактично.

Розамунда улыбнулась его словам. Потом улыбка сделалась шире, и она расхохоталась. Промокая глаза платочком, постаралась остановиться, но не смогла.

– Прости. Я не над тобой смеюсь, – успела выдавить она перед тем, как случился еще один приступ смеха. – Представляю, какое выражение лица было бы у твоей тети Агнес, если бы она хоть раз увидела тебя в кузнице. Я так и вижу, как она туда заходит, а ты там, голый по пояс у раскаленного горнила, куешь железо.

– Думаю, ее бы прямо на месте хватил удар.

Розамунда выпрямилась, выпятив грудь, опустила подбородок и сжала губы.

– Это чересчур, Кевин, – взвизгнула она, имитируя тетю Агнес. – Уже плохо то, что ты связался с ремеслом, но самому стоять у… Это невыносимо. Ты пятнаешь честь семьи.

– У тебя очень точно получаются ее голос и слова, – сказал он, смеясь вместе с ней. – Рад, что тебя саму это не возмутило. Я допускал, что ты будешь потрясена.

Ее взгляд сделался пылким.

– Таких, как я, не возмутить тем, что мужчина использует свою силу, чтобы выковать мечту, Кевин. Это не то слово, которым сейчас можно передать мои чувства.

Он посмотрел ей в глаза. Быстро прикинул и решил, что ни стол, ни стена, ни пол не годятся.

– Идем со мной. Скорее.

Кевин торопливо вывел ее из столовой. Вверх по лестнице, едва не подхватывая на руки, обнимая за талию, чтобы побыстрее увлечь за собой. На площадке он замер.

– Где твоя спальня?

Она показала рукой, и он повернул туда. Распахнул дверь, затащил ее внутрь и захлопнул дверь. Взял ее лицо в руки и впился жарким нетерпеливым поцелуем.

Желание зрело в ней весь день и только усилилось за ужином, а теперь поглотило ее целиком. Она утонула в нараставшем взаимном безумии, отвечая на его объятия и сильные ласки. Он ласкал ее всюду руками и ртом, словно никак не мог насытиться. Она прижала руки к его груди, но их разделяло слишком много слоев одежды. Она хотела увидеть его так, как видела внутренним взором – обнаженным и возбужденным.

Из гардеробной раздался негромкий звук. Она поглядела на дверь.

– Твоя камеристка сюда не войдет, – сказал он, развязывая шнуровку на ее платье. – Она знает, что я здесь.

Ее смутила мысль о том, что слуги узнают, чем она здесь занимается. Но тут платье скользнуло у нее по бедрам, Кевин впился поцелуями ей в шею, лямки корсета упали с плеч, и после этого у нее в голове не осталось места для слуг.

Почти в исступлении от страсти, не уступающей его собственному желанию, она сорвала с него галстук и стала возиться с пуговицами на жилете. Охваченные голодом, они срывали с себя одежду, пока не приникли друг к другу обнаженными телами. У нее перехватило дыхание от восхищения тем, как же это хорошо, влажное нутро пульсировало в ожидании.

Она оказалась на кровати, и Кевин, опустившись на колени, приник к ней ртом. Он целовал, лизал и покусывал ее тело, каждым движением нагнетая возбуждение и желание. Она догадалась, что он собирается делать, и, потрясенная, инстинктивно прикрылась рукой.

Он поцеловал ее пальцы.

– Убери.

Она замешкалась.

– Ну же, убери, Розамунда.

Она повиновалась и закрыла глаза, и он ублажал ее рукой, пока она не поддалась страсти. Несказанно изумившись, Розамунда вдруг ощутила, что его язык начал терзать и дразнить ее, но вскоре окунулась в темноту ощущений, в голове у нее гремели вскрики желания. Она почувствовала, как Кевин поднимает ее ноги.

Она поглядела на свое тело. Он стоял рядом с кроватью, прижав ее колени к своим бедрам, и входил в нее. Его вид возбудил ее еще больше. Он привносил яростную энергию во все, что делал, даже в это, и она трепетала, видя его застывшее от страсти лицо, волосы, упавшие на лицо и лоб, его твердый подбородок.

В ответ на его действия в ней началась сладкая судорога, и Розамунда задрожала, погружаясь в становившиеся все сильнее волны наслаждения. Пик его оказался в месте их слияния. Завершение было таким долгим и всепоглощающим, что она воистину потеряла ощущение реальности, крича от нахлынувшей на нее блаженной свободы.

Когда она пришла в себя, он лежал в ее объятиях и его частое дыхание щекотало ей ухо.

– Я без тебя сходил с ума, – пробормотал он.

Она крепче сомкнула объятия и поплыла на волнах удовлетворенной неги. Ей было хорошо, но не только от наслаждения: Розамунду охватило чувство особенной близости, словно их сущности соприкасались так же, как тела. Оно стало частью желания, наслаждения и даже их непринужденной дружбы. Ей не хотелось ничего из этого терять.

Пожалуй, она выждет день-другой, прежде чем дать ему понять, какой невыгодной она будет женой, и расспросить о смерти герцога.

– Полагаю, теперь уже все слуги знают.

Розамунда сказала это без обиняков. Кевин лежал на спине и сжимал ее в своих объятиях, праздно разглядывая убранство спальни. Розамунда заказала новую отделку, и комната выглядела гораздо приятнее, чем когда они обходили дом с агентом.

Ее слова о слугах вернули его к раздумьям, в которые он углубился несколько минут назад, но быстро отбросил. По правде сказать, нынче вечером он плохо позаботился о ее репутации, а уж мысли о слугах его тем более не посещали.

Он понятия не имел, как продолжать этот роман, потому как раньше у него серьезных отношений не было. Была кратковременная интрижка, которую снисходительно и великодушно можно было назвать связью, но в остальном его плотские стремления находили самый практический выход. Надо полагать, были какие-то правила для поддержания романтической связи в течение любого периода времени. Этот роман может выдаться долгим, если она не захочет за него замуж. Он вовсе не собирался расставаться с ней из-за этого, пусть даже она примет такое решение.

– Если они хорошие слуги, то станут держать языки за зубами. И никогда не покажут тебе, что они, как им кажется, что-то знают. Не поднимай эту тему, и твоя камеристка тоже не станет. Если хочешь сделать вид, что мы обсуждали предприятие, так ей и скажи.

Кевин верил, что хотя бы в этом-то он прав. По его опыту, слуги вели себя именно так, когда дела требовали скрытности и осторожности.

– Я посмотрю, получится ли у меня невозмутимость или же мне захочется объяснять твое долгое присутствие у себя в спальне. Однако сомневаюсь, что она подумает, будто нам понадобилось приходить сюда, чтобы поговорить о предприятии. Для этого у меня есть целый дом.

Кевин мысленно прошел по дому и его различным комнатам. Если он в конце концов станет здесь жить, то очевиден один недостаток. В доме не хватало просторного кабинета, где он мог бы уединяться, раздумывая о своих увлечениях. А еще понадобится место, где можно заниматься делами предприятия.

– Думаю, я стану снимать апартаменты, – сказал он. – Ты всегда сможешь там меня навещать, если мои приезды сюда для тебя неудобны.

– Это будет еще скандальнее.

Пожалуй, она права.

Одно он знал точно. Ему нельзя оставаться здесь на всю ночь. Потом – может быть, когда она лучше узнает слуг или будет очень в них уверена. Но не сегодня. Жениться было бы куда удобнее, это очевидно.

Он отстранил ее и встал.

– Я сделаю все, чтобы никто не увидел, как я ухожу.

Она погладила его по спине. Он повернулся, наклонился и поцеловал ее.

– Увидимся послезавтра, – сказала она. – К тому времени я приму решение.

Глава 18

Кевин сделал выпад в сторону Николаса. Тот отпрыгнул и нанес ответный удар, который пришелся в грудь. У Кевина едва не перехватило дыхание.

Николас снова отступил на шаг.

– Продолжать отказываюсь. Ты невнимателен. Еще немного, и я тебе что-нибудь разобью. Пойду умываться.

– Извини, – сказал Кевин, следуя за ним в раздевалку. – У меня нет оправдания.

– Не надо было звать тебя с собой. Ты к завтраку спустился наполовину сонный. – Николас стянул рубашку, пока слуга наливал в две лохани теплую воду. – Ты скоро объявишь о своей помолвке?

Кевин принялся умываться.

– Решится со дня на день. Она может и отказать. Она достаточно умна, чтобы понимать, что потеряет при замужестве. Возможно, мне придется довольствоваться теперешним положением вещей.

– Для женщины странно предпочесть роман замужеству.

– Я все гадал, как продолжить связь, если так сложатся дела. – Кевин ополоснул лицо. – Как ты это делаешь?

Николас замер. Кевин продолжал умывание.

– Ты меня спрашиваешь, как продолжать роман?

– Только в практическом плане. Полагаю, ты все знаешь о том, как соблюдать осторожность и все такое. В этом я новичок.

Николас начал одеваться.

– Первое, что тебе нужно знать: осторожность – своего рода шутка. Приходится терпеть все неудобства соблюдения осторожности, но все по-прежнему будут знать, что происходит. Однако если ты приложишь определенные усилия, все сделают вид, что не знают.

– Зачем трудиться, если все равно пойдут сплетни?

– Это обеспечит тебе тихие сплетни вместо упреков в лицо в клубе и закрывающихся перед носом дверей домов. Что касается дамы, усилия по соблюдению осторожности защитят ее репутацию в обществе, но пересуды по-прежнему останутся. Просто от этих пересудов не умирают. – Николас поправил галстук. – Пошли со мной, если хочешь узнать больше.

Кевин и Николас гуляли по улицам, пока не нашли таверну у реки.

– Ты полюбил демократичные питейные заведения, – заметил Кевин, усаживаясь за стол из струганых досок. Сидевшие вокруг были, судя по виду и говору, рабочими из доков.

Николас заказал две пинты эля.

– Пиво тут хорошее, и нет ни одной души из моего сословия, что смотрела бы на меня как на курицу, которую зарежут к обеду.

– Светский сезон идет неудачно?

– Отцы ничем не лучше матерей. Я недавно завел очень очевидную связь, надеясь всех их отвадить, но бесполезно, – покачал головой Николас.

– Однако ты собирался рассказать мне о неочевидных связях.

– Ты сам увидишь все нюансы, если сосредоточишься на них. Езди к ней в дом, а не она к тебе. Приезжай очень поздно и уезжай до того, как проснется округа.

– До этого я уже додумался.

– Даже в доме старайся не попадаться на глаза прислуге, хотя вся она будет знать, что ты там. Если приедешь в экипаже, выходи за два квартала и иди пешком. Если верхом, то загоняй лошадь на дальний извозчичий двор. Если действительно хочешь быть осторожным, входи не через парадный вход, а через сад.

– В окно к ней надо лезть?

– Рад, что это тебя веселит. В окно лезть не надо, потому что, как я сказал, никого не удается обвести вокруг пальца.

– Спасибо. Уверен, что это поможет…

– Еще не все. В этой части поговорим об обществе, потому как без помощи ты все перепутаешь. Ты…

– У меня ощущение, что меня только что оскорбили.

Николас не обратил внимания на эти слова.

– Вам позволяется иногда случайно встретиться в парке и немного прогуляться, но не приезжайте туда вместе, а уж тем более в закрытом экипаже. Тебе разрешен один танец, не более, на балу или званом вечере. Вам нельзя вместе ходить в театр или в другие места для развлечения, а если встретитесь на званом ужине, то ведите скучный разговор. Если даришь ей подарок, пусть хозяин магазина доставит несколько товаров к тебе домой, чтобы ты мог выбрать; так никто не определит, что подарок именно от тебя.

Николас отхлебнул пива.

– Это все, или ты решил отдышаться?

– Это не все, если она замужем.

– Конечно, не замужем.

– Пока еще не замужем.

– И не выйдет. Если она мне откажет, то потому, что хочет сама распоряжаться наследством.

– Она может влюбиться. Никогда не знаешь, что может сделать женщина в таком состоянии. Не только мужчины глупеют, когда влюбляются.

Кевину хотелось сказать, что Розамунда по-прежнему захочет сохранить свою независимость, но он не мог на это рассчитывать. Она ведь во имя любви несколько лет ждала того негодяя, разве не так? Это стало единственным достойным внимания исключением для ее ясного мышления и практичного нрава.

– По крайней мере, тебе нужно запомнить вот что. Если она все-таки выйдет замуж, все прекратить, как только она будет помолвлена. Прекратить напрочь. Любое возрождение романа после замужества – полностью на ее усмотрение. Если такое возрождение наметится, приходи ко мне, и скажу, как вести себя дальше.

– Я понятия не имел, что у тебя столько опыта. Рад, что обратился к тебе, а не к Чейзу.

– Обратись к Чейзу, если когда-нибудь захочешь знать, как быть очень-очень хитрым. Он все время разоблачает подобные уловки. Они тебе понадобятся, если муж непокладист, подозрителен и держит наготове дуэльные пистолеты. Хотя только влюбленный до безумия дурак будет после ее замужества продолжать роман, и, полагаю, ты никогда таким не станешь.

– Наверное, все очень сложно, если для вскрытия обмана требуется кто-то вроде Чейза. Один лишь твой урок наводит на мысль, что вся эта идея о связи – сплошная скука.

– В конце концов она и становится скучной. Ты поймешь, что все кончено, когда одна мысль о назначенном свидании и необходимости красться, словно вор, заставит тебя предпочесть карточный стол в клубе.

Вскоре Кевин откланялся. Николас описал ему малопривлекательную ситуацию. Пойти в дом свиданий куда проще. Вот только тамошние женщины не смогут заменить Розамунду.

Очень странная пришла ему в голову мысль. Он раздумывал о ее появлении, пока переезжал реку и направлялся в сторону Саутарка.

Розамунда вышла из наемного экипажа. То, что она хотела сделать, требовало прогулки пешком. Она попросила кучера подождать ее, а потом зашагала вниз по улице.

Понадобилось приложить некоторые усилия, чтобы разыскать эти мастерские к югу от реки. Здесь женщины появлялись не очень-то часто. На самом деле, пройдя квартал, она не увидела ни одной, хотя мужчины то и дело входили в здания и выходили наружу. По виду они были рабочими. Кто-то просто сидел на улице, прислонившись к стене. Из таверн, которые она проходила, доносился шум.

