Бесит-бесит-бесит! Захотелось выйти на улицу и заорать. Да так, чтоб вороны на окрестных деревьях дружно решили навсегда переселиться в соседний район, а автомобили, сбившиеся в стайку на парковке, испуганно заголосили сигнализациями.

Но я сделала глубокий выдох и прикрыла дверь. Хотя руки так и чесались вдарить ей о косяк, а еще лучше – в бубен. Редактору. Не иначе как в моем роду были шаманы. Причем отчаянные.

Начальник же, оставшийся в кабинете, наверняка подозревал о членовредительских мыслях в свой адрес, но искусно делал вид, что он тут ни при чем. Еще бы! У главгад… в смысле главреда вообще был немалый опыт, как держать морду кирпичом, а подчиненных – в напряжении.

А как может быть иначе, если у шефа девиз по жизни: «Ого! Крутая статья. А теперь все удаляй и пиши заново»? И его Борислав Артурович озвучивал спецкорам регулярно. Впрочем, новостникам – в два раза регулярнее. На стажеров же Мечников лишь молчал. Но выразительно. И смотрел грозно. Внештатному и этого хватало для острастки.

Но сегодня начальник переплюнул сам себя! Он предложил мне… отпуск! Ну не сволочь ли?

Нет, будь отдых где-нибудь на курорте и на недельку, я была бы только рада!

Да хоть спецкомандировке в тот же совсем нетуристический Каир, с его дикой жарой, толкотней, нищетой, людьми, живущими на кладбищах с разрешения родственников покойных, автострадами, прорубленными сквозь жилые дома, с тощими верблюдами на улицах и колючей проволокой на заборах, за которыми только и есть в городе зелень… Даже туда я бы помчалась, схватив загранпаспорт в зубы. Потому что это работа. Да, иногда выматывающая, иногда трудная и требующая полной самоотдачи, но любимая, зараза.

Потому сегодняшнее предложение Борислава Артуровича «сходить в отпуск на полгодика в пресс-службу МЧС» я восприняла в штыки. Хотя, по большому счету, сама виновата. Сидела бы, молчала – и осталась бы на своем месте.

Но нас учили, что молчание убивает. В первую очередь правду. А во вторую – саму суть журналистики. И когда ты перестаешь говорить, то и быть корреспондентом тоже перестаешь, а становишься просто печатной машинкой для текстов.

Пару месяцев назад удалось накопать доказательства рейдерского захвата завода минеральных вод. Тогда внезапно досрочно прекратилось действие лицензии на добычу и разработку источника. Как оказалось, это было инициировано ребятами, которые хотели денег, а работать – не очень. Раньше их именовали бандитами, сейчас – бизнесменами, желавшими получить сверхприбыли, не вкладывая не только сверх-, но и каких-либо инвестиций.

Когда я принесла Бориславу Артуровичу статью с журналистским расследованием, он крепко призадумался. Публиковать ли? Все же в материале фигурировали серьезные фамилии. Думал об этом шеф пару дней. А потом махнул рукой – и дал ход публикации. Причем даже не задний.

Делом тут же заинтересовалось ФСБ… Хотя мнится мне, что у ребят в погонах документы оказались раньше, чем под печатным прессом и на сайте редакции.

В день выхода статьи шеф произнес лишь одно:

– Ну, Рина, теперь держись!

От падения или при взлете – начальство не уточнило, и я на всякий случай пессимистично обрадовалась.

Шеф оказался провидцем: понеслась желтая вода по трубам, а вместе с ней и череда арестов, и разбирательств, и… угроз. Куда же без них.

Вот и решил Борислав Артурович от греха подальше меня пока из редакции спровадить. Чтоб, значит, пока суд да дело, я где-нибудь… отдохнула и не мелькала. Например, в подчинении у его старого друга, в пресс-службе.

Так, для общего здоровья атмосферы в целом и моего в частности. А я как представила, что придется писать релизы, речи, комментарии событий, так и взвывала от этой канцелярщины едва не вурдалаком. Благо всего пару месяцев. Вот только нет ничего более постоянного, чем что-то временное.

Так что хоть и знала я английский и недавно засела за китайский, но сейчас остро нуждалась исключительно в родном, русском. Потому как только на нем могла выразить все, что сейчас чувствую.

С чувством плюхнулась на стул и ожесточенно взялась за мышку, словно желала ту придушить.

– Что главный сказал? Песочил? – оторвавшись от монитора, спросила Вика.

Она пришла в нашу редакцию год назад и начала со стажера. Сначала проводила опросы на улицах и расшифровывала аудио с интервью. А сейчас вот перешла в новостники и отчаянно строчила статьи для сайта редакции, стараясь охватить максимум популярных тем, чтобы увеличить трафик сайта. Иногда за день Вика умудрялась выдавать до двадцати статей. А лично я считала ее богиней кликбейта. Вот такие заголовки, как «Министерство сельского хозяйства опровергло существование чупакабры» (не зря ребята работают!), «Служебные собаки из таможни стали участниками лирической песни» (наверняка выгрызли себе первое место у соперников зубами!), «Компания пьяных лосей заблокировала депутату въезд на дачу», «Проснувшийся парень обнаружил свою голову в пасти медведя», порой взрывали мне мозг, а порталу – статистику заходов. И нет, это были не описки Вики, а умышленный прием, которым она умело пользовалась.

Сейчас же соседка по столу с наслаждением откинулась на спинку стула и потянулась. Вот ведь нашла повод сделать перерыв в бешеной новостной гонке и посплетничать. То, что я зла и готова забить чайным пакетиком до смерти даже серийного маньяка, попадись он мне сейчас на пути, Вику не смущало. Я посмотрела на ее лицо, лучившееся энтузиазмом, как аппарат рентгена альфа-частицами, и поняла, что есть только один способ сделать так, чтобы эта рыжая девица от меня отстала. Хотя вообще-то два, но где тогда в редакции прятать труп? Не под горшок с фикусом же?

– Да нет, предложил перевод на время.

– Да ну? Куда? – тут же полюбопытствовала Вика.

– По дружбе – в пресс-службу, – мрачно отозвалась.

– М-да… Удружил Артурович, – протянула рыженькая, как белочка, журналистка и тряхнула длинными локонами идеальной укладки.

Сама я щеголяла чаще всего со стянутыми в хвост волосами темно-шатенистого оттенка. Признаюсь, не раз мне хотелось обрезать их коротко. Потому как длина требовала ухода. А в командировках порой даже помыться было проблемой, так что…

Но я пока держалась. Все же почти до пояса коса… Ну, когда руки доходили ее заплести. А уж когда нужно было сотворить прическу из моей копны, то приходилось высиживать в кресле стилиста по часу.

Впрочем, невелика печаль. А вот то, что все же придется подчиниться воле начальства, еще как огорчало. Я бы даже сказала, горчило так, что горло драло. Нет, мозгами-то я понимала, что Артурович прав. Он матерый лис и знает, как лучше, но… профессиональная гордость бунтовала.

Вика, видя мое состояние, решительно оттолкнула от себя стол и прокатилась на роликах кресла с полметра.

– Карин, у тебя такой вид, словно ты сейчас устроишь всем армагеддец, – заметила рыжая, которая неплохо меня знала.

За то время, что мы работали вместе, как-то так получилось, что мы стали если не подругами, то хорошими приятельницами.

– «Словно» здесь лишнее, – откликнулась я, прикидывая, что для окружающих сейчас безопаснее: чтобы я была в редакции или все же поработала оставшуюся половину пятницы из дома.

– Тогда тебе точно надо развеяться! – с оптимизмом заключила Вика.

Я промолчала. Не в знак согласия. Нет. Это было выражение моего абсолютного недоумения: как она дошла до таких мыслей? Иначе говоря – я знатно охурмела. И охурмевала над Викой с чувством полного права вплоть вечера. А после – уже офигевала над собой. Потому как каким-то немыслимым образом я оказалась в ночном клубе в компании рыжей бестии!

Здесь царила атмосфера безудержного веселья. Ритм, бивший по ушам, оглушал и заставлял забыть о том, что осталось в реальности, за этими стенами. Темноту разбавляли мерцавшие огни и вспышки света, которые выжигали из головы все мысли. Лишь движения. Лишь пульс. Лишь прерывистое дыхание. Тут только они выражали во времени и танце радость, счастье, отчаяние, грусть, зависть.

Я двигалась в такт музыке вместе с Викой, порой ловя на себе чужие взгляды. Да, на нас оглядывались, кто-то даже пытался заигрывать, знакомиться: все же атмосфера располагала. А иные пришли сюда и вовсе с определенной целью, когда сначала вертикально как бы невзначай притрагиваются, а потом конкретно и горизонтально притрахивают… В смысле с удовольствием проводят время этой ночью без обязательств в виде совместного утра и знакомства, для которого постель, как известно, не всегда повод.

Но мне это все было не нужно. Я пришла сюда ради движения. Чтобы сбросить всю накопившуюся злость, выдохнуть, перезагрузиться. И, кажется, мне это удалось. Юбка легкого, воздушного платья цвета морской волны порхала в воздухе во время поворотов, даря ощущение свободы. Вика рядом со мной зажигала вовсю. В своем облегающем серебристом и ультракоротком платье она выглядела ходячей провокацией для всех мужчин в возрасте от семи до семидесяти. Рыжая сверкала не хуже шара над головой, когда двигалась под отчаянно бешеный бит.

Но тут музыка сменилась медленной, намекавшей на то, что пора бы определившимся парочкам перестать дергаться, как в припадке, и поизображать добропорядочные (и не очень) столбики.

– Я не прочь промочить горло, – выдохнула Вика и помахала ладонью у лица в попытке хотя бы так освежиться.

– Только за! – поддержала я. Ткань платья хоть и была воздушной, но сейчас прилипла к мокрой спине. Хорошо хоть, подол, благодаря антистатику, не льнул к ногам и потому не пропитался потом.

Перекинув сумочку через плечо, я за рыжей направилась к барной стойке. Народу там было прилично. Так что пришлось ждать в очереди за коктейлем.

За то время, что я наблюдала за барменом, который оказался настоящим виртуозом, успела несколько раз передумать, что именно хочу заказать. А когда взгляд случайно упал на название «Огненный холод», поняла: мне нужно это попробовать! Все же интересно, как вживую выглядит данный оксюморон. Так что после того, как Вика получила свой мохито, попросила сделать мне «холод».

Я ждала, пока готовили коктейль, положив локти на барную стойку. И так получилось, что левым я невольно задела соседа – высокого широкоплечего блондина, который о чем-то увлеченно беседовал со своим другом, повернувшись ко мне затылком.

Меж тем бармен ловко слоями оформил лимончелло, ликер и джин, украсил все это соломинкой и жестом фокусника поджег. Пламя полыхнуло. Его желтые языки взмыли вверх, оттенив насыщенную голубизну плескавшейся на дне жидкости. Ну точно айсберг вдруг загорелся.

Я чуть отшатнулась в сторону, толкнув типа слева. И тут же мужской локоть дернулся, оттого что сосед подпихнул меня под руку, которая была рядом с коктейлем. Пальцы дрогнули, ударили о стекло, стакан опрокинулся, и огненная жидкость разлилась по стойке. Я не успела отпрянуть, как тут же вспыхнули мои волосы.

Все случилось в какую-то долю секунды. Раз – и я уже горю! Лишь в мозгу промелькнула мысль, что не стоило пользоваться лаком. И антистатиком для одежды тоже!

– Вот черт! – выругался кто-то, отшатываясь от меня.

И тут же рядом истошно завизжали:

– А-а-а-а!

Мое тело еще не ощутило боли от ожога, когда мозг наконец проснулся. Я поняла: нужно падать на пол, прокатиться… Так можно было сбить пламя, но… я не успела.

Рядом промелькнула тень. Чье-то тело молниеносно перегнулось через стойку, а в следующий миг на меня обрушился поток. Противный, сбивающий с меня пламя, а меня саму – с ног. Едва удалось устоять. А когда все закончилось и я, убрав пену с лица, смогла наконец не только увидеть, но и осознать, что случилось…

Вокруг меня образовалось пустое пространство. И в центре него – я. Точно вишенка на торте, окруженная взбитыми сливками.

Пена из огнетушителя покрывала меня с головы до ног. А напротив стоял тот самый блондин, что еще пару секунд назад был слева у барной стойки. А ведь именно с этой стороны меня и толкнули под руку!

– Ты?! – буквально прорычала я. От обретенного в танце дзена не осталось и следа. Я почувствовала, как даже волоски на руках встали дыбом. Да что там. Я вся вздыбилась, целиком. Как кошка.

– Спас тебя, – закончил за меня незнакомец и обжег взглядом лазоревых глаз. Они были такого пронзительно-голубого оттенка, словно майское небо вдруг плеснули на радужку.

– А до этого толкнул так, что я едва не сгорела! – в запале выдохнула я и провела по платью руками, стараясь стряхнуть белую пузырчатую гадость.

– Я тебя не… – начал было тип и осекся, увидев, что вместе с пеной с моего плеча стряхнулась и прядь волос. Обгоревшая репица хвоста осталась у меня в ладони. Я тоже замерла. Слов у меня не было. Не то что цензурных. Никаких!

Повисла пауза, тишину которой разбивали лишь звуки щелчков: нас активно снимали на телефоны.

– Ауф! – раздался откуда-то из-за спины насмешливый голос. – Я веду стрим прямо из ночного клуба! Это такой кринж! Зацените! Здесь одна штучка оказалась такой горячей, что вспыхнула! Хорошо, что у ее краша имелся мощный шланг, который смог справиться с ее пожаром!

Вот только блогеров мне сейчас не хватало! Еще и с такими двусмысленно похабными шуточками!

Я повернулась на каблуках и увидела хиповатого вида парнишу с зелеными волосами, который выглядел так, словно решил посоперничать с игольницей. Булавки, напоминавшие английские, с замочком, были у него в носу, бровях, верхней губе, мочках и хрящиках ушей. Даже щека и та щеголяла этим сомнительным украшением. Подозреваю, что этот бло-хер (да, именно так, через икс) проколол себе еще и мозги. Хотя надо было бы курс магния. Чтобы хотя бы зачатки разума появились!

Пара шагов в сторону любителя хайпа заставила этого булавконосца попятиться. Видимо, зубоскалить за кадром не так приятно, если объект съемок оказывается так близко, что может завалить не только горизонт твоей камеры, но и тебя самого.

Впрочем, как бы мне ни хотелось заехать по физиономии блогера, я понимала: нельзя! Нельзя, и точка. Только скандалов мне сейчас не хватало! Но злость требовала выхода и…

Шпилька впилась в ботинок парня, отчего он скривился, зашипел, на некоторое время сосредоточив все свое внимание на собственной ноге, и выпустил телефон. Тот ударился о пол, брызнув крошкой экрана.

– Упс! Сожалею, – только и выдохнула я тоном, в котором было что угодно, кроме сожаления.

– Какого хрена?! – взвыл парень.

Я пожала плечами: хотел славу великого папарацци – получи вместе с ней и весь комплект этой профессии! Конечно, не факт, что запись слетела. Если зелененький выставил настройки сохранения, то интернет запомнит все… Плевать! Разберусь с этим завтра.

Я глубоко вздохнула и тряхнула головой, стараясь взять эмоции под контроль.

Шлеп! К ногам упали остатки еще недавно длинных волос. Моих. Девичья гордость! И плевать, что иногда длинная шевелюра бесила. Расставаться с ней вот так я ни за что не планировала! Впрочем, как и становиться героиней множества фото. Да, самого наглого заткнуть удалось, но всех не получится.

Потому, как бы я ни кипела от злости, решила, что самое лучшее – уйти. И как можно скорее.

Лишь зло глянула на блогера. Потом на блондина, который сначала меня подпалил, потом потушил, а сейчас испепелял возмущенным взглядом. А затем стремительно направилась к выходу из зала. В гардеробе я на ходу накинула легкий плащ, который скрыл мое пенно-плачевное состояние, а после сорвалась на бег.

Из клуба я выскочила в майскую ночь быстрее пули и запрыгнула в такси, стоявшее у входа. Кажется, вызвал его кто-то другой, но я сейчас была в том состоянии, что могла угнать не только чужое авто, но и боинг, и круизный лайнер. И не заметила бы!

– Едем-едем, – выдохнула я адрес и добавила: – Побыстрее, пожалуйста. Плачу двойной!

Водитель ударил по газам.

Лишь спустя два квартала выяснилось, где именно была точка назначения у таксиста. А затем он смачно ругался, скидывая заказ. Но до дома довез. Я, как и обещала, отдала ему сумму в два раза больше, а заодно и баек отсыпала о том, что случилось в клубе. Смеялись мы с этим пожилым усачом, который чем-то неуловимо напоминал мне майского жука, от души. И когда я оказалась у себя, удивительно, но особой злости уже и не было.

Зато у Вики, которая не успела за мной, в избытке имелось другого чувства – беспокойства. Им она и поделилась. Через телефон.

– К тебе приехать? – уточнила она, когда запал ее нервности слегка спал.

– Нет, не стоит… Я уж как-нибудь сама, – отозвалась я и попрощалась.

А вот утро дало понять, что сама я не справлюсь. С прической – так точно. То, что осталось от моих волос, было чуть длиннее ушей, клокастое, патлатое, невнятное и… хотелось бы сказать, страшно красивое, но нет. Просто страшное. Тут требовался не просто стилист или парикмахер, а настоящий волшебник!

И на следующий день я даже нашла такого. Вернее, такую. Ольга оказалась мастером от бога и с дьявольски неистощимой энергией. Когда я оказалась у нее в кресле, первое, что спросила, делает ли она наращивание.

– Без проблем, – махнула рукой блондинка и ободряюще улыбнулась.

А потом я сняла капюшон и… Таких больших круглых глаз я не видела никогда. А после мастер нервно сглотнула и, выдохнув, мужественно спросила:

– Вы уверены, что вам нужно наращивание? Может, все же стрижка?

Но я была категорична. Да! И точка.

Вот когда были длинные волосы, то я как-то не ценила их. А лишившись… Нет, не плакала, но активно и слегка матерно сожалела. И да, хотелось непременно их вернуть во что бы то ни стало!

Но, когда Ольга озвучила цену, моя решимость дала заднюю.

– Сколько-сколько? – не веря своим ушам, переспросила я. Думала, ослышалась. Сумма была как три моих зарплаты. И это с премией!

Ольга попыталась объяснить:

– Смотрите, если бы у вас было хоть немного собственных длинных волос и нужно было лишь загустить их, то хватило бы одного среза. А для создания длины с нуля их потребуется минимум три, а то и четыре. Длинных. Так что это цена лишь за материал, – вздохнула мастер и добила меня контрольным выстрелом в кошелек: – За работу примерно столько же: придется вплотную подбираться к пробору, а значит, капсулы нужно делать гораздо мельче стандартных…

Теперь уже я нервно сглотнула, но все же с хрипом тяжелораненого поинтересовалась:

– А по времени это сколько займет?

Вердикт минимум в двенадцать часов меня таки добил, и я, вдохнув, махнула рукой:

– Режьте к чертовой бабушке, пока я не передумала и не пошла за кредитом и заявлением на отгул!

Хотя насчет последнего я погорячилась. Все же сегодня была суббота, а выходить на новую работу мне только через день, так что Ольга могла даже успеть…

Мастер, словно что-то почуяв, схватилась за расческу и ножницы и закружила вокруг меня. Она успевала и стричь, и пояснять. Так я узнала, что у меня в одном месте едва ли не проплешина и стричь придется, отталкиваясь от длины там.

Я уже было испугалась, что на выходе получу ежик длиной в сантиметр, но нет. Получилось дерзко, коротко, стильно и современно. К тому же мастер предложила чуть сменить тон, и я… согласилась!

Пока ждала с краской на голове, администратор предложила мне на выбор чай, кофе или шампанское. Я же мрачно попросила минералки. Вот так! Ночью кутеж, утром ЗОЖ! И последний у меня, чувствую, надолго. Попила вчера коктейль, называется.

Не понимая причины моего хмурого настроения, Ольга спросила:

– Что-то не так?