Большинство мастерских располагались в кирпичных зданиях, не очень больших. Она вытащила из ридикюля листок бумаги. Кучер сказал, что это именно та улица. Теперь ей оставалось найти конкретную мастерскую.

Она хотела отправиться сюда с той поры, когда увидела заводные куклы Кевинова отца. Ей казалось, что это просто большие и сложные игрушки для взрослых людей, и разве не забавно было бы сделать небольшую и не такую сложную куклу для ребенка? У нее возникла идея игрушки, которую она хотела бы подарить Лили.

Улица была узкой, и Розамунда то и дело пересекала ее, чтобы не попасть под лошадь, так что очень удивилась, когда одна из лошадей остановилась рядом с ней, чуть не прижав ее к кирпичной стене.

– Что ты здесь делаешь?

Она подняла глаза. На нее смотрел Кевин. Она улыбнулась и приподняла лист бумаги.

– Ищу вот эту мастерскую.

Он спешился, привязал лошадь, взял Розамунду за руку и решительно повел к углу. Там он взял у нее бумагу и прочел ее.

– А ты что здесь делаешь? – спросила она, пока он глядел на адрес.

– Тут рядом моя кузница, – как-то рассеянно ответил он.

– Ты собираешься что-то выковать? Посмотреть можно?

Он поднял глаза. Вид у него был больше не рассеянный, взгляд сделался жестким и напряженным. Он поднял бумагу на уровень глаз.

– Почему ты ищешь эту мастерскую?

– Мне сказали, что они делают латунные детали для механизмов, и я хотела…

– Хотела с ними поговорить? Не сказав мне? – Он стал похож на человека, который вот-вот взорвется. – Во-первых, они не станут с тобой разговаривать, потому что ты женщина. Затем, ты не сможешь им ничего сказать, потому что на самом деле не знаешь, что нам нужно сделать. И наконец, ты не в состоянии определить, смогут ли они выполнить наши требования относительно качества.

Она была рада его видеть, но ей очень не понравились ни его тон, ни поспешные выводы.

– А я думаю, что они станут разговаривать с любым, кто может заплатить.

– Думаешь, значит? Да ты посмотри на них. Погляди, каким странным им кажется твое присутствие. Хорошо, что мы случайно встретились, иначе ты могла попасть в беду, а не просто доставить мне хлопоты. – Он сердито огляделся по сторонам. – Как ты сюда добралась?

– Мой извозчик стоит в конце улицы.

Он взял ее под локоть и снова начал тянуть за собой.

– Я провожу тебя туда.

Розамунда уперлась.

– Я здесь еще не закончила. Побудь со мной, если беспокоишься, но не думай, что можешь велеть мне уйти, потому что тебе так захотелось.

– Захотелось? Ничего мне не захотелось. Я отказываюсь дать свое согласие на переговоры о производстве изобретения, не говоря уж о том, чтобы ты вела их без меня. Ты можешь быть своенравной и упрямой, Розамунда, настолько, что это сводит меня с ума. Тебе нужно смириться с мыслью, что есть методы ведения дел, которые тебе не понятны, и что твое нетерпение ставит под угрозу будущее развитие предприятия. Речь идет не о производстве шляпок, черт подери.

Ей показалось, что у нее сейчас лопнет голова – так сильно в висках стучало от злости, когда он закончил. Она бросила на него уничтожающий взгляд.

– Отпусти мою руку, Кевин, если не хочешь, чтобы я позвала на помощь.

На мгновение ей показалось, что он не отпустит. Их взгляды переплелись в жарком, яростном поединке. Затем он разжал пальцы.

– Непростительно, что ты начинаешь со мной скандалить на улице, – прошипела она. – Мне все равно, какие эти люди мужланы, думаю, у них хватит ума не сделать ничего подобного. Но, возможно, ты считаешь, что твое происхождение позволяет тебе нарушать все писаные правила. – Она выхватила у него листок. – Что же до этого моего дела, то оно не имеет никакого отношения к твоему драгоценному изобретению. В отличие от тебя, у меня есть другие интересы.

С этими словами она пошла прочь, нарочито внимательно изучая вывески на всех попадавшихся по пути зданиях.

Рядом с ней затопали сапоги.

– Я еще раз спрашиваю, что ты здесь делаешь? – натянуто спросил Кевин.

– Ищу мастера, который может сделать заводную куклу.

– Великий Зевс, и ты туда же.

Розамунда потеряла терпение и хлопнула его по руке.

– Уходи, если намереваешься злиться и стонать. Кукла не для меня, а для Лили. Игрушка, которая двигается, только и всего. Удивительно, как никто раньше не додумался делать их для детей.

Ей пришлось выдержать очередной его раздраженный вздох.

– Они были бы слишком дороги. В них сотни деталей, хитроумно соединенных одна с другой. Создать маленькую копию было бы еще более сложным делом.

– Это я понимаю. И потому сначала обратилась к часовщикам. Полагаю, ремесло тут то же самое.

Они шагали молча.

– Похожее, – наконец ответил Кевин.

– Один из часовщиков дал мне этот адрес и сказал, что здешний мастеровой, возможно, захочет попробовать. – Она помахала листком у него перед лицом. – Мне не нужно ничего наподобие того лебедя. Просто женщина, надевающая шляпу. Очень просто. Руку поднять, шляпу надеть, руку опустить. Хотя даже механический человек размером поменьше будет забавной игрушкой. Если он маленький, то неважно, натыкается он на предметы или нет.

Снова молчание. Затем:

– Даже простые обойдутся слишком дорого, чтобы родители покупали их для детей.

– Из моего круга – разумеется. Но не из твоего. Твой круг балует своих отпрысков. Вот поэтому иные из них вырастают совершенно невоспитанными.

Увидев нужную вывеску, она ускорила шаг и перешла улицу. Он тотчас нагнал ее.

– Я тебя сопровожу.

– Нет, не смей.

– Тогда подожду снаружи.

– Помешать тебе я не смогу. Делай что хочешь.

Розамунда откинула щеколду и вошла в здание.

Полчаса спустя она снова вышла на улицу. Кевин отлепился от стены.

– Должно быть, все прошло хорошо. По крайней мере, ты улыбаешься.

– Не твоими стараниями. – Она была очень довольна собой, так что больше брюзжать не могла. – Он возьмется за это дело. Я достаточно четко нарисовала ему фигуру, чтобы он понял замысел. Сама идея ее сделать зачаровала его. В основном он делает детали для часовых механизмов, которые собирают другие мастера, и его увлекла мысль о том, чтобы самому использовать их для другой цели.

– Значит, тебе все удалось. Идем, я провожу тебя до экипажа. Не следует тебе одной находиться на этой улице. Обещай, что больше не появишься здесь без провожатого.

Она разрешила ему идти рядом.

– Приношу свои извинения, – сказал Кевин. – Можешь забыть эту ссору?

– Не уверена. Ты без причины обвинил меня в предательстве. Если ты мне не доверяешь, то нам нет смысла заводить какие-то иные отношения, кроме делового партнерства.

– Признаюсь, я вел себя отвратительно. Сделал выводы, когда нужно было сперва узнать твои намерения. Я очень тебе доверяю, Розамунда. Не думаю, что вел бы себя так, если бы не доверял.

Она остановилась и подняла к нему лицо.

– Я знаю, насколько это изобретение для тебя важно. И понимаю. Я могу не всегда с тобой соглашаться, но никогда не сделаю ничего, чтобы подвергнуть твои планы опасности. Ты очень ранил меня, предположив, что я на это способна.

Вид у него был сокрушенно-виноватый, и поделом.

– Я это знаю.

– Если и вправду знаешь, то я могу тебя простить.

Он улыбнулся.

– Поскольку непростительно с моей стороны было устроить скандал на улице, думаю, столь же непростительно будет тебя тут поцеловать.

Он наклонился для поцелуя. Она отвернула голову.

– Не здесь. И не сейчас. Может, вечером, если обещаешь, что будешь очень любезен со мной.

Вспышки света окропляли небо тысячами крохотных огоньков. Вновь и вновь раздавался трескучий грохот, и ввысь взмывали фейерверки.

Через два дня после ссоры Розамунда попросила вечером сходить в сады Воксхолл, и Кевин согласился.

– Я была там раньше, – сказала она. – Но хочу, чтобы все было честь по чести.

Они посидели в кафе-беседке и поели тамошней ветчины, а затем под музыку прогулялись по саду. Теперь, когда сгустились сумерки, она поняла, что пришло время сказать правду.

Она обещала, что сегодня объявит ему свое решение о замужестве. И вот настал назначенный день, а она уходит от разговора на эту тему, потому что сначала нужно обсудить другой вопрос. У нее было подозрение, что после этого вопрос о свадьбе отпадет сам собой.

Грохот смолк. В небе сияли только звезды. Зрители разошлись, вернувшись к другим развлечениям и удовольствиям.

– Пойдем погуляем на дальних дорожках, – сказала Розамунда, поворачивая в сторону рощицы в западной части садов. – Я там никогда не была. Все меня предупреждали, что для одинокой женщины там небезопасно.

– Это скорее недопонимание, нежели опасность.

– Недопонимание может быть самой страшной опасностью. – Она вгляделась в прохожего. – Когда я в прошлый раз тут была, было оживленнее. И больше людей твоего круга.

– Сады с развлечениями выходят из моды. К тому же сегодня дают большой бал. Из тех, куда непременно хотят попасть все дамы.

– И, однако, ты не там. Тебя не пригласили, или ты обидел хозяйку дома?

Он улыбнулся печальной, слегка кривоватой улыбкой, которая ей так нравилась.

– Возможно, я считаюсь не лучшим представителем общества, но меня не избегают, что бы там ни говорила моя родня. Меня пригласили. Я решил не ездить. Мне куда приятнее проводить время с тобой, чем танцевать с толпой скучных женщин.

– Уверена, что не все они скучные.

– Но очень многие.

На самом деле он этого не знал. Он так полагал, поскольку большие шумные балы были ему не по вкусу.

– Ты думаешь, тебя все так же станут приглашать, если мы поженимся?

Они дошли до начала тропинки между деревьями. Он провел ее под сень ветвей.

– Не вижу причины, отчего бы нет.

– Не видишь? Даже если я не стану принимать активного участия в работе мастерской, я по-прежнему останусь шляпницей. Магазины все-таки мои. Я решила не закрывать их. В смысле, если мы поженимся. Возможно, я не стану обслуживать клиенток, но шляпки моделировать продолжу.

Из-за деревьев на дорожку падало совсем мало света, хотя от некоторых фонарей долетали трепетавшие на ветках сполохи огоньков. Голоса и негромкий смех говорили, что они не одни. Они миновали какую-то тень в нескольких футах от тропинки. Тень шевелилась, так что было понятно, что это обнимающаяся парочка.

– Ты думаешь о прозе жизни, – сказал Кевин.

– Кому-то из нас приходится о ней думать.

– Я очень рад, что ты вообще согласилась обдумать эту тему.

Она остановилась и отошла в сторонку, под покров ветвей.

– Я ведь обещала. А еще обещала, что сегодня расскажу тебе о своем решении.

Он ждал. Вместо слов она взяла его руку и поднесла к губам.

– Есть вещи, которые мне хочется обсудить, прежде чем мы с тобой заключим договор. Вещи, которые тебе нужно знать. И вещи, которые хочу знать я.

Весь вечер они находились в светлом и приподнятом настроении, но теперь между ними в воздухе повисла напряженность. Она догадывалась, что ее слова возымеют такой эффект, но не могла больше увиливать.

– Ты никогда не спрашивал меня о моем прошлом, – начала Розамунда. – Было бы нечестно, позволить тебе сделать этот шаг вслепую. – Она в темноте пристально вгляделась в его лицо. – Я почти два года проработала в заведении миссис Дарлинг. Думаю, ты знаешь, в каком.

К ее удивлению, он заключил ее в объятия.

– Знаю.

– Знаешь?

– Ты поступила туда после того, как семья твоего возлюбленного выбросила тебя на улицу.

Она приникла головой к его груди. Он знал и ни разу не спросил. Он мог бы и дальше не спрашивать, если бы у нее не хватило смелости поступить по совести. И даже сейчас он не просил разъяснений.

Можно было бы на этом закончить и просто понадеяться, что он не думает о ней плохого. Она представила себе долгие годы семейной жизни с этим неотвеченным вопросом на горизонте.

– Ты не хочешь знать, что я там делала? Это было бы естественно.

– Расскажи сама, если хочешь.

Она кивнула.

– Я не могла найти приличную работу. У меня не было рекомендаций. Мне приходилось спать в подворотнях и вымаливать пропитание. Я решила отправиться обратно домой, потому что там, по крайней мере, можно найти работу, но у меня не было денег на дорогу. На улицах мужчины… Мне предлагали деньги. – Она надолго умолкла. – Я раздумывала.

– В твоем положении никто не может тебя винить.

– Хорошо, что ты так говоришь, но ты не понимаешь. – Она потянулась и поцеловала его. – Я не только раздумывала.

Ей только показалось, что его объятия сделались другими? Крепче? Она плохо видела его лицо.

– Я приняла крайне разумное решение. Отчаянное. А потом подумала, раз уж я на это решилась, то за работу хотя бы обзаведусь крышей над головой. Я пошла в парк и там наблюдала, пока не заметила группу женщин, похожих на дорогих шлюх. Они играли, как дети. От этого мне стало как-то легче. Когда они ушли, я отправилась за ними. Они пришли в дом возле Портман-сквер.

Он ничего не сказал, но она чувствовала, что он очень внимательно ее слушает.

– Я представилась владелице, миссис Дарлинг. Она задала мне множество неудобных вопросов. А потом сказала, что я не гожусь. – При воспоминании она рассмеялась, затем вздохнула. – Я была потрясена. Мне и в голову не приходило, что мне откажут. Все эти раздумья и мучения – впустую. Хотелось смеяться над собой, а еще плакать. Господи, мне отказали даже в этой работе…

– Она объяснила – почему?

– Сказала, что я слишком неопытна и не вышла характером для этого ремесла. «Нам не подходят еле-еле согласные», – так она сказала. Однако им требовалась горничная, которая помогала бы со стиркой. Так что я взяла на себя эти обязанности и стала там жить.

– Я рад, что миссис Дарлинг заметила твое отчаянное положение и предложила тебе другую работу. Владелица соседнего заведения, постучись ты туда, тебе бы не отказала. Один взгляд на твое лицо, и жадность победила бы все остальные чувства.

– Почти два года это заведение было моим домом. У меня до сих пор остались там подруги. Я буду общаться с ними очень осторожно, если мы… То есть если ты по-прежнему думаешь, что хочешь…

– Как ты познакомилась с герцогом, если была служанкой? Полагаю, вы встретились, когда ты там работала?

Подозрение в его голосе не звучало. Только любопытство.

– Он иногда пользовался услугами дома. Я ела вместе с женщинами, и они говорили о нем, и одна из них как-то указала мне на него. Мы с ним познакомились, когда тяжело заболела одна из женщин, у которой он часто бывал. Ее звали Мари. Миссис Дарлинг считала, что у нее холера, поэтому заперла ее в комнате и велела никому туда не заходить, только еду оставлять у двери. Я не послушалась хозяйку и ухаживала за ней, молясь, как бы самой не заболеть. Сказала миссис Дарлинг, что нужно позвать врача, но за ним не послали.

– Теперь миссис Дарлинг нравится мне меньше. Жадность все-таки перевесила. Ей не хотелось, чтобы ее заведение считали местом, где водятся болезни.

– Как-то вечером, когда я ухаживала за Мари, вошел герцог. Его как будто не волновало, заболеет он или нет. Может, герцоги и в этом какие-то особенные.

– Вряд ли. Он не очень следил за своим здоровьем.

– Герцог послал за врачом, и мы немного поговорили, пока ждали его. Когда все закончилось, он расплатился с доктором, а потом и мне дал мешочек с деньгами. Десять гиней. Я столько денег никогда не видела за всю свою жизнь.

Он продолжал обнимать ее под сенью деревьев, а из сада до них долетали далекие, но радостные звуки веселья.

– Как ты добра, что ухаживала за той женщиной. Хотя это и было опасно. Она выжила?

Розамунда кивнула.

– Как только ей стало лучше, она уехала. – Розамунда высвободилась из объятий Кевина и поглядела на него. – Вот и все. Мне было нужно, чтобы ты знал.

Они снова неспешно зашагали по дорожке. Прошли мимо фонаря, и она посмотрела на своего спутника. Его изящный профиль принял выражение, которое она хорошо знала. Он над чем-то размышлял. Скорее всего, думал о ней. О сделанном им скоропалительном предложении.

– Если ты там работала, тебя наверняка видели, – сказал Кевин. – Большинство слуг не замечают, но сомневаюсь, что с тобой получилось так же.

Он увидел проблему и осознавал ее серьезность.

– Случались ли какие-нибудь недопонимания со стороны клиентов?

– Хорошо ты выразился, Кевин. Да, случались, несколько раз. Двое мужчин спрашивали обо мне у миссис Дарлинг. Предлагали хорошие деньги, но я сказала «нет». Другой клиент увидел меня, когда я прибирала в комнате, и не удосужился справиться у миссис Дарлинг. Я позвала на помощь, прибежали две женщины и привели его в чувство. Если был кто-то еще, то я об этом не знала. – Она резко остановилась и поглядела на него. – Я ни разу не торговала собой, если ты об этом хочешь спросить.

– Не хочу.

– А похоже, что хотел. Я не возражаю. Ты должен все знать.

– Должен, но не по той причине, по какой ты думаешь.

Они вернулись к началу дорожки. С одной стороны от них стояла тьма, с другой горели фонари и светильники. Он посмотрел на нее.

– Ты необычайно храбра и честна, раз призналась мне во всем этом.

– Ты уже знал.

– Тебе было неизвестно, что я знал. А что за вопрос ты хотела задать мне?

Она замялась. Кевин, так сказать, принимал ее такой, какая есть. Он верил, что она жила в том доме именно так, как рассказала. Он верил ей. Она не сомневалась, что во время напряженных раздумий, пока они гуляли, Кевин тщательно обдумал все последствия, которые могли повлиять на его дальнейшую жизнь.

Теперь спросить его, убил ли он дядю, стало бы тягчайшим оскорблением. Предательством. Чего этим можно достигнуть? Если он из тех, кто способен на это, он из тех, кто об этом соврет.

Все сводилось к тому, чему она поверит. Во что она поверит. Примет ли она того человека, которым он ей кажется, которого она так хорошо узнала.

Розамунда понадеялась, что здравый смысл ей не изменил, как в случае с Чарлзом.

– Хотела лишь с просить, по-прежнему ли ты думаешь, что этот брак по расчету – хорошая затея.

Он взял ее ладонь и склонился над нею, чтобы поцеловать.

– Я думаю, это великолепная затея.

– Тогда нужно воплотить ее в жизнь, прежде чем один из нас поймет, что мы оба сумасшедшие.

Глава 19

Они поженились неделю спустя, проведя тихую церемонию венчания в церкви Святого Георгия. Розамунда была в кремовом платье, которое заказала по возвращении из Парижа.

Гостей было очень немного. Пришли Минерва, Чейз и Холлинбург, а еще – камеристка Розамунды Дженни. Больше из родных Кевина никого не было, даже его отец не появился.

После принесения обетов Розамунда повернулась и увидела у самого входа в церковь Беатрис. Она переживала, что подруге не понравится ее замужество, но Беатрис легонько помахала рукой и улыбнулась, после чего сразу же выскользнула из храма. Розамунда гадала, заметил ли ее Кевин.

Единственное, о чем она жалела – это о том, что рядом не было Лили. Однако она известила сестру о свадьбе и получила ответ, где та выражала свою радость за нее. Лили, наверное, испытала облегчение от того, что ее старшая сестра все-таки не стала падшей женщиной.

Минерва устроила у себя в саду небольшой праздничный завтрак. Погода стояла прекрасная, и за столом произносилось множество здравиц и пожеланий счастья. Наконец молодожены уехали к Розамунде домой, чтобы начать избранную ими семейную жизнь.

Она была у себя в спальне, когда вошел Кевин. Дженни сразу же вышла.

Он заключил ее в объятия и поцеловал гораздо крепче, чем на церемонии.

– Вот мы и дома.

– Для тебя это странно? Для меня да.

– В высшей степени странно. Вечность – это очень долго.

– Во время церемонии я думала о том же.

Чуть раньше Дженни уже начала раздевать хозяйку. Теперь Кевин развернул ее спиной к себе, чтобы завершить начатое, и стал расстегивать платье.

– В церкви я видел одну из женщин из дома миссис Дарлинг. Ты ее приглашала?

– Она бы никогда не пришла без приглашения. – Розамунда вдруг поняла, зачем он спрашивает. – Она была там не из-за тебя, если ты переживаешь.

Его пальцы замерли у нее на спине, затем двинулись дальше.

– Выходит, ты об этом знаешь.

– Знаю. Мы с ней все так же дружим.

– Я думал, что они просто покупают у тебя шляпки.

– Она очень хорошо ко мне относилась, когда я там работала. В то время она была, наверное, моей единственной подругой во всем Лондоне.

– Хочу, чтобы ты знала: я не стану больше с ней встречаться. Даже если я однажды и нарушу данное тебе обещание, то не с ней.

Он опустил платье вниз. Она переступила через кольцо материи и повернулась к нему.

– Я знаю. Она бы тебя не приняла, даже если бы ты туда отправился. Может, она и шлюха, но она понимает, что такое дружба. – Розамунда поглядела на его пальцы, распускавшие шнуровку корсета. – Но она очень лестно о тебе отзывалась. Сказала, ты знаешь, что делаешь.

Он улыбнулся ей очаровательной полуулыбкой.

– Правда? Как щедро с ее стороны.

– Хотя я, конечно, и так уже это знала.

– Вообще-то, ты и половины не знаешь, дорогая. – Корсет упал на пол.

– Тогда, возможно, тебе нужно сделаться моим учителем и обучить меня остальному.

Он провел кончиками пальцев по ее освобожденным грудям, рисуя линии на сорочке, которая все еще скрывала их.

– Чудесная мысль. Сегодня у нас будет первый урок.

Посетитель явился десять дней спустя. После завтрака Кевин ушел в небольшой кабинет по соседству с библиотекой. Чуть позже его от работы оторвал принесший визитную карточку слуга. Раздраженный тем, что его потревожили в первый же день, как ему удалось сосредоточиться после полутора недель праздности, Кевин отодвинул в сторону чертежи, над которыми размышлял, и поднялся в гостиную.

Там сидела Розамунда в обществе человека, чью визитку Кевин держал в руках, мистера Теодора Лавлейса.

Тот сидел спиной к Кевину, но он составил первое впечатление из того, что видел. Рыжеватые волосы. Крупное телосложение. С виду похож на рабочего, судя по широким плечам и массивной фигуре. На одной попавшей в поле зрения руке мозоли и шрамы. Однако одежда на нем дорогая.

– Вот он, – сказала Розамунда. – Это мистер Кевин Реднор, которого вы хотели видеть.

Кевин подошел поздороваться с мистером Лавлейсом и хорошенько рассмотрел его. Грубые и угловатые черты лица. Серые глаза. Но на его лице появилась улыбка, а глаза заблестели, когда он встал, чтобы поприветствовать хозяина дома.

– У мистера Лавлейса есть с нами общий друг, – сказала Розамунда.

– Кто бы это мог быть?

– Мсье Форестье из Парижа, – расплылся в улыбке Лавлейс.

– Форестье? Вы хотите сказать, что он дал вам мое имя?

– Именно что, сэр.

– Откуда вы его знаете?

– Мы с ним встречались. Я сам был в Париже. Был праздник, но люди болтают, и его упомянули как человека, хорошо разбирающегося в машинах и всем таком прочем. Это мое занятие. У меня фабрика в Шропшире и мастерская поменьше тут на берегу Темзы.

– Какими же машинами вы занимаетесь?

– Всякими. У меня к ним тяга. Какие-то мы производим для других. Какие-то я сам конструирую. Вот есть новая, которую я придумал для использования на текстильных фабриках, но там возникла маленькая проблема, и я заглянул к Форестье, чтобы узнать, сможет ли он найти какое-нибудь решение.

– А как мое имя всплыло в разговоре?

– Он сказал, что вы вроде как человек схожих интересов. Добавил, что вы, может статься, предложите что-нибудь полезное, поскольку у вас есть опыт. – Он сунул руку в карман и достал длинный свиток бумаги. – У меня вот тут чертежик…

– Форестье обо мне еще что-нибудь говорил?

От тона, которым был задан этот вопрос, Лавлейс побледнел. Розамунда бросила на Кевина неодобрительный взгляд. Кевин заставил себя подавить подозрения и попробовал говорить более дружелюбно.

– Просто интересуюсь, что он сказал такого, что убедило вас обратиться ко мне.

Лавлейс снова улыбнулся.

– Он сказал, что вы изобретатель, так что можете найти нужное решение.

– И все?

– Ну, он вроде бы говорил, что мы, пожалуй, могли бы сотрудничать. С вашими изобретениями и моими литейными цехами.

Теперь Кевин едва видел Лавлейса, так ему в голову ударила кровь.

– Среди ваших машин двигатели имеются?

Гость не понял вопроса. Он широко улыбнулся.

– Имеются. Тут я в основном изготавливаю формы для литья металлов, какие требуются для них и других машин. А в Шропшире делаю сами двигатели.

Кевину показалось, что у него вот-вот лопнет голова.

– Прошу прощения. Я не смогу вам помочь. Всего наилучшего.

Он ринулся прочь из гостиной, готовый кого-нибудь убить. Желательно Форестье, но этот негодяй был в Париже.

У самой лестницы его нагнали торопливые шаги.

– Что с тобой? – прошипела Розамунда. – Это была грубость на грани жестокосердия.

– Он – тот самый конкурент, что обошелся нам в две тысячи, не говоря уже о процентах с прибыли.

– Ты этого не знаешь.

– Не знаю? Интересно, что именно Форестье рассказал ему о том, что у нас есть.

– Не спеши сразу подозревать предательство, Кевин. Мне показалось, будто Форестье и вправду посчитал, что у тебя может найтись решение там, где он был бессилен, а еще, что мистер Лавлейс окажется нам полезен в нашем предприятии.

Он сбросил ее руку со своего локтя.

– Мне это не интересно.

– От того, что выслушаешь, худо не станет. Может, это ничем и не кончится, но мы должны по крайней мере…

– Черт подери, нет.

Она прищурилась. Потом отступила на два шага, развернулась и вернулась в гостиную.

В тот вечер, войдя в спальню, он обнаружил на туалетном столике длинный лист бумаги. Он глядел на него, пока камердинер помогал ему раздеться.

– Это принесла миссис Реднор, сэр, – сказал Моррис, откладывая в сторону сюртук.

Кевин поднял бумагу и поднес ее к свету. Похоже, это был чертеж, который Лавлейс достал из кармана.

Он не видел Розамунду с той минуты, как она вернулась в гостиную. Весь день она провела в шляпной мастерской и велела подать ужин к себе в спальню. Все это время Кевин размышлял над задумками для нового изобретения, но даже так он не мог не заметить охватившее дом натянутое молчание.

Теперь он вгляделся в бумагу. Записки не прилагалось, но все и так было ясно.

Выругавшись, он рухнул на диван и поднес проклятую бумажку к лампе на столе, чтобы та осветила чертеж. Вот так женщины выигрывают битвы. Слабый пол? Да черта с два. У мужчин нет ни единого шанса.

Розамунда повернула голову и вжалась лицом в подушку. Только это оказалась не подушка.

Ее обняла чья-то рука.

Неудивительно, что ее беспокойный сон сделался сладким.

– Ты здесь, – пробормотала она.

– Ты против?

Она покачала головой и погрузилась в покой, который ей всегда давали его объятия. Розамунда была так рада, что он пришел. Она провела вечер, полная гнева, убежденная в своей правоте, но ко времени отхода ко сну заволновалась, что он даже не обратил внимания на выставленную ею дистанцию, а ее обиду, пожалуй, счел раздражающей и скучной.

Возможно, так оно и было. Может, он даже не заметил ее отсутствия. Сейчас ей это было безразлично, поскольку его объятия согревали ей сердце осознанием их особой нежной дружбы.

«Не дружбы, – сказал ее внутренний голос. – Назови это любовью, ведь это ее ты чувствуешь».

– Проблема с машиной решаема, если над нею призадуматься. Я вышлю ему свое предложение.

Машина? Предложение? Ах да. Мистер Лавлейс.

– Очень великодушно с твоей стороны.

Она почувствовала, как он поцеловал ее в лоб.

– Пустяки, не думай об этом.