Пришлось заверить, что все просто отлично, и уткнуться в телефон. А то выражением моего лица можно было лечить от заикания.

Стоило только залезть в соцсети, как сразу же пришло сообщение от Вики. Рыжая не иначе как прошерстила весь интернет, но нашла вчерашнего блогера и даже скинула мне ссылку на его канал. Из минусов – стрим все же сохранился, и запись осталась. Из плюсов – на ней меня даже дедушка не узнал бы.

Пена. Много пены. Она покрывала меня толстым слоем с головы до щиколоток. И в этом белом облаке – лишь прорези для глаз. Так что на записи я была больше похожа на йети, дорвавшегося до шампуня, чем на человека.

Впервые за последние сутки я порадовалась тому, что тот идиот в клубе меня так качественно окатил из огнетушителя. Хотя бы осталась неопознанной. От этой мысли даже кожа зудеть меньше стала: как я ни смывала с себя вчера пенный раствор, а он все равно вызвал небольшое раздражение. Хорошо хоть, отделалась только им, а не ожогами. Хотя плечу, судя по ощущениям, все же немного досталось…

Кстати, о белобрысых альтернативно одаренных типах. Этот пожарник недоделанный тоже попал в кадр. Еще и крупным планом. Я остановила видео, чтобы получше рассмотреть этого типа.

Высокий, светловолосый, жилистый. Его сильное тело явно привыкло к тренировкам и нагрузкам. Тонкая, слегка намокшая ткань рубашки не скрывала рельеф мышц. Закатанные по локоть рукава обнажали предплечья. На одном из них удалось заметить следы от застарелых ожогов.

Прямой нос. Чуть резкий разлет темных бровей, контрастировавших с пшеничной короткой шевелюрой. Похоже, этот тип был из тех, кого называют победителем по жизни. Такой и в рай может без контрамарки войти. Мне пару раз доводилось встречать подобных. Им везде удобно и вольготно, как у себя дома. Они везде свои. Уверенные, сильные, опасные, настойчивые и упорные, как сама жизнь. Редкая порода.

А еще в белобрысом было с лихвой непрошибаемого высокомерия. Последнее легко читалось во взгляде, которым он смотрел в кадр. Решительном и холодном настолько, что им можно было бы заморозить целую реку. До дна.

– Ну что, смываем? – голос мастера вернул меня в реальность. Я убрала телефон и решительно выдохнула. Так, хватит созерцаний. Тем более тех, с кем больше в жизни ни разу не столкнешься.

– Да-да. – Я подхватилась с кресла и направилась за Ольгой, чтобы спустя четверть часа увидеть себя обновленной.

Получилось здорово, хотя и жутко непривычно. Только сейчас я почувствовала, насколько легче без волос. Будто с подпаленными лохмами мастер состригла с меня и давящую тяжесть бытия.

Цвет заиграл на волосах, а легкая укладка придала задора.

– К новому образу нужен новый гардероб, – хитро подмигнула Ольга.

Хм… А она права! Лучший способ для девушки снять стресс – это надеть на себя что-то новое и красивое! Так что после салона я отправилась в магазин. Поднимать настроение и спускать деньги на новый деловой костюм. Все же пресс-мать-его-центр требовал определенного дресс-кода.

Выбирала я долго и придирчиво. Хотелось что-то строгое, но элегантное, яркое, но не броское, практичное и немного торжественное… В общем, я, как всегда, пыталась совместить несовместимое и впихнуть невпихуемые задачи в один комплект. И это мне даже удалось каким-то чудом! Я нашла приталенный красный пиджак с брюками! Идеальный! И я в нем тоже. Ну почти.

Довольная, отправилась домой. Я вышла из торгового центра сразу в май, зелень которого, казалось, захватила все вокруг. Аромат сирени хмелил, так что хотелось улыбаться миру и просто вдыхать ту беззаботность, которая витала вокруг. Забыть о времени и вечном «надо» и просто прогуляться по бульвару, что был неподалеку. И я позволила себе эту вольность. Пройтись. Медленно. Не думая ни о чем. Лишь наслаждаясь пестротой цветочных клумб с первоцветами, шепотом игривого весеннего ветра и густотой лазоревого неба. Оно бывает таким лишь в это время года – пронзительно-голубым, до отчаяния, какое есть только у самой жизни.

И я шла по бульвару, вдыхала весну, и в душе моей становилось спокойнее.

Вернулась домой, уже когда небо вызвездило, чтобы завтра с головой погрузиться в неудержимый воскресный кутеж под названием готовка-стирка-мойка. Но все эти генерально-уборочные и генеральски-масштабные планы накрылись медным тазом. Даже несколькими! Причем они были такого размера, что реши я их сдать в цветмет – озолотилась бы!

А все оттого, что меня затопили соседи сверху! Так что утро у меня началось со злополучного забега по квартире. С этими самыми треклятыми тазиками в руках. Благо с потолка лила не Ниагара, а так, пересыхающий временами Голубой Нил. Так что я успела и к соседям сбегать, побарабанить в двери (не открыли, гады!), и квартирной хозяйке позвонить (после стучали уже вместе с ней в четыре руки). В дуэте мы таки дозвались до молодой парочки сверху.

Ребята наконец проснулись, поняли, что попали, и вызвали сразу и водопроводчика, и такси. Второе, видимо, чтобы быстро смыться. Но от Элеоноры Робертовны просто так еще никто не уходил! Даже мужья – только в гроб. А уж о молящих пощады налоговиках я и вовсе молчу…

Так что дважды многодетная мать и трижды вдова не дала соседям спуску. И это неудивительно. Дама, у которой и от первого, и от второго супругов было по три ребенка, оказалась подготовлена лучше, чем матерый спецназовец.

Взбив руками от природы темные, но пережженные перекисью до состояния соломы волосы так, что те стали напоминать львиную гриву, квартирная хозяйка натурально рыкнула. Затем засучила рукава и пошла мочить… Сначала половую тряпку, чтобы вытереть ламинат, а потом, не выпуская ее из рук, и соседей сверху.

– За мной! – тоном матерого полководца скомандовала Элеонора Робертовна и указала на лестничную клетку.

Я с женщиной, способной укротить одномоментно шестерых детей, спорить не стала. Жизнь мне еще была дорога. Так что я помчалась за квартирной хозяйкой, чьи немалые телеса возносились к соседям благодаря седалищной тяге. Что ж, в этом я ее понимала. У меня тоже пригорало. И еще как! Эти идиоты чуть не залили мой ноут!

Когда мы вновь (в который уже раз за сегодня?) оказались на пороге соседей, в их квартире сантехник уже заканчивал устранять течь. Глянув на его работу, Элеонора Робертовна заняла стратегическую позицию у входа и одарила незадачливую (и неудачливую тоже!) парочку взглядом из разряда: «Стоять! Бояться!»

– Ну, как компенсировать будем? Натурой или деньгами? – сурово спросила Элеонора Робертовна. Имея в виду, сами ли заливуны будут делать ей ремонт или компенсируют его стоимость.

Но хозяин квартиры, похоже, понял ее как-то не так. Ну что возьмешь, мужик в стрессе – это часто существо, которое функционирует в режиме заморозки. Так что парень как-то нервно сглотнул и сипло выдавил из себя:

– Деньгами…

– Тогда пошли, – сурово приказала Элеонора Робертовна.

– Куда? – не понял мужик и попятился.

– Оценивать ущерб, – рявкнула дама.

Но тут в себя пришла соседка, и… начался нелегкий бой за возмещение ущерба. Я же махнула рукой и отправилась вниз.

Взирая там на мокрую кровать, диван, книжный шкаф и прочую мебель, я начала понимать, что нужно искать другое жилье. Хотя бы на время, пока это все просохнет без отопления, которое вот пару недель как выключили. А май – он как взбалмошный подросток: сегодня в майке, завтра в фуфайке. Так что, если будет чуть похолоднее, я же в этом филиале Васюганских болот околею!

К тому же, по намекам главреда, мне на время, пока я буду работать в пресс-центре, и жилье не мешало бы сменить. А то мало ли… И если до сегодняшнего утра я еще подумывала над этим, то сейчас посчитала потоп знаком свыше.

Так что, взяв в руки телефон, стала проситься на ночлег к друзьям. Был, конечно, еще вариант приехать к дедушке, за город. Но оттуда, во-первых, было далековато добираться, во-вторых, не хотелось беспокоить уже пожилого человека, да и я уже большая девочка. Как-никак двадцать семь годиков. Сама справлюсь.

И справилась, ближе к вечеру со спортивной сумкой придя на порог к бывшему однокурснику, который согласился приютить меня на пару ночей.

Юрик встретил меня в духе истинного пиратства: один глаз у него был заклеен, в руке кружка пива, а на плече попугай. Только серьги и деревянной ноги не хватало для полного сходства.

– Ну наконец-то! – выдохнул приятель и с порога скомандовал: – Заходи скорее! Щас матч начнется.

Я втиснулась в маленькую прихожую, где витали запахи рыбки, чеснока и веселья, и поинтересовалась:

– Что с глазом-то?

– А, это! – махнул рукой Юрик. – Уколы делаю в стекловидное тело. Гадость редкостная. Но иначе зрение потеряю. Так что терплю. Особенно морально. Даже пиво вон безалкогольное пить приходится, – и столько тоски прозвучало в последней фразе приятеля, округлая фигура которого красноречиво намекала, что ее обладатель – любитель пенного.

Помимо него Юрик уважал чесночные сардельки, рульки, шашлык… Да и вообще был не прочь вкусно, с чувством, с толком и с расстановкой пожр… поесть. Одним словом, был он гурманом. А еще матерщинником, бабником, отличным другом и отчаянным спецкором, не раз бывавшим в горячих точках.

– Давай тогда и мне безалкогольное, – хмыкнула я. – Буду тебя морально поддерживать. Кстати, кто играет-то?

– Сегодня Зеленые ураганы с красно-полосатыми играют. Все ребята уже собрались, ждут.

– Ураганы лучше всех! Ураганов ждет успех! Беккер, жги! – проскандировал попугай, сидевший на мужском плече. Я лишь хмыкнула такому единодушию и протянула другу пакет с едой, которую купила в магазине, со словами:

– Это тебе.

Заглянув в него, Юрик умильно прослезился копченому салу с бородинским.

– Ты слишком хорошо меня знаешь, – хмыкнул приятель.

– Бывшего конкурента нужно знать лучше, чем себя! – фыркнула я.

– Почему это бывшего? Я тебе, Поддубник, еще дам фору, – горделиво отозвался Юрик.

Раньше, в универе, мы были соперниками и сами не заметили, как вражда переросла в крепкую дружбу. Да, именно в нее, вопреки расхожему мнению, что такой аномалии меж женщиной и мужчиной быть не может.

Юрик, несмотря на всю свою ловеласистую натуру, клиньев ко мне не подбивал, потому что считал: романтик – явление приходящее, а хорошего друга (как, впрочем, и врага) – еще поди найди. Я же никогда не воспринимала одногруппника кроме как коллегу по журналистскому цеху.

– Даже не надейся, – широко улыбнулась.

– Ты ж моя прелесть какая гадость, – отозвался Юрик и кивнул в сторону гостиной.

Я же оставила сумку с вещами у входа и последовала приглашению. Когда я вошла в комнату, оказалось, что там уже было не протолкнуться. Самые ушлые оккупировали диван, остальные устроились на полу. Что примечательно – не все зрители оказались мужчинами. В воздухе царила атмосфера полного равноправия. В смысле никто никому и не думал уступать место помягче и потеплее. Так что я уселась на ковер, сложив ноги по-турецки, и потянулась к одной из мисок с чипсами.

У-у-у, рифленые. Мои любимые! Так, под хруст картошки и немного клюшек, которыми хоккеисты на экране молотили друг друга, и прошел вечер.

Разошлись все далеко за полночь, освободив диван, на котором мне предстояло спать. Сам хозяин отправился в другую комнату, сообщив, что ему завтра с утра снова в больницу, так что встанет он рано. Я не возражала: самой надо продрать глаза в полшестого, чтобы успеть на новую работу.

Так что я даже не легла, а рухнула на диван, чтобы спустя пять часов проснуться на нем в мерзости раннего утра. Звонок будильника ввинтился в мозг, заставляя тот пробудиться. Очнулось тело. Мозг решил, что он на такое не способен, и включил автопилот.

На нем-то я и добралась до кухни, нашла там кофе, джезву и начала варить знаменитое зелье экзорцизма. Вроде бы ничего особенного: холодная вода, обжаренные молотые зерна… А в итоге получался какой-то демонический напиток. Эликсир, в котором заключена черная магия. Та самая, что дает силы, когда все ваше существо, все ваши мысли, ваш дух и само мироздание повелевают спать. И вы пьете эти силы. Маленькими обжигающими глотками. Вдыхаете искушающий аромат, что витает над чашкой. И вместе с самой тьмой коротаете ее бесконечность…

Во внушительной увесистой кружке, которая еще немного – и могла бы претендовать на гордое звание бадьи, коричневой жидкости осталось ровно половина, когда я наконец-то смогла мыслить. Не совсем еще здраво и твердо, но хотя бы как-то! Во всяком случае, на то, чтобы осознать себя в этой реальности, сил хватило.

Я посмотрела в окно. Утро было даже на вид промозглым, словно лягушка. Скользкая, холодная, верткая настолько, что и в руках едва удержать – вот-вот выскочит и помчится вскачь по лужам, обдавая тебя брызгами, которые будут смешиваться с каплями дождя, что зарядил еще с ночи.

Глядя в это смурое предзнаменование грядущего дня, я уже начала настраиваться на то, что сегодня углы будут особенно острыми, обувь – жать, а запахи парфюма – раздражать… Сильнее последних бесить могут разве что жаворонки. И я не о птичках. Как истинная сова-полуночница, я не выносила этого безудержного энтузиазма, который буквально выплескивался через край из тех, кто был ранними пташками.

Шаркая тапками по полу, на кухне появился Юрик. Он шел на запах кофе, как сомнамбула. Увидев пустую джезву, он на миг очнулся и горестно простонал:

– Запиши, что я сдох в шесть утра…

– Ну да, надо же с чего-то начинать день, – саркастически отозвалась я.

– Язва, – беззлобно пробурчал приятель.

– Еще одно слово – и будешь варить кофе себе сам… – предупредила я, ополаскивая турку под краном.

– Молчу-молчу, моя королева… – тут же пошел на попятную Юрик, падая на табурет.

Больше он не проронил ни слова. Я, впрочем, тоже не была настроена на светские беседы. Так что утро мы встретили под знаком молчания и крепкого черного, как мысли самого дьявола, кофе.

Разбавляли эту инфернальность банальные бутерброды. Проглотив один из них, отправилась приводить себя в порядок и одеваться. Юрик в лучших традициях профессионального суетолога навел шуму во время собственных сборов, ища сначала футболку, потом джинсы, куртку…

Глядя на это, я подумала, что миф о копушах-женщинах придумали те, кто не знал, какой переполох могут навести мужики, готовясь к выходу. А если тот еще и в больницу…

В общем, из квартиры я вышла раньше хозяина, хотя ему-то времени ни на укладку, ни на макияж явно не требовалось, и поспешила влиться в спешащий по делам утренний поток. Благо дождь к этому моменту почти утих. Так что даже о забытом в съемной квартире зонтике жалеть не пришлось.

Пройдя через традиционные утренние испытания, как то: давка в транспорте, уклонения от брызг, летевших из-под колес у пешеходного перехода, и лавирование в толпе, я наконец добралась до управления МЧС.

Здание, облицованное мрамором, неуловимо напоминало мне кладбище. Столько обработанного камня на квадратный метр встречалось обычно там. Правда, с надписью «Покойся с миром…». Не хотелось бы думать, что судьба мне тактично намекает, что и мою карьеру в здешних стенах ждет эта же эпитафия.

Решительно выдохнув, одернув полы модного пиджака и поправив прическу, я поднялась по лестнице и вошла в холл. Охрана. Список фамилий, рамка металлоискателя – все намекало, что тут не в бирюльки играют, а серьезным делом заняты.

– Отдел кадров на первом этаже, по коридору до конца. Кабинет Олега Валентиновича на третьем этаже, справа от лестницы, – сообщил парень в пиджаке, после того как бдительно изучил мой паспорт.

– Спасибо, – поблагодарила я и поспешила сначала наверх, в указанном направлении, чтобы спустя пять минут лицезреть свое новое начальство.

Олег Валентинович был полной противоположностью нашему редакционному главвреду (именно вреду, ибо у Артуровича характерец был тот еще!) – перманентно ворчливому лысоватому невысокому толстячку.

Пресс-секретарь оказался подтянут, улыбчив и обманчиво радушен и тем напомнил мне старого хитрого лиса. К слову, и масть у него была под стать – рыжая с проседью. Так что я превентивно насторожилась.

– Да, Слава все объяснил, – усмехнувшись, произнес Олег Валентинович после того, как мы с ним обменялись приветственными фразами. – А мне как раз требовался спичрайтер, так что, как говорится, звезды сошлись.

Старый лис развел руками в приглашающем жесте.

Я на это лишь улыбнулась. В мыслях – грустно, на деле – радушно. Точно так же, как делало это минуту назад новое начальство.

Все же я привыкла писать вдумчивые обзорные статьи, а не тексты для выступлений и пресс-релизы. Но сейчас, когда от твоих горячих фактов кое у кого знатно пригорело, перебирать работой не приходилось, как и показывать свое разочарование. Его-то я скрыла под маской вежливости, и Олег Валентинович проводил меня к моему кабинету. Хотя свое гордое звание эта каморка явно получила авансом: два на два метра, в которых уместились стол с компьютером, шкаф и вешалка. Ах да, было еще окно, к которому полагалось сидеть спиной.

– Вот, тут твое рабочее место, Карина, – оптимистично заключило начальство и добавило: – А сейчас давай иди оформляйся, получай форму и после заглянешь ко мне, представлю тебя коллективу.

Как выяснилось спустя полчаса, последний располагался в просторном помещении, где работали в основном дамы. Выглядело это как типичный офис.

Просто офис. Со своим планктоном. А еще акулами и муренами…

Восемь пар глаз отсканировали меня не хуже, чем рентген пограничников на таможне. Судя по кислым улыбочкам, которые выдавили некоторые из новоявленных коллег, моему появлению явно были не очень-то и рады.

– Ну что ж, Карина, – после короткого экскурса заключил начальник, – приступай. Снежана Степановна введет тебя в курс дела.

С этими словами старый лис кивнул на даму, сидевшую во главе кабинета. Леди была дивной… Не знаю, что меня поразило больше: ее леопардовая блуза, накладные красные ногти, которыми можно зарезать, или внушительный начес, намертво зацементированный лаком. Одним словом, женщина вамп… – ир! Энергетический – так точно. А может, и не только. Очень уж подозрительно алела помада у нее на губах…

Голос у Снежаны Кровопийцы Львовны оказался грудным, с хрипотцой, как у курильщика. Им-то она и поведала, что сегодня нужно подготовить информационку. Сообщение для сайта о том, что леса из-за угрозы пожаров будут закрыты для туристов с такого-то числа.

Дело было плевым, хоть и канцеляритом от него несло, как трупным запахом от полугодовалого покойника. Так что я, стиснув зубы, справилась с ним быстро. И с другими задачами, которые скинули в мессенджер, тоже.

Лишь когда случайно бросила взгляд на часы, поняла, что обед давно прошел и нужно бы перехватить хотя бы кофе. Но сначала – посетить самое стратегически значимое место в любом здании – туалет. И вот когда я уже собралась выходить из кабинки, то услышала, как хлопнула дверь и чей-то настолько тягуче-карамельный, что в нем можно было увязнуть, как в клею, голос пропел:

– Ты видела эту новенькую? Могу поспорить, что она любовница нашего рыжего. – И столько сладкой патоки было в девичьих интонациях, что впору было опасаться: как бы при длительном общении с этой мадмуазель не заработать сахарный диабет.

– Увер-рена? – с сомнением спросила вторая, чуть грассируя.