Розамунда шла в магазин, горя желанием заняться чем-нибудь еще, кроме упражнений в красноречии и светских манерах. У ее учителей была привычка хвалить ее так, что всегда казалось, будто они вместо этого хвалят себя. За месяц занятий она достигла очень многого, и они видели в ней творение собственных рук, почти как она – в новой шляпке, которую заканчивала.

Придя в магазин, она сразу же направилась в мастерскую. Салли, их ученица, корпела над отделкой головного убора. Розамунда проверила ее работу и села, чтобы закончить свою.

В шляпке она использовала некоторые решения, которые привезла в ридикюле из Парижа. Поля были неровными, шире с одной, чем с другой стороны. Более широкая часть завивалась вверх, и она разделила поля на три участка. Это позволяло перьям на макушке выглядывать спереди, придавая шляпке особый лоск.

Обшивать разделенные участки было нелегко. Она аккуратно распустила швы в одном месте и начала переделывать заново.

Вошла миссис Инграм.

– Там в передней вас спрашивают.

– Полагаю, не местный торговец. О моем замужестве было объявлено.

– Ничего подобного. Это мистер Уолтер Реднор с супругой.

Удивленная Розамунда отложила работу и направилась в торговый зал.

Там ожидала Фелисити, одетая очень модно и в шляпке не авторства Розамунды. Рядом маячил Уолтер с напыщенным и немного смущенным видом. Фелисити заметила ее и бросилась навстречу.

– Что за дивный магазин. Какие интересные шляпки.

Розамунда поздоровалась и стала ждать, снедаемая любопытством. Однако оба посетителя продолжили бесцельно бродить по залу, и тогда она, не выдержав, выдавила из себя вопрос:

– Чем могу служить? Вы пришли что-нибудь приобрести, миссис Реднор?

– Думаю, вы можете называть меня Фелисити, поскольку теперь мы родственники.

– Как благородно с вашей стороны.

Фелисити взглянула на мужа.

Он улыбнулся робкой добродушной улыбкой.

– Хотим, чтобы вы знали – мы свыклись с этим браком. Что сделано, то сделано.

– Как любезно с вашей стороны

– Да, впрочем, еще об одном. – Он осмотрелся по сторонам, постоянно задерживаясь взглядом на окне. – Мы можем поговорить где-нибудь наедине?

– Идемте со мной.

Она провела их на второй этаж, где устроила себе приемную. Там стояли диван и несколько стульев, а также все, что необходимо для примерки шляп.

– Мы заезжали к вам домой, но нам сообщили, что вы здесь, – сказала Фелисити, сев на диван.

Розамунда мысленно спросила себя, кто же это им сказал.

– Вы считаете, это разумно? – спросил Уолтер. – Продолжать заниматься ремеслом, когда вы замужем, и это ни необходимо, ни приличествует вам.

– Вас послало семейство меня учить? Если мой муж не возражает, с чего возражать вам?

– Кевин никогда не заботился о том, какого мнения будет общество, – успокаивающе проговорила Фелисити. – Уолтер всего лишь пытается вам помочь. Не так ли, дорогой?

Уолтер кивнул.

– Тогда вы исполнили свой долг. – Розамунда встала. – А теперь извините, у меня много дел…

– Вообще-то мы хотели поговорить еще кое о чем, – сказал Уолтер, привставая.

Розамунда снова села.

– Ваш брачный контракт… Как в нем обговорено предприятие Кевина? – спросил Уолтер.

– Мне не хотелось бы обсуждать подобные личные темы.

– Вы оставили пункт о том, что он ваш наследник? – спросила Фелисити. – Я ведь говорила вам этого не делать.

– Дорогая, прошу тебя, не уводи разговор в сторону, – попросил Уолтер. – Это не имеет никакого отношения к цели нашего визита.

– Тогда, возможно, вы объясните, что все-таки имеет к ней отношение? – не выдержала Розамунда.

Уолтер поерзал на стуле.

– Дело вот в чем. Когда прошел почти год и вы не объявились, мы решили, что вас так и не найдут. Что вы…

– Умерла?

– Или уехали за границу. В Америку, – быстро добавила Фелисити.

– Это было разумное заключение, – продолжил Уолтер. – От имени семьи я взял на себя обязанность узнать, сколько будет стоить предприятие, если наследство разделят. К моему удивлению, хотя детали изобретения Кевина остаются покрыты тайной, есть те, кто высоко ценит умственные способности моего двоюродного брата и купили бы долю чего-то совершенно неизвестного просто потому, что это был его замысел.

Розамунда была готова выпроводить их, но теперь обрадовалась, что этого не сделала. Какая потрясающая новость.

– Вы сказали, что выяснили это недавно.

– Весьма недавно. – Лицо Уолтера на мгновение порозовело.

– Но, возможно, вы поинтересовались этим раньше. Когда, как вам казалось, Кевина могли арестовать.

Уолтер выглядел потрясенным, но не обвинением, а тем, что она догадалась о его мотивах.

– Это было вполне оправданное любопытство, – вставила Фелисити елейным тоном, но в ее словах звучали такие откровенно умоляющие нотки, что Розамунда начала выходить из себя.

– Когда бы это ни произошло, не вижу, зачем вам надо со мной об этом говорить.

Они переглянулись, затем посмотрели на нее, потом снова друг на друга. Фелисити широко улыбнулась Розамунде.

– Мы хотим, чтобы вы вернули компанию семье. Не деньги, только компанию. Наша доля в предприятии куда меньше, чем потерянное нами наследство, но это хоть что-то.

– Кевину это пойдет на пользу, ведь он все-таки не искушен в коммерции, и будет разумно привлечь опытных вкладчиков, – добавил Уолтер.

– Я считаю, что выйти из партнерства будет полезно и для вашего брака тоже. Нехорошо, когда между супругами стоят финансовые вопросы. – Лицо Фелисити сделалось лукавым. – И если он из-за этого на вас женился, что ж, ему все равно уже никуда не деться.

– Однако вы только что мне сказали, что предприятие имеет ценность, пусть даже производство еще не запущено.

– Очень малую по сравнению с тем капиталом, что вы получили, – торопливо ответил Уолтер. – Это как сравнивать лужицу с океаном.

Розамунда заставила себя мысленно отступить на пять шагов, чтобы окинуть внутренним взглядом истинную цель этого визита. Как только она в полной мере ее поняла, весь этот странный разговор стал ей понятен.

– Скажите мне вот что. Узнав его ценность и полагая, что меня не найдут, вы решили нажиться на своих ожиданиях, верно?

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Уолтер.

– Вы продали свою долю, прежде чем она попала к вам в руки? Не могу придумать иной причины, почему вы уже второй раз вместе или порознь подталкиваете меня к тому, чтобы я вернула свою половину семье. По вашим словам, для вас всех она похожа на маленькую лужицу. Вы были так уверены, что она станет вашей, что продали ее до того, как получили?

Выражение лица Уолтера выдало всю правду. Фелисити попыталась замаскировать свое удивление заносчивостью.

– Как неловко с вашей стороны, – сказала Розамунда. – По-моему, это противозаконно. Думаю, вам следует вернуть деньги.

Как большинство мужчин, Уолтер предпочел злость смущению.

– Я же тебе говорил, что она не станет слушать разумных доводов, – бросил он жене и начал вставать. – Я не потерплю такого от какой-то шляпницы.

– Погоди! – воскликнула Фелисити, на ощупь вцепившись ему в руку. Она смотрела на Розамунду вытаращенными напуганными глазами. – Мы не можем их вернуть. Их уже нет.

Уже нет. Истрачены. Розамунда повнимательнее присмотрелась к наряду Фелисити. Новый и модный. Ей стало интересно, сколько эта женщина тратит за год. Наверное, много. Уолтер, возможно, не менее состоятелен, чем Кевин, но ему не обеспечить женщину, которая хочет жить как герцогиня.

Уолтер встал и с пунцовым лицом направился к двери.

– Всего наилучшего.

Розамунда подождала, пока на лестнице смолкнет топот его сапог. Фелисити промокнула глаза платком.

– Сколько? – спросила Розамунда.

– Три тысячи. Доверительный фонд делает выплаты в июне, но купивший долю уже выразил нетерпение. Даже если мы убедим его подождать, то, вернув деньги, сами останемся без гроша.

Если это такой же фонд, как у Кевина, он платит дважды в год, так что всего получается тысяч пять или шесть. Огромный доход.

Ей не надо было жалеть Фелисити в ее теперешнем положении. Но все-таки она ее пожалела. Мысль о возможном аресте мужа за мошеннические денежные операции, хотелось надеяться, пугала ее больше, чем отсутствие нового гардероба этой осенью.

– Думаю, мне удастся помочь вам, – сказала Розамунда. – Однако сначала я хочу поговорить кое о чем другом.

Услышав намек на отсрочку, Фелисити успокоилась и, кивнув, стала внимательно слушать.

– Вы говорили, что видели Кевина в Лондоне после смерти герцога. В какие дни и где вы его видели?

Фелисити задумалась, прежде чем ответить.

– На следующий день. Он ехал верхом. Меня не заметил. У него было такое лицо, будто он ни на что не обращает внимания, кроме своих мыслей.

– Вы знаете, куда он направлялся?

Фелисити пожала плечами.

– Это было недалеко от Гросвенор-сквер. Я предположила, что он собирался навестить леди Гриноу. Она вдова, очень богатая. В ту зиму о них ходили кое-какие слухи. Я запомнила только потому, что там фигурировал Кевин. Обычно за ним подобные интрижки не водятся.

Розамунде пришлось приложить усилие, чтобы не выдать своего удивления. Ей стало не по себе от того, что жаркая ревность мгновенно пронзила сердце.

– Я помогу вам выпутаться из затруднительного положения, – сказала она, взяв себя в руки. – Однако мне нужно кое-что взамен.

– Я согласна вас принимать, если вы об этом. И приложу усилия, чтобы и остальные родственники тоже стали.

– Очень мило, но я не об этом. Когда вы выйдете из этого дома, вы должны забыть, что видели Кевина в Лондоне в тот день. Хорошенько подумав, вы поняли, что не разглядели лица всадника и сделали необоснованные выводы. Теперь, когда вы усомнились в своей памяти, вы больше никогда и никому не намекнете, что Кевин имел отношение к смерти герцога. Вы скажете мужу, что совершили досадную ошибку, дабы он не продолжал несправедливо подозревать Кевина.

Не раздумывая, Фелисити кивнула.

Розамунда встала.

– Пусть ваш муж пришлет мне имя человека, от которого он принял деньги, и сообщит точную сумму долга. Я распоряжусь набросать документ и оставлю его у мистера Сандерса. Вопрос можно будет решить у него в конторе. Вам придется подписать долговые обязательства, в которых будет сказано, что долг придется выплатить незамедлительно, если кто-то из вас двоих снова станет сплетничать о моем муже.

Глава 20

– А это что такое? – спросил Чейз у Кевина.

Они находились в библиотеке дома Чейза на Бери-стрит, к котором Чейз жил до женитьбы.

Кевин продолжал развязывать узел.

– Небольшой паровой двигатель. По пути сюда я заглянул к отцу и незаметно вынес его оттуда.

– Надеюсь, ты не думаешь запускать его здесь.

– Он совершенно безопасен. Даже если и случится сбой, самое большее посыплется штукатурка. Он мне нужен для демонстраций.

Чейз скептически поглядел на него.

– Лучше объясни это Бригсби и предупреждай его каждый раз, когда захочешь устроить демонстрацию.

Кевин сделал шаг назад и поглядел на стоявший на столе двигатель.

– Спасибо, что оставил Бригсби мне и что позволил снять у тебя этот дом.

Чейз потянулся за графином с коньяком и налил два бокала.

– В обоих случаях ты делаешь мне одолжение. Бригсби со дня моей женитьбы остался непристроенным. Это создало трудности. Он отказывается служить просто камердинером, но не может вести хозяйство для целой семьи. Из-за своей долгой службы у меня он считает себя между слуг первым среди равных, что очень раздражает дворецкого и домоправительницу. В твоем доме у тебя есть собственный камердинер, но заботиться о тебе здесь станет для Бригсби достойным занятием. Предложение служить у тебя привело его в восторг. Теперь у него снова будет свое царство.

– А я думал, что он у тебя агентом подвизается.

Чейз опустился в кресло.

– Иногда. – Он посмотрел на дверь и понизил голос. – Он слишком заметен, чтоб использовать его в большинстве случаев. Зачастую требуется менее выделяющаяся внешность и манеры. У него…

В это время открылась дверь, и вошел тот, о ком говорили. Он нес поднос с кофейником и чашками, который поставил на низкий столик. Слуга ловко разлил кофе и широко улыбнулся от гордости за хорошо проделанную работу.

Неприметной его внешность назвать было нельзя, это верно. Среднего роста, худощавый, он излучал самоуверенность, за которую прислугу часто увольняли. Воротничок его был выглажен столь тщательно, что его краем можно было порезаться. Напомаженные редкие темные волосы аккуратно лежали на голове. Выражение лица было чуть ли не дерзким. Он явно относился к тому типу слуг, которые считали, что их подопечным нужна помощь даже в простейших жизненных ситуациях.

– Кофе очень хорош, – пришлось сказать Кевину, поскольку Бригсби, похоже, ждал похвалы. Или чего-то в этом роде.

– Я доволен, если вы довольны, сэр. – Он чуть повернулся и поглядел на Чейза. – Хотел спросить, нельзя ли нам коротко переговорить о моих обязанностях здесь, чтобы я мог должным образом их выполнять.

– Конечно. – Чейз весело и выжидательно посмотрел на Кевина.

– Думаю, обязанности будут те же, что вы выполняли, когда служили здесь у Чейза, – сказал Кевин, сам не зная, что именно это означает.

– С вашего разрешения, сэр… У вас есть другой дом, и, если я верно понимаю, здесь вы жить не будете.

– Не в общепринятом смысле слова.

– Ага. Я прекрасно готовлю. Гораздо лучше, чем большинство домашних поваров. – Быстрый косой взгляд на Чейза. – Вам понадобится, чтобы я время от времени подавал вам здесь еду?

– Думаю, это возможно, если я задержусь допоздна.

– Очень хорошо, сэр. Кроме постельного и прочего белья вам что-то нужно будет стирать?

– Сомневаюсь.

– Понимаю. Это сэкономит мне массу времени. Поскольку некоторых обязанностей мне выполнять не придется, станете ли вы возражать, если я по мере необходимости продолжу участвовать в расследованиях?

Кевин краем глаза увидел, как Чейз чуть улыбнулся.

– Дайте мне об этом подумать и сперва посмотреть, как дела пойдут здесь.

– Очень хорошо, сэр. Не хочу показаться назойливым, но, полагаю, будет лучше, если мы также обсудим мои просьбы.

– Какие именно?

Бригсби каким-то образом сумел улыбнуться подобострастной и вместе с тем надменной улыбкой.

– Я предпочел бы получать жалованье каждые две недели. Знаю, что обычно так не делается, но меня бы устроил именно такой порядок. И если вы ждете гостя к завтраку, обеду или ужину, то необходимо уведомить меня самое позднее утром того дня, чтобы я обустроил все должным образом.

– Весьма разумно.

– Благодарю вас, сэр. Да, вот что еще. Если вам будет угодно оставить даму на ночь, пожалуйста, снимайте шнур, который свисает со щеколды на двери в погреб. Мне не хотелось бы случайно вас побеспокоить.

– Не думаю, что мне это понадобится, но спасибо, что сообщили, как тут заведено.

С изящным поклоном Бригсби вышел из библиотеки.

– Во что ты меня впутал? – спросил Кевин.

– Он великолепный слуга. Может даже счета тебе вести, если захочешь. Когда у предприятия начнутся продажи и появится прибыть, можешь подумать, не привлечь ли его. – Чейз допил кофе, поставил чашку на стол и взял бокал с коньяком. – Ты счастливчик, что заполучил его.

– Я дам тебе знать примерно через месяц, согласен я или нет. – Кевин встал и обвел взглядом библиотеку. Большинство книг перевезли в дом, где теперь жили Чейз и Минерва. Это напомнило ему о пустых полках, которые так расстраивали Розамунду, когда она приобрела свой дом. Теперь ее библиотека ломилась от книг Кевина. Возможно, он перевезет какую-то их часть сюда, чтобы она могла по-прежнему покупать книги, которые нравятся ей.

Вчера он заметил, как она читает один из переплетенных на заказ томов. Она медленно переворачивала страницы, но книгу не бросала. За то время, что он пробыл в библиотеке, она дважды вставала и справлялась со словарем, который оставила раскрытым на письменном столе.

– Тебе нравится семейная жизнь? – спросил Чейз.

– Очень. – Кевин продолжал осматривать комнату.

– Твое решение уже через месяц снять отдельные комнаты говорит об обратном.

– Они не отдельные, они дополнительные. Есть разница.

– Как тебе угодно.

Кевину был знаком этот тон Чейза. Он назывался «не стану задавать лишних вопросов», и скрывалось за ним еще вопросов десять.

– Я не жалею о женитьбе, если ты это подумал.

– Я ничего не подумал, кроме того, что это странно. – Чейз обвел библиотеку рукой с бокалом.

– Если так, то зачем предложил мне свои апартаменты?

– Ты сказал, что собираешься снять жилье, а тут было свободно, да и место хорошее. Не мне принимать за тебя решения.

– Однако ты, похоже, считаешь себя вправе их критиковать.

– У меня всего один вопрос. Розамунда об этом знает?

– Знает. Она полностью согласна, что нам нужны дополнительные помещения.

Чейз вздернул брови совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы Кевин ощутил раздражение.

– Что?

– Ничего. Только вот…

В разговорах вроде этого всегда доходило до «только вот».

– Если бы я не знал тебя так хорошо, то сказал бы, что ты готовишься устроить интрижку всего через месяц после венчания, – закончил Чейз. – Но у тебя, конечно, интрижек нет и не было. До связи с мисс Джеймисон.

– Если тебе обязательно требуется знать, этот дом я снял для нужд предприятия. Мы оба не хотим вести дела из дома. А так у нас будет место, предназначенное для подобных дел, чтобы они не мешали тому, чему не должны мешать.

Брови Чейза снова взлетели вверх, теперь надолго.

– Вот как.

– Очень раздражает это твое «вот как». Словно специалист по частным расследованиям заключил, что у него есть ответы на все вопросы.

– Все, что я заключил – это то, что ты решил, что деловое партнерство и семья плохо сочетаются.

Это было явным преуменьшением. Со времени свадьбы Кевин несколько раз проклинал подписанное им соглашение, по которому доля Розамунды оставалась за ней.

– Мы поругались, – сказал он. – Несильно, но эта ссора стала ядом, который все отравляет. Я уже предупреждал ее, что мне нужно место, где я могу заниматься собственными делами, и мы договорились разделить эти две части нашей жизни.

– Выходит, если вам понадобится обсудить предприятие, вы будете делать это здесь.

– Такая у нас задумка.

– И ты веришь, что если вы повздорите, то сможете оставить ссору здесь?

– Конечно. А отчего бы и нет?

– Это не похоже ни на одну известную мне семью, но и ты не похож ни на кого из тех, кто мне известен, так что, возможно, ты нашел оптимальное решение. Так, теперь мне надо в Сити. Оставлю тебя и Бригсби обустраиваться.

Мысль об обустройстве под зорким взглядом Бригсби подтолкнула Кевина к двери вслед за Чейзом.

– Я немного проеду с тобой.

Розамунда оплела пальцами шелковую ленту, которой ее запястья были привязаны к стойке кровати над головой. Ощущение беззащитности возбуждало больше, чем она ожидала. Кевин умело и мастерски разжег в ней желание. А теперь оседлал ее ноги и наблюдал за лицом, заставляя ждать, пока она дрожала от желания.

Подобные уроки он устраивал время от времени. Иногда между ними проходило не меньше недели. Наметился определенный ритуал. Он тихим четким голосом рассказывал ей, что собирается делать. Однажды она отшатнулась при его словах. Эту задумку он бросил и никогда больше к ней не возвращался.

Это напомнило ей об их первом разе вместе, когда он завел ей руки за голову. Однако похожесть на этом кончалась. Во-первых, она не лежала, а сидела.

Он раздвинул ей ноги и покрыл одну из них поцелуями снизу доверху. Чем выше перемещались поцелуи, тем прерывистее становилось ее дыхание. Наконец его губы нашли влажную плоть. Пальцы принялись гладить, язык порхал. Она закрыла глаза и понеслась навстречу нараставшему наслаждению.

Розамунда почти достигла предела, почти сломалась, как вдруг он отодвинулся, оставив ее в шаге от окончания. Кевин встал на колени рядом с ней, приподнялся и развязал ей руки.

Эту часть он не описывал, но она знала, что делать, и стала ласкать его, проводя ладонями вверх по груди, а потом вниз к талии и бедрам. Взяла в руки член и погладила так, как ему нравилось.

От того, как они устроились, ей было удобно ласкать его везде. А еще она могла попробовать кое-что другое. Она слышала, как об этом говорили женщины, но это всегда казалось ей худшей из их обязанностей. Теперь же мысль об этом не отвратила ее. Повинуясь порыву, она подалась вперед и провела языком по стволу его члена. Ощутила, как он снова напрягся, и подняла глаза.

– Хочешь? – Она снова повела языком.

– Да.

Его хриплый голос, сжатые челюсти, его взгляд – все говорило о том, что его желание было куда более жарким, чем это простое «да».

Она пробежалась по нему губами и кончиками пальцев, дразня, как дразнил ее он. Терзая и доводя его голод до предела.

– Интересно, смогу ли я заставить тебя умолять, – сказала она, а потом провела языком по головке.

– Никогда.

– Нет? У меня вся ночь, чтобы убедиться.

Он вцепился рукой в изголовье.

– Делай со мной, что хочешь.

* * *

Проснувшись, Кевин обнаружил на себе взгляд Розамунды. Она лежала на боку, подперев голову рукой, и внимательно его рассматривала.

Он, должно быть, провалился в сон после того, как достиг вершины. Она его вымотала. Ей не хватало опыта, но самое ее любопытство возбуждало его. И зачаровывало. От чувства того, что она исследует и экспериментирует, у него закипала кровь.

Теперь она улыбалась самодовольной улыбкой.

– Думаю, порядочные женщины этого делать не должны, – сказала она. – Поэтому ты меня никогда об этом не просил?

Вот это вопрос, черт подери.

– Я думал, может, попозже.

– Я же тебе говорила, что женщины болтают между собой. Я знаю, что мужчинам это нравится.

– Да. Ну…

– Тебе так понравилось, что ты умолял.

– По-моему, одно «пожалуйста» – это не мольба.

– Было не одно «пожалуйста», а множество, а еще «да, вот так», «глубже» и…

Кевин схватил ее и прижал к себе, чтобы она перестала повторять все отчаянные звуки, которые вырвала у него.

Он снова начал задремывать.

– Расскажи мне о леди Гриноу.

Сон слетел с него моментально, и он уставился в изнанку нависавшего над ними балдахина.

– А что такое?

– Мне сказали, что в прошлом году у тебя был с ней роман. Я думала, что у тебя не было возлюбленных.

Его ответ не должен иметь значения, но от острого предчувствия недоброго он замялся.

– Почти не было.

– Хочешь сказать, она стала исключением?

Вот черт.

– Да. Но все длилось так недолго, что слово «роман» тут не подходит.

– Мне казалось, что у тебя нет опыта в скрывании любовных связей, но после этого он должен был появиться.

– Не совсем.

Осторожность не нужна, когда мужчина четыре дня живет в покоях женщины. Это была осознанная оргия на двоих, безрассудная авантюра с циничной целью.

Воцарилось долгое молчание. Затем…

– Ты любил ее?

Он опустил взгляд на макушку Розамунды.

– Нет.

Она перевернулась на спину, положив голову на его согнутую руку, и тоже стала рассматривать балдахин.

– Я вот чего не понимаю. Почему ты не сказал Чейзу, что был с ней, когда он расследовал смерть твоего дяди? Если бы Чейз с ней поговорил, ты бы сразу избавился от всех неудобных вопросов.

Он вдруг начал все осознавать и с каждой секундой поражался все больше.

Она знала, что люди шепчут о том, где он был в ночь смерти герцога.

Она никогда не спрашивала его об этих подозрениях.

Она выяснила больше информации, чем Чейз.

И, несмотря на все это, вышла за него замуж.

Он мог бы закончить разговор, сказав, что это не имеет к ней никакого отношения, что это не ее дело. Или мог бы объяснить кое-что, о чем никогда никому не говорил, что выставляло его не в лучшем свете. Что бы он ни выбрал, этот брак, эта вечность наверняка изменится. Он признался себе, что то, что сложилось теперь между ними, очень много для него значило.

Кевин повернулся на бок, чтобы видеть ее, и поцеловал в щеку.

– Хочу, чтобы ты знала – я не причинял вреда своему дяде.

Она повернула голову и посмотрела ему в глаза.

– Верю. Меня бы здесь не было, если бы не верила.

Вот он, момент истины. Она все это взвесила, прежде чем согласилась на замужество. Собрала доказательства, которые могли погубить его, но решила ему поверить.

Он ее не заслуживает.

После этих слов Розамунды взгляд его потеплел, но она видела, что частично он обращен внутрь. Она ждала, не скажет ли Кевин чего-нибудь еще. Возможно, теперь он задремлет, довольный тем, что успокоил ее.

– Я был там вечером, перед тем, как это случилось, – начал Кевин. – Поехал в Мелтон-Парк сказать ему, что мне нужны деньги для Форестье. Дядя вложился в его дело, как и я. Он видел в нем потенциал. Однако в деньгах мне отказал. Мы поругались. Когда Чейз узнал, что я вернулся из Франции раньше, чем обещал, я все рассказал ему.

– Ты думал, что он по завещанию оставит свою половину тебе?

Он замялся.

– Да. Насколько мне известно, только Чейз знал, что завещание изменили, но даже он не видел, что там написано.

Она не стала говорить, что это едва ли аргумент. Он и так это знал.

– И ты все это время занимался любовью с той дамой?

– Не все время. Даже мне нужно отдыхать. – Она не посмеялась его робкой шутке. – Однако все те несколько дней я прожил у нее. Это был флирт. Кратковременное помешательство, в котором я подумал, что мы можем подойти друг другу, но очень скоро понял, что не подходим.

Помешательство. Он не любил ее, но очаровался. Быть может, настолько, что задумался о женитьбе. А может, и нет. Возможно, то было всего лишь желание. О нем Кевин знал все. Или ему вообще нужны были лишь деньги той женщины, и он использовал свою чувственность, чтобы добиться ее благосклонности. Он нашел бы это приемлемым соглашением. Женитьба и деньги в обмен на удовольствие.

Он ведь с ней так и поступил, верно?

– Минерва говорила мне, что Чейз направил отчет какому-то важному лицу, – сказала Розамунда. – Там фигурировали все, кто мог приложить руку к его смерти, если она все-таки не была несчастным случаем. Ты был в списке этих людей, как и она сама.

– Подробностей я не знаю. Знаю одно – прежде чем подать отчет, он посоветовал мне отправиться на побережье и готовиться уехать из страны, если понадобится.

– Ты сделал так, как он сказал?

– Мне не улыбалось попасть на виселицу за то, чего я не совершал.

Теперь, разговаривая с ним об этом, она стала переживать еще больше. Сплетни Фелисити – это одно. Знать, что существовала реальная опасность – другое.

– Заключение о том, что это был несчастный случай, может еще измениться? Может кто-нибудь в будущем решить иначе?

– Думаю, да. Конечно, это меня тяготило. Однако с каждым прошедшим месяцем становится все легче.

Она не могла себе представить, каково это. Кошмар. Жить с тенью от петли на каждой стене.

– Надеюсь, если бы дошло до разбирательства, ты нарушил бы молчание о том, где был в тот вечер. Не нужно глупого джентльменства, чтобы защитить имя любовницы.

Она снова перевела взгляд на балдахин, потому что боялась не скрыть боли, если бы увидела в его лице намек на любовь при его мысли о той женщине.

В наступившем молчании Розамунда мысленно отругала себя. Она вышла замуж не по любви. Он уж точно не по любви женился. Их брак по расчету получился, пожалуй, более приятным, чем у большинства. Ревновать из-за какой-то интрижки годичной давности – просто глупость. Ребячество. Это не лучше, чем цепляться за мечты о Чарлзе.

Однако эти мысли не развеяли ее печаль. Кевин говорил, что никогда никем не очаровывался, поэтому она не особенно грустила оттого, что он не очаровался ею. Вот только теперь она узнала, что, по крайней мере, один раз в своей жизни он все-таки был очарован женщиной. Розамунда призналась себе, что ревнует по большей части оттого, что ее собственные чувства изменились. Стали глубже.