– Абсолютно! – безапелляционно заявила конфетоголосая и добавила: – Ирка, ну сама посуди: пришла – и сразу на речи села! Да я, когда сюда перевелась, полгода в аналитике разгребалась, обзоры писала. А Тарас? Он то за столом, то в вертолете, то под землей… Это только наша Снежка корни в стул пустила и сидит за своим столом – бульдозером не сдвинешь. А щас вот эта еще пришла… Дубовик…

– Поддубник, – поправила Конфетку ее собеседница.

– Да какая разница! – возмущенно фыркнула первая. – Ты пашешь-пашешь, а потом приходит вот такая шлендра – и все планы крахом.

Последние ее слова потонули в звуке плеска воды. Похоже, мадмуазели мыли руки. И мне бы тоже стоило их умыть. В смысле не высовываться. Но характер…

Дверь кабинки хлопнула, и я вышла к сплетницам. Одна из них оказалась высокой стройной блондинкой с элегантным каре, вторая – русоволосой, с конопушками на скулах, невысокой пышкой.

Я широко улыбнулась и поинтересовалась у этих двоих:

– Ну, кому косточки перемываем? Мне? – сложив руки на груди, протянула я и добавила: – Жаль… Я предпочла бы узнать сплетни о других. О себе не так интересно, ибо все избито, пресно и нет никакой остроты новизны.

Пышка икнула от удивления. Блонди же приняла самый наистервознейший вид и процедила:

– Тебя, новенькая, не учили, что греть уши на чужих разговорах нехорошо?

– А вас – что судачить за спиной – дурной тон? – я вскинула бровь. – Так что счет один – один.

– Ах ты… – сузив глаза, начала было карамельная блонди.

– Кто? – с интересом перебила ее я. – Конкурентка?

Всего два слова заставили стройняшку подавиться вдохом, а ее подругу – изумленно захлопать глазами, переводя взгляд с меня на эту Барби на минималках.

– Регина, ты что, правда глаз положила на главного? – удивленно протянула пышка.

– Дура! – рявкнула блонди, которая, как оказалось, Регина. – На фиг мне сдался этот старый хрен?

– А вот продвижение по карьере еще как сдалось, – ехидно заметила я. – Ради него можно и слух пустить… Прости, дорогая, – от такого обращения стройняшку перекосило, – что нарушила твои планы… Но ядом-то так брызгать зачем?

Регина в ответ на это зашипела в лучших традициях кобры, но я не обратила на это внимания. Наоборот, подошла к ней. Зараза каблукастая была выше на полголовы. Плевать.

– Значит, так. Я здесь ненадолго. Но будешь распускать обо мне сплетни – пожалеешь. А если будешь сидеть тихо, я расскажу, кто пустил слух, что ты беременна, собралась в декрет и карьера тебя теперь не интересует…

– Нет таких сплетен!

– Будут, если перейдешь мне дорогу! – пообещала блонде. – И много чего еще тоже. В основном проблем.

– Ты… угрожаешь? – не поверила она.

– Даже не начинала, – уверенно ответила я тоном девицы, у которой имелся не просто какой-то один покровитель, а целый эшелон влиятельных любовников под диваном завалялся.

– Стерва! – выдохнула стройняшка и, круто развернувшись на каблуках, вылетела из туалета, едва не снеся свою пышку.

Что примечательно, та осталась.

– Зря ты так с Регинкой, она мстительная, – покачав головой, выдохнула русоволосая.

Я же, услышав это, подумала. Обычно после ссоры жалеют, что сказали лишнего. Я же, глядя вслед блонде, печалилась лишь о том, что надо было бы договорить, а лучше – врезать!

– Ничего, я привычная, – ответила, криво усмехнувшись, а потом полувопросительно произнесла: – Ирина, тебя ведь так зовут?

Девушка кивнула, чуть смутившись.

– Да, – отозвалась она.

– А я Карина, можно просто Рина. – И протянула раскрытую ладонь для рукопожатия.

А что? Скандал – весьма удачный повод для знакомства…

– Ты правда любовница главного? – не разжимая пальцев, вдруг спросила Ирина.

Хм… А она не так проста, как хочет казаться. И за боязливым взглядом скрывается, похоже, стальной характер.

– Скажешь тоже, – усмехнулась я. – Меня сюда сосла… кхм, перевели с понижением. Если в общих чертах. Так что какие уж тут любовники…

Лишь после этих слов я почувствовала, как на моей ладони ослабла крепкая девичья хватка.

– Расскажешь подробности? – с азартом поинтересовалась пышка.

– Я тайн не выдаю, – ответила, покачав головой, а потом заговорщицки добавила: – Разве что за котлету и суп…

– Я знаю тут одну отличную допросную, – правильно поняв намек, отозвалась Ира. – В смысле столовую.

Дознание на тему «кто я и как сюда попала» проходило в прохладной обстановке. В последней виноват был кондиционер, шарашивший на полную. Меня пытали окрошкой, драниками со сметаной и морсом. Я боролась как могла. То есть никак. Сразу сдалась на милость калорий под натиском девичьего любопытства. Впрочем, и у самой Иры узнала многое. Так что можно сказать, что за один день обзавелась в этом стерварии (до гордого звания серпентария пресс-центр недотягивал) и врагами (кажется, вампирообразная Снежана меня тоже невзлюбила), и информатором.

– Слушай, Ворон, как это у тебя получается? – гоготнул Леха, протягивая руку к только что заштопанной футболке. – Так офигенно, как ты, даже моя маман не шьет. А она, между прочим, хирург! В стежках понимает…

Я глянул на напарника. Эта зараза только что занырнула в горловину и теперь расправляла на животе трикотаж с жутко довольным хлебалом. Еще бы: прореха на пузе была из тех, которые проще дорвать, чем починить. Так что возился я с ней с четверть часа. За это время блюдо с пирожками, что стояло на столе, почти опустело. В основном благодаря Лехиным усилиям.

– И куда в тебя только все влезает? – с досадой спросил Михалыч, который нацелился было на последыша в тарелке, но Леха оказался проворнее.

– Лезет огурец в банку, – с готовностью отозвался этот верткий, как змея, пожиратель и добавил: – А я потребляю.

– Потребитель, у тебя скоро рожа в шлем не пролезет, – заметил я, убирая пустую посудину со стола.

Сегодня смена выдалась спокойная. Но никто этому особо не радовался: плохая примета. Стоит только сказать вслух, как обязательно раздастся сигнал тревоги. Так что сидели за столом, обедали тем, что из дома принесли, и беззлобно перешучивались.

– Зато она у меня привлекательная! – не растерялся этот пирожковый жрец. – С ней самое то клеить девочек на раз-два. А ты только пеной обливать умеешь.

У-у-у… Припомнил же мне позавчерашнее, мелкий паразит!

Леха и вправду был невысок. При зачислении в пожарку он по требованиям прошел по самой нижней границе, которая была в сто шестьдесят пять сантиметров. Зато недостаток роста напарник компенсировал неуемной энергией. Только благодаря ей он умудрился в прошлую пятницу вытащить наш расчет – всех четверых – в клуб отметить свой день рождения.

– Ну так приходится, – хмыкнул я в ответ. – Кто ж знал, что ты, говоря «будет жарко», имел в виду не танцы, а ту полоумную, которая сама себя подожгла.

Сказал – а сам вспомнил ту чокнутую. Она и без вспыхнувшего спирта была штучка с огоньком. А как испепеляла своими зелеными глазищами! Такие не забудешь. Откуда-то была уверенность: если я ее еще раз встречу – обязательно узнаю. Хоть в пене и лица-то почти не разглядел. Хотя… Да ну ее. То, что крошка темпераментна, хорошо в постели. А во всем остальном – это сущий вынос мозга. А мне он еще пригодится.

– Да кто ж знал, Ворон, что та девка так полыхнет? – фыркнул Леха и добавил: – А у тебя, Вик, язык такой острый, что ты без ножа обойтись можешь. Кстати, отрежь мне хлеба, раз встал.

Вместо ответа я положил перед напарником буханку, доску и, собственно, нож.

– Не наглей, салага, – прокомментировал я.

– Но попробовать-то стоило, – ничуть не смутился Леха и начал пластать хлеб. А затем, соорудив себе нехитрый бутерброд из двух оставшихся кругляшей колбасы и бородинского, откусил ломоть и, запив сухомятку чаем, с набитым ртом спросил: – А тебя кто классно шить научил? Мать? Сестра? Подружка?

– Сам, – честно ответил я, и напарник подавился, закашлявшись.

– Че, правда, что ли? – не поверил Леха.

– Ну да, – подтвердил я и ехидно добавил: – Хочешь, и тебе дам пару уроков… Вдруг втянешься.

– Да ну на! – махнул рукой Леха. – Лучше бы дали попробовать мясную запеканку! Ту, что в холодильнике стоит. Кто, кстати, ее принес, не в курсе?

М-да… И куда только свой пронырливый шнобель напарник не успел сунуть? Впрочем, Лехин нос заглядывал, кажется, везде. Чаще всего под женские юбки, конечно… Ловелас напарничек был еще тот. Хотя кто из нас не ловелас? Даже Михалыч… Но мысленно и тихо. А вот рыбалку он любил открытой, громкой и беззаветной любовью. И про блесны с мормышками мог часами рассуждать. Это была его отдушина. Как и у Лехи его повернутость на сексе.

Но лучше уж это, чем выпивка, к которой одно время пристрастился Веня. Он же Вениамин Олегович, наш старший. Тогда, после большого пожара, в котором погибло несколько человек, он и начал закладывать. Хорошо, что смог взять себя в руки и закодировался. Теперь вот медитацией занялся.

У каждого из нас была какая-то отдушина. Иначе свихнешься. Ведь каждый раз борьба с огнем – это еще и борьба с собой. Когда все инстинкты вопят: уходи! Ты здесь сдохнешь! А ты танком прешь в самое пекло. И пытаешься вынести из пламени, спасти… И не всегда получается сберечь… Иногда бывает слишком поздно, но ты не веришь и… идешь, понимая, что сам можешь не вернуться. Когда это не только мозгами осознаешь, но и видишь смерть, сталкиваешься с ее кривым оскалом регулярно, может потечь котелок.

И это тот стресс, который в спортзале не снимешь. Проверено. Мы все, чтобы поддерживать форму, занимаемся. И бегаем, и штангу жмем… Но с тренировками адреналин выходит, а мысли – нет.

Так что, когда почувствовал, что совсем хреново, обратился к спецу. Мозгоправ посоветовал заняться творчеством… А поскольку рисовать я ненавидел с детства, а носки дырылись с завидной регулярностью, то начал осваивать азы кройки и шитья по видео из яндекс-дзена. Чем рукоделие не искусство? Вот я и занимался этой арт-терапией, стиснув зубы. Не сказать, что очень нравился процесс. Скорее результат… Особенно когда получались ровные стежки, без затяжек и узлов.

А потом как-то заснял наши пожарные будни на мобилу, как мы в части с ребятами, пока нет вызовов, учимся, тренируемся. Ну и выложил видос, обрезав лишнее. А затем еще пару и… сам не понял, как обзавелся каналом. И тысячами подписчиков. Моя отдушина сама нашла меня. Но блины (и железные, и жареные) из жизни не ушли. Остались…

Из мыслей меня выдернул голос Вени.

– Йог, твою мать! – выругался он во славу Кришны, когда зашел на кухню и чуть не запнулся о валявшуюся перед дверью тапку. – Есть что пожрать?

Леха тут же запихнул в рот остатки бутерброда и кивком указал на овощной салат.

– А как же, – давясь остатками хлеба с колбасой, заверил мелкий. – Вот, специально для тебя. Витаминный.

Веня скривился, словно посетитель борделя, которому предложили вместо развратной сочной молодой сисясточки чопорную высохшую старую деву с заверениями, что она ничуть не хуже.

На лице старшего отразились все стадии принятия неизбежного: от «Да какого хрена?» до «Хрен с ним!».

– Ладно, давай свой салат, – махнул Веня рукой.

Леха услужливо сообщил:

– Он не мой, он общий, – и щедро пододвинул к старшому весь тазик.

Но не успел Веня взяться за ложку, как раздался сигнал тревоги.

– Твою ж мать! Пожрал, называется, – с чувством бросив прибор в овощи, выдохнул он, и мы дружно ломанулись из кухни.

Потому как на страдания о неразделенной любви к обеду нам давалось ровно ноль секунд. А еще шестьдесят, чтобы натянуть ботинки, комбез, куртку, шлем и выехать из части.

– Всё? Все? – ровно через минуту спросил Михалыч, садясь за руль.

Услышав наше нестройное «да», он вдавил педаль газа. Взвыла сирена, и мы помчались из пожарной части. Ровно до второго перекрестка, где нам и попался идиот.

Спрашивается, зачем ходить на охоту в лес, если все олени на дорогах. За рулем. Один из них как раз заблокировал проезд, встав в левую полосу.

– Водитель синей гранты, освободите дорогу спецтехнике! Уйдите вправо, – рявкнул я через мегафон.

До придурка начало доходить, хоть и не сразу. Легковушка повернула, дав нам проехать. Хорошо хоть, больше на дороге нам таких альтернативно одаренных не попадалось. И, даже заехав во двор, не пришлось растаскивать машины. Так что, отбив диспетчеру о прибытии, начали работы.

Горел деревянный барак в старом районе города. Расселенный. На этом месте должны были скоро начать стройку. Так что подожгли, скорее всего, бомжи. Они часто разводили костер, чтобы погреться, прямо на полу.

Пылало уже знатно. Но главное, что сообщили: внутри никого не было. Услышав это, выдохнул. И не я один. Веня, глянув на огонь, скомандовал:

– Так, щас Михалыч шмальнет лафетом. Потом ты, Ворон, бери СВД, дуй на стрелу. Будем проливать, чтоб не перекинулось. Леха, цепляйся к колонке. Я страхую.

Я лишь кивнул, схватил ствол высокого давления пожарного рукава, который разматывал Веня, и по выдвинутой Михалычем лестнице полез.

Мелкий шустро начал присоединяться к гидранту, ведь воды в бочке хватит минут на пять – семь тушения.

– Гляди-ка… Пустыми приехали, – глядя на это, возмутился кто-то в толпе зевак.

Всегда находились те, кто знал лучше всех, как надо работать. А случалось, что пьяненькие хозяева, видя, как горит их жилье, грозили нас и уволить: дескать, мы во всем виноваты. И ехали долго, и тушили не с той стороны… Поэтому-то они погорельцы! И вообще ни при чем! Все из-за треклятых пожарных.

Одним словом, много чего слышать приходилось… И не всегда лестного.

Так что на выкрики ротозеев внимания не обращали.

Михалыч зарядил сплошным потоком воды, обдав все вокруг полыхавшей бани, пока бочка не опустела.

– Давай метров тридцать мота, не меньше, – крикнул я старшому и, натянув респиратор, полез, держа СВДшку.

Когда начал проливать кровлю, приехал и второй расчет. А за ним и третий.

Шифер уже полопался, из-под него вырывались языки пламени, и было понятно, что дом не спасти. Да и незачем. Его бы все равно снесли.

– Ну че там у тебя? – услышал в рацию голос Михалыча.

– Да нормально. Вода идет, – отозвался я.

Голос из-за маски вышел глухим, но водитель, работавший с насосом в задней части машины, все, что нужно, понял.

– Поддать давления не надо? – уточнил он.

– Нет, – выдохнул я.

– Хорошо, щас к тебе еще одно звено на помощь идет, – сообщил Михалыч.

Было жарко, как в духовке. Дико хотелось сделать хотя бы один глоток воды. Майское солнце палило вовсю, посильнее, чем иногда летом. Так что, когда спустя полчаса все закончилось, ощущение было, что не я шарашил из СВД, а по мне: вся футболка под защиткой была мокрой от пота.

Когда проверили и убедились, что все полностью потушено, старшой доложил диспетчеру, и мы отправились обратно в часть, чтобы пробыть там ровно двадцать минут. А затем вновь зазвучала тревога…

– Да какого хрена? – не хуже нее взвыл Веня, который, переодевшись, только-только взялся за ложку.

Но и вторая его попытка осалатиться не удалась.

– Это судьба, – глубокомысленно хмыкнул Леха.

– Это подзатыльник. Тебе. Будет. Если не перестанешь подкалывать, – предупредил Веня.

Мелкий проникся. В смысле заткнулся. Жаль, ненадолго…

И да, на этот вызов я не забыл прицепить на куртку гоу-прошку, как до этого. Пусть снимает. А вечером обрежу, смонтирую, заблюрю лица, замажу то, что показывать не стоит, и выложу на канал.

На место пожара красный уазик хоть и мчался, но отстал от бочек. А когда приехали и из машины выскочил майор, я слегка замешкалась на выходе. Но это не помешало мне услышать все, что говорил Белый Ворон – как я про себя окрестила моего поджигателя. Хотя поджигателя ли? Может, и правда была случайность. Я же точно не видела, кто меня толкнул. Да и вообще в клубе было многолюдно. И удивление у этого белобрысого выглядело искренним.

В общем, пока ехали, мне было о чем подумать, усомниться, переосмыслить. И нет. Извиняться за свои обвинения я все равно не собиралась! Ни за что! А вот признать, что без Белого Ворона с его огнетушителем я получила бы ожоги, – признала. Даже настолько, что почти готова была сказать спасибо.

Только слова застряли у меня в горле, когда я увидела, куда приехала…

Нет, по роду профессии мне приходилось бывать много где, и пожары я видела не впервые. Но каждый раз огненная стихия наводила жути. Вот и сейчас столбы пламени, чад, смрад, истерика и страх толпы, витавшие в воздухе. Кто-то охал, у кого-то стало плохо с сердцем, а кто-то снимал на телефон.

Едва я это увидела, как профессиональные рефлексы взяли верх. И раз уже бежать за белобрысым и отвлекать его, когда он спасал жизни, было нельзя, я обратилась с вопросом к водителю уазика:

– Простите, а у вас телефон есть? Мне буквально на минуточку, – попросила я и приврала немного, что мой разрядился…

Мужик щербато усмехнулся, глянул на меня, полез в карман, из которого достал смартфон, и протянул мне.

– Тут плохо слышно, вы лучше из машины говорите, – посоветовал он, еще не догадываясь, что мне нужен мобильный не для разговора.

Несколько кадров, видео, надиктованное аудио – все это я отправила с разрешения хозяина через мессенджер в редакцию, благо адрес знала наизусть.

И лишь когда сделала это, поняла: не быть пресс-секретарем тому, кто журналист до мозга костей. Потому что файлы улетели в родную редакцию… Все же новость о пожаре в одном из крупнейших и старейших музеев – это однозначно первая полоса.

Представив эту статью на сайте, я усмехнулась, осознавая, что репортерские рефлексы уже, похоже, неискоренимы. Именно они помогли мне не просто выполнять свою работу, а быть в ней лучшей. И они же не давали мне порой почувствовать себя девочкой. Потому что милые девочки носят на себе красивые платьица, а не профессиональную ответственность! Сейчас именно она, зараза, заставила меня помимо воли включить мозг на полную и запоминать детали, нюансы.

Телефон водителю пришлось отдать. А свой… Когда его еще верну? Не лезть же под руку сейчас к Ворону?

Так что осталось полагаться на память и… выдержку. Ведь только благодаря ей я могла дождаться, когда все потушат, и уже потом отбирать у наглеца свое! И, судя по полыхавшему в музее пламени, это займет какое-то время.

Огонь вырывался из окон восточного крыла здания, его длинные языки напоминали змеиные – так же трепетали, пробуя кислород на вкус, как кобра – след жертвы, чтобы в следующий момент на нее накинуться.

От невыносимо жаркого пламени слезились глаза, а в небо меж тем поднимался столб густого черного, как сама тьма, дыма.

«В таком мраке отлично прятать самые гнусные тайны, – пришло вдруг на ум, – зато огонь, который его рождает, кует героя…»

Героев. Тех, кто сейчас встал лицом к лицу с огнем. Больше тридцати человек. Они действовали как единый слаженный организм.

Но отчего-то мой взгляд невольно раз за разом останавливался на Воронове. Четкие, отточенные движения. Уверенность в каждом жесте, шаге, вдохе.

Казалось, он знал этот красный ад, что бушевал сейчас в стенах музея, как родного брата, и мог предугадать его действия. Удивительно, но среди паники толпы, когда в воздухе вместе с дымом витал дух истерии, мне от одного взгляда на Виктора становилось спокойно.

Было в нем что-то такое… каменное. И я сейчас не о камнях в почках. И не о характере, который, к слову, у белобрысого был точно кремень. Веяло от этого огнеборца силой, как от крепостной стены. Такой, которая может и укрыть, и выдержать тяжелую осаду.

Я помотала головой от непрошеных мыслей. Тьфу на тебя, Поддубник! И подумаешь же такое! Этот же тип непрошибаемый, невыносимый, непредсказуемый… и еще много других «не». И главное – вообще не твой тип!

«Тебе нравятся брюнеты. Худые. Интеллигентные… Как Антон, – вспомнилось некстати, и я помрачнела. – Не восемнадцать ведь тебе уже, Карин. Так что завязывай флиртовать и начинай фильтровать. А еще лучше – послать всех мужиков на… грядки. К многолетним травянистым из рода капустных. В смысле к хренам. Это будет самое лучше!»

Когда я вела с собой такой мысленный диалог, обращаясь на «ты», во мне крепла решимость. Да и идеи казались умнее, что ли…

Это как с утверждением: если высказать его, протирая очки, то оно будет звучать вдвое солиднее. А если протирать не очки, а пистолет с глушителем, то вашим словам поверят в комнате все. Даже табуретки и канарейки.

В общем, я решила: хватит с меня мужиков. Любых. Светлых. Темных. Лысых… И никаких отношений во время вынужденного «пресс-отпуска»! Не все рождены для любви. Может, кто-то и для счастья?

Раздумывая о последнем, я при этом пристально наблюдала за происходящим. И если поначалу смотрела только на огнеборцев, то потом стала замечать и других, не менее важных участников действа – работников музея. В основном это были уже немолодые дамы, чью компанию разбавляли лишь двое «кавалеров». Один был сухонький дедок в рабочем халате. Второй – упитанный усач в комбинезоне. Толстячок держал в руке чемоданчик, из которого торчали отвертки, кусачки и куски кабеля. Не иначе как электрик?

Тут же проснулось профессиональное любопытство, и я подошла к толстячку.

– Неужели проводку замкнуло?.. – спросила словно бы невзначай, ни к кому конкретно не обращаясь, но так, чтобы мужичок услышал.

– Да нечему там замыкать! – с жаром воскликнул толстячок, поворачиваясь ко мне. – Все недавно проверяли! И из трубок ихних газом пшикало, и сигнализация пожарная вопила исправно! Даже когда дыма не было, только пыль от перфоратора. И ведь, собака, так по ушам била, что мочи нет. А трогать – не смей, пока бригада не приедет…

– И сегодня она сработала? – допытывалась я. Все же странно было, что так полыхнуло…

– И сегодня, – согласно отозвался мужичок. – Только опосля того, как полыхало дай боже! – и он экспрессивно махнул рукой в жесте: «Да ну вас!» – а затем спустя несколько мгновений добавил: – За что только эти паразиты деньги дерут и проверки свои устраивают, если ни хрена не работает?!

– И не говори, Евгений Маркович! – шумно возмутилась дама, стоявшая рядом. – Вот потушат, и дирекция на этих молодчиков в суд непременно подаст. Зачем только устанавливали свои пожарные приблуды, если толку от них ноль? А ведь мы почти ремонт закончили в восточном крыле… Сейчас эти Микеланджело со своими брандспойтами по свежей-то штукатурке намалюют новую Сикстинскую капеллу, – едко закончила она.

Я повернула голову и увидела сухую, как пятка, и худую до анорексичности даму. И куда в этакую воблу вяленую поместилось столько желчи?

– Так, значит, горят не экспозиции? – уловила я главное.

– Милочка, еще бы горели они! – возмутилась воблообразная леди.

– Так им и так бы ничего не было… – встрял в разговор до этого молчавший дедочек и получил презрительный взгляд воблообразной. Но старичка это не смутило, и он пояснил: – В залах специальная защита стоит. В случае пожара перед картинами газ особый выпрыскивается, чтоб, значит, они не сгорели.

– Жаль, в реставрационной таких средств нет, – вздохнув, заметила стоявшая чуть поодаль брюнетка. Она как-то задумчиво смотрела на пламя, которое отражалось в линзах ее больших очков.

– А там что-то было ценное? – я повернулась к говорившей и пристально посмотрела на девушку, которая казалась мне вчерашней школьницей.

– «Весточка» Лакронова. Но уже, похоже, больше не будет…

– Это известный художник? – спросила я прямо.

Реставратор ответить не успела. Раздался зычный крик кого-то из пожарных:

– Все! Готово!

Я посмотрела на еще недавно полыхавшее здание. Сейчас оно таращилось на улицу черными провалами окон первого этажа. Они чем-то напоминали мне пасти драконов, страдающих хронической изжогой.

– Заходим! – голос Воронова я узнала сразу, хотя из-за защитного шлема и ворота-стойки его было практически не видно.

Виктор махнул рукой по направлению к дверям и сам первый двинулся к ним.

Музейные же наблюдали за огнеборцами с прагматичным трепетом: переживать – переживали, перешептывались, заламывали руки, смотрели с отчаянием на копоть стен, но никто даже шагу не сделал в сторону крыльца. Видимо, хранители искусства лучше других знали, что оно требует жертв, и оными становиться не хотели ни в коем разе. Тем более что и алтарь какой-то паленый, и жрецы в противогазах… В общем, не та атмосфера.

Я же просто ждала. И новостей, и конкретно одну белую птичку, чтобы забрать у нее наконец свой сотовый. Но Воронов все не появлялся. Зато прибыли и другие спецы: МЧС, следователи, мои коллеги…

От последних я постаралась отгородиться воблообразной леди. Она, как выяснилось, являлась хранителем музея и отвечала за безопасность, целостность, невредимость и прочую «-ость» экспонатов.

Это во многом и объясняло наличие в данный момент «-ости» у самой дамы. Если точнее, то нервозности.

Так что, когда в здание разрешили войти следователям и понадобились понятые, неудивительно, что эта дама ринулась в добровольцы. А я за ней! Меня подгоняло желание наконец воссоединиться со своим мобильным. И профессиональное любопытство тут было абсолютно ни при чем! Вот совершенно! И посмотреть на то, что там еще не выгорело, вовсе не хотелось. Ну… почти. Хотя… Кого я пыталась обмануть? Журналистов редко пускали за баррикадную ленту.

Проторчали мы на улице изрядно. Так что, когда я все же очутилась внутри, в черные остовы рам заглядывали лучи розовевшего заката.

Все оказалось не так ужасно, как представлялось снаружи. Ни хранилище, ни выставочные залы не пострадали.

А вот только что отремонтированное восточное крыло – да. Но больше всех досталось реставрационной. Похоже, отсюда и полыхнуло… Это же сказал одному из следователей эксперт. Ну как сказал… Вполголоса… Точнее, тихо. Почти шепотом. На ухо. Я просто была рядом и подслушив… искала Воронова. Просто делала это там, где мне было удобно, а не там, где он обретался.

Жаль только, что узнать удалось немного. Нас позвали, чтобы засвидетельствовать останки, в смысле остатки, картины. На столе лежал ее обгоревший подрамник с уцелевшим каким-то чудом краем холста. По нему-то Амалия Арнольдовна – а именно так звали скелетоподобную леди – опознала картину Лакронова… В общем, от «Весточки» остались одни известия. Печальные. В формате некролога.

Во всяком случае убивалась хранительница по полотну сильнее, чем иная жена по покойному супругу. Страдала она вдохновенно, я бы сказала – ритуально. В лучших традициях плакальщиц. Не знаю, что меня царапнуло в этой сцене, но мысленную пометку выяснить стоимость картины я себе сделала. А то история знавала случаи, когда страховали на баснословные суммы, а потом…

Я буквально почувствовала, как зудят кончики пальцев в предвкушении нового журналистского расследования.

И тут в реставрационную заглянул один пожарный. Из знакомого в нем были только брови холодного серого оттенка и глаза. Остальное все оказалось в саже, но мне и этого хватило, чтобы узнать птичку, на которую я охотилась. Ворон!

– Так вот ты где! – тоном «попался!» возвестила я и собралась на абордаж… В смысле наконец подойти и забрать свое у этого любителя припиратить чужое.

Пожарный, увидев меня, кашлянул, а затем с непроницаемым выражением лица поинтересовался:

– Ты за мной и в огонь, и в воду пойдешь, чтобы договорить, что еще не сказала?!

Я, уже успевшая сделать пару шагов, замерла на месте, не дойдя до этого неандертальца несколько метров. Я что, похожа на истеричную дамочку, которая, пока не дозакатит скандал, не успокоится? Немыслимо подумать такое! Только если…

– Ты что, даже не заметил, что своровал мой телефон? – выдохнула я потрясенно.

– Вот нынче пожарные пошли! – тут же каркнула из-за спины хранительница музея. Ее голос, чуть скрипучий, как у желны, я узнала, не оборачиваясь. – Мало того, что свою работу не выполняют как следует, так еще и у воров ее отнимают!

И она начала возмущаться уже в целом нерасторопностью спасателей, жмотистостью министерства культуры, падением нравов, ростом инфляции и глобальным потеплением. Видимо, в возгорании было виновато именно оно. Не иначе…

Но Ворон не обращал на слова дамы никого внимания. Все оно оказалось обращено внутрь: мужик проходил стадии принятия ситуации от «Да какого фига?» до «Что, правда?! Офигеть!». К чести блондинчика, это заняло у него всего пару секунд. А затем мужская рука, кажется, даже без воли хозяина потянулась к нагрудному карману куртки и достала оттуда… два мобильных!

Ворон… Хотя какой он ворон? Дятел! Уставился на телефоны в своей руке, словно впервые увидел. Я же не стала медлить. Стремительно преодолела разделявшие нас пару метров и выхватила смартфон.

И только хотела эффектно повернуться и отчалить обратно к следователю и почти догоревшей «Весточке», как меня остановила одна маленькая досадная деталь.

Мобильный оказался не моим! Кто ж знал, что у нас будут одинаковые черные корпуса и прозрачные чехлы?

Мысленно выругалась про себя. Три раза. После чего почти успокоилась и, натянув на лицо покерфейс, вернулась, выхватила из руки Ворона свой (теперь точно свой!) телефон и вернула его, словно так и было задумано.

Все это в абсолютной тишине. Лишь чуть приподнявшаяся бровь одного типа красноречивее любых слов говорила, что Ворон обо мне думает. Ну и плевать. Я о нем вообще уже забыла-а-а.

Провалившийся в обгорелый паркет каблук лишил меня способности связно мыслить, а заодно и равновесия. А чуть позже – и чувства независимости.

А все потому, что трудно быть гордой самостоятельной женщиной, уверенно стоящей в этой жизни на ногах, если при этом лежишь на мужских руках. Хорошо. Висишь. Подхваченная за подмышки. Сердце пропустило удар. Не оттого, что я испугалась падения или его последствий, как то: подвернутая лодыжка и расквашенный нос. Нет. Все дело было в руках… Есть такие мужские руки, которые одним касанием способны раздеть твой разум до последней мысли. Такие, от которых напрочь отказывают тормоза, а зажигание, наоборот, врубается на полную.

Так вот. Сейчас меня держали именно такие руки.

Я на миг забыла, зачем вообще нужен воздух. И вот такую меня, забывшую, как пользоваться легкими, и подняли, а затем поставили на ноги.

– Еще немного – и ты задохнешься, – голос Ворона вернул меня в эту реальность.

Захотелось встряхнуться, точно мокрой псине, выбравшейся из воды, чтобы избавиться от секундного наваждения. И почудится же такое, Поддубник! Ты же взрослая, умная, рациональная, самодостаточная… И какие там еще есть не обидные эпитеты к слову стерв… Реалистка!

– Даже не надейся, – процедила я и, одернув полы пиджака, повторила уход на бис.

На этот раз тщательно смотрела под ноги. А то повторного провала при отступлении мои репутация и ноги могли и не перенести. Не успела сделать пару шагов, как в спину ударило насмешливое:

– Я уже успел заметить, что у тебя оригинальный способ говорить «спасибо», – заметил Ворон, а потом чуть громче произнес: – Капитан, по нашей части тут все. Теперь вы хозяйничайте.

Следователь на слова Ворона коротко кивнул и нахмурился. Ну да, он не девица, у которой внезапно случилась острая романтическая реакция. Он тут представитель закона, у которого случилась прорва работы… К слову, о последней. Мне бы тоже выкинуть из головы блондина и посмотреть на произошедшее профессиональным взглядом. Но… То ли тот у меня замылился, то ли и вправду пожар в музее – лишь случайность, а у меня – параноидальность… Так или иначе, но ничего, за что можно было бы зацепиться, я не увидела. Но это не помешало мне сделать втихаря пару снимков (благо мой телефон был наконец-то у меня). А еще – сунуть нос везде, где можно и особенно где нельзя. Из-за последнего следователь зыркал на меня не то что волком – вурдалаком, девиз которого: «Клыки в печень – никто не вечен!»

Но на грозные взоры у меня уже давно выработался иммунитет. А покусать меня не пытались. Пока… Так что я продолжила свое дело – собирать информацию – и мимоходом выполняла то, зачем меня сюда, собственно, позвали, – засвидетельствовала находки. Это, к слову, оказался долгий процесс. К тому же он проходил под причитания хранительницы музея.

Из последних-то и выяснилось, что самым ценным из сгоревшего оказалась картина Лакронова. Также пострадали еще несколько полотен, но уже современных художников. Эти картины имели скорее эстетическую, чем материальную ценность. Не то что обгоревший, только что отремонтированный выставочный зал восточного крыла.

При взгляде на него у меня даже закралась мысль: если в пожаре не удалось спрятать гибель ценных экспонатов и под это дело получить страховку, то, может, дело как раз вот в этих стенах? Может, не было на них никакой новой штукатурки и краски? А огонь, как заправский главбух, списал все бюджетные деньги со счетов подрядчиков и перекинул в карманы… Стоп, а кому это выгодно?

Следователь, не иначе как почуяв во мне конкурента, задумчиво почесал шею и, глянув на подписанный мной лист, протянул:

– Поддубник… Знакомая фамилия. И лицо тоже. А вот откуда – не могу вспомнить…

Тянуло съязвить, что из статьи. И та даже не в уголовном кодексе. Но смолчала. Капитан на меня и так косо смотрел, а после подобного как пить дать выставит из музея. Так что я, изобразив растерянность, произнесла:

– Я недавно на самокате сбила мужчину… Может, вас?

От такого предположения мужик закашлялся. И больше к вопросу идентификации не возвращался.

Но выставить меня побыстрее все же постарался. С учетом бумажной волокиты «побыстрее» затянулось не меньше чем на час. За это время удалось узнать предположительную причину взрыва, который, оказывается, случился в первые минуты пожара. Из-за него-то так и полыхнуло все враз.

Эксперты, осмотрев комнату, которая находилась рядом с реставрационной, нашли в той остатки лаков, красок, недогоревших бутылей ацетона, а главное – остов сварочного аппарата и развороченные баллоны с кислородом и газовой смесью.

Из этого предварительного заключения спецов я поняла две вещи. Во-первых, даже пожар полностью не может уничтожить всё и после него могут остаться улики. Во-вторых, не стоит задавать напрямую вопросы криминалистам. А то после следователь может о многом спросить и уже тебя. И тогда придется изображать любопытную дурочку изо всех своих сил. И стараться побыстрее сбежать.

Последнее мне и удалось в девятом часу вечера. Сил не было ни на что. Поэтому я малодушно вызвала такси и поехала к Юрику. Хотелось одного – спать…

И я задремала бы прямо в машине, если бы не вспомнила, что нужно убрать беззвучный режим на мобильном. Его я поставила, чтобы не слышно было характерного клака, когда делаешь снимки.

Едва только я взяла в руки смартфон, как увидела, сколько сообщений мне пришло в мессенджеры. И половина из них – от коллег родной редакции. Все они жаждали… нет, не узнать, как у меня дела, а эксклюзивных подробностей пожара. А я закусила губу. Сообщить о событии – это одно. А вот выдавать все детали случившегося… Стоит ли? Все же идет следствие, которому я могу случайно помешать. К тому же сейчас я вроде как по другую сторону новостей. Не добываю их, а готовлю официальные комментарии от службы МЧС.

Словно в подтверждение моих мыслей, пиликнуло только что пришедшее сообщение от нового начальства. Если кратко, то оно хотело знать, куда я запропастилась, когда надо подготовить текст для ответа пресс-службы по поводу произошедшего пожара.

Я отписалась, что была на месте событий с первых минут и вот прямо сейчас еду на работу. Не успела дописать, что скоро буду и все сделаю в лучшем виде, как смартфон зазвонил. Едва приняла вызов, как услышала:

– Поддубник… – и вот вроде бы начальство назвало мою фамилию, а показалось, что замысловато выругалось. – Как так вышло?

– Что я там оказалась раньше других?

– Нет! – выдохнул Олег Старый лис Валентинович. – Как вышло, что ты все еще там! А твой текст для СМИ не тут, у меня на столе? – Судя по характерному звуку, раздавшемуся в динамиках, по этому самому столу босс только что постучал костяшками пальцев.

– Поняла. Сейчас буду, – выдохнула я.

– «Сейчас» – понятие растяжимое. От пары минут до вечности. Так что у тебя час на все, Карина, – на этом шеф отключился.

Я же выдохнула. Что ж, это даже больше, чем я рассчитывала. С этими мыслями озвучила водителю новый маршрут. Тот его не вдохновил, ибо обещал пробки.

Сквозь стиснутые зубы таксист прошипел заклинание, ускоряющее все рабочие процессы и позволяющее максимально сосредоточиться.

– Да блин! – выдохнул шофер и повернул на светофоре.

Механическая женщина тут же сообщила, что маршрут перестроен. Мужик в ответ выключил навигатор, не иначе как жалея, что то же самое нельзя сделать с чокнутой пассажиркой, которая сама не знает, куда хочет.

Я заметила это отстраненно, мимоходом, поскольку уже мысленно составляла будущую речь для начальства.

Так что, когда я доехала до управления, в голове у меня уже был текст. Мало того, что был. Он зудел на кончиках пальцев, просясь в этот мир. Так что едва я села за свое рабочее место, как застучала по клавишам.

Спустя сорок пять минут от звонка на почте начальства уже все было. А я была в раздрае, бессилии, усталости. Хотелось упасть лицом в подушку и забыться тяжким сном праведницы. Апатия и серость нахлынули вновь, напомнив о сегодняшнем непростом дне. В общем, состояние из серии: Александр Солженицын, Джек Лондон, Виктор Гюго, как говорится, кто знает еще – добавляйте.

Ответ от старого Лиса пришел почти мгновенно. Всего одно слово, которое порой выбешивало больше любых речей. «Ок», – гласило сообщение. И все. Никаких «спасибо» и «молодец».

Посчитав, что начальство все устроило, я посмотрела на часы. До полуночи еще было время. А меня в нем уже почти не было. Жутко хотелось спать. И диванчик в коридоре показался мне таким милым и уютным… Но я собралась (и в мыслях, и с вещами) и все же вызвала такси.

Вот только по иронии судьбы приехала та же самая машина. Водитель глянул на меня. Судя по мрачному лицу, узнал, родимый, и предупредил:

– Маршрут менять не буду. И так из-за вас потом в пробке проторчал минут сорок!

Я покладисто согласилась и залезла в машину, подумав, что водитель хоть и злой, но добрый. Потому что другой бы, завидев меня, дал бы по газам, сбросив заказ. Так что я приплюсовала к пяти звездам еще и чаевые.

В квартире у Юрика я оказалась, когда наступила первая минута того призрачного мига, который люди величают завтра. Приятель еще не спал.