Беатрис как-то сказала ей, что, когда у них появлялась новая женщина, все они целый месяц напоминали ей, чтобы она не влюбилась, чтобы правильно понимала, кто она для клиентов. Жаль, что никто не сделал того же для нее в ее замужестве. «Это брак по расчету. По расчету. Не будь глупой и не влюбляйся в него, если не хочешь остаться с разбитым сердцем».

Он провел с той женщиной несколько дней, но не по-семейному. Она гадала, насколько они продвинулись в уроках.

– Если понадобится, я объясню, где был, – сказал Кевин. – Молчать было бы глупо.

– Я хочу, чтобы ты мне это пообещал.

Он развернул ее лицо к себе и нежно поцеловал.

– Даю тебе слово глупого джентльмена.

Глава 21

Розамунда наняла экипаж, чтобы тот отвез ее вдоль реки вверх по течению. Она отправилась от магазина, где, по ее словам, должна была пробыть весь день. В ридикюле у нее лежало письмо, пришедшее два дня назад от мистера Лавлейса. Тот благодарил ее за помощь в решении проблемы в конструкции и приглашал посетить его предприятие. О Кевине в письме не упоминалось, и он не получил персонального приглашения.

Порядочная жена, возможно, сообщила бы мужу о своих намерениях. Розамунда этого не сделала. Это все равно ни к чему бы не привело, так зачем затевать ссору? Она не забыла скандал, разразившийся, когда она отправилась в мастерскую заказать игрушку. Однако ей было интересно. Мистер Лавлейс ей понравился, и она хотела взглянуть на его творения.

Экипаж провез ее по Саутарку и выехал за город. Кое-какие фермы еще стояли, но большинство участков отдали под маленькие фабрики, усеивавшие берег реки.

Мистер Лавлейс владел одной из фабрик побольше. По просторному двору сновали люди, входя то в одно здание, то в другое, носили какие-то железные предметы или катили вагонетки с углем. Розамунда попросила кучера зайти в контору и сказать, что она на улице.

Мистер Лавлейс вышел, приветливо улыбаясь.

– Не думал, что вы приедете, но надеялся.

– Мне интересно взглянуть на ваше производство.

– Идемте, я вам все покажу.

Они вошли в длинное здание. За столами сидели люди, пилившие что-то железное напильниками и стучавшие по металлу молотками.

– Они делают детали, – сказал мистер Лавлейс. – Здесь нет места ошибкам. Это работа не для кузнеца. Каждое колесико, каждый поршень, каждая шестеренка должны быть выполнены идеально, насколько это возможно. – Он указал на группу мастеровых. – Они делают формы для отливок. Тут спешить нельзя.

В самом конце здания группа рабочих собирала детали вместе. Результат напоминал двигатель, который ей показывал Кевин, только гораздо больших размеров.

– За каждое собранное изделие я плачу тому, у кого имеется первичная лицензия. Но даже так мне удается получить прибыль, потому что желающих приобрести его предостаточно.

– А если во время использования случится поломка?

– Я посылаю ремонтника. На все узлы, кроме одной детали. Она секретная, и если похоже, что проблема в ней, мистер Уатт посылает одного из своих людей. – Он со значением посмотрел на Розамунду. – В этой области ремесла много воруют. Я не виню мистера Уатта за осторожность. Но мне не нравится, что он незаменим и для производства детали, и для ее обслуживания. Что мешает ему тоже воровать? Заказчиков, я имею в виду.

Она еще немного полюбовалась двигателем, потом они вернулись в здание, рядом с которым стоял экипаж. Он пригласил ее перекусить, и они расположились на небольшой деревянной террасе с видом на реку. Мимо проплывали баржи и прогулочные яхты.

– Я заметил, что мистер Реднор был не в восторге от моего визита, – сказал Лавлейс.

– Вы правы.

– Однако он выслал мне соображения, как справиться с моей проблемой. Конечно, там речь шла о другой машине. Не о двигателе.

– Я попросила ему вам помочь.

– Я так и думал. Потому и пригласил вас сюда. Похоже, вас мои слова заинтересовали.

– Если и заинтересовали, это мало что значит.

– Я считаю, что жены обладают куда большим влиянием, чем принято думать. Моя уж точно.

Принесли лимонад, он взял бокал большой натруженной рукой и выпил. С довольным видом оглядел место, где отдыхал.

– Позвольте мне передать то, что сказал Форестье, когда отказался продать мне лицензию на использование датчика. Он сказал, что мистер Реднор нашел ему лучшее применение.

– Так и есть.

– А еще он добавил, что есть изобретатели и есть производители и мистер Реднор относится к первым. Сказал, что изобретателям нужны производители. Я производитель. Я не смог бы додуматься, как улучшить или изменить двигатели, которые я делаю, но делаю я их лучше всех остальных. Я посылаю двигатели во Францию, а один даже заказали в Россию. – Он указал большим пальцем на здание ниже по течению. – Эти ребята свое дело знают. Работают с металлом, как художники. Мои двигатели не ломаются, потому как детали сделаны на совесть.

Иными словами, очень точно. Кевин об этом говорил, и о том, как это важно.

Мистер Лавлейс посмотрел на нее прямодушным взглядом.

– Не знаю, что он изобрел, но могу догадаться. Не как оно выглядит или как функционирует, а что делает. Думаю, он назвал свое изобретение индикатором. Он отслеживает давление, чтобы можно было видеть, как работает паровой наддув и сколько еще энергии можно из него выжать. Форестье изобрел прибор для давления, так что вполне логично, чтобы они использовались вместе.

Ей эта догадка показалась здравой, но она постаралась сохранить безучастное выражение лица.

– Мистер Лавлейс, я не изобретатель и не производитель. Я, честное слово, не знаю, правы вы или нет.

– Конечно, не знаете. Но, думаю, знаете, что вашему мужу куда лучше переключиться на новые изобретения, чем тратить время, пытаясь устроить вот такую фабрику. Я лишь спрашиваю, не уговорите ли вы его выслушать меня, вот и все. Сдается мне, вместе мы сможем добиться очень многого.

Ей нравился мистер Лавлейс. Во-первых, он, как и Кевин, не крал идею у Форестье. Он платил за лицензию и нанимал на работу подлинных художников. Часть его производства находилась недалеко от Лондона. Это был трудяга с амбициозным мышлением, знавший, что он может, а что нет.

– Мистер Лавлейс, раз вы беседовали с мистером Форестье, возможно, он сказал вам, что я владею половиной предприятия мистера Реднора.

На его лице отразилось изумление, а затем растерянность. Наконец он широко улыбнулся.

– Так это вы дама в красных шелках? Мисс Джеймисон? Ну что же, это многое объясняет. Когда я вас увидел, то подумал, как же несправедливо, что у него в жизни две красивые женщины. Простите, если что-то не так сказал.

– Мы поженились вскоре после возвращения из Франции.

Он рассмеялся.

– Что ж, я говорил бы иначе, если бы знал, что половина принадлежит вам.

– По-моему, вы все сказали как надо.

Она лихорадочно размышляла. Кевин разозлится, если она хоть как-то будет потворствовать мистеру Лавлейсу. И все же…

– Мистер Лавлейс, вы знаете, что мой партнер не склонен пойти по этому пути. Однако я хочу выслушать, что вы предлагаете.

Кевин отодвинул большой лист бумаги с эскизами на край стола. Взял чистый лист и начал перерисовывать единственный понравившийся ему набросок.

Он уже давно не занимался новыми проектами, но эта мысль не давала ему покоя. Оставалось только выяснить, куда она ведет. В данный момент, правда, от нее было больше проблем, чем плюсов. Но он не возражал. Иначе бы ему было неинтересно.

Его мысли прервало негромкое покашливание. Он оглянулся и увидел смотревшего в пол Бригсби.

– Прикажете прибрать, сэр?

Кевин поглядел на десяток разбросанных по полу листков.

– Не надо.

Бригсби потрогал ногой ближайший лист.

– На них тут могут наступить. Попортить.

Он нагнулся и начал собирать бумаги.

Кевин это пережил и подождал, пока бумаги аккуратной стопкой улягутся на столе.

– Вы сюда вошли, чтобы посмотреть, нужна ли здесь уборка, или зачем-то еще?

– Вы упомянули, что нынче днем с визитом приедет миссис Реднор. Если хотите, я мог бы испечь небольшой торт. Ничего сложного.

– Бригсби, миссис Реднор не приезжает сюда с визитами. Дом принадлежит ей так же, как и мне. Никто не наносит визиты в собственный дом.

– Конечно, сэр.

– Хорошо. – Кевин вернулся к своим наброскам. Через минуту он понял, что Бригсби по-прежнему стоит на месте. Он снова повернулся к слуге. – Что еще?

– Торт, сэр. Вам его испечь?

– Отлично. Прекрасно. Торт. Очень хорошо. А теперь уходите. – Он снова повернулся к наброску, а Бригсби исчез за порогом. – Только небольшой, – крикнул Кевин ему вслед. – Очень небольшой.

Довольный тем, что загрузил Бригсби работой, а также надеясь, что «небольшой» торт не окажется десяти дюймов[5] в ширину и двадцати в высоту, Кевин снова вернулся к работе.

Она настолько увлекла его, что повторное появление Бригсби опять стало неожиданностью.

– Я думал, вы торт печете.

– Он готов, сэр. – Бригсби посмотрел на стулья и передвинул каждый на полдюйма. – Я вскоре подам его с кофе. Миссис Реднор поднимается.

Кевин взглянул на карманные часы. Пролетело несколько часов.

Бригсби торопливо вышел и вернулся, сопровождая Розамунду как гостью, которой она не была, хоть и нечасто там появлялась. Кроме заранее условленного разговора, когда они вместе осмотрели чертежи и образец приспособления Форестье, она больше не «наносила визитов». Поэтому ее записка, поданная в час дня, объявлявшая, что она вскоре приедет, вызвала у Кевина легкое любопытство.

Теперь она оглядывала гостиную. Подошла к окнам и оценила вид, словно раньше здесь не была. Пристроилась к письменному столу и наклонила голову, чтобы рассмотреть лежавший сверху набросок. А потом повернулась и поглядела на большой стол, за которым работал Кевин.

– Что это? – спросила она, подняв с пола упавший набросок.

– Так, одна мысль, которая меня занимает.

– Похоже на дом. А что это здесь за линии, идущие вверх и вниз?

– Трубы.

Она положила набросок на стол.

– Полагаю, раз я провожу дни, делая шляпки в мастерской за магазином, ты волен сидеть тут и рисовать трубы.

Снова вошел Бригсби, неся поднос с кофе, чашками и тортом. Кевин бы не описал его как небольшой, но могло быть хуже.

Однако Розамунда, казалось, была в восторге. Они сели, Бригсби расставил чашки и тарелки, после чего вышел.

– Объедение, – сказала Розамунда. – Как любезно было с его стороны испечь торт.

– Он вечно мешается под ногами. Раздражает. Отвлекает. Чейз очень хитро поступил, отдав мне и жилье, и слугу. Они, конечно же, шли в комплекте. Теперь-то я понимаю почему.

– Не может быть, чтобы он так уж сильно тебя отвлекал, судя по стопке бумаги вон там.

– Возможно, что и нет. Просто я ведь привык быть один. И не привык к тому, что кто-то возится у меня за спиной.

Розамунда весело ему улыбнулась, после чего откусила кусок торта.

– Вчерашняя ночь получилась очень пикантной. Я и представить себе не могла, что там делает вазочка с заварным кремом, когда поднялась к себе. Надо было сразу догадаться, что ты задумал что-то озорное.

Ее слова вызвали воспоминание, которое прогнало из головы навязчивые мысли о трубах.

– Люблю заварной крем, вот и все.

– Обычно люди ложками пользуются.

Кевин обнял ее за шею и потянул к себе, чтобы поцеловать.

– Какая скука. – Он поглядел на торт. – Можем взять его в спальню.

– Мы условились, что здесь ничего такого не будет. Для этого у нас есть Чэпел-стрит, а этот дом – для предприятия. – Она снова взглянула на бумаги. – И всего остального, что ты делаешь.

– По-моему, нам больше нечего обсуждать касательно предприятия. Наши следующие шаги определены. Сделаем еще один датчик и проверим, как оба прибора работают вместе, как только он будет готов.

– Конечно.

В ее глазах и поведении он заметил нерешительность. Розамунда прикусила губу. Обычно это его возбуждало, но теперь заставило насторожиться.

– Ты похожа на провинившегося ребенка, и не только потому, что у тебя на губах крошки.

Она вытерла рот.

– Я сделала кое-что такое, что тебе не понравится.

– Ты можешь совершить лишь один поступок, который мне бы не понравился, Розамунда.

Она взяла его за руку.

– Это очень мило, но это неправда. На самом деле ты, пожалуй, даже предпочел бы его тому, что я сделала. Понимаешь, четыре дня назад я отправилась на фабрику к мистеру Лавлейсу.

Она оказалась права. Ему это не понравилось.

– Зачем?

– Мне показалось, тебе надо было прислушаться к тому, что он хотел сказать. Поэтому вместо тебя прислушалась я.

– Я же ясно сказал, что мне это не интересно.

– А я так же ясно сказала, что это интересно мне. Думаю, нам стоит рассмотреть его предложение.

Он встал и отошел от стола.

– Ты ему сказала все, что знаешь?

– Конечно, нет. Как ты смеешь меня в этом обвинять?

Он повернулся к ней.

– Потому что человек не может сделать предложение, если не знает, что, черт подери, он предлагает. – Он умолк, чтобы обуздать злость. – Даже если ты просто упомянула об индикаторе, он сам догадался об остальном.

Розамунда тоже встала; глаза ее сузились.

– Не говорила я об индикаторе. И вообще не сказала ничего, что могло бы дать ему зацепку, потому что не понимаю, как работает эта чертова железяка. Однако он неглуп. Он разбирается в производстве. И мог бы догадаться о твоей задумке, не услышав ни от кого и слова.

– Маловероятно.

– Очень даже вероятно. Я знаю, что в душе ты считаешь себя умнейшим из людей, но другие тоже думают и что-то изобретают. Он очень прозрачно на это намекал.