– Чем занимаешься? – заглянув на кухню, спросила я у друга.

– Придерживаюсь ПП, – гордо уточнил Юрик.

Я скептически глянула на масляный беляш в мужской руке, и друг со вздохом, как для неразумной дитяти, пояснил:

– Ну смотри, на днях у нас были пельмени, а еще плов. Сегодня вот пирожки… – любовно поглядывая на огромную, но уже полупустую тарелку с оными, возвестил Юрик.

Мне тоже как-то сразу захотелось стать поборницей такого питания, пока оно не кончилось в недрах Юрика. И я причастилась к сдобе. Вот только та оказалась очень сытной. После второго беляша в меня уже ничего не лезло.

Приятель же… Вздыхал и жевал… Жевал и вздыхал… А когда ничего не осталось, с сожалением поведал, что пирожков была вот такая горка. Которую он, к слову, сам напек. И даже рукой показал.

– И ты ее… – протянула я, не зная, чему больше поражаться: аппетиту друга или тому, что он совершил героический кулинарный подвиг. Чтоб он и приготовил что-то сложнее кофе…

– Ну надо же мне было как-то выживать в этой холодной одинокой ночи, – с патетикой выдохнул друг.

– Как-то ты слишком усердно выживал, – заметила я, дивясь мощи желудка приятеля.

– Я вообще парень старательный, – гордо отозвался он и вперевалочку, в лучших традициях пингвинов, потопал к себе спать.

Ночь в пожарке началась тихо. Видимо, запас гадостей на ближайшее время был исчерпан, а на новый судьбе кредит пока не дали. Но это не значило, что у нее не найдется заначки.

Поэтому Леха и Михалыч дремали вполглаза. А я и вовсе как идиот пялился в потолок. Не шла у меня из башки эта стерва жопастая – и все тут. Хотя у нее не только сзади было на что полюбоваться, но и спереди ничего так… Сразу видно, девушка умная, два высших образования имеет. Из декольте они смотрелись особенно выигрышно. Упругие, соблазнительные…

При воспоминании о последних комбез в районе ширинки натянулся. Твою ж… Дурак! Не о сиськах надо думать, а о том, какой паршивый характер к ним прилагается. Просто-таки чертовски паршивый.

Каждая попытка поговорить с этой демоницей заканчивается если не скандалом, то бедствием. И как-то надо завтра разорвать этот порочный круг, пока меня самого министерское начальство не порвало… И ведь не снимал я никакого компромата-то особого и не выкладывал. Все лишнее вырезал всегда, замазывал, чтобы никаких лиц погорельцев в кадре, ничего компрометирующего… Но все-равно помешал.

Нет, надо попробовать найти с этой министерской демоницей общий язык. А подобной стыковочной лингвистикой лучше заниматься под салатики, торты, воздушные пирожные, коктейли…

Значит, ресторан и цветы. Но только не розы. Ими, если что, получать по роже не очень… Потому как имелись у меня небезосновательные опасения, что послать могут далеко и надолго. С такими мыслями я и переспал эту ночь. Хотя мой организм намекал, что стоило это сделать не с думами о демонице, а с ней самой… В этом у него, тела, были самые твердые убеждения… Правда, все пониже ремня.

Но только я был уже не сопливый юнец, который думает хре… гормонами. Так что с этой демоницей – все только по делу. А по телу… Найду себе не такую взрывоопасную девицу.

В этот простой и логичный план, который я только-только выстроил в своей голове, ворвался вой сирены.

«Нашла все-таки заначку с неприятностями, зараза», – пронеслось у меня в голове, в то время как тело само вскочило с койки. Движения. Привычные, выверенные, молниеносные. Боевка, сапоги, пояс с карабинами, шлем…

Выезд.

На этот раз авария в тоннеле. Массовое ДТП. Виновник-лихач куда-то сильно спешил… Видимо, на тот свет. А может, он сохранился, как персонаж в игре, перед тем как вдавить тапку в пол? Другого объяснения тому, что этот придур… альтернативно одаренный пошел на обгон большегруза в тоннеле, не было.

Капот авто у этого любителя скорости смяло гармошкой. Багажник вдавило уже машиной, которая ехала сзади… Видимо, водила не успел среагировать…

– Чтоб водятлы ездили тише и аккуратнее, они должны возить с собой полторашку с нитроглицерином как оберег, – глядя на это, авторитетно отозвался Михалыч.

– Не факт, что это поможет, а вот у нас работы точно будет больше, – возразил я и увидел, как к месту аварии подъезжает сначала наряд ДПС, а за ним и скорая.

Те остановились рядом с нами. Перебросились парой фраз с патрульными и медиками и начали работу. Дорожники организовали реверсивку. Мы гидроцилиндрами разрезали металл, вскрыли багажник и дверь разжимами и отсоединили аккумулятор, чтобы не закоротило. Заодно и сбросили сработавшую подушку безопасности, которая спасла гонщику жизнь, зафиксировав его на сиденье.

– Смотри, походу, движок пробило, – заметив растекавшуюся по асфальту лужу, произнес Леха.

– Так он им и тормозил, – обронил Михалыч. И пояснил: – Сначала бампером, потом капотом, потом радиатором, а затем и двигателем…

Я же пригляделся и понял, что текли не только антифриз и масло, но и бензин. Твою ж… пришлось запенивать, чтоб опасная лужа не вспыхнула от искры.

Между тем медики погрузили виновника аварии на носилки. Тот был в сознании, таращил на всех испуганные глаза.

– Ну что, долетался, боксер, – подошел к лежавшему водитель, замкнувший (хорошо, что фигурально, а не электроникой своего авто) эту тройку лидеров. Его самого тоже «поцеловали», но уже по касательной.

– С чего это я боксер? – ошалело, не понимая, что произошло, спросил гонщик.

– А потому что показываешь вправо, а сам уходишь влево, – зло выдохнул водитель. И добавил еще кое-что из шахматных терминов. Точнее, мат.

Он бы и дальше продолжил свои укрывные работы, но тут медики подхватили носилки и загрузили пострадавшего в реанимобиль.

Гонщика увезли. А мы еще оставались некоторое время, контролируя, чтоб не полыхнуло. В часть вернулись, когда на горизонте забрезжил рассвет.

– Вы как хотите, а я – отдыхать! – заявил Леха и упал на койку, закинув руки за голову. – Вот что это у нас за смена сегодня такая проклятая? Одни вызовы…

– А тебе все бы в спортзале или на кухне сидеть, – усмехнулся я.

– Почему только там? Я еще на учебку способен, если сильно нужно! – гордо отозвался мелкий, но широкий зевок подпортил окончание фразы.

– Спи давай, способный. – Я махнул на балагура рукой.

Мы же с Михалычем, глянув на часы, решили, что лучше перебдеть оставшееся время до сдачи боевого дежурства: голова яснее будет.

Только сразу после смены не ушли: пока подвешивали использованные рукава на просушку в башню, пока укладывали новые, пока загнали технику на мойку, а потом и себя в душ, пришло начальство. И не просто пришло, а успело развить бурную деятельность. Итогом этой работы был приказ о моем новом назначении и еще несколько бумаг, которые нужно было подписать.

Так что я, поняв: просто так эта смена заканчиваться не желает, – махнул Лехе и Мыхалычу, чтоб ехали отдыхать. Я сам решил заскочить в больницу. Узнать, как там Веня.

Хотя я и сам был не прочь оказаться сейчас у себя дома. Тот я купил несколько лет назад в новом коттеджном поселке, что находился в пригороде. Здесь почва оказалась слишком болотистой для высоток. Если бы не близкие грунтовые воды, то новые человейники выросли бы тут как грибы. Место для нового микрорайона было хорошее. Но стройка многоэтажек оказалась очень уж дорогой с учетом грунта, так что отдали участок под коттеджи.

Те – аккуратные, двухэтажные, одинаковые, словно близнецы, – выстроились ровными линиями улиц. И один из этих домов был моим. Уже полностью моим, без ипотечных обременений.

Хотя за эти деньги я мог бы взять шикарную квартиру в центре. С соседями, воем сигнализаций под окном, воздухом, пропитанным выхлопными газами машин, и вечной городской суетой.

Здесь же было спокойно. И в это спокойствие я и окунулся. Хотя правильнее было бы сказать – рухнул. Произошло это уже после обеда, когда приехал из больницы от Вени. Тот выглядел бодро, несмотря на перебинтованную руку, ссадины и синяки. В общем, отчаянно симулировал здоровье и выглядел свеженьким, только что поднятым зомби.

Я же себя оным чувствовал. И через два часа сна ощущения не очень-то изменились. Но пришлось собираться, чтобы успеть поймать демоницу, когда она будет выходить из управления после работы. Та заканчивалась в пять. Но некоторые министерские испарялись со своих мест раньше, так что лучше прийти в половине пятого. А до этого купить цветы…

До букетного пункта плана все шло просто отлично. А потом… Похоже, мне попалась очень неправильная сотрудница. Потому что время шло. А она – нет.

Я стоял как идиот, держа в руках букет тюльпанов, и ждал… И дождался свою демоницу, злую, как сама преисподняя.

Когда вез демоницу до дома, старался смотреть на дорогу и только на дорогу. Потому что стоило лишь отвести взгляд в сторону, как я напрочь забывал обо всем. И где руль, и где ручник, и где газ. У машины. А главное, где тормоза. У меня.

Карина… Кари… Невыносимая и невероятная. Она одним своим видом умудрялась вышибить мозги навылет. А уж танцем… И какого хрена решил произвести на нее впечатление? Производитель, твою мать… Теперь от этого желания выпендриться в штанах было тесно. Хотелось остановиться у обочины и… Как минимум узнать вкус губ демоницы. Как максимум – ее всей. Целиком.

Только мешало одно «но». То самое, которое отличает мужика от муд… Не очень мужика. Первый никогда не станет решать деловые вопросы через постель. А у нас с Кариной все выходит очень по-деловому.

И когда остановил машину у подъезда, то не стал спрашивать у Карины номер телефона. Впервые – именно потому, что девушка мне понравилась. Потому что иначе обязательно позвоню. Или напишу… И приглашу… Ведь, судя по тому, как она прижималась ко мне в ресторане, Кари была бы не против углубить знакомство.

Чертовка, и не подозревая о моих мыслях, отстегнула ремень. А после сухо попрощалась, подхватила букет и, когда я открыл дверь машины и предложил руку, оперлась на нее, чуть поморщившись, а затем, как спрыгнула, и вовсе скривилась.

М-да… Может, я и погорячился с «была бы не против». Усмехнулся про себя: похоже, зазнался. То, что осечек с девушками раньше не случалось, еще не значит, что ты всем нравишься. Этой бестии вот выходит, что нет.

Посмотрел в спину удалявшейся демонице. Уверенная походка, высоко поднятая голова… Такая и на костер взойдет, как на трон.

Уже хотел было запрыгнуть в машину, как из подъезда вальяжно вышел какой-то тип с пакетом мусора. Едва Карина увидела его, как радостно замахала рукой и крикнула:

– Юрик!

Толстяк залыбился в ответ и, сверкнув единственным глазом (второй уже, похоже, выбили), отозвался:

– Ого, ты сегодня рано! Подожди тут, я сейчас выкину, – при этих словах он тряхнул пакетом, что держал в руке, – и вместе в квартиру пойдем. А то я после укола опять обо все углы башкой бьюсь: ни икса не вижу.

– Давай, жду, – махнула рукой Карина, ну точно супруга, провожавшая своего пирата в дальнее плавание до мусорного бака.

Я, глядя на эту идеалистическую картину, лишь сплюнул. Запрыгнул в машину и дал по газам. Покрышки взвизгнули, и мы сорвались: джип – с места, я – с резьбы. Хотя с чего было бы злиться? Авансов мне эта Карина почти не давала. Ключевое здесь «почти», ну да ладно, танец не в счет. Может, просто подразнить решила. Или тоже, как и я… Показать, что не только переминаться с ноги на ногу умеет. Но вообще, это суккубо (и сугубо тоже) личное дело демоницы. И не стоит вникать, какая ей вожжа под хвост попала. Факт в том, что у нее кто-то есть.

Но чем больше я пытался себя убедить, что все, что ни делается, к лучшему, эта зараза журналистская из башки не шла, как и сон. И это после такой-то смены! Так что я, приехав домой, прокрутился на кровати до ночи, а потом плюнул, вышел из дома и…

Что ж… Этой ночью я хорошо попотел, а под утро даже стонал. Последнее – из-за прострелившей поясницы. Зато наколол дров для камина если не на всю зиму, то на половину уж точно.

Рыжая, что сидела все это время на пеньке и, свесив свой пушистый хвост, смотрела на меня, как на полного идиота, потянулась, осуждающе мяукнула и спрыгнула на землю. А затем нехотя прошлась рядом со штаниной. Не потерлась, скорее мазнула гибким телом о лодыжку и, задрав морду, прищурилась, намекая, что такую заботливую кису нужно покормить, пока она не пошла искать еду сама. В такие моменты эта пушистая зараза напоминала дракона. Огнем, правда, не плевалась, но пыхтела, урчала, кусалась, а еще сеяла хаос и разрушения, сметая ударом хвоста пусть не замки, а лишь кружки, но зато вдребезги.

– Иди за мной. Покажу тебе мир, полный тайн и чудес, – выдохнул я и направился в дом, где, открыв холодильник, достал для киски ее любимую отварную.

А затем принял душ и наконец почувствовал, что хочу спать. Наваждение под именем Карина развеялось… Но когда уже лежал в постели, рука потянулась к телефону и… Как, она сказала, ее фамилия? Поддубник? Редкая. Надо бы загуглить…

Зевнув, залез в сеть, ввел запрос. Браузер на раз выдал целый список. Ничего себе! Сколько статей… Листая очередную, я не заметил, как отрубился.

Телефонный звонок врубился в мой сон осадным тараном. На ощупь нашел мобильный на тумбочке и, поднеся к лицу, сонно посмотрел на экран. Номер был незнакомым. Однако и подписи, предупреждавшей о спаме, тоже не высветилось. Хотел уже было отключить, но случайно смахнул на принять вызов и…

– Как хорошо, что ответил! Ты мне очень нужен… – облегченно выдохнул бархатистый женский голос в динамик.

Знакомый такой голос, едва услышав который я в воображении нарисовал дерзкую стрижку, смелый взгляд зеленых глаз, чуть припухлые губы – тот самый образ, который я так старательно гнал из головы. Даже из-за этого номер этой огненной демоницы не взял, чтобы не было соблазна. А теперь вот Кари сама звонит. Гипнотизирует меня своим голосом так, что я встал, даже не поднимаясь с кровати.

От ее «ты мне нужен…» стало абсолютно и беспросветно хорошо… А как называется состояние, при котором в жизни все хорошо? Правильно, глюки!

– Мяу! – тут же возмутилась киса, мирно спавшая до этого на моей груди.

Пушистой не понравилось, что ее потревожили: сначала звуки, а потом и шевеления. В отместку мелочь царапнула меня за локоть. Не сильно, но ощутимо. Так что стало понятно: это все же не сон.

Взгляд упал на электронное табло. Два часа ночи. Так, если это не мое больное подсознание, то…

– Что случилось? – выдохнул, садясь на кровати.

Киса, которой пришлось слезть с моей груди, когда я сел, помяла лапами одеяло, спрыгнула на пол, а затем, демонстративно задрав хвост трубой, вышла из спальни. Обиделась. А вот у Карины, похоже, проблемы были посерьезнее простого недовольства. Потому что по мелочам в такое позднее (или уже раннее?) время не звонят.

– Да… Нет… Не совсем… – слегка растерянно отозвалось мое персональное проклятие из динамика. – У меня тут возник срочный вопрос: скажи, как тебе кажется, в музее пожар был случайным или его могли организовать?

– Кари-и-и… – протянул я, пытаясь осознать только что услышанное. Я за эти несколько секунд успел передумать кучу всего. Причем половина – с летальным исходом. А тут «как тебе кажется…»

Глубоко вдохнул, потом выдохнул. Терпение. Только терпение. Похоже, единственное, что мне сейчас остается, – принимать эту демоницу такой, какая она есть, и… валериану. Только не каплями, а сразу стогами.

Помотал головой, прогоняя остатки сна. И, уперев локоть в колено, потер пальцами переносицу.

– Так что там с пожаром?! – в нетерпении напомнила Карина.

– Почему ты спрашиваешь об этом? – не знаю, насколько мягко прозвучал мой голос, но я очень старался. – И именно сейчас? Что-то все же случилось?..

– Да ничего не случилось! – резко, словно на этот вопрос уже отвечала… точнее, врала сегодня, огрызнулась Кари.

Та-а-ак, похоже, она была на взводе или вовсе на грани нервного срыва. А это значит, что все не просто плохо, а иксово… Просто одной самоуверенной девице гордость не позволяет в этом признаться.

Откуда я это знал? Да потому что сам был таким же. Всегда на вопрос «как ты?» поднимал палец вверх. Держал удар. Не давал слабины. Потому что огонь… Он живой: дышит, пожирает, нападает, ненавидит… И главное – он чувствует. Твой страх, сомнения – в первую очередь.

Есть только один способ одолеть пламя – это мыслить, действовать так же, как оно, быть отчасти им. Только так можно научиться предугадывать, как пойдет огонь: верхом или вгрызаясь в стены, пожирая все враз или отступая…

Мы, пожарные, принадлежим стихии огня, сражаемся с ней на равных. Поэтому-то и знаем, что единственный способ победить в такой схватке – довериться. Себе. Напарнику. Чутью. И сейчас последнее буквально вопило: с Кариной что-то случилось. И я просто должен ей помочь.

Этой невозможной женщине, которая сидела у меня и в печенках, и в мозгах, и, кажется, даже пробралась куда-то под ребра. Там, где сейчас так гулко стучало…

– Извини… – протянула в трубку демоница.

То ли мое молчание было долгим, то ли она поняла, что сорвалась…

– Карина, давай начистоту, что случилось? – мой вопрос прозвучал напористо. – Я не верю, что дело только в сгоревшем музее.

Мне показалось или демоница там, за километры от меня, шмыгнула носом?

– Зачем тебе знать? – спросила она.

– Хотя бы затем, что в этом и суть отношений: неприятности делятся на двоих, – отозвался я.

– А разве у нас отношения? – засопела Кари, и я представил, как при этом возмущенно сжались ее губы.

– Деловые, – не смутился я. – К тому же после того, что между нами только сейчас произошло, ты просто обязана все рассказать.

– И что же между нами произошло? – удивленно уточнила Кари.

– Как минимум побудка во втором часу ночи в особо нервотрепной форме, – признался я.

– Это как? – не поняла демоница.

– Так что я решил: ты попала в беду. И, похоже, не ошибся. Насколько все серьезно?

Она замолчала. Надолго. Думал, что уже бросит трубку, но вдруг я услышал еще один всхлип и после голос демоницы:

– У меня и правда проблемы. Но это личное… Я не хочу об этом говорить.

– А о чем хочешь? – я не сдавался.

– О пожаре.

Дался ей этот пожар! Хотелось рявкнуть в трубку, а лучше встряхнуть Карину так, чтобы она наконец рассказала всю правду. И вообще, где этот ее мудень, если его девушке плохо? Вспомнился тот одноглазый. И тут же зачесались кулаки от желания выбить из толстяка… Только не определился, что именно: душу, зубы или объяснения, почему он не рядом с Кари, когда ей плохо.

– Ну хорошо, – тоном, намекающим на плохое и очень плохое, ответил я. – Расскажу тебе о пожаре. Только ты сначала скажи, куда именно подъехать.

– Как подъехать? – опешила демоница.

– На машине, – спокойно, словно объяснял элементарные вещи ребенку, произнес я.

– Ночь на дворе, – выдвинула аргумент эта бестия.

– Но ты мне позвонила, разбудила… Так что отвечай за последствия. Я жду адрес прекрасной дамы, чтобы проорать у нее под балконом серенаду о музее…

– Слушай, Вик, тебе никто не говорил, что времена благородных рыцарей прошли? – намекнула демоница, что она слегка против.

– Угу, а также канули в Лету времена чумы, холеры, крестовых походов и судов над ведьмами, – в тон Карине ответил я и добил… в смысле добавил: – Улица, дом, квартира?

– Ты всегда такой настырный?

– Я предпочитаю «настойчивый», – возразил демонице. – А ты хотела узнать мое мнение о пожаре.

– Эти пару слов можно сказать и по телефону! – разъярилась Карина.

– После того, как ты назовешь адрес.

– Хорошо, Полевая пятнадцать, квартира восемьдесят три! – рыкнула бестия так, что пришлось даже мобильный подальше от уха отнять. – А теперь – о пожаре!

– Похоже, это был не совсем обычный пожар, – ответил и отключился.

Сборы были быстрыми и возмутительными. За скорость отвечал я, за негодование – киса. Под ее недовольным взором я натянул на себя джинсы и занырнул в футболку. Когда шнуровал кроссовки, пушистая так и терлась об меня, словно норовя оставить на куртке побольше своей шерсти.

– Не ревнуй. – Я почесал рыжую под подбородком. – У нас с тобой все по любви, а с демоницей – только по делу.

Хвостатая с сомнением глянула на меня своими глазищами. Весь вид кисы словно говорил: сомневаюсь я, хозяин, ой как сомневаюсь в твоих словах… Но за отварную семгу, ладно уж, сделаю вид, что так оно и есть.

Да я, по правде, и сам себе сейчас не особо верил. Потому что единственно верным бы было просто отключить мобильный и лечь обратно в постель досыпать: завтра с утра развод караулов. Разум твердил, что стоит поступить именно так. Но сердце с этим было не согласно. И сегодня, впервые за долгое время, я прислушался к нему. Схватил ключи и запрыгнул в машину, дав по газам.

По ночному городу пролетел стрелой. Улицы и проспекты. Огни на темной дороге, за стеклом мелькают окна домов, а я мчался среди чужих непонятных судеб.

Заехал в знакомый двор, припарковавшись у обочины, чтобы через минуту оказаться перед домофоном. Может, для кого тот и был препятствием, но в моей работе закрытый подъезд едва ли не одна из самых частых проблем. И, даже приехав на вызов, ребятам порой приходилось слышать из динамика домофона: «У кого пожар, пусть тот и откроет». Так что универсальные ключи от подъездных дверей были у меня всегда с собой. Вот они-то и пригодились вне службы.

Так что я оказался перед табличкой с номером восемьдесят три и уверенно вдавил кнопку звонка.

Секунда. Вторая. Третья… На пятнадцатой я услышал за створкой шаркающие шаги, а затем раздался голос:

– Какого лешего?

Вопрос был из тех, которые задают не чтобы узнать ответ, а чтобы выразить чувства. В основном нецензурные.

– Я же предупредил, что приеду.

– Так не мог бы заодно предупредить, что это не шутка! – выпалила демоница, а после раздался звук отпираемого замка, затем еще одного. Потом, кажется, были вертушок, цепочка и… что-то такое скребущее таинственное, что можно было идентифицировать как стул или швабра, которыми подпирают ручку.

Лишь после всего этого дверь распахнулась, явив в тусклом свете подъезда злую, как истинная демоница, Карину.

– Предупреждаю, это не шутка, – ляпнул первое, что пришло в голову, и едва произнес фразу – почувствовал себя полным придурком.

– Я уже поняла, – мрачно хмыкнула эта бестия и сложила руки на груди так, что и так не слишком длинная футболка стала интригующе короткой.

Мой взгляд на миг задержался там, где заканчивалась ткань и начиналось бедро. Это не укрылось от фурии, которая посмотрела туда же, вниз, и… На краткую долю секунды я заметил, как дернулись ее руки, словно они хотели опуститься и одернуть футболку. Но Карина сдержала порыв, независимо вскинула голову и с вызовом произнесла:

– Надеюсь, тебя не шокирует, что я босиком.

– Мне это даже нравится, – я ухмыльнулся, не став отрицать очевидное, а затем серьезно добавил: – А вот то, что у тебя большие проблемы, – нет.

– С чего ты взял! Нет у меня ничего! – рявкнула она, заводясь.

– Ты уверена? – Я сделал шаг в прихожую.

– Абсолютно! Если бы я знала, что ты так будешь мстить, приедешь сюда, ни за что бы не сунулась к тебе! – последние слова демоница прокричала. – А сейчас – отстань!

– А если нет? – спросил, видя, что ее трясет.

Да, я намеренно доводил ее до истерики. Потому что человек в состоянии сильного стресса рано или поздно взорвется. Снаружи или изнутри. В первом случае пострадают окружающие. Во втором – он сам. И последнее куда хуже. Так что…

– Она же сказала, отстань! – раздалось не слишком уверенное из коридора.

В нем стоял тот самый одноглазый толстяк и держал в руке сковородку с таким видом, словно та была у него на боевом взводе.

– Я бы, может, и не приставал к твоей девушке, если бы ты сам помогал ей, – отчеканил холодно.

– Девушке? – выпалила удивленно демоница.

– Так ты не бандит? – еще с большим удивлением вопросил одноглазый.

В следующую секунду Карина посмотрела на меня. На толстяка со сковородкой. Потом опять на меня, ее лицо озарилось пониманием, и она… истерично захохотала. Да так, что прижалась спиной к створке шкафа и тихонько сползла.

Мы оба: и я, и тип со сковородкой – уставились на демоницу, которая все же смогла выдавить из себя:

– Юрик, это Вик. И он не убивает людей, он их, наоборот, спасает… – и опять зашлась смехом.

По щекам демоницы катились слезы. Но я был им рад: хотя бы так, но из Карины выходило напряжение. Захотелось присесть на корточки рядом с этой бестией и просто ее обнять, чтобы она выплакала всю свою боль до конца. Так я и сделал.

Девичьи плечи под моими руками вздрогнули, а в следующий момент я почувствовала, как Кари прильнула ко мне вся. Вцепилась своими когтями, словно была кошкой, которая залезла на дерево и не знает, как спуститься.

Видя это, одноглазый опустил сковородку и вкрадчиво так поинтересовался:

– Так ты не нанятый киллер, который пришел отомстить за статью?

– А похож? – я глянул на толстяка, которого демоница назвала Юриком.

– Теперь не очень, – признался он и, словно оправдываясь, добавил: – Но когда вы орались самозабвенно в коридоре про проблемы, месть, а еще Ринка выла про «ничего нет» и «отстань», решил, что ты сейчас ее убивать будешь.

– Убивать и не думал, а вот вытрясти все – еще как.

– Похоже на лозунг вышибалы, – хмыкнул Юрик и, видимо поняв, что прозвучало не очень, добавил: – Ну или друга. Так кто ты Ринке: друг или коллектор?

От прозвучавшего вопроса демоница, прижимавшаяся ко мне, сдавленно фыркнула и вдруг успокоилась. Лишь плечи слегка продолжали подрагивать. А затем эта бестия и вовсе вскинула голову. Ее глаза все еще блестели от слез, но она шмыгнула носом, заглянула мне в глаза и произнесла единственное:

– Спасибо…

Уже после, когда демоница взяла себя в руки, она рассказала, что у нее из-за вышедшей недавно статьи могли быть неприятности. Плечистые такие и мстительные. Серьезные ребята, которые из-за ее журналистского расследования попали не только на деньги, но и на скамью подсудимых. Ну и Юрик, который был в курсе этого, подумал, что я бандит, который пришел за Кариной. Ну и решил ее спасти, как мог…

– Слушай, ну ладно я принял тебя за наемника, – выдохнул толстячок, прихлебывая чай, когда мы уже сидели за столом на кухне и встречали рассвет. – А ты-то меня за кого?

– За ее парня, – выдавил из себя с неохотой.

Демоница с одноглазым переглянулись и… нет, не захохотали. Они хором заржали.

А затем Юрик выдохнул признание:

– Я и Ринка? Да ни за что! Я удавлюсь, но чтобы с ней… Это же фурия в чистом виде! С ней никаких нервов не хватит. К тому же журналист – и так горе в семье. А уж если их двое… Не-не…

– Ну спасибо, – хмыкнула бестия и подтвердила слова одноглазого: – Мы просто друзья. Давние. И Юра пустил меня перекантоваться, пока я ищу новую квартиру. В старой случился потоп, и там жить нельзя.

Все это она говорила, смущенно глядя в чашку. Удивительное было зрелище: бестия – и робела. А вот кого смущение не брало – это ее приятеля. Он цапнул с тарелки кусочек сала, блаженно зажевал его и произнес:

– Так что ты там так хотел выбить из Ринки, что приехал сюда ночью?

– Вообще-то это я его вызвала, – стукнув чашкой о стол, отозвалась эта бестия и словно ощетинилась. Будто приготовилась сражаться за свой секрет до конца.

Глядя на эту метаморфозу, вдруг подумал, что, похоже, демоница вынуждена была стать стервой, чтобы защитить себя. И порой Карина только тем и была сильна, что стерва.

– И зачем же? – полюбопытствовал Юрик, внимательно глядя то на меня, то на Кари.

Мог поспорить, что одноглазый тоже преотлично чувствовал повисшее в воздухе напряжение. Но я уже успел понять: журналист – это диагноз. Но если обычный человек осиное гнездо обойдет стороной, репортер с интересом воткнет в то палку. Потому что любопытство у корреспондентов сильнее инстинкта самосохранения. Эта прошивка, видимо, в базовых настройках писательской профессии…

– Из-за пожара в музее, – как ни в чем не бывало отозвалась демоница и змеиным броском цапнула остатки копченостей с тарелки.

– Эй! Ты же сказала вечером, что объелась и садишься на диету! – возмутился такому рейдерскому захвату Юрик.

– А я и села, – заверила Кари и добавила: – Но если женщина хочет шпика, то она всех убедит, что это сало диетическое! – и тут же, резко сменив тему, бестия добавила: – Так почему ты сказал, что в музее был поджог?

Она явно уходила от темы. Но я не стал давить. Главное, что нервный срыв случился. И подконтрольно. А что до тайн – я подожду, когда бестия сама захочет ими поделиться.

– Я сказал «не совсем обычный пожар». Но это сугубо мое личное мнение. С абсолютной точностью тебе скажут только пожарные дознаватели, когда возьмут пробы и смывы с пепелища и отправят их на хроматографию. И то не факт, что это что-то даст. Я же могу лишь поделиться подозрениями, а их к делу… – начал и, оборвав сам себя, добавил: – Это только уважаемые диванные эксперты могут категорично и однозначно утверждать о поджогах, находясь в соцсетях.

– А почему ты решил, что музей горел не совсем обычно? – прищурившись единственным глазом, уточнил Юрик.

– Высокая тепловая нагрузка… Плюс ускорители: как будто всю горючку специально, загодя, в одно место снесли… Хотя, может, и специально: ремонт же строители закончили, – подумав, ответил я.

– Что это значит – тепловая нагрузка? – подперев подбородок рукой, спросила демоница и нахмурилась.

– Слишком высокая температура у огня, нехарактерная, – произнес, вспоминая, что именно из-за этого и произошел взрыв, которым Веню так приложило, что аж отправило на больничную койку.

Поэтому-то я так много и думал об этом долбаном музее. И хотя мое дело было тушить, а не проводить экспертизу, в том, что касается пожаров, у меня был немалый опыт. Чуйка, которая вопила благим матом, что здесь что-то нечисто.

Но во всем остальном пожар просто образцовый. О чем и сказал этим двум журналюгам, которые смотрели на меня с одинаковым выражением лица. С таким обычно инквизиторы обещают ведьме применить разом все пытки, если сейчас же не признается (в подробностях!) во всех смертных грехах оптом.

Я проигнорировал этот немой вызов и задал встречный вопрос:

– Карина, а почему тебя так заинтересовал этот музей?

– Чутье, – короткий ответ демоницы заставил поперхнуться чаем. Что, и у нее тоже? А она как ни в чем не бывало продолжила: – Уж больно интересно, почему сразу поле того, как в результате пожара сгорела картина не особо популярного Лакронова, всплыло полотно Брюллова.

– А поподробнее? А то я не выкупаю общей картины, – потребовал Юрик.

– Не выкупаешь – возьми кредит, – посоветовала фурия, обводя мрачным взглядом пустой стол, на котором сало закончилось, а с ним и благодушие Кари.

– Не дождешься! Я не стану делать себе эту финансовую клизму, чтобы на краткий миг получить денежное вливание, которое после очистит весь мой кошелек до дна, – глубокомысленно изрек одноглазый и ультимативно добавил: – Или ты рассказываешь мне все по-хорошему, или по-плохому. Поддубник, во что ты опять ввязалась?

– Юрик, тебе никто не говорил, что ты иногда пошляк и вообще тяжелый человек? – тут же парировала демоница.

– Я? Тяжелый?! Ха! У тебя просто не было хорошего домкрата, – не остался в долгу одноглазый.

– Зачем домкрат, когда есть динамит? – философски заметил я. – Он точно в воздух выше поднимет. Даже взлететь на нем можно. Главное, чтоб подрывник был хороший.

– На каждого хитрого подрывника есть опытный сапер, – ухмыльнулся Юрик.

Мы с ним вроде бы перебросились подколками, идиотскими, к слову, только после слов одноглазого лицо Кари замерло, побледнело, ее глаза лихорадочно заблестели, а после она потребовала:

– Повтори! Что ты сказал? – и нацелила палец на одноглазого.

– Опытный сапер… – протянул Юрик. Одноглазый, судя по ошарашенному виду, понимал в резкой перемене настроения демоницы не больше моего.

Дачный поселок оказался и вправду рядом с городом. Мелькавшие за окном высотки сменились зеленью, в дали пойменного луга замаячила излучина реки, за которой уже маленькими оранжевыми точками виднелись крыши домов.

Только мне было не до пейзажей. Рядом сидела демоница, и все мысли были о ней. От одной ее фразы про «я готова», сказанной у подъезда, в штанах было тесно. Каких сил стоило переключиться и заставить организм успокоиться.

Я же дал себе слово, никаких интрижек с Кариной. Только деловые отношения, еж твою медь, но… Сейчас захотелось послать к едрене фене и канал, и видео… Да вообще все! А потом – принять предложение этой бестии по полной: и в вертикальном, и в горизонтальном формате, и на столе, и на кровати, и еще много где и во всех позах. Узнать, какая она под этой своей строго-деловой одеждой: гладкая, стройная, узкая, горячая… Чтобы она стонала мое имя, когда я буду в нее…

Кари, сидевшая рядом, даже не подозревала о моих мыслях. Бросил на нее украдкой быстрый взгляд. Она сосредоточенно смотрела в окно. Ее короткие волосы небрежно спадали на лоб, пальцы были сжаты, спина – выпрямлена. И не скажешь, что ночь провела без сна. Решительная, целеустремленная, стервозная, взрывная.

До встречи с Кари я никогда не западал на таких. Не мой типаж. Совершенно. Но сейчас все было иначе. И я рядом с ней тоже был другой.

– Сейчас лучше повернуть налево, – выдохнула демоница и ткнула пальцем на неприметный съезд. – Так быстрее.

Я послушно вывернул руль. А затем, следуя указаниям своего персонального навигатора, вырулил к нужному участку, остановившись у ворот.

– Спасибо, что подбросил, – как-то слишком быстро выдохнула Кари и навела в машине суету. Начала ерзать, поправлять кофту, а затем потянулась к защелке ремня, пытаясь отстегнуться. Но то ли она жала на кнопку не так, то ли замок заклинило.

– Давай помогу. – С этими словами потянулся к демонице, которая резко подняла голову.

Лицо Кари оказалось в нескольких сантиметрах от моего. В первый миг ее глаза удивленно распахнулись. Мы оба застыли, а я с удовольствием ощутил, как изменилось дыхание демоницы, а на высоких очерченных скулах проступил румянец.

А еще этот ее взгляд, в котором разгоралось пламя… Такое манящее, жаркое.

Да гори оно все!

Я слышал, как трещат в этом огне мои принципы. И где-то рядом с ними догорает мечта о канале-миллионнике. Но, если нужно снести его, чтобы быть рядом с этой невозможной демоницей, – снесу!

Потому что у меня уже снесло крышу от вкуса ее губ, которые я накрыл своими. Мы целовались как сумасшедшие. Сам не заметил, как отстегнул оба ремня, они вжикнули, скользнув по нашим телам, и я наконец-то смог податься вперед, насладиться ощущением хрупких девичьих плеч под моими руками.

Пальцы прижались к ажурной вязке свитера, поползли вверх, и я услышал, как Карина тихо простонала мне в губы, и почти тут же ощутил, как ее острые коготки царапают мою грудь через футболку.

От этого у меня снесло не только остатки крыши, но и фундамент. Я вжал демоницу в спинку сиденья, с трудом разорвал поцелуй, жарко выдохнул…

Глядя в эти невозможные глаза, провел пальцем по скуле, словно проверяя, что это все мне не снится, а затем ладонь скользнула на затылок, пропустив через пальцы волосы.

Кари запрокинула голову, закрыла глаза и с мольбой произнесла:

– Не останавливайся…

О чем она вообще? Я бы если и захотел, то не смог. Поймал ее хмельной взгляд, а затем и ее губы своими губам. И на этот раз поцеловал долго и глубоко.

Кари выгнулась мне навстречу. Ее кофта задралась (не без моей помощи) так, что я смог увидеть черное кружево, прикрывавшее небольшую аккуратную грудь.

Если до этого я думал, что дальше сходить с ума некуда, то я жестоко ошибался. Руки подхватили демоницу под ягодицы, притягивая к себе. Если точнее – то на себя, туда, где кое-что весьма красноречиво и твердо выпирало.

Услышал одобрительный рык. Да, моя бестия натурально зарычала от удовольствия и самым активным образом начала мне помогать.

Дернул рычаг, отодвигая кресло до максимума, чтобы моя девочка поместилась на коленях. И едва она там оказалась, как села и застонала. Затем прижалась, чуть поерзала, заставив меня закаменеть ниже пояса напрочь.

Ситуация заводила. Нас обоих. И разгон был сразу с нуля до сотки. Краны сорвало напрочь у обоих. А когда демоница простонала…

Стиснул ее ягодицы, кроя про себя матом изобретателей женских штанов: ну какого хрена? Особенно когда он так нужен под ними…

Кажется, я произнес это вслух, потому что демоница сначала усмехнулась, а потом… Кажется, Кари поняла, что с ее джинсами у нас проблема.

– Да чтоб тебя! – выругалась она и откинулась, давая себе пространство для маневра.

Только это стало роковой ошибкой. Клаксон, громкий, резкий и противный, третьим лишним ворвался в наш интим.

Звук подхватили собаки и с энтузиазмом заядлых сплетников понесли его по всей округе.

Просыпающийся дачный поселок огласил лай. Его поддержала пара петухов и… коза!

– Блин блинский!

– Твою ж мать!

Вырвалось у нас почти синхронно. Осознав это, мы посмотрели друг на друга и… Каюсь, я заржал первым. Таких обломов у меня еще не случалось. Не то чтобы желание у меня пропало. Ни разу. Только что-то мне подсказывало: продолжи мы заниматься тем, чем занимались, и соберем аншлаг. Уже из местных жителей, которых только что, похоже, разбудили…

Судя по шипению демоницы, она пришла к тем же выводам.

Мы переглянулись и… синхронно захохотали. Вот ведь вляпались. И вроде не малолетки уже…

Отсмеявшись, Кари сползла с меня обратно на свое сиденье, а затем начала шустро поправлять кофту, волосы, прическу.

Так что, когда калитка, рядом с которой мы припарковались, распахнулась, Кари была уже сама деловитость и собранность.

Я, впрочем, тоже был невозмутим. Правда, еще как возбудим. Но это в сидячем положении, благо, было не сильно заметно.

Вышедший к машине пожилой мужчина окинул нас внимательным взглядом. Да, именно так, потому что стариком, несмотря на седину и морщины, его язык не повернулся бы назвать.