Кевин так сжал челюсти, что у него свело шею и мышцы головы. Сейчас он не видел перед собой женщину, которую желал, а видел женщину, всюду сующую свой нос, игнорирующую его суждения и ведущую переговоры у него за спиной.

Ее лицо подобрело. Она подошла к нему.

– Он все написал. Просто прочти. Если захочешь, потом можешь отказаться. Помешать я тебе не смогу.

– Но помешала бы, если б могла, ты это хочешь сказать? Ты не доверяешь мне довести дело до конца.

– Речь тут не о доверии, Кевин, а о практичности. Время мыслей кончилось. Настало время действовать, изготовить образец и сделать его доступным для использования. Если мы продолжим работать в одиночку, у нас на это уйдет год. Может, и больше. Куда лучше, если кто-то поможет, и мы сумеем начать прямо сейчас. – Она взяла его за руку. – Твои мысли уже переключаются на другое. Что-то чудесное, уверена. Великолепное. Этим изобретением тебе придется поделиться с кем-то еще, чтобы воплотить его в жизнь. Мне нравится мистер Лавлейс, и я ему доверяю.

Он поглядел на ее руку. Ее прикосновение наполовину вернуло ему трезвость рассудка, но не более того.

– Что ему нужно?

– Если бы ты прочитал его предложение…

– Что ему нужно, черт подери?

Она убрала руку. Отступила на шаг, словно он ее ударил. Сморгнула, потом ее лицо сделалось твердым.

– Две компании. Одна та, что у нас есть, другая его. Он будет владеть частью нашей компании, а мы – частью его.

– Нет.

– Что значит – «нет»? – спросила она, повышая голос. – Господи боже, Кевин, он работает и успешен, а наше предприятие – все еще мечта. Это более чем справедливо.

– Я не затем работал три года, чтобы отдать все кому-то другому.

– Никто тебя об этом не просит. Сейчас я лишь прошу, чтобы ты рассмотрел его предложение и приехал на фабрику посмотреть, что они там делают. По-моему, ты увидишь, что у них там есть точность, которая, как ты говоришь, нам нужна.

– Ты у нас теперь еще и инженер, а не только шляпница? Перестань вмешиваться в то, о чем ты ничего не знаешь и что не способна понять. Черт подери, иногда мне кажется, что было бы лучше, если бы половина отошла моим идиотам-родственникам.

Он выпалил эти слова, чтобы прекратить ее навязчивые увещевания, но, как только умолк, тут же пожалел о сказанном.

Она долго смотрела на него в полном молчании. Капля за каплей ее теплота улетучилась вместе со злобой. К тому времени, когда она развернулась и вышла из комнаты, ее взгляд был совершенно равнодушным.

– Изволите поужинать здесь, сэр? Уже поздно готовить, но я мог бы принести что-нибудь из таверны.

Этот голос вернул Кевина в реальность, и он заметил, что день клонится к закату и начали сгущаться сумерки. Должно быть, он просидел в задумчивости несколько часов.

Неприятные мысли умели увлекать не хуже, чем размышления о вероятностях и трубах. Он метался туда-обратно между яростью и сожалением. Теперь перед ним стоял Бригсби с подозрительно сочувственным видом. Слуга, наверное, слышал ссору. Оставалось только надеяться, что не разобрал слов.

Кевин оказался перед выбором. Остаться здесь или вернуться на Чэпел-стрит.

– Принесите что-нибудь. Вечером я буду здесь.

Он твердил себе, что он не трус. Голова его все еще была слишком охвачена жаром, чтобы снова заговорить с Розамундой.

На следующее утро он проснулся, чувствуя себя хотя бы наполовину нормально. Накануне вечером безвкусный ужин и полбутылки вина достаточно притупили его мысли. Наконец пришел сон, хотя смятение его не покинуло.

Бригсби настоял, что поможет ему одеться, и даже рискнул войти в спальню, чтобы погладить его рубашку и галстук. Кевина ждал завтрак, который поправил его настроение. В конце концов он отправился на конюшню за лошадью.

Он умно поступил, сняв этот дом у Чейза. Теперь можно было вернуться на Чэпел-стрит, а ссора останется в другом времени и в другом месте. Однако перед Розамундой он все-таки извинится. Он вышел из себя и наговорил резкостей. Через несколько дней они могут снова увидеться на Бери-стрит, и он более сдержанно объяснит свои аргументы.

Входя в дом, Кевин раздумывал, как бы это сказать. Поднимаясь по лестнице, он вдруг понял, что дом выглядит как-то по-другому. Он кажется слишком большим. Пустым. Он напомнил ему бальный зал в конце вечера, когда большинство гостей разъехалось по домам.

Он зашел в свои комнаты и увидел, как Моррис чем-то занят в гардеробной. Строгое приветствие и быстрый кивок, после чего Моррис пробормотал, что нужно сходить за почтой.

Кевин отправился искать Розамунду, но у себя ее не было. Он спустился по лестнице, но не увидел ее и в малой столовой. Первым тревожным звоночком стало то, что завтрак не подавали.

Вошел Моррис с почтой. Он положил стопку писем с краю от места, где Кевин обычно сидел, затем с недоуменным выражением лица сжал в руке оставшиеся.

– Их отослать обратно, сэр? Или куда-то переслать?

Кевин ощутил пустоту в груди, а когда вдохнул, в ней стало, наоборот, слишком тесно. Так, что сдавило сердце.

– Она уехала вчера вечером?

– Да, сэр. Как только начало вечереть. Ее камеристка Дженни сказала, что они поедут сначала навестить сестру миссис Реднор, а потом займутся другими делами. Она попросила экономку передать учителям, чтобы те не приходили, пока их не известят.

Кевин снова прошел в комнаты Розамунды. В гардеробе по-прежнему висели какие-то платья, и это придало ему уверенности. Он оглядел спальню, пытаясь справиться с грозившим поглотить его унынием.

На кровать он старался не смотреть, так что уже собрался уходить, прежде чем заметил засунутые между подушками бумаги. Он потянулся к ним узнать, не оставила ли она записку. Возможно, ей пришло известие, что ее сестра заболела или случилось еще какое-нибудь несчастье.

Записки не было. Вместо нее он увидел предложение Лавлейса. Кевина опалило яростью, и он уронил бумаги на кровать. Всему причиной этот Лавлейс. Всех этих скандалов, резкостей, пустых комнат. Злоба сдерживала осознание собственной вины, но оно поджидало своего часа, словно неясная тень.

От общей стопки отделился лист, который привлек его более пристальное внимание. Сначала текст показался ему бессмысленным. Затем он понял, что перед ним какой-то юридический документ или, скорее, попытка Розамунды его составить. Она написала его своей рукой, оставив всего несколько клякс и пятен от промокашки. Он представил, как она наклонилась над столом, нахмурив и пытаясь собрать буквы во что-то, что могла написать изысканная дама.

Сам документ заставил его онеметь. В нем она отписывала свою долю в предприятии мужу, Кевину Реднору.

Возможно, она вернется в Лондон или даже в этот дом, но ему стало ясно, что она намерена никогда не возвращаться к нему.

Глава 22

Розамунда подлила воды в цветочный горшок у входа в магазин, осмотрела витрину и вернулась внутрь. Задержалась посмотреть, как новая приказчица миссис Хаттон обслуживает покупательницу. Миссис Хаттон свое дело знала, это было очевидно. Вернувшись сюда, Розамунда с самых первых минут испытала приятное удивление от того, как хорошо ведутся дела в магазине.

Она поднялась по лестнице. Здесь, в Ричмонде, мастерская располагалась на втором этаже. Она вошла и села на свое место у окна, чтобы было больше света для тонкого шитья. Рядом с ней ученица-подмастерье Молли показывала Лили, как скрывать шов под отделкой.

Лили уколола палец. Она часто ранилась иголкой, но такое происходило с большинством новых девушек. В первый раз она жаловалась и стонала, но теперь лишь помазала пальчик мазью и обернула чистой тряпочкой.

– Подожди, пока не перестанет кровь, – сказала Розамунда, подняв глаза от шитья. – На шляпке нам кровь не нужна. Ни капельки.

Лили отложила шляпку в сторону и стала ждать. Она болтала ногами, как ребенок, и наматывала на палец длинную белокурую прядь распущенных волос. При виде этого Розамунда улыбнулась. Наполовину ребенок, наполовину женщина. Иногда проявлялась одна сторона, а чуть погодя – уже другая.

– Тут гораздо интереснее, чем в школе, – сказала Лили. – Может, мне остаться здесь или в лондонском магазине? Я могла бы стать шляпницей, как ты.

– Я бы хотела обеспечить тебе лучшую участь, если позволишь.

– А мне кажется, в школе учиться здорово, – вступила в разговор Молли.

– Ты бы так не говорила, если бы видела девочек, с которыми я живу. Они противные, гордые и все время задаются…

– У тебя же есть две подружки, которые себя так не ведут, – заметила Розамунда. – Еще одна неделя у меня, а потом отправишься назад. По пути мы задержимся в Лондоне и закажем тебе платья.

Реплика о новых платьях закончила спор, как и думала Розамунда. Лили была вовсе не несчастна в школе. Она просто жаловалась, как многие девочки в ее возрасте.

Розамунда приехала без предупреждения, чтобы забрать сестру из школы. Ей просто хотелось, чтобы Лили немного побыла рядом с ней. Очень многое из того, что она сделала, было ради сестры. Ей требовалось повидать Лили и вселить в себя уверенность, что, по крайней мере, хоть часть усилий не пропала зря.

Лили подошла показать скрытый отделкой шов.

– Вот тут, с краю, стежки слишком большие, – сказала Розамунда. – Придется тебе распустить шов и начать все сначала.

– Никто и не заметит несколько стежков, спрятанных под лентой.

– Однажды твоя клиентка посмотрит на шляпу и увидит их. И тогда она решит, что ты небрежная работница. Нам надо все делать идеально, насколько это возможно.

Последние слова эхом отдались у нее в голове, но теперь сказанные голосом мистера Лавлейса. От этого она вспомнила размолвку с Кевином. Ее охватила знакомая глубокая грусть.

Днем она избегала сердечной боли. Занималась делами в магазине. Держалась рядом с Лили, наслаждаясь ее компанией. А вот ночью, когда оставалась одна, Розамунде было так больно, как не было со дня смерти отца.

Теперь она напоминала себе, что уехала из Лондона вовсе не из-за скандала с Кевином. По крайней мере, тот не был главной причиной. Скандалы из-за предприятия у них были и раньше. Всегда из-за предприятия.

Она всегда знала, что Кевин просто терпит ее как партнершу. С этим он ничего не мог поделать, так что смирился. Но ему это не нравилось. И все же она думала, что у них появилось что-то общее, особенно после Парижа. Но, возможно, и нет. Вероятно, ее ослепили желание и наслаждение, да и его тоже.

Она слово за словом прокручивала в памяти их ссору, и его гневный выпад в конце оглушительно громко звенел у нее в ушах. В тот момент что-то произошло. Произошло с ней. Будто она внезапно оказалась в стороне и наблюдала, четко осознав, что на самом деле происходило у нее перед глазами.

Главным образом, она предельно ясно увидела себя как с точки зрения своего сердца, так и с точки зрения его слов. Кевин считал ее простой шляпницей, сующей всюду свой нос, по большей части раздражавшей его, если только они не были в постели. Возможно, она бы научилась с этим жить. Однако знание того, что он не только не любит ее так, как любит его она, но и вряд ли когда-нибудь полюбит, причиняло сильную боль. С этим слишком тяжело было смириться. Она снова почувствовала себя униженной, как тогда в саду с Чарлзом.

Розамунда не хотела так жить, постоянно зная, что он презирает эту часть ее жизни. Их жизни. На самом деле часть ее самой. Это запятнало бы все, даже наслаждение. И теперь уже она по-иному видела проведенное вместе с ним время.

Мысли отвлекли ее. Она уколола палец, что теперь с ней случалось редко. Отложила в сторону шляпу и потянулась за мазью. За другим столом Лили вернулась к работе.

Розамунда перевязала палец и ждала, глядя в окно на небо, наконец-то голубое сегодня после стольких дождей. В саду на Чэпел-стрит, наверное, все розы в цвету.

Со временем она, возможно, и вернется. Как только справится с любовью. У нее и в мыслях не было провести еще пять лет, живя мечтой. Она для этого слишком стара.

В остальном все было более-менее так, как она себе выторговала, если рассуждать честно. Это ее вина, а не его, если она об этом забыла.

Он догадался, куда она уехала. Дней десять назад пришло письмо. Одно предложение:

«Ты здорова?»

Розамунда покачала головой и рассмеялась. Жена внезапно уезжает, и это у него единственный вопрос?

Она ответила так же кратко:

«Да, у меня все хорошо».

Затем еще письмо, четыре дня назад. В нем ни слова о здоровье. Кевин просто сообщал ей, что Чейз объявил о беременности Минервы. Он посчитал, что ей захочется знать. На сей раз два предложения.

На лестнице раздались шаги. К ним поднялась миссис Хаттон – сначала показалась голова, а затем она появилась вся целиком.

– Молли, ты мне понадобишься внизу. У меня для тебя там есть работа, – сказала она, войдя в мастерскую.

Молли отложила шитье и вышла, потряхивая темными кудряшками. Миссис Хаттон осталась. Она положила на рабочий стол визитную карточку.

– Он внизу. Хочет вас видеть. Что ему сказать?

Карточка Кевина. «Еще рано», – сказало ей сердце.

Так не пойдет. Она встала.

– Лили, идем со мной.

Лили прошла вслед за ней по лестнице. На последней ступеньке Розамунда задержалась и сделала глубокий вдох. Повернула голову и обратилась к сестре:

– Лили, в магазине мистер Реднор. Хочу, чтобы ты с ним познакомилась.

Глаза у Лили округлились. Она вытянула шею, чтобы разглядеть хоть что-нибудь поверх перил, и чуть не упала. Розамунда преодолела последнюю ступеньку и оказалась в магазине. Кевин стоял в дальнем углу у окна, наклонив голову и рассматривая одну из шляпок.

– Ты мне не говорила, что он красивый, – прошептала Лили.

Он действительно был красив. Особенно сегодня. Или, быть может, несколько недель разлуки сделали его красивее, чем обычно.

Он поглядел в сторону мастерской и увидел их. Розамунда подтолкнула Лили вперед, словно прикрываясь щитом, пока они не подошли к окну.

– Кевин, это моя сестра Лили.