Есть такая хищная птичка – лунь. С белой башкой и мордой, чем-то напоминающей совиную. Но при этом охотится данный пернатый истребитель днем и способен с легкостью закогтить даже гадюку. Так вот, стоявший у калитки человек чем-то напоминал мне луня.

Высокой, несмотря на возраст, все еще подтянутый, с прямой осанкой. Этот мужчина уверенным шагом подошел к машине.

Невольно отметил цепкий взгляд выцветших от прожитых лет и повидавших многое глаз, точность и легкость скупых движений. Знакомых таких… С детства знакомых. Седой незнакомец чем-то неуловимо мне напоминал отца, привыкшего к строгому режиму и тренировкам как тела, так и ума.

Может, другой бы кто и не заметил этого, но меня как резануло.

А Кари же, при виде седого, расцвела, заулыбалась, распахнула дверцу, спрыгнула на землю и в два шага оказалась рядом с ним. Повисла на его шее с радостным криком:

– Деда!

Я впервые видел ее такой: задорной девчонкой, восторженной, нежной, абсолютно беззаботной.

– Касенька, – обнимая внучку, выдохнул тот, и в его голосе послышалась теплота.

Демоница же, ставшая вдруг такой непривычно-уютной и домашней, разомкнула объятья, повернулась ко мне и махнула мне рукой в жесте «выходи, чего задом к сиденью прилип, словно геймер на мировом чемпионате по киберспорту!»

Вот ведь бестия! Я, может, предпочел бы отсидеться… Но пришлось выйти, обернуть куртку так, чтобы прикрыть ей мои… кхм, твердые планы в отношении Кари. Потому что организм, сволочь, успокаиваться полностью не желал и все еще хоть и не столь явно, но требовательно намекал…

Кажется, Кари тоже об этом догадалась, но немного поздно… Поэтому едва я обошел машину, поспешила ко мне… М-да, не раз бывало, чтобы я прикрывал напарников, да и они меня. Но то – в случае опасности, когда от этого зависела жизнь.

Но чтобы девушка и от собственного деда… Такого никогда не было. А вот сейчас случилось, и мне в пах упиралась та самая задняя часть демоницы, на которую натягивают шорты. Причем провокационно так упиралась, елозя.

А сама Кари как ни в чем не бывало прижалась к моей груди спиной и прощебетала:

– Дедушка, знакомься, это мой… – тут она слегка запнулась, а затем продолжила: – Просто друг Вик. Вик, это мой дедушка Эдгар Маркович.

– Значит, просто друг… – задумчиво протянул фразу, а затем и руку седой.

При этом он умудрился глазами шикнуть на внучку, чтобы та отошла и не мешала двум мужчинам знакомиться.

Но Карина в своем духе просто и беззастенчиво это проигнорировала. Так что пришлось жать старую мозолистую руку через нее. К слову, хват у деда бестии оказался крепким, так что пришлось сжать в ответ и…

Спустя пару секунд демоница нервно дернула плечом и проворчала что-то про пробную версию соревнований по армрестлингу. Пришлось разжать пальцы. Но этот безмолвный намек Эдгара Марковича я понял.

Дед Кари ясно дал понять, что мне он не сильно рад и если я его внучку обижу, то даст прикурить так, что огнетушителем не загасишь.

Кари же тоже, словно что-то почувствовав, протараторила:

– Вик пожарный, ему скоро на смену, но он подбросил меня сюда.

Лунь окинул меня одним цепким хмурым взглядом и произнес:

– Ну, раз скоро на дежурство заступать, то не буду мешать вам прощаться…

И с этими словами он повернулся и направился к калитке. Какой понимающий дед… Надеюсь, что не все понимающий. Кари ведь так старалась, прикрывала меня… Только сначала провоцировала.

Демоница же крутанулась в кольце моих рук и оказалась со мной лицом к лицу.

– Значит, до завтра? – спросила она.

– До завтра, – заверил я, чувствуя, что на что-то более умное у меня не хватает мозгов. Все утекли ниже ремня. – Я тебе позвоню, как сдам пост.

– Я буду ждать, – улыбнулась она и добавила: – И мои вещи тоже…

– Главное, не делай глупостей без меня, – заговорщически произнес, наклонившись так, что наши лбы уперлись друг в друга.

– Не переживай. Дедушка не позволит, – усмехнувшись, ответила эта невозможная женщина.

– Ну, вся надежда только на этого отставного военного, – выдохнул я.

– Почему это военного? – фыркнула демоница.

– Потому что по нему видно, что он служил и явно не срочную, – заметил, приподняв бровь. Уж кого-кого, а таких, как мой отец, я видел издалека.

– Пф, разве что в лингвистических войсках, – усмехнулась Кари. – Дедушка – переводчик. Арабский, турецкий, персидский, французский, английский… Он до выхода на пенсию много времени провел в Европе и на Ближнем Востоке. Переводил новости для Союза в пору, когда еще не было глобального интернета. Он и сейчас любит читать газеты. Только уже на планшете, с сайтов…

Кари еще что-то говорила, беззаботно и с той интонацией легкой гордости, которую испытывают дети за родителей.

А я смотрел на нее, и до меня, как до жирафа, доходило: она просто не знает, кто на самом деле Лунь! Для нее он был просто дедушкой. Любимым. Почему так произошло? Ведь в иных ситуациях демоница замечала малейшие детали. Как с той же картиной… Может, ее дед был отличным конспиратором. Хотя, скорее, дело в том, что Кари его безоглядно любила и просто помыслить не могла о чем-то подобном. Кредит доверия был такой, что с легкостью покрывал все расходы… в смысле разумные доводы.

Я еще раз бросил мимолетный взгляд, где по ту сторону калитки бдел Эдгар Маркович. Незаметно так для внучки бдел. Мы встретились с ним взглядами. Как равные.

Я все понял о нем, а он – что-то такое увидел во мне и коротко кивнул, а после – отвернулся, делая вид, что любуется соловьями на ветке яблони.

Этот короткий обмен сказал о многом. И то, что деду Кари удалось то, что не сумел мой отец: сохранить семью. Не дать своей работе сделать детей и внуков несчастными. И если для счастья Карины нужно и дальше молчать – что ж, я поддержу эту тишину Луня. Лингвист – значит, лингвист, и разведка тут ни при чем!

– Значит, отдыхай. Я заеду за тобой завтра.

Вместо ответа демоница привстала на цыпочки и клюнула меня в нос, а затем решительно освободилась и, вернувшись к машине, подхватила свой рюкзак с ноутом и заспешила к калитке.

Я же, за всеми ее маневрами, успел сесть в машину и увидеть, как она, счастливая, бежит к деду.

Калитка за ней захлопнулась, но я еще какое-то время ждал. Словно надеялся увидеть Кари еще раз за пышной зеленью дачи. И, лишь глянув на фитнес-браслет, понял… Твою ж рать! Я опаздываю!

В пожарку влетел за полминуты до… Успел. И, выдохнув, растянулся на стуле.

– Паршиво выглядишь, – тут же выдал «комплимент» Леха и, заржав, добавил: – Словно тебя неровно гладили этой ночью, но так до конца и не догладили.

Я мрачно глянул на мелкого балбеса, девизом которого было: сексоголизм не болезнь, а удовольствие, – и предупредил:

– Я злой. Не могу, спать хочу.

– А запятая точно после «могу», а не «спать»? – не вняв предупреждению, уточнил мелкий, за что символически и огреб по шее.

Потирая ту, после того как прилетело, Леха философски выдал:

– Ну, нет так нет. Так бы сразу и сказал, что не хочешь трепаться, – и пошел на кухню.

Я же, рухнув на диван в комнате отдыха, полез в карман и достал сотовый. Надо было сохранить номер Кари. Тот самый, с которого она мне звонила. И откуда только сумела его достать…

Хотя она же бестия. Что хочешь, откуда хочешь и кого хочешь достанет. Причем сразу до печенок. Даже если человек уже давно умер. Покойный Брюллов с его картиной тому живое подтверждение.

Так что номер телефона я сохранил под кодовым именем Демоница. И, печатая буквы, улыбался как дурак. Только едва засунул мобильный в карман боевки, как взвыла сирена.

Вызов.

Собирались мы привычно быстро. И на пожар мчались – как обычно. Только единственное отличие сегодня было, что я не нацепил экшен – камеру.

– Ты чего, забыл? – удивился Веня, взглядом указав на каску, к которой крепился почти незаметный объектив.

– Не забыл, – я махнул рукой. – Просто завязал.

– Чё, хана каналу? – выпучил глаза Леха.

– Тебя та министерская сволочь все же задавила что ли?

– Нет. Не задавила. И она не сволочь. Еще раз услышу о Карине подобное – вмажу. И уже не в шутку, – предупредил я.

Леха посерьезнел и, выразительно присвистнув, осторожно уточнил:

– Это ты сегодня после нее такой помятый?

– А ты будешь ушибленный, если продолжишь.

– Понял. Тему закрыл. Увял, как лютик в гербарии, – фыркнув, отрапортовал мелкий.

– А раз понял, то работаем! – сквозь зубы прорычал я.

Вик лихо вырулил с парковки и помчал к гостинице, как на пожар. Благо в подобных заездах опыт у него был немалый. Так что спустя совсем немного времени машина припарковалась у заднего входа, где нас уже поджидал Юрик.

Приятель нервно подскочил к нам.

– Ну наконец-то! Чего так долго! – и лишь после, посмотрев на нас с Вороном, уточнил: – И что с вами случилось?

– На Кари напали, – коротко и по существу отозвался Вик, опередив меня.

– Ну, раз она жива, значит, ничего страшного, – отмахнулся Юрик так, словно меня рядом не было, и продолжил: – Аукцион уже вовсю идет. А эта дверь закрыта. – Он кивнул на черный вход. – Внутрь не попасть. С парадного же такие мордовороты стоят… Ничем не прошибешь и мимо не просочишься, разве что им какое ЧП устроить или ограбление – тогда пропустят, и то не факт, – мечтательно закончил приятель.

Вик на это ничего не сказал, но посмотрел на Юрика взглядом, в котором ясно читалось: «Не обязательно быть сумасшедшим, чтобы работать журналистом, но это значительно помогает!».

– Даже если мы каким-то чудом окажемся внутри, – начала я, – просто так вынести картину не дадут. А самое паршивое – у нас нет никаких доказательств. А пока вызываем полицию – они все успеют уйти…

Я выдохнула, не зная, что делать.

– Будут вам и пропуск через парадный вход, и возможность вынести картину, – задрав голову, отозвался Ворон.

А после Вик подошел к водосточной трубе, легко подпрыгнул, подтянулся. Я увидела, как на миг он поморщился от боли. Видимо, дала о себе знать рука. А после легко начал взбираться. И когда достиг уровня второго этажа, легко перетек в открытое по майской жаре окно, которое было рядом.

На секунду он скрылся из виду, а затем, перевесившись через подоконник, шикнул:

– Как заорет сирена, ждите пару минут и идите ко входу. Из него как раз все ломануться…

Мы с Юриком лишь понятливо кивнули и передислоцировались к углу здания. Выглянув из-за него так, что моя голова торчала над начавшей лысеть макушкой приятеля, мы увидели двух секьюрити у входа.

Те излучали невозмутимость и, казалось, вокруг них даже мухи пролетали только по спецпропуску.

– Ждем, – заключил Юрик, когда мы двумя тенями втянулись обратно за угол.

А ровно через три минуты грянула сирена. Да как! Так бы и заслушалась ее пронзительно-истошным воем и… Спустя всего ничего из здания начали выбегать люди. Орали они ничуть не хуже пожарной сигнализации и создавали просто шикарную суматоху…

Под ее прикрытием Юрик и кинулся в толпу, гребя против людского течения со словами:

– Я оставил в зале свой кейс! Мне надо обратно!

Я же выругалась на друга. Вот ведь жук! Сам просочился, а я… еще и в форме. Так точно не пропустят.

Хотя… Может, она и станет моим входным билетом.

– Пропустите! МЧС! Учебная тревога! – проорала я, расталкивая локтями несущихся навстречу людей и сама не заметила, как оттеснила одного из охранников. Второй оказался бдительнее и попробовал заступить мне дорогу, но я вошла в раж и рявкнула: – Почему не предупредили о мероприятии?! У нас проверка систем оповещения. Дайте пройти, отключить, пока у вас люди друг друга не затоптали…

Последний аргумент оказался самым весомым, и громила пододвинулся, давая мне просочиться внутрь.

А едва я оказалась в фойе, как задала стрекача, ориентируясь на бежавших из-за поворота людей. Влетела я в абсолютно пустой зал. Только из-за кулисы, сквозь вой сирены, я все же смогла различить звуки грохота и борьбы. Недолго думая, побежала на них и оказалась в просторном, высоком – аж два яруса с учетом антресольного балкона – помещении.

Судя предметам искусства, что были вокруг, тут лоты ожидали своего явления участникам аукциона. А те в ходе торгов сражались за понравившиеся экспонаты. Но, думаю, ни одна из этих битв тщеславия и денег не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось здесь и сейчас.

Вик отбивался сразу от двух громил в черных пиджаках, Юрик с огнетушителем наперевес стоял напротив Бешметова. Друг словно готовился то ли атаковать коллекционера пеной из баллона, то ли защищать небольшую картину, чтобы была у него за спиной.

Кому помогать?

Тут я увидела, что Ворон, блокируя атаки одного из своих противников, подставился под удар второго, и, перекрикивая рев сигнализации, заорала Вику:

– Берегись!

Он среагировал молниеносно.

Кулак секьюрити просвистел, разминувшись с телом огнеборца на пару сантиметров. А Вик же, воспользовавшись промашкой противника, врезал ему в челюсть.

А в следующий миг уже я услышала в вое сирены крик:

– Ри… ка, ло… и «Ве… чер»! – Юрик как-то ухитрился схватить картину и перекинуть ее через громилу в пиджаке.

Ко мне на бреющем полете бешеным бумерангом понеслось полотно. Я приняла пас… в смысле поймала холст за раму, лишь чудом не продырявив его.

А друг еще и напутствовал, вклинившись в короткую паузу сигнализации:

– Беги! Мы их задержим!

Под «мы», видимо, друг подразумевался Вик, потому как приятель, выполнив свой гражданский долг по охране культурного наследия, весьма некультурно швырнул огнетушитель в коллекционера и контрабандиста в одном лице, кажется что-то тому отбив. А затем дал деру в лучших традициях героев, когда, сделав хорошее дело, нужно поскорее уносить ноги, пока тебя не догнали и не отблагодарили… лопатой по шее.

– Дог… нать ее! – завопил, прижимая руки к животу (хорошо, чуть южнее живота) Бешметов. Видимо, он имел отличное от Юрика мнение насчет того, кто кого должен задерживать.

Повинуясь приказу, один из противников Вика кинулся мне наперерез.

Ворон хотел было ему помешать, но его остановил второй амбал, начав прессовать огнеборца серией прямых ударов в корпус.

Я же, бежавшая до этого к кулисам, резко вильнула, и мой маршрут, выражаясь языком механической женщины из навигатора, был перестроен. Ринулась к лестнице, которая вела на второй, антресольный, этаж, напоминавший балкон, что шел по периметру зала.

Цербернутый охранник на этот мой маневр удивленно и даже как-то обиженно выдохнул, мотнул лысой башкой и рванул следом за мной. Так что я с энтузиазмом тарана устремилась к ступеням. Громила – за мной. Забег был недолгим, но звучным. На последних метрах я, закладывая петли на манер пьяного в хлам зайца, резво вильнула в одну сторону, едва не врезавшись в какую-то статую, потом в другую, приложившись плечом о стену, и на последнем рывке каким-то чудом вписалась меж деревянных поручней. А вот мой преследователь – нет. И смачно впечатался в столбик. Раздался громкий хруст, треск… То ли не выдержало дерево, то ли башка охранника. Хотелось бы второго, но что-то подсказывало, что первое.

Я же с разбегу запрыгнула сразу на третью ступеньку и рванула наверх, не думая о том, что попаду в ловушку, когда окажусь наверху, зажатая в угол. Но эта ловушка пока была призрачной, лишь в перспективе. А гнавшийся за мной тип подразумевал, что, если я останусь внизу, развязка будет прямо сейчас.

Лестница как-то очень быстро кончилась. В спину мне дышал этот… не охранник, а бронетранспортер какой-то Я близкое знакомство с этим чудо-агрегатом сводить не хотела, потому завертела головой в стороны, ища путь к отступлению.

Направо был тупик. Налево – тоже. Или нет? Я увидела неприметную створку.

Позади слышалось рваное дыхание преследователя. Одним словом, выход оставался только один, через деревянную дверь. Только бы она оказалась не заперта…

Влетела грудью в створку, которая была прямо по курсу, и… Да за что!.. Я убедилась, что та закрыта. Всей Кариной Поддубник убедилась. Целиком. Казалось, я ушибла даже то, что теоретически стукнуть нельзя.

В ушах зазвенело, но даже через этот шум, я услышала сзади грохот. С таким обычно рушатся самые масштабные планы и… тела. Одно такое как раз тюкнулось в пол позади меня. Виной тому стали силы. В основном – гравитации, тяжести, трения и… злости. За первые три отвечал сэр Ньютон, за четвертую целиком и полностью – Вик, который повалил моего преследователя на пол и скрутил в болевом захвате.

Причем сделал это так четко и точно, что у меня закралось подозрение: Ворон умеет отлично бороться не только с пожарами.

Это наглядно доказывал вид его бывшего противника. Тот сидел на полу и осоловело мотал башкой в состоянии полного офигения и опенения. За последнее, похоже, отвечал наполнитель валявшегося рядом огнетушителя.

Юрик же контролировал периметр из-под прикрытия одной из статуй.

Бешметова, увы, не наблюдалось. Похоже, сбежал, гад. Зато хотя бы «Вечер» удалось отби…

Додумать мысль я не успела. В зал ворвались ребята в форме:

– Лежать! Никому не двигаться…

И почти тут же заглохла пожарная сигнализация. Видимо, ее группа захвата вырубила вместе с местными секьюрити.

Цербер, которого скрутил Ворон, и так был предельно горизонтален. Так что при появлении группы захвата просто перестал сопротивляться под Виком. Второй секьюрити, сидевший в пене, видя такое дело, просто покачнулся и… завалился мешком картошки на пол.

Я же опускалась очень медленно и аккуратно. Чтобы не повредить ни картину, но то, что осталось от меня после грандиозного ушиба всей Карины Поддубник.

Так что, когда очутилась в напольном положении, то наши с Виком лица оказались друг напротив друга. Романтическую идиллию не портила даже перекошенная и нехило так помятая физиономия громилы, которого Ворон завалил.

– Как ты? – спросил Ворон.

– Как вампир, – ответила я и пояснила: – Ничего не чувствую. И хочется обратно в гроб.

– Ну, ты хотя бы довольный вампир? – спросил Вик как ни в чем не бывало, словно не было там, внизу, ребят в форме и с оружием, а мы лежали на пляже.

– Еще как, – заверила я таким же беззаботным тоном.

– И раз мы нашли твою картину, значит, сегодняшний вечер у тебя свободен? – продолжал Вик.

– Абсолютно…

– Да вы психи… – простонал слышавший нас цербер.

– Цыц! – цыкнула я на него.

Такой момент портил своим брюзжанием. У меня, может, еще никогда такой романтики не было. Чтобы все сошлось: я, Вик и наш «Вечер в Неаполе»… И даже если бы не было картины, я была бы счастлива. Потому что рядом был тот, в кого я, кажется, влипла по уши…

– Встаем! – вмешался в нашу идиллию командный голос.

А после мы были подняты и под конвоем доставлены вниз, а оттуда – в зал, где проходил аукцион.

– Как они так быстро приехали? – вырвалось у меня, при взгляде на опергруппу.

– Вообще-то это я их вызвал, – отозвался Вик. – Перед тем, как пожарную тревогу врубить.

Ответом Ворону стало мое возмущенное сопение как форма журналистского протеста.

Когда мы вошли в зал, оказалось, что там уже сидели арестованные Бешметов, организатор аукциона, да и много кто еще.

Один из оперов, увидев Вика, просиял.

– О, здорово, Ворон! – выдохнул он и скомандовал: – Этот свой, освободите.

– И девушку тоже, – кивнув на меня, произнес огнеборец. – Она со мной.

На мне тоже расстегнулись наручники, и я с наслаждением потерла запястья, тихонько прошипев Вику:

– Удачно, что ты их знаешь.

– Еще бы, я не абы кого вызвал, а знакомых. Вместе служили. Потом я в пожарку пошел, а Гвоздь в органы, – как ни в чем не бывало отозвался Вик.

В этот момент я не просто поняла, почему женщины убивают, но и захотела к оным присоединиться. И плевать, что вокруг люди в форме. Придушить одного наглого блондина, у которого есть привычка недоговаривать, хотелось вот прям сейчас.

– По какому поводу меня задержали! – тут же возопил коллекционер и попытался вскочить со стула, но оперативник, стоявший рядом с ним, не позволил.

– По подозрению в незаконной торговле произведениями искусства, – отчеканил следователь, который уже был в зале, глядя на то, как вносят картину Брюллова.

После этих слов уже немолодой дядечка в твидовом пиджаке – тот самый организатор незаконного аукциона – побледнел и схватился за сердце.

– Воды, – простонал он, чуть покачнувшись. – Можно я возьму воды, у меня там на столе бутылочка.

– Да, берите, – отозвался один из оперативников. И организатор пошел к своему столу. Благо его запястья были скованы наручниками не за спиной, а спереди.

Чуть трясущейся рукой мужчина открыл пробку на стеклянной бутылке с минералкой, вылил всю прозрачную жидкость в чашку и двинулся обратно. Мимо картины, которую поставили на один из стульев.

И как только твидовый поравнялся с полотном…

Все произошло в один миг. Вроде бы вот только-только дрожавшая рука молниеносным броском вылила все содержимое чашки на картину…

«Кислота!» – дошло до меня, когда в считанные доли секунды все полотно было уничтожено.

На организатора, конечно, же кинулись, скрутили руки, но… поздно.

– Какого … ты, козел, уничтожил мою картину! – заорал Бешметов, осознав, что случилось.

Стоя с заломанными оперативником руками и разбитым носом – видимо, расквасил, когда его положили на пол, – организатор прошипел коллекционеру:

– Я верну вам деньги за эту репродукцию. Вы же купили копию, – последнее слово торговец выделил особо. А затем добавил: – Жаль, что оригинал погиб во время революции…

Угу. Жаль ему, твари. Только не картину, а себя. Между полотном и приговором выбрал пожертвовал первым, чтобы избежать второго. Твидовый, не раздумывая, уничтожил единственное прямое доказательство незаконной сделки.

Я с ненавистью посмотрела на организатора. Гад! Сволочь! Причем не просто сволочь, а опытная… Такая, которая, видимо, не в первый раз проворачивает что-то незаконное, раз у нее имелась столь едкая страховка. Бутылочка с водой! Концентрированной, чтоб ее!

От отчаяния едва не бросилась на организатора с кулаками, но Ворон удержал. Бешметова тоже знатно перекосило, но он прекрасно понял намек организатора и теперь молчал. Понимал, что потерял прилично денег, обменяв их на свою свободу. Обвинению теперь нужно еще постараться, чтобы что-то предъявить. Но это не значит, что следователи не попытаются засадить обоих за решетку.

Чем ребята в погонах и занялись. Разбирались в этот раз гораздо дольше, чем с нападением на парковке.

После пары часов сотрудники органов нас отпустили. А узнав, что это второй за сегодня эпизод сотрудничества с правоохранителями, попросили больше никуда сегодня не ездить и лучше вообще оставаться дома. Так, на всякий случай, чтобы город целее был и нервы оперуполномоченных тоже.

На счет этого у меня возражений не было. А вот по поводу неразглашения деталей случившегося в интересах следствия – еще как! Причем и у меня, и у Юрика. Мы впились в следователя похлеще двух оголодавших зомби. В смысле выедали ему мозги. Чайной ложечкой. Капитан отбивался от нас, как матерый некромант, цитируя вместо заклинаний статьи закона, мы напирали на свободу слова и то, что являемся не только гражданами, но и представителями прессы…

В итоге сошлись на том, что пока не выдвинуто обвинение, мы молчим, но капитан держит нас в курсе дела, и как только – так сразу выйдет наша статья, которую мы с Юриком за эти пару дней и напишем.

Окрыленный этой новостью, друг был готов приступить к соавторству прямо сейчас, но, увидев мрачный взгляд Вика, как-то стушевался. Да и у меня, признаться, на этот вечер были свои, развратные планы. С участием одного огнеборца.

Их-то я ему и озвучила на ухо. Ворон воодушевился и… Последнее, что я помню: как мы садимся в его машину и едем куда-то за город.

Дом Ворона я не запомнила. Лестницу тоже… Вот кошку – да. Было что-то такое рыжее, возмущенно мяукнувшее и спешно выставленное за дверь спальни, которая тут же захлопнулась. А мы с Виком наконец-то дорвались друг до друга.

Поцелуи. Укусы. Бешено бьющееся сердце под моей ладонью, которой я с наслаждением провела по обнаженному мужскому торсу.

Мои губы пересохли. Дыхание перехватило. По венам помчался неразбавленный адреналин. Вот он. Вик. Целиком мой и только мой… Уперлась лопатками в створку двери, чувствуя, как грубая джинса трется о мои обнаженные бедра. Те уже не скрывает юбка, задравшаяся почти до талии. Я чувствую сквозь ткань нижнего белья возбуждение Ворона. И это безумно заводит.

Голова была пустой, а в теле поселилась легкость. Казалось, еще немного – и я взмою вверх, как гелиевый шарик. И, чтобы не улететь, обвила шею Вика руками, а талию – ногами. А то мало ли. Висеть на таком большом мальчике – оно надежнее, и удобнее, и вообще только так я, может, могу доминировать, глядя сверху вниз на высоченного Вика.

Поймала взгляд потемневших глаз, в которых синева сменилась штормовой чернотой. Не удержалась и потерлась своей грудью о Вика, тут же услышав судорожный мужской вздох. М-м-м… как же приятно… Слушала бы хриплое дыхание Вика, как музыку…

Небо, почему у меня так сносит крышу от этого Ворона? Я же взрослая, разумная, независимая, твердо стоящая на ногах… Точнее, сейчас висящая. На твердом накачанном мужском теле. И телу, к слову, это очень даже нравится.

Поцелуи, поначалу обжигающие, становились все более тягучими, сладкими. Мы дразнили друг друга губами, языками, прикосновениями. Сходили с ума от желания большего. Желая друг друга. Целиком. Без остатка.

Вик не выдержал этой игры первым. Коротко рыкнул. Комната закружилась перед глазами, и в следующий миг я оказалась на кровати, Ворон – на мне, а между нами – столько всего лишнего!

Мои юбка и блузка упали на пол. Там же оказались и джинсы с футболкой. А за ними – и наше нижнее белье.

Но мне уже было не до одежды. Да вообще ни до чего в тот миг, когда пальцы Ворона скользнули по внутренней поверхности бедра. По телу прошла волна предвкушения. Я посмотрела расфокусированным взглядом на Вика, который приподнялся на здоровой руке. Вид у него был алчный. Он, как и я, хотел большего, но сдерживался.

Я ощутила, как его пальцы скользнули внутрь, и я выгнулась, непроизвольно застонав от удовольствия.

Ворон же, словно издеваясь, достал их и облизнул, не сводя с меня при этом взгляда. Садист. Зверюга. Сволочь! Ну кто в такой момент останавливается? Верни на место!

Ворон внял моему мысленному призыву.

Скользящие движения, большой палец, что ласкал меня, в то время как средний и указательный… Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, Вик, только снова не останавливайся! Не думай да-ааа… же. Как же… хо-ро-шо…

Спазм моих мышц сжимает мужские пальцы.

Закрываю глаза. Под веками вспыхивает фейерверк. Много фейерверков.

Но я девочка ненасытная. Мне мало. Я хочу еще.

– Сделай это жестко, – почти стону. Воплощать свои фантазии с Вороном – так все разом. Чтобы потом, когда опомнюсь, было не просто стыдно. А очень стыдно.

Миг недоумения Вика и…

– Ты точно этого хочешь? – хрипло выдыхает Вик.

Я лишь закусываю губу и впиваюсь ногтями в мужское плечо. Кто-то был хорошим, терпеливым мальчиком и доставил мне удовольствие. Теперь я хочу доставить его и… себе. Еще раз. И Ворону тоже…

Вик посмотрел на меня расширенными зрачками, тихо рыкнул и… Перестал сдерживаться, словно у него сорвало все клапаны и выбило предохранители.

На меня обрушился поцелуй. Голодный. Жадный. Жесткий. Грубый. Крышесносный.

И это, черт-подери, бешено возбуждало. Сегодня можно было все. И на все же было потрясающе наплевать, кроме…

Я не хотела использовать Ворона. Даже ненарочно. Потому-то, собрав остатки сознания (было бы чего собирать), прошептала:

– У тебя есть защита?

– Да. Сейчас… – словно опомнившись, выдыхает Вик. Кажется, не мне одной снесло башню напрочь.

Он соскребает себя с меня, тянется к тумбочке.

Звук рвущейся фольги… А после Вик навалился всем своим немалым весом, вжался, и меня накрыло невероятно-пьянящее ощущение наполненности.

– Да-а-а… – проскулила я, хватаясь за мужские плечи, оставляя на них отметины ногтей, ощущая, яростные, до упора, жесткие движения.

До одури обалденные. Стремительные. Восхитительные.

Я подаюсь им навстречу, а Ворон насаживается на меня.

Вик! Ви-и-ик! Вик! Кричу. Стону. Рычу. Схожу с ума, чувствуя, как по телу проходит сладкая судорога – предвестник разрядки. И – снова фейерверк. Только еще ярче и оглушительнее.

Сквозь него я ощущаю горячую пульсацию внутри, и на меня наваливается обмякший Вик.

Не сразу вспоминаю, как дышать. Так фантастически-хорошо мне не было еще ни разу. Мозг, оглушенный шквалом гормонов, напрочь отказывается работать. Он хочет спать. И я вся – тоже. Глаза медленно закрываются.

По телу растекается ленивая нега. Сознание уплывает в дрему, а меня саму окутывает тепло. Такое мягкое, надежное, родное…

Я проснулась ранним утром от ощущения взгляда. Пристального. Крайне недовольного. Так смотрят, когда готовятся объявить войну. И первое предупреждение об оной, судя по виду недовольной кисы, уже было подано мне в туфли.

Рыжая сидела на краю кровати злая, ну точно родитель, заставший невинную дочь в постели с развратником.

Я скосила взгляд на совращенную «девицу». Плечистый Вик походил на нее не больше, чем я на детсадницу, но в кошачьих глазах это не было оправданием. Совратила. И точка.

Так что теперь, похоже, мне будут мстить. Или ревновать. Или сразу и то, и другое…

Я лишь вздохнула. Ладно, я еще понимала (хоть и не принимала!) соперничество за любимого мужчину с другой девицей. Но с кошкой? Хотя, может, удастся с ней примириться? Во всяком случае, я очень постараюсь.

А вот сможет ли смириться Вик с моими недостатками?..

Ворон, словно что-то почувствовав, сонно приоткрыл один глаз. Глянул на меня, потом на рыжую в нашей постели и сонным голосом произнес:

– Вы, похоже, познакомились.

– Мяу! – грозно возвестила киса тоном «И как это понимать, хозяин?»

Да уж, будь воля пушистой, она бы меня явно выгнала из дома пинком под хвост… Вернее, то место, где у нас, людей, его нет. Потому следующую фразу Ворона рыжая встретила осуждающим молчанием.

– Кари, а может, тебе не стоит везти вещи, которые у меня в багажнике, на новую квартиру?

– Ты это о чем? – не поняла я, приподнявшись на локте и глядя на Вика.

– Оставайся у меня…

– На сколько? – уточнила я, пытаясь сообразить, он говорит о сегодняшнем выходном или о неделе.

– Навсегда, – как само собой разумеющееся ответил Вик.

Мы замолчали с кисой вместе. Она – в ярости. Я – пытаясь переварить услышанное.

Ворон же, сев на кровати, выдохнул:

– Кари. Ты иногда просто невыносимая женщина. Сложная. Взрывная. И… невозможная настолько, что я без тебя не могу…

Я, набравшая в грудь воздух при первых словах, чтобы достойно ответить этому тяжелому мужчине (он на мне ночью лежал, так что знаю, о чем говорю), под конец его фразы сдулась. Помолчала несколько секунд и уточнила:

– Это что сейчас было? Признание?

– Угу, – лаконично отозвался Ворон и приподнял бровь, ожидая ответа. Не дождался. И, выдохнув, как это может сделать только мужчина, добавил: – Кари, Карина… Я вчера, когда на тебя напали, понял, насколько ты мне дорога. И да, если тебе так важно услышать: да, я в тебя влюбился. По уши. Как мальчишка… Только я уже не в том юном возрасте, чтобы тратить время на нерешительность…

– Ты прямо как варвар. – Я невольно улыбнулась. – Увидел женщину. Понравилась. Схватил. Перекинул через плечо и потащил в пещеру.

– Так если женщина не против, то почему не потащить? – ничуть не смутился Вик. – Так ты как, согласна жить в моей пещере и варить мамонта? Шкуры, так и быть, я штопать буду сам.

Это было очень заманчивым предложением. Настолько, что хотелось безоглядно согласиться, но…

– Вик, я, кажется, тоже влюбилась в тебя, но… Хочу быть честной. Сразу и до конца… Пока мы еще не начали…

Говорить о том, что у меня проблемы со здоровьем, было непросто. Я буквально давилась словами, но если все перерастет во что-то серьезное, то… Лучше сейчас.

Вик посмотрел на меня. Внимательно, неотрывно и выдохнул:

– Ты мне нужна любой. Без детей, с детьми, которые уже есть… Не важно. Кари, мне нужна ты и только…

Он не договорил, а я уже под возмущенный мяв бросилась Ворону на шею. Как же мне с ним повезло. Правда, ему со мной не очень… Но сам виноват!

– Учти, у тебя есть сегодняшнее воскресенье, чтобы передумать.

– Не передумаю, – отозвался, улыбаясь, Вик. – И сегодня уже понедельник.

– Как понедельник? – выдохнула я. Мысли заметались в голове бешеными белками. – Мне срочно нужно на работу! Я опаздываю!

– В пять утра? – невозмутимо спросил Ворон.

Я замерла. Я возмутилась. Я схватила подушку. Ну что за невозможный человек! Нет чтобы сразу сказать все! А не по частям.

Хотела было кинуть в Ворона своим синтепоновым снарядом, но тут увидела, как он смотрит на меня, и осознала, в каком виде.

Подушка срочно из атакующей стала прикрывающей. Но Вик воспринял это как вызов и… До завтрака мы добрались со второй попытки. Но при этом каким-то чудом даже выехали из дома вовремя. Ворон повез меня в министерство.

Когда мы уже почти подъехали к моей работе, позвонил Юрик.

– Ты сидишь? – уточнил друг вместо приветствия.

– Да, – ответила я и добавила, тронув ремень безопасности: – Скажу больше: я даже пристегнута.

– Тогда у меня для тебя новость дня: Бешметова выпускают, дело закрывают…

– Этого следовало ожидать, – выдохнула я удрученно.

– Ты не дослушала, – проворчал Юрик. – Его отпустили, потому что картина и правда реплика. Сведения точные. От следователя. Я его сегодня доставал… В смысле выспрашивал.

– Что-о-о? – а вот теперь я уже выпучила глаза. Приятелю удалось меня удивить.

– То, эксперт-криминалист по остаткам полотна сумел определить, что оно хоть и старое, но не старинное. Так что Брюллов на нем никак не мог писать свой «Вечер». Так что, увы, не поработать нам в соавторстве. Сенсации не получится, – резюмировал Юрик.

Я же пыталась переварить услышанное. Как? Все же сходилось. Один к одному. Такая стройная теория… Да и знакомая антиквар утверждала, что на аукционе будет именно подлинник. Не думаю, что при продаже покупатели полагались на честное слово организатора. Наверняка был оценщик.

Я отстраненно спросила:

– И что ты сейчас делаешь?

– Пью кофе, ему булочку, смотрю на кораблики…

– Какие еще кораблики? – не поняла я.

– Да на плитке кухонной нарисованные, – беспечно отозвался друг.

В этот момент внедорожник остановился рядом с министерством. Мне нужно было выходить, но я сидела, не шевелясь. А в мозгу мысли носились с бешеной скоростью. Кораблик… Кораблик. Кораблик!

Сначала вспомнилась плитка на кухне Юрика, а следом за ней… Точно! Пейзаж, написанный реставратором. Он был такого же размера, как сожженный вчера «Вечер». Разница только в том, что у подделки была рама.

А что, если на оценку отдали настоящего Брюллова, а на продажу…

Что там говорили про Ирину? «Талантливая художница»? Да еще и специалист по эпохе романтизма. Что мешало ей создать копию? Так «Вечер» можно продать несколько раз!

– Гони в музей! – выдохнула я.

Вик, не спрашивая, нажал на газ и развернул машину. А я поняла, что влюбилась в него окончательно! Идеальный мужчина.

В реставраторскую мы ворвались спустя каких-то полчаса, но та была пуста. А главное – холста с морским пейзажем на мольберте не было. Оказалось, что Ирина сегодня приезжала, но вот только-только уехала: написала заявление на отгулы в отделе кадров и рванула. По официальной версии – к заболевшей в другом городе бабушке.

По факту – на деревню к дедушке. В смысле, фиг знает куда…

Да чтоб тебя! Я в отчаянии закусила губу. Что же делать… Мысли закрутились с бешеной скоростью, прикидывая, кому звонить и что делать.

Так, скорее всего, она на машине. Соваться в аэропорт или на вокзале не будет – быстро можно вычислить по паспорту. Остаются выезды из города. Нужно…

– Объявлять план-перехват, – отозвался Вик, словно прочитав мои мысли, и, достав телефон, набрал номер. – Привет, Гвоздь. Хочешь найти картину, которую вчера сожгли? Целую. Подлинник…

Фото реставратора Ворон отправил спустя десять минут. Взяли мы его в отделе кадров, на который мои журналистские корочки подействовали просто магически. А после я выдохнула и… Вдруг поняла: как же это здорово, когда мужчина решает за тебя какие-то проблемы.

Просто я так привыкла быть сильной и независимой, что забыла: женщине, чтобы почувствовать себя женщиной, иногда нужно побыть слабой. Особенно если в надежных мужских руках.

Ждали мы результатов до обеда. Я изводилась на работе, на которую сама же попросила Вика меня отвезти.

А в час позвонил Юрик и, захлебываясь от восторга, поведал, что Бешметова снова арестовали. А еще нашли подлинник Брюллова. Он оказался обтянут поверх холстом с изображением пейзажа. Видимо, реставратор побоялась повредить масло и повторить эксперимент Лакронова. Ирину взяли с полотном при попытке выехать из города.

– Ну что, пишем статью? – азартно закончил Юрик.

Я взвыла и… согласилась. А еще поняла, что очень скучаю по родной редакции, где, оказывается, очень даже тихо и спокойно. И даже если начальство орет, то уши при этом не закладывает.

Последнее я узнала, очутившись перед светлыми очами Олега Гром-и-Молнии Валентиновича. Главный негодовал: почему канал одного пожарного все еще не закрыт?

А я же обстоятельно объясняла, что делать этого нельзя ни в коем случае. А то, что своевольно и без одобрения руководства видео публикуются, так это можно исправить. Если там что-то компрометирующее будет – вырезать, замазать, размыть… но никак не закрывать все. Это же такая аудитория, которой столько всего полезного можно доходчиво объяснить о правилах безопасности.

Эту простую мысль я и пыталась донести. Мысль по дороге до начальства так и норовила расплескаться, но я старалась, сама постепенно заводясь. И… как-то случайно получилось, что орались мы с руководством уже взаимно.