Лили сделала книксен, как ее учили в школе. Кевин с улыбкой поклонился. Лили широко улыбнулась в ответ.

Розамунда выдохнула, гордясь собой: она не показала, насколько взволнована. И не заплакала.

Лили была очень красивым ребенком. Наверное, в ее возрасте Розамунда выглядела очень похоже, прежде чем превратилась в женщину. Кевин ничего не знал о том, как надо разговаривать с детьми, однако спросил, нравится ли ей в школе, и она защебетала, рассказывая ему о девочках и об учителях. Пока она говорила, Кевин украдкой поглядывал на Розамунду.

Прошло совсем немного времени, но он чувствовал себя так, словно заново видит ее на пороге библиотеки Чейза в тот день, когда она сразила его своим появлением. Она нежно улыбалась, слушая сестру, но, когда девочка умолкла, чтобы перевести дыхание, Розамунда положила ей руку на плечо.

– Оставь что-нибудь на потом, – сказала она. – Разыщи-ка Молли и узнай, зачем она понадобилась миссис Хаттон.

– Прежде чем она уйдет, возможно, тебе захочется вручить ей вот это. – Кевин повернулся и поднял коробочку, которую привез с собой. – Ее доставили несколько дней назад.

Глаза у Лили округлились. Она посмотрела на Розамунду, та кивнула. Лили осторожно подняла крышку.

– Вот это да! – Она протянула пальцы и вытащила металлическую куклу. Вместе с Розамундой они рассматривали ее со всех сторон.

– Что это? – спросила Лили, найдя ключ.

– Заведи ее, а потом поставь на пол, – сказала Розамунда.

Лили так и сделала. Кукла улыбнулась, подняла руку со шляпой и надела ее на голову. Лили в изумлении раскрыла рот, а Розамунда улыбнулась от восторга.

– Можно я Молли покажу? – спросила Лили.

– Конечно, – ответила Розамунда.

Лили подхватила механическую куклу на руки, сделала книксен и убежала.

– Спасибо, что привез подарок, – сказала Розамунда. – Когда она вернется в школу, ей все будут завидовать.

– Она прелестна.

И вот они стоят, глядя друг на друга. Он отрепетировал все умные слова, но те куда-то вылетели из головы.

Открылась дверь, и вошла женщина. Из задней комнаты появилась еще одна женщина и поприветствовала ее. Обе бросили взгляд в их с Кевином сторону.

– Здесь есть место, где можно поговорить?

– С глазу на глаз не выйдет, если ты об этом. Если хочешь, можем пойти прогуляться.

Пришлось так и поступить. На улице они зашагали в ногу.

– Ты не ответила на мое последнее письмо, – сказал Кевин.

– Я написала Минерве. Это же она беременна.

– Конечно. И все же…

Она рассмеялась.

– Кевин, что мне было писать? Два предложения, и оба о ней. – Она широко улыбнулась и покачала головой. – Писатель из тебя никакой, верно?

– Мне нравится считать это лаконизмом.

– Я понимаю. Честно. Не сомневаюсь, что ты был занят размышлениями о разных важных вещах. Вроде труб.

– После твоего ухода я почти совсем не думал о трубах.

– Вместо них твои мысли занимало предприятие? Приятно слышать.

Он огляделся по сторонам. Из-за шума было неудобно разговаривать, мимо то и дело проталкивались прохожие.

– Это одна из причин моего приезда. Мне нужно тебе кое о чем рассказать. Я снял комнату в «Темной лошадке». Там нам не придется перекрикивать грохот экипажей.

Розамунда остановилась и поглядела на него. Ему не надо было ее слышать, чтобы понять вопрос, он и так его знал. Ему стало больно от ее недоверия, но они все-таки расстались в гневе.

– Я не из тех мужей, кто настаивает на своих правах, Розамунда. Надеюсь, это обо мне тебе известно.

Она кивнула, и они пошли в сторону постоялого двора.

Розамунда вовсе и не думала, что Кевин станет что-то требовать. Она подозревала, что он попытается ее соблазнить. И не была уверена, что сможет отказать, если это произойдет.

Его слова успокоили ее. Они зашли в комнату, которую он занимал – уютную и окнами на улицу, а не во двор. По крайней мере, там не пахло лошадьми.

На столе стояла наполовину пустая бутылка вина.

– Хочешь? – показал на нее Кевин, пока придвигал к столу второй стул. – Присаживайся, если хочешь.

Она обычно не пила днем, но теперь это показалось ей неплохой мыслью. Она села и приняла из его рук небольшой бокал кларета. Заметила у умывальника кисточки и бритву и видневшийся сквозь приоткрытую дверь гардероба сюртук. На кровати лежала стопка бумаг. Должно быть, чертежи труб.

Тянулось время, пока они сидели молча. Она не могла не глядеть на него, хотя ее одолевали воспоминания, от которых становилось то радостно, то грустно. Именно этого она надеялась избежать – полной вот таких моментов жизни, когда при виде Кевина в ней загорается любовь, а следом тут же приходит болезненное осознание того, что любить его было глупой ошибкой.

– Магазин выглядит замечательно, – наконец прервал тишину Кевин, отпив из бокала.

– Я им очень горжусь. Даже больше, чем лондонским. Хорошо было вновь тут оказаться.

Он покрутил бокал, глядя, как играет на стенках вино.

– Думаешь остаться здесь?

– Ненадолго. Мне нравится быть рядом с Лили. Нам уже много лет не удавалось провести вместе дольше пары дней зараз. Мы заново узнаем друг друга.

– Мне нужно было поехать за тобой? – спросил он. – Ты этого ожидала?

В этом весь Кевин. Несколько любезностей в тщетной попытке быть учтивым, затем внезапный переход к тому, что его действительно волнует.

– Мне бы это совсем не понравилось.

– Другая женщина могла бы этого ожидать, но, по-моему, не ты.

– Ты имеешь в виду, этого могла бы ожидать леди? Шляпницы-простолюдинки не играют в такие игры.

Судя по глазам, он заметил, что она описала себя его словами.

– Ты не дала мне возможности извиниться за свое поведение в тот день. Ты просто уехала.

– Я уехала не из-за тебя. А из-за себя.

– В любом случае, я прошу прощения.

– Если хочешь, мы можем сделать вид, что ты сказал то, чего на самом деле не думал, потому что разозлился. Вот только в гневе люди говорят именно то, что им хочется сказать. У них вырывается правда, которой они обычно не произносят. Я тебя за это не виню. Я даже не возражаю, хотя притвориться было бы легко. Просто ты напомнил мне, кто я такая. Что я такое. Почему мы поженились. Мне надо было немного с этим пожить, чтобы ты меня не отвлекал.

Кевин встал и обошел вокруг кровати.

– У меня здесь документ, на котором нужна твоя подпись. Это одна из причин, почему я потревожил тебя. – Он взял с кровати стопку бумаг, затем вернулся на свое место. – Он имеет отношению к предприятию.

– Я отказала свою половину тебе. Моя подпись уже не нужна.

– Твоя попытка отдать мне свою половину не имеет законной силы. У тебя не было свидетеля. Нет никакого подтверждения, что ты вообще что-то подписывала. К тому же, как я недавно узнал от мистера Сандерса, если ты когда-нибудь захочешь продать половину или кому-то ее передать, тебе нужно будет заявить об этом в присутствии судьи, прежде чем распоряжение вступит в силу, чтобы не подумали, что я принудил тебя к этому. Закон очень подозрительно относится к замужним женщинам, которые кому-то передают имущество, поскольку это может происходить под давлением.

– Как досадно. Ты попросил мистера Сандерса выправить все как надо? Дело в этом? Мы найдем свидетелей и займемся этим сегодня же.

– Я не думал этого делать. Тебе нужно подписать кое-что другое. – Он протянул ей свернутый документ. – И нам все равно понадобятся свидетели.

Розамунда узнала плавный и изящный почерк секретаря. В развернутом виде толстый пергамент свисал ей по самые колени. Ей понадобилось довольно много времени, чтобы вникнуть – частично оттого, что она по нескольку раз просматривала параграфы, чтобы до конца уяснить их смысл.

– Похоже на соглашение с мистером Лавлейсом.

– Это оно и есть. Четверть предприятия ему и четверть компании, которую он образует, нам. – Он протянул ей еще один свернутый документ. Вторая половина сделки тут.

Она изумленно опустила пергамент.

– Ты с ним говорил?

– Мне это посоветовала одна очень проницательная женщина. Прошло несколько дней, но я в конце концов прочел его предложение.

– Тебе понадобилось столько времени, чтобы перестать злиться?

Он взял у нее пергамент и положил на стол. Подался вперед так, что они почти коснулись носами.

– Мне понадобилось столько времени на то, чтобы справиться с потрясением от твоего ухода.

От его близости и теплого дыхания по ее телу пробежала дрожь.

– Ты пришел к заключению, что мистер Лавлейс предлагает хороший план?

– Я не мог отрицать, что он очень разумен. Очень логичен. Поэтому мы с ним переговорили, и я осмотрел его мастерские. Даже отправился в Шропшир, чтобы увидеть остальное производство. Ты была права, Розамунда. Он сделает все как надо.

Розамунда закусила нижнюю губу, чтобы как-то справиться со своей глупой любовью.

– Я не хотела, чтобы твое потрясение продлилось несколько дней. Это в мои намерения не входило.

– Знаю. Но так получилось. Мне не хотелось мириться с тем, что ты уйдешь навсегда. Думаю, я сам не способен представить, насколько сильно тебя разочаровал.

– Не разочаровал. Ты был верен своему слову. Нашему соглашению. Что же до предприятия, я никогда особо не ждала, что ты легко с этим согласишься. – Губы ее задрожали, когда она попыталась улыбнуться. – Ты как-то сказал, что никогда не очаровывался женщинами, кроме как во время недолгого сумасшествия с леди Гриноу. И я понимаю почему. Тебя захватывали куда более важные вещи. Конечно, ты был одержим своими творениями. Я точно так же отношусь к своему магазину и шляпкам.

Он слушал очень внимательно, словно каждое слово Розамунды было исполнено глубокого смысла. Посередине ее монолога он чуть нахмурил лоб, и его внимание сделалось более пристальным, если такое вообще было возможно.

Откинувшись на спинку стула, он обратился внутрь себя, как часто проделывал раньше. Она никогда не обижалась на то, как он мог замыкаться в собственных мыслях. Ей это всегда казалось загадочным и волнующим.

Он снова поглядел на нее.

– Розамунда, ты уехала потому, что решила, что предприятие значит для меня больше, чем ты?

– Нет, потому что смирилась с этим. Ведь мы из-за этого поженились.

Он снова откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

Потом вдруг встал и сделал несколько шагов, повернулся к ней спиной и упер руки в бока. Кажется, она снова его разозлила, вот только даже представить не могла, чем именно.

Столь же внезапно развернувшись, Кевин ринулся обратно, отбросил свой стул и опустился перед ней на одно колено. Взял ее руки в свои.

– Розамунда, мы сказали друг другу, что женимся поэтому, но для меня это никогда не было просто браком по расчету. Я желал тебя с первого мгновения, когда увидел. Чем ближе я узнавал, кто ты такая, что ты такое, тем нужнее ты мне становилась. Я не врал, когда говорил, что никогда не очаровывался, но сейчас не могу этого сказать, не соврав, потому что давно очарован тобою. Пленен. Околдован. Ты похитила мое сердце, дорогая, и большую часть души. Не могу обещать, что никогда больше не скажу грубого слова, не разозлюсь или не сделаю еще чего-нибудь, в чем меня все обвиняют. Могу лишь обещать любить тебя вечно, где бы ты ни была.

Он наклонился и поцеловал руки Розамунды, прижавшись губами к ее коже. Глаза ее затуманились от охватившей волны счастья, и любовь вырвалась из сердца. Ее тронула искренность этого признания. Он даже не попросил ее вернуться. Просто хотел, чтобы она это знала, и неважно, что она решит или куда отправится.

Она поцеловала его в макушку.

– Спасибо, – прошептала она. – Я не могла больше притворяться, что не влюблена. Не упоминать об этом, принимая от тебя удовольствие и дружбу, но отрицая другое захватывающее меня чувство. Если ты тоже меня любишь, мне этого делать не придется.

Он поднял глаза. От облегчения в его взгляде у нее зашлось сердце.

– Тебе никогда не придется этого делать. – Секундная заминка. Вспышка настороженности. – Ты вернешься домой?

Она кивнула.

Он улыбнулся, затем поглядел на кровать. Взгляд его сделался озорным.

Рассмеявшись сквозь слезы, она потянула за узел его галстука.

– Ты, быть может, слишком благороден, чтобы требовать соблюдения своих супружеских прав, а я вот нет. – Она развязала узел. – Чем же ты займешься теперь, когда предприятие уже не требует всего твоего внимания? Трубами?

– И другими вещами. – Он сбросил сюртук, затем освободил ее ноги от туфель. – А все практические вопросы оставлю тебе. Мы прекрасная пара, Розамунда. Должно быть, герцог догадался, что так оно и будет.

Его руки проникли ей под платье и нащупали подвязки. Она вздрогнула, когда руки поднялись выше и напомнили ей о том, что ожидает впереди.

Трясущимися пальцами Розамунда принялась расстегивать пуговицы у него на жилете.

– Ты знал, что в Сити есть люди, которые купили бы долю в любом твоем изобретении, не видя его и не зная о его назначении?

– Это смешно.

Она отвлеклась на его рубашку и быстро избавилась от нее, так что его голая грудь оказалась открыта ее взгляду и рукам.

– Ты, должно быть, произвел впечатление на некоторых людей, пусть даже и оскорбил большинство.

Он спустил ее чулки и отбросил в сторону.

– Не представляю, каким образом. Однако приятно знать, что, если мы когда-нибудь захотим облапошить десятки акционеров, метод у нас уже есть.

Поднявшись с коленей, он заключил ее в объятия.

В этом весь Кевин – быть равнодушным к совершенно законным возможностям, которые могут открыть вкладчики. Когда-нибудь она ему это объяснит.

От их первого поцелуя у нее закружилась голова, ее охватило чувство благодарности за теплоту и любовь.

Сила ее возбуждения изумила ее саму.

– Времени прошло немного, но я…

– Знаю. Я тоже. На этот раз никаких игр и уроков. Хочу тебя обнять и прижать к сердцу.

И никаких слов, разве что все заверения в преданности, которые они повторяли друг другу снова и снова, сливаясь в любовном союзе